Индивидуальное преступное поведение
В криминологии различают уголовно-правовое понятие «преступление» и криминологическое понятие «преступное поведение».
Они различаются качественно и количественно. Понятие «преступление» как общественно опасное противоправное и виновное деяние» используется для определения оснований уголовной ответственности, понятие «преступное поведение» — для изучения причин и механизма преступления.
Изучение индивидуального преступного поведения тесно связано с проблемой личности преступника. Поскольку различаются понятия «преступление» и «преступное поведение», различаются и понятия «субъект преступления» и «субъект преступного поведения» («личность преступника»).
Понятие «преступное поведение»
Преступное поведение — процесс, развертывающийся в пространстве и во времени и включающий в себя не только сами действия, изменяющие внешнюю среду (акт преступления), но и предшествующие им психологические явления и процессы, детерминирующие эти действия. Конечно, само преступление также развертывается в пространстве и во времени, но в сравнении с масштабом предшествующих ему процессов может быть представлено как одномоментное событие. Криминологию интересует не столько сам преступный акт, сколько предшествующие ему обстоятельства: формирование мотивов, постановка целей, выбор средств и т.д. Подобные обстоятельства в процессе их формирования еще не образуют состава преступления, однако включаются в понятие «преступное поведение», которое охватывает как формирование преступного намерения, так и его осуществление.
В объяснении преступного поведения отечественная криминология отвергает дилемму «среда или личность» и исходит из принципа двухфакторной детерминации: преступное поведение детерминируется личностью и средой, оно есть результат взаимодействия личностных качеств и особенностей конкретной ситуации. Но принцип двухфакторной детерминации ничего не говорит о том, какие факторы являются определяющими в этом взаимодействии, что относится к причинам, а что к условиям.
В криминологии исходят из того, что поведение человека, в том числе преступное, причинно обусловлено, детерминировано. Но совместимо ли такое понимание поведения с постулатом «свободы воли», служащим основой уголовной ответственности? Совместим ли криминологический принцип детерминизма с уголовно-правовым принципом свободы воли? В свое время Э. Ферри отверг принцип «свободы воли» как несовместимый с детерминистическим пониманием преступного поведения. Такой же точки зрения придерживаются и некоторые отечественные криминологи (А.М. Яковлев).
Если исходить не из волюнтаристского толкования свободы воли («что хочу, то и ворочу»), а из практического, трактующего свободу воли как свободу выбора, то можно показать совместимость этих принципов. Более того, без детерминизма обосновать ответственность на основе свободы воли невозможно: человек должен предвидеть последствия своих действий, чтобы отвечать за них. Лица, которые не в состоянии это делать, не несут ответственности (душевнобольные; лица, не достигшие определенного возраста). Индетерминизм (беспричинность) же фактически лишает выбор свободного характера, так как субъект, не зная последствий своего выбора, может действовать только случайно, наобум.
Свободный выбор не есть неограниченный произвол в силу того, что с философской точки зрения свобода заключается в познании необходимости и ее использовании для своих целей. Значит, изначально свободный выбор ограничен объективно и субъективно как необходимостью, так и возможностью ее познания и использования.
Свобода выбора ограничена тремя группами факторов:
1) самой необходимостью, включающей в себя набор объективно возможных в данной ситуации поступков. В каждой конкретной криминогенной ситуации набор правомерных вариантов поведения всегда конечен и чаще всего достаточно мал;
2) возможностью познания этой необходимости, включающей в себя способность субъекта адекватно оценить ситуацию, осознать общественную опасность своих действий и предвидеть их последствия.
Эта возможность зависит от возрастных и психоинтеллектуальных особенностей субъекта (душевная болезнь, расстройство мыслительной деятельности и т.д.);
3) возможностью использования познанной необходимости для своих целей, включающей в себя оценку преступного варианта поведения как выгодного, целесообразного, допустимого. Эта возможность зависит от социальных качеств субъекта (взгляды, идеалы, ценностные ориентации и т.д.).
Возможные в данной ситуации варианты поведения не являются для субъекта равноценными. Они неравноценны как объективно (не каждый из них может привести к желаемому результату), так и субъективно (одна и та же возможность для разных людей имеет не- одинаковые смысл и значение). Субъект поступает в соответствии со своими представлениями о ситуации, реагирует на нее в соответствии с особенностями своего характера и взглядов.
Свободный выбор ограничивается разными факторами, но что детерминирует сам выбор? Этот вопрос является ключевым для понимания причин индивидуального преступного поведения. Если выбор определяется факторами первой группы, т.е. внешней средой, то уголовная ответственность не наступает (крайняя необходимость, необходимая оборона, физическое принуждение), если второй группы (возрастные или биологические особенности субъекта) — то уголовная ответственность также не наступает в силу невменяемости субъекта.
И в первом, и во втором случаях детерминированность поведения присутствует, но отсутствует свобода выбора. Если выбор детерминируется факторами третьей группы, т.е. социальными свойствами субъекта, то можно говорить и о детерминированности поведения, и о свободе выбора, поскольку выбор варианта поведения на основе своих взглядов и убеждений является осознанным и добровольным.
Многие криминологи (А.И. Долгова, А.Р. Ратинов) источником преступного поведения считают ценностно-нормативную сферу личности. Деформация ценностно-нормативной сферы рассматривается ими в качестве специфической (ближайшей, непосредственной) причины преступного поведения. Но именно ближайшей, показывающей степень противоречия ценностей личности и общества, меру отчуждения личности от общества.
Однако указание на эту причину и ее изучение являются недостаточными.
Необходимо дальнейшее изучение комплекса социальных условий, вызвавших отчуждение, т.е. необходимо познание «причины причин». С этой точки зрения особенности ситуации не могут быть причиной преступления, а являются только его условием.
В уголовном праве элементы ситуации редко включаются в число обстоятельств, определяющих уголовную ответственность, а чаще относятся к смягчающим (или отягчающим) наказание обстоятельствам.
То же можно сказать и о биологических особенностях индивида, которые, как и особенности ситуации, являются объективными, но, в отличие от них, постоянно действующими. Это верно и в отношении так называемых психических аномалий (разного рода психопатии, олигофрения и т.д.).
За последнее время было проведено немало исследований, которые установили, что среди преступников от 25 до 70% лиц (по разным данным) имеют психические аномалии. Казалось бы, можно сделать вывод о том, что преступления в основном совершают люди с аномалиями. Но это не совсем так (и разнобой в данных исследований не случаен).
Во-первых, многие аномалии имеют не наследственный, а приобретенный характер, и очень часто социально-нравственную запущенность личности квалифицируют как психическую аномалию (особенно у подростков).
Во-вторых, обычно приводимые цифры об аномалиях являются не официальными данными психологических или судебнопсихиатрических экспертиз, а данными выборочных исследований, проводимых по различным методикам. По данным последней специальной переписи осужденных (1999 г.), в исправительных учреждениях страдают психическими расстройствами 2,1% осужденных.
В-третьих, большинство исследований проводилось среди осужденных к лишению свободы. Но, как известно, условия мест лишения свободы являются мощным психотравмирующим фактором, отрицательно влияющим на психику человека. Обычные методики не позволяют выявить, когда возникли аномалии, до совершения преступления или после, в период отбывания наказания. Конечно, психические аномалии существенно влияют на поведение человека, поскольку осложняют процесс социализации (трудно дается учеба, сложно овладеть современной профессией и т.д.).
Механизм преступного поведения
Для криминологии важно не только «почему совершается преступление», т.е. причинный аспект, но и «как оно совершается» (инструментальный аспект). Для анализа этой проблемы выработано понятие «механизм преступного поведения». Структурно он состоит из трех последовательных внутренне связанных элементов (звеньев):
1) формирование решения (мотивация); 2) принятие решения (планирование, постановка целей и выбор средств); 3) исполнение решения (акт преступления). Эта схема применима к предумышленным преступлениям. Для неосторожных, некоторых умышленных (совершенных в состоянии аффекта) преступлений механизм работает в «свернутом» виде, с пропуском некоторых элементов. Дефекты возможны в любом элементе механизма, и профилактическое вмешательство можно осуществить на любом этапе.
Особую роль играет первый элемент механизма (мотивация), и он чаще других привлекает пристальное внимание исследователей.
Термин «мотивация» имеет два значения: 1) как совокупность мотивов; 2) как процесс формирования мотива. В данном случае он употребляется в обоих значениях. В криминологии проблема мотивации преступного поведения формулируется следующим образом: являются ли мотивы (и порождающие их потребности) внутренними субъективными причинами преступления? И, соответственно, должны ли мотивы и потребности быть объектом профилактическо- го воздействия? По этой проблеме существуют две противоположные точки зрения.
Одни криминологи (У.С. Джекебаев, С.А. Тарарухин) считают, что существуют преступные мотивы и порождающие их преступные, извращенные потребности, которые являются причинами преступного поведения. Но чаще всего говорят не о преступных мотивах (это ведет к чрезмерной психологизации причин преступления), а о преступных, или антисоциальных, извращенных потребностях, являющихся источником этой мотивации: потребность в самоутверждении, потребность хулиганить и воровать, сексуальная потребность, эгоцентризм, потребность в алкоголе и т.д.
Логика здесь проста: все потребности подразделют на два класса: 1) на низшие (или низменные, примитивные, физиологические, извращенные); 2) высшие (или духовные, творческие, моральные).
В первых видят источник преступного поведения, во-вторых — правомерного.
Многочисленные исследования показывают, что у преступников структура потребностей деформирована, в ней преобладают потребности материального характера.
Другие криминологи (А.Ф. Зелинский, А.М. Яковлев) считают, что мотивы и потребности как психические образования нейтральны в этическом плане, к ним неприменима социальная оценка. Даже такой классический «преступный» мотив, как корысть, взятый вне преступления, не может рассматриваться как антисоциальный. Ведь понятно, что удовлетворение потребности в материальных благах может осуществляться отнюдь не обязательно путем преступных действий.
Кроме того, связь между потребностью и мотивом не является строго однозначной: одна потребность может порождать разные мотивы, а один мотив может быть вызван разными потребностями.
В психологии обычно выделяют три основные группы человеческих потребностей: 1) базисные, или органические, определяемые биологической природой человека: потребность в пище, тепле, сексуальная и т.д.; 2) социальные, определяемые социальной природой человека: потребность в общении, самоутверждении и т.д.; 3) духовные, или идеальные: потребность в труде, творчестве, нравственные.
В этой классификации нет места так называемым извращенным, преступным потребностям, и это не случайно: преступными (антисоциальными) являются не сами потребности, а средства их удовлетворения. И то, какое средство изберет в данный момент субъект, зависит не от потребности как таковой, а от особенностей его личности и характера ситуации, которая содержит определенный набор реальных возможностей удовлетворения этой потребности.
Поэтому объектом профилактического воздействия (нейтрали- зация, подавление и т.д.) являются не сами потребности, а социальные условия и особенности личности, которые сформировали антисоциальный характер средств удовлетворения потребности. А то, что называют в качестве антисоциальных потребностей, или вовсе не являются потребностями (потребность хулиганить, эгоцентризм), или не являются отрицательными (сексуальная потребность, потребность в самоутверждении).
С этой точки зрения и часто определяемые в качестве извращенных потребностей тяга к алкоголю и наркотикам не есть собственно потребности, их можно назвать псевдопотребностями. Они не относятся ни к органическим (отсутствуют у животных), ни к социальным, ни к духовным потребностям. Они возникают как следствие неудовлетворенности других потребностей — и социальных (отчуждение, непонимание, отвержение), и духовных (потеря смысла жизни, кризис веры, неразделенная любовь).
Они же выступают и как средства (или их заменители) удовлетворения других потребностей. Так, подросток начинает курить не потому, что испытывает потребность в никотине, а потому, что испытывает потребность в общении и признании со стороны группы: там все курят, это признак взрослости. Многие люди пьют не потому, что испытывают потребность в алкоголе, а соблюдая традиции или потому, что это (на их взгляд) облегчает общение. Конечно, возможны случаи, когда тяга к алкоголю и наркотикам действительно начинает детерминировать поведение: псевдопотребности становятся органическими. Но тогда меняется и природа явления, развивается болезнь, патология, требующая применения мер не криминологического, а медицинского характера.
Всякий поведенческий акт обычно направлен на лучшее приспособление к среде, и преступление не составляет исключения. Но, с точки зрения общества, преступление обладает неадекватной адаптивной функцией. С позиции же субъекта оно выглядит как достигающее определенных необходимых целей — разрешить конфликтную ситуацию, улучшить материальное положение и т.д.
В такой неадекватности отражения социальной среды специфическим образом проявляются причины и условия преступного поведения.
Изучение механизма преступного поведения не подменяет и не снимает проблему изучения его причин, а предполагает необходимость такого изучения.