История возникновения и развития международного частного права

История возникновения и развития международного

Зарождение коллизионных проблем в России

В Киевской Руси, несмотря на ее интенсивно развивавшиеся отношения с государствами Западной и Восточной Европы, как, впрочем, и в феодальных княжествах X - XV вв., трудно найти какие-либо ориентиры, которые дали бы возможность утверждать, что в то время уже существовало в большей или меньшей степени развернутое учение о нормах международного частного права. Тем не менее, встречающиеся в памятниках древнерусского права того времени отдельные нормы позволяют говорить о наличии ранних зачатков правового регулирования отношений с так называемым иностранным элементом, определенных первоначал международного частного права.

Так, например, известно, что в памятнике древнерусского права - 2 договоре князя Олега с греками 911 г. содержится специальная норма, касающаяся наследственных отношений русских, находящихся на службе в Греции у греческого царя (ст. 13): "Если кто из них умрет, не завещав своего имущества, а своих родственников у него в Греции не будет, то пусть возвратят его имущество ближайшим родственникам на Руси. Если же он составит завещание, то пусть тот, кому он написал распоряжение наследовать имущество, возьмет имущество и наследует в нем".

Как полагал Л.А. Лунц, приведенная норма, имевшая целью воспрепятствовать захвату имущества византийскими властями, очевидно, имела предпосылкой то, что наследование здесь происходило по обычаю русских.

Кроме того, непосредственные указания на обычаи русских можно встретить также в договоре князя Игоря с греками 944 г. (в частности, ст. ст. 6, 9, 14).

Если обратиться к другому древнему источнику - Русской Правде, то и там можно найти ряд норм, касающихся торговых сделок с так называемыми "гостями" - чужеземными купцами. Так, например, в пространной редакции по первому Троицкому списку говорится о праве "гостя" получать удовлетворение из имущества несостоятельного должника преимущественно перед "домашними" кредиторами (ст. 55).

Можно также обратиться к правовой практике Новгорода Великого, возникшей в условиях развивавшейся торговли с Западом. В этой связи можно сослаться на договор 1189 - 1199 гг. Новгорода с Готским берегом и немецкими городами. В этом договоре среди прочего говорится о беспрепятственном проезде новгородцев в немецкие города и на Готланд и о таком же проезде готландцев и немцев в Новгород, а также и о том, что чужестранца нельзя сажать за долги в тюрьму.

Как известно, в последующем все более развивающиеся связи Новгорода Великого с Западом привели к возникновению в Новгороде Немецкого двора с его уставом, а также к заключению ряда договоров Новгородом и другими русскими городами с городами Ганзы.

Все эти положения древнерусских памятников, направленные на охрану права чужеземцев, являются, по справедливому определению Л.А. Лунца, ранними зачатками международного частного права.

Становление науки международного частного права

Как известно, потребность в использовании коллизионных правил получила конкретное практическое значение в России с середины XIX в. по мере развития российской внешней торговли. В отечественной науке международного частного права соответствующие проблемы разрабатывались главным образом в духе традиций континентальных коллизионистов (в отличие от тенденций, которые с 40-х гг. XIX в. определили развитие англо-американского МЧП).

Инициатива в изучении международного частного права в России, в разработке его основных положений часто связывается с именем крупного отечественного правоведа-международника Ф.Ф. Мартенса. Более того, сам Мартенс дал основание для такого суждения, заявив в 1883 г. в Предисловии к изданию второго тома своего "Современного международного права цивилизованных народов": "В первый раз излагаются в этом томе, на русском языке, международное частное и уголовное право".

Но уже более чем за 30 лет до Ф.Ф. Мартенса международное частное право, а также и международное уголовное право были предметом исследования в отечественной научной литературе.

Приоритет в этом отношении принадлежит двум молодым исследователям, защитившим в 1850 г. в Петербургском университете магистерские диссертации на эту тему: Благовещенскому "О действии государственных и гражданских законов в международном праве" и Фаддею Бобровскому - "О действии законов гражданских и уголовных одного государства в другом". К сожалению, диссертации остались в рукописях, и о них, и об их авторах в научной литературе почти ничего не известно. Однако и в печатном виде работы по данной проблематике на русском языке имелись в литературе задолго до появления курса международного права профессора Ф.Ф. Мартенса.

Становление науки международного частного права в России неразрывно связано с Казанским университетом, ученым которого довелось сделать первые шаги в этой области.

Казанский университет, по образному выражению профессора В.Э. Грабаря, явился в середине XIX в. "очагом развития этой отрасли международного права".

Первый очерк международного частного права содержится в лекциях выдающегося цивилиста, профессора Казанского университета Дмитрия Ивановича Мейера (1819 - 1856), изданных после его смерти, впервые в 1858 г., сначала - в "Ученых записках Казанского университета", а затем - отдельно и более известных нам как "Русское гражданское право" Д.И. Мейера.

Международное право Мейер читал в течение пяти лет - с 1845 по 1850 г. Будучи видным ученым-цивилистом, Дмитрий Иванович не мог не заинтересоваться и вопросами, связанными с международным частным правом. В своих знаменитых лекциях по русскому гражданскому праву Мейер, касаясь вопросов действия законов относительно времени, места и лиц, анализировал коллизионные нормы. Этому вопросу посвящены § 11 и 12 "Чтений" Д.И. Мейера.

"Если иметь в виду одну определенную местность, - отмечает Д.И. Мейер, - то применение законов к юридическим отношениям не представляет затруднения: в каждой местности должны действовать те законы, которые для нее изданы, с исключением законов общих в случае столкновения. Но люди беспрестанно переходят из одной местности в другую; встречается много юридических отношений, которые возникают в одной местности, а следствия их происходят совсем в другой; есть много таких юридических отношений, которые начинаются в одной местности, продолжаются в другой и оканчиваются в третьей. Между тем, различные местности могут состоять под господством различных законов, даже под влиянием различных территориальных властей и вопрос о применении закона относительно места утрачивает первоначальную простоту".

Далее Д.И. Мейер детально рассматривает теорию трех статутов - statuta personalia, statuta realia и statuta mixta, используя для этого многочисленные работы западных ученых, включая и Савиньи. Рассматривая вопросы состояния лица, Мейер делает достаточно смелые для своего времени заключения. "Так, - пишет Мейер, - все европейские законодательства не признают рабства, все законодательства Западной Европы не признают крепостного права. Потому негрневольник, прибывший в Европу, не признается рабом, а обслуживается как лицо свободное; крепостной человек за границей не считается крепостным". Согласитесь, сказать такое в начале 50-х гг. XIX столетия в России - смелый и решительный поступок, достаточно ярко характеризующий профессора Мейера.

Д.И. Мейер считает, что законы местонахождения вещей "применяются к юридическим отношениям, касающимся самих вещей, недвижимых и движимых".

Далее автор делает интересное замечание: "Но нет достаточного основания, по которому бы движимое имущество должно следовать другим определениям, чем недвижимое...".

Д.И. Мейер выводит "основное правило" при разрешении столкновений между законами различных местностей: "...Юридические отношения, признаваемые законами в одной местности, признаются законами и в другой, если особым определением законодательства этой другой местности не объявлена незаконность того или другого данного отношения".

"Главное правило относительно применения законов к лицам то, что законы, - считает Мейер, - должны быть применяемы ко всем одинаково, насколько сами законы не определяют различия. Нарушения этого правила есть вопиющее нарушение закона и справедливости...".

Вот в нескольких чертах те основные моменты, которые затронул в своих лекциях по русскому гражданскому праву Д.И. Мейер, касаясь коллизионных вопросов. Хотя изложение некоторых отдельных проблем коллизионного права носило еще схоластический характер, оно имело большое значение, поскольку было первым изложением вопросов международного частного права в отечественной юридической литературе.

Много позже, отмечая вклад Д.И. Мейера в науку МЧП, известный правовед Б.Э. Нольде писал: "Мейер открыл русской науке конфликтное право, притом по лучшему образцу, существовавшему в то время в западной литературе. За Мейером надо считать еще и вторую заслугу. Он первый попытался разместить в систематику конфликтных норм некоторые статьи наших законов гражданских...".

Вопросы международного частного права затрагивались Д.И. Мейером и в ряде других его работ, в частности в его труде "Юридические исследования относительно торгового быта Одессы", изданном в 1855 г.

Первым изложил коллизионные вопросы в своих лекциях Д.И. Мейер, а заслуга первого изложения коллизионного права в целом как самостоятельной отрасли юриспруденции принадлежит ученику Мейера, воспитаннику Казанского университета Николаю Павловичу Иванову (1839 - 1903).

Получив хорошие знания и по гражданскому, и по международному праву, Н.П. Иванов был подготовлен к тому, чтобы заняться научными исследованиями актуальных проблем международного частного права, выдвинутых самой жизнью. Профессор В.Э. Грабарь и профессор Д.И. Фельдман высказали верное, на наш взгляд, предположение, что к изложению начал международного частного права Иванов был вдохновлен лекциями великих цивилистов, читавших в его время международное право в Казанском университете.

Диссертация Н.П. Иванова "Основания частной международной юрисдикции", защищенная им в декабре 1864 г., а в 1865 г. опубликованная в "Ученых записках Казанского университета" (Т. I. Вып. II. С. 136 - 188) и отдельной книгой, является первой работой в отечественной науке международного частного права, где дана самостоятельная теория коллизионного права. Нужно заметить, что Н.П. Иванов был первым ученым в России, употребившим сам термин "международное частное право".

Отличаясь ясностью изложения и точностью языка, книга содержит достаточно убедительную критику западно-европейских теорий МЧП того времени. Придя к выводу, что ни одна из этих теорий не может быть безусловно принята в науке права, Иванов выдвинул собственную теорию международного частного (гражданского) права.

Прежде всего работа Н.П. Иванова интересна по своей композиции. По сути, ученый предлагает свой взгляд на систематику международного частного права. Сочинение включает следующие главы: "Постановка вопроса и исторический очерк его решения в действительной жизни и в теории" (Глава I. С. 1 - 19), "Основные начала частной международной юрисдикции" (Глава II. С. 19 - 25) и "Применение основных начал частной международной юрисдикции к отдельным юридическим институтам" (Глава III. С. 25 - 53), а именно: A. "Юридическое состояние лица"; B. "Вещное право"; C. "Юридические обязательства"; D. "Внешняя форма юридических актов". Работу Н.П. Иванова завершает "Заключение" (С. 53 - 55).

Интересен тот момент, что Иванов совершенно четко разграничивает так называемые межобластные и международные коллизии и считает, что они должны быть разрешаемы на принципиально различных основаниях.

Автор рассматривает в своей работе "вопрос о решении коллизии" и определяет его в общей форме: "При местном различии законов, по какому именно закону надлежит разрешать случаи таких юридических отношений, которые или возникли в месте господства иного права, или же в которых участвует лицо, принадлежащее другой местности с особым правом?"

Н.П. Иванов приходит к выводу, что при разрешении "международных коллизий государство должно руководствоваться началами всеобщей справедливости...".

В работе дается четкое разграничение между международным публичным правом и международным частным правом. "Международное право публичное, - пишет ученый, определяет юридические отношения между самими государствами, а международное право частное определяет юридические отношения между частными лицами, принадлежащими различным государствам или же возникшие за границей".

Очень интересен следующий вывод Н.П. Иванова. "Бесспорно, - пишет он, - законодательная власть государства может и даже обязана признавать в известных случаях внутри своих территориальных пределов силу иностранных законов - этого требует интерес взаимного общения наций". И далее: "Но судья есть не более как орган только местной власти государства - и потому отечественный закон должен оставаться единственным обязательным правилом для его деятельности. Если же судье иногда приходится к данному отношению прилагать иностранный закон, то это может быть сделано им лишь в силу прямого или предполагаемого постановления об этом со стороны отечественного законодательства".

Раскрывая основные начала "частной международной юрисдикции", Иванов замечает: "В основании юридических международных отношений лежат два начала: начало государственной самостоятельности и начало взаимного общения наций. Самостоятельность есть выражение политической личности государства. Она заключает в себе понятие государственной независимости и служит конечной целью политического развития нации".

Но в то же время Н.П. Иванов резко обрушивается на те страны, политика которых сводится к изоляционизму. В этой связи он полагает, что "государство, которое стремится к отчуждению от всех других государств, есть всеобщий враг для человечества и недостойно самого имени государства".

"Во имя прав человечества, - считает Н.П. Иванов, - государства обязаны как сами вступать во взаимные отношения, так и содействовать сношениям своих подданных".

Как уже было отмечено выше, Н.П. Иванов был противником непосредственного применения отечественным судьей иностранного закона без прямого указания на то отечественного законодательства. Но интересно следующее замечание ученого: "Судья, как сознательный орган государственной власти, имеет право и даже обязан толковать самый дух и направление отечественного законодательства, а отсюда для судьи открывается возможность прилагать иностранные законы и к таким случаям, о которых прямо не упоминается в законодательстве и где это приложение может быть введено лишь путем логических умозаключений...".

Детально рассмотрена Н.П. Ивановым проблема применения основных начал международного частного права к отдельным юридическим институтам. Этому вопросу посвящена гл. III его исследования.

В "Заключении" Иванов, оценивая значение международных договоров европейских государств в области МЧП, выражает надежду на то, что "посредством трактатов между отдельными государствами... мало-помалу образуется даже единое частное гражданское право Европы... которое является жизненною потребностью европейской гражданственности". В этой своей идее Н.П. Иванов предвосхитил будущие тенденции к унификации и гармонизации частного права в Европе, которые нашли свое выражение уже в XX в.

Вот таково, в самых общих чертах, содержание первой в России оригинальной работы по международному частному праву.

Оценивая ее значение, профессор В.Э. Грабарь справедливо отмечал: "Это была первая работа на русском языке по данному предмету, положившая начало развитию русской науки международного частного права. Однако этого достаточно, чтобы вспомнить с благодарностью имя ее автора".

Известный российский правовед Б.Э. Нольде также писал по этому поводу: "Основания" дата в истории международного частного права в России. Иванов первый в русской литературе ясно и подробно изложил саму постановку вопроса о конфликтах. Формулы его ясны и точны".

Основные концепции международного частного права

В истории науки международного частного права в России особую роль играют 70-е гг. XIX в. Именно в этот период начинается активная разработка основных проблем МЧП, именно в это время такие крупные ученые, как М.Н. Капустин, А.Н. Стоянов и К.И. Малышев, в своих трудах обращаются к актуальным вопросам молодой российской науки международного частного права, продолжая и развивая традиции, заложенные Д.И. Мейером и Н.П. Ивановым.

В 1873 г. свои взгляды на частное и уголовное международное право в конспекте лекций "Международное право" изложил известный правовед, директор Демидовского лицея в Ярославле М.Н. Капустин.

Михаил Николаевич Капустин (1828 - 1899) в течение 18 лет занимал кафедру международного права Московского университета. В марте 1870 г. он был назначен директором Демидовского лицея в Ярославле. В 1873 г. Капустин издал свой краткий курс международного права. Это первая появившаяся в России система международного права, система "оригинальная и интересная".

После М.Н. Капустина вопросы международного частного права рассмотрел в своей работе "Очерки истории и догматики международного права" профессор Харьковского университета А.Н. Стоянов. Эта книга вышла в свет в 1875 г. и представляла собой издание лекций, прочитанных Стояновым в 1873/74 учебном году студентам юридического факультета Харьковского университета.

