Основные тенденции развития государства и права в XX в.

Циклический характер политико-правового развития в XX в.

Казалось бы, что государственно-правовая история XX в. слишком противоречива и фрагментарна, чтобы в бурном водовороте меняющихся событий и процессов обнаружить какую-либо логику. В самом деле, две мировые войны (1914—1918 и 1939—1945) и десятки более мелких вооруженных конфликтов, гибель миллионов людей, революции и опустошительные гражданские войны, раскол мира на противостоящие друг другу системы — капиталистическую и социалистическую, крушение тоталитарных режимов в 80—90-е гг. XX в. в СССР, Центральной и Восточной Европе сложно уложить в какую-либо схему. Несмотря на это, в противоречивой истории развития политических и правовых учреждений XX в. можно выявить главную тенденцию.

Глобальной тенденцией мирового политико-правового развития стала тенденция расширения и консолидации демократии: распространение демократических принципов, институтов, норм, ценностей и установок в различных регионах земного шара. Однако процессы утверждения конституционного государства и дальнейшего распространения демократической политической системы, норм и принципов на новые страны и регионы происходило неравномерно, носило циклический характер, сопровождалось возвратным движением и установлением авторитарных и тоталитарных режимов. Это дало основание профессору Гарвардского университета С. Хантингтону представить политико-правовую эволюцию XX в. как процесс расширения демократии на новые страны в качестве господствующей и долговременной тенденции мирового развития, реализующейся циклами или «волнами демократизации». В своей работе «Третья волна. Демократизация в конце XX века» С. Хантингтон дает следующее определение «демократической волны»: «Волна демократизации есть переход группы стран от недемократических режимов к демократическим, протекающий в определенный период времени и по численности существенно превосходящий те страны, в которых за этот же период времени развитие протекает в противоположном направлении». Эта волна включает также либерализацию и частичную демократизацию политической системы. Однако история знает и другие периоды, когда в большой группе преобладала автократическая тенденция, связанная с усилением антидемократических сил, поражением демократии и установлением авторитарных и тоталитарных режимов. Эти этапы во всемирной истории С. Хантингтон называет «попятной волной» пли «волной отката от демократизации» («reverse wave»). Следовательно, политико-правовую историю XX в. можно представить как процесс чередования волн демократизации и попятного движения к авторитаризму и тоталитаризму.

С. Хантингтон выделяет следующие «волны демократизации» и «волны отката от демократизации».

Первая длительная волна демократизации (1828— 1926). Своими корнями первая волна демократизации уходит в американскую и французскую революции. Однако современное понимание демократической политической системы и конституционного государства связано с XIX в. Отличительными признаками процесса демократизации первой волны являются:

1. распространение всеобщего избирательного права на подавляющее большинство взрослого населения;
2. становление и развитие ответственных представительных институтов и подотчетных им исполнительных органов конституционного государства.

В соответствии с этими критериями на рубеже XIX и XX вв. переход к демократии был завершен в 29 странах. Среди них США, Великобритания, Франция, Швейцария, Австралия, Канада, Новая Зеландия, страны Северной Европы. Незадолго до Первой мировой войны (1914—1918) демократические режимы были установлены в Италии и Аргентине, а в послевоенный период в других новых независимых государствах Европы — Исландии и Ирландии.

Первую волну демократизации сменяет первая волна отката от демократизации (1922—1942). Она берет свое начало с 1922 г., т.е. с установления фашистской диктатуры Б. Муссолини в Италии. В течение этого же периода неустойчивые демократические институты в Польше, Литве, Латвии и Эстонии были ликвидированы в результате происшедших там военных переворотов. В 1926 г. в Португалии в результате государственного переворота власть в стране захватили военные и установили диктатуру, которая просуществовала до 1974 г. В Германии приход к власти Гитлера в 1933 г. и установление фашистского режима ознаменовали поражение Веймарской демократической республики. Аншлюс Австрии Германией в 1938 г. сопровождался в ней ликвидацией демократических институтов и норм.

В Испании гражданская война 1936—1939 гг., завершившаяся установлением диктатуры генерала Франко, прервала кратковременный процесс демократизации страны. Реставрация авторитаризма в ряде стран Латинской Америки (Аргентине, Бразилии, Уругвае) вызвала тот же результат. В целом из 17 стран, в которых между 1910 и 1931 гг. установились демократические режимы, к концу 30-х гг. XX в. лишь четыре государства сохранили демократическую форму правления. Таким образом, 20-е и 30-е гг. XX в. характеризуются преобладанием автократической тенденции. Ее особенностью является то, что наряду с традиционно авторитарными политическими системами возникает новый тип автократии — тоталитаризм. Антидемократическая волна данного периода оказала существенное влияние на функционирование традиционных демократических режимов. В конечном счете первая волна отката от демократизации явилась одним из главных источников Второй мировой войны (1939—1945).

Вторая короткая волна демократизации (1943—1964). Она начинается еще во время Второй мировой войны (1939—1945), а глобальная экспансия демократических политических институтов и норм определяется победой над фашизмом и антиколониальным движением. В результате были восстановлены демократические режимы во Франции, Голландии, Дании, Бельгии и других странах Западной Европы. Присутствие оккупационных союзнических войск в Германии, Италии и Японии способствовало не только установлению и укреплению в этих странах демократических политических институтов, но сделало в них демократическое развитие необратимым.

В то же время в ряде латиноамериканских стран, в частности в Аргентине, Бразилии, Венесуэле и Перу, были проведены демократические выборы. Вторая волна демократизации совпала с начавшимся процессом национального освобождения и обретения собственной государственности бывшими колониями и полуколониями в Азии, Африке, Латинской Америке. За этот период были установлены демократические формы правления в таких странах, как Индия, Нигерия, Филиппины, Шри-Ланка и т.д. К началу 60-х гг. XX в. уже 36 стран были включены в демократический мир.

Но к началу 60-х гг. XX в. вторая волна демократизации исчерпала себя. С этого времени начинается вторая волна отката от демократизации (1958—1975).

В 1967 г. в Греции в результате военного переворота установилась военная диктатуры «черных полковников». Кроме Греции вторая попятная волна охватила подавляющее большинство стран третьего мира, где в результате военных переворотов либо узурпации власти правящей элитой установились авторитарные режимы, многие из которых носили откровенно диктаторский или военно-диктаторский характер.

Последствия глобального отката от демократии в странах третьего мира были негативными. Так, если в 1962 г. правительства, сформированные в результате военных переворотов, существовали в 13 странах, то к 1975 г. их уже насчитывалось 38. Развитие автократической тенденции оказало влияние на западные демократии, вызвав в них кризисные явления, обострив социальные антагонизмы. Более того, провал демократического эксперимента, целью которого было перенесение ценностей и норм демократической политической системы в развивающиеся страны, породил пессимистические прогнозы по поводу жизнеспособности самой демократии.

Эти опасения были отброшены в ходе третьей волны демократизации (1975—2004). Третья волна демократизации начинается с крушения авторитарных режимов в Европе: Греция (1974), Португалия (1975), Испания (1976). Затем она охватывает Латинскую Америку (Доминиканская Республика — 1975, Гондурас — 1982, Перу — 1988), Азию (Турция — 1983, Филиппины — 1986, Южная Корея — 1988). Наконец, кризис стран «реального социализма» и «бархатные» революции (1989—1991) в Восточной Европе и СССР привели к падению в них автократии и установлению либеральной демократии. Третья волну демократизации отличается от первых двух волн. Во-первых, ее можно рассматривать как новый глобальный международный режим, в котором очевидна роль гегемона, в частности США, в продвижении демократии в другие страны. Во- вторых, особенность современного процесса демократизации состоит в том, что переход к демократии осуществляется преимущественно демократическими методами, путем переговоров правительства и оппозиции, политических компромиссов и соглашений, выборов и ненасилия. Практика показывает, что революционная борьба с авторитарным режимом ведет к замене одной автократии на другую, аналогичную. Наконец, в-третьих, третья волна демократизации перешла из фазы экспансии (т.е. расширения на новые страны) в фазу консолидации (т.е. усиления демократических институтов и демократической практики в каждой из стран, а также укрепления межгосударственных связей в сообществе демократических наций). По мере усвоения формальных демократических институтов, норм и процедур все большим числом разнородных обществ сама демократия становится все более дифференцированной, соответствующей реальному состоянию конкретных обществ.

Однако очевидно, что «третья волна» демократизации уже прошла пик своего развития в 90-е гг. XX в. Вероятно, что в начале XXI в. ее сменит откат, попятное движение в сторону авторитаризма. Объективно чередование демократической и авторитарной тенденций связано со сменой приоритетов и ценностей у населения. Люди, длительное время страдавшие от гнета тоталитаризма, мечтают о свободе, правах и желают покончить с автократией. Когда они достигают этой цели, то на смену правам и свободам приходят иные ценности — экономическое благополучие, порядок, законность. Ожидания, которые население связывало с демократией, часто не оправдывались, после чего наступало разочарование демократической системой правления. К этому добавляются социальная напряженность, обусловленная издержками и просчетами в осуществлении реформ. Возникают новые угрозы — терроризм, внешняя опасность, коррупция, неэффективность власти.

Наиболее вероятными формами авторитаризма могут быть: теократические диктатуры (исламская, христианская); олигархический авторитаризм; популистская диктатура; авторитарный национализм; технократическо-электронная диктатура, основанная на контроле за СМИ.

На начало XXI в. согласно рейтингу «Фридом Хаус» из 120 стран «электоральных демократий» (т.е. там, где институты власти учреждаются на основе свободных выборов) 85 классифицировались как свободные (т.е. обеспечивающие высокую степень политических и экономических свобод и уважение гражданских прав) и 35 — как «частично свободные» (т.е. допускающие известные ограничения политических прав и свобод). Казалось, что после крушения коммунизма в 80—90-е гг. XX в. и осуществления антитоталитарных революций в странах Центральной и Восточной Европы, а также на пространстве бывшего СССР будет сделан гигантский прорыв всемирно-исторического значения в распространении демократических институтов, норм и ценностей во все регионы земного шара. Однако эти ожидания оказались завышенными. По данным организации «Фридом Хаус», хотя количество демократических стран увеличилось с 42 (в 1972 г.) до 75 (в 1991 г.), а численность населения «свободных» стран возросла на 300 млн человек, однако ареал «несвободного мира» не сократился, наоборот, расширился. За данный период население «несвободных» стран возросло на 531 млн человек и составило 81% от общей численности населения планеты, в то время как в «свободных» странах проживает лишь 19% населения мира. Более того, усиливающаяся неравномерность экономического, технологического и политического развития увеличила разрыв между «Севером» и «Югом», т.е. богатыми и бедными странами. Это привело к росту нищеты в развивающихся странах и как следствие эскалации насилия, возникновению в них гражданских войн. Появились целые регионы нестабильных государств, находящиеся в пучине глубочайшего кризиса, хаоса и дезинтеграции: Африка, Латинская Америка, Кавказ, Средняя Азия. Очевидная бесперспективность демократических экспериментов в них заставляет руководителей этих государств говорить о необходимости опеки со стороны развитых стран и установлении системы управления, которая называется «незаинтересованным неоколониализмом». По признанию самого С. Хантингтона, «демократия не обязательно решает проблемы неравенства, коррупции, неэффективности, несправедливости и некомпетентного принятия решений. Но она обеспечивает институциональные условия, позволяющие гарантировать свободу индивида, защитить его от массовых нарушений прав человека и попрания его человеческого достоинства. Демократия — это средство от тирании, и как таковое оно дает людям шанс решить и другие социальные проблемы». Следует заметить, что использование тех шансов, которые предоставляют политическая демократия и рынок, напрямую зависит от самих народов и их правительств.

Взаимоотношения государства и общества в XX в.

Политико-правовая история XX в. характеризуется существенными изменениями во взаимоотношениях государства и общества. Они были обусловлены, во-первых, структурными сдвигами в экономике, изменившими структуру занятости населения, форму и среду жизнедеятельности человека; во-вторых, утверждением новой системы социальной стратификации, основанной не на формальных рангах и статусах, а экономическом неравенстве, различиях в образовании и уровне доходов; в-третьих, преобладанием в структуре индустриального общества новых слоев среднего класса — менеджеров, специалистов с высшим образованием (инженеров, врачей, учителей и т.д.), которые составили 70% населения в промышленно развитых государствах и вытеснили работников преимущественно физического труда; в-четвертых, установлением в большинстве развитых стран конституционного правления в форме правового и социального государства, в рамках которого достигался баланс общезначимых и частных интересов и потребностей. Нарушение этого баланса интересов всякий раз приводило к смене типа государства, например, либеральное правовое государство уступало место авторитарному и тоталитарному.

Основное направление эволюции социальной системы в XX в. в Западной Европе и США выражалось во всестороннем развитии гражданского общества и его последующем переходе из индустриальной в постиндустриальную, информационную фазу. Главным фактором трансформации индустриального общества являлись структурные сдвиги в экономике.

1. Изменение пропорций между секторами общественного хозяйства.
2. Изменение структуры занятости населения (в частности, перемещение рабочей силы из аграрной и добывающей промышленности в обрабатывающую и сферу услуг) и формирование новой системы социально-классовой дифференциации общества.

Известно, что общественное производство можно рассматривать как совокупность трех основных секторов: 1) первичного, к которому относятся добывающие отрасли и сельское хозяйство; 2) вторичного, включающего обрабатывающую промышленность; 3) третичного — сферы услуг. Все эти сектора присутствуют в любой модели хозяйства, обеспечивая как ее прогресс, так и преемственность по отношению к предшествующим. Каждому этапу исторической эволюции присуще доминирование одного из секторов в структуре экономики. Это позволяет выделить три состояния общественного производства—дождустриалъное, индустриальное и постиндустриальное, каждому из них соответствуют три формы существования человеческого общества—естественная, технологическая и социальная.

В 1940 г. английский статистик К. Кларк (1905—89) в книге «Условия промышленного прогресса» выявил закономерность: «По мере того как экономическое развитие общества идет вперед, количество занятых в сельском хозяйстве имеет тенденцию к сокращению по сравнению с занятостью в промышленности, которая, в свою очередь, снижается по сравнению с числом занятых в сфере услуг». Иначе говоря, структурные сдвиги в экономике изменяют структуру занятости населения, форму и среду жизнедеятельности человека и создают новую систему социального неравенства. Следует заметить, что на протяжении всей предшествующей истории индустриального общества (XVIII—XX вв.) кризисы, имевшие место в его развитии, в большинстве своем касались пропорциональности обмена между подразделениями общественного производства. Однако никогда ранее они не ставили под угрозу существование какого-либо из них. С середины XVIII в. до конца 30-х гг. XX в. все крупные хозяйственные изменения не трансформировали радикальным образом соотношения трех секторов общественного производства. В период позднего феодализма труд прислуги был чрезвычайно широко распространен: домашние слуги составляли самую заметную категорию населения Великобритании вплоть до Первой мировой войны (1914—1918). Накануне Французской революции (1789—1793) более 80% населения было занято в аграрном секторе. Таким же было соотношение занятых и в эпоху Гражданской войны в США (1861 —1865). Быстрое развитие обрабатывающей промышленности также не только не устранило значимость первичных секторов, но и поддерживало ее. Достаточно вспомнить значение угля, железа, нефти, а также сугубо сельскохозяйственных продуктов — шерсти и хлопка для промышленного развития стран Западной Европы и США.

Однако в середине XX в. положение изменилось радикальным образом. Если в США в сельском хозяйстве в 1869 г. создавалось до 40% ВНП. то этот показатель снизился до 14% в 1918 г., а в настоящее время не превышает 1,4%. Еще 1,6% ВНП приходится на все остальные подотрасли первичного сектора. Одновременно изменилась структура занятости населения США в аграрном секторе: в 1880 г. в нем работали 44%, в 1945 г. — 20%. а сегодня менее 2%. Аналогичные изменения в соотношении секторов общественного производства и занятых в них работников произошли в Западной Европе. Причиной подобного положения стал первый системный кризис индустриальной эпохи, который пришелся на 30-е гг. XX в. Именно в этот период в Европе и США доля вторичного сектора как в структуре ВНП, так и в структуре занятости составила устойчивое и главенствующее положение. Напротив, доля аграрного сектора в структуре ВНП и занятости снизилась. Бурное развитие транспорта и коммуникаций придали этим изменениям в структуре экономики глобальный характер. Первичный сектор стал уделом развивающихся стран, вторичный сектор тоже в значительной мере вытеснялся на периферию экономически развитых государств, сами же экономически развитые страны начали бурно развивать сектор услуг, в недрах которого рождалась информационная экономика.

Главное направление эволюции государственного строя в XX в. в Западной Европе и США состояло в повышении удельного веса государства в жизни гражданского общества и индивида вследствие двух системных кризисов индустриальной эпохи:

• первый кризис приходился на 30-е гг. XX в., когда доля вторичного сектора в структуре ВНП и структуре занятости населения стала доминирующей;
• второй кризис пришелся на вторую половину 90-х гг. XX в., когда третичный сектор (сфера услуг) занял главенствующее положение и появился новый лидирующий сектор — информационный, обеспечивающий основную часть ВНП и занятости.

Казалось, что в начале XX в. Европе удалось найти наиболее приемлемую форму государственного устройства. Ею стала конституционная монархия. Действительно, из 20 стран Европы в 17 государствах сложились конституционные монархии, в трех (Франция, Швейцария и Сан-Марино) были парламентские республики, и только в двух (Россия и Черногория) сохранялись абсолютные монархии. В рамках конституционного правления государство понималось как «ночной сторож», назначение которого состояло в примирении интересов различных слоев индустриального общества — фабрикантов, пролетариев, крестьян, принуждая их соблюдать «правила игры». Однако первый системный кризис 30-х гг. XX в. и последовавшие за ним социальные трансформации заставили пересмотреть пассивную роль государства, позицию невмешательства в дела общества перед лицом новых угроз. Уроки Первой мировой войны (1914—1918) и Великой депрессии (1929—1933) сделали популярной обоснованную английским экономистом Дж. М. Кейнсом (1883—1946) идеологию государственного предпринимательства и большего равенства в распределении доходов. Согласно ей, государственные инвестиции, общественные работы и увеличение покупательной способности менее состоятельных слоев стимулируют — через расширение внутреннего спроса — экономический рост. Тем более что игра свободных рыночных сил и свобода конкуренции привели к разрушению общественных связей, богатству одних и бедности других. При этом новые средние слои (конторские служащие, учителя, врачи, инженеры) оказались податливы в условиях массовой безработицы и экономического кризиса к обещаниям установления порядка и социальных гарантий и стали социальной основой тоталитарных режимов. Так государство из «ночного сторожа» превращается в 30-е гг. XX в. в главное орудие построения общества на справедливых и разумных началах.

Последствия структурной перестройки экономики в 30-е гг. XX в. в разных странах Западной Европы и США определили две модели государственного вмешательства в дела гражданского общества.

Первая модель. В США, Великобритании, Франции, в которых сложилось зрелое гражданское общество и существовали достаточные экономические и технологические возможности, роль государства в преодолении первого системного кризиса индустриальной эпохи ограничилась установлением механизмов государственного регулирования хозяйственных и социальных процессов.

Вторая модель. В менее развитых странах (Италия, Германия, Испания, СССР, Япония), не завершивших экономическую и технологическую модернизацию, первый системный кризис привел к установлению тоталитарных диктатур, позволивших осуществить догоняющую (форсированную) модернизацию традиционного общества и сформировать современное общество в исторически сжатые соки. Для этого государство должно было сконцентрировать в своих руках основные ресурсы и превратить личность в винтик государственной машины. Это оказалось возможным благодаря достижениям в сфере технологий и коммуникаций, которые открыли простор для тотального контроля за индивидом и обществом со стороны государства, до предела возвысили его роль в обществе, существенно расширили арсенал средств «легитимного насилия» и манипулирования массовым сознанием. Следствием этого стало утверждение в 30-е гг. XX в. и длительное господство тоталитарных диктатур в Италии, Германии, СССР, Испании, Японии и т.д.

После Второй мировой войны (1939—1945) в Западной Европе изменился характер и направленность государственного вмешательства, сложилась целостная система социального государства, которая формировалась под влиянием структурных сдвигов в экономике, социальной и политической сферах, расширения социальных и экономических прав, утверждения института демократических выборов, системы политического представительства — политических партий, профсоюзов. Радикально изменилось соотношение государства и гражданского общества. Целью социального государства стало создание благоприятных условий для реализации гражданских прав и свобод, а критерием политического прогресса теперь стала не форма правления, а политический режим, который выражал характер отношений личности и власти.

Этому способствовал начавшийся в 50-е гг. XX в. период относительной стабильности, в основе которого лежал максимальный рост промышленного сектора в экономике развитых индустриальных стран. В США в 1953 г. в обрабатывающих отраслях и строительстве было занято 34,7% совокупной рабочей силы и производилось 34,5% ВНП; в Германии — соответственно 4],2 и 47,4; в Великобритании — 44,4 и 42,1; во Франции — 30,4 и 43,2%.

Однако начиная с 60-х гг. XX в. ситуация стала меняться. С одной стороны, научно-технический прогресс привел к существенному сокращению занятости в промышленности и одновременно к относительному снижению цен на промышленные товары. С другой — высокий уровень жизни населения вызвал гигантский спрос на разного рода услуги, в первую очередь медицинские, а также на различные виды обслуживания. Работники кафе и ресторанов, авторемонтных мастерских, врачи и медсестры, другие подобные категории работников оказались востребованными в общей структуре населения. Это позволяло говорить о том, что в 70-е гг. XX в. происходило становление постиндустриального общества как общества услуг. В это же время были созданы основы последующего технологического прогресса. Все больший объем ресурсов направлялся на обеспечение производства технологий, информации и знаний. Если в весьма благополучные времена, предшествовавшие Великой депрессии (1929—1933), в США на 100 занятых приходилось три выпускника колледжа, то к середине 50-х гг. XX в. их число увеличилось до 18, а количество научных работников в исследовательских учреждениях возросло более чем в десять раз, доля управленческого персонала на предприятиях возросла с 4% в 1940 г. до 14% в 1990 г. Производство информационных услуг возросло с 4,9 до 6,7% ВНП, а доля ВНП, используемая на образование, увеличилась в период с 1949 по 1969 г. более чем вдвое — с 3,7 до 7,5%. В период 1950— 1970 гг. расходы США на научно-исследовательские и опытно- конструкторские разработки (НИОКР) выросли в 15 раз, а расходы на все виды образования — в 6 раз, хотя сам ВНП лишь утроился. США в 1965 г. тратили на НИОКР и образование более 9% своего валового национального продукта.

Структурные сдвиги в экономике породили гигантскую социальную революцию в XX в.: изменилась форма и среда жизнедеятельности человека.

Во-первых, произошел переход от самостоятельной работы на наделе или своем участке земли к труду по найму, в коллективе и под контролем. Еще в начале XX в. в девяти ведущих индустриальных странах Запада лица, работающие по найму, не составляли большинства занятых — 43% (или 82 млн. человек). К 1950 г. круг таких стран резко расширился, и работающие по найму составили там 66% (или 163 млн человек), к 1980 г. — 81% (270 млн человек). В развивающихся странах число работающих по найму в 1950 г. составило 130 млн, а в 1980 г. — 300 млн. Все это означало кардинальную перестройку экономической и социальной структуры общества, полномасштабно развернувшуюся лишь к середине XX в.

Во-вторых, произошли сдвиги в системе потребностей, вызванные сменой типа хозяйствования: замкнутое натуральное хозяйство было вытеснено рыночной экономикой. Основная масса потребностей населения в XX в. оказалась связана с рыночными отношениями. Потребности получили денежную форму, форму денежных ресурсов населения, свободно выбирающих «свой товар». В этом виде потребности обрели огромную гибкость, подвижность, невероятную скорость смены, развития и трансформации. Денежная форма потребностей заметно ускоряет смену традиционных потребностей населения, невиданно раздвигает мир доступных товаров и услуг. Так, индивидуальное потребление в США в 1975 г. составило 68% ВНГТ, что позволило обновить облик и содержание почти 50% потребностей населения. Происходит кардинальное перемещение спроса от «сильных», т.е. зарабатывающих членов семей (отца, матери), к самым «слабым» — детям. Сменился адрес покупаемых товаров и услуг: семья вкладывает средства в новое поколение людей, обеспечивая ему доступ к благам цивилизации и поднимая общество на более высокую ступень.

В-третьих, произошла кардинальная смена быта и образа жизни в результате мощного процесса урбанизации и развития больших городов (мегаполисов). Масса свободного и работающего по найму населения сконцентрировалась в городах и пригородных поселках. В 1800 г. городское население составляло менее 30 млн человек (примерно 3% населения планеты), в 1900 г. — 1610 млн (13,6%), в 1950 г. горожан было уже 2400 млн (28,2%), а в 1970 г. — 3630 млн (38,6%). В 1970 г. в Северной Америке горожанами были 75% населения, ФР1 — 82, Великобритании — 79, Франции — 70, Италии — 52%. Особенно быстро росло число городов-мшшионеров — центров образования и культуры, окутанных густой сетью автострад, создающих огромный простор личностному развитию человека. Вместо полузависимых и полуграмотных крестьян, работавших на своих наделах, возник новый тип работника — свободный и информированный горожанин, работающий по найму.

Развивавшийся в рамках индустриального хозяйства первый системный кризис 30-х гг. XX в. не поставил под сомнение судьбу этого типа хозяйства, он лишь продемонстрировал неуклонное сокращение традиционных видов хозяйственной деятельности. Резкое сокращение роли первичного сектора в 70-е гг. XX в. происходило в результате экспансии нового лидирующего сектора — информационного, который стал обеспечивать основную часть ВНП и занятости. Двадцать лет — 70—90-е гг. XX в. — существенно изменили лицо развитых стран. Доля промышленного производства как в объеме ВНП, так и в пропорциях занятости стала заметно снижаться. Если в 1975 г. доля вторичного сектора составляла в США 33,2%, Великобритании — 28,4, Германии — 38, Франции — 30,2%, то в начале 90-х годов в США она колебалась между 22,7 и 21,8% и вокруг 20% в странах Европейского Союза. При этом доля занятых в обрабатывающей промышленности в США упала на 11% и составила 18% трудоспособного населения, а в странах ЕС — 24%. Экспансия информационного сектора выражалась в росте ВНП, создаваемого в сфере производства информации и знаний. Так, в 1995 г. в США в здравоохранении, научных исследованиях, образовании, в производстве продуктов программного обеспечения производилось 43% ВНП. В 1994 г. в развитых странах операции в высокотехнологичных областях обеспечивали 22% их внешнеторгового оборота, причем 42,2% его пришлось на торговлю информационными услугами. Объем рынка услуг коммуникационных систем составил 395 млрд долл., из которых на долю США приходится 41%. Наиболее быстрорастущими категориями работников стали программисты, менеджеры, работники сферы образования и т.д. Темпы ежегодного прироста в этом секторе занятости иногда превышали 10%. Это были так называемые «белые воротнички», т.е. интеллектуальные трудовые ресурсы, которые вытеснили работников преимущественно физического труда (так называемых «синих воротничков»). Рост покупательной способности широких слоев населения, расширение бесплатных услуг (образование, здравоохранение) и социальных программ государства, распространение «народных акций» и участие рабочих в прибылях позволяют говорить о трансформации капитализма.

Структурные сдвиги в экономике промышленно развитых стран в XX в. обусловили существенные изменения в организации социального порядка. На индустриальной стадии появился новый тип общества — гражданское общество, пришедшее на смену традиционному. Традиционное общество — это социальный порядок, основанный на личной зависимости: «слуга — господин», «раб — хозяин», сословном или кастовом делении общества. При этом государство являлось сословной организацией и было инструментом господства высших каст и сословий. Разрушая традиционный порядок, гражданское общество приносит с собой новую систему социальных отношений: 1) оно освобождает человека от сословной регламентации его частной жизни и трудовой деятельности; 2) прекращает воспроизводство властных структур на основе сословного принципа; 3) существенное повышение образовательного уровня общества обеспечивает приход к власти людей, ориентированных на эконо- мическую и политическую свободу; 4) устанавливает вместо господства идеологии доминирование общественного мнения посредством разнообразных средств массовой информации и различных форм контроля за властью со стороны граждан.

Кроме того, гражданское общество утверждает новый тип неравенства — классовое. В отличие от иных типов неравенства классы не создаются на основе правовых или религиозных норм. Членство в них не основывается на наследственном положении или на обычаях. Классовые системы более подвижны, нежели другие системы стратификации, и границы между классами никогда не бывают четко очерченными. Классы зависят от экономических различий между группами людей, связанных с неравенством во владении и контроле над материальными ресурсами. Долгое время в науке преобладала точка зрения, согласно которой классы рассматривались как большие группы людей, отличающиеся по своим экономическим возможностям, которые влияют на типы их стиля жизни. Главное основание классовых различий составляли собственное богатство вместе с характером труда (профессией).

Переход от индустриальной к постиндустриальной стадии позволил дополнить определение класса. В современном информационном обществе под классом понимается любая социальная страта, отличающаяся от других доходом, образованием, властью и престижем. Количество страт всегда варьируется. Так, американский социолог У.Л. Уорнер (1898—1970) в середине XX в. выделял шесть страт:

1. верхний высший класс, включающий «старые семьи», состоящие из преуспевающих бизнесменов и тех, кого называют «профессионалами» (т.е. людей с университетским образованием и большим практическим опытом, обладающих высоким мастерством в своей области — юристы, врачи, ученые и т.д.). Они проживают в привилегированных частях города;
2. нижний верхний класс — те, кто по богатству не уступают верхнему высшему классу, но не относятся к старым базовым семьям;
3. верхний средний класс, включающий собственников и профессионалов, обладающих меньшим материальным достатком по сравнению с первыми двумя классами;
4. нижний средний класс: низшие служащие и квалифицированные рабочие;
5. верхний низший класс: малоквалифицированные рабочие, занятые на фабриках и живущие в относительном достатке;
6. нижний низший класс: их принято называть «социальным дном» — обитатели подвалов, чердаков, трущоб, живущие в беспросветной бедности.

Общепринятой считается более современная типология английского социолога Э. Гидденса, в соответствии с которой выделяются четыре класса:

1. высший класс — руководители компаний и финансисты, профессиональные политики (элита), генералитет, контролирующие материальные, финансовые, информационные ресурсы;
2. средний класс — «белые воротнички» (инженеры) и профессионалы;
3. рабочий класс — «синие воротнички», занятые ручным трудом;
4. крестьяне — лица, занятые в сельскохозяйственном производстве.

Наконец, гражданское общество разрешает конфликт между государством, которое прежде всего стремилось к тирании, и обществом, состоящим из совокупности граждан, преследующих повседневные, частные потребности. Потребности гражданского общества происходят от развития неотчуждаемых прав человека, свобод его как личности и гражданина. Преломляясь в структурах государственной власти, эти потребности трансформируются в легитимные, правовые законы, которые обеспечивают приоритет личности над государством, а само государство носит правовой характер. Гражданское общество в лице самодеятельных ассоциаций людей становится в особые отношения с государством, характеризующиеся автономностью общества, оно превращается в сферу спонтанного проявления свободных инициатив и добровольно сформировавшихся организаций граждан, доводящих до властных органов потребности и нужды людей. Следовательно, под гражданским обществом необходимо понимать совокупность таких сфер общественной жизни, как семья, экономика, культурная жизнь, политика, которые регулируются различными соглашениями между индивидами и группами (среди них церковь, средства массовой информации, общественные и научные организации, спортивные клубы и т.д.).

Глобальные перемены коснулись облика современного государства. Оно стало конституционным, демократическим, правовым, признающим человека, его права и свободы высшей ценностью и гарантирующим их реализацию. Радикально изменилось соотношение государства и гражданского общества. Введение всеобщего избирательного права привело в политику широкие слои населения, ранее исключенные из процесса принятия общезначимых решений, а смешанная экономика создала материальные гарантии гражданских свобод и складывание консенсусной политической системы, а также обусловила социальный характер современного государства. Первоначально это была модель государства «всеобщего благоденствия» и общества «массового потребления», которые развивались на основе смешанной экономики.

Смешанная экономика в западных странах воплотилась в различных моделях: в США и Великобритании — в «кейнсианское государство», во Франции — в «экономический дирижизм», в Западной Германии — в «социальное рыночное хозяйство», в Швеции — в «народный дом» и т.д. Но везде она опиралась на совместное участие правительства, профсоюзов, деловых и университетских кругов в выборе инструментов для проведения экономической политики. Сложилась атмосфера консенсуса (от лат. consensus — «согласие»), позволявшая решать задачи антикризисного регулирования, а затем обеспечить ускоренный экономический рост и более равномерное распределение его результатов. Макроэкономическая политика в странах Западной Европы включала индикативное планирование (от лат. indicator — «указатель») — применение рекомендательных национальных хозяйственных планов-программ на срок от трех до семи лет. Вместе с частным бизнесом государство принимало на себя инновационные риски, вместе с профсоюзами — заботу о повышении общеобразовательного и профессионального уровня трудящихся и о предотвращении угрозы безработицы из-за внедрения новых технологий. Ставились задачи достижения полной занятости и загрузки производственных мощностей с параллельным ростом заработной платы и производительности труда, стабилизацией цен.

Конечно, трансформация правового, конституционного государства в социальное государство в Европе и США в немалой степени была обусловлена влиянием холодной войны (1947—1991) — периодом противостояния либеральных западных демократий со странами мировой системы социализма. Социалистическое государство представляло альтернативную модель политической организации общества, акцентировавшей внимание на реализации экономических и социальных прав граждан (прав на труд, отдых, пенсионное обеспечение, получение бесплатного образования и медицинского обслуживания и т.д.). Западные либеральные демократии, стремясь доказать преимущества рыночной экономики и политической демократии в соревновании с командно-административной экономикой и режимом политической регламентации социалистического государства, вынуждены были проводить активную социальную политику, обеспечивать рост материального благосостояния граждан, повышать качество жизни населения.

Но политический ландшафт XX в. не ограничивался лишь государствами двух систем — капиталистической и социалистической. На политической карте мира было огромное количество государств третьего мира, получивших независимость и стремившихся создавать условия для формирования и укрепления демократических институтов, гарантировать права и свободы человека и гражданина. Мозаика политических форм правления и режимов, установленных в них, впечатляет. Однако в вопросах государственного строительства эти страны значительно отстали, как и в сфере развития экономики и социальных отношений. Их отставание еще более очевидно в условиях глобализации — процесса быстрого формирования мирового финансово-информационного пространства на основе компьютерных технологий, слияния национальных экономик в единую общемировую систему. Глобализация (от фр. global — «всеобщий», от лат. globus — «шар») — термин, возникший для характеристики транснационального функционирования экономики и информационных потоков. К концу XX в. государственные границы перестали быть препятствием для продвижения тов;аров, капиталов и информации; чрезвычайно снизились таможенные барьеры, не облагаясь налогами, появился Интернет, не ощущающий государственных границ. На глобальный уровень продвигаются в первую очередь высокотехнологичные, уникальные или очень дешевые товары. Поэтому глобальный рынок — преимущественно рынок высокоразвитых стран. Развивающиеся страны отодвигаются на обочину экономического и политического прогресса и попадают в зависимость от развитых государств.

Основные тенденции в развитии современного права

Развитие права в XX в. неразрывно связано со структурными сдвигами в экономике промышленно развитых стран, изменениями в их политической системе и общественном строе. В значительной мере влияние данных факторов определило главные тенденции эволюции права в XX в. Они коснулись как содержания, так и юридической формы (источников), в которых закреплялись нормы права.

1. Определяющей тенденцией в развитии права XX в. является демократизация и либерализация правовых систем, признание человека, его прав и свобод высшей ценностью и создание механизмов, гарантирующих из соблюдение и защиту со стороны государства. Данная тенденция не реализовывалась автоматически, ее осуществление носило циклический, «маятниковый» характер, когда периоды либерализации сменялись ужесточением наказаний за так называемые политические преступления (инакомыслие, нелояльность к правящему режиму и т.д.). Усиление репрессивной функции права связано с первым структурным кризисом индустриальной эпохи (30-е гг. XX в.) и установлением в ряде промышленно развитых стран тоталитарных режимов. Право превращается в «служанку» тоталитарных диктатур, стремящихся к учреждению абсолютного контроля за индивидом и обществом с помощью чрезвычайных законов и внесудебных расправ. В значительной мере этому способствовала господствовавшая в то время правовая идеология — юридический позитивизм, признававшая тоталитарные диктатуры законными, поскольку их установление было осуществлено легитимно, в результате свободных выборов, т.е. в соответствии с надлежащей процедурой и юридической формой.

После Второй мировой войны юридический позитивизм был вытеснен естественно-правовой идеологией, рассматривавшей право в качестве всеобщего и равного масштаба свободы личности. Изменилось назначение права: если раньше оно юридически закрепляло сложившуюся социально-классовую структуру и легитимизировало правящий политический режим, то теперь право влияет на формирование демократических традиций и утверждает гуманистические ценности.

Тенденция демократизации права обнаруживается в расширении субъектов права и в изменениях субъектного состава правоотношения, в частности статуса физических лиц. В области правоспособности утверждается равенство всех граждан без различия национальности, пола, вероисповедания перед гражданским законом. Соответственно отменяются почти все ограничения в гражданских правомочиях замужних женщин. В области дееспособности в большинстве западных стран возраст совершеннолетия снижается с 21 до 18 лет. Продолжается гуманизация института опеки и попечительства.

Структурные сдвиги в экономике развитых стран и расширение государственного вмешательства привели к возрастанию роли юридического лица как субъекта права в рыночной экономике. Юридическое лицо как организационная структура, обладающая собственной правосубъектностью и имущественной обособленностью, становится главным субъектом хозяйственной жизни. Западное законодательство различает юридическое ли но частного права и юридическое лицо публичного права. К юридическим лицам частного права относятся различные банковско-коммерческие, промышленные и другие структуры (организации), создаваемые частными лицами, которые на основании юридического акта определяют задачи организации, создают ее материальную базу. Их статус фиксируется нормами гражданского права и носит в основном диспозитивный характер. В соответствии с нормами гражданского права, они наде- лены общей правоспособностью, т.е. правом приобретать и нести гражданские права и обязанности, как и правоспособные физические лица. Исключение составляют лишь те права и обязанности, необходимым условием реализации которых являются природные свойства человека. К юридическим лицам публичного права относятся государственные органы, государственные предприятия и организации, государство в целом. Они создаются на основе публично- правового акта, имеющего императивный характер. Им присуща публичная природа поставленных перед ними целей, наличие властных полномочий, особый характер членства.

2. Изменения в социальной структуре индустриального общества, превращение среднего класса в основной слой гражданского общества, повышение уровня жизни населения обусловили утрату правом односторонней классовой ориентации на защиту интересов правящих классов и превратили право в важный фактор социального прогресса. Социальная направленность правовой регуляции выражается не только в расширении сферы правовой регламентации, но и изменении его социального содержания. Право теперь выступает формой опосредования индивидуальных, групповых и общезначимых потребностей и становится результатом согласия (конвенции) основных сил общества. В этой связи возрастает значение общесоциальных и общерегулятивных функций права, связанных с объективным отражением в нем более высоких форм общественно - го сознания и производства, с необходимостью охраны окружающей среды и борьбы с болезнями и преступностью, с разумным осуществлением демографической политики и т.д. Тенденция социализации права, т.е. стремление создать правовые гарантии максимально благоприятных условий свободного развития человека, обнаруживается отчетливо во второй половине XX в. В этот период право промышленно развитых стран демонстрирует большую, чем ранее, способность к целенаправленной социальной политике. При этом оно сохраняет приверженность к собственному опыту и достижениям мировой цивилизации, особенно в сфере отношений собственности и регулирования рыночной экономики.

3. Сдвиги в структуре потребностей различных групп индустриального общества обусловили динамизм и высокую адаптивность современного права к меняющимся условиям рыночной экономики. Сформировавшиеся национальные правовые системы в XX в. отличались большой приспосабливаемостью, гибкостью, способностью регулировать общественные отношения в условиях различных политических режимов, чутко улавливать общественные потребности новых социальных групп и реагировать на возни- кающие новые угрозы. Право стало более активно влиять на процессы общественного развития, обусловленные ускоряющейся научно-технической и информационной революцией, переходом от индустриального к постиндустриальному обществу. Если высокая адаптивность правовой системы к меняющимся условиям хозяйственной и политической жизни в англосаксонской ветви права обеспечивалась эффективной деятельностью судов, создающих нормы права в процессе рассмотрения конкретных дел, то в романо-германской ветви права она связана с парламентским и правительственным правотворчеством. Правительственное нормотворчество осуществляется на основе принципа делегированного законодательства и оперативно реагирует на изменения как внутри общества, так и во вне.

4. Переход от индустриальной к сервисной экономике, изменения в структуре спроса, появление наряду с материальными постматериальных потребностей (потребность в самореализации, в благоприятной среде обитания и т.д.) обусловили рост и усложнение законодательства. Тенденция усложнения системы современного права проявляется весьма противоречиво. Во-первых, развитие государственного регулирования экономики в 30—40-е гг. XX в. в силу изменения пропорций между секторами хозяйства, повлекшее за собой расширение правительственного вмешательства в различные сферы общественной жизни, привело к дальнейшей дифференциации системы законодательства и к дроблению ряда основных отраслей права (гражданского, административного и др.). В результате отпочкования ряда традиционных институтов появились новые отрасли законодательства: семейное, патентное, авторское, банковское, страховое и т.д. Во-вторых, происходит ослабление различий между публичным и частным правом. Этому в немалой степени способствуют меры государственного регулирования производства, финансов и торговли, ставшие по существу важнейшим фактором поддержания относительной стабильности экономики. Во многом в связи с этим наблюдается массированное вторжение в область дис- позитивных норм гражданского и торгового права императивных норм административного права, тесное переплетение гражданско- правовых (диспозитивных) и административных (императивных) методов правового регулирования. В-третьих, усложнение и взаимосвязь различных сторон хозяйственной жизни индустриального и постиндустриального обществ требует единообразного регулирования экономических процессов с помощью комплексных отраслей права: атомное право, транспортное, предпринимательское, хозяйственное, деловое, экономическое право и т.д.

5. Глобализация, расширение экономических связей, бурное развитие транспорта и коммуникаций способствовали становлению мировой хозяйственной системы и, как следствие, межгосударственной унификации национальных правовых систем различных государств, особенно в сфере экономического законодательства и отдельных его видов (инвестиционное, валютно-денежное, налоговое и т.д.)- Эта тенденция к сближению разных правовых систем отражает объективные потребности развития мирового хозяйства, и особенно интересы транснациональных компаний. Подобные компании осуществляют свой бизнес одновременно во многих странах мира и заинтересованы в единых правовых подходах при регулировании аналогичных экономических отношений. Интеграционные процессы в экономике неизбежно влекут за собой усиление единообразия в праве различных стран, ведут к ослаблению былых различий и контрастов между континентальной и англосаксонской правовыми системами.

6. Усиливающееся взаимодействие правовых систем обусловило растущее влияние норм международного права на национальное законодательство отдельных государств. Подобное влияние охватывает как конституционное законодательство, так и всю правовую систему в целом. Особенно заметно в последнее десятилетие увеличение числа норм международного права, затрагивающих торговые и иные экономические отношения между различными государствами. В результате возникает своеобразное международное экономическое право. Спецификой норм международного права является то, что они в процессе трансформации реализуются в нормы внутригосударственные. Имплементация (т.е. реализация) норм международного права осуществляется различными путями. Это может быть ратификация и официальная публикация соответствующего международного договора, как это, например, происходит по Франции и некоторых других странах. Но, например, в Великобритании имплементация достигается путем издания специального нормативного акта. Конституции ряда западноевропейских стран, принятые в послевоенный период, исходят из принципа верховенства ратифицированного международного договора над внутренним законодательством. 7. Структурные изменения в праве обусловили изменения в системе источников права XX в. Несмотря на значительный рост законодательства, в общей массе правового материала увеличился удельный вес актов исполнительной власти. Этому изменению в соотношении закона и актов исполнительной власти способствовали в ряде стран и конституции, которые ограничили законодатель- ные правомочия парламента определенными предметными рамками (например, ст. 34 Конституции Франции 1958 г.). Сами законы нередко принимаются парламентами в довольно обобщенном виде и требуют последующей нормативной конкретизации. Президентские и правительственные декреты, приказы и регламенты министерств, как и другие виды административных актов, во всех без исключения государствах Запада стали важным инструментом практического приспособления содержания права к быстро меняющимся общественным условиям. Существенно возросло значение судебной практики в качестве источника права. Все большее воздействие судебная практика начинает оказывать на развитие отдельных право - вых институтов и в тех странах континентальной системы, где исторически судебный прецедент не признавался источником права, но решения высших судов по своему фактическому значению все больше приобретали свойство прецедента. Наибольшую правотворческую роль играет судебное решение, выносимое в связи с толкованием законов.

Важную роль в системе источников права заняли решения конституционных судов, созданных под влиянием США после Второй мировой войны во многих странах Европы и Азии (Италия, Япония, ФРГ, Индия и др.). Несмотря на ряд антидемократических решений, вынесенных под давлением консервативных сил в 40—50-х гг. XX в., в целом институт судебного конституционного контроля и созданные в процессе его осуществления конституционные доктрины способствовали развитию права и укреплению демократических принципов политической жизни.

Однако, несмотря на сближение источников права, их роль и соотношение в различных правовых системах неодинакова. В континентальной Европе (Франция, Германия, Италия и другие страны) по-прежнему доминирующим источником является закон и подзаконные акты, а само гражданское и торговое право кодифицировано. В странах англосаксонского права (прежде всего, Англия, США) судебный прецедент, как и в прошлом, играет исключительную роль, подчас возвышаясь над законом, хотя последний в принципе считается главным. Это позволяет говорить о том, что, несмотря на крупные реформы в законодательстве различных стран в XX в., процесс развития права характеризуется высокой степенью правовой преемственности и ориентирован на удовлетворение глубинных и всесторонних потребностей человека.