Существует ли преступность?

Преступность относится к тем социальным явлениям, которые касаются непосредственно каждого человека, оказывают влияние на все стороны жизни общества — экономику, политику, культуру и т.д. Причем исторически значимость феномена преступности возрастает как субъективно (в общественном сознании), так и объективно (в реальных социальных процессах). Все это делает преступность подходящим объектом идеологической борьбы и политических спекуляций, способствует ее мифологизации. Часто преобладают эмоции, а не суждения и научный анализ. Поэтому во многих случаях разные взгляды на проблему преступности определяются различием даже не философских подходов, а мировоззренческих установок и идеологических клише (говоря о философских подходах и основаниях, мы имеем в виду прежде всего теоретико-познавательный аспект). Логико-методологическому анализу идеологические конструкции не поддаются. Но преступность является также предметом научного познания, а понятие «преступность» — криминологической категорией. В этом качестве оно может быть подвергнуто логико- методологическому исследованию

Понятие «преступность» изза своей общеупотребимости кажется очень простым, но на самом деле весьма многозначно и трудно для научного анализа. Интуитивно вроде понятно, что такое преступность, но дать этому понятию адекватное определение достаточно сложно. Невзирая на сложности, практически каждый криминолог пытается дать определение этому понятию, из которого можно уяснить его понимание феномена преступности. И это не случайно: ведь преступность является общим основанием любой криминологической теории. Так, И.И. Карпец в своей работе приводит перечень (далеко не полный) определений преступности на четырех страницах.

Он же дает определение преступности, которое, с некоторыми изменениями, встречается у большинства криминологов: «... преступность не сумма преступлений, но массовое, исторически изменяющееся, относительно самостоятельное, социально-правовое явление, которое подчиняется определенным закономерностям, имеет свои причины, условия, ей способствующие, включает в себя совокупность всех преступлений, совершаемых в данном обществе и в данный период времени, и характеризуется количественными (динамика, состояние) и качественными (структура, характер) показателями».

Любое понятие преступности исходит из каких-то философских предпосылок или оснований. Все многообразие существующих в криминологии понятий (и определений) преступности можно свести к нескольким большим группам в зависимости от характера принимаемых ими (явно или неявно) философских оснований. Эта классификация проводится по следующим критериям: гносеологическому, онтологическому, предметностному, системности, правовому и достаточности.

Гносеологический критерий. Что обозначается термином «преступность» — некое явление (объект) или объективное свойство некоторого явления (подобно таким свойствам, как хрупкость, растворимость и т.п.)? Как известно из философии, под объективным понимается то, что существует до и независимо от познания и любой оценки. С логической точки зрения вопрос может быть сформулирован так: каким по содержанию является понятие преступности, конкретным или абстрактным?

Понимание преступности как свойства можно разделить на два подхода: в одном случае свойство преступности приписывается деятелю, во втором — деянию.

Первый подход общеизвестен — это «преступный человек» Ч. Ломброзо. Поскольку прилагательное «преступный» образуется от существительного (свойства), то «преступный человек» есть синоним выражения «человек, обладающий свойством преступности».

Термин «преступность» для характеристики свойств личности использовался и русскими учеными.

Ломброзианская концепция прирожденного преступника в советской криминологии была подвергнута обстоятельной и справедливой (хотя и не во всем) критике. Потеряла она былое влияние и в зарубежной криминологии. В настоящее время термин «преступность» практически не используется при характеристике личности, применяется родственный ему термин «общественная опасность» личности преступника.

Второй подход проявляется в уголовном праве: преступное деяние есть синоним выражения «деяние, обладающее свойством преступности». Под преступностью понимается интегральное свойство деяния, включающее в себя несколько признаков (общественная опасность, противоправность, виновность, наказуемость), из которых общественная опасность является определяющей. Чаще говорится не о преступности, а об объективном свойстве общественной опасности деяния. Но поскольку именно общественная опасность как материальный признак определяет преступность деяния, то сказать, что деянию присуще свойство общественной опасности, то же самое, что сказать: деянию присуще свойство преступности.

В.Е. Жеребкин полагает, что некоторое деяние общественно опасно не потому, что его оценивает так законодатель, а потому, что оно объективно содержит в себе свойство общественной опасности.

Сходной точки зрения придерживаются и авторы учебника по уголовному праву: «Общественная опасность — материальный признак (внутреннее свойство) преступления... Это свойство по своему характеру объективно и неизменно, его наличие или отсутствие не зависит ни от воли законодателя, ни от воли органа, применяющего закон»2. В уголовном законодательстве свойство преступности (а следовательно, общественной опасности) трактуется иначе. В ч. 1 ст. 9 УК РФ говорится, что «преступность и наказуемость деяния определяются уголовным законом»; в ч. 1 ст. 10 — что «уголовный закон, устраняющий преступность деяния... имеет обратную силу».

Понимание преступности как объективного свойства деяния, а не его оценки идет от концепции «естественного преступления».

Причем свойства объективного, присущего самой природе деяния вне зависимости от места и времени, которое может быть выявлено и описано как любое свойство материального объекта. Происходит отождествление оценочной и познавательной деятельности, смешение социальной оценки и научного факта, оценочных и гносеологических понятий. Убедительная критика этой концепции дана в работах А.М. Яковлева.

Для уголовного права, являющегося, по сути, ценностно-ориентационным видом деятельности, имеющим дело с оценками, такой подход, возможно, и имеет право на существование. Ведь нормативная система, будучи сама продуктом деятельности людей, в конкретный момент не зависит от их воли и желания, и в этом смысле является для них объективной реальностью. Для криминологии, имеющей дело с научными фактами и понятиями, такой подход неприемлем.

Преступность деяния — это не его объективное свойство, а его социальная оценка. С логико-методологической точки зрения, оценки не обладают характеристиками объективности, истинности или ложности, они могут быть правильными или неправильными. В отношении оценочных суждений не действует логический закон исключенного третьего («два противоположных высказывания не могут быть одновременно истинными»). Так, противоположные оценочные высказывания «Иванов плохой» и «Иванов хороший» могут быть оба правильными, если в первом случае Иванов, например, оценивался как работник, а во втором — как спортсмен.

В настоящее время в криминологии доминирует точка зрения, что термином «преступность» обозначают явление, а не свойство объекта. Но существуют разногласия по вопросу об онтологическом статусе этого явления.

Онтологический критерий. Что есть преступность — реально существующее явление или некоторая абстракция, общее понятие?

Н.А. Стручков в вопросе об онтологическом статусе преступности выделял два подхода — номиналистский и реалистский. Как известно из истории, средневековый спор номиналистов и реалистов касался проблемы универсалий (общих понятий) — соответствует им что-либо в действительности, существуют ли в действительности общие предметы (дом вообще).

Номинализм в криминологии исходит из того, что реально существуют только отдельные преступления, а преступность есть просто рабочий термин или в лучшем случае общее понятие, охватывающее совокупность преступлений. Соотношение понятий «преступность» и «преступление» номинализм описывает в категориях общего, особенного и единичного (отдельного): преступность — это общее, вид преступности — особенное, преступление — единичное. Как известно из философии, общее существует только в отдельном, через отдельное.

Реализм исходит из того, что определенное количество преступлений создает новое социальное качество — преступность, которая приобретает свойства, не присущие отдельным преступлениям. Понятие «преступность» есть конкретное понятие, отражающее реальное явление. Конечно, преступность не существует без преступлений и отдельно от них.

Номиналистский подход вполне органичен для уголовного права.

Объектом уголовного права являются конкретные преступления, поэтому для него естественно понимание преступности как суммы совершенных преступлений.

Для криминологии более естествен реализм. Преступность — явление социальное, не сводимое к сумме преступлений. Преступление и преступность — это разнопорядковые, качественно отличные явления, имеющие свои особые количественные и качественные характеристики. Большинство отечественных криминологов стоят на реалистских позициях.

Если в зарубежной криминологии номинализм достаточно распространен, то к числу немногих номиналистов среди отечественных криминологов можно отнести, пожалуй, И.С. Ноя. Он утверждал, что если признать преступность и преступление разнопорядковыми, качественно отличными явлениями, то невозможно изучить причины преступности: изучение отдельных преступлений не может в этом помочь, а другого фактического материала нет. «Номинализм» И.С. Ноя, отрицание им качественного отличия преступления и преступности, «запугивание» непознаваемостью причин преступности преследует вполне определенную цель — обосновать изучение психофизических свойств и «прирожденных программ поведения» личности преступника как единственно научный путь исследования причин преступности.

В отечественной криминологии общепризнано, что преступность есть социальное явление, не сводимое к сумме преступлений.

Но в то же время является общим утверждение о том, что соотношение понятий «преступление» и «преступность» описывается в категориях общего и единичного: конкретное преступление — это единичное (отдельное), виды преступлений — особенное, преступность — общее. Обычно при этом ссылаются на философское положение о том, что общее существует только в отдельном, через отдельное. Видимо, то, что эти положения представляются само собой разумеющимися, т.е. стереотипными, и мешает увидеть, что они противоречат друг другу.

В категориях общего и единичного описывается отношение общих понятий и единичных, называющих конкретные материальные объекты, которые являются элементами объема общего понятия.

Объект, отображаемый общим понятием, реально не существует («дом вообще»), существуют реально только единичные объекты (конкретный дом), и в этом случае общее действительно существует только через единичное (отдельное).

Категории единичного и общего описывают отношения не между понятиями «преступление» и «преступность», а между единичным понятием конкретного преступления и общим понятием преступления вообще, охватывающим все совершенные преступления.

Конечно, можно считать, что «преступность» и есть такое общее понятие, охватывающее совокупность совершенных преступлений.

Но тогда «преступность» есть синоним общего понятия «преступление», она реально не существует, и у нее не может быть каких-то особых признаков (массовость, относительная устойчивость и т.д.), отличных от признаков преступления. Такая трактовка совпадает с номиналистской позицией, и ее нельзя совместить с представлением о преступности как реальном социальном явлении, не сводящемся к сумме преступлений.

Если же считать, что преступность есть социальное явление, качественно отличное от преступления, то следует соотношение преступности и преступления рассматривать в других категориях. Тогда с логической точки зрения преступность есть собирательное понятие, в объем которого входят объекты-агрегаты, т.е. мыслимые как единое целое совокупности некоторых объектов (собирательные понятия: библиотека, банда). Элементами объема общих собирательных понятий являются сами совокупности, а не входящие в них предметы.

Так, элементом объема общего собирательного понятия «библиотека» являются не книги, а отдельные конкретные библиотеки. В собирательном понятии отражаются существенные признаки совокупности предметов, а не признаки самих предметов, ее образующих.

Собирательное понятие неприложимо к отдельным предметам совокупности.

Таким образом, элементом объема общего понятия «преступность» являются не отдельные преступления, и не виды преступлений, а «преступности»: «преступность в США», «преступность в СССР в 1970 г.». Кроме того, преступность, в отличие от преступления, относится к разряду так называемых нечетких (неточных) понятий (таких, как «молодой», «лысый»), для которых не является точно определенным, какие именно объекты входят в их объем. Это связано как с наличием латентной преступности, так и с существованием разных «преступностей», например, в статистике МВД России и в судебной статистике. Для нечетких понятий характерны парадоксы наподобие «куча»: одна песчинка не куча, две — не куча и т.д. Сколько песчинок образуют кучу? Сколько преступлений образуют «преступность»?

Этот краткий анализ позволяет сделать вывод о том, что представления о преступности как сумме преступлений (преступность — общее понятие, преступление — единичное) и как социальном явлении логически несовместимы и не могут быть вместе положены в основание криминологической теории. По отдельности — да, могут, но это будут разные теории.

Среди реалистов существуют также разногласия по поводу формы существования такого специфического социального явления, как преступность, его природа, характер, существенные свойства и т.д.

Поэтому реалистские понятия преступности можно разделить еще по нескольким критериям.

Критерий предметности. Чем является преступность — вещью (предметом) или процессом? Она есть то, что изменяется, участвует в процессах, или же она и есть собственно процесс, изменение чего-то?

Большинство криминологов рассматривают преступность как «вещь», как множество, совокупность, систему и т.п. Но некоторые ученые обращают внимание на процессуальный характер этого социального явления. Б.Д. Овчинников отмечает, что преступность как социальное явление представляет собой процесс совершаемости общественно опасных деяний, а не совокупность совершенных преступлений.

Совокупность же преступлений — это класс однородных явлений, объединенных статистически с целью обобщения их совпадающих признаков. Эта искусственная совокупность сама по себе не представляет отдельное и новое явление.

Если вспомнить историю, то тенденция к «субстанционализации» процессов, представлению их в виде вещи свойственна ранним этапам познания. Так, в физиологии считалось (вульгарные материалисты), что мозг точно так же производит мысль, как печень желчь; в физике — что теплота есть не процесс, а особое вещество теплород.

Неправомерность абсолютного противопоставления вещи и процесса была показана в квантовой физике, открывшей корпускулярно- волновой дуализм микрочастиц: частица является и вещью (корпускула), и процессом (волна). Социальные явления также могут выражаться как в вещных, так и в процессуальных терминах.

Так, смертность можно определить и как количество смертей, и как процесс убыли населения.

Критерий системности. Преступность как совокупность преступлений есть «просто» социальное явление, или явление, представляющее собой систему?

Многие криминологи считают преступность системноструктурным образованием. Отдельные преступления являются элементами, а виды преступлений — подсистемами системы «преступность». Эта система обладает способностью к самовоспроизводству (самодетерминации). В.Н. Кудрявцев отмечает, что отдельные акты преступного поведения в большинстве случаев непосредственно не связаны между собой. Статистическая устойчивость, повторяемость, свойственная преступности, объясняется не прямой взаимосвязью между ее элементами, а тем, что акты преступного поведения порождаются в своей массе сходными причинами1. Поэтому в качестве системы следует рассматривать объект «причины преступности — преступность». И.И. Карпец не согласен с тем, что преступность является системой, хотя сам системный подход к ее исследованию считает правомерным.

Если снова воспользоваться ранее проведенной аналогией между преступлением и песчинкой, между преступностью и кучей, то, образно говоря, получим следующее. Номинализм исходит из того, что реально существуют только отдельные преступления, а преступность — абстракция. Это означает, что никакое количество песчинок не может создать кучу, и в этом смысле нет разницы между песчинкой и кучей.

Реализм исходит из того, что определенное количество преступлений переходит в новое качество — преступность, которая приобретает свойства, не присущие отдельным преступлениям. Это означает, что реализм признает качественное различие между песчинкой и кучей, но не отвечает (или не может ответить) на вопрос: чем отличается просто песчинка от песчинки в куче?

На этот вопрос и пытаются ответить криминологи, считающие преступность не просто социальным явлением, а явлением, представляющим собой систему, в которой элементы (песчинки — преступления) приобретают некоторые новые системные качества. Системные качества «принадлежат не предмету, а системе предметов и которые в предмете обнаруживаются только в силу их принадлежности к данному системному целому».

Какие же новые качества приобретают преступления в системе «преступность», в какие новые связи и отношения они вступают?

Внятного ответа на этот принципиальный вопрос нет. Как пишет И.Б. Михайловская, основное свойство любой системы заключается в том, что связи составляющих ее элементов должны быть «сильнее», чем их связи со средой. Доказательств этого системного свойства преступности не обнаружено, хотя доказательства противоположного характера существуют. Отдельные преступления теснее связаны не друг с другом (т.е. с элементами системы «преступность»), а со своими причинами и условиями (т.е. с элементами внешней среды), например хищения — с бесхозяйственностью, преступления несовершеннолетних — с неуспеваемостью в школе.

Правовой критерий. Какова природа преступности — она есть «просто» социальное явление или явление социально-правовое (правовое)?

В отечественной криминологии большинство определений преступности включает в себя социально-правовой признак. Н.Ф. Кузнецова уточняет и говорит не о социально-правовом, а об уголовно-правовом характере преступности. Уголовно-правовой признак позволяет, по ее мнению, отграничить преступность от непреступных правонарушений. Причем здесь характеристика явления как правового относится не к его форме, позволяющей отграничить от других социальных явлений (социально-экономических, социальнополитических и т.д.), а к сущности. Именно правовая природа преступности, считает А.И. Долгова, и позволяет в конечном счете говорить о криминологии как правовой науке.

Некоторые криминологи не согласны с характеристикой преступности как одновременно социального и правового явления.

Право само социальный феномен, поэтому «социально-правовое» явление не переходит в какую-либо иную категорию, чем все иные социальные явления. Право существует лишь на уровне социального, поэтому характеристика преступности как социально-правового явления представляется излишней. Во многом эта полемика является вариантом спора о терминах. Одни понимают социальное в широком смысле, как противоположное природному, другие — в узком, как рядоположенное с другим социальным (экономическим, правовым, идеологическим и т.д.).

Критерий достаточности. Является ли достаточным для характеристики преступности как социального явления такой признак, как «совокупность преступлений»?

В криминологии большинство определений преступности дается через понятие «преступление»: преступность есть социальное явление, выражающееся во множестве совершаемых преступлений. Некоторые криминологи полагают, что в понятие «преступность» должны включаться не только совершенные преступления, но и лица, их совершившие.

Возражения против включения в понятие преступности лиц, совершивших преступление, мотивируются тем, что количество преступников характеризует состояние преступности, а не понятие преступности; что в этом случае в понятие преступности начнут включать и другие обстоятельства, например, объекты посягательств, условия, способствующие преступным посягательствам.

С тем, что в понятие преступности могут включаться и иные обстоятельства, некоторые криминологи согласны. Они считают, что в понятие преступности следует также включать наступившие общественно опасные последствия. Дело ведь не в количестве признаков, включаемых в содержание понятия, а в том, какие из них необходимы для характеристики сущности явления, отображаемого этим понятием. И если характеристики преступников и преступных результатов необходимы для характеристики специфического свойства преступности — общественной опасности, отличающего ее от других социальных явлений, то и преступников, и преступные последствия наряду с преступлениями следует включать в понятие преступности.

Кроме того, определяя понятие преступности через преступления лиц, их совершивших, и наступившие преступные последствия, мы получаем критерий отличия криминологического понятия «вид преступности» от уголовно-правового «вид преступлений». Как правило, эти понятия употребляются как синонимы (насильственные преступления — насильственная преступность). Но на интуитивном уровне понятно, что, поскольку различаются понятия «преступление» и «преступность», должны быть и отличия в понятиях «вид преступлений» и «вид преступности».

Этот краткий обзор различных подходов к преступности позволяет сделать вывод о том, что среди отечественных криминологов существуют достаточно серьезные разногласия во взглядах на это явление.

Конечно, в науке разногласия и споры даже по самым принципиальным вопросам — вполне обычное дело. Но диаметрально противоположные интерпретации центрального понятия науки, криминологической категории — это все же нечто иное.

Все критерии классификации (может быть, за исключением последнего) являются по своему характеру не криминологическими, а философско-методологическими. Столь фундаментальные различия во взглядах на одно и то же явление и выражающее его понятие заставляет задуматься: а действительно ли понятие «преступность» выполняет функцию криминологической категории? Не обозначают ли разные исследователи одним и тем же термином разные явления в силу традиции, привычки, общепринятости? Иными словами, не является ли понятие «преступность» криминологическим стереотипом?

Всякое научное исследование осуществляется в соответствии с некоторыми признанными представлениями, образцами, нормами.

Представления и образцы обеспечивают прирост научного знания (получение результата). Но на определенном этапе развития науки они подвергаются критике и квалифицируются как стереотипы.

Причем эта критика отличается от критики, связанной с конкуренцией альтернативных теорий (против просчета в доказательствах, слабости эмпирической базы и т.д.). Здесь критика направлена на выявление несоответствий в очевидном, общепризнанном. Установившиеся новые представления также могут в дальнейшем быть квалифицированы как стереотипы и заменены новыми. Это обычная схема развития науки.

Устоявшиеся представления нередко даже не формулируются в явном виде, настолько они общеизвестны и очевидны. Стереотипы можно рассматривать как вид неявного, или предпосылочного, знания.

Сила стереотипов столь велика, что они позволяют в рамках одной науки (теории) сосуществовать представлениям, логически и фактически несовместимым. В каждой науке существуют свои традиции и стандарты исследования и, следовательно, формируются свои стереотипы.

Понятие «преступность», как любое научное понятие, находится в развитии, уточняется, наполняется новым содержанием. Как пишет А.И. Долгова, на начальных этапах познания криминологи использовали эмпирическое понятие преступности. Преступность «является» исследователю в виде отдельных преступлений. Выделение сходного в этих преступлениях фактически происходило в рамках состава преступления.

Поэтому и совокупность преступлений наделялась при формировании эмпирического понятия теми же качествами, что и сходное общее во всех преступлениях: каждое преступление — общественно опасное деяние, преступность — общественно опасное явление; преступление обладает признакам уголовной противоправности, преступность — уголовно правовое явление.

Н.Ф. Кузнецова указывает, что в понятие «преступность» не могут входить признаки, которые лежат вне составов конкретных преступлений.

Наиболее очевидно признается зависимость криминологического понятия «преступность» от уголовно-правового понятия «преступление».

Недостатком эмпирического понятия преступности является то, что оно «подменяет сущностное определение специфического социального явления описанием его эмпирических проявлений». Правда, не все криминологи считают это недостатком, оценивая как несбыточное стремление отразить в определении понятия сущность определяемого явления.

Эмпирические понятия вводятся неявными, остенсивными определениями, т.е. определениями с помощью примеров, путем указания на объекты, входящие в объем этого понятия. Такие определения являются основой понятийного аппарата любых наук, даже самых точных. Так, понятие множества, лежащее в фундаменте классической математики, определяется остенсивно. Остенсивные определения относятся к эмпирическому уровню познания, базируются на чувственном восприятии. Они, естественно, не способны отразить сущность явления, которая чувственно не воспринимаема. На теоретическом уровне познания оперируют, как правило, явными, вербальными определениями, т.е. определениями понятия через другие понятия, значение которых известно (определение через род и видовое отличие, определение через абстракцию и т.д.). Это не значит, что любое вербальное определение отражает сущность определяемого явления, но только в таком определении может быть отражена эта сущность.

На дальнейших этапах происходило осознание качественных различий преступления и преступности, несводимости социального явления к простой сумме преступлений. Преступность как социальное явление наделялась свойствами, не присущими отдельному преступлению и не имеющими уголовно-правового характера, — массовости, распространенности, закономерности и т.д. В отечественной криминологии именно такой взгляд на преступность является преобладающим.

В содержании понятия «преступность» есть специфический признак, выделяющий преступность из всех других социальных явлений: преступность представляет собой совокупность совершаемых преступлений (используются также термины «слагается из», «включает в себя» и т.д.). При характеристике этого признака обычно отмечается, что преступность — не механическая сумма преступлений, а их органическая совокупность, между всеми признаками которой существует диалектическое единство; что преступность есть целостный феномен, структурные звенья и элементы которого находятся во взаимодействии и взаимообусловленности.

А.И. Долгова пишет: «Именно непосредственные взаимосвязи, взаимодействия разных подструктур, элементов преступности обусловливают существование преступности как относительно самостоятельного, специфического социального явления»3. Здесь вводятся очень сильные гносеологические допущения, очень сильно огрубляется реальность: не связанные в действительности элементы (преступления) считаются связанными и взаимодействующими.

Любая совокупность (механическая, органическая, диалектическая и т.д.) представляет собой множество элементов. Упорядоченные множества бывают реальными и номинальными. Реальное множество существует реально и наглядно, так же как и составляющие его элементы. Так, куча — это реальное множество песчинок.

Иными словами, реальное множество существует как отдельное и самостоятельное явление.

Номинальное множество составляют элементы, мысленно объединенные по какому-либо признаку. Так, объем общего понятия представляет собой номинальное множество. Например, в объем общего понятия «преступление» входят все преступления, совершенные и которые будут совершены, и это множество бесконечно.

В социологии различают реальные и номинальные группы. Студенческий коллектив — это реальная группа. Номинальная группа — это группа, искусственно выделенная по какому-либо признаку для целей статистического или социологического исследования. «Лица с высшим образованием» — это номинальная группа.

Органической совокупностью, целостным феноменом и т.д. может быть только реальное множество. Предметным выражением реального социального явления должно быть реальное множество. Является ли совокупность преступлений таким множеством? Думается, что нет. Следует согласиться с Б.Д. Овчинниковым, полагающим, что совокупность преступлений — это статистическая совокупность, масса однородных явлений, а не социальное явление преступности.

Предметы этой совокупности не связаны, за редким исключением, между собой.

Если совокупность преступлений не представляет собой реального множества, то и преступность не представляет собой реального социального явления. «Для криминологии преступление — это индивидуализированное (конкретизированное) проявление преступности...

Преступление можно считать формой проявления преступности».

Но в чем заключается сущность феномена, которая нам «является» в виде преступлений? Каково содержание феномена, формой которого выступает преступление? Только ответив на эти вопросы, мы можем выработать теоретическое понятие преступности, перейти с эмпирического на теоретический уровень познания. Пока удовлетворительного ответа на эти вопросы нет (может, потому, что такими вопросами редко задаются). При существующем уровне криминологических знаний реально понятие «преступность» обозначает ничто иное как множество совершенных (зарегистрированных) преступлений.

Именно в таком качестве оно используется в криминологических исследованиях.

Это обстоятельство становится более очевидным, когда от рассмотрения понятий и определений мы переходим к конкретным характеристикам преступности. Состояние, уровень, структура, динамика — все это характеристики собственно статистической совокупности преступлений, а не преступности как некоторого специфического социального явления, не сводимого к этой совокупности.

Утверждения «преступность выросла», «преступность стала более тяжкой» и т.д. есть констатация количественных изменений в статистической совокупности. И можно согласиться с И.Б. Михайловской в том, что «выявленные таким образом количественные закономерности не вскрывают сущности преступности, ее качественных особенностей как социального явления». Да, не вскрывают (и не могут вскрыть), поскольку закономерности характеризуют преступность как совокупность преступлений, а не преступность как нечто иное по сравнению с совокупностью.

Понятию преступности как социального явления трудно найти аналог в действительности. Это понятие может трактоваться самым различным образом, что не влияет ни на характер проводимых исследований, ни на получаемые результаты. Эмпирическое же понятие преступности как множества совершенных преступлений является «работающим». Но оно работает только на уровне статистической зависимости, функциональных связей. В этом случае различие между понятиями «преступление» и «преступность» носит чисто количественный характер.

Для выявления качественной взаимосвязи, причинно-следственных отношений оно оказывается недостаточным: «На теоретическом уровне познания определение преступности как совокупности преступлений уже не дает какого-либо нового знания о ней, не отражает сущности данного явления». Кроме того, такое понятие преступности слишком тесно связано с уголовно-правовым понятием преступления, что ставит предмет криминологии в очень жесткие рамки, ограничивает его сферой только уголовно-правовых явлений.

Осознание этого факта и заставляет некоторых криминологов обращаться к понятию преступности как социального явления, не сводимого к совокупности преступлений: ведь социальное явление качественно отлично от преступления как правового явления. «Преступность же как социальное явление представляет собой одну из характеристик общества, один из параметров, отражающих состояние социального организма». Конечно, это вряд ли можно назвать настоящим определением ввиду его чрезмерной абстрактности. Это, скорее, попытка указать направление дальнейших исследований. Да и сами ученые это признают, отмечая, что подобные определения направлены лишь на уточнение используемых понятий и требуют более глубокого содержательного наполнения.

В отечественной криминологии понятие преступности как социального явления введено еще ее родоначальниками, представителями социологической школы уголовного права. Они рассматривали преступность не как множество ничего общего между собой не имеющих деяний, а как нечто целое, имеющее особое, самостоятельное существование, как и другие социальные явления. Понятие преступности как социального явления было выработано в полемике как с конкурирующей классической школой уголовного права (преступность не юридическая, а социальная сущность), так и с ломброзианством (преступность не биологическое, а социальное явление). На раннем этапе развития криминологии это понятие сыграло несомненно положительную роль. К сожалению, в дальнейшем оно так и не было подвергнуто надлежащему теоретическому анализу (может быть, изза своей кажущейся очевидности), и эта работа еще ждет своего исследователя. В настоящее же время существуют принципиально различные взгляды на то, что такое преступность.

Теоретическое понятие преступности как социального явления следует считать криминологическим стереотипом, неработающим понятием. Вместо него более продуктивно в конкретных исследованиях использовать другое, уже имеющееся в арсенале криминологии, а именно понятие «преступное поведение». О том, что оно утвердилось в понятийном аппарате науки, говорят сами названия монографий по криминологии.

Правда, в криминологии термин «преступность» используется и для обозначения самого преступного поведения как вида отклоняющегося поведения: «Преступность — общественное явление, выражающееся в социально-обусловленном отклонении поведения отдельных членов общества от норм, установленных уголовным законом». Аналогичной позиции придерживаются и другие ученые.

Преступность здесь выступает синонимом общего понятия преступного поведения, и отмечается единство преступления и индивидуального преступного поведения.

Действительно, установление уголовно-правового запрета означает одновременно закрепление социальной нормы поведения. Каждое преступление представляет собой нарушение социальной нормы и поэтому может рассматриваться как разновидность негативно отклоняющегося поведения. Но все же преступление и индивидуальное преступное поведение как, соответственно, уголовно-правовое и криминологическое понятие — не одно и то же. Они различаются, во-первых, качественно: первое используется для определения оснований уголовной ответственности, второе — для изучения причин преступного деяния.

Тесная связь уголовного права и криминологии не вызывает сомнений, и эта связь проявляется прежде всего в том, что предметом их рассмотрения является один и тот же материальный объект — деяние.

И исходный пункт у них также совпадает — это факт отклонения от нормы (противоправность деяния). Но дальше их пути расходятся.

Для криминологии этого факта достаточно. Криминолог, стараясь установить причины и последствия отклонения от нормы, в сферу своего изучения включает и предкриминальное, и посткриминальное поведение. Для уголовного права факта отклонения от нормы, факта противоправности деяния, недостаточно. Необходимо установить степень общественной опасности, виновность и наказуемость этого отклонения. И далеко не каждый акт индивидуального преступного поведения будет квалифицирован как преступление.

Понятия «преступление» и «преступное поведение» не совпадают не только в качественном, но и в количественном отношении: второе по объему больше первого.

Но не все криминологи с этим согласны. Ю.М. Антонян считает, что, поскольку оба термина подразумевают одно и то же явление социальной жизни, было бы заблуждением думать, что преступное поведение более широкое понятие, чем преступление. Разница между ними состоит лишь в том, что один термин описывает и оценивает явление с правовых, другой — с криминологических позиций. Но в том-то и дело, что правовая оценка более строгая, т.е. узкая, а криминологическая — более широкая, которая охватывает более широкий класс явлений (отклонений).

Эмпирическое понятие преступности (как совокупности совершенных преступлений) ограничивает предмет криминологии уровнем уголовно-правовых явлений, понятие преступного поведения расширяет его до уровня социальных отклонений. К социальным отклонениям применима не только правовая оценка, четкая и определенная, но и более широкая и неопределенная социальная оценка, оценка со стороны общества.

В понятии преступного поведения совмещаются правовая и социальная оценки: за правовой оценкой отклонения, констатацией нарушения уголовно-правового запрета следует социальная — оценка социальных последствий деяния, материальных и психологических.

Так, сексуальный маньяк или серийный убийца, держащий в страхе целый город, может оказаться невменяемым. Для уголовного права ответ однозначен: нет субъекта преступления, нет и преступления.

Для общества ответ также однозначен: преступлений нет, а разгул преступности налицо.

Не только суд (и другие правоприменители) может давать правовую оценку, сами граждане (общество) могут (и должны) оценивать деяния как преступные. Нормы об исключении ответственности за неисполнение заведомо незаконного приказа или распоряжения (ст. 42 УК РФ), об ответственности за заранее не обещанное укрывательство (ст. 316) предполагают, что гражданин может и должен самостоятельно оценить и заведомую незаконность приказа, и особую тяжесть преступления. Неправильная оценка влечет ощутимые правовые последствия.

Криминология как социальная наука не может абстрагироваться от социальной оценки. Она изучает преступное поведение и душевнобольных, и лиц, не достигших возраста уголовной ответственности, с тем, чтобы выявить причины и выработать меры профилактики такого поведения. О важности этого изучения свидетельствует тот факт, что в стране совершаются тысячи преступлений, включая убийство, подростками моложе 14 лет. В криминологии стало формироваться новое научное направление — криминальная психиатрия, для изучения преступного поведения невменяемых субъектов и лиц с аномалиями в психике.

Понятие преступного поведения позволяет криминологии выйти за рамки чисто статистического анализа и уголовно-правового подхода. Понятие «поведение» является социологической и психологической категорией, поэтому в криминологии становится возможным использовать методы и наработанные результаты этих наук.

Понятие преступного поведения является видовым по отношению к общему родовому понятию «негативно отклоняющееся поведение».

Характеристики и закономерности, присущие родовому понятию, можно прямо и непосредственно переносить на видовое понятие.

Это открывает дополнительные возможности для изучения преступного поведения. Кроме того, все более или менее развитые криминологические теории описывают свойства и закономерность не преступности как некоего социального явления, не преступности как множества преступлений, а именно преступного поведения.