Андрей Николаевич Стоянов (1831 - 1907) занимает почетное место в истории науки международного права в России. И право на это ему дает единственная его работа, посвященная международному праву. Сам Стоянов был в Харьковском университете профессором истории важнейших иностранных законодательств. После же смерти известного международника Д.И. Каченовского Стоянову пришлось некоторое время читать студентам курс международного права.

Результатом этих лекций и стали "Очерки истории и догматики международного права". Именно в этой работе и помещен очерк международного частного права.

После А.Н. Стоянова продолжается разработка основных вопросов науки международного частного права, а инициатива в этом переходит уже к цивилистам.

Следующим важным этапом стали труды крупнейшего российского цивилиста второй половины XIX - начала XX в. К.И. Малышева, и прежде всего том I его "Курса общего гражданского права России", вышедший в свет в 1878 г. 5 Эта работа отличалась, как писал профессор Л.А. Лунц, "большим совершенством формы изложения и охватом обширнейшего материала русского и иностранного права".

Исследователь жизни и научной деятельности К.И. Малышева профессор Г.М. Колоножников отмечал: "В свое время имя этого научного работника пользовалось громаднейшей популярностью и авторитетом в ученом и судебном мире... Между тем заслуги Кронида Ивановича... громадны".

Кронид Иванович Малышев (1841 - 1907) - воспитанник Казанской духовной академии и юридического факультета Петербургского университета. Малышев известен прежде всего своими работами в области гражданского права и гражданского процесса. Именно этому ученому предстояло внести чрезвычайно большой вклад в отечественную науку международного частного права.

Подводя некоторый итог данному периоду, хотелось бы остановиться на тех аспектах в проблематике международного частного права, которые разрабатывались в трудах российских правоведов в 70-е гг. XIX в.

В этот период закладываются основы и вырабатываются главные направления отечественной доктрины международного частного права, оформляются две основные концепции понимания природы МЧП: международно-правовая (М.Н. Капустин и А.Н. Стоянов) и национально-правовая (цивилистическая), представленная в трудах К.И. Малышева.

Кроме того, активно разрабатываются вопросы как "международных", так и "межобластных" коллизий, что было чрезвычайно актуально для России того времени. Исследуется и проблема методологии науки международного частного права, используются такие методы исследования, как исторический и сравнительный. Это время значительно для молодой науки международного частного права и тем, что происходит становление самой системы науки МЧП, что свидетельствует о том, что она получает свое научное признание в России как объективная реальность времени.

Идея "международного общения" Ф.Ф. Мартенса

В 80 - 90-е гг. XIX в. в работах многих юристов-международников находит поддержку и свое дальнейшее развитие так называемая теория международного общения как основа международного права - как публичного, так и частного. Под международным общением, по определению Ф.Ф. Мартенса, понимался "свободный союз государств для достижения общими действиями полного развития своих сил и удовлетворения своих различных потребностей".

Именно эта теория и определяла развитие отечественной науки международного частного права в 80 - 90-е гг. XIX столетия. А наиболее яркими ее представителями явились крупнейшие российские ученые-международники Ф.Ф. Мартенс и В.П. Даневский.

В 1882 - 1883 гг. выходит в свет замечательный труд Ф.Ф. Мартенса "Современное международное право цивилизованных народов", на долгое время определивший пути и направления развития российской юридической науки, науки как международного публичного, так и международного частного права. Кроме того, этот курс имел большое значение и для преподавания международного частного права на юридических факультетах университетов.

Именно в этом труде Ф.Ф. Мартенс осуществил систематическую разработку вопросов международного частного права.

Фридрих Фромгольд (Федор Федорович) Мартенс (1845 - 1909) был выдающимся российским юристом и дипломатом, профессором международного права Петербургского университета, много сделавшим и на практике для развития международного права, публичного и частного.

Ф.Ф. Мартенс был "первым делегатом" России на Гаагских конференциях по кодификации международного частного права, избирался их вице-президентом. Под его председательством при Министерстве иностранных дел России в 1898 г. было создано Совещание из представителей разных ведомств, в задачу которого входило прежде всего рассмотрение программы работы Гаагских конференций и подготовка соответствующих предложений.

Теория международного общения как основание международного частного права нашла свое дальнейшее развитие и разработку в трудах видного юриста-международника XIX в., профессора международного права Харьковского университета В.П. Даневского.

Всеволод Пиевич Даневский (1852 - 1898) - воспитанник Московского университета. Позже он связал свою судьбу с Харьковским университетом, где с 1884 г. являлся ординарным профессором по кафедре международного права. "Независимый, открытый характер, с большой долей честолюбия, ясное мышление, лекторский талант, - пишет В.Э. Грабарь, - выдвигали его в первые ряды харьковской профессуры".

Будучи крупным специалистом в области международного права, В.П. Даневский не мог не откликнуться и на актуальные проблемы молодой науки международного частного права в России.

Еще в своей ранней, но достаточно серьезной работе (кстати, написанной автором в 24 года) под названием "Очерк новейшей литературы по международному праву" В.П. Даневский, анализируя труды М.Н. Капустина и А.Н. Стоянова и их вклад в развитие науки МЧП, высказал и свои взгляды на понимание международного частного права. Он писал: "...Все учение о коллизии законов должно иметь основанием частные, гражданские и уголовные отношения людей различных государств, сталкивающихся между собой и долженствующих получать разрешение не на основании внутренних, часто друг другу противоречащих законов государств, а на соображениях общечеловеческих, рождающихся, так сказать, на международной территории, управляемой соображениями международного, а не государственного права". Мы можем видеть здесь, как четко и определенно звучит позиция автора по вопросу об основаниях международного частного права.

Свою цельную и научно обоснованную концепцию понимания системы МЧП В.П. Даневский предложил в своем фундаментальном труде, хотя и с достаточно скромным названием "Пособие к изучению истории и системы международного права". Очерк международного частного права помещен в выпуске II названной работы, вышедшем в свет в 1892 г.

Как уже было сказано выше, В.П. Даневский строил свою концепцию международного частного права на идее международного общения, продолжая, таким образом, традиции, заложенные в отечественной науке международного права Ф.Ф. Мартенсом.

В этот же период выходят в свет работы видного юриста-международника, профессора Киевского университета О.О. Эйхельмана.

Оттон Оттонович Эйхельман (1854 - ?) - профессор Киевского университета. С 1885 г. он начал издавать свои лекции, в том числе и по международному частному праву. Кроме того, О.О. Эйхельманом были составлены сборники международных трактатов, куда он включал и международные соглашения в сфере международного частного права.

Подводя некоторые итоги, можно сказать, что 80 - 90-е гг. 19-го столетия стали определяющими для развития науки международного частного права в России, ибо эта наука получила новый, очень сильный толчок к своему дальнейшему развитию.

Главной в этот период как в международном публичном, так и в международном частном праве стала идея международного общения. Именно на ее базе строили принципы и институты международного частного права крупнейшие его исследователи, такие как Ф.Ф. Мартенс и В.П. Даневский, а также отчасти и О.О. Эйхельман.

Именно идея международного общения позволяет в указанный период занять господствующее положение концепции международно-правового понимания природы норм международного частного права и направить науку данной правовой области именно в этом направлении.

В это время происходит, если можно так выразиться, "интернационализация" международного частного права, юридическая мысль того времени вплотную подходит к необходимости кодификации и прогрессивного развития международного частного права.

Развитие международного частного права

Начало XX в. можно смело назвать периодом расцвета и бурного развития отечественной науки международного частного права. Реалии и насущные потребности России того времени, а именно: вступление страны в эпоху высокого развития капиталистических отношений, интенсивное развитие российской внешней торговли, активное проникновение иностранного капитала в Россию - все это требовало адекватного отражения в праве и соответственно подвигало юридическую науку к осмыслению явлений времени.

Именно это и привлекло в то время многих известных правоведов к изучению и разрешению проблем МЧП. В этот период появляется огромное количество журнальных и газетных статей по вопросам международного частного права. Работы печатались на страницах "Вестника гражданского права", "Журнала гражданского и уголовного права", "Журнала Министерства юстиции", "Журнала юридического общества", газеты "Право", "Юридического вестника" и ряда других.

Выходило много работ российских ученых за рубежом на иностранных языках. Кроме того, издавалось и много отдельных монографий по международному частному праву.

Большой вклад в развитие отечественной науки международного частного права внесли ученики профессора Ф.Ф. Мартенса, среди которых А.А. Пиленко, Л.А. Шалланд, Б.Э. Нольде и А.Н. Мандельштам, активно работавшие в то время.

Выделялись также работы М.Я. Пергамента, М.И. Мыша, И.В. Гессена, Т.М. Яблочкова, С.М. Бараца и П.Н. Гуссаковского.

Характерной чертой науки МЧП в России было то, что очерки международного частного права практически всегда включались в руководства и курсы по общему международному праву, начиная с работы М.Н. Капустина и заканчивая работами О.О. Эйхельмана, В.А. Ульяницкого и русским изданием "Международного права" известного немецкого ученого Ф. Листа (1902 г. и последующие переиздания под редакцией профессора В.Э. Грабаря)2.

Таким образом, отечественная наука международного частного права в начале XX в. активно подключилась к осмыслению реалий России и решала их на достаточно высоком теоретическом и прикладном уровнях.

Одним из крупнейших исследователей вопросов МЧП в России конца XIX - начала XX в. становится известный правовед и общественный деятель, профессор международного права Новороссийского университета П.Е. Казанский, предложивший свое, достаточно оригинальное видение проблем международного частного права.

Петр Евгеньевич Казанский (1866 - 1947) - воспитанник Московского университета. С 1893 по 1896 г. занимал кафедру международного права Казанского университета, затем с 1896 г. преподавал в Новороссийском университете (Одесса).

В 1901 г. в Одессе вышла работа П.Е. Казанского "Введение в курс международного права", в которой автор изложил свои взгляды и на международное частное право.

П.Е. Казанский не остановился на достигнутом, а продолжил свою исследовательскую работу в области МЧП. Результатом этой работы стал "Учебник международного права публичного и гражданского", вышедший в свет в Одессе в 1902 г. В 1904 г. вышло переиздание этого же учебника.

В 1902 г. профессор В.Э. Грабарь предпринял попытку переиздать в России курс известного немецкого юриста-международника Франца Листа под названием "Международное право в систематическом изложении". Эта попытка, к счастью, оказалась чрезвычайно удачной и имела своим продолжением многие переиздания в России данного руководства.

Следуя российским традициям, профессору В.Э. Грабарю пришлось дополнить курс Ф. Листа очерком международного частного права, для чего он обратился сначала к А.А. Пиленко, а затем к Б.Э. Нольде. Для издания 1917 г. обещал подготовить свой очерк М.И. Брун, но он скончался, не успев завершить работу.

Первый очерк международного частного права был подготовлен для издания курса Ф. Листа приват-доцентом, впоследствии профессором, занявшим кафедру международного права в Петербургском университете А.А. Пиленко. Он был составлен им, как уже было сказано выше, по просьбе профессора В.Э. Грабаря для первого русского издания "Международного права" Ф. Листа, где и был помещен.

Александр Александрович Пиленко (1873 - 1956) - один из самых талантливых учеников профессора Ф.Ф. Мартенса, внесший большой вклад в науку международного права. Богато одаренный от природы, он уже в студенческие годы публикует ряд интересных работ.

В "Очерке" А.А. Пиленко дает свое оригинальное понимание природы международного частного права, рассматривает целый ряд теоретических проблем. "Очерк" включает в себя: "Введение", где анализируются вопросы природы международного частного права, публичного порядка и юридической квалификации; "Исторический очерк развития международного частного права", "Личные права", "Семейное право", "Обязательственное право" и "Вещные права", в том числе и наследственное право.

Одним из крупнейших исследователей проблем международного частного права в России в начале XX в. был ученик школы Ф.Ф. Мартенса профессор Александровского лицея и Петербургского политехнического института Борис Эммануилович Нольде (1876 - 1948).

Б.Э. Нольде известен своим "Очерком международного частного права", помещенным в курсе международного права Ф. Листа - В.Э. Грабаря, по которому учились несколько поколений российских юристов, и целым рядом статей по проблемам международного частного права.

"Очерк" был помещен во 2-м (1909) и 3-м (1912) изданиях курса на русском языке. Достоинство этой работы состоит в том, что Б.Э. Нольде попытался дать свод "русских коллизионных норм" и сделал это на чрезвычайно высоком уровне.

"Очерк" Б.Э. Нольде включает в себя следующие разделы: Глава I "Основные понятия"; Глава II "Общие учения"; Глава III "Лица"; Глава IV "Вещные права"; Глава V "Обязательственное право"; Глава VI "Семейные права"; Глава VII "Наследование"; Глава VIII "Процесс".

Б.Э. Нольде явился одним из первых в отечественной науке международного частного права, рассмотревшим такие актуальные вопросы, как выбор суда и закона, строение коллизионной нормы, вексельное обращение, внедоговорные обязательства и многие другие. На наш взгляд, с полным основанием можно назвать Б.Э. Нольде одним из создателей терминологического и методологического аппарата отечественной науки МЧП.

В период 1911 - 1916 гг. вышел ряд работ преподавателя Московского коммерческого института М.И. Бруна, посвященных вопросам международного частного права.

Михаил Исаакиевич Брун (1860 - 1916) является одним из крупнейших историков и теоретиков международного частного права в России. Его многочисленные работы по отдельным вопросам международного частного права (о безвестном отсутствии в международном частном праве, форме сделок, публичном порядке, национальности юридических лиц и т.д.) были основаны на тщательном исследовании первоисточников, сравнительном изучении материального гражданского права различных стран и на критическом анализе западных доктрин5.

Еще в 1896 г. в "Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона" был помещен очерк международного частного права М.И. Бруна. В этой работе ученый уже наметил ряд проблем в области международного частного права, которые он детально рассмотрит в своих последующих трудах.

Наибольшую известность получили две поздние работы М.И. Бруна - "Очерки истории конфликтного права" и "Введение в международное частное право", вышедшие в свет в 1915 г.

В "Очерках" М.И. Бруном были рассмотрены: I. "Конфликтное право постглоссаторов (XIII XV вв.)"; II. "Теория статутов (XVI - XVIII вв.)".

Главным же трудом М.И. Бруна, несомненно, стало "Введение в международное частное право", представляющее по своему содержанию лекции ученого, читанные в Московском коммерческом институте в 1908 - 1916 гг.

Из других работ исследуемого периода необходимо отметить прежде всего двухтомный труд ученика Ф.Ф. Мартенса, работника Министерства иностранных дел России Андрея Николаевича Мандельштама (1869 - 1949) "Гаагские конференции о кодификации международного частного права", вышедший в свет в 1900 г. Этот труд включает в себя великолепный очерк истории доктрин международного частного права, вопросы об источниках, методе, кодификации, публичном порядке и др.

Представляет большой интерес и работа Владимира Эммануиловича Грабаря (1865 - 1956) "Римское право в международно-правовых учениях" 1901 г. В ней приведен огромный фактический материал по истории римского права, работам глоссаторов и постглоссаторов, по вопросам зарождения международного частного права.

В области международного гражданского процесса особый интерес, несомненно, представляет работа профессора Демидовского лицея Тихона Михайловича Яблочкова (1880 1926) "Курс международного гражданского процессуального права", вышедшая в Ярославле в 1909 г.

Работа включает разделы: I. "Общее учение о применении иностранных законов в России" (С. 18 - 32); II. "Процессуальная право- и дееспособность иностранцев в России и компетенция русских судов" (С. 32 - 58); III. "Ход процесса при участии иностранца" (С. 59 - 147); IV. "Взаимная помощь судов" (С. 148 - 168); V. "Исполнение решений иностранных судов" (С. 169 212).

Из работ указанного периода можно выделить также работу приват-доцента Московского университета В.А. Краснокутского "Международное частное право", представляющую собой курс коллизионного права, прочитанный автором по поручению факультета.

Кроме того, следует указать на работы по международному частному праву приват-доцента Петербургского университета Льва Адамировича Шалланда (1870 - 1919), также внесшего существенный вклад в развитие науки международного частного права в России.

Подводя итог исследованию работ и доктрин российских ученых начала XX в. в области МЧП, необходимо отметить следующие моменты.

Во-первых, начало XX в. знаменует собой расцвет российской науки международного частного права и разработку ее самых насущных вопросов.

Во-вторых, в этот период происходит оформление и создание терминологического, понятийного и методологического аппарата науки международного частного права.

Рассматриваются вопросы публичного порядка и отсылки, объема норм и строения коллизионных норм, юридической квалификации и многое другое.

В-третьих, продолжаются споры и дискуссии о природе норм международного частного права: внутригосударственная концепция понимания международного частного права (Б.Э. Нольде), международно-правовая концепция (П.Е. Казанский, А.А. Пиленко, А.Н. Мандельштам), кроме того, выдвигается и внутригосударственная публично-правовая концепция (коллизионная) (М.И. Брун).

В-четвертых, все без исключения правоведы выступают за кодификацию и прогрессивное развитие международного частного права, за заключение международных договоров в области международного частного права.

Все это говорит о том, что в начале XX в. российская наука международного частного права окончательно оформилась как самостоятельная отрасль правоведения, активно заявила о себе и наметила дальнейшие пути своего развития.

Однако отечественная история после 1917 г. внесла объективные коррективы в направления и перспективы развития науки международного частного права в России.

Послереволюционный период развития международного частного права

Послереволюционный период развития отечественной науки международного частного права (с 1917 г.) отражает радикальные общественно-политические и социально-экономические преобразования, затронувшие нашу страну в это время. В этот период кардинально пересмотрены цели и задачи науки международного частного права, переосмыслены ее методология и систематика. Наука международного частного права стала базироваться в основном на идеологических позициях.

Основополагающие начала советской науки международного частного права были заложены в 20 - 30-е гг. XX в. в работах А.Н. Макарова, И.С. Перетерского, А.Г. Гойхбарга, В.М. Корецкого, С.Б. Крылова и др.

Один из первых отечественных учебников советского периода по международному частному праву принадлежал перу профессора Ленинградского института народного хозяйства Александра Николаевича Макарова (1888 - 1973). Эта работа получила название "Основные начала международного частного права" и была издана в 1924 г.

Под международным частным правом профессор А.Н. Макаров понимал прежде всего коллизионное право. Исходя из концепции самостоятельного и раздельного существования международного и внутригосударственного (национального) правопорядка, А.Н. Макаров разграничивал в этой связи международные и внутригосударственные коллизионные нормы.

Заслуживает внимания определение международного частного права, данное ученым. Как полагал А.Н. Макаров, "под международным частным правом надлежит понимать совокупность правовых норм, определяющих пространственные пределы действия разноместных гражданских законов". В этой связи А.Н. Макаров писал, что "правовые нормы, определяющие пространственные пределы действия разноместных законов, называются нормами коллизионными или конфликтными". Коллизионная норма, по мнению А.Н. Макарова, лишь указывает на то материальное право, которое должно быть положено в основу обсуждения спорного правоотношения, отнюдь не разрешая спора по существу. Коллизионное право - это право о праве: указав на компетентное для обсуждения правоотношения законодательство, оно умолкает, потому что за этим указанием и исчерпывается то, что от него требуется. Все дальнейшее, считал ученый, разрешает компетентная норма материального права.

Значительная роль в становлении советской доктрины международного частного права принадлежала профессору Ивану Сергеевичу Перетерскому (1889 - 1956). В 1924 г. вышли его статья, посвященная исходным началам международного частного права РСФСР, а также книга "Очерки международного частного права РСФСР", имевшие большое значение для определения ключевых позиций отечественного международного частного права. Следует сказать, что "Очерки" профессора И.С. Перетерского представляли собой одну из первых попыток систематизации международного частного права РСФСР.

Профессор И.С. Перетерский стоял на позициях отрицания так называемого общего международного частного права, полагая, что первостепенное значение в данной сфере имеет национальное (внутреннее) законодательство государства. Заслугой И.С. Перетерского является то, что он достаточно подробно проанализировал ключевые проблемы международного частного права (понятие публичного порядка, пределы применения иностранного закона, экстерриториальное действие законов РСФСР, вопросы международного гражданского процесса и др.).

При этом, как справедливо отмечается в литературе, "Очерки" И.С. Перетерского были написаны автором с ярко выраженных марксистско-ленинских позиций. Профессор И.С. Перетерский указывал, что международное частное право РСФСР является правом переходного периода, правом классовым, советским, представляющим собой "компромисс лагеря капитализма и лагеря социализма".

Знаменательным событием в развитии отечественной науки международного частного права явилась работа Александра Григорьевича Гойхбарга (1883 - 1962) "Международное право", опубликованная в 1928 г. Указанная работа была практически полностью посвящена вопросам международного частного права, затрагивая при этом и смежную проблематику. В этой связи А.Г. Гойхбарг отмечал, что "частное международное право, обнимая собою главным образом вопросы коллизий законов, имеет отношение не только к случаям коллизии законов, касающихся гражданского права. Настоящая книга будет поэтому касаться не только вопросов гражданского права, но и целого ряда других областей. В нее войдут рассмотрение правового положения иностранцев, коллизия законов о подданстве, вопросы гражданского права и процесса; отчасти и вопросы, касающиеся налогов. В нее будут включены и главнейшие данные, касающиеся интернационализации соответствующих положительных постановлений, то есть установления общего положительного права для целой группы государств, как-то: международные соглашения (союзы), касающиеся авторского права, патентного права и т.п.".

Таким образом, можно сказать, что А.Г. Гойхбарг стоял на позициях необходимости исследования вопросов общего и публичного характера, поскольку сам ученый полагал, что международным частным правом в значительной степени охватываются и отношения публичного характера.

Анализируемый период в развитии отечественной науки МЧП отмечен также выходом в свет работ таких видных ученых, как С.Б. Крылов (1888 - 1958), С.И. Раевич, и др.

Значительный вклад в развитие актуальных проблем международного частного права внес профессор Владимир Михайлович Корецкий (1890 - 1984). Его перу принадлежат, в частности, такие фундаментальные работы, как: "Проблемы международного частного права в договорах, заключенных советскими республиками с иностранными государствами" (1922); "Оговорка о взаимности в международном частном праве" (1925); "Акционерное общество или товарищество с ограниченной ответственностью" (1923); "Униформизм в праве" (1927); "Очерки международного хозяйственного права" (1928); "Международное радиоправо" (1928); "Международное хозяйственное право" (1928).

В.М. Корецкий является также автором такого замечательного труда, ставшего классикой отечественной юридической науки, как "Очерки англо-американской доктрины и практики международного частного права" (1948).

Огромный вклад в развитие отечественной науки международного частного права внес профессор Лазарь Адольфович Лунц (1892 - 1979), главным трудом которого является трехтомный "Курс международного частного права". Эта фундаментальная работа, изданная первоначально в 1959 (т. 1), 1963 (т. 2) и 1966 (т. 3) гг., явилась результатом многолетней научноисследовательской и практической деятельности Л.А. Лунца. Следует подчеркнуть, что в 1970 г. этот труд был удостоен Государственной премии СССР. Впоследствии все тома курса были переизданы (в 1973, 1975 и 1976 гг.). И в настоящее время "Курс" профессора Л.А. Лунца не утерял своего значения, подтверждением чему является новое переиздание, посвященное юбилею Л.А. Лунца, предпринятое в 2002 г. издательством "Спарк".

История возникновения и развития международного частного права

Истоки международного частного права в Древнем мире

Современное международное частное право является результатом длительной исторической эволюции, поэтому понять его содержание можно лишь в контексте его истории.

Истоки МЧП можно обнаружить еще в Древнем мире. В этот период появление коллизионной проблематики связано с торговыми и семейными отношениями, содержащими иностранный элемент. Коллизионные проблемы стали возникать по мере того, как развивались торговые и семейно-брачные связи между представителями различных сообществ (племен, поселений, городов-государств, областей). Таким образом, главным социально-экономическим фактором возникновения МЧП в Древнем мире стал международный торговый и частноправовой оборот.

Опираясь на данные антропологии и истории первобытного общества, можно говорить о дальнем прообразе МЧП в лице междуплеменного права. В рамках междуплеменного права сформировались три таких института, как институт экзогамии, институт мены и институт гостеприимства5.

При наличии кровного родства браки в пределах большинства кланов постепенно были признаны недопустимыми, и был установлен принцип внеплеменных браков (экзогамия).

Поскольку отношения между кланами становились все более сложными, постепенно выкристаллизовалась целая система междуплеменных норм, которая весьма детально регулировала степень родства кланов.

Еще одним институтом, ставшим прообразом международной торговли, была в древнем обществе мена. Вследствие объективной необходимости установления порядка обмена товарами в древнем обществе постепенно формируются принципы допустимости торгового оборота с чужими племенами и признания безусловной силы за началом правовой защиты как чужого имущества, так и личной неприкосновенности иностранца2.

Институт гостеприимства - также важный институт междуплеменного права. Несмотря на то, что чужеземец находился вне племенного правопорядка, гостеприимство имело в примитивной жизни народов чрезвычайно большое значение. Так, например, у некоторых племен существовал обычай, позволявший чужеземцу выбрать себе среди членов племени своего покровителя, который был обязан защищать своего гостя.

Итак, период междуплеменного права можно рассматривать как предысторию МЧП.

Первый период истории МЧП связан с поиском универсальных принципов частного права, с помощью которых можно было бы регулировать правоотношения с иностранным элементом. Для этого периода были характерны следующие моменты: 1) ранние правовые системы рассматривали коллизионные вопросы, возникавшие между этими системами, как вопросы политического свойства; 2) поскольку интенсивность взаимодействия между древними сообществами была еще относительно невысокой, судьи были склонны решать коллизионные вопросы с помощью применения права суда (lex fori); 3) иногда коллизионные вопросы решались на основе заключенных международных соглашений.

Еще во времена античности древние законодатели и судьи сталкивались с необходимостью определения пределов действия своего права по отношению к иностранцам. Несмотря на то, что в античном мире право в целом рассматривалось как имеющее божественное происхождение и не существовало четкого различия между его религиозной стороной и теми нормами, которые носили сугубо светский характер, древние народы не распространяли действие своего права на всех иностранцев без исключения.

В этой связи некоторые авторы даже полагают, что Библия содержит в себе ряд норм, которые можно отнести к области МЧП.

Так, в Ветхом Завете содержатся коллизионные нормы, указывающие на то, какая часть Закона Моисея должна применяться к иностранцам, находящимся на территории под контролем Израиля.

В Древнем Египте иностранным купцам позволялось выбирать местных судей и даже судей своей национальности для рассмотрения торговых споров в соответствии с их иностранным правом. Отдельные авторы даже утверждают, что первые известные в истории человечества коллизионные нормы возникли в Египте эпохи Птолемеев 3. В этой связи особый интерес представляет содержание папируса, затрагивающего вопросы юрисдикции судов Египта и Греции, найденного внутри мумии крокодила. Как следует из этого папируса, в котором содержится ряд эдиктов, принятых в 120 - 118 гг. до н.э., египтянам разрешалось подавать иски в египетских судах на греков по поводу договоров, составленных на древнем египетском языке. На основании анализа данных эдиктов некоторые историки обосновывают наличие в праве Древнего Египта неких имплицитных коллизионных норм. В соответствии с одной из таких коллизионных норм выбор языка договора должен рассматриваться в качестве коллизионной привязки, указывающей, пусть даже опосредованно, на применимое право. Еще одним принципом коллизионного права в Древнем Египте, нашедшим отражение в эдикте, был принцип автономии воли сторон договора.

Вместе с тем другие ученые оспаривают значимость упомянутых эдиктов для коллизионного права, поскольку, по их мнению, эти эдикты представляют собой не более чем "политический жест", направленный на сохранение минимальной занятости египетских судов.

Согласно историку права Павлу Виноградофф (Paul Vinogradoff) МЧП возникло в Древней Греции около IV в. до н.э. Вместе с тем Виноградофф применительно к праву Греции использовал термин "международное частное право" не столько в качестве коллизионного права, сколько в смысле существования общего частного права Греции, основывавшегося на общепринятых принципах и торговых обычаях. По мнению Артура Куна, в Древней Греции была создана особая система юрисдикции для иностранцев, позволяющая нам говорить о существовании полноценного МЧП1. В соответствии с этой системой иностранцы-резиденты (metoikoi) находились под юрисдикцией специальных магистратов (zenokidai), занимавшихся рассмотрением частноправовых исков с участием таких иностранцев. Иногда магистраты даже применяли коллизионную норму lex loci contractus, когда речь шла о спорах, связанных с разным домицилием или происхождением сторон спора. В ряде случаев могло применяться право домицилия ответчика. Часто стороны договора фиксировали в нем вопросы юрисдикции и применимого права.

Кроме того, древнегреческие города-государства заключали друг с другом множество договоров, с помощью которых создавались материальные нормы, применимые к спорам между гражданами этих городов-государств.

Выдающийся российский историк М.И. Ростовцев в своей работе "Международные отношения и международное право в древнем мире" (1921) высказал мнение, что "древнейшими формами международных отношений были отношения гостеприимства между отдельными лицами, принадлежащими к разным государствам", которые, собственно говоря, и стали базой будущего международного частного права.

По мнению этого ученого, МЧП пышно расцвело в Греции уже к VI в. до н.э. "Самые широкие межгосударственные деловые отношения, - писал Ростовцев, - поощрялись большинством греческих городов... были организованы особые суды, разбиравшие дела неграждан с гражданами. Они руководствовались не столько действующим правом данного города, сколько специальными соглашениями, существовавшими на этот предмет между отдельными городами, т.е. коммерческими трактатами".

М.И. Ростовцев подметил также тот интересный факт, что в области гражданских отношений эллинистический мир постепенно перешел от стадии "сепаратных законодательств" к "нормам права, в принципе одинаковым во всех частях эллинистического мира". Иными словами, Ростовцев обратил внимание на то, что и в древнем мире имел место тот процесс, который мы теперь называем унификацией. "Если принять во внимание тот факт, что в эпоху эллинизма взаимный обмен продуктами стал действительно мировым, что в крупных торговых центрах встречались и сожительствовали граждане и подданные почти всех более значительных государств, что переселение людей из одних центров в другие для развития более интенсивной деятельности (вспомним еврейское рассеяние) сделалось обычным явлением, то ясным станет необходимость создания общего международного частного права".

Одни историки права иногда связывают появление международного частного права в Древнем Риме с фактом существования ius gentium (права народов), другие же отрицают существование древнеримского МЧП.

Поскольку граждане Рима активно взаимодействовали с другими племенами, народами и странами, коллизионные проблемы должны были возникать регулярно. Однако в источниках римского права, прежде всего в Кодексе Юстиниана (Corpus Iuris Civilis), мы почти не находим какой-либо информации о коллизионном праве. Такое состояние дел объясняется, главным образом, тем, что в случае коллизионных проблем римское право отдавало предпочтение системе универсального права в виде ius gentium, а не системе коллизионных норм. В то же время в римском праве получила развитие концепция "личного закона" (персонального статута), относящаяся к коллизионной проблематике. По крайней мере в некоторых категориях дел статус ответчика в римских судах определялся его "личным законом", т.е. согласно праву его гражданства (origio) или домицилия. Так, например, римское цивильное право (ius civile) применялось к спорам между римскими гражданами, а карфагенское право - к спорам между гражданами Карфагена. Римское право как бы следовало за гражданином Рима, где бы он ни находился, что рассматривалось как особо ценная личная привилегия.

Как известно, ключевую роль в формировании ius gentium сыграл претор перегринов (praetor peregrinus), который, полагаясь на юридическое воображение, греческие принципы права и принципы добросовестности и справедливости, создал систему универсальных норм, охватывавших все человечество. В "Дигестах Юстиниана", например, говорится, что "право народов - это то, которым пользуются народы человечества; можно легко понять его отличие от естественного права: последнее является общим для всех животных, а первое - лишь для людей (в их отношениях) между собой".

Вместе с тем ius gentium изначально являлось частью римского права, из которого оно черпало свою обязательную силу.

Содержание норм и принципов ius gentium в отличие от ius civile было менее формальным и ригидным. Эти нормы были созданы специально для решения дел международного характера и были весьма внимательны по отношению к обычаям различных народов. Ius gentium в целом основывалось на идее общего фундамента различных юридических традиций.

Даже после эдикта Каракаллы (212 г. н.э.) ius gentium не утратило своего значения. Став частью ius civile, придав ему динамизм и заметный оттенок космополитизма, именно ius gentium создало предпосылки для возрождения римского права в период Средневековья.

Некоторые нормы МЧП могли также содержаться в двусторонних договорах, которые Рим заключал с другими странами. Так, например, в договоре между Римом и Карфагеном (509 г. до н.э.) содержалось положение, гарантирующее взаимную защиту коммерческих прав.

Пожалуй, главной мыслью, которой обязано МЧП античности, является мысль об универсальности и общечеловеческой природе частноправового регулирования правоотношений с иностранным элементом.

Международное частное право в период Средневековья

Германские племена, разрушившие Римскую империю, принесли с собой свое собственное право, не искоренив при этом право завоеванных ими народов. Германские племена не мешали покоренным римлянам жить по нормам римского права, тогда как каждое германское племя продолжало регулировать свои частноправовые отношения по своему праву (например, в соответствии с салической, лангобардской или баварской "правдой"). Соответственно завоеватели и завоеванные народы жили совместно на территориях, принадлежавших когда-то Риму, подчиняясь различному праву. Как писал в 817 г. в одном из своих писем архиепископ Лиона св. Агобард, "часто происходит так, что пять человек, каждый из которых подчиняется различному праву, могут идти или сидеть вместе за одним столом".

Особенно часто коллизионные проблемы стали возникать в связи с межплеменными браками. Поскольку каждое лицо считало законом только "правду" своего племени, приходилось учитывать племенное право всех сторон семейно-брачных отношений.

Так, например, для вступления в брак было необходимо, чтобы жених имел на то право по своему племенному праву; однако размер выкупа невесты из-под власти опекуна определялся по ее племенной "правде". Обязательство имело силу тогда, когда оно было согласовано с племенной "правдой" ответчика. Каждое лицо должно было знать, по какому праву оно живет; и изменить это свое объективное право было нельзя.

По мере развития феодализма народы Европы из массы соплеменников превращаются в массу ленников. Поскольку весь общественный строй зиждился на землевладении и прикреплении человека к земле, на смену порядку, когда каждый жил по своему личному закону, приходит порядок, при котором все живут по закону территории, на которой они находятся. В МЧП персональный принцип уступает место принципу территориальности.

Во времена Средневековья западные системы права подверглись процессу фрагментации, который был связан с параллельным процессом политической фрагментации, характерной для феодального общества. Вместо единой системы права сформировалось множество различных правовых систем. По большей части эти правовые системы мирно сосуществовали, а возникавшие между ними коллизии решались в соответствии с личным статутом и юрисдикцией, определявшей статус данного лица. Применимое право определялось с помощью таких критериев, как гражданство, место рождения или домицилий. Для отдельных социальных и профессиональных групп существовали независимые правовые системы. Так, например, члены Римской церкви подлежали каноническому праву и им позволялось ссылаться на привилегию персональной юрисдикции перед церковными судами. Аналогичным образом купцы создали подобную систему привилегий для решения торговых споров в виде отдельной системы купеческих судов, применявших купеческое право. В этот период возникло также особое морское право, независимое от национальных систем права.

Таким образом, в средневековом обществе уживались такие системы права, как ius commune, в основе которого лежало римское право, феодальное право и городское право, а критерием их применения являлся территориальный принцип (ius proprium).

Особое место в истории МЧП занимает средневековое торговое право (lex mercatoria или ius mercatorum).

Lex mercatoria (или ius mercatorum) сформировалось на рубеже XI - XII вв., в основном в пределах Европы. Важным элементом средневекового lex mercatoria было lex maritima (морское право), представлявшее собой совокупность обычаев и обыкновений в области торгового мореплавания. Lex maritima было постепенно кодифицировано в такие сборники морского права, как Олеронский судебник Roles d'Oleron (XII в.), Consolato del Mare (XV в.) и "Правила Висби" (XVI в.).

Расцвет lex mercatoria, ставшего своеобразной реакцией купеческого сообщества на неспособность римского права эффективно регулировать международные коммерческие отношения, пришелся на XIII - XIV вв. Характерными признаками старого lex mercatoria были следующие: во-первых, это право регулировало отношения между средневековыми купцами; вовторых, оно создавалось не политической властью, а самими купцами под воздействием существовавшей на тот момент коммерческой практики; в-третьих, его нормы воплощались в жизнь благодаря curiae mercatorum, т.е. специальными купеческими судами, судьи которых сами имели коммерческий опыт; в-четвертых, нормы этого права отличали чрезвычайная детализация и совершенство, о чем свидетельствует их применение вплоть до нашего времени; в-пятых, это право было весьма унифицированным и по-настоящему международным, т.е. его положения были идентичными в разных странах.

Источниками старого lex mercatoria стали уставы купеческих гильдий, торговые обычаи и прецедентное право купеческих судов. Особенностями существовавшего на тот момент lex mercatoria было и то, что купеческие суды пытались выносить свои решения в соответствии с принципом ex aequo et bono (т.е. по справедливости) и в максимально короткий отрезок времени, что на тот период было очень важно, учитывая скорость, с которой велась торговля. Наибольшее распространение нормы lex mercatoria получили в городах-республиках Северной Италии и "консульских" городах юга Франции, т.е. там, где не было сильной феодальной власти.

Следует также отметить, что современное гражданское право многих государств обязано lex mercatoria существованием многочисленных институтов и принципов, зародившихся в недрах именно этого права.

Однако в конце XV в. начинается постепенный и неотвратимый упадок lex mercatoria, который особенно усиливается в связи с возникновением европейской системы суверенных государств и утверждением абсолютной монархии в большинстве стран Европы.

Непосредственным следствием этого процесса стала "национализация" lex mercatoria, т.е. кодификация его норм во внутреннем законодательстве государств. В Великобритании, например, lex mercatoria трансформировалось в common law (общее право), а купеческие суды интегрировались в судебную систему общего права.

Таким образом, начиная с XVIII - XIX вв. регулирование международных хозяйственных связей приобрело сугубо национальный характер, а главным методом их правовой регламентации стал коллизионный метод.

Теория статутов в Италии и Франции

Как известно, XIII в. стал для Северной и Средней Италии периодом высокого подъема в области материальной и духовной культуры. В этот период торговля между Западной Европой и странами Востока перешла в руки венецианцев, генуэзцев и пизанцев, а города Ломбардии и Тосканы превратились в крупные торгово-промышленные центры. Северная и Средняя Италия в XIII в. представляла собой цепь самоуправляющихся городов, которые вели между собой оживленную торговлю и поддерживали интенсивные взаимоотношения. Поскольку итальянские города были фактически независимы от императора, это позволило им выработать развитую систему своих законов (статутов). Многие из итальянских городов, представлявших собой автономные политические образования, проявляли свою автономию в сфере законотворчества и кодификации обычаев. Некоторые города приняли свои статуты еще в XII в. (например, Генуя в 1145 г., Пиза в 1161 г.). С помощью кодифицированных обычаев и статутов осуществлялось регулирование вопросов торговли, промышленности, уголовной юстиции, устройства университетов, а также других вопросов частноправового характера. По мере интенсификации связей между гражданами различных городов перед итальянскими юристами все чаще стали возникать коллизии частноправового характера между: 1) римским правом и статутным правом; 2) местным и иностранным правом; 3) различными видами статутного права.

Аналогичная ситуация сложилась в этот период во Франции, где наряду с кутюмами (фр. coutumes - обычаи) областей существовало римское право и хартии городов.

В итальянских университетах, в которых изучались источники римского права, возникает наука МЧП. Именно там зарождается первая школа МЧП - школа глоссаторов. Появление школы глоссаторов ознаменовало новый этап развития европейского частного права и возникновение науки цивилистики на базе источников римского частного права. Благодаря глоссаторам было положено начало возрождению юридической науки и правовой культуры, оказавшихся в значительной мере утраченными в связи с падением Западной Римской империи.

Родоначальником школы юристов, получивших название "глоссаторы" (позднелат. glossator от греч. glossa, т.е. толкование, перевод устаревшего, редкого или иноязычного слова; заметка на полях текстов римских кодексов и законов), стал грамматист из Болоньи Ирнерий, первым выделивший римское право из общего курса риторики и начавший преподавать его как особый предмет.

Итальянские юристы, считавшие римское право идеалом права, писанным разумом, для решения коллизионных вопросов обращались к источникам этого права. В известном смысле нормы римского права являлись противоположностью феодальных порядков, поскольку регулировали отношения между лицами, а не между землями. Для итальянских юристов римское право было не только совершенным образцом правопорядка, пригодного для всех народов и на все времена, но также положительным правом империи, воссозданной Карлом Великим. При этом итальянские юристы крайне пренебрежительно отзывались об обычном праве варварского происхождения, называя его "ослиным правом" (ius asinorum). Тем самым итальянские юристы подчеркивали, что, отрицая обычное право, они способствуют восстановлению подлинного правопорядка империи. Вместе с тем по мере развития статутного права городов Италии итальянские правоведы были вынуждены считаться с этим правом, которое все чаще оказывалось более целесообразным с точки зрения современных потребностей.

Однако найти ответы на коллизионные вопросы в римских текстах было просто невозможно, поскольку римское право не содержало в себе коллизионных норм как таковых. Ввиду этого итальянские юристы занялись приспособлением римских текстов к коллизионным проблемам.

Точнее было бы сказать, что итальянские юристы вначале находили решение конкретного коллизионного казуса, а уже затем, отдавая формальную дань уважения авторитету римского права, пытались оправдать найденное решение с помощью ссылки на какое-либо положение римского права. Классическим примером такого подхода является знаменитая глосса из сборника глосс Аккурсия (Accursius), в которой содержится попытка ответа на вопрос: если в Модене судится гражданин Болоньи, можно ли его судить по статутам Модены?

Отвечая на этот вопрос, неизвестный глоссатор пришел к выводу, что гражданин Болоньи не может судиться по статутам (законам) Модены, поскольку статуты Модены могут быть обязательны только для ее граждан. Эта глосса, по сути, положила начало теории статутов. По всей видимости, автор глоссы стремился преодолеть крайности территориального принципа, столь характерного для эпохи феодализма. Автор данной глоссы, пытаясь ее обосновать ссылкой на римский источник, обратился к положению Кодекса Юстиниана, которое имело мало общего с коллизионным вопросом. Речь идет о тексте конституции императоров Грациана, Валентиниана и Феодосия об утверждении веры в Святую Троицу, которая была издана в 380 г. и обращалась к константинопольскому народу. Текст этой конституции звучит так: "Мы желаем, чтобы все народы, коими правит наша милостивая власть, обретались в той вере, которую божественный апостол Петр передал римлянам".

Вот как неизвестный глоссатор прокомментировал этот отрывок: "по мысли императоров закон обязателен для тех народов, которыми они правят; следовательно, для тех, кто им не подвластен, закон не обязателен. А потому и болонский гражданин не может подлежать действию моденского статута".

Как видим, наука коллизионного права родилась под видом весьма вольного толкования римских текстов, а ее первые представители, как точно выразился М.И. Брун, обращались с римскими текстами, как с каучуковым платьем, которое растягивали, чтобы одеть в него "чрезмерно разросшееся тело новой общественной жизни с ее непредусмотренными правоотношениями".

Поначалу в случае коллизий между законами разных стран средневековые юристы были склонны к широкому применению принципа lex fori. Этот подход поддерживали, например, такие известные авторы, как Азо (Azo) и Аккурсий. Однако уже магистр Алдрик (Aldricus, 1170 - 1200) высказывается в пользу применения "лучшего права" к коллизионным вопросам.

Глоссаторы не могли создать всеобъемлющую теорию статутов, поскольку они застали лишь первые статуты, а статутное законодательство начало развиваться с начала XIII в. Как отмечает В.Э. Грабарь, теория статутов была разработана постглоссаторами, которые считаются родоначальниками науки международного частного права.

В науке МЧП укрепилось мнение, что статутарная теория, основанная постглоссаторами, проникла из Италии во Францию, Германию, Бельгию и Голландию. Эта теория положила начало трем национальным школам МЧП: 1) итальянской школе, во главе которой стоял С. Бартол и которая господствовала до XVI в.; 2) французской школе, возникшей под влиянием итальянской школы, и 3) голландской школе, провозгласившей с конца XVII в. принцип территориальности, чье действие смягчается с помощью теории международной вежливости (comitas).

Пожалуй, наиболее заметной фигурой науки МЧП периода Средневековья является итальянский ученый С. Бартол (Bartolus a Sassoferrato, 1314 - 1357), которого интересовали два главных вопроса: 1) распространяется ли территориальность статутов на иностранцев; 2) оказывает ли статут действие за границей. Стремясь ответить на эти вопросы, Бартол исследовал множество казусов, решение которых он искал в соответствии со своим пониманием справедливости. По-видимому, Бартол предлагал решения коллизионных проблем не на основе какого-либо определенного метода или системы, а посредством интуитивного поиска справедливого решения. Довольно интересно, что для решения коллизионных проблем Бартол использовал методологию, напоминающую методологию последователей Савиньи, а именно: он разлагал правоотношение на его составные элементы, а затем для каждого элемента искал более тесную привязку к определенной территории. Размышляя над тем, распространяют ли статуты свое действие за пределы территории, Бартол приходит к делению всех статутов на три категории: запретительные, дозволительные и карательные статуты.

Ученик Бартола Бальд (Baldus de Ubaldis, 1327 - 1400) исходил из того, что каждый статут, по его мнению, регулирует вопросы, связанные либо с лицами, либо с вещами, либо с исками.

Бальд пытался ответить на два важных вопроса коллизионного права: 1) может ли статут расширять или ограничивать на своей территории правоспособность иностранца; 2) следует ли статут за подданным, находящимся за границей.

Решая эти вопросы, Бальд использует схему деления статутов, которой пользовался Бартол, т.е. деление статутов на те, которые дозволяют, запрещают и наказывают. В отношении каждого статута Бальд вначале рассматривал его существо, т.е. имел ли он силу закона, а затем анализировал его экстратерриториальный эффект.

Бальд, по мнению М.И. Бруна, пришел к выводу, в котором выражена основная идея всего коллизионного права: "благоприобретенные права подлежат защите, невзирая на то, что правоотношение переместилось на другую территорию".

Если попытаться кратко охарактеризовать методологию решения коллизионных вопросов итальянскими и французскими юристами XIII - XVI вв., то можно согласиться с мнением М.И. Бруна, который полагал, что эти юристы разрешали коллизии эмпирически, не имея никакой определенной теории. С другой стороны, в учениях этих юристов можно заметить зачатки современных теорий и концепций МЧП, например таких, как концепция публичного порядка.

В XVI в. центр исследований коллизионной проблематики сосредоточивается во Франции. В этой стране каждая провинция имела свои кутюмы, что порождало коллизии между этими кутюмами. В первой половине XV в. предпринимались попытки официального редактирования кутюмов, однако эта работа продвигалась медленно и заметно отставала от требований жизни.

В то же время в университетах Франции начинается научная разработка коллизионных вопросов, в результате чего именно во Франции теория статутов обрела законченное выражение в учении Б. Д'Аржантрэ.

Одним из предшественников Д'Аржантрэ был французский юрист Шарль Дюмулен (Charles Dumolin, 1500 - 1566), использовавший методологию постглоссаторов. Главным достижением Дюмулена в науке МЧП считается его теория свободы воли сторон при заключении договоров.

Если до появления теории Дюмулена договоры, как правило, подчинялись закону места заключения, то Дюмулен провозгласил преимущество воли сторон в области договорного права, а закон места заключения договора отнес к одному из обстоятельств, при которых воля сторон может быть изъявлена.

Таким образом, теория Дюмулена заключается в том, чтобы при решении коллизионного вопроса в области договорного права всегда отдавать предпочтение тому праву, которое было избрано сторонами договора; а если стороны явно и недвусмысленно не выразили своей воли, тогда следует искать то право, которое они, по всей вероятности, имели в виду, т.е. необходимо путем толкования текста договора и обстоятельств его заключения реконструировать предполагаемую волю сторон.

Как уже говорилось выше, концептуальную завершенность теория статутов, постепенно вызревавшая на протяжении длительного периода времени, обрела в учении французского ученого Б. Д'Аржантрэ (Bertrandus D'Argentre, или Argentraeus, 1519 - 1590). Он изложил теорию статутов в своем произведении Commentarii in Patrias Bretonum leges ("Комментарии к кутюмам Бретани", 1614).

В чем же состоит сущность теории статутов? На этот вопрос достаточно ясно ответил профессор М.И. Брун: "Сущность теории статутов может быть передана в немногих словах. Одни обычаи или законы имеют силу только на территории освятившего их или издавшего их законодателя; другие имеют силу и вне территории. Какие обычаи или законы принадлежат к первой группе, какие ко второй, сказать нетрудно: нужно только справиться, о чем закон постановляет: если о вещах, то он реальный или территориальный, т.е. за границей силы не имеет; если о лицах, то он личный или экстратерриториальный, т.е. сопутствующий лицу за границей".

На первый взгляд решение коллизионных вопросов в рамках теории статутов упрощается чуть ли не до полного автоматизма: необходимо лишь выяснить, что составляет содержание данного закона (положения о вещи или лице), и коллизионный вопрос можно считать решенным.

Однако на практике определить точно, какой закон касается вещи ("реальный статут"), а какой лица ("персональный статут"), довольно трудно. Тем не менее теория статутов доминировала в науке МЧП до тех пор, пока ее не подверг разрушительной критике в 40-х гг. XIX в. немецкий ученый Вехтер.

Голландская школа коллизионного права

Итак, если теория статутов Д'Аржантрэ распространилась во французской науке МЧП только к концу XVIII в., то в Нидерландах и Германии его учение было встречено с энтузиазмом уже в XVII в.

Так, нидерландские провинции долгое время вели борьбу против испанского владычества под лозунгом защиты государственного суверенитета и суверенных прав провинций, которые в области гражданского законодательства были закреплены в актах Утрехтской унии 1579 г. Исходя из этих внешнеполитических реалий территориальный принцип, выдвинутый и обоснованный в учении Д'Аржантрэ, приобрел в глазах голландских юристов особую привлекательность. Успех учения Д'Аржантрэ в Нидерландах объясняется и тем, что в этой стране были сильны феодальные отношения, вследствие чего не только каждая провинция, но также каждая область и город имели свои привилегии. Феодальные отношения в Нидерландах обусловили тенденцию рассматривать все законы в качестве территориальных. В силу этих обстоятельств теория Д'Аржантрэ стала пользоваться широкой популярностью в науке и судебной практике Нидерландов.

Наиболее известными представителями голландской школы коллизионного права являются Павел Вут, Иоанн Вут и Ульрик Губер.

К сожалению, французские статутарии не смогли объяснить, почему иностранные статуты (будь то личные или реальные статуты) могут претендовать на применение за пределами своей территории. Ответить на этот важный вопрос попытались голландские юристы XVII в.

Среди этих юристов особенно выделяются два ученых: профессор в Утрехте Павел Вут (Paul Voet, 1619 - 1677) и его сын, профессор в Лейдене, Иоанн Вут (Iohannes Voet, 1647 - 1714), благодаря которым теория статутов приобрела новую форму.

Павел Вут делил все статуты с точки зрения их содержания на личные и вещные, в зависимости от того, что в основном они имели в виду. Согласно учению Павла Вута любой статут (будь то личный или вещный статут) не должен действовать за пределами своей территории. В то же время, как подчеркивает Вут, экстратерриториальное действие законов основано не на праве, а исключительно на соображениях вежливости, удобства или интересов, т.е. на том, что именуется comitas или comitas gentium (международная вежливость).

Иоанн Вут изложил свою теорию в комментарии к пандектному праву (Commentarius ad Pandectas). Вут-младший рассматривал коллизионные вопросы с трех точек зрения: во-первых, он устанавливал требования права; во-вторых, указывал уступки во имя "международной вежливости"; и наконец, в-третьих, определял границы, в пределах которых поведение физических лиц могло отклоняться от действия местных законов.

Данные правила Вут-младший распространил не только на отношения между провинциями, но также на межгосударственные отношения. Иоанн Вут принимал деление статутов по объекту на личные, реальные и смешанные. Однако это деление для него носило сугубо формальный характер, поскольку, по его мнению, все статуты в принципе были территориальными, а власть законодателя не распространялась за пределы территории государства. По-видимому, Вутмладший осознавал, что последовательное проведение принципа строгой территориальности в жизнь чревато "правовой войной" между государствами; поэтому смягчить излишний ригоризм данного принципа была призвана "международная вежливость", допускающая признание действия иностранных законов постольку, поскольку такое признание не умаляет суверенитета провинции и прав ее граждан.

В то же время, по мысли Иоанна Вута, "международная вежливость" не может смягчить действие принципа территориальности, если речь идет о недвижимости. Поскольку Вут-младший признавал недостаточную четкость понятия "международная вежливость", он предлагал государствам заключать международные соглашения, которые бы способствовали укреплению межгосударственной взаимозависимости. Иоанн Вут также уделил внимание вопросам о запретительных статутах, которые не позволяют сторонам уклоняться от их предписаний даже по взаимному согласию.

Наиболее типичным выразителем голландской школы коллизионного права стал Ульрик Губер (Ulric Huber, 1636 - 1694), который выдвинул три аксиомы: 1) законы каждого государства имеют силу только в пределах его территории и действуют в отношении всех подвластных лиц на этой территории; 2) подвластными считаются все лица, находящиеся постоянно или временно на территории данного государства; 3) в силу вежливости государственные правители придерживаются правила, согласно которому законы каждого народа, которые были реализованы в его территориальных пределах, сохраняют свое действие в той мере, в какой они не наносят ущерба власти или правам другого государства и его гражданам.

Согласно учению Губера "международная вежливость", заставляющая отступать от принципа строгой территориальности, основывается на молчаливом согласии народов, проистекающем из их интересов.

В учении Губера уделено также внимание концепции обхода закона. Кроме того, Губером была разработана интересная система для личных прав, согласно которой установленные ранее "юридические свойства" лица остаются везде такими же самыми, однако последствия, вытекающие из этих свойств, могут определяться отдельно.

В свое время голландская школа коллизионного права не сумела завоевать сторонников в континентальной Европе, где суды и наука оставались приверженцами традиционной теории статутов вплоть до середины XIX в. Однако голландская школа оказала огромное влияние на английскую и американскую науку МЧП, чтобы затем вернуться на континент. По мнению некоторых авторов, американская концепция приобретенных прав восходит к учению Губера.

Критически оценивая голландскую теорию статутов, А.Н. Мандельштам назвал ее "громадным шагом назад" на пути, ведущем к познанию идеи международного общения, поскольку в голландской школе мы впервые встречаем абсолютный принцип территориальности, смягчаемый лишь во имя "международной вежливости". По его мнению, трудно себе представить принцип более произвольный и более непоследовательный, чем принцип "международной вежливости". Именно поэтому А.Н. Мандельштам охарактеризовал голландскую теорию статутов в целом как "теорию произвола суда".

Необходимо также назвать выдающегося голландского правоведа Т. Ассера (Tobias Michael Carel Asser, 1838 - 1913), инициатора движения за унификацию и кодификацию норм МЧП. Он выступал против территориального принципа и утверждал, что природа каждого правоотношения указывает на закон, которому оно подчинено, и что этот закон, даже если он иностранный, должен быть применен во имя высших принципов, обязательных для судьи.

Будучи не только юристом-практиком, но также выдающимся дипломатом, Ассер выдвинул и реализовал идею созыва Гаагских конференций по международному частному праву.

Немецкая школа международного частного права

В Германии интерес к коллизионным вопросам возник в XVI в., что было связано с политической и правовой раздробленностью страны в то время. Несмотря на то, что в Германии было реципировано римское право, это право не смогло преодолеть юридическую раздробленность страны. Вместе с тем в Германии было реципировано не римское право в чистом виде, а та версия римского права, которая содержалась в комментариях итальянских средневековых юристов (в частности, Бартола, Бальда и их последователей).

В немецкой коллизионной доктрине были как сторонники теории статутов, так и ее противники.

Сокрушительный удар по теории статутов в Германии нанес профессор в Тюбингене и Лейпциге Карл Фридрих Вехтер (Carl Friedrich Wachter, 1797 - 1880)4. На вопрос, какое право должен применять национальный судья при решении коллизионного вопроса, Вехтер ответил: прежде всего судья должен применять те нормы национального права, в которых прямо предписано, какое право следует применять для решения данной коллизионной проблемы. Иными словами, в коллизионных вопросах Вехтер предлагал всегда исходить из требований национального права.

Отвечая на вопрос о том, что делать судье, если в национальном праве нет соответствующих писаных норм, Вехтер утверждал, что в таком случае судья должен искать ответ в смысле и духе тех национальных законов, которые касаются данного правоотношения. Национальный закон, по мысли Вехтера, можно применять к иностранцам или отношениям, возникшим за границей, если такое применение согласуется со смыслом и духом данного закона. Вместе с тем согласно учению Вехтера в случае сомнений, когда из духа и смысла национального закона не ясно, какое именно право (национальное или иностранное) подлежит применению, всегда следует отдавать предпочтение национальному праву (lex fori).

В сфере личных прав Вехтер проводит различие между "правовыми качествами" (rechtliche eigenschaften) и "правовыми последствиями" (rechtswirkungen). Если "правовые качества" регулируются по lex domicilii, то "правовые последствия" - по lex fori.

Учение Вехтера опирается на ряд принципов: во-первых, коллизионная норма является нормой национального законодательства, причем эта норма должна быть прямо или косвенно предусмотрена в национальном праве; во-вторых, судья обязан только в национальном праве искать указание на то, какой из коллидирующих законов следует применить; в-третьих, когда в национальном праве нет коллизионной нормы и когда из смысла и духа национального закона такую норму невозможно вывести, судья должен применить национальное право.

В отношении учения Вехтера выдвигались следующие возражения: во-первых, вывод Вехтера о необходимости применения в случае сомнений национального права, как метко выразился М.И. Брун, "как нельзя более приятен умственно ленивым судьям", так как судья, даже в случае сомнения, должен искать и находить коллизионную норму точно так же, как в случае пробела в гражданском праве судья ищет норму гражданского права; во-вторых, Вехтер неправильно смешивает коллизионную норму и норму материального права, или международное частное право и гражданское право; в-третьих, теория Вехтера не дает ответа на вопрос о том, как должен поступать судья в случае интерлокальных коллизий в пределах одного государства.

Тем не менее главным достижением Вехтера можно считать положение о том, что, применяя иностранное право, судья, в сущности, применяет закон, который ему предписывает применять национальное право.

По мнению Пауля Фолькена (Paul Volken), взгляды Вехтера не так уж далеки от взглядов его современника Джозефа Стори.

Учение франкфуртского адвоката Шеффнера находится на рубеже между теориями Вехтера и Савиньи, его можно даже рассматривать как предшественника великого Савиньи. По образцу термина "международное частное право", предложенного американским ученым Джозефом Стори, Шеффнер (Schaffner) создал немецкое выражение и использовал его в качестве заглавия для своей книги, вышедшей в 1841 г. (Entwikelung des Internationalen Privatrechts). Шеффнер выступил против применения lex fori в сомнительных случаях. По его мнению, при решении коллизий необходимо учитывать природу вещей (Natur der Sache), которой соответствует основополагающий принцип: "каждое правоотношение должно регулироваться по закону места своего зарождения".

Огромное значение для развития науки МЧП имело учение великого немецкого ученого Фридриха Карла фон Савиньи (Friedrich Karl von Savigny, 1779 - 1861), отвергнувшего принцип территориальности и на его место поставившего идею международного общения. Учение Савиньи было настоящей методологической революцией в МЧП, своего рода "коперниканским переворотом" (eine Kopernikanische Wendenpunkt), после которого радикально изменилась наука и практика МЧП. Если Вехтер считается родоначальником националистического направления в МЧП, то Савиньи - один из создателей универсалистского направления. По сути, Савиньи предложил подход, противоположный методологии Вехтера, ориентированной на национальное право (lex fori).

По мнению Савиньи, вопрос о выборе права можно сформулировать одним из двух способов: "какова сфера норм права?" или "какие правоотношения они регулируют?". С этой точки зрения оба способа рассмотрения коллизионной проблемы взаимосвязаны и различаются только в плане исходного пункта анализа.

Особенностью методологии Савиньи является то, что он как бы взглянул на коллизионную проблематику сверху, так сказать, "с высоты птичьего полета".

"Савиньи, - пишет М.И. Брун, - поднялся мысленным оком над всеми государствами, над всем цивилизованным миром, где все народы составляют одно юридическое общество, связанное общим правосознанием, и с этой высоты ему казалось, что все законодательства должны быть равноценны; что не может быть ревности между законодателями, не может быть настойчивого желания одного законодателя, чтобы непременно применялось его, а не чужое законодательство; что важно другое - найти для каждого правоотношения приличествующую его природе резиденцию, и тогда все будет достигнуто. Ему, великому романисту, исследователю истории римского права в средние века, автору системы современного римского права было совершенно естественно смотреть на вещи с широкой универсальной точки зрения, сглаживающей резкости партикуляризма. Идея юридического общения или общности между всеми государствами, и идея, что коллизия законов разрешается тем, что для каждого правоотношения его собственная природа указывает на его резиденцию в области известного законодательства, входящего в состав этой юридической общности, - на этих двух идеях построено учение Савиньи".

Савиньи критически отнесся к аксиомам Губера, согласно которым каждое государство может требовать, чтобы на его территории действовало исключительно национальное право.

Такой юридический национализм, по мысли Савиньи, противоречит реальности, поскольку торговый и частноправовой оборот между разными народами объективно ведет не только к тому, что на основе взаимности признаются права иностранцев, но также и к тому, что развитие и углубление межгосударственной взаимозависимости должно привести к одинаковому, гармоничному решению коллизионных проблем в разных странах. Савиньи верил в существование международно-правовой общности, развивающейся под влиянием общей христианской культуры европейских народов и взаимной выгоды. Согласно его учению хотя иностранное право и применяется по добровольному согласию территориальной власти, это согласие не является актом некой милости или вежливости со стороны государства; на самом деле такое согласие - результат развитого правосознания данного государства.

Савиньи не соглашался с теорией Вехтера о необходимости применения в сомнительных коллизионных случаях lex fori. Судья, полагал Савиньи, не имеет основания считать, что в сомнительных случаях законодатель желает применения национального права, поскольку интересы международного общения все более совпадают с интересами отдельных государств.

С другой стороны, как отмечал Савиньи, иностранный закон не применяется национальным судом, если: 1) он имеет принудительный характер (например, законы, основанные на нравственных мотивах (запрет полигамии) или соображениях общественного блага); или 2) устанавливает институт, который не признается территориальным законодательством.

Метод Савиньи состоит в том, чтобы определить для каждого правоотношения (случая) то право, которому это правоотношение принадлежит по своей природе (to ascertain for every legal relation (case) that law to which, in its proper nature, it belongs or is subject) 2. По существу, здесь в теории Савиньи проявляется принцип "природы вещей", указывающий на связь учения Савиньи с естественно-правовыми воззрениями, несмотря на то, что сам Савиньи был одним из создателей "исторической школы" в праве.

Итак, согласно учению Савиньи каждое правоотношение по своей природе тяготеет к определенному месту; поэтому в целях правильного решения коллизионного вопроса для каждого правоотношения надо найти его основную связь с определенным правопорядком, действующим на определенной территории. Такую связь Савиньи называет "оседлостью правоотношения" (Sitz der Rechts-verhaltnisses). При этом Савиньи отдавал руководящую роль воле сторон, которая может подчинить данное правоотношение определенному правопорядку.

Поиск "оседлости правоотношения", или его домицилия, Савиньи осуществлял следующим образом. Сначала он прибегал к классификации правоотношения. Поскольку в центре каждого правоотношения находится личность, то прежде всего необходимо определить ее правоспособность и дееспособность. Вокруг личности, как центра правоотношения, находятся различные права: семейные (супружество, родительская власть, опека) и имущественные (вещные, обязательственные и наследственные права). Для каждого правоотношения, относящегося к одному из этих видов прав, необходимо найти страну (государство или область с особым правом), которому это правоотношение "принадлежит" или же в котором оно имеет свое "место". Для того чтобы найти это "место", следует делать выбор между следующими фактическими обстоятельствами. Так, необходимо знать место, где постоянно живет лицо, связанное с правоотношением, тогда мы будем знать, по какому праву следует определять правоспособность и дееспособность этого лица. Необходимо знать место, где находится вещь, которой касается правоотношение, тогда мы будем знать, по какому праву определяются права на эту вещь.

Необходимо знать место, где совершилось или будет совершено действие, тогда мы будем знать, по какому праву определяется правоотношение, возникшее из этого действия. Кроме того, нужно знать место, где расположен суд, решающий спор, чтобы знать, какие коллизионные нормы обязывают этот суд, а также какие нормы материального и процессуального права могут быть использованы данным судом.

На базе своей методологии локализации правоотношения в пространстве Савиньи приходит к следующим решениям коллизионных вопросов: 1) личные права должны регулироваться по lex domicilii; 2) вещи, как общее правило, регулируются по lex rei sitae; 3) в обязательственном праве, где особое значение имеет воля сторон, вместе с тем решающую роль играет закон места исполнения, которое либо прямо устанавливается сторонами, либо выводится из конклюдентных действий; 4) институт наследования, являющийся своего рода искусственным продлением воли человека за пределы его жизни, определяется по lex domicilii наследодателя; 5) семейные правоотношения, включая вопросы имущества супругов, регулируются по lex domicilii мужа.

Если поначалу теория Савиньи вызвала целую "революцию в умах", и даже казалось, что в ее лице было найдено универсальное решение для всех коллизионных вопросов, то позднее в науке МЧП наступил период более трезвого и сдержанного отношения к этой теории. Один из главных упреков в адрес теории Савиньи состоял в том, что она слишком туманна и ее практическое применение отнюдь не гарантирует гармонического решения коллизионных проблем в разных странах. Кроме того, Савиньи не удалось окончательно отделаться от территориального принципа и безоговорочно утвердить принцип, в силу которого при решении коллизионных проблем судья не должен делать различия между своим и чужим законодательством.

Профессор М.И. Брун показал логическую проблематичность метода Савиньи, поскольку "исходная точка его формулы заставляет мысль вращаться в порочном кругу". "Если всякое правоотношение, - писал в этой связи М.И. Брун, - только потому юридическое, а не просто фактическое, что оно регулируется тем или другим законодательством, что прежде чем искать, где сидит правоотношение, нужно знать, какое законодательство объявляет данное отношение правоотношением; но это-то и есть то неизвестное, которое мы ищем. В самом деле, мы спрашиваем: где сидит правоотношение? Ответ: в законодательстве, которое над ним господствует; а какое законодательство над ним господствует? Ответ: то, в котором оно сидит.

Это круг, из которого нет выхода, потому что основное предположение, будто все законодательства согласны видеть правоотношение в одном и том же составе фактов, неверно".

Одним словом, Савиньи преувеличивал правовую общность разных народов Европы и не придавал должного значения тому факту, что национальный судья рассматривает коллизионную проблематику сквозь призму национального права, интерпретируя при этом фактические обстоятельства дела в свете отечественного права. Иначе говоря, Савиньи упустил из виду разницу в квалификации одних и тех же правоотношений в различных национальных системах права, что является источником скрытых коллизий в МЧП.

Другую ошибку теории Савиньи Брун видел в том, что Савиньи предполагал, будто каждое правоотношение имеет свою "оседлость" на какой-нибудь одной территории, так как компетентным для его регулирования может быть право только одной страны. "На самом деле, подчеркивал Брун, - эта мысль о монопольной компетенции одного законодательства для одного правоотношения совершенно не согласуется с действительностью. Не только правоотношения семейственного и наследственного права, но даже правоотношения вещного, а еще более обязательственного права, не могут в случае коллизии обсуждаться всегда и неизменно по одному и тому же законодательству, потому что в таком случае правоотношение разными своими элементами оказывается привязанным к разным законодательствам, и которое из них компетентно для обсуждения данного элемента правоотношения, это зависит как раз от крепости привязки".

Так, например, если говорить о правоотношениях вещного права, то здесь Савиньи, опираясь на свой метод локализации правоотношения, отдает предпочтение lex rei sitae. Однако одна и та же вещь может последовательно находиться на разных территориях, и каждая из этих территорий может претендовать на правовую связь с данной вещью. Коротко говоря, в реальной жизни определить правопорядок, с которым определенное правоотношение связано наиболее тесным образом, бывает невозможно. В таких случаях решающую роль может сыграть не столько некий объективный критерий, позволяющий четко локализовать данное правоотношение, сколько субъективное усмотрение суда, который склонен к применению собственного права.

Учение Савиньи оказало большое влияние на судебную практику и науку Германии, Франции и других стран.

Теория Савиньи была подвергнута ревизии его учеником Людвигом фон Баром (Ludwig von Bar, 1836 - 1913), воспринявшим, однако, центральную идею Савиньи о гармоническом сосуществовании гражданских правопорядков всех культурных народов под сенью международного права. Как представитель универсалистского направления, Бар выступал резко против представления о МЧП как части национального права и выводил его из международного права. Главную задачу МЧП Бар видел в определении границ применения правовых систем различных государств в частных правоотношениях. При этом он подчеркивал понятие "частные правоотношения", а не "правоотношения частных лиц", поскольку сфера регулирования МЧП, по его мнению, охватывает правоотношения с участием государства (в той мере, в какой государство является участником частных правоотношений).

На место метода Савиньи Бар выдвинул положение о том, что поиск компетентного правопорядка следует начинать не с правоотношения, а с чистых фактов или с таких правоотношений, существование которых не зависит от их признания со стороны МЧП, поскольку они вытекают из международного права. Такими фактами, или элементарными правоотношениями, по мысли Бара, могут быть только: фактическое пребывание лица на территории, фактическое нахождение вещи на территории, связь лица с территорией через гражданство или домицилий, а также связь через рассмотрение дела в суде на данной территории.

По мнению Бара, это является единственным критерием, на котором может основываться компетенция того или иного законодательства.

Коллизионная методология Бара исходит из принципа "природы вещей" (Natur der Sache), под которой он понимает цели, ради которых были приняты коллидирующие законы. Другими словами, Бар полагает, что в случае коллизии для правильного определения компетентного правопорядка необходимо выяснить, ради какой цели были созданы коллидирующие законы.

Таким образом, если Савиньи определяет "оседлость" правоотношений по их особой природе, то Бар определяет сферу действия законов по их целям.

Универсалистскую тенденцию учения Савиньи развивал Эрнст Цительман (Ernst Zitelmann, 1852 - 1923), проводивший различие между "надгосударственным" МЧП (uberstatliches international Privatrecht), основной принцип которого выводится из высших начал международного публичного права, и "внутренним" МЧП (innerstaatliches international Privatrecht), являющимся частью национального права. Цительман утверждал, что международно-правовой обязанностью каждого государства является уважение других государств и, как следствие, гарантированная реализация прав иностранных граждан. Согласно его учению международное право в такой степени влияет на МЧП, что судья обязан (если это не прямо противоречит национальному позитивному праву) применять нормы "международно-правового МЧП" (volkerrechtliche international Privatrecht) на основе предполагаемой воли своего государства в качестве материального национального права.

Отправным пунктом теории Цительмана является мысль Савиньи об ограничении действительности законов в пространстве и вытекающей отсюда необходимости локализации правоотношений. По мнению Цительмана, необходимость существования МЧП проистекает из сосуществования государств и их правовых систем таким образом, чтобы их эффект определялся совместно в рамках всеобъемлющей системы.

Свою теорию Цительман основывает на фикции, что норма МЧП является обязательной в силу того обстоятельства, что государство обладает властью создавать эту норму.

Цительман сводил основную проблему МЧП к разграничению сфер господства отдельных государств, которое должно происходить на основе их взаимного признания равенства и суверенитета.

К числу приверженцев универсалистского направления в немецкой науке МЧП может быть отнесен и другой ученый - Эрнст Франкенштейн (Ernst Frankenstein), предложивший термин "разграничивающее право" (Grenzrecht)1. В отличие от Цительмана, основывавшего свое учение на влиянии международного права на МЧП, Франкенштейн отрицал такое влияние. В то же время от Цительмана он воспринял положение о том, что власть приказывать (законодательная власть) распределяется между отдельными государствами так, что над определенными отношениями должно господствовать лишь одно государство. Однако в отличие от Цительмана Франкенштейн не выводит это положение из международного права, а просто постулирует его.

В области МЧП Франкенштейн попытался сформулировать универсальные нормы в виде проекта Европейского кодекса МЧП, которые он дедуцировал из определенных априорно установленных принципов. Как утверждал Франкенштейн, универсальность и наднациональность предлагаемого им решения представляет собой высшую и заключительную стадию развития МЧП, которое постепенно преодолевает фрагментацию этого права в рамках отдельных национальных систем права. При этом Франкенштейн руководствовался не столько сравнительно-правовым анализом, сколько социально-психологическим методом, с помощью которого из связей, существующих между правом и соответствующей социальной группой, создал специальную систему привязок, используемых для определения применимого права. Что касается взаимоотношений между международным правом и международным частным правом, то Франкенштейн в отличие от других универсалистов отрицал зависимость МЧП от международного права, поскольку МЧП, по его мнению, является универсальным по своей природе.

Таким образом, в рамках универсалистского направления в МЧП можно выделить три подхода: 1) универсальность МЧП проистекает из его зависимости от международного права; 2) МЧП и международное право являются двумя ветвями единого древа; 3) универсальность МЧП проистекает непосредственно из универсальной природы этого права.

Благодаря трудам Вехтера, Савиньи и Бара в немецкой науке МЧП выкристаллизовалось несколько аксиом: 1) каждое государство регулирует жизненные отношения на своей территории, а жизнь, протекающая за границей, его, как правило, не касается; 2) каждое государство само является судьей в вопросе о том, нормы какого права (национального или иностранного) подлежат применению к данному отношению; 3) в силу международного общения государств не должно быть законодательства, которое имело бы привилегию на применение исключительно благодаря своему территориальному господству; для признания компетентности законодательства необходимо еще, чтобы это законодательство имело связь с определенным отношением.

Своего апогея немецкая школа МЧП достигла в период между двумя мировыми войнами в трудах таких авторов, как Мельхиор, Левальд, Шницер, Венглер и Нуссбаум, которые находились на позициях эмпирического построения коллизионных норм.

Среди главных достижений немецкой школы МЧП в XX в. можно выделить следующие: 1) стремление к единообразию и гармонии в вопросах решения одинаковых коллизионных проблем в различных странах; 2) использование сравнительного правоведения при решении коллизионных вопросов; 3) признание иностранного права при его применении национальным судом в качестве именно права, а не "факта".

Итальянская школа международного частного права

Наиболее известной фигурой итальянской науки МЧП является знаменитый ученый, дипломат и политический деятель Паскуале Станислао Манчини (Pasquale Stanislao Mancini, 1817 - 1889), чье учение оказало значительное влияние не только на МЧП Италии, но также на кодификацию МЧП в других странах Европы.

После разгрома итальянских войск под Новарой Манчини в 1851 г. выступил в Турине со знаменитой лекцией "О национальности как основании международного права" (Della nazionalita comefondamento del diritto delle genti), в которой провозгласил, что подлинными субъектами международного права являются не государства, а нации. По мысли Манчини, нации, т.е. сообщества, объединенные такими историческими и естественными факторами, как территория, раса, язык и сознание своего общего национального происхождения, имеют право в соответствии с международным правом образовывать государства и жить самостоятельно на основе равенства с другими нациями. Несмотря на то что национальная теория Манчини не получила заметного распространения в международном праве, она получила поддержку в МЧП.

Главную идею Манчини в области МЧП можно представить следующим образом.

Признание права нации имеет свое разумное основание в признании права личности.

"Национальность, - восклицает Манчини, - не что иное, как коллективное проявление свободы, и потому священна, как сама свобода... кто посягает на право нации, убивает свободу".

Правопорядок, убежден Манчини, требует согласования индивидуальной воли с правами общества, а социальная власть должна остановиться у границ безобидной и правомерной свободы частных лиц. Причем эта свобода должна быть защищена не только на территории государства, но и за его пределами. Некоторые права, по его мнению, принадлежат частным лицам как людям, а не как гражданам, а в области вещного и обязательственного права частная воля носит суверенный характер, даже если она не совпадает с национальным правом.

Согласно учению Манчини существует также ряд прав частных лиц, выражающих юридический характер нации, особенности которого обусловлены климатом, почвой и расой. От этих прав - личных, наследственных и семейных - человек не может отказаться, поскольку они принадлежат ему как гражданину. По существу, Манчини обосновывает существование необходимых и естественных прав человека, которые не созданы государством.

Таким образом, национальная теория Манчини предполагает, что гражданское право лично и национально и вследствие этого сопровождает личность за пределами ее отечества; публичное же право, напротив, территориально и поэтому распространяет свое действие над всеми лицами гражданами и иностранцами - в пределах территории страны. Система Манчини в целом базируется на совместном и согласованном действии трех принципов: свободы, национальности и политического суверенитета. Так, когда законодатель признает действительность иностранного гражданского права на своей территории, он тем самым выражает свое уважение к принципу национальности. Законодатель выражает уважение к принципу свободы тогда, когда признает право иностранца на выбор правопорядка, применимого к его правоотношениям (автономия воли).

С другой стороны, законодатель защищает право суверенитета и политической независимости, когда подчиняет всех лиц, включая иностранцев, находящихся на его территории, своему публичному и уголовному праву.

В теории Манчини нашлось место и для концепции публичного порядка, к которому он относит соблюдение высших принципов индивидуальной и социальной нравственности, уважение естественных прав человека, а также принципы экономического порядка.

Манчини был не только видным теоретиком итальянской науки МЧП, но также принимал активное участие в кодификации итальянского МЧП.

Французская школа международного частного права

Само выражение "международное частное право" было впервые введено во Франции в 1843 г. Феликсом (Foelix, 1791 - 1853), автором первого в этой стране трактата по МЧП (Traite du Droit International Prive). Феликс был сторонником теории статутов и концепции международной вежливости. По его мнению, из принципа равенства государств следует, что власть государства совпадает с его границами и может распространяться за пределы государства только при наличии "концессии" иностранного правительства. При этом иностранное правительство руководствуется соображениями своей выгоды и не допустит применения иностранных законов на своей территории, если они противоречат его суверенным правам или интересам его граждан.

В 70-х гг. XIX в. французская наука МЧП стала проникаться теорией Манчини о персональности права. Одновременно происходил упадок теории статутов.

Одним из самых заметных французских коллизионистов конца XIX - начала XX в. был Антуан Пиллье (Antoine Pille, 1857 - 1926), по мнению которого наука МЧП должна стремиться к единству, основываясь при решении коллизионных вопросов на международных основаниях.

МЧП, утверждал этот ученый, должно содержать только принципы, одинаково верные и одинаково признанные во всех цивилизованных странах. Основную задачу науки МЧП Пиллье видел в том, чтобы выявить общие элементы всех правовых систем мира, поскольку существует общее достояние всего культурного человечества.

Поскольку двумя существенными свойствами каждого закона являются непрерывность во времени и общность в применении ко всем лицам, входящим в социальную группу, для которой этот закон был издан, Пиллье приходит к заключению, что по своей природе законы должны быть одновременно территориальными и экстратерриториальными. По существу, каждое государство может применять свое право по отношению как к своим гражданам, находящимся за границей, так и к иностранцам, пребывающим на его территории. Отсюда следует, что в целях предотвращения "правовой войны" и обеспечения гармонии в международной жизни МЧП должно быть "наукой жертв", стремящейся найти такой принцип гармонии, который сохранил бы в международной сфере за каждым законом максимум его действия. Критерий, указывающий на то, в каких случаях тот или иной закон должен жертвовать своим территориальным характером в интересах международной гармонии, Пиллье видит в социальной цели закона. Свой подход Пиллье обосновывает следующим образом.

Во-первых, несмотря на все разнообразие правовых систем, все цивилизованные страны стремятся к одним и тем же социальным целям. Во всех странах существуют такие правовые институты, как брак, семья, собственность, договор, на поддержание которых направлены мероприятия законодателей.

Во-вторых, если мы будем определять международную силу законов в соответствии с их целью, мы сможем обеспечить их максимальный эффект, который требуется интересами международного общения.

В-третьих, признание цели иностранного законодателя является не чем иным, как признанием суверенитета, что, по сути, ведет к слиянию МЧП с международным правом.

Согласно критерию социальной цели закона все законы можно разделить на две группы: 1) законы, направленные на защиту индивидов (loi de protection individuelle), имеющие экстратерриториальное действие; 2) законы, направленные на поддержание устоев общества (lois de garantie sociale), имеющие в основном территориальный характер. Между этими видами законов, признает Пиллье, не существует четкого водораздела.

Ученик Пиллье Жан-Пьер Нибуайе (Jean-Pierre Niboyet, 1886 - 1952) является сторонником прагматизма в МЧП и создателем теории национального реализма (realisme national). Этот ученый полагал, что МЧП является частью национального публичного права. В духе юридического национализма Нибуайе утверждал, что коллизионные нормы должны формулироваться в основном в виде односторонних коллизионных норм.

Согласно теории Нибуайе, отрицающего связующую силу каких-либо общих начал в построении коллизионных норм, предпосылкой признания действия иностранного закона должен быть "некоторый минимум его сходства с французским законом". По его мнению, французский суд должен отказать в признании действия института иностранного права, если этот институт не известен французскому праву. При этом Нибуайе обращал внимание на важность политического фактора в МЧП.

Анри Батиффоль (Henri Batiffol, 1905 - 1989), находившийся под влиянием сравнительноправового метода Рабеля, полагал, что главной задачей МЧП является создание "правовых условий для "совместной жизни" различных правовых систем" путем кропотливой работы по "согласованию" решений по конкретным коллизионным вопросам. Таким образом, Батиффоль под влиянием философии неотомизма постулировал МЧП в качестве "координатора отдельных систем права".

В современной французской науке МЧП к предмету этого права относят: 1) разрешение коллизий законов (conflict des lois) - закон какого из государств, вовлеченных в правоотношение, должен его регулировать; 2) суд (или иной орган) какого из государств уполномочен регулировать правоотношение (conflict des juridiction) - коллизия юрисдикций; 3) правовое положение иностранцев (condition des estranges), включая материальные нормы, определяющие права иностранцев; 4) вопросы гражданства (nationalite), т.е. регулирование с помощью материальноправовых норм процедур приобретения и лишения французского гражданства. Возможно, такое видение предмета МЧП связано с положениями приказа Министра образования Франции от 1895 г., который утвердил эти разделы в составе учебных планов юридических факультетов.

Английская школа международного частного права

Одним из классиков английской науки МЧП считается Альберт Дайси (Albert Venn Dicey, 1835 - 1922). Дайси пишет о двойственном значении термина law of England, под которым можно понимать либо только материальное английское право, либо также коллизионное право.

Источник развития коллизионного права Дайси видит в мирном сосуществовании независимых народов. По его мнению, применение иностранного права не является проявлением прихоти национального суда, а вызвано объективной невозможностью руководствоваться исключительно национальным правом без нарушения существенных прав не только иностранцев, но также самих англичан. При этом Дайси обосновывает доктрину "приобретенных прав", согласно которой английские суды не столько применяют иностранные законы, сколько признают субъективные права, приобретенные в соответствии с этими законами. Некоторое сходство коллизионных норм в разных странах Дайси объясняет тождеством цели: признание прав, законно приобретенных в одной стране, другими странами. Дайси сформулировал шесть общих принципов МЧП.

Согласно первому принципу любое субъективное право, которое было должным образом приобретено по праву какой-либо цивилизованной страны, признается и в общем реализуется английскими судами. При этом субъективное право считается приобретенным недолжным образом, если с точки зрения английского суда иностранный суверен превысил свою законодательную или судебную компетенцию.

В соответствии со вторым общим принципом Дайси "приобретенные права" не признаются, если: 1) они противоречат какому-либо акту парламента, имеющему экстратерриториальную силу; 2) они противоречат "политике" (policy) английского права; 3) они нарушают права иностранного суверена.

Третий принцип Дайси, называемый им "принципом эффективности" (principle of effectiveness), служит для разграничения юрисдикций. Согласно этому принципу компетентным судом для рассмотрения данного дела признается тот суд, который может дать решению надлежащую силу, т.е. принять "эффективное" решение. Так, например, если речь идет о владении недвижимостью на территории Англии, то здесь компетентным может быть только английский, а не иностранный суд. Кроме того, Дайси говорит о том, что решения судов могут быть не только "вполне эффективными", но также "относительно эффективными". В примере о недвижимости на территории Англии речь идет о "вполне эффективном" судебном решении. Решение же английского суда о разводе будет "относительно эффективным", так как не существует гарантии признания этого развода в других странах. С учетом этого Дайси пишет о том, что когда суд ни одной страны не может принять "вполне эффективное" решение, тогда юрисдикция должна быть признана за судом страны, который может обеспечить "наиболее эффективное" решение.

С принципом эффективности связан четвертый общий принцип Дайси, предполагающий, что компетенция суда может также основываться на добровольном подчинении лица, которое тем самым предоставляет суду возможность принять "эффективное" решение.

Согласно пятому принципу характер права, приобретенного по закону какой-либо цивилизованной страны, определяется по тому же праву, по которому совершено приобретение.

Шестой принцип, касающийся значения воли сторон в МЧП, гласит, что иностранное право может применяться английским судом либо тогда, когда стороны правоотношения непосредственно указали на него, либо в качестве диспозитивного права, если это следует из обстоятельств дела.

Вышеупомянутые общие принципы Дайси извлек из анализа теории и практики английского МЧП.

В учении Дайси понятие публичного порядка выступает под именем "политики" (policy).

Так, например, по мнению Дайси, контракт, который обычно подчиняется воле сторон, может быть признан недействительным английским судом, если этот контракт или его реализация противоречат английским государственным интересам либо политике английского права, либо нормам морали, поддерживаемым английским правом.

В качестве примеров таких недействительных контрактов Дайси приводит договор о займе с целью поддержания войны с дружественным Англии государством, договор двух французов о займе для возбуждения восстания в Эльзасе, договор о плате за проституцию, договор об обманном ведении бракоразводного дела в Англии.

Труд Дайси, дополненный и переработанный Моррисом, до сих пор остается среди наиболее влиятельных и авторитетных пособий по МЧП Англии.

Необходимо также упомянуть таких английских авторов, как Джон Вестлейк (John Westlake), Мартин Вольф (Martin Wolff). Курс МЧП, подготовленный Дж. Чеширом (Cheshire) и П. Нортом (Peter North), заслуженно пользуется большим авторитетом в английской доктрине МЧП.

Коллизионное право США

В доктрине и практике США предмет МЧП традиционно именуется конфликтным или коллизионным правом (law of conflict of laws).

Помимо вопросов, связанных с выбором компетентного правопорядка в случае коллизии законов различных штатов или государств, в предмет коллизионного права США входят вопросы коллизионной юрисдикции (conflicts jurisdiction), а также признание и приведение в исполнение иностранных судебных решений.

Характерной особенностью американского коллизионного права является и то, что его нормы направлены в основном на решение не столько международных, сколько межштатных (интерлокальных) коллизий. Кроме того, коллизионная проблематика рассматривается в США в значительной мере в качестве вопросов конституционного права, в частности, в контексте таких сугубо конституционных концепций, как "надлежащая правовая процедура" (due process of law), "равная защита перед законом" (equal protection of the laws), "полное доверие и признание" актов и судебных решений других штатов (Full Faith and Credit to the acts and iudgments of sister states).

В вопросах коллизионной юрисдикции в судебной практике решающим конституционным тестом по-прежнему остается требование наличия "минимальной связи" (minimum contacts), впервые сформулированное в решении Верховного Суда США по знаменитому делу International Shoe v. Washington и позднее конкретизированное в ряде других решений Верховного Суда.

Еще одной важной отличительной особенностью американского коллизионного права является то обстоятельство, что, за исключением некоторых упомянутых конституционных вопросов, коллизионное право в целом является частью правовых систем отдельных штатов, а не частью федеральной правовой системы.

На практике это означает, что вместо коллизионного права США как такового правильнее говорить о коллизионных нормах отдельных штатов. Причем даже федеральные суды, решая дела с участием "граждан" различных штатов, обязаны руководствоваться коллизионными нормами того штата, в котором расположен данный федеральный суд.

Такое многообразие коллизионного права в США и отсутствие единого подхода неизбежно ведут к значительным сложностям в процессе решения межштатных и международных коллизий.

В начальный период развития коллизионного права США американские судьи, решая межштатные коллизии, руководствовались помимо прецедентного права Англии такими доктринальными источниками, как "Принципы справедливости" Кеймса и "De conflictu legum" Ульрика Губера (Ulric Huber).

По сути, начало развитию американского коллизионного права в качестве самостоятельной дисциплины было положено монументальным трудом выдающегося американского юриста, судьи Верховного Суда США Джозефа Стори (Joseph Story, 1779 - 1845) "Комментарии о конфликте законов", впервые опубликованным в 1834 г.

В своих умозаключениях Дж. Стори исходил прежде всего из теории голландских юристов XVII в. На основе аксиом Губера Стори сформулировал три общих начала (general maxims), лежащих в основе "международной юриспруденции": 1) каждое государство обладает исключительным суверенитетом и юрисдикцией на своей территории; 2) законы каждого государства не распространяют свое действие за территориальные пределы этого государства; 3) законы одного государства могут получить экстратерриториальное действие на территории другого государства только в силу законов или согласия (явного или молчаливого) этого второго государства.

Стори первым предложил само понятие "международное частное право" (Private International Law), которое прочно вошло в юридический лексикон английских и континентальных юристов.

Историю коллизионного права США в XX в. можно условно разделить на три основных периода: 1) эпоха господства теории приобретенных прав; 2) период так называемой "революции" в американском коллизионном праве и 3) эпоха эклектизма.

Первая половина XX в. в истории американского коллизионного права прошла под влиянием таких известных юристов, как судья Верховного Суда США Оливер Венделл Холмс (Oliver Wendell Holmes, 1841 - 1935) и профессор Гарвардского университета Джозеф Биль (Joseph Henry Beale, 1861 - 1943), которые в основу коллизионного права положили доктрину приобретенных прав.

Согласно доктрине приобретенных прав американский суд не применяет иностранное право как таковое, а признает в качестве фактического обстоятельства субъективное право и предоставляет защиту этому праву, возникшему в иностранном государстве.

Еще до того, как теория приобретенных прав легла в основу Свода коллизионного права 1934 г., эта теория стала объектом критики со стороны американского юриста Уолтера Кука (Walter Wheeler Cook, 1873 - 1943), который по праву считается предшественником теорий "коллизионной революции". В своей критике Кук исходил из доминировавшей в то время в американской доктрине теории "юридического реализма", согласно которой субъективное право является не чем иным, как "предсказанием" того, что суд в данном конкретном деле или по конкретному вопросу поддержит истца. В соответствии с представлениями "реалистов" субъективные права как таковые не являются чем-то таким, что существует независимо от суда до того момента, когда суд принимает решение о принудительном осуществлении права. Отсюда, с точки зрения "юридического реализма", не имеет смысла говорить о "принудительном осуществлении приобретенных прав" в рамках коллизионного права. Иными словами, до тех пор, пока суд не вынес решения, никакого права, подлежащего принудительному исполнению, просто не существует.

Кук также доказывал, что теория приобретенных прав не в состоянии объяснить механизм принятия судебных решений по коллизионным вопросам.

Вместо теории приобретенных прав Кук предложил свою теорию, получившую название "теория местного права" (Local Law Theory). Согласно этой теории национальный суд не применяет иностранное право и не осуществляет в принудительном порядке иностранные субъективные права, на самом деле он применяет исключительно национальное право (единственное право, которое он может применять), причем в случае дел с иностранным элементом национальное право по соображениям справедливости может инкорпорировать некоторые принципы или правила, заимствованные из иностранной правовой системы или правовой системы другого штата. Иными словами, национальный суд, даже если кажется, что он применяет иностранное право, на практике во всех случаях применяет национальное право, причем делает он это таким образом, чтобы национальное право как можно больше соответствовало иностранному праву.

Вместе с тем теория "локального права", так же как и теория приобретенных прав, оказалась не в состоянии объяснить, право какой страны следует суду принимать во внимание - либо в качестве lex fori, либо в качестве иностранного права, которое национальное право воспроизводит в максимально возможной мере.

Дж. Биль, невзирая на ту критику, которой подвергли доктрину приобретенных прав такие ведущие коллизионисты, как Вехтер и Савиньи, положил ее в основу разработанного Институтом американского права первого Свода коллизионного права США 1934 г., теоретическим фундаментом которого послужил трехтомный труд Биля "Трактат о коллизионном праве", опубликованный в 1935 г.

Дж. Биль, будучи главным докладчиком при создании этого Свода, полагал, что суд, решая коллизионный вопрос, не применяет иностранное право, которое не может иметь какого-либо эффекта в этом суде, а просто признает факт существования субъективного права, созданного за границей1.

Хотя этот Свод представлял собой неофициальный доктринальный источник, он обладал достаточной степенью авторитета в глазах американских судей, чтобы оказать заметное влияние на судебную практику.

Традиционная система коллизионных норм, главным выразителем которой стал Первый свод, занимала господствующее положение в судебной практике вплоть до середины 50-х гг., когда на смену классической теории американского коллизионного права пришли новые "революционные" теории.

Тем не менее даже в настоящее время Первый свод представляет собой отнюдь не сугубо исторический интерес, поскольку около трети штатов по-прежнему активно используют его основные положения.

Несмотря на это, положения Первого свода продемонстрировали феноменальную живучесть в судебной практике по меньшей мере в пятнадцати юрисдикциях США, чьи суды по-прежнему привержены традиционной методологии решения коллизий. Таким образом, Первый свод коллизионного права и поныне продолжает иметь значительную практическую ценность и важность в современных условиях.

Середина XX в. ознаменовалась настоящей революцией в коллизионном праве США, связанной с именами таких выдающихся юристов, как Б. Карри, А. Эренцвейг, Д. Каверс, А. фон Мерен, Д. Траутман, Р. Вайнтрауб, У. Риз и др. Труды этих авторов поколебали устои традиционного МЧП, по-новому осветив старые коллизионные вопросы. Характерные черты американской науки коллизионного права таковы: во-первых, предметом этого права в основном являются межштатные (интерлокальные) коллизии; во-вторых, американская доктрина, включая науку коллизионного права, в значительной степени сформировалась под влиянием теории правового реализма, сторонники которого сознательно принижали значение юридических норм, отдавая предпочтение судейскому правотворчеству; в-третьих, современные теории и концепции коллизионного права США созданы не практиками, а изолированными от практических нужд теоретиками, профессорами права, формирующими и тестирующими свои теории не столько в судах, сколько в лекционных аудиториях университетов. Эти черты американской доктрины присущи многим теоретикам американского коллизионного права, сыгравшим решающую роль в его реформировании.

Так, американский юрист Брейнерд Карри (Breinerd Currie, 1912 - 1965) предпринял попытку разработать радикально новую теорию МЧП, оказавшую, пожалуй, наиболее заметное влияние на судебную практику. В своей теории, получившей название "теория правительственного интереса", Карри отверг традиционные коллизионные нормы и вместо этих норм перенес центр тяжести на анализ "политики права" (целей), стоящей за материальным правом определенного государства. В ситуациях с иностранным элементом Карри предложил путем толкования материальных норм выявлять государственные интересы, лежащие в основе этих норм.

Учение Карри подверглось некоторой модификации в теории Вильяма Бакстера (William F. Baxter, 1929 - 1998) под названием "теория сравнительного ущерба" (comparative impairment), согласно которой при решении коллизионной проблемы следует прежде всего взвешивать тот сравнительный ущерб, который может быть нанесен интересам определенного государства в случае неприменения его права.

Другой автор - Альберт Эренцвейг (Albert Ehrenzweig, 1906 - 1973) главную задачу своей теории видел в том, чтобы заменить коллизионные нормы традиционного МЧП интерпретацией материальных норм частного права страны суда. По его мнению, коллизионные нормы являются неким "сверхправом", поскольку они, в отличие от подлинного, т.е. национального материального права, "навязаны сверху" либо на национальном, либо на международном уровне. Как полагал Эренцвейг, для "сверхправа" характерна попытка решения коллизионных вопросов посредством концептуальных размышлений, а не с помощью фактического анализа. Суть метода Эренцвейга заключается в том, что ситуации с иностранным элементом необходимо решать не столько с помощью коллизионных норм, сколько на основе интерпретации норм материального права суда.

Свой подход к коллизионной проблематике Эренцвейг называл "надлежащее право в надлежащем суде" (proper law in a proper forum) и предпринял попытку в духе американского юридического реализма сформулировать правила, которыми в действительности руководствуются американские суды в процессе решения коллизионных вопросов. Интерпретируя нормы частного права страны суда, Эренцвейг стремился к применению "лучшего права" (better law).

Еще задолго до того, как Карри и Эренцвейг сформулировали свои теории, Дэвид Ф. Каверс (David Cavers, 1902 - 1986) на основе позитивного метода Кука и Лорензена предпринял наступление на традиционное МЧП. В своей известной статье "Критика проблемы выбора права" (A Critique of the Choice-of-Law Problem), опубликованной в 1933 г., Каверс выступил против чрезмерного, по его мнению, акцента на "определенности и единообразии" в МЧП и призвал к пересмотру либо даже полному отказу от традиционных коллизионных норм и созданию вместо них фундаментально отличного подхода по сравнению с подходом тогдашних судов. Каверс считал ошибочным при решении коллизий определять применимое право "вслепую", вместо того чтобы ознакомиться с содержанием иностранного материального частного права. По его мнению, решая коллизионную проблему, нельзя подходить к этому процессу сугубо механически, игнорируя последствия применения иностранного права. Как подчеркивал при этом Каверс, традиционные коллизионные нормы являются результатом попыток распределить юридические проблемы между территориальными юрисдикциями и не созданы с целью справедливого решения конкретных дел. Декларируемой целью метода Каверса является достижение справедливого результата в конкретном деле путем сравнительного анализа конкурирующих соображений в пользу применения права той или иной страны.

На фоне американской "коллизионной революции" Роберта А. Лефлара (Robert A. Leflar, 1901 - 1997) можно отнести к категории умеренных реформаторов наряду с такими учеными, как У. Риз, А. фон Мерен, Д. Траутман и Р. Вайнтрауб.

Свою теорию Лефлар начинает с определения "ложной коллизии" как коллизии материальных норм нескольких государств, решение которой ведет в конечном счете к идентичному результату в этих государствах. Метод Лефлара, который иногда называют методом учета обстоятельств, влияющих на выбор права, основывается на учениях других американских коллизионистов, прежде всего Эренцвейга, Карри и Каверса. В основе этого метода находятся следующие принципы или соображения (considerations), которые суду следует учитывать при выборе применимого права:

1. предсказуемость результатов;
2. поддержание межштатного и международного порядка;
3. упрощение судебной задачи;
4. превалирование правительственных (государственных) интересов суда;
5. применение лучших норм права.

Артур фон Мерен (Arthur T. von Mehren) и Дональд Траутман (Donald Trautman) (профессора Гарвардской школы права) изложили свою теорию в учебнике по коллизионному праву, впервые опубликованном в 1965 г. В этом учебнике они рекомендовали функциональный подход или анализ, цель которого заключается в решении коллизионных вопросов, связанном с применением политики права и целей, на которых основываются отдельные нормы права и правовая система в целом.

Согласно предложенному подходу прежде всего необходимо выявить "заинтересованные юрисдикции", под которыми понимаются "все юридически релевантные сообщества", имеющие интерес в данном возникшем вопросе. Этот интерес может быть либо действительным, либо потенциальным.

Рассел Дж. Вайнтрауб принадлежит к более позднему поколению "коллизионных революционеров" и его версия теории "функционального анализа" и "рационального решения" имеет заметное сходство с теорией фон Мерена и Траутмана.

В своей теории Вайнтрауб проводит различие между "территориально ориентированной коллизионной нормой" (territorially-oriented choice-of-law rule), указывающей на географическое местонахождение в качестве источника применимого права, и процессом "функционального анализа"1. Этот процесс состоит из трех этапов:

1) установление "очевидно коллидирующих" национальных норм юрисдикций, имеющих связи со сторонами сделки и самой сделкой;

2) установление политики, стоящей за этими нормами, а также выяснение вопроса, в интересах политики какого государства будет применено соответствующее национальное право.

Если только одно государство заинтересовано в реализации своей политики путем применения национального права, тогда имеет место "ложная коллизия";

3) в случае "подлинной коллизии" ее рациональное решение должно сосредоточиться на политике или тенденциях развития права, являющихся общими для конкурирующих юрисдикций.

При этом возможно создание новой нормы ad hoc, отличающейся по содержанию от национального права коллидирующих систем права, однако способствующей согласованию противоречащих друг другу политик.

Фридриха К. Юнгера (Friedrich K. Junger, 1930 - 2001) можно скорее отнести к "постреволюционному" поколению американских коллизионистов, во взглядах которого в наибольшей степени заметен скептицизм относительно последствий американской "коллизионной революции". Юнгер в целом довольно критически оценивал то состояние неопределенности и хаоса, которое воцарилось в теории и практике коллизионного права США во второй половине XX в., характеризуя Второй свод коллизионного права как "кодифицированную эклектику".

Решение проблем современного МЧП видится Юнгеру в унификации норм материального частного права различных государств, в расширении принципа автономии воли сторон, с тем чтобы стороны сделки могли избирать в качестве применимого права нормы lex mercatoria,

Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА, а также другие нормы транснационального характера. Выход из кризиса МЧП Юнгер также видит в процессе "субстантификации" (substantification) МЧП. Под "субстантификацией" МЧП Юнгер понимает создание коллизионных правил, направленных на поддержание и продвижение материальной (субстанциональной) справедливости, в частности таких видов материальной политики, как действительность международных сделок и защита жертв деликтов.

Анализируя общие черты, присущие рассмотренным выше коллизионным теориям в доктрине США, немецкий профессор Г. Кегель выделил семь следующих принципиальных моментов, которые отличают подходы представителей "коллизионной революции" от традиционного коллизионного права, представленного положениями Первого свода коллизионного права США.

Толкование нормы материального права определяет само по себе либо совместно с другими обстоятельствами, будет ли эта норма применяться в ситуации с иностранным элементом.

Поскольку решение, связанное с иностранным элементом, зависит полностью или частично от толкования норм материального права, это решение может быть принято на основе ad hoc или на основе очень узкого по сфере применения коллизионного правила, а не на базе коллизионных норм, охватывающих широкие группы или категории норм материального права.

В отсутствие коллизионных норм, охватывающих широкие группы или категории норм материального права, с неизбежностью следует невозможность существования более общих норм, представляющих общую часть МЧП, например таких, как нормы о квалификации, предварительном вопросе, обратной отсылке и оговорке о публичном порядке. Такие правила, по выражению Эренцвейга, являются не более чем судебными ухищрениями (gimmicks).

В отсутствие коллизионных норм невозможно предсказать результат судебного разбирательства, связанного с коллизионным вопросом; поэтому решения можно достичь только путем процесса поиска применимого права.

Этот процесс начинается с устранения ложной коллизии и заканчивается решением подлинной коллизии.

Государство (штат) может иметь "правительственный интерес" касательно реализации своей политики права, воплощенной в национальной норме материального права, в определенных ситуациях с иностранным элементом.

Определенные обстоятельства могут потребовать применения "лучшего права".

Коллизионные теории американских "революционеров" подверглись обстоятельной критике со стороны основоположника советской науки МЧП Л.А. Лунца, который полагал, что в конечном счете все эти теории, будучи совершенно различными по своему содержанию, приходят к одному и тому же: стремлению "отбросить твердые коллизионные принципы, доказать правомерность применения к гражданским делам с иностранным элементом только собственного материального права, предоставить американскому суду широкую дискрецию в выборе применимого права".

Каковы же конкретные практические итоги "коллизионной революции"?

Не будет преувеличением сказать, что современное американское коллизионное право находится в состоянии беспорядка. Современная теория коллизионного права в США отмечена печатью эклектики и даже некоторой эксцентричности. Среди теоретиков и практиков нет консенсуса даже по поводу необходимости коллизионных норм. Коротко говоря, "коллизионные революционеры" проявили единство только в разрушении старого, традиционного порядка, так и не договорившись о том, каким должно быть новое коллизионное право. Более того, эксцессы "революции" вызвали появление "контрреволюционных" течений в лице так называемых "новых территориалистов", стремящихся подчинить все частные правоотношения с иностранным элементом принципу территориальности, а значит, lex fori.

Еще большая эклектика и беспорядок наблюдаются в американских судах. Как пишет в этой связи Куртланд Петерсон, "попытки классифицировать пятьдесят две американские юрисдикции столкнулись со сложностями, поскольку многие суды восприняли в основном эклектический подход"3.

Создатели Второго свода коллизионного права США по крайней мере частично попытались реализовать цели, которые сформулировали в свое время теоретики "коллизионной революции".

Согласно докладчику Второго свода Уиллису Л.М. Ризу (Willis L.M. Reese), чьи взгляды легли в его основу, процесс разработки Свода занял целых 18 лет.

В целом Второй свод коллизионного права радикально отличается от Первого свода прежде всего тем, что его разработчики отказались от догмы "приобретенных прав" и излишне жестких коллизионных привязок. Вместо этого была предпринята попытка найти компромисс между решениями ad hoc и традиционными коллизионными привязками. Таким образом, Второй свод воздерживается от формулирования жестких коллизионных норм и предлагает взамен некоторые общие принципы или начала, направляющие судью в поиске применимого права.

Краеугольным камнем Второго свода стал принцип наиболее тесной связи, закрепленный в знаменитом шестом параграфе Свода.

С точки зрения своего концептуального содержания Второй свод коллизионного права является своеобразным компромиссом между традиционным коллизионным правом и правовыми воззрениями "коллизионных революционеров". Как подчеркивается в комментарии ко Второму своду, этот Свод "был написан с точки зрения нейтрального суда, который не стремится к защите собственного интереса и пытается только применить наиболее приемлемое право" (the most appropriate law).

По-видимому, Второй свод коллизионного права оправдывает характеристику, данную ему Ф. Юнгером, - "кодифицированная эклектика".