Является ли криминология самостоятельной наукой?
В настоящее время наибольшее признание имеет точка зрения, согласно которой криминология является самостоятельной неюридической наукой. Но не всегда аргументы в пользу самостоятельности криминологии представляются вполне убедительными. Так, в «Курсе советской криминологии» справедливо утверждается, что криминология не является юридической наукой, что ее самостоятельность по отношению к уголