Советское право

Прежде всего, рассматривая советский период отечественной истории и соотнеся ее идеологические концепты с действительностью, мы с определенной уверенностью можем констатировать: ни о какой законности новой власти речь идти не может. Более того, отсутствовала и преемственность новой политической системы по отношению к прежнему режиму. С позиций социальной антропологии можно выделить несколько основополагающих черт большевизма (существенно отличавшегося от классического марксизма, особенно в его позднем варианте). Таковыми чертами выступали:

постоянное стремление большевизма сформировать системы смыслов в форме утопий и мифов, скрывающих его исходную двойственность, выдающих его за теоретическое и методологическое воплощение материалистического монизма;
неадекватность всего категориального аппарата, используемого этим движением для достижения своих целей, воплощения ценностей, неадекватность языка самоописания большевизма в условиях российской и мировой реальности;
постоянное зачеркивание большевизмом своего вчера, включая людей, того, что делалось ими на предшествующем этапе, коренным образом периодически изменяя интерпретацию «бессмертного учителя»;
сочетание архаических структур со стремлением к модернизации, требующей опоры на науку;
органическое несоответствие выражения народных потребностей с одновременным господством смыслов, трактующих человека как средство, обрекаемое на гибель во имя высших целей посредством массового террора, экологического разрушения среды, уничтожения громадных жизненно важных ресурсов, что в конечном итоге подрывало основы существования общества.

Примем во внимание и то обстоятельство, что крестьянская стихия после 1917 г. смогла практически полностью подавить городскую культуру.

Как отмечают современные отечественные культурологи, «Россия "скидывает" с себя западные одежды и реабилитирует коллективное бессознательное, сформированное ассимиляцией ею византийского наследия, о чем свидетельствует характерный для постреволюционной эпохи возврат к жесткой государственности или к "третьему Риму". Революция разводила российскую цивилизацию с западной. Но этот развод превращается в вызов, поскольку два последних столетия идентичность русских основывалась на вестернизированных ценностях. Однако распад идентичности, соотносимой с западными ценностями, в России не был трагическим, поскольку творческий ответ все же имел место. В результате революционных трансформаций основой коллективной идентичности в России стали идеологические и, в общем, утопические ценности». Противостояние европеизированной элиты и традиционалистски мыслящего сельского населения окончилось гибелью первой и распространением ментальных установок последнего на всю страну. Революция, как всякое насильственное действие, привела государственность в состояние аномии и общество стало искать выход из создавшегося положения в переходе на более низкую ступень развития. Социология объясняет этот процесс необходимостью адаптации к определенному образу жизни. По мнению Л.В. Корель, «нарушение равновесия между системой (актором) и средой порождает дискомфорт, напряжение или острую конфликтную ситуацию. Внутренняя напряженность, присущая системе в момент обнаружения этих несоответствий (рассогласований), вынуждает ее начать поиск выхода из дискомфортной ситуации. Адаптивная ситуация рождает адаптивную потребность, т.е. потребность в адаптации. <…> Адаптивная потребность - это подсознательная или вполне осознаваемая нужда в гармонизации отношений со средой, требующая удовлетворения; настройка адаптанта (деятеля) на преодоление адаптивной ситуации. Она представляет собой стремление актора в одном случае привести в соответствие с изменившимися условиями социальной среды стереотипы своего поведения для достижения старых целей, скорректировать или изменить сами цели и соответственно стереотипы поведения, в другом - изменить (или сменить) среду, что сделало бы возможным достижение целей (новых или старых)».

Большевистская идеология, предложившая свой вариант выхода из кризиса, причудливо сочетала в себе черты народничества, анархизма и этатизма, а собственно классического марксизма в этой «системе ценностей» практически не было. Кроме всего прочего, К. Маркс и Ф. Энгельс сами весьма пренебрежительно относились к праву, считая его порождением эксплуататорского общества и предрекая его ликвидацию при наступлении «коммунистического рая». Поэтому какой бы то ни было концепции права классики марксизма не создавали. Другое дело, что получив реальную власть над страной, большевистское руководство во главе с В.И. Лениным, очень быстро осознало шаткость своего положения и предприняло все меры для повышения собственной устойчивости и легитимности.

Еще до Октябрьского переворота В.И. Ленин высказался достаточно однозначно: для подавления всех противников «пролетарской революции» нужна диктатура пролетариата, опирающаяся на насилие по отношению ко всем недовольным новой властью. Эти «теоретические» положения были очень скоро пунктуально выполнены (почти сразу же после захвата власти созданы ВЧК и другие карательные органы). В июле 1918 г. была принята и первая советская конституция. К этому времени ВКП(б) значительно укрепила свое фактическое положение, что, по мнению В.М. Сырых, безусловно сказалось «в основных положениях Конституции и прежде всего в формулировках сущности и задач государства. Статья 9 Конституции прямо закрепляла диктатуру городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства, ставящую своей целью полное подавление буржуазии, уничтожение эксплуатации человека человеком и построение бесклассового общества - социализма. Положение о ликвидации капиталистических отношений и переводе России на социалистические рельсы полностью соответствовало программным положениям большевиков и легализовывало уже проведенные в этом направлении меры по национализации (социализации) земли и ее недр, банков, значительной части заводов и фабрик, отмене сословий и связанных с ними привилегий, отделении церкви от государства». Обратим внимание на то обстоятельство, что идеологические установки большевизма предусматривали введение «диктатуры пролетариата» на неопределенный срок, т.е. эта система властвования была призвана ограждать трудящиеся массы как от реставрационных действий ранее господствовавших социальных групп и, одновременно, вести «массы» к «светлому будущему», не считаясь ни с какими жертвами. Соответственно, «диктатура пролетариата» несовместима с конституционной системой разделения властей, т.к. саму диктатуру осуществляет правящая партия как «авангард трудящихся масс». Суть диктатуры пролетариата наиболее емко определил «продолжатель великого дела» И.В. Сталин, согласно которому «диктатура пролетариата есть неограниченное законом и опирающееся на насилие господство пролетариата над буржуазией, пользующееся сочувствием и поддержкой трудящихся и эксплуатируемых масс».

Гражданская война воочую показала настоящий облик нового режима.

Появившийся с 1922 г. термин «социалистическая законность» не менял сути дела. О праве как мере свободы личности можно было забыть на много десятилетий. Кроме всего прочего, учтем и тот факт, что «пролетариат», объявленный ведущей силой нового общества, во многом оказался «виртуальной реальностью». Рабочие крупных предприятий были, в основном, выходцами из крестьян, не утратившими связь со своей прежней средой и количественно составлявшими не более 2% населения предреволюционной России. Также значимым представляется и то обстоятельство, что большинство наемных работников боролось за улучшение экономических условий своей жизни легальными методами (прежде всего - организуя отраслевые профсоюзы), а не ведя революционную деятельность. И, наконец, по верному суждению Э. Розина, «идея не ограниченной законом и опирающейся на насилие власти пролетариата означала на деле приговор о смерти для многочисленных социальных групп, фактически большинства народа. Но кто дал право одному классу приговаривать к социальной, моральной, политической, наконец, к физической смерти другие классы, объявленные вождями пролетариата реакционными классами?».

По сути, от имени пролетариата власть осуществляла партия, построенная на жестких, централизованных началах. Советская система государственного управления, достаточно быстро обретшая вид восточной деспотии, не создала, да и не могла создать каких-либо реальных механизмов сдержек и противовесов, тем более конституционного характера. На деле, конечная цель большевизма, как идеологической доктрины, заключалась отнюдь не в построении правового общества, а в торжестве «земного царства свободы», в котором праву и государству не будет места. Движение же к «земному раю» требовалось осуществлять в основном насильственными действиями по отношению к несогласным, составлявшим большинство социума. Опорой новой власти в этом деле выступали в основном деклассированные элементы города и деревни, а также масса откровенных карьеристов, заполнявших огромное количество вакансий в советских учреждениях (для сравнения: в 1914 г. российское чиновничество, включая учителей и врачей, насчитывало около 500 тыс. чел., а в 1922 г. советский государственный аппарат включал в себя 4 млн служащих). По словам одного из ведущих теоретиков большевистской партии Н.И. Бухарина, «с более широкой точки зрения, т.е. с точки зрения большего по своей величине исторического масштаба, пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как ни парадоксально это звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи».

Тот факт, что «человеческий материал» совершенно не стремился в «коммунистический рай», ничуть не смущал большевистских вождей. По их глубокому убеждению, к счастью можно и нужно идти и под принуждением.

Процесс укрепления советской власти сопровождался усилением государственного вмешательства во все сферы жизни общества. Политический режим приобретал явный тоталитарный характер с присущими ему чертами:

слияние правящей партии с государством;
господство официальной идеологии;
контроль за личностью с помощью псевдодобровольных организаций и политической полиции;
вождизм;
массовый террор как способ управления обществом;
внеправовые и антиправовые способы и формы государственного управления.

Отметим еще одну характерную деталь: в Конституции РСФСР 1918 г. были закреплены ограничения в сфере реализации избирательного права по признакам социального происхождения и владения имуществом (ст. 65). Этими ограничениями из общественной жизни исключались достаточно многочисленные категории населения. Они также лишались возможности трудоустройства на государственную службу и не допускались в высшие учебные заведения.

Точно также обстояли дела и в сфере правосудия. Идеи 1864 г. были полностью отброшены. Четкие формулировки составов преступлений уступили место расплывчатым понятиям, насквозь пропитанным идеологическими принципами. По мысли Ю.И. Стецовского, «содержание нормативных актов упрощало расправу. В них указывались лишь понятие преступления (например, мятеж) или понятия, общие для целой группы деяний (контрреволюционные преступления, посягательства на человеческую жизнь), без их определения. Неопределенность составов преступлений, понятий и терминов, отсутствие в актах указаний на санкции или неопределенность санкций ("привлекать к уголовной ответственности", "карать по всей строгости революционных законов") приводили к произвольному толкованию акта». Сама система правосудия в Советской России была превращена в часть карательной машины, что полностью исключало реализацию принципа независимости судей в какой-либо форме (кроме всего прочего, судьи были членами правящей партии и, следовательно, обязывались соблюдать внутрипартийные нормы и решения вышестоящих инстанций).

С 1922 г. началась работа по систематизации и кодификации накопленного за первые годы советской власти правового материала. Одним из первых был принят ГК РСФСР 1922 г. Процесс его разработки и принятия подробно проанализирован в соответствующих трудах отечественных цивилистов, в частности - Т.Е. Новицкой. Проект ГК неоднократно менялся, свои предложения представили самые разные ведомства, руководившие экономической сферой жизнедеятельности страны. Примем во внимание и то обстоятельство, что многие положения будущего ГК РСФСР оказались заимствованы из проекта российского Гражданского Уложения 1913 г., пролежавшего много лет в архиве Государственного Совета. В свою очередь, Уложение 1913 г. во многом исходило из принципов Германского гражданского уложения 1896 г. и, таким образом, сохранялось опосредованное влияние германской цивилистической мысли. Также значимым являлся и тот факт, что ГК РСФСР 1922 г. в целом исходил из приоритета публичных, а не частных начал в правовом регулировании. Четко прослеживаются и субъективные факторы в процессе разработки проекта ГК. Его «отцом» являлся известный советский правовед А.Г. Гойхбарг, практически единолично написавший текст Кодекса. Как отмечает Т.Е. Новицкая, «плохо, что он работал, по существу, один, не привлекая к работе специалистов, что в одном лице совпадали руководитель и исполнители. Однако такое "единоначалие" сделало Кодекс монолитным нормативным актом, он строился в соответствии с концепцией его создателя, поэтому лишен внутренних противоречий».

Примем во внимание и тот доказанный учеными факт, что ГК 1922 г. был принят очень быстро и его текст не вызвал интереса у В.И. Ленина, который не работал с проектом, а только дал ряд указаний о принципах его составления. Право не входило в число основ большевистской идеологии, так как приоритет имели социально-экономические и политические постулаты. Объем ГК 1922 г. был невелик по сравнению с соответствующими кодексами стран континентальной Европы и регулировал имущественные отношения в интересах государства, а не отдельной личности. Частно-правовая сфера допускалась в Советской России лишь вынужденно, в целях скорейшего восстановления разрушенной гражданской войной экономики.

Как отмечает А.А. Вологдин, «в условиях нэпа, когда автономия сторон в гражданском правоотношении была достаточно широка, в ГК РСФСР превалировали диспозитивные нормы. По мере усиления "социализации" гражданского права, т.е. проникновения в него плановых начал, возрастало число принудительных норм. Часть норм носила декларативный характер. Таковыми в значительной степени были декларируемые в кодексе права российских граждан на свободу передвижения и поселения на всей территории страны, свободного выбора незапрещенных законом занятий, приобретения и отчуждения имущества, совершения сделок, организации промышленных и торговых предприятий. Ряд статей кодекса содержал неправовые критерии».

Если говорить о развитии советского уголовного законодательства, то в первые годы советской власти внеправовые репрессии носили повсеместный характер («красный террор»). Количество погибших точному подсчету не поддается в связи с отсутствием многих документов. По самым приблизительным данным, за годы гражданской войны репрессировано было более двух миллионов человек, из них расстреляно около 800 тысяч. Принятый в 1922 г. УК РСФСР, содержал ряд крайне архаичных и репрессивных положений, в частности, вводил возможность признания гражданина «социально опасным». По сути, возрождались средневековые положения об объективном вменении и коллективной ответственности.

Как справедливо полагает В.М. Сырых, «советский законодатель в данном случае придерживается самых реакционных позиций в уголовном праве и ставит человека, личность в полную зависимость от судебного произвола, судебного усмотрения. Если не всегда можно было доказать свое алиби, то уже совсем невозможно отвести подозрения суда в неблагонадежности, показать свою полную лояльность государству и обществу.

Ибо основной аргумент - прошлое безупречное поведение - в этом случае не действует. Социально опасное лицо подвергается наказанию не за свое прошлое, а за возможное будущее поведение». Таким образом, закреплялось широкое судейское усмотрение, опиравшееся на «революционное правосознание» и классовую ненависть, постоянно поддерживаемую и раздуваемую большевистской пропагандой. В целом, оценивая реальное развитие социалистического уголовного права, необходимо отметить ряд его крайне негативных черт, к которым относились:

репрессивность регулирования общественных отношений;
наличие двойных стандартов;
закрытость от основной массы населения.

Так, в УК 1922 г. закреплялась разветвленная система наказаний, включавшая в себя:

расстрел;
изгнание из пределов РСФСР на срок или бессрочно;
лишение свободы со строгой изоляцией или без таковой;
принудительные работы без содержания под стражей;
условное осуждение;
конфискация имущества - полная или частичная;
штраф;
поражение прав;
увольнение от должности;
общественное порицание;
возложение обязанности загладить вред.

Определенные изменения советская правовая система претерпела в 1930-х годах. Прежде всего, усилилась репрессивная составляющая коммунистического режима. Огромное количество граждан оказалось в лагерях в качестве бесплатной рабочей силы. Одновременно, в чисто пропагандистских целях, требовалось представить существующие порядки как самые демократичные во всем мире. Именно поэтому и была начата работа по созданию проекта новой Конституции СССР 1936 г.

С точки зрения официальной идеологии, отраженной в соответствующем докладе И.В. Сталина, «главную основу проекта новой Конституции СССР составляют принципы социализма, его основные устои, уже завоеванные и осуществленные: социалистическая собственность на землю, леса, фабрики, заводы и прочие орудия и средства производства; ликвидация эксплоатации и эксплоататорских классов; ликвидация нищеты большинства и роскоши меньшинства; ликвидация безработицы; труд как обязанность и долг чести каждого работоспособного гражданина <…>. Право на труд, т.е. право каждого гражданина на получение гарантированной работы; право на отдых; право на образование <…>. Проект новой Конституции опирается на эти и подобные им устои социализма. Он их отражает, он их закрепляет в законодательном порядке».

Реальность же была совершенно иной. Конституционализма как логически четкой и непротиворечивой доктрины в СССР не существовало. Для него не было соответствующих социально-экономических и политических условий. Адекватным восприятием Конституции могли обладать только образованные городские круги, которые как раз в 30-х гг. ХХ в. подвергались репрессиям в первоочередном порядке. Как верно считает В.М. Сырых, «управленческая деятельность государственных органов тщательно скрывается от трудящихся, становится государственной тайной, знание которой доступно лишь высокообразованным партийным и советским работникам. Социальная роль простого гражданина сводится к добросовестному выполнению волюнтаристских предначертаний центральных органов. Государство привлекает население к участию в своих делах в той мере, в какой считает необходимым показать всему миру свой демократизм, как это, например, было со всенародным обсуждением проекта Конституции СССР».

На основании Конституции 1936 г. население СССР получило избирательные права в расширенном варианте. Были ликвидированы существовавшие ранее ограничения политических прав, затрагивавшие значительное число граждан. Формально Конституция СССР 1936 г. являлась достаточно демократичной, особенно с учетом наличия в ее структуре отдельной главы о правах и свободах человека и гражданина (в основном закреплялись социально-экономические права).

Можно даже говорить о том, что, как отмечает В.И. Щепетев, «произошел определенный отход от принципа соединения властей. Отход этот был связан с разграничением правотворческих полномочий высших органов власти и управления в СССР. Конституция 1936 г. закрепила положение о том, что законодательную власть мог осуществлять только Верховный Совет СССР. Другое дело, что "советский парламент" собирался на заседания несколько раз в год на 2-3 дня и в период между сессиями всю реальную законотворческую деятельность осуществлял Президиум Верховного Совета, наделенный правом издавать указы нормативного характера, приравненные по своей юридической силе к законам». Кроме того, определенными законодательными полномочиями пользовался и СНК СССР, осуществлявший повседневное управление страной. Поэтому «по мере оттеснения на второй план представительных органов государственной власти управленческим аппаратом возрастает роль подзаконных актов.

Органы исполнительной власти активно участвуют в правотворчестве, издавая многочисленные приказы, инструкции и т.п., имевшие силу закона.

Десятки тысяч приказов, инструкций и иных подзаконных актов буквально опутывали своими сетями каждый шаг хозяйственных организаций, должностных лиц и граждан, что отнюдь не способствовало укреплению законности. Более того, значительная часть этих подзаконных актов (а иногда и законов) была засекречена, что вовсе не спасало граждан от ответственности из-за незнания закона».

Именно поэтому конституционализм советской эпохи, и периода правления И.В. Сталина в особенности, полностью соответствует концепции «номинального» или «мнимого» конституционализма, существовавшего в основном на бумаге. Культивируемые ценности социалистического общества не предполагали серьезного укрепления режима законности, и уж тем более реального соблюдения конституционных прав и свобод граждан.

Официальная трактовка сущности конституции опиралась, по убеждению ее сторонников и апологетов, на марксистский анализ общественных отношений.

Как отмечал А.Я. Вышинский, «конституции всегда закрепляют в законодательном порядке итог известного общественного развития. Конституции изменяются вместе с изменением общественных отношений. Изменяются вместе с тем и конституционные принципы, всегда соответствующие классовым интересам господствующих классов. Сложность общественных отношений, борьба классов, форм этой борьбы нередко скрывает от нашего взгляда подлинный смысл тех или иных так называемых конституционных принципов, скрывает и их связь и зависимость от породивших эти принципы общественных отношений. Конституции нередко выражают собой известный компромисс, являются в известном смысле параллелограммом борющихся сил». Если же применять подлинно марксистский анализ к Конституции СССР 1936 г. и аналогичному Основному закону РСФСР 1937 г., то вполне обоснованным будет вывод о том, что эти конституции принимались не в интересах большинства населения, жившего в нищете и страхе, а в целях закрепления власти правящей партии и лично И.В. Сталина.

Учтем, разумеется, и то обстоятельство, что социальная структура советского общества была гораздо проще, чем в предшествующую эпоху.

Многие профессиональные и социальные группы целенаправленно уничтожались (дворянство, духовенство, крестьянство) или лишались реальных возможностей воспроизводиться (горожане). Искусственное перемещение огромных масс вчерашних крестьян в города вело к резкому уменьшению культурного уровня и падению уважения к праву как способу нормативного регулирования общественных отношений.

Как отмечают современные отечественные историки, «форсированный темп урбанизации способствует маргинализации большинства городского населения. Недавние сельские жители, оторвавшись от земли, от социального контроля сельского типа, в большинстве своем не приобретают ценностей городского общества. Естественным следствием такого положения становится криминализация городского общества 30-х гг., ослабление семейных связей. В результате массового перетока сельских жителей в города они на какое-то время оказываются в численном превосходстве над коренными горожанами, что отрицательно сказывается как на общем уровне культуры, так и на всем процессе социального наследования. Требования городской жизни плохо воспринимались поколениями, воспитанными на деревенских стереотипах».

Соответственно, и восприятие права в такой системе ценностей носило сугубо отрицательный характер. Оно воспринималось и правящим слоем, и социальными низами исключительно как репрессивная система управляющего воздействия и в реальной жизни его позитивная роль практически сводилась на нет.

Ситуация начала меняться только после смерти И.В. Сталина в 1953 г.

Правившая партия стала предпринимать определенные действия (не всегда последовательные) по либерализации политической системы и повышению роли права в общественной жизни. Началась реабилитация жертв репрессий 30-х - начала 50-х гг. Также определенные позитивные изменения затронули и правовую систему СССР. В целях получения доверия масс новое политическое руководство провозгласило курс на укрепление «социалистической законности». Внесудебные репрессии были свернуты, а антиконституционные органы, имевшие право осуждать граждан - ликвидированы.

В 1958-1960 гг. прошел очередной этап кодификации советского законодательства. Само по себе советское право к середине 1950-х годов приобрело достаточно определенную структуру. Оно подразделялось на материальное и процессуальное по характеру правовых норм. К материальному праву относились такие его отрасли, как государственное, административное, гражданское, уголовное и трудовое право, а к процессуальному - уголовно-процессуальное и гражданско-процессуальное право. Другое дело, что кодификация 1958-1962 гг. вновь поставила вопрос о границах отраслей советского права, а также предмете и методах правового регулирования. Сам факт кодификации следует оценивать сугубо положительно, так как она упорядочила многие сферы правового регулирования, однако, по точному суждению Дж. Боффа, «если сам факт возвращения к закону после произвола прошедших лет был новаторством, то этого нельзя сказать ни о самом законодательстве, ни о критериях, которыми руководствовались при его разработке. Определение некоторых государственных преступлений и антисоветской деятельности и пропаганды осталось настолько гибким, что преступлением могло оказаться просто инакомыслие или выражение несогласия в печати». Действительно, ряд отечественных правоведов отмечают многие антидемократические черты УК РСФСР 1960 г.

В частности, этим актом серьезно ограничивалась духовная свобода граждан, выбор места жительства и род занятий.

Одновременно в 1950-60-х гг. окончательно оформилась система форм советского права, принявшая следующий вид:

конституции и законы, принимаемые Верховными Советами Союза СССР, союзных республик и автономных республик - каждым в пределах своей компетенции;
указы Президиумов Верховных Советов всех уровней;
постановления и распоряжения Советов Министров Союза ССР, союзных и автономных республик;
решения местных Советов народных депутатов;
решения и распоряжения исполкомов местных Советов всех уровней;
приказы, инструкции и постановления министерств и государственных комитетов всех уровней;
постановления ВЦСПС - высшего органа профсоюзов СССР, - наделенного правом принимать обязательные для всех постановления по вопросам охраны труда и социального страхования;
акты центральных органов общественных организаций в отношении внутрикорпоративных норм;
акты руководителей предприятий и организаций о внутреннем трудовом распорядке и иной внутриорганизационной деятельности.

Наибольшую же значимость в качестве источника права приобрели совместные постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Законодательство же в собственном смысле слова было развито слабо, регулируя далеко не все сферы общественных отношений. От романо-германской правовой семьи советское социалистическое право отличалось высокой степенью пробельности, а также крайне низким уровнем правовой культуры и правосознания населения.

Кроме того, следует принять во внимание и то обстоятельство, что в советском праве чрезвычайно выпукло отражались две его составляющие: собственно теория социалистического права, совершенно догматичная и нежизнеспособная, и реальная правоприменительная практика, вносившая существенные коррективы в теоретические построения. Выше мы привели как раз теоретическую систему форм советского права, а его реальная система, в трактовке А.А. Тилле, выглядела следующим образом:

указания «директивных органов» («телефонное право»);
обычай;
судебная практика;
нормативные акты государственных органов (акты органов управления и законы);
доктрина.

Оценка советского права может даваться с самых различных точек зрения как идеологического, так и концептуального характера. Например, по мнению В.Н. Синюкова, отстаивающего самобытный путь развития отечественной юриспруденции, «по своему историческому значению советское право есть своего рода "подсознательный" бунт против западного правового рационализма и индивидуализма, в оболочку которых пытались заключать русскую правовую идею со второй половины XIX в. Поэтому советское право - не казус, не политическая ошибка и тем более не тупиковый ход правовой истории, оно закономерный феномен, теснейшим образом связанный со всем предшествующим развитием русского права <…>. Так, уровень правовой фундаментальной и отраслевой науки, существующий в настоящее время, немыслим для дореволюционной России, располагавшей довольно развитой, но весьма несамостоятельной правовой идеологией». С данными утверждениями вряд ли можно согласиться. В дореволюционной России сложилось значительное число научных школ, причем не только в сфере теории и истории права, но и в отраслевых науках, давших много известных имен. В советское время практически весь «имперский» период развития отечественного правоведения был отвергнут и предан забвению. И только в 90-е годы ХХ в. начался возврат к прежним концепциям и традициям, их повторное освоение уже в новых исторических условиях.

В контексте рассматриваемой нами проблематики целесообразно обратиться к характеристике отдельных отраслей советского права. Мы, как и ранее, остановимся на гражданском и уголовном праве.

I. Советское гражданское право на протяжении всего периода своего существования находилось в двойственном положении. Оно, прежде всего, предназначалось для регулирования имущественных отношений между гражданами (физическими лицами), а взаимоотношения между юридическими лицами охватывались таким феноменом, как хозяйственное право, опиравшееся на нормативные договоры и огромное количество подзаконных актов. Подобный «дуализм» опирался на отрицательное отношение правящей партии к частной собственности и любым проявлениям самостоятельной экономической деятельности как граждан, так и организаций.

По справедливому суждению А.Л. Маковского, «планирование становится важнейшим орудием в руках государства для воздействия на экономику страны. Именно с помощью разного рода планов отдаются "команды", которые определяют развитие экономики, предписывая в конечном счете поведение хозяйствующих субъектов в их взаимоотношениях. Возможно, именно поэтому государство никогда не стремилось урегулировать сам порядок планирования в достаточно определенных правовых нормах.

Закон о планировании народного хозяйства так никогда и не был издан.

<…> Многие акты в этой области оставались закрытыми, многие издавались на уровне министерств и ведомств, ряд правил о планировании был разбросан по комплексным нормативным актам - положениям о поставках, транспортным уставам и кодексам и др.».

Точно также не было кодифицировано и хозяйственное законодательство. Идея о принятии Хозяйственного кодекса СССР не нашла достаточной поддержки в научном сообществе, да и сама по себе могла быть реализована с очень большими сложностями в силу огромной систематизаторской работы, которую пришлось бы осуществлять. Именно поэтому сторонники хозяйственно-правовой теории не смогли добиться кодификации огромного накопленного за десятилетия массива соответствующего законодательства.

Как же трактовалось гражданское право периода «развитого социализма»? Обратимся к трудам ведущего цивилиста 1960-70-х гг. в СССР, О.С. Иоффе, по мысли которого «советское гражданское право как отрасль единого советского социалистического права есть система норм, регулирующих на началах равенства социалистические имущественные отношения в их стоимостной форме и связанные с ними личные неимущественные отношения социалистического общества». Советское гражданское право опиралось на определенные принципы, к числу которых относились:

принцип равноправия;
принцип сочетания прав и обязанностей;
принцип реальности и гарантированности гражданских прав;
принцип плановости;
принцип личной инициативы;
принцип социалистической законности.

В свою очередь, система советского гражданского права включала в себя следующие элементы:

Общая часть (субъекты, объекты, сделки, исковая давность).
Право собственности (право государственной социалистической собственности, право кооперативно-колхозной собственности, право собственности общественных организаций; право личной собственности, право обственности мелких частных хозяйств и единоличных крестьян и кустарей).
Обязательственное право (договоры и иные обязательства).
Авторское право.
Право на открытие.
Изобретательское право.
Семейное право.
Наследственное право.

Семейное право находилось в составе гражданского права до 1971 г., когда был принят Кодекс о браке и семье РСФСР и началось формирование самостоятельной отрасли советского права.

Основными формами советского гражданского права рассматриваемого периода выступали:

1. Законодательство, образовывавшее определенную иерархическую систему:

Конституция СССР;
Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г.;
Гражданский кодекс РСФСР 1964 г.;
указы Президиума Верховного Совета СССР и РСФСР;
постановления и нормативные распоряжения Совета Министров СССР;
решения и нормативные распоряжения местных органов власти.

2. Обычай и обыкновения.

3. Постановления Пленума Верховного Суда СССР.

Как резонно замечает О.С. Иоффе, «признание за постановлениями Пленума Верховного Суда СССР значения источников права иногда отрицается на том основании, что суд есть орган, применяющий правовые нормы к конкретным случаям, и если бы он, кроме того, сам мог творить право, уже нельзя было бы говорить ни о законности, ни о принципах ее соблюдения. Но при определенных условиях правовые нормы применяются к конкретным случаям не только судом, а и всеми другими органами Советского государства - начиная от Верховного Совета СССР и кончая местными Советами депутатов трудящихся. Это обстоятельство не препятствует, однако, признанию значения источников права за теми их актами, которые издаются не по поводу конкретного случая, а для установления общих правил. Почему же тогда руководящие разъяснения, которые содержатся в постановлениях Пленума Верховного Суда и которые тоже носят общий характер, а не связаны с разрешением какого-либо конкретного дела, не могут иметь такого значения?».

II. Уголовное право. Эта сфера правового регулирования носила наиболее жесткий характер и опиралась на систему тотального контроля за личностью. Социалистическое общество содержало в себе огромное количество различных запретов и ограничений и, пожалуй, самым откровенным образом отражало сущность сложившихся порядков. Уголовно-правовая наука рассматриваемого нами периода исходила из того факта, что «советское уголовное право, как отрасль права, есть система установленных и санкционированных социалистическим государством норм, которые определяют наиболее опасные для трудящихся и социалистического правопорядка деяния (преступления) и условия назначения и применения мер наказания за их совершение». Основными принципами советского уголовного права признавались:

принцип законности;
принцип пролетарского интернационализма;
принцип социалистического демократизма;
принцип социалистического гуманизма;
принцип личной ответственности только виновного.

Исходя из вышеназванных принципов, определялись и задачи советского уголовного права. Они были четко закреплены в ст. 1 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик от 25.12.1958 г.

Задачи эти сводились к следующим положениям:

охрана советского общественного и государственного строя;
охрана социалистической собственности;
охрана личности и прав граждан и всего социалистического правопорядка от преступных посягательств.

Вопрос об источниках советского уголовного права решался в духе узконормативного подхода, согласно которому практически единственным источником выступало законодательство (это положение во многом сохраняется до настоящего времени, хотя реалии и в советский период, и в наши дни были совершенно иными). Поэтому на доктринальном уровне считалось, что «советский уголовный закон - это принятый Верховным Советом СССР или Верховными Советами союзных республик правовой акт, выражающий общую волю трудящихся и содержащий в себе юридические нормы, регулирующие охрану социалистического государства и прав граждан от преступлений путем применения к виновным наказания». Советское уголовное законодательство состояло из двух частей:

1. Общесоюзное уголовное законодательство:

Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г.;
Закон об уголовной ответственности за государственные преступления 1958 г.;
Закон об уголовной ответственности за воинские преступления 1958 г.;
Другие отдельные общесоюзные уголовные законы, устанавливающие ответственность за иные преступления, посягающие на интересы СССР;
Общесоюзные законы, содержащие наряду с иными нормами также и отдельные нормы уголовно-правового характера.

2. Уголовный кодекс РСФСР 1960 г., исчерпывающим образом регулировавший соответствующие правоотношения и детализировавший общесоюзное законодательство.

Как справедливо констатируют современные исследователи, «уже с 1962 г. в Кодекс стали вноситься изменения и дополнения, приобретшие со временем едва ли не лавинообразный характер. Значительная часть этих изменений и дополнений была направлена на ужесточение ответственности вследствие роста преступности. Кроме того, обостряющиеся противоречия социализма, особенно в сфере экономической деятельности, и неспособность разрешить их экономическими и иными неадминистративными мерами подталкивали власти к наиболее простому, как казалось, способу их решения - с помощью репрессивных методов, в том числе и уголовно-правовых».

В качестве источников уголовного права не признавались судебная практика и правовые обычаи. Реальное положение дел в СССР существенно отличалось от доктринальных разработок, а руководящие разъяснения Пленума Верховного Суда и правоприменительная практика областных, краевых и республиканских судебных органов фактически играли роль источников права. Другое дело, что подобная практика не была единообразной и год от года менялась под влиянием как объективных, так и субъективных факторов.

Система наказаний по советскому уголовному носила достаточно упорядоченный характер и образовывала следующую иерархию:

смертная казнь;
лишение свободы;
ссылка;
высылка;
исправительные работы без лишения свободы;
лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью;
штраф;
увольнение от должности;
возложение обязанности загладить причиненный вред;
общественное порицание;
конфискация имущества;
лишение воинского или специального звания.

Наказание преследовало достижение следующих целей:

кара за совершенное преступление;
исправление и перевоспитание осужденных в духе честного отношения к труду;
точное исполнение законов;
уважение к правилам социалистического общежития;
предупреждение совершения новых преступлений как осужденными, так и иными лицами.

Преступность в СССР неуклонно росла на протяжении 1960-80 гг., однако соответствующие данные носили секретный характер, и отечественные ученые предлагали сугубо идеологическую трактовку причин преступности. Она сводилась к тому, что «коренные изменения, происшедшие в СССР после ликвидации эксплуататорских классов и построения социалистического общества, сказались и на состоянии преступности. В нашей стране уничтожена эксплуатация человека человеком, исчезла безработица, неуклонно поднимается материальный и культурный уровень широких народных масс, уничтожены классовые антагонистические противоречия.

Преступность не имеет корней в основах нашего общества, она чужда природе социалистического общества». Жизнь говорила об обратном. Низкий уровень жизни в ряде регионов СССР, скрытая безработица, отсутствие во многих городах развитой досуговой системы, невысокий образовательный уровень промышленных рабочих и сельских наемных работников, бытовая неустроенность многих семей (знаменитые советские коммуналки) - все это отнюдь не способствовало уменьшению уровня преступности.

Таким образом, советское право в целом не опиралось на изучение реальной жизни, а следовало определенным идеологическим постулатам, не имевшим прямого отношения к действительности. Наука советского права опиралась на такой любопытный феномен как «марксистско-ленинская философия», не имевшая на самом деле явной преемственности с классическим марксизмом. Интерпретации учения К. Маркса были свойственны советскому режиму на разных стадиях его эволюции, но в общем и целом руководители КПСС не читали труды основоположников марксизма, да и интеллектуальным трудом себя не обременяли. Соответственно, советское право во многом отталкивалось от его трактовки А.Я. Вышинским, ставшей официальной после Всесоюзного совещания юристов в 1938 г. В понимании А.Я. Вышинского, «право - совокупность правил поведения, выражающих волю господствующего класса, установленных в законодательном порядке, а также обычаев и правил общежития, санкционированных государственной властью, применение которых обеспечивается принудительной силой государства в целях охраны, закрепления и развития общественных отношений и порядков, выгодных и угодных господствующему классу». Советские теоретики права, особенно в период правления И.В. Сталина, подчеркивали классовый характер права как социального явления.

Согласно идеологическим постулатам, правящим классом в СССР являлся пролетариат, авангардом которого выступала коммунистическая партия. На деле же партия подменяла пролетариат, являвшийся меньшинством в крестьянской стране. Реальным хозяином СССР выступала партийно-советская бюрократия, интересы которой носили первоочередной характер. В теоретико-правовой же литературе утверждалось с большим пафосом, что «советское право - социалистическое право, - т.е. возведенная в закон воля рабочего класса, осуществляющего в союзе с трудящимся крестьянством государственное руководство советским обществом в условиях внешнего капиталистического окружения». По сути, официальная советская юриспруденция дальше вышеприведенных трактовок права не пошла. Наработки советских юристов начального периода развития социалистического права (Е.Б. Пашуканис, П.И. Стучка, Н.Н. Разумовский) оказались невостребованными в последующую эпоху.

Эта невостребованность была связана с различными обстоятельствами, среди которых основную роль играло общее понижение интеллектуального уровня гуманитарных исследований и отказ от преемственности с прежними научными школами. В частности, практически полностью прекратила существование социологическая школа российского права, некоторые идеи которой можно обнаружить в трудах Е.Б. Пашуканиса и П.И. Стучки.

Печальная судьба социологии права в Советской России объяснима достаточно просто. Прикладные исследования (изучение причин преступности, эффективности законодательства, уровня правовой культуры личности и общества) объективно ведут к обобщениям теоретического характера, которые как раз и не были нужны «господствующему классу» в лице партийно-государственной бюрократии. Кроме того, и это обстоятельство нужно отметить особо, в течение 1930-50-х годов господствующие высоты в юриспруденции занял юридический позитивизм, признававший право порождением воли государства. Соответственно, обществу было отказано в возможности творить право. Следовательно, любые социологические изыскания приобретали совершенно недопустимый и «идеологически вредный» характер и, разумеется, оказались свернуты уже к середине 1930-х гг. Самобытные же и самостоятельные исследователи уходили из сферы теории права в отраслевые науки. В итоге, социалистическое право преподносилось в качестве высшего уровня развития права как такового, не имея под собой объективных исследований. Именно поэтому социалистическое право и стало обладать сугубо схоластическими чертами, которые, по мнению советских правоведов, выделяют его (право) из других социальных явлений:

детерминированный экономическими условиями развития общества интерес рабочего класса (всего народа), объективируемый в государственной воле;
выражение интереса и воли рабочего класса (всего народа), в системе юридических норм, направленных на регулирование общественных отношений в интересах построения социализма и коммунизма;
обеспеченность правовых норм системой организационных и идеологических средств и охрана их в необходимых случаях принудительной силой социалистического государства.

В целом, советские правоведы пришли к тому, что «социалистическое право - это выражающая интересы рабочего класса и всех трудящихся (всего народа) и определяемая материальными условиями жизни общества государственная воля, объективируемая государством в системе норм (правил поведения), направленных на регулирование общественных отношений в целях построения социализма и коммунизма, обеспечиваемых системой организационных и идеологических средств и охраняемых принудительной силой государства». Данное определение гораздо более «неопределенное», чем формулировки А.Я. Вышинского и А.И. Денисова, что объясняется необходимостью обосновать не столько узкоклассовое, сколько «общенародное» содержание социалистического права, выдвинутое после ХХ съезда КПСС в 1956 г. Вместе с тем, классовый аспект социалистического права не был отменен, и его сущность проявлялась в том, что социалистическое право:

выражает социально-политическое и идейное единство, сложившееся в результате восприятия трудящимся крестьянством и трудовой интеллигенцией марксистско-ленинской идеологии рабочего класса;
руководящую роль в развитии общества, и в частности в развитии правовой надстройки, в период социализма и строительства коммунизма продолжает играть рабочий класс;
право служит целям построения коммунизма;
оно является орудием борьбы с пережитками эксплуататорского строя в поведении людей.

К реальной жизни людей данные принципы никакого отношения не имели, так как социальная практика не изучалась во всем ее многообразии, и призывы отдельных ученых соотносить теорию с практикой оставались без ответа. Так, С.И. Аскназий справедливо писал о том, что «лишь при условии понимания соотношения между правовыми институтами и лежащими в их основе социально-экономическими и иными явлениями и роли каждого правового института в дальнейшем поступательном движении общественной системы законодатель может получить твердую основу для своей деятельности, правильно выбрать для осуществления выдвигаемых им целей соответствующие правовые средства». Реалии же советской действительности были таковы, что любое объективное исследование функционирования права привело бы к краху официальной юриспруденции. Поэтому социологические изыскания в 30-50-х гг. ХХ столетия практически не проводились, а в период «оттепели» они стали носить выборочный и только прикладной характер (оперировать реальными данными в таких исследованиях было невозможно, поэтому абсолютные цифры могли указываться только в закрытых публикациях). Для массовой же аудитории предлагалась система принципов социалистического права, на которые должна была опираться правоприменительная практика. Принципы эти на общетеоретическом уровне сводились к следующим:

принцип народовластия;
принцип демократизма;
интернационализм;
принцип социалистического гуманизма;
принцип справедливости;
принцип равноправия;
принцип законности;
неразрывная связь прав и обязанностей;
сочетание убеждения и принуждения;
принцип ответственности за вину.

Все вышеприведенные принципы говорят о том, что советское социалистическое право, по своей глубинной сущности, - явление неправовое и даже антиправовое. Именно на этот аспект обращает внимание В.С. Нерсесянц, характеризуя дискуссии сторонников «узкого» и «широкого» понимания права в отечественной юриспруденции 60-70-х гг. ХХ столетия.

В.С. Нерсесянц справедливо считает, что «в целом полемика представителей "широкого" понимания права против сторонников "узконормативного" подхода носит непринципиальный характер, поскольку в фактически неправовой ситуации оба направления в одинаковой мере базировались на априорной предпосылке о наличии "советского социалистического права", которое по существу отождествлялось с советским законодательством.

Под "нормой права" в обоих случаях имеется в виду норма антиправового законодательства, производными которой являются компоненты более "широкого" понимания права ("правоотношение" и "правосознание")».

Позволим себе сделать утверждение о том, что наличие нескольких подходов к правопониманию (разумеется, в рамках господствовавшего юридического позитивизма, по недоразумению отрицавшегося советскими юристами) позволило прорвать стену догматизма и постепенно начать формирование новых школ правопонимания, подрывавших незыблемое положение позитивистов, даже с учетом того, что представители новых подходов опирались на труды К. Маркса, творчески изученные и интерпретированные (позитивисты в философских построениях в массе своей не разбирались, что связано с общим падением философской культуры советских общественных наук и их представителей).

К числу сторонников новых типов правопонимания в советской теоретической юриспруденции прежде всего следует отнести Л.И. Спиридонова и Л.С. Явича. Концепция Л.С. Явича характеризуется тем, что ученый ввел в определение права субъективные права личности, признав их важность в правовом регулировании общественных отношений. Тогда «право - это материально детерминированная и возведенная в закон общеклассовая (всенародная при социализме) воля, непосредственно выраженная не только в общих государственно обязательных установлениях, но и в закрепленных ими наличных правах субъектов общественных отношений, характер и содержание которых объективно обусловлены». Соответственно, несколько иной окажется и система принципов права, которая, согласно Л.С. Явичу, приобретает следующий вид:

принцип общеобязательности норм права для всего населения страны и приоритета этих норм перед всеми иными социальными нормами в случае коллизии;
принцип подразделения правовой системы государства на публичное и частное право, на относительно самостоятельные отрасли и институты права;
принцип соответствия между объективным и субъективным правом, между нормами права и правовыми отношениями, между правом и его осуществлением;
принцип социальной свободы, выраженный в системе субъективных прав участников общественных отношений, равенства перед законом и судом, равноправия;
принцип законности и юридической гарантированности прав и свобод личности, зафиксированных в законе, связанность нормами законодательства деятельности всех должностных лиц и государственных органов;
принцип справедливости, выраженный в равном юридическом масштабе поведения и в строгой соразмерности юридической ответственности допущенному правонарушению;
принцип юридической ответственности только за виновное противоправное поведение и признания каждого невиновным до тех пор, пока вина не будет установлена юрисдикционным органом (судом), так называемая презумпция невиновности;
принцип недопустимости обратной силы законов, устанавливающих новую или более тяжелую юридическую ответственность, и гуманности наказания, способствующего исправлению осужденного.

Таким образом, Л.С. Явич предложил весьма прогрессивную (для своего времени) трактовку принципов права, опирающуюся во многом на социологическое понимание права как такового. Соответственно этому, ученый и говорит о наличии таких элементов права, как объективное и субъективное право. Последнее крайне значимо, так как определяет объем прав личности и коллективных образований в обществе. Соответственно, «субъективное право - это система наличных прав субъектов, выражающая материально детерминированную и возведенную в закон волю господствующих классов, закрепленную в объективном праве. Единичное субъективное право - это юридически обеспеченная мера возможного поведения лица, гарантирующая ему самодеятельность, свободу выбора, пользование материальными и духовными благами на основе существующих отношений производства и обмена». Следовательно, воспользоваться субъективным правом в современном обществе личность может только тогда, когда это право каким-либо образом фиксируется (нормативный акт, судебное решение) и является для личности значимым. Последнее означает наличие длительной исторической традиции по использованию именно данного правила поведения и эффективность правила в процессе его применения.

Эффективность права и его отдельных институтов и отраслей определяется следующими критериями (показателями):

соответствие непосредственной социальной цели законодателя объективным потребностям данного общества;
оптимальность избранного масштаба поведения для достижения поставленной цели, возможность достижения этой цели юридическими средствами;
соответствие средств достижения цели социальной ценности предполагаемого социального результата;
минимальность социальных трат при максимальности социального результата;
соответствие между реальным результатом действия нормы и поставленной перед ней социальной целью.

При этом следует принимать во внимание то обстоятельство, что «генезис нормы, выраженной в законодательстве, нельзя связывать только с логическими операциями мышления. В ее основе лежит норма как типичный массовидный процесс жизнедеятельности людей. Если подобная норма не сложилась или в ней нет объективной необходимости, то никакой законодательный акт ее не породит, а когда в силу причин субъективного порядка законодатель формулирует норму, которой нет и не может быть при данных общественных отношениях, то мы сталкиваемся с мертворожденной юридической моделью поведения, которая в действующее право не вольется и останется тем, что называют "книжным правом". Наличие типичного процесса поведения предопределяет общезначимость юридической нормы, а потому и решающее ее качество».

Действительно, значительное количество норм советского права (как и современного российского) оказывалось «мертвым» по причине несоответствия жизненным реалиям. Уровень правовой культуры и правосознания в СССР был крайне низким и все попытки его повышения наталкивались на объективные сложности, связанные прежде всего с нежеланием соблюдать действующее законодательство партийно-государственной бюрократией. Во многом именно с этим оказывалось связано постоянное нарушение принципов правосудия в СССР, хотя сами эти принципы являлись вполне демократичными. К ним относились:

законность, обоснованность, целесообразность и справедливость решения (приговора);
публичность рассмотрения дел, коллегиальность и участие общественности, выборность судей;
независимость судей и подчинение их только закону, процессуальное равноправие участников судебного разбирательства;
устность и непосредственность, гласность, национальный язык судопроизводства;
равенство всех граждан перед законом и судом, неприкосновенность личности, презумпция невиновности, обеспечение права обвиняемого на защиту;
осуществление правосудия только судами, в строгих рамках процессуального законодательства.

Соответственно, с точки зрения теории, исключаются все неправовые формы воздействия на личность. В таком случае, как обоснованно полагал Л.С. Явич, «организованное и правом регламентированное, заранее обусловленное санкциями юридических норм и потому в какой-то степени исключающее усмотрение отдельных должностных лиц, их произвол и субъективизм, принуждение на основе закона оказывается для общества и его членов более предпочтительным, чем прямое и неограниченное насилие властей, грубо попирающее любое проявление недовольства существующим порядком и лишающее свободы, а то и жизни каждого, кто покажется бюрократии и полиции опасным для их собственного благополучия. Нельзя исключать и того, что (особенно в нашу эпоху) закон и суд являются средством охраны элементарно необходимой безопасности населения, ограждения людей от уголовной преступности и иных антисоциальных проявлений, составляющих угрозу обществу, вне зависимости от того, какова его классовая структура и кто реально стоит у власти. В этом одно из проявлений общесоциальных притязаний, субстрат которых так или иначе заключен в действительном праве и правосудии любой эпохи в условиях сохранения цивилизованных политических структур, противостоящих варварски-террористическим и тоталитарным режимам». Звучит все вышесказанное крайне актуально и в наши дни. В советскую же эпоху «развитого социализма» идеологические постулаты и реальная жизнь общества часто были диаметрально противоположны. Отечественные правоведы, используя «эзопов язык», достаточно доступно излагали сущность законности как общественного явления и старались донести до партийно-государственной бюрократии важность и необходимость соблюдать принимаемые правовые акты. Причем трактоваться законность могла предельно широко (как политико-правовой режим). Тогда она должна обладать следующими характеристиками:

строгие гарантии прав граждан и их законных интересов, недопущение каких бы то ни было проявлений произвола, в том числе со стороны должностных лиц;
неуклонное требование точного соблюдения законов государства всеми гражданами и организациями, решительное пресечение нарушений права и неотвратимость наказания за преступления;
осуществление всех властно-административных функций в полном соответствии с законом, подзаконность любой социально значимой деятельности.

Отсюда следует необходимость наличия системы юридических гарантий законности и правопорядка. К таковым, по мысли Л.С. Явича, можно отнести:

закрепление основ общественного и государственного строя, важнейших прав и обязанностей граждан, принципов правовой системы в конституции страны;
соответствие текущего законодательства нормам конституции, верховенство законов по отношению ко всем иным актам государственных органов;
высокая юридическая техника правотворчества, кодификации и инкорпорации законодательства, ясность и доступность нормативно-правового материала;
централизованный прокурорский надзор за всеобщим соблюдением законов, единством их понимания и применения на всей территории страны;
независимость суда и подчинение его только закону, правосудие как высшая юридическая гарантия прав граждан и подзаконности административной деятельности;
безусловное право граждан на жалобу, возможность обращения за защитой в суд при нарушении конституционных гражданских прав, публичность судопроизводства;
развитое правосознание населения, правовая культура работы государственного аппарата, учреждений и организаций, юридическая информированность граждан.

Однако, и об этом всегда нужно помнить, юридические гарантии законности окажутся фикцией при отсутствии реального механизма осуществления права. Как отмечал Л.И. Спиридонов, «условие воплощения сущности права в общественных отношениях - социалистическое государство, которое дает воле народа наличное бытие в виде закона, вследствие чего право в целом получает объективное существование в лице правосубъектных граждан, наделенных правами и обязанностями, выполнение которых обеспечено принудительной силой государственного аппарата. Правоотношения, опосредованные юридическими нормами - официальным выражением воли народа, - становятся явлением сущности права. Закон явления - закон соответствия прав и обязанностей субъектов правоотношений - вновь возвращает нас в сферу собственно общественной жизни: граждане вступают в правоотношения и наделяются правами и обязанностями вследствие занятия ими определенных социальных позиций, играющего роль юридического факта. Замещение же социальных позиций - функция разделения (кооперации) труда в обществе». Следовательно, если гражданин по независящим от него причинам не может воспользоваться своими субъективными правами, то его статус как участника общественных отношений утрачивает свое предназначение и о свободе личности становится проблематично серьезно рассуждать. Советские граждане формально обладали достаточно широкими субъективными правами, часть из которых функционировала достаточно эффективно (например, право на труд). Другая же часть правомочий не могла быть реализована по причине отсутствия законодательной базы. Так, в частности, Конституция СССР в ст. 58 закрепляла право на обжалование неправомерных действий должностных лиц и государственных органов, однако соответствующего правового акта, детализировавшего это право в материальном и процессуальном аспектах, не существовало до 1987 г. Таким образом, возможность защитить в суде свои нарушенные права в сфере управления оказалась сведена к нулю.

Теоретические же разработки в сфере административной юстиции были созданы советскими правоведами уже к середине 1970-х гг. Так, один из ведущих отечественных процессуалистов Д.М. Чечот писал о том, что «административная юстиция - это порядок рассмотрения и разрешения в судебной процессуальной форме споров, возникающих в сфере административного управления между гражданами или юридическими лицами, с одной стороны, и административными органами - с другой, осуществляемый юрисдикционными органами, специально созданными для разрешения правовых споров». Следовательно - административная юстиция является достаточно широким понятием и охватывает значительную категорию споров. Д.М. Чечот предложил собственное видение подведомственности дел, возникающих из административно-правовых отношений. Оно сводилось к следующему:

1. Жалобы на постановления административных органов о штрафах и взысканиях в административном порядке:

жалобы на постановления о наложении штрафов;
жалобы на постановления о денежных начетах;
жалобы на постановления о взыскании недоимок по налогам и другим платежам.

2. Жалобы на постановления административных органов по ограничению прав:

жалобы на постановления о лишении водительских прав;
жалобы на постановления о лишении права охоты.

3. Жалобы на постановления административных органов по оформлению и осуществлению приобретенных на основании закона и юридических фактов субъективных прав:

жалобы на постановления о назначении пенсий;
жалобы на постановления о включении в очередь на получение жилплощади;
жалобы на действия судебных исполнителей;
жалобы на действия нотариусов.

4. Жалобы на постановления административных органов по вопросам правовой регистрации:

жалобы на неправильности в списках избирателей;
жалобы на неправильности в книгах ЗАГС;
жалобы на действия органов опеки и попечительства;
жалобы на постановления по регистрации строений, транспортных средств и другого подлежащего регистрации имущества.

На протяжении нескольких десятилетий вопрос о необходимости административной юстиции в СССР широко обсуждался учеными. Как отмечал Д.М. Чечот, «исследование теоретических проблем административной юстиции показывает, что названный институт находится в нашей стране в процессе становления. Нет никаких серьезных оснований для того, чтобы отрицать возможность и необходимость применения административной юстиции в странах социализма. Речь должна идти о дальнейшем совершенствовании того порядка судебного контроля за действиями органов государственного управления, который применялся в советском праве на протяжении всей его истории».

Помимо всего прочего, в советском праве фактически отсутствовала самостоятельная отрасль - административно-процессуальное право, не признаваемая большинством ученых даже в теории. Однако соответствующие научные разработки велись. По-видимому, ведущим специалистом в этой сфере может быть признан В.Д. Сорокин. Этот крупнейший административист еще в 1960-70-х гг. создал концептуальные труды в сфере административного процесса, без которого, по определению, не может существовать и административная юстиция. Тем более, что в ряде социалистических стран Европы, сохранивших преемственность с романогерманской правовой семьей, административная юстиция и соответствующая ей процессуальная форма эффективно функционировали (Болгария, Польша). Как обоснованно полагал В.Д. Сорокин, «отсутствие в нашей стране единого административно-процессуального акта, каким, по нашему мнению, прежде всего должны быть Основы административно-процессуального законодательства Союза СССР и союзных республик, определенным образом отражается на многих проблемах процесса, в том числе и на вопросе о принципах этого вида деятельности. Нет надобности доказывать, что принципы того или иного явления могут быть эффективными только в системе, только тогда, когда они охватывают все существенные стороны данного явления».

По мнению В.Д. Сорокина, основными принципами советского административного процесса должны быть признаны:

принцип социалистической законности (требования строгого и надлежащего исполнения законов и основанных на них иных правовых актов, а также надлежащего применения этих актов);
принцип заинтересованности масс в осуществлении и результатах административного процесса, конкретизирующий участие масс в государственном управлении;
принцип быстроты процесса;
принцип охраны интересов государства и личности в административном процессе;
принцип гласности процесса;
принцип материальной истины (обязанность органа, рассматривающего конкретное дело, принять во внимание все доказательства, имеющиеся в его распоряжении);
принцип равенства сторон в административном процессе (на граждан и должностных лиц закон распространяется в равной степени);
осуществление процесса на языке коренного населения;
принцип самостоятельности принятия решения при рассмотрении административных дел (конкретизация принципа демократического централизма в советском государственном управлении);
принцип двустепенности административного процесса (участники разбирательства по административному делу, и прежде всего, сторона, чьи права и интересы устанавливаются в ходе процесса, могут обжаловать любое первичное действие органа или лица, рассматривающего данное дело);
принцип ответственности должностных лиц и служащих за ненадлежащее ведение процесса.

Таким образом, вышеназванные принципы должны были укрепить законность в государственном управлении и осуществлении правосудия, но, во многом, остались благими пожеланиями. Реалии советского общества не позволяли функционировать органам административной юстиции, хотя, на исходе бытия СССР, в 1989 г. были приняты Основы о судоустройстве Союза СССР и союзных республик, предусматривающие создание должности судьи по административным делам в каждом районном суде. В практической плоскости такие должности не были созданы отчасти по финансовым соображениям, а отчасти из-за сопротивления самого судейского сообщества, посчитавшего наличие таких должностей «карьерным тупиком». Свою негативную роль сыграло и нежелание бюрократического аппарата оказаться в поле зрения судебной ветви власти и отвечать за проявления собственной некомпетентности и корыстных устремлений. Все эти проблемы оказались унаследованы и современным российским обществом, правовая система которого находится в стадии формирования и не отличается стабильностью институтов и отношений.