Актуальные проблемы теории права (Андреева И.А., 2021)

Проблемы теории правового статуса личности

Теория правового положения личности

Существование личности – процесс крайне сложный. Обусловлено это в первую очередь неоднородной, многослойной структурой социальной среды. Кроме того, к этому можно прибавить закономерности развития природы, исторические и культурные предпосылки объективной действительности, в которой оказался человек, государственное и правовое устройство, а также прочие факторы.

В итоге с первых же дней жизни индивид попадает в условия необходимости приспособления к окружающим условиям, потребности определения себя в этой системе, а нередко и выживания, социальной борьбы. Результатом этого процесса является обретение социального статуса, а затем и дифференциация общества.

Кто-то от рождения и до смерти обладает общепринятым, обыкновенным положением среди других (т. е. имеет основополагающие возможности и основные обязанности), а другой в силу различных причин (социально активной деятельности, поступления на государственную службу или по иному основанию) получает расширенные дозволения, дополнительные социальные ресурсы и послабления. Легитимность этому придается за счет законодательно установленного специального или особого правового статуса, включающего в себя, помимо базового набора элементов, – дополнительные, речь о которых пойдет ниже.

В этой связи от выверенности, глубины и доскональности при определении общенаучных подходов и методологии исследования правового статуса во многом зависит результат закрепления прав, обязанностей субъектов в нормативных правовых актах в виде эффективного или неэффективного правового регулирования. Это подразумевается само собой. Однако немаловажным будет и восприятие категории «правовой статус» и ее разновидностей, их оценка гражданским обществом, поскольку, как известно, любые формы отступления от общего порядка вещей (и закрепление специальных статусов здесь не исключение) вызывают наибольший ажиотаж среди населения.

Наука «теория права и государства» накопила весомый арсенал воззрений на понятие, сущность, конструкцию и виды правового положения личности. На сегодняшний день, пожалуй, наиболее устоявшейся концепцией выступает та, которая выстраивает иерархию положений из трех уровней (Н. И. Матузов). В частности, выделяют:

  • общий (базовый или конституционный) правовой статус;
  • специальный (родовой) статус для отдельных групп граждан (государственных служащих, осужденных, пенсионеров и др.);
  • индивидуальный (частный) статус, который отражает признаки, характеризующие правовое положение конкретного лица.

На подобную типологию оказывают влияние особенности и специфика социально-правовых условий, в которых непосредственно реализуется правовой статус, сочетание его структурных элементов и др.

Общий правовой статус одинаков у всех людей и не зависит от складывающихся обстоятельств, национальных особенностей той или иной политико-правовой системы.

Специальным правовым статусом обладают отдельные категории субъектов в зависимости от гендерных, возрастных, национальных признаков, уровня образования, социального и служебного положения и в силу правовых преимуществ, правовых запретов, ограничений и дополнительных (а иногда и приоритетных) обязанностей. Для сферы общественных отношений, которые формируются в процессе государственной и правоохранительной службы, наличие специального правового статуса, к примеру, характерно для отдельных служб и подразделений органов внутренних дел. Безусловно, что вышеперечисленные статусы взаимно дополняемы, но грань между ними всетаки существует. Если правовой статус каждого человека представляет собой общее, то правовой статус, например, сотрудника полиции или осужденного человека, – это особенное.

Одним из самых остро-дискуссионных вопросов в теории права является различие подходов ученых к структурному наполнению конструкции правового статуса как общего, так и специального.

К примеру, наиболее устоявшейся позицией выступает рассмотрение в качестве элементов общего правового статуса юридических прав и обязанностей (на данном подходе акцентировали внимание в своих трудах В. Н. Бутылин, С. А. Комаров, М. Н. Марченко, А. С. Мордовец, Т. Н. Радько, В. А. Толстик, М. Ю. Тихомиров, К. Б. Толкачев и др.).

Высказанная точка зрения, как думается, не подлежит обсуждению ввиду своей теоретической аксиоматичности и апробированности практикой. Действительно, права и обязанности – ядро правового положения личности, стержень данной конструкции, на которой зиждятся иные компоненты. Их набор как раз и представляет собой предмет наиболее ярких обсуждений и высказываний на страницах научной печати. К примеру, в конструкцию правового статуса личности учеными также включается:

  • гражданство (подданство) (данная позиция высказывалась в работах В. Н. Карташова, Н. И. Матузова);
  • принципы права, правосубъектность, правоспособность (Ю. В. Барзилова, Л. И. Глухарева, В. А. Патюлин, Б. В. Пхаладзе, И. В. Ростовщиков, А. А. Юнусов, М. А. Юнусов);
  • юридические гарантии прав и обязанностей (Е. Р. Абызова, Л. Д. Воеводин, К. Зиад, М. С. Строгович);
  • законные интересы (М. И. Байтин, Н. В. Витрук, О. В. Гладышева, В. В. Лазарев, Н. И. Матузов, Р. А. Ромашов, В. В. Субочев);
  • юридическая ответственность (А. Б. Венгеров, А. В. Малько, О. Ф. Скакун, В. М. Горшенев, К. Л. Яковлев);
  • правовой долг (В. А. Масленников, В. И. Новоселов).

Не будем углубляться в научную дискуссию относительно сущности и содержания правового статуса отчасти только оттого, что это в принципе невозможно и нецелесообразно делать в рамках данной части. Проблема не нова, достаточно подробно освещена на страницах научной печати и от этого, к слову, не стала менее актуальной и интересной. «Жанр» учебника хотя и допускает освещение дискуссионных проблем, но все же в более секвестированном варианте.

Сосредоточим внимание на центральных категориях правового положения личности: правах и юридических обязанностях.

Тема прав человека и гражданина поистине неисчерпаема. Отечественная юридическая наука – не исключение. Права человека рассматриваются с самых разных сторон, а в сферу научных интересов, помимо традиционно сопутствующих вопросов о механизме обеспечения и реализации прав, гарантий их защиты и пр., учеными стали включаться и аспекты, затрагивающие данную тему под призмой дня сегодняшнего.

В первую очередь необходимо определиться с понятийным аппаратом. Если проанализировать имеющиеся среди ученых подходы относительно понятия «права человека», мы не сильно ошибемся, если скажем, что их количество давно превысило сотню. Это, безусловно, показывает актуальность данного направления юридической мысли. Неудивительно, что дисциплина «Обеспечение прав человека» является компонентом программы подготовки юристов всех специальностей высшего образования, а в среде правоведов стали складываться авторские коллективы, которые занимаются данной проблематикой комплексно, на межрегиональном уровне.

В вопросе определения понятия прав человека весьма выверенным представляется мнение профессора А. С. Мордовца, предложившего следующую дефиницию – это морально обусловленные, гарантированные демократическим обществом возможности для каждого индивида, его сообщностей на достойный уровень жизни, эффективную социальную систему охраны и защиты от произвола государства в соответствии с установленными международными и национальными стандартами и процедурами.

Наша солидарность с уважаемым ученым аргументируется следующим. Во-первых, акцент, сделанный на нравственном фундаменте, показывает, что в его взглядах превалирует естественно-правовая концепция. Это, в свою очередь, позволяет концентрировать внимание на рассмотрении тех основополагающих прав, которые незыблемы и неотчуждаемы волей государственной власти, дарованы природой, независимы от политико-правовой составляющей режима, идеологических взглядов общества и правящей верхушки.

К ним, как известно, относятся право на жизнь, личное достоинство, свободу, личную неприкосновенность.

Во-вторых, вышеуказанная позиция смотрится обоснованной относительно ориентира на международные стандарты, позволяющие развивать наше законодательство, основываясь на гуманистических ценностях, примате уважения индивида и личности.

Следовательно, ключевым основанием прав, свобод и законных интересов человека служит признание и уважение обществом и государством в первую очередь достоинства личности, ее свободы и неприкосновенности. Это аксиома юридической науки.

Этимология слова «достоинство» обращает нас к старославянскому слову «достой», что означает «приличие, соответствие, соразмерность». Современные словари гласят, что достоинство – это совокупность высоких моральных качеств, а также уважение этих качеств в самом себе.

В числе первых правоведов современности, обративших внимание на «явно выраженную неопределенность» достоинства, стал профессор Н. А. Придворов. Ученый предложил рассматривать достоинство с точки зрения ценностного подхода в связи с тем, что все понятия в теории права о человеке связаны с идеей достоинства, подчинены ей и выражают ее различные стороны, моменты содержания.

Употребление термина «достоинство» применительно к человеку не может не вызвать научный интерес с точки зрения уяснения: во-первых, трактовки его как общей правовой и социально-философской категории; а во-вторых, освещения аспектов соотношения с правовым положением. Такая методологическая позиция весьма оправдана, поскольку основанием любых прав, дозволений, законных интересов служит признание обществом достоинства личности, его свободы.

Если систематизировать наиболее часто встречающиеся среди ученых-правоведов подходы к пониманию достоинства, получим, что эта категория рассматривается:

  • как основополагающий принцип, определяющий положение человека в системе общественных связей, естественное неотъемлемое право (В. Д. Зорькин, Е. А. Лукашева, В. Я. Марченко и др.);
  • качество и самооценка личности, осознание ею своей свободы, равенства и защищенности, совокупность личностных свойств индивида, характеризующих его самоуважение, ценность для близких лиц и общества (А. Л. Анисимов, М. В. Баглай, Р. Н. Федоров, И. Н. Штанько, А. М. Эрделевский и др.);
  • субъективное право, мера дозволительного поведения, состоящая в возможности самореализации нравственно-правового потенциала личности (А. А. Арямов, Л. А. Пожарова, Л. К. Рафиева и др.);
  • этическое благо нематериального характера, отражающее ценность конкретной личности в глазах общества и самоосознание личностью своей социальной значимости; минимальный набор социальных благ, необходимых для достойной жизни (В. Н. Барсукова, Ю. И. Стецовский и др.);
  • общепринятый стандарт нравственных качеств, вид ценностей, равным образом принадлежащих каждому человеку, обладание которыми – право каждого и предел вторжения в его сферу (К. В. Безроднова, В. А. Тархов и др.);
  • духовно-нравственная, социально-правовая и культурная смысловая конструкция (М. Д. Фоминская и др.).

Полагаем, что каждая точка зрения по-своему верна и раскрывает отдельные грани человеческого достоинства. Следовательно, объединив наиболее сильные стороны каждого из них, предположим, что более универсальным определением понятия «достоинство человека» будет нравственно-этическая и философско-правовая мера ценности человека в обществе и государстве с позиции ее свободы, неприкосновенности и равенства, необходимых для жизни.

Анализ дефиниции, сущностного и содержательного подходов к пониманию феномена человеческого достоинства через ценностный подход оправдывает выдвинутый тезис о его диалектической взаимосвязи с категорией «правовой статус». Кроме того, предложенный тезис находит свое выражение при анализе детерминантов появления дополнительных прав и возможностей отдельных членов общества на равенство, личную неприкосновенность, а также процесса их исторического появления и развития. Приведем аргументы относительно и первого, и второго тезисов.

Во-первых, при рассмотрении категорий «достоинство» и «правовой статус», начиная с первобытного общества, обнаруживается неравная ценность для рода мужчин и женщин, стариков и детей, старейшин и рядовых членов общины, соплеменников и чужаков.

Различия между людьми в умении выполнять важные дела сами собой подняли вопрос о большем или меньшем достоинстве того или иного человека внутри локальной группы и, следовательно, наделения его определенными дополнительными правами и гарантиями.

Во-вторых, необходимо понимать, что в первобытном обществе регулирование отношений основывалось на мононормах, представлявших собой правила поведения, которые имели внеправовой, вненравственный характер, были в большей степени обусловлены религиозным сознанием, зиждились на вере в богов, в силу их кары.

Человеческое достоинство, равно как и положение, представляли собой социальные феномены, но не правовые категории.

Другими основополагающими правами, также тесно соприкасающимися с правовым положением, а возможно и составляющие его основу, является свобода и личная неприкосновенность, что в этом ракурсе обращает на себя внимание. В российской правоприменительной практике в последние годы наметилась устойчивая тенденция. Речь идет о возрастающем влиянии международных нормативных правовых актов на национальное законодательство. Межгосударственное право – это, безусловно, «фундамент», на котором строится весь процесс соблюдения прав человека во многих странах.

Вместе с тем безотлагательное следование его положениям зачастую затрагивает вопросы государственного суверенитета, национальных интересов. Нельзя забывать и о проблемах рецепции международного права, вызванных особенностями российского менталитета, самобытностью правового сознания и правовой культуры. В первую очередь это касается обеспечения и защиты основополагающих прав человека, таких как свобода и неприкосновенность, и их легитимного государственного ограничения посредством специального правового статуса, т. е. путем применения мер принуждения либо запрета подобного рода действий посредством предоставления правового преимущества.

Права человека на свободу и личную неприкосновенность имеют конституционную основу (ч. 1 ст. 22 Конституции РФ). Гарантии их реализации – это ключевой элемент общего правового статуса личности в государстве, и оттого они носят особый комплексный характер. Подобное качество проявляется в следующих аспектах: во-первых, свобода и личная неприкосновенность принадлежат без исключения каждому индивиду и образуют базис всех его прав.

Во-вторых, ряд иных, если так можно выразиться, «специальных возможностей» так или иначе объединяются вокруг этих фундаментальных прав. Речь, к примеру, может идти о правовом иммунитете.

Другим немаловажным аспектом является изложение вышеуказанных отправных положений в ст. 22 Конституции РФ:

а) в неразрывной связке друг с другом;
б) в подчеркивании примата личности над государством.

На страницах научной литературы последний тезис ранее был освещен, в частности, в монографии профессора А. С. Мордовца. Автор убедительно и доказательно обосновывает, что формулировка «личная неприкосновенность» не только имплементирована из норм международного права, но и свидетельствует о высшей ценности прав и свобод человека, признанных государством.

Сама категория «личная неприкосновенность» понимается учеными неоднозначно. Одни авторы рассматривают ее лишь как свободу гражданина от произвольных арестов (А. И. Лепешкин). Представляется, что такое толкование является чрезмерно узким. Оно лишь частично раскрывает грани этой объемной категории. Другие авторы определяют нормативное содержание рассматриваемого права весьма широко. По их мнению, личная неприкосновенность есть право каждого гражданина на государственную охрану и защиту от преступных посягательств жизни, здоровья, свободы, чести и достоинства (Г. В. Барабашев, Л. Д. Василенков, Л. Д. Воеводин, Н. Н. Короткий).

Полагаем, что расширительное толкование представляется более верным, поскольку достаточно полно и точно отражает сущность данного института, нежели сугубо уголовно-процессуальный подход. По этому пути идет конституционно-правовая теория и законодательная практика. В то же время неприкосновенность личности не следует понимать как полное отсутствие ограничивающих воздействий на ее поведение. Она носит всегда относительный характер и обусловлена достигнутым уровнем личной свободы.

Именно опосредованные правом проявления личной свободы и есть границы ее неприкосновенности. Неприкосновенность личности предполагает обеспечение всех проявлений свободы личности при условии ее правомерного поведения. Нарушение же лицом правовых запретов, которые влекут за собой привлечение к юридической ответственности, выступает в качестве главного субъективного условия ограничения личной неприкосновенности.

Более верное употребление конструкции «личная неприкосновенность», как было уже сказано, соответствующей международному законодательству, обязывает нас обратить внимание на неотъемлемость ее рассмотрения в неразрывной связи с категорией «свобода».

Статья 3 Всеобщей декларации прав человека гласит, что каждый человек имеет право на свободу и личную неприкосновенность.

Этому вторит ст. 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Связь личной неприкосновенности и свободы носит взаимную природу. С одной стороны, неприкосновенность предполагает обеспечение всех проявлений свободы личности при условии правомерного поведения. С другой – нарушение лицом свободы иных людей повлечет за собой наступление юридической ответственности и послужит ключевым основанием ограничения личной неприкосновенности. К примеру, ряд авторов вовсе при определении неприкосновенности сводят ее понимание к «…индивидуальной свободе, общей свободе действий» (Е. Г. Васильева).

Неприкосновенность представляет собой индивидуальную свободу и юридическую защиту субъектов права от мер принуждения, в т. ч. государственного – установленного нормами публичного права (задержание, доставление, заключение под стражу и др.), в целях гарантирования естественных жизненных благ и ценностей, неотделимых от личности (жизнь, здоровье, честь и достоинство и др.) и реализации элементов социального и правового статуса.

Права личности, ее достоинство, свобода, личная неприкосновенность, их гарантии, объем и назначение – вечные проблемы развития человечества. В различные эпохи эти проблемы, оставаясь правовыми, наполнялись новыми социально-культурными, а подчас религиозными, философскими значениями. Понимание необходимости их обеспечения и защиты менялось в зависимости от классовых или общечеловеческих взглядов правящей силы. Вместе с тем объем вышеперечисленных благ, условно называемых нами правами, достоинством, личной неприкосновенностью, свободой, всегда определялся положением индивида в структуре общества. Обусловлена эта оговорка исторически не сменяемой поляризацией общества на различных этапах развития и своеобразия цивилизаций (европейской, азиатской и др.) на богатых и бедных, сильных и слабых, умных и интеллектуально неразвитых.

Все эти различия между людьми не давали возможности правам человека, его свободе, достоинству и легитимным правовым преимуществам обрести признак универсальности на основе принципа формального равенства. Выполнение этой идеалистической цели вряд ли возможно и в современных государственноправовых и социальных условиях.

Юридическая обязанность также выступает одной из фундаментальных, системообразующих категорий правоведения.

Ее значение для общества и государства трудно переоценить.

Обязанность, наряду с субъективным правом, образует содержание любого правоотношения и выступает основополагающим элементом правового статуса субъекта, а кроме того составляет ядро механизма правового регулирования; посредством себя раскрывает содержание правомерного поведения и правонарушения; включена в конструкцию юридической ответственности; является инструментом процесса реализации права. Неслучайно, что феномен юридической обязанности не только обстоятельно исследуется на уровне юридической доктрины, но и формирует соответствующий и неотъемлемый институт правоприменительной практики.

Ввиду многообразия форм проявления юридической обязанности в общественных отношениях следует оговориться, что для раскрытия содержания мы будем отталкиваться от конструкции правового статуса личности. Она, как говорилось выше, выступает обязательным элементом последнего. В свою очередь, требуемое, необходимое поведение, обеспечиваемое мерами государственного принуждения, образует наиболее распространенное в научных трудах раскрытие содержания понятия «юридическая обязанность» (С. С. Алексеев, С. Н. Братусь, Б. С. Эбзеев). Однако существуют и более развернутые подходы.

В разрезе трех категорий (возможность, необходимость и действительность) – обосновал свою концепцию юридической обязанности профессор Г. В. Мальцев. Он подчеркивал, что «... юридическая обязанность – не только необходимость поведения, но и его возможность; если исполнение невозможно, то она становится ничтожной». Данная гипотеза может быть поддержана.

Элемент дозволения, допустимости, выполнимости желаемых от субъекта действий делает юридическую категорию «обязанность» поистине универсальной, комплексной. Подтверждением сказанному, дающим лицу возможность действовать в границах обязанности, но выбирать для себя потенциальную модель поведения, обусловило появление и развитие таких «диспозитивных» форм долженствования, как: почетные обязанности, социальные обязательства и др.

Подобная концепция восприятия юридической обязанности, дающая основания для вариативности нормативных предписаний, предъявляемых к лицу, диктует, на наш взгляд, и существование преимущественной (или приоритетной) обязанности.

Данное словосочетание объясняется тем, что у ряда категорий участников правоотношений обязанности могут ранжироваться в зависимости от их социальной и государственной значимости, требуемой первоочередности (или внеочередности) исполнения, необходимой оперативности при реализации. Полагаем, что такая группа юридических установлений, определяемых меру должного, возможного и предпочтительного (первостепенного) поведения, предъявляемых к субъекту ввиду его специального правового статуса, вполне может именоваться преимущественными обязанностями. Данная тема требует отдельной и обстоятельной научной разработки.

Исходя из сказанного, заключим, что правовой статус личности – это система установленных в нормативных правовых актах прав и юридических обязанностей личности, характеризующая его состояние в обществе.

Предпосылки, факторы и условия возникновения и существования дифференциации общества

Положение людей в обществе, как мы знаем, не одинаково. Это детерминированно как объективными факторами, так и субъективными моментами. Попробуем обозначить и те, и другие, показав тем самым естественный характер неравенства субъектов правовых отношений, вызванный, как мы полагаем, совокупностью природных и социальных качеств человека. Пойдем последовательно, сообразно выдвинутому тезису.

Объективным детерминантом различий в правовом и социальном положении выступает признание человека млекопитающим.

Как бы мы к этому ни относились, равенство живых существ в природе невозможно, оно эфемерно. Биологическая справедливость опирается на принцип признания права сильнейшего. Каждый человек, и пусть прозвучит это довольно банально, по-своему уникален, наделен природой только ему свойственными физическими, психическими, волевыми, социальными и иными особенностями, индивидуальными чертами характера и внешности. У каждого имеется свой взгляд на происходящее вокруг него, основанный на интеллектуальных способностях. Индивидуальность порождает фактическое неравенство членов общества. Именно благодаря этим различиям каждый человек стремится иметь больший объем своих прав и возможностей, нести бремя меньших обязанностей: чаще всего – соразмерно со степенью своих заслуг и реже, но, к сожалению, что тоже встречается, – руководствуясь личными притязаниями. Иначе можно было бы сказать, что равенства не существует, даже формальноюридического. Разумеется, на сегодняшний день это неверно. Однако так было не всегда.

Доказано в научном отношении, что праву, основанному на формальном равенстве, предшествовало право силы (О. Л. Богинич), право неравных (К. Маркс), а если быть точнее, – право преимуществ. Сущность его заключалась в том, что фактическое неравенство разных людей было узаконено неравенством правовым за счет закрепления преимуществ в форме освобождения от обязанностей, неподверженности наказаниям, больших благ. Вместе с тем не следует смешивать преимущества в праве периода, к примеру, феодализма, с современными подобными формами отступления от равенства.

С другой стороны, не стоит выстраивать иллюзий относительно полного забвения права силы. Сегодня, к сожалению, также имеют место факты злоупотребления отдельными должностными лицами государства, физическими лицами своими «сверхправами» и дополнительными возможностями за счет родственных и иных связей, коррупционной составляющей и пр. За 10 лет работы Следственного комитета РФ в суды направлено свыше 90 тыс. уголовных дел о коррупции. С 2011 по 2019 г. к уголовной ответственности привлечено около 9 тыс. лиц, обладающих специальным правовым статусом.

Кроме того, фактическое неравенство, как известно, может быть усилено по ряду экономических и политических причин (Г. Н. Комкова). Последние базируются на управленческих принципах – иерархии, субординации. Необходимость управления людьми сама по себе ставит вопрос о приоритетности воли управляющего и подавлении ею воли управляемого. Если бы субъекты властеотношений обладали равными возможностями в реализации своих прав и дозволений, то выстроить отношения подчинения стало бы невозможно.

Построение социальной организации само по себе сопротивляется абсолютизации равенства (Ю. Ю. Ветютнев). Человек, даже первобытный, превосходящий другого в способностях к труду, к охоте и пр., всегда рассчитывал на признание за собой бо' льших прав.

В этом смысле особое положение и в вышеуказанный период, как и в настоящий, обеспечивалось силой, авторитетом, мерами принуждения со стороны власти (сначала вождей, старейшин, затем и государственных органов). Следовательно, в определенном смысле особый правовой статус возможно рассматривать как притязания конкретного человека на блага и обращение данных притязаний к другим членам общества. Так, от природных качеств, выступающих объективными детерминантами специального правового статуса личности, мы подошли к социальным.

Социальные качества человека вызваны его существованием внутри любой политико-территориальной организации власти и начинают проявляться с момента, когда он становится объектом влияния властного аппарата управления или принуждения. В этом ракурсе объективным детерминантом особого положения выступает стремление личности к свободе. Последняя воспринимается не столько философской категорией или нравственным императивом, сколько практической формой существования индивидуума.

Свобода, автономия личности – основные постулаты либеральной концепции прав человека. Появившись как протест феодальному произволу, индивидуализация каждого человека, его стремление к самоопределению в жизни, обществе создало благодатную почву для преимуществ, послаблений в отношении конкретной личности.

Требования и притязания подавляемого класса на права в дальнейшем расширились до «сверхправ», преимуществ в форме освобождения от обязанностей и ответственности, компенсаций за опасный и вредный для здоровья труд.

Экономические детерминанты на сегодня выступают одним из основных факторов законодательной деятельности по установлению различий в правовых положениях субъектов. Зачастую они обусловлены географическими особенностями территории нашей страны, освоение которой весьма затруднительно без применения мер поощрения; потребностями сбережения экологии и сохранения природного наследия. Побуждает появление дополнительных прав, освобождения от отдельных обязанностей и неоднородность структуры населения, масштабы государства, что вызывает необходимость проведения гибкой социальной политики, поддержания демографической устойчивости.

Законодатель через систему иммунитетов, привилегий, льгот, особых юридических процедур и специальных правовых режимов успешно создает зоны опережающего экономического развития, территории рекреации (на примере «дальневосточного гектара»), инновационные центры («Сколково» и др.), фонды поддержки искусства, культуры. Это позволяет в подобных правовых образованиях реализовывать полномочия по приоритетному получению юридическими лицами бюджетных средств без учета конкретных целевых показателей; налоговых и таможенных льгот; осуществлять свою деятельность, пользуясь иммунитетом от административного, бюджетного контроля.

Названные юридические формы реализации специального правового статуса в конечном счете определяют достижение субъектами высоких показателей экономического роста, обеспечивают развитие наукоемких технологий, поддержку культурных и просветительских сфер государства, сохранение природного наследия.

Обобщая данный аспект, выдвинем тезис о присутствии в числе объективных детерминантов особого правового положения специально-юридических, позволяющих за счет сугубо юридических механизмов и руководствуясь «чисто» юридическими мотивами регулировать общественные отношения, одновременно поддерживая природные и социальные детерминанты.

Сразу хотелось бы предостеречь от поспешных умозаключений о том, что только сегодня специальным правовым статусом обладают финансово-состоятельные, элитарные слои общества. Например, право средневековых германских независимых политических обществ также защищало представителей суверенной власти в большей мере, чем остальных людей. И это закономерно. К примеру, депутаты при осуществлении публичных политических функций сегодня должны поддерживаться более активно, чем частные лица, реализующие лишь собственные интересы. В этом просматриваются политические детерминанты специального правового статуса.

Однако здесь мы снова сталкиваемся с взаимосвязью природного и социального в человеке. К примеру, индивид, лишенный от рождения каких-либо обычных анатомических, физиологических свойств организма, вряд ли будет обладать одинаковым правовым статусом с полноценно здоровым человеком. В этом аспекте верно пишет В. В. Лапаева, что формально равными друг другу субъектами права, т. е. лицами, обладающими равной правоспособностью, мы можем считать «людей, лишенных каких-либо фактических социобиологических особенностей». Фактически же это недостижимо.

Профессора А. В. Малько и И. С. Морозова пошли еще дальше и развернули этот аспект в ином ракурсе. «Различие – пишут они, – в приобретенных правах у различных лиц является необходимым результатом как раз соблюдения, а не нарушения принципа формального правового равенства этих лиц, их равной правоспособности».

Специфика человеческого социума заключается в его многообразии, обусловленном глубокой индивидуальностью, неповторимостью каждого из нас. Общество в результате этого развивается, зачастую абстрагируясь от единых образцов, эталонов, моделей.

В каждой конкретной ситуации человек может проявить свою индивидуальность, обусловленную своеобразным переплетением социальных, психологических и биологических особенностей личности.

В этой связи, видимо, правы те авторы, кто равенство в абсолютном смысле слова рассматривает как категорию в общественной жизни полностью неосуществимую и никогда еще в истории не реализованную (Д. Е. Зайков, И. Ю. Козлихин, Е. В. Тилежинский, И. М. Шапиро и др.). Люди от природы равны лишь в своей принадлежности к человеческому роду. Во всем остальном – физических, интеллектуальных, психологических и прочих возможностях – люди различны.

Напрашивается вывод о социальной справедливости предоставления отдельным участникам отношений специального правового статуса. Если задать вопрос о его справедливости или несправедливости, то думается, ответ на него во многом, если не во всем, будет зависеть от того, какое общество будет на него отвечать.

Мы сейчас не говорим о том, что это могли бы быть представители социальной элиты или неблагополучные слои населения. Речь идет о психологическом состоянии социума в целом. Если оно устойчиво, не разрывается на внутренние конфликты, существует баланс между интересами групп населения, то и дополнительные права, правовые преимущества, равно как и обременения, запреты, воспринимаются большинством граждан как благо. Стоит нарушить этот баланс, перейти тонкую грань между разумностью и действительностью, общество станет подвержено социальным потрясениям, и первым лозунгом протестующих станет: «Устранение всех форм неравенства и преимуществ одного класса перед другим!».

Здесь вполне применимы выработанные С. М. Шахраем основы системы социального контроля, который в зависимости от особенностей культурной матрицы общества и его сущностных приоритетов отбраковывает все новое, либо, наоборот, создает благоприятные условия для инноваций.

Следовательно, речь стоит вести об идеологическом, культурном, просветительском «коде». Поскольку общество изначально выстроено дифференцировано, то социальная обусловленность специального правового статуса – это не только детерминированность его за счет достигнутого уровня развития социума, но и зависимость от устойчивости связей между группами населения психологических факторов.

В этом ракурсе особую роль для эффективного государственноправового регулирования общественных отношений приобретает исследование правовых инструментов, за счет которых достигается баланс интересов всех членов общества, а также гармония между человеком и государством.

Посредством закрепления специальных правовых статусов достигается совмещение интересов: богатых и бедных, власти и населения, руководителей предприятий и трудящихся на производстве и т. д. С одной стороны, с помощью элементов специального правового статуса, закрепленных в нормативных актах, особое положение в обществе получают политическая и властная элита, социально-незащищенные группы населения и пр. Но с другой стороны, государство, устанавливая правовые преимущества, дополнительные ограничения, запреты, преследует цель: направление общественных отношений по предпочитаемому варианту, который выгоден всему социуму.

Получение специального правового статуса стимулирует здоровую инициативу, конкурентоспособность, предприимчивость субъектов по поиску новых форм и методов деятельности для достижения результата, превышающего общепринятый. Потенциальная возможность получения дополнительных прав, освобождения от обязанностей ориентирует человека на проявление своих лидерских качеств, способностей добиваться поставленной цели. Преимущества выступают мощным психологическим мотиватором.

Главное – специальный правовой статус не должен создавать условия унижения, умаления прав других лиц, избыточного неравенства. Профессор Е. А. Лукашева по этому поводу употребила термин «опальное унижение». Эмоции людей, связанные с ним, способны разрушить все общество.

Получается, что социальная детерминированность специального правового статуса обусловлена еще и тем, что любые формы отступления от равенства, как правило, побуждают оживленный интерес общества: как позитивный, так и негативный. Будь это освобождение лица, совершившего правонарушение от ответственности, что крайне болезненно воспринимается гражданами, вызывая у них жажду самосуда, чувство несправедливости, а иногда и незащищенность со стороны государства и закона, страх; или же послабления для ветеранов, инвалидов, воспитанников детских домов, что население связывает с демократическими завоеваниями, а льгота или иное преимущество воспринимаются как высшая добродетель.

«Уравниловка» оскорбляет чувства граждан не меньше чрезмерных благ и преимуществ. Человек в такой ситуации не видит эквивалента своей деятельности, не чувствует заботы о себе. Такие явления противоречат социальной справедливости, создают нездоровую атмосферу в коллективах (Е. А. Лукашева).

Тем самым мы подошли к максимально широкому восприятию специального правового статуса – в природном, социальном, экономическом, психологическом, политическом и специально-юридическом контекстах. Речь идет о его функциональной роли по обеспечению существования и функционирования общества как сложной и динамичной системы, целостного организма (С. С. Алексеев).

Обозначенная естественная дифференциация общества не оценивается нами отрицательно до тех пор, пока ее критерии объективны. К ним относим, например, необходимость обеспечения независимости и беспристрастности высших должностных лиц, выполняющих важные государственные функции, либо поощрение физических и юридических лиц, добившихся высоких результатов в труде, на производстве, и их последующее стимулирование, или же необходимость социальной поддержи и компенсации отсутствия у отдельных граждан психофизиологических способностей и требование выравнивания их возможностей с другими участниками отношений.

Естественное разделение социума, выражающееся в «различиях, исключениях или предпочтениях, основанных», к примеру, «на специфических требованиях, связанных с определенной работой», международным законодательством и решениями органов судебной власти, не является дискриминацией и нарушением принципа равенства.

Субъекты права, обладая присущими им индивидуальными признаками (пол, возраст, состояние здоровья, состав семьи, род деятельности и др.), очевидно приобретают специальный статус, а затем и индивидуальный. Государство в свою очередь, основываясь на качественных характеристиках данного субъекта, реализует политику юридической дифференциации, выводя его статус на новый уровень. Сокращается разрыв между субъектами одних и тех же общественных отношений за счет средств восполнения утраченных возможностей, наделения дополнительными правами. Подобные формы необходимы, на что неоднократно указывал

Конституционный суд РФ: «... принципы равенства и равноправия, а также запрет на ограничение в правах, закрепленные ст. 19 Конституции РФ, не означают, что законодатель не вправе предусматривать льготы и компенсационные выплаты для отдельных категорий граждан, нуждающихся в государственной поддержке, – таких, как пенсионеры, инвалиды, участники войны, либо граждан, осуществляющих те или иные публичные функции».

Далее, остановимся более подробно на исторических предпосылках формирования и развития отличий в правовых положениях участников общественных отношений.

Генезис специального правового статуса личности

История развития права и государства неразрывно связана с представлениями о месте человека в социуме. Взгляд на индивида с точки зрения его правового положения позволяет оценить отношение власти к своим гражданам (подданным), ее готовность закреплять и реализовывать основополагающие права, законные интересы, гарантии. В условиях современности, если государством признаются равные возможности получения основополагающих благ для каждого члена общества, то это свидетельствует о его зрелости как социальной и правовой формы организации власти. Между тем такое положение вещей существовало не всегда.

Деление общества на классы, сословия и пр. наблюдается практически с начала истории человеческой цивилизации. Внутри этой стратификации за одними легально закреплялись вольности, выгоды, приоритеты, привилегии, льготы, иммунитеты (все эти элементы сегодня объединены нами в категорию «правовые преимущества», имеющую комплексный, междисциплинарный характер). Другие были ограничены в реализации своих прав, сдержаны в воплощении законных интересов.

В рамках данной части перед нами стоит задача исследовать исторические аспекты формирования правовой категории «специальный правовой статус». Мы попытаемся вскрыть законы ее зарождения и становления, а также провести анализ поэтапных особенностей функционирования в основных исторических промежутках эволюции человеческого общества. Это, полагаем, позволит понять сущностное и содержательное значение данного феномена сегодня, а возможно, – давно сложившиеся закономерности развития.

Постановка такого вопроса обусловила необходимость определения хронологических рамок исследования. Не углубляясь в научную дискуссию относительно периода зарождения права, заметим, что различия в положении людей появились далеко не сегодня.

Исследования в области социальных связей первобытного строя свидетельствуют, что уже тогда мужчины и женщины, старосты и дети обладали разной ценностью для общины: одни добывали и распределяли трофеи, другие потребляли, одни могли рассчитывать на большую часть добычи, другие – на оставшуюся.

Безусловно, на тот момент говорить о правовом положении человека преждевременно, скорее, о социальном. Объясняется это отсутствием на тот момент правовой нормы как регулятора поведения и наличием мононорм, объединявших в себе обычаи, суеверия, приметы, религиозные заветы, табу, представления о том, что полезно для рода и необходимо, а что вредно, иными словами, все то, что было необходимо для существования и выживания в условиях природы.

Однако именно они заложили фундамент социальной дифференциации, разделения людей, воздаяния им благ и выгод относительно вклада в общее дело, ценности для властной верхушки. Выражались особенности положения на тот момент в виде властных прерогатив вождей и старейшин, предпочтительном влиянии на жизнь рода. Характерно, что на сегодняшний день в отдельных социальных группах сохранились их так называемые «аналоги», основанные на праве сильного и его власти над слабым, психологическом подавлении одних другими (к примеру, осужденные, преступные группы, молодежные объединения противоправного толка).

Отличительным свойством данных сообществ, внутри которых отношения регулируются не нормами права и морали, а средствами насилия, запугивания, психологического подавления, является неразвитая правовая культура, обыденное правовое сознание, нигилизм, маргинальное, антиобщественное поведение и пр.

С появлением первых источников права и законодательства выгоды, дополнительные возможности и послабления в ограничениях и запретах стали облекаться в юридическую форму. Связывалось это с престижем, центральным положением в коллективе, который создает его обладателю авторитет. Лидер, который ранее объединял вокруг себя локальные группы, постепенно сосредоточивает в своих руках наибольший объем прав, дозволений, преимуществ. По мере развития этого процесса, усиления его власти возникает потребность окружить себя верными помощниками: советниками, охраной, карателями. Возникают кланы и, как следствие, роды (княжеские, титульные и пр.). Процесс упрочения, централизации власти неминуемо ставит вопрос о наделении элементами специального положения приближенных к лидеру людей.

Первоначально это выражалось в ношении отдельных элементов одежды и украшений, выборе жены, а затем – в повышенной правовой защите и пр.

Последующее разделение труда и накопление материальных ценностей, появление воинских образований для защиты владений, качественное изменение социальной жизни приводят к образованию ранних государств. Важнейшие исторические памятники периода феодальной раздробленности нашего государства, такие как Русская Правда, постановления Новгородского и Псковского Веча, княжеские уставы, одними из первых в отечественном праве закрепляли элементы социального неравенства применительно к сословиям, ставили одних людей в особенное положение по отношению к другим. К примеру, нанесение увечья свободному человеку наказывалось более строго, нежели аналогичное деяние в отношении зависимого: «Оже бьють волного человека, платити за голову 10 гривен серебра, а за холопа гривна серебра». Приведенная норма договора, наряду с иными, о которых речь пойдет ниже, имея историко-правовое значение в части определения внутрикняжеской дифференциации, оказала впоследствии влияние и на закрепление специального статуса международно-правового характера (послов, консулов, представителей дипломатических и специальных миссий и пр.). В частности, русский купец из Смоленска, совершивший вышеуказанные деяния в Риге или на Готском береге, при условии осознания содеянного и почтительного поведения, освобождался от всякого рода задержания и наказания.

Период феодальной раздробленности, междоусобные войны князей ознаменовали широкое влияние церкви на все происходящие процессы.

Причиной тому было желание заручиться поддержкой духовенства в политической борьбе и закрепить за ним специальный статус, который определял особые административные и юрисдикционные полномочия: иммунитет от светского суда, монополия на ведение торговли и установление за нее пошлин, привилегия на участие владыки в судопроизводстве князя.

Границы неподверженности церковных земель княжеской власти были зачастую настолько широки, что было впору вести речь о первых признаках политического значения такой разновидности преимущества, как иммунитет государства. На сегодняшний день он представляет собой основополагающий принцип международного права, а в период феодальной раздробленности выглядел скорее обычаем. Н. П. Павлов-Сильванский, описывая правовой статус, предоставленный церковным землям, указывал: «В XII в. рязанский Ольгов монастырь владел пятью волостями (погостами) с населением более чем в 1 000 семей, т. е. в несколько тысяч душ. Этому монастырю предоставлены были иммунитетные права в полном объеме: княжеские волостели и наместники не смели въезжать в околицу его обширных земельных владений. Такой монастырь представлял собою для того времени крупную силу и благодаря иммунитету действительно становился государством в государстве».

С периодом образования централизованного единого русского государства связано укрепление правового положения государственных служилых людей, представителей князя на местах, стоявших на защите прав и интересов отдельных членов общества.

Стремление к укреплению независимости, беспристрастности, потребность в гарантиях личной неприкосновенности обусловили необходимость наделения наместников, волостелей специальным правовым статусом.

Судебник 1550 г. закрепил меры, направленные на утверждение неприкосновенности тиунов, довотчиков, а также представителей иных служилых сословий, установил повышенную ответственность за посягательство на их достоинство и честь: «Опричь тиунов и довотчиков, а жене его вдвое; а тиуну боярскому или довотчику и праведчику безчестья против доходу, а женам их вдвое». Указанный нормативный правовой акт стремился таким образом упрочить начало сословно-представительской монархии, защитить интересы должностных лиц государства. Судебник 1589 г. расширил нормы о повышенной правовой защите и неприкосновенности военных и полицейских ведомств (стрельцы, вольные казаки), а также чиновников волостного управления, выполнявших, к слову сказать, отдельные функции охраны правопорядка (целовальники, сотские, десятские, земские дьяки, церковные старосты).

Все вышеперечисленные блага и преимущества так или иначе дополняли правовой статус элиты социума, людей финансово и юридически обеспеченных, вовлеченных в политическую борьбу и распределение благ. Вместе с тем специальное правовое положение не должно рассматриваться исключительно в негативном ключе, как атрибут неразвитого, сословного общества.

В деле закрепления начал социальной справедливости, гуманизма уже в Древней Руси этому вопросу отводилось должное внимание. Отдельные их виды преимуществ, послаблений имели и наименее защищенные слои населения. К примеру, сироты, содержащиеся в монастырях во время правления Великого князя Василия Михайловича в Новгородской республике, были освобождены от любой дани, тягла и прочих обременений. Крестьяне-переселенцы получали налоговые послабления, льготы по уплате податей и иммунитет от воинской повинности. В этом на обозначенном историческом периоде просматривается социальная основа специального правового статуса. Выражалась она в компенсировании физических, нравственных утрат человека –

послаблениях материального характера. Просматриваются первые шаги к использованию льгот, привилегий как инструмента проведения гибкой государственной политики, стимулирования желаемого для общества поведения (в случае с последним примером – это исключение малоземелья, географическое и демографическое укрепление страны, миграционные процессы).

Управляемая миграция как одно из вышеобозначенных направлений государственной политики, поддерживаемое при помощи специального правового статуса, наиболее отчетливо прослеживалась при Екатерине II. Манифест «О даровании дозволении всем иностранцам, въезжающим в Россию, селиться в разных губерниях по их выбору, их правах и льготах», не только закрепил за указанной категорией лиц широкие преимущества в виде права «селиться, где кто пожелает», но и определил различные трудовые и финансовые иммунитеты.

Обозначенные правовые шаги были не случайны. В рассматриваемый период ключевое значение во всех развивающихся государствах стал приобретать институт консульских и дипломатических учреждений. Полагаем, что именно необходимость наделения неприкосновенностью послов иностранных государств, наряду с развивающимися купеческими отношениями, послужила важной предпосылкой зарождения иммунитета, берущего начало из норм римского права.

В технико-юридическом отношении важно, чтобы правовыми актами, закреплявшими в данном случае основы специального правового статуса, были бережные, жалованные, льготные (хрисовулы), несудимые, обельные, посыльные, проезжие, тарханные и указные (уставные) грамоты, иммунитетные дипломы, а также ярлыки и договоры нормативного содержания. Грамоты и ярлыки князя являлись актом установления иммунитетных и привилегированных прав субъектов, обладавших к тому времени специальным правовым статусом (духовенство, крупные землевладельцы, вассалы и пр.). Появившись в XIV–XV вв., к XVI в. грамоты стали одним из основных видов правовых актов, в т. ч. закреплявших такой элемент специального правового статуса, как преимущества.

Ключевым в технико-юридическом аспекте является то, что уже на этом этапе в нормативных правовых актах при закреплении специального правового статуса используются институты освобождения от чего-либо через пожалование, а при необходимости – сдерживания путем ограничений. В конце XIX в. знаменитый отечественный юрист, присяжный поверенный при Московской судебной палате

Д. М. Мейчик относительно первого тезиса писал: «Само понятие пожалования представляется нами теперь совершенно в ином виде, нежели прежде. До тех пор мы все рисовали себе пожалование в образе щедрости, милости, награды, словом, чего-то исключительного, выходящего из ряда повседневных явлений. Теперь же мы понимаем, что суть пожалования заключается <…> в простом освобождении, дозволении». Солидарен с ним был и профессор

В. И. Сергеевич, писавший позднее об этом: «Надо думать, что такие пожалования составляли общее правило, а не исключение».

Необходимо также отметить временный характер юрисдикционного действия жалованных и иных подобного рода грамот, иммунитетных дипломов и пр.

Зачастую продолжительность действия предоставленных особых прав зависела от милости князя к одаряемому, что представляется явлением крайне непостоянным. Разорвать связь князя с субъектом, обладающим специальным статусом, могли также и естественные процессы (смерть, переселение и пр.).

Потребность в систематизированном законодательстве, регулирующем режимы специальных правовых статусов, назревала пропорционально их закреплению. Фактически они предоставлялись указами власти по каждому конкретному случаю. Русский правовед и историк права Л. Н. Дювернуа так писал об этом: «Акты этого рода (речь идет о жалованных грамотах – авт.) имеют характер в высшей степени случайный и условливаются всего чаще личною милостью». Вторил ему позднее Н. П. Павлов-Сильванский: «Пожалования возобновляются, подтверждаются с каждым новым поколением князей. Подтверждения грамот стали обычаем: без подтверждения грамота как бы теряла свою силу».

Другим технико-юридическим аспектом, также заслуживающим внимания, является закрепление в текстах нормативных актов специального правового статуса при помощи термина «воля», «вольность». На сегодняшний день приведенные слова являются архаизмами, поскольку вышли из употребления. Однако на тот исторический период при их помощи за субъектами устанавливалась бóльшая свобода в чем-либо, защищенность от действий административной верхушки: «А боярам и слугам межи нас вольным – воля. Этим вольным боярам и слугам выговаривается "воля", то есть свобода предоставляется» (В. И. Сергеевич).

Что касается договоров, то они, как правило, представляли собой двусторонние соглашения, обеспечивая защиту торговых отношений как внутри государства, так и за пределами его юрисдикции. Кроме этого, широта применения объяснялась устойчивым интересом в торговле и усилении экономического влияния. Востребованность в необходимости подобных специальных статусов сохранялась не одно столетие.

Одна из вышеуказанных грамот, Жалованная грамота городам 1785 г., в самых широких формах закрепила специальный правовой статус купеческого сословия. Иммунитет от рекрутской повинности, уплаты подушной подати, привилегии в форме патента на открытие заводов и фабрик, преференции по ведению иностранной торговли были следствием нового курса государства по укреплению экономического благосостояния империи. Торговля, крупное ремесло и промышленность являлись основой стабильности власти и упрочения начал гражданского общества.

В рассматриваемый исторический период специальный правовой статус получили и «служилые люди» (боярские дети, беспоместные дворяне). К примеру, преференции (разновидность привилегий) на получение земель и поместий. Данные процессы, полагаем, явились следствием более глубоких закономерностей.

Как известно, XVII в. в нашем отечестве характеризовался возрастающей ролью в управлении делами государства господствующих сословий. «Верхушка» торгового населения, ведя классовую борьбу, добилась включения ее в органы сословно-представительской монархии (в тот период – Земские соборы). В дальнейшем русские цари, укрепляя сословие купечества и торговых людей, предоставляя им особое правовое положение, преследовали цель упрочения власти. Доказано в историческом отношении, что господствующее представительство боярства, купечества, а позднее – дворянства в период междоусобиц, волнений общества служило опорой правления. Следовательно, одним из характерных признаков развития правового института «специальный статус» является его функциональная роль в укреплении монархии сословно-представительского типа. Для монархии абсолютной этот процесс менее характерен, поскольку и влияние «социальной элиты» на управление делами государства прослеживается не так выраженно и обстоятельно.

В рассматриваемый нами период образования и развития абсолютной монархии в России (вторая половина XVII–XVIII в.) происходило дальнейшее расширение и закрепление особого положения одного из самых независимых в социальном и защищенном в правовом отношении сословий – дворянства. Этому процессу способствовало принятие сразу нескольких нормативных правовых актов.

Значение, к примеру, Жалованной грамоты состояло не только в легальном закреплении за дворянством особого положения. Ее роль прослеживалась еще и в том, что впервые на законодательном уровне было зафиксировано сразу несколько, до того не считавшихся таковыми, оснований получения этого положения.

Во-первых, это достоинство личности, которая исполняет благородную службу на благо отечества и за свои заслуги получает соответствующее положение в обществе. «Дворянское название есть следствие, истекающее от качества и добродетели начальствовавших в древности мужей, отличивших себя заслугами; чем обращая самую службу в достоинство, приобрели потомству своему нарицание благородное».

Во-вторых, наследственные и потомственные права состояния: «На веки благородное Дворянское достоинство неотъемлемо, наследственно и потомственно». Преимущества передавались дворянином своей жене и детям, и могли быть отобраны только за совершение тяжких преступлений.

В-третьих, это родовитость. Происхождение лица, знатность его семьи оказывали существенное влияние на правовое и социальное положение человека в обществе. Наиболее знатные роды стремятся к объединению, в т. ч. путем бракосочетания наследников, создавая тем самым закрытую корпорацию со своим укладом, порядками, образом жизни и ведения дел.

Однако последующее утверждение Табеля о рангах существенно изменило ранее сложившуюся процедуру и основания обретения особого положения. Родовитость и потомственность уходят на второй план. На их смену приходят профессиональные навыки и умения в труде, квалификация, талант в творчестве и пр. Безусловно, и иные критерии не были забыты. По-прежнему ряд прав и преимуществ мог быть наследован, дарован и т. д.

Начиная с этого времени, качествами, характеризующими субъекта, обладавшего специальным правовым статусом, стали еще и грамотность, общественная, политическая и государственная сознательность («когда служба Дворянства общему добру нужна и надобна, тогда всякий благородный Дворянин обязан по первому позыву от Самодержавной власти не щадить ни труда, ни самого живота для службы Государственной»). С другой стороны, более наглядно прослеживается связь специального статуса с нормамиограничениями.

Любое дополнительное право и сверхвозможности ограничивались специальным правовым инструментарием с целью побудить субъекта к дальнейшему общественно полезному поведению.

Дворянин, не получивший образования, лишался своего сословия, а собранию дворянства запрещалось избирать на выборные должности тех, «котораго доход с деревень ниже ста рублей составляет».

Подобное основание особого положения в обществе, – многолетний плодотворный труд на благо отечества, – стало просматриваться и для такой социальной группы, как почетные граждане.

Существуют мнения, что подобный институт поощрения наиболее достойных жителей населенных пунктов заимствован у западных государств. Получить звание почетного гражданина можно было как по праву рождения, так и приобрести (по окончании курса наук в учебных заведениях, по ходатайству о причислении к почетному гражданству). Манифест, подписанный Николаем I, укрепил социальное начало в статусе почетных граждан. В эту социальную группу справедливо входили почти все представители профессий, так или иначе приносившие пользу государству. Это и деятели науки, образования и искусства, бургомистры и городские главы, служители духовенства, обер-офицеры и пр. К особенностям их положения относились: иммунитеты уголовно-правового (свобода от телесного наказания в случае преступления), административного (свобода от рекрутской повинности) и финансового характера (свобода от подушного оклада); привилегии политического толка (право участвовать в выборах, быть избираемыми в городские общественные должности) и пр. Император Николай I проявлял заботу о служащих как различных профессиональных сфер, так и отдельных регионов страны. Стоит отметить, что это, пожалуй, единственная социальная группа, дошедшая до наших времен в практически первозданном статусе, обладающая и сегодня некоторыми формами преимуществ (ежемесячная денежная выплата, беспрепятственное посещение руководителей законодательных, представительных и исполнительных органов власти с обращениями и др.).

Помимо социального и профессионального характера, другим отличительным признаком специальных правовых статусов рассматриваемого исторического периода было и такое основание наделения ими, как финансовая состоятельность. Эта черта не прослеживается в чистом виде в наше время, однако для монархической формы Российского государства она была, пожалуй, неизбежна.

Речь идет о социальной группе «именитые горожане». К ним в большинстве случаев относились капиталисты (чье состояние оценено от пятидесяти тысяч рублей и выше), банкиры (капитал которых составляет от ста тысяч рублей), оптовые торговцы, имевшие лавки, хозяева морских судов, ведущих торговлю с иными государствами.

В числе особенностей их статуса, закрепленных в Городовом положении, был иммунитет от телесного наказания, привилегии на передвижение «по городу в карете парою или четвернею», на обладание «загородными дворами и садами», содержание «фабрик, заводов и всяких морских и речных судов», на выбор в городскую общую и шестигласную думу. Кроме этого, именитые горожане имели преимущества нематериального (духовного и статусного) характера, выгодно отличавшие их от иных, даже финансово обеспеченных членов общества. Речь идет о правах именоваться не только по имени, но и по отчеству, находиться при царском дворе. Профессор В. И. Сергеевич так писал об этом: «Большие люди, имена которых писались с "вичем"», имели права и привилегии.

Сказанное применительно к периоду Нового времени подтверждает, что рассматриваемый исторический период был сконцентрирован на ценностях классового господства, приоритетного укрепления монархической власти посредством максимальной защищенности политической и социальной элиты.

С XVIII в. наряду со всем государственным аппаратом продолжают развиваться различные звенья судебной, прокурорской, фискальной, правоохранительной систем. Усиление влияния подобных органов и обеспечение их особым положением в первую очередь связаны с деятельностью великого реформатора Петра I.

Последовавший период Великих реформ XIX в. в значительной степени коснулся прав состояний в России. Речь идет не только об отмене крепостного права, но и некотором изменении юридических положений независимых сословий, укреплении правового положения судей, судебных следователей, полиции, повышении их социальной и правовой защищенности. Целью статуса всех вышеуказанных должностных лиц государства, как и сегодня, является обеспечение их компетентности, независимости и беспристрастности. Несомненно, что для реализации указанных постулатов особое значение приобретают соответствующие юридические средства и институты, к которым мы относим и правовые преимущества.

Начало периода становления советского права и государства вошло в историю под лозунгами борьбы за всеобщее равенство и отмену сословных преимуществ. Ряд принятых нормативных актов подтверждает сказанное, но лишь отчасти. Борьба за идеалы равенства и справедливости, во многом строившаяся на выравнивании положений всех граждан, не могла закончиться успешно.

Сказались законы объективного развития общества, где каждый обладает различными способностями и вправе ожидать получение благ и дозволений сообразно им. Государственный и политический деятель, служащий, судья, сотрудник правоохранительного органа, выполняя возложенные на него задачи, должен со стороны государства быть не подвержен ряду ограничений и запретов, пользоваться послаблениями и выгодами. Добиться этого без использования института специального правового статуса, полагаем, нельзя.

На деле в СССР реформирование законодательства о правовых положениях свелось к исключению из правотворческих приемов закрепления особых прав терминов «иммунитет», «привилегия».

Именно они в обществе построения коммунистического государства воспринимались как атрибут классового неравенства, инструмент подавления властной верхушкой зависимых граждан (крестьян, рабочих и пр.). Для обозначения преимуществ стали чаще употреблять термин «льгота», пусть и в ряде случаев неуместно, игнорируя такие виды преимуществ, как привилегии, иммунитеты, особые правовые процедуры. Такое использование юридической техники, видимо, удовлетворяло идеологии времени, несмотря на то, что, по существу, политическая и номенклатурная элита впоследствии обеспечила себя самыми широкими привилегиями и иммунитетами.

Подытоживая сказанное, сделаем несколько важных выводов:

- спецальные правовые статусы, как свидетельствует ход исторического развития, отражают в себе единство классовой и общечеловеческой составляющих эволюции общества и государства. Теории диалектического и исторического материализма, цивилизационного подхода объясняют не только природу исторически сложившихся сословий, которые облекаются в политические формы, но и, отталкиваясь от этого, обосновывают изменения правового положения людей в обществе;

- зародившись по принципу права сильнейшего, затем укрепившись в форме обычая родового строя и общины, элементы особого правового статуса (включая преимущества) стали формироваться с опорой на религиозную природу, обожествляя вождей, старейшин, придавая им статус неприкасаемых и возводя его в культ.

Затем с образованием ранних государств, усложнением социальной жизни, необходимость установления отношений с другими странами, борьба за влияние в государстве и вне его предопределили рациональную замену теологических правовых положений – политической;

- накопление материальных благ предопределило, что характерной чертой системы феодальных отношений был принцип прав-преимуществ. Привилегии, иммунитеты стали ключевой идеей, основополагающим требованием регулирования общественных отношений. Разумеется, обеспечить себя ими могли лишь крупные землевладельцы, люди, состоящие на службе государства, духовенство;

- специальные правовые статусы для отдельных субъектов исторически сложились той юридической формой, при помощи которой их вольностям, свободам, дозволениям, прерогативам, первенствам была придана нормативная определенность и общеобязательность. Получив свойство юридической нормы, особые правовые состояния обеспечивались силой государственной власти и мерами ответственности сообразно той политической организации власти и идеологии времени;

- с момента появления и до настоящего времени системе правовых норм, закрепляющих специальный правовой статус отдельных субъектов, не присущи такие элементы, как упорядоченность, структурированность. Первоначальные установления, предусматривающие, к примеру, привилегированное положение лиц, указывались казуистично, имели индивидуальный характер и не обладали формально-правовым свойством юридической нормы, распространяющейся на определенный круг правоотношений. Затем различные отступления от равенства, положения о придании общему статусу лица элементов специального за счет больших возможностей хотя и стали закрепляться в виде юридических норм правовых актов, однако реализовывались достаточно спонтанно. Законодатель, часто смешивая разные по своей природе виды особых прав, преимуществ, сегодня, как и ранее, злоупотребляет процессом поиска синонимичных терминов, используя в т. ч. для этого технико-юридические приемы в виде оговорок, исключений, дополнений.

В настоящее время если нормы, закрепляющие специальный правовой статус и изложены с использованием приемов кодификации, то, как правило, они имеют бланкетный характер, осложняя процесс правоприменения.

Обобщая сказанное, укажем: специальные правовые статусы, несмотря на свою малоизученность в чистом виде, имеют глубокие социальные, исторические корни. В разные эпохи для обоснования подобного неравенства использовались физическая сила и психологическое давление, божественное предназначение и рациональная общественная необходимость. Так или иначе, конструкция специального правового статуса – это сложное и многогранное явление, характерное для всех без исключения периодов развития общества и видов цивилизаций.

Специальный правовой статус личности: содержание и юридическая конструкция

Рассмотрев ранее общеправовые подходы к определению правового положения личности, взяв данную дефинцию за основу в качестве родового понятия, остановимся на содержательной стороне модели специального правового статуса. Относительно его структуры мнения ученых также весьма полисемичны.

К примеру, профессор И. Н. Сенякин относит к ним специальные нормы, конкретные права и обязанности субъектов, специальную правосубъектность, юридическую ответственность, юридические гарантии и конкретные правоотношения. Е. В. Киричёк, занимая солидарную позицию относительно правосубъектности и гарантий осуществления полномочий, в структуру специального статуса включает также компетенцию и принципы деятельности.

Интересной и оттого не менее дискуссионной выглядит позиция А. А. Стремоухова. Автор в своем исследовании специального правового статуса рассматривает его структуру достаточно узко – как «совокупность специальных прав и обязанностей», однако далее все же делает уточнение, полагая, что субъекты, им обладающие, «в зависимости от определенных условий могут иметь льготы, ограничения».

Данная полемика становится еще более интересной, если сопоставить структурный набор элементов специального правового статуса двух разноплановых и, казалось бы, противоположных видов: осужденные и сотрудники полиции.

В качестве самостоятельных элементов статуса осужденного В. И. Селиверстов рассматривает права, законные интересы и обязанности осужденных. Аналогичной позиции в вопросе сущности правового статуса данного субъекта придерживается и В. Е. Южанин. С ним последовательно согласились В. Н. Орлов, а позднее профессора Р. А. Ромашов и В. Г. Громов. Несколько иной позиции придерживается П. Е. Конегер, но лишь относительно присутствия законного интереса в структуре правового статуса, который зачастую, по мнению автора, отождествляется с дозволенностью осужденного, не обеспеченной обязанностью администрации, и, следовательно, выходит за рамки его субъективного права и в целом правового статуса. По сути, эта мысль является продолжением тезисов Г. А. Якимова, высказанных им несколько ранее относительно нецелесообразности выделения законных интересов в качестве самостоятельного элемента правового статуса человека.

Попытаемся возразить. Законные интересы личности неразрывно связаны с ее субъективными правами и обязанностями, служат их «продолжением» либо этапом в процессе формирования новых субъективных прав и обязанностей (Н. В. Витрук). Продолжая данный постулат, выдвинем свой тезис, что обязательными элементами специального правового статуса могут выступать еще и правовые преимущества, которые направлены на улучшение положения (статуса) их обладателя, а также обязанности, ограничения и запреты.

В частности, правовые преимущества для осужденных – это совокупность юридических норм, обусловленных специальным статусом данного субъекта, имеющих стимулирующее и компенсирующее значение, направленных на создание режима послабления порядка отбывания наказания и благоприятствования путем полного или частичного освобождения от некоторых обязанностей, смягчения установленных ограничений и запретов. Данный вид преимуществ, реализуясь в первую очередь в форме льгот и привилегий, выступает мерой государственного одобрения поведения осужденного, устанавливается не в зависимости от необходимости обеспечения осуществляемой деятельности и имеющихся заслуг (как в случае с иммунитетом судей, депутатов и т. д.), а в связи с необходимостью учета гендерных, возрастных и психофизиологических различий, с позиции гуманизма и справедливости, обусловлен требованием достижения осужденным определенной степени исправления.

Не менее различны подходы ученых относительно элементов специального правового статуса сотрудников органов внутренних дел. К примеру, В. М. Манохин к таким элементам относил, помимо прав, обязанностей по занимаемой должности, также правовые формы деятельности и порядок взаимоотношений.

Более предпочтительной ввиду своей полноты и обстоятельности представляется позиция Ю. Н. Старилова, который к вышеназванным элементам добавил ответственность, льготы, гарантии и компенсации.

Попробуем уточнить позицию глубокоуважаемого ученого и предположим, что статус как сотрудника органов внутренних дел в целом, так и, например, участкового уполномоченного полиции, в частности, обладает и иными дополнительными элементами. Так, гражданин, поступая на службу в органы внутренних дел, после издания соответствующего правового акта о назначении на должность участкового уполномоченного полиции попадает в правовой режим не только правомочий, но и запретов, ограничений и ответственности, связанных с прохождением службы.

В связи с изложенным, укажем, что наиболее отчетливо связь преимуществ с ограничениями, запретами, приостановлениями проявляется именно в конструкции специального правового статуса должностного лица. Объясняется такая позиция тем, что правовые преимущества субъектам, обладающим властными полномочиями, предоставляются для беспрепятственной реализации своих прав, однако тем самым лицо неизбежно берет на себя и дополнительные обременения, вынуждено сдерживать себя в свободе действий.

Очень точно об этом написано в римском праве: qui sentit commodum sentire debet et onus (тот, кто приобретает преимущество, должен принять на себя и обязанность). Кроме того, правовые преимущества личности в форме иммунитетов, привилегий, льгот неразрывно связаны с ее субъективными правами и обязанностями, направлены на улучшение положения их обладателя и обеспечения его социальными, финансовыми благами в объеме, отличающемся от общеустановленного.

Исходя из вышеизложенного, представляется возможным выделить следующие элементы структуры специального правового статуса:

  • права;
  • законные интересы;
  • обязанности;
  • ограничения;
  • запреты;
  • ответственность;
  • правовые преимущества.

Следуя предложенной конструкции, рассмотрим более обстоятельно предложенные компоненты.

Особое место в правовом статусе всегда занимает субъективное право. Относительно категорий лиц, занятых в сфере публично-правовой деятельности и правоохранительной службы, оно имеет вид субъективного публичного права. Принимая во внимание функциональные особенности деятельности сотрудников полиции, названные права облекаются в форму государственно-властных полномочий, позволяют сотрудникам иметь больше возможностей по сравнению с согражданами для оказания влияния на регулирование общественных отношений, что, как следствие, влечет повышенную ответственность за состояние правопорядка и безопасности в государстве.

Применительно к сотрудникам государственных правоохранительных структур Д. Н. Бахрах предлагает развернутую классификацию прав. Автор подразделяет их на служебные, которые, в свою очередь, включают в себя общеслужебные (их имеет каждый сотрудник для исполнения должностных обязанностей) и должностные права, а также личные права. Личные права, по мнению профессора, призваны косвенно обеспечивать эффективную деятельность служащего.

В этой группе можно выделить те, которые связаны с его карьерой, реализацией прав на материальное обеспечение, отдых и защиту. Особенностью некоторых личных прав является то, что наряду с самим государственным служащим ими пользуются и члены его семьи (служебные жилые помещения, медицинское обслуживание и т. д.).

Следует обратить внимание на затруднительность систематизации юридических обязанностей сотрудников полиции. Это обусловлено как их широтой, максимально объемным содержанием, так и неунифицированным характером, предполагающим обращение к различным отсылочным нормативным правовым актам. Вследствие этого исполнение юридических обязанностей сотрудником полиции нередко выступает препятствием для реализации прав и свобод граждан.

Ю. Н. Старилов обязанности государственного служащего классифицирует как основные, устанавливаемые федеральным законодательством, и особые, которые устанавливаются для отдельных категорий государственных служащих специальными нормативными актами. Д. Н. Бахрах предлагает их разделить на общеслужебные и должностные.

Законодательно определенные обязанности сотруников полиции органов внутренних дел охватывают практически все основные направления деятельности полиции в Российской Федерации: защита граждан, их жизни и здоровья от преступных посягательств, социальная реабилитация лиц, нуждающихся в помощи, профилактическая и воспитательная работа с несовершеннолетними, контроль за соблюдением гражданами законодательства в области оборота оружия и боеприпасов, безопасности дорожного движения.

В последние годы к обязанностям, например, участковых уполномоченных полиции, и без того объемным, добавились такие фундаментальные для государства и общества задачи, как противодействие нелегальной миграции, борьба с терроризмом и экстремизмом, подрывом финансовых основ государства через совершение преступлений на приоритетных секторах экономики и предприятиях, находящихся на территории административного участка.

Непосредственно к обязанностям сотрудника полиции примыкают ограничения, запреты и ответственность как неотъемлемые элементы его специального правового статуса. Подобное утверждение подкреплено п. 12 ч. 1 ст. 27 ФЗ «О полиции», который в качестве обязанности предписывает всем сотрудникам полиции соблюдать установленные федеральными законами ограничения и запреты, связанные со службой в полиции, а также требования к служебному поведению.

В юридической литературе, текстах нормативных правовых актов нередко запреты и правовые ограничения отождествляются (И. Р. Забугин), смешиваются (В. И. Алексеев), либо происходит подмена одного института другим (в частности, в ряде случаев запрет рассматривается как средство ограничения) (С. М. Оганесян, И. Л. Третьяков, Ю. П. Пузанов).

К примеру, справедливые нарекания с точки зрения логики изложения содержательной части и юридической техники закрепления вызывают положения, регламентирующие некоторые элементы правового статуса сотрудника полиции. Объясняется это тем, что изложены они как минимум в пяти статьях: в федеральных законах ФЗ «О службе» (ст. 11 «Права сотрудника органов внутренних дел», ст. 12 «Основные обязанности сотрудника органов внутренних дел», ст. 14 «Ограничения, обязанности и запреты, связанные со службой в органах внутренних дел») и «О полиции» (ст. 12 «Обязанности полиции», ст. 27 «Основные обязанности сотрудника полиции»).

Кроме этого, несовершенство правотворческой техники заключается еще и в том, что регламентированию правового положения ряда других государственных служащих, имеющих специальный правовой статус, посвящены отдельные законы, что исключает возможность двоякого толкования их основополагающих элементов.

Имеют место нормы законодательства, регламентирующие одни и те же фактические обстоятельства, однако в ряде случаев они выступают ограничением, а в других – обязанностью. Пунктом 6.1 ч. 1 ст. 20 ФЗ «О государственной гражданской службе Российской Федерации» непредставление сведений о своих доходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера, а также о доходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера членов своей семьи расценивается как ограничение для дальнейшего прохождения службы в органах внутренних дел. При этом представление сведений о своих доходах, расходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера выступает еще и обязанностью сотрудника (п. 9 ч. 1 ст. 12).

Как представляется, такой подход несколько непоследователен.

Разграничение данных категорий имеет важное значение не только для уточнения теоретических положений, но и непосредственно для практики реализации субъектами своего специального правового статуса.

Весьма верной в этой связи выглядит позиция видных представителей Саратовской школы теории права: А. В. Малько, А. С. Мордовца, И. Н. Сенякина, О. И. Цыбулевской, Б. С. Эбзеева. Первый пишет, что правовое ограничение – это установленные в праве границы, в пределах которых субъекты должны действовать, это есть сдерживание неправомерного поведения, создающее условия для удовлетворения интересов контрагента (в широком смысле слова) и общественных интересов в охране и защите. Близкой выглядит позиция О. И. Цыбулевской, считающей, что ограничения сообщают об уменьшении объема возможностей свободы и сводят разнообразие в поведении субъектов до определенного предельного состояния.

«Суть правового ограничения, – точно отмечает А. С. Мордовец, подчеркивая его двойственную природу, – состоит в побуждении индивидов к социально полезному поведению, с одной стороны, и сдерживанию их социально вредного поведения, с другой».

Профессор Б. С. Эбзеев связывает ограничения с допускаемыми «Конституцией и установленными федеральным законом изъятиями из конституционного статуса человека и гражданина <…> из круга правомочий, составляющих нормативное содержание основных прав и свобод». Важно, что вышеуказанные авторы заложили фундаментальные основы последующего концептуального изучения системы правовых ограничений, получившей развитие в трудах своих учеников.

Попробуем отделить ограничения от запретов, используя для этого институт службы сотрудников полиции, выделив характерные признаки первого и приведя конкретные примеры:

а) наступление неблагоприятных условий (угроза или лишение определенных ценностей) для осуществления собственных интересов субъекта (к примеру, осуждение его за преступление по приговору суда, вступившему в законную силу, а равно наличие судимости, в т. ч. снятой или погашенной (п. 2 ч. 1 ст. 14 Федерального закона «О службе»), прекращение в отношении него уголовного преследования за истечением срока давности, в связи с примирением сторон (кроме уголовных дел частного обвинения), вследствие акта об амнистии, в связи с деятельным раскаянием (п. 3 ч. 1 ст. 14 указанного федерального закона));

б) уменьшение объема возможностей, свободы, его прав как личности (прохождение процедуры оформления допуска к сведениям, составляющим государственную и иную охраняемую законом тайну (п. 4 ч. 1 ст. 14 Федерального закона «О службе»), требования к состоянию здоровья, установленные руководителем федерального органа исполнительной власти в сфере внутренних дел (п. 5 ч. 1 ст. 14 указанного федерального закона));

в) отрицательная правовая мотивация (близкое родство или свойство с сотрудником, если замещение должности связано с их непосредственной подчиненностью или подконтрольностью (п. 6 ч. 1 ст. 14 Федерального закона «О службе»), приобретение или наличие гражданства (подданства) иностранного государства (п. 8 ч. 1 ст. 14 указанного федерального закона));

г) направленность на защиту общественных отношений, выполнение функции их охраны (к примеру, изменение должностного или служебного положения сотрудника, являющегося стороной конфликта интересов, вплоть до его отстранения от исполнения должностных (служебных) обязанностей в установленном порядке) в целях предотвращения или урегулирования конфликта интересов (ч. 3.1 ст. 19 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации»);

д) более высокая степень статусности, значимости для начала или прекращения правовых отношений. Так, фактическое наступление любого из вышеприведенных условий де-юре влечет увольнение сотрудника полиции со службы в органах внутренних дел, прекращение данных правоотношений с государством, тогда как за нарушение запретов сотрудник привлекается к дисциплинарной ответственности. Хотя и для этого правила существуют исключения. Так, нарушение запрета открывать и иметь счета (вклады), хранить наличные денежные средства и ценности в иностранных банках, расположенных за пределами территории Российской Федерации, владеть и (или) пользоваться иностранными финансовыми инструментами может быть квалифицировано как утрата доверия сотрудником полиции, что повлечет за собой увольнение из органов внутренних дел (п. 6 ч. 1 ст. 82.1 Федерального закона «О службе»).

Иными словами, ограничения как элемент специального правового статуса, обусловленного прохождением службы в полиции – это установленные нормами права условия и обстоятельства, при наличии или возникновении которых сотрудники не могут проходить службу в органах внутренних дел и подлежат увольнению, а граждане Российской Федерации, апатриды или бипатриды не могут поступить на службу.

Как инструмент регулирования правоотношений ограничение – весьма многоплановое явление. К примеру, относительно службы в полиции оно реализуется в самых разнообразных формах, в т. ч. приостановлений, пределов, изъятий, цензов, лимитов и т. д.

Примером института приостановления службы в должности участкового уполномоченного полиции выступает его назначение (избрание) на государственную должность Российской Федерации, безвестное отсутствие в соответствии со ст. 74 Федерального закона «О службе» (ст. 37).

Пределами, ограничивающими службу сотрудника, могут выступать рамки возраста. Так, предельный возраст пребывания на службе в должностях сотрудников полиции (до полковника) составляет 60 лет, для сотрудников, имеющих иные специальные звания, – 55 лет.

Цензами, к примеру, для поступления на службу в органы внутренних дел выступает как возраст, так и состояние здоровья, уровень образования, профессиональные знания и навыки, необходимые для исполнения должностных обязанностей. Для замещения должностей среднего, старшего и высшего начальствующего составов в органах внутренних дел возраст гражданина не должен превышать 40 лет. При этом для назначения на должность, например, участкового уполномоченного полиции гражданину необходимо иметь высшее юридическое образование, а в подразделение специального назначения по контролю за оборотом наркотиков – группу предназначения (по медицинским показателям) не ниже первой.

Лимиты, предусмотренные для штатной численности подразделений полиции, строго определены. Превышение нагрузочных показателей по обслуживанию населения, например, участковым уполномоченным полиции или инспектором по делам несовершеннолетних, влечет нарушение организационно-штатной дисциплины.

Интересным с теоретической и прикладной точки зрения выглядит вопрос отнесения запрета к элементам специального правового статуса. Ряд авторов считает это достаточно условным моментом, рассматривая запрет в качестве разновидности обязанности, пассивного характера (К. Г. Шветова), другие – как элемент правовых ограничений (В. В. Козлов) или его разновидность (И. М. Приходько, В. В. Толмачев). Полагаем, это не так.

Запрет в специальном правовом статусе представляет собой самостоятельный элемент, который выражается в государственновластном велении субъекту воздержаться от совершения строго определенных действий, а нарушение данной запрещающей нормы влечет наступление юридической ответственности.

Справедливости ради отметим, что дискуссия относительно смешения ограничений и запретов не нова. Одним из первых об этом написал А. Г. Братко. «Запреты и ограничения, – пишет он, – два различных способа правового регулирования. Основное различие их состоит в том, что запреты по своему содержанию указывают на юридическую невозможность определенного поведения, которое фактически возможно, в то время как правовое ограничение в принципе невозможно нарушить». С. С. Алексеев определял запрет через «обязанность воздерживаться от совершения действий известного рода».

Схожей позиции в части, определяющей роли обязанности в структуре запрета, придерживается Т. Н. Радько. Приведенные точки зрения авторитетных ученых нашли сегодня свое отражение в современных исследованиях категории «запрет» с позиции общетеоретического понимания, технико-юридического закрепления, отраслевого аспекта.

Современное законодательство также не всегда проводит различие между рассматриваемыми способами правового регулирования.

Речь, в частности, идет об опосредованной нормативными правовыми актами деятельности по наблюдению за соблюдением лицами, освобожденными из мест лишения свободы, установленных временных ограничений их прав и свобод, а также за выполнением ими определенных обязанностей, что сегодня именуется административным надзором. Основанием для данной деятельности выступило принятие в 2011 г. федеральных законов «О полиции» и «Об административном надзоре за лицами, освобожденными из мест лишения свободы» (далее – Закон об административном надзоре). Этостало первым шагом к возрождению комплексной системы профилактики правонарушений, положительно зарекомендовавшей себя в период советской модели построения общества и государства.

Вместе с тем обращает на себя внимание некоторое «пренебрежение» законодателя при использовании в понятийном аппарате категорий «ограничение», «запрет» и «обязанность». Если в ФЗ «О полиции» говорится об обязанности полиции осуществлять контроль (надзор) за соблюдением лицами, освобожденными из мест лишения свободы, установленных для них судом запретов и ограничений, то Закон об административном надзоре апеллирует терминами «ограничение» и «обязанность», которые, к слову, также не разграничивает.

Ограничение прав и свобод человека может происходить не только путем запретов и обязанностей. Способы (формы) ограничения прав и свобод могут быть различными. Это, к примеру, приостановления, изъятия, исключения, цензы, лимиты, пределы, квоты и др. Иными словами, метод регулирования общественных отношений путем установления правовых ограничений складывается из системы соответствующих обязывающих, исключающих и запрещающих средств. Каждое из этих средств может выступать самостоятельным методом правового регулирования. К примеру, запрет, на наш взгляд, выражается в обязанности субъекта воздержания от совершения каких-либо действий. Юридическая обязанность – осуществление обязанным субъектом действий, которые составляют содержание обязанности.

Так, п. 5 ч. 1 ст. 4 Закона об административном надзоре в качестве административного ограничения прав и свобод при административном надзоре устанавливает обязанность периодических явок в орган внутренних дел по месту жительства или пребывания для регистрации. Отсюда неопределенный и противоречивый характер содержания ст. 19.24 КоАП РФ. Правоприменитель, документируя административное правонарушение, попадает в ситуацию, при которой разграничить обязанность и ограничение достаточно сложно и, следовательно, невозможно отнести то или иное деяние к какой-либо части ст. 19.24 КоАП России. Подобная ситуация негативно сказывается на законности административной деятельности органов правопорядка, способствует порождению жалоб на действия сотрудников.

В ракурсе сказанного выглядит спорным мнение А. Г. Братко, в части выделения отличительной особенности правового запрета, которая «заключается в том, что к лицу, нарушившему запрет, могут быть применены меры юридической ответственности. Если же лицо нарушит правовое ограничение, то юридическая ответственность не наступает». Нарушение запретов и ограничений в равной степени влечет за собой наступление ответственности. Примером служит институт административного надзора за лицами, освобожденными из мест лишения свободы. В структуре их специального статуса содержатся как ограничения, так и запреты, за нарушение которых установлена административная ответственность в ст. 19.24 КоАП РФ. Запретами наполнен и специальный правовой статус сотрудников органов внутренних дел. К примеру, им запрещается состоять в политических партиях, материально их поддерживать и принимать участие в деятельности (п. 6 ч. 2 ст. 4 Федерального закона «О службе»). За нарушение данных требований наступает дисциплинарная ответственность, включая такое взыскание, как увольнение со службы в органах внутренних дел (ч. 1 ст. 50 Федерального закона «О службе»).

Стоит оговориться и о такой близко соприкасающейся с ограничениями категории, как «умаление». Если последнее – это добавление к существующим основополагающим правам и законным интересам новых возможностей, усиление гарантий, тогда как умаление есть уменьшение материального содержания основных прав, объема социальных, политических и иных благ, причитающихся их обладателю, минимизация гарантий основных прав. Не менее интересным в познавательном плане выглядит соотнесение ограничений с такими только на первый взгляд казалось бы синонимичными терминами, как дополнительное обременение (конструкция, выделенная О. С. Иоффе), позитивное (положительное) обязывание (С. С. Алексеев, В. А. Сапун), сдерживание, негативный стимул (К. Е. Игнатенкова), сужение субъективного права (А. Г. Братко), которые упоминались в научной литературе.

Приведенные обязанности, ограничения и запреты как элементы правового статуса сотрудника полиции позволяют заключить, что применительно к конкретной служебной деятельности они находят свое выражение в четырех аспектах:

  1. необходимости совершения определенных действий;
  2. необходимости воздержания от совершения строго очерченных действий;
  3. необходимости требования совершения либо не совершения тех или иных действий от других лиц;
  4. неотвратимости несения ответственности за неисполнение предписанных действий.

Правовые ограничения и запреты, как было сказано выше, предшествуют процессу реализации ответственности. На сотрудника полиции могут распространяться такие виды юридической ответственности, как уголовная, административная, дисциплинарная и материальная.

При этом для сотрудника полиции наличие специального правового статуса предполагает своего рода повышенную ответственность. Данный тезис проявляется в двух аспектах.

Во-первых, в прямом смысле словесного оборота, поскольку, к примеру, совершение умышленного преступления сотрудником органов внутренних дел является признаком, отягчающим наказание (п. «о» ч. 1 ст. 63). Кроме этого, УК РФ также относит к квалифицирующим признакам общественно опасного деяния, усугубляющим положение лица, привлекаемого к ответственности, совершение преступления с использованием своего служебного положения (ст. 137 УК РФ «Нарушение неприкосновенности частной жизни», ст. 139 УК РФ «Нарушение неприкосновенности жилища» и др.).

Во-вторых, высказанный тезис находит свое проявление в ракурсе ретроспективной юридической ответственности. Члены общества априори (и нужно сказать, справедливо) полагают, что сотрудники полиции должны обладать более высокой степенью осознания своего долга перед государством, высокоразвитыми правовой культурой и правовым сознанием, являться образцом морали, чести, долга и, что самое важное, воплощать эти требования в своей ежедневной служебной деятельности, тем более что сотрудники полиции наделены еще и некоторыми разновидностями правовых преимуществ, к примеру, в форме иммунитета. Проявляется это, как мы знаем, в правомерном наделении их дополнительными гарантиями, заключающимися в неприкосновенности при привлечении к юридической ответственности и неподверженности обязанностям и запретам, установленным законодательством. Так, административный арест не может применяться к имеющим специальные звания сотрудникам органов внутренних дел (ч. 2 ст. 3.9 КоАП РФ).

За совершение ряда правонарушений, определяемых КоАП РФ, сотрудники органов внутренних дел также не могут быть привлечены к административной ответственности, а несут дисциплинарную ответственность (ч. 2 ст. 15 Федерального закона «О службе»).

Однако современные сотрудники полиции не всегда помнят об этом. Состояние их нравственного облика и этических принципов в ряде случаев вызывает обеспокоенность и тревогу как представителей общественности, так и высших государственных лиц, хотя есть и положительные примеры.

Элементом специального правового статуса, как следует из логики законодателя относительно сотрудников полиции, являются также и социальные гарантии. Употребление именно такой формулировки представляется не совсем верным.

Гарантия (от фр. garantie) – ручательство, порука в чем-нибудь, обеспечение. В теории права под юридическими гарантиями понимаются правовые средства и способы, с помощью которых в обществе обеспечивается реализация прав и свобод граждан (Е. А. Лукашева), а также система условий, обеспечивающих удовлетворение интересов человека (А. С. Мордовец). Думается, что в этой связи только социальными мерами обеспечение специального правового статуса не ограничивается.

Данный элемент статуса более верным представляется в несколько ином, расширенном виде и правильнее именовать его будет правовыми преимуществами. Правовые преимущества, обусловленные специальным правовым статусом субъекта, – это совокупность юридических норм, имеющих стимулирующее и компенсирующее значение, направленных на создание режима благоприятствования путем полного или частичного освобождения от некоторых обязанностей, смягчения установленных ограничений и запретов, дополнительной социальной и материальной поддержки и помощи.

В ракурсе сказанного правовые преимущества выступают антиподом ограничений и запретов. Если последние корреспондируют уменьшению объема возможностей, свободы реализации прав, законных интересов, то преимущества увеличивают потенциальный объем дозволений и благ. Реализуясь в первую очередь в форме льгот, привилегий, иммунитетов, правовые преимущества выступают мерой государственного одобрения деятельности специального субъекта, устанавливаются не только в зависимости от имеющихся заслуг, но и в связи с необходимостью учета различий в условиях труда, несения службы с позиции справедливости и дифференциации.

Исходя из целевого предназначения, выделяются правовые преимущества:

1) организационно-процессуального характера. Реализуются они, как правило, в форме иммунитетов, гарантий и властных прерогатив и заключаются в обеспечении личной безопасности участкового уполномоченного полиции и его близких, а также сохранности имущества указанных лиц (право на ношение и применение оружия; запрет применять к нему насилие, оказывать сопротивление, оскорблять, проявлять неуважение, препятствовать его деятельности под угрозой административной и уголовной ответственности); полномочиях по реализации принудительной силы, обеспечивающей обязательность предъявляемых им требований; свидетельском иммунитете; защите от необоснованного уголовного или административного преследования, обусловленного осуществлением профессиональной деятельности (особый порядок привлечения к административной ответственности, применения мер пресечения и осуществления процессуальных действий и др.);

2) социально-трудового характера. Реализуются они в форме льгот, призванных компенсировать ущерб, наносимый здоровью сотрудника в связи с особыми условиями труда и членам его семьи, а также привилегий, гарантирующих участковому уполномоченному полиции благоприятные условия труда. К примеру, помимо общих льгот, распространяющихся на всех сотрудников органов внутренних дел в части их приоритетного обеспечения жилыми помещениями (ст. 48 ФЗ «О социальных гарантиях сотрудникам органов внутренних дел Российской Федерации и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» от 19 июля 2011 г. № 247-ФЗ (далее – ФЗ «О социальных гарантиях»)), государство возлагает обязанность на территориальный орган федерального органа исполнительной власти в сфере внутренних дел по предоставлению сотруднику, замещающему должность участкового уполномоченного полиции, не имеющему жилого помещения на территории соответствующего муниципального образования, и совместно проживающим с ним членам его семьи жилого помещения специализированного жилищного фонда в течение шести месяцев со дня вступления в указанную должность (ст. 9 ФЗ «О социальных гарантиях»);

3) материального характера. В этом ключе льготы для участковых уполномоченных полиции реализуются в качестве такой их разновидности, как компенсации, т. е. юридического средства, призванного обеспечить восполнение затрат как материального, так и нематериального характера, а также реализовать право на замену отдельных видов натурального обеспечения денежным эквивалентом. Речь здесь может идти о компенсации денежных расходов для отдельных категорий сотрудников на оплату коммунальных и иных услуг; проезда в санаторно-курортную организацию и обратно, до места погребения погибшего (умершего) сотрудника и обратно, в т. ч. за пределами территории Российской Федерации; за использование личного транспорта в служебных целях. Применяется и такая разновидность льгот, как пособия в виде ежемесячных выплат на содержание детей, ежегодных на проведение летнего оздоровительного отдыха детей и пр.;

4) духовного характера. Вызваны они повышенной опасностью служебной деятельности полиции и несут в себе неоценимый нравственный потенциал по поддержанию идеологических основ служения отечеству, заботе о семье сотрудника, погибшего при исполнении служебных обязанностей. К примеру, обязательства по погребению сотрудников органов внутренних дел, курсантов и слушателей учебных заведений Министерства внутренних дел Российской Федерации, погибших (умерших) во время пребывания на службе, полностью возлагаются на их прямых начальников либо на отдел специализированных мероприятий Центра хозяйственного обеспечения федерального казенного учреждения «Главный центр административно-хозяйственного и транспортного обеспечения Министерства внутренних дел Российской Федерации» совместно с комиссиями структурных подразделений, в которых погибший (умерший) проходил службу. Для отдельных категорий сотрудников предусматривается отдание почестей (участие почетных караула и эскорта, оркестра и др.).

Обобщая сказанное заключаем, что правовые преимущества – это обязательный элемент специального правового статуса, способ дополнения основных прав и свобод субъекта специфическими возможностями юридического характера. Однако проблема правовых ограничений, обязанностей, а равно и правовых преимуществ в структуре специального правового статуса «специального внимания юридической науки». Здесь, по емкому выражению профессора С. С. Алексеева, «... немалый интерес представляет характеристика сочетания способов правового ограничения или правового преимущества, обеспечивающих достижение целей регулирования общественных отношений».

Безусловно, нужно понимать и тот момент, что в период кризиса власти, непоследовательности правовой политики дефекты законодательного закрепления специального правового статуса становятся отчетливо видны, а субъекты, наделенные им, наиболее подвержены соблазну воспользоваться особым положением в государстве, создав себе необходимую гарантию от социальных потрясений, возможных проблем финансового характера. Наличие для государственных служащих юридического образования и, как следствие, развитого правового сознания является зачастую не сдерживающим от злоупотребления преимуществами фактором, а нередко инструментом «легализации», обличения в правовую материю своих действий.

Тем не менее, наличие фактов злоупотребления специальным статусом и преимуществами не должно подталкивать и развивать теории т. н. «истинного равенства», а по-другому – «всеобщей уравниловки». Это крайне неразумно, противоречит интересам укрепления права и развития государства. По меткому выражению профессора Н. А. Власенко, «... слабый разум, или попросту неразумность, ведет к слабости права и бессилию государства, которое (неразумно устроенное) порождает слабое право и разрушает его». Как бы мы ни критиковали абстрактность законодательства, следует сказать, что одним из механизмов сокращения фактов злоупотребления особым правовым положением служит разумность, добросовестность поведения субъекта реализации. Безусловно, данные категории являются оценочными, стоят на стыке правовых и нравственных норм, тем не менее, обойтись в этом процессе только правовыми средствами нельзя. Разумность обеспечит процесс реализации преимуществ соответствию здравому смыслу, рассудку; добросовестность – честности, порядочности субъекта пользования, осознанием его ответственности за подобную форму одобрения его деятельности (или сложившихся жизненных обстоятельств) со стороны государства.

Кроме того, в качестве меры, направленной на снижение отрицательного потенциала влияния специального правового статуса, следует предложить правильное, несколько иное, нежели сегодня, использование медиа-пространства, средств массовой информации. Подобные институты гражданского общества могут повлиять (как в положительную, так и отрицательную стороны) на расслоение общества и последующее социальное отторжение личности.

Следует прививать (в особенности подрастающему поколению) иные идеологические ценности, не построенные на обществе потребления. Погоня за продукцией материального мира (недвижимость, транспорт, предметы роскоши), культивирование идеи обладания ими в ущерб нравственному развитию упрочат негативные тенденции общественной жизни. Особое положение в государстве и обществе не должно восприниматься как самоцель (поступление на государственную службу и пр.), высшее благо, ради которого человек преступает мораль, а за ним и право. Это лишь сопутствующий атрибут тяготам и лишениям службы отечеству, средство благоприятного осуществления своей деятельности и положительная оценка со стороны государства. Следовательно, органам власти следует на постоянной основе анализировать эффективность мер государственной поддержки и помощи населению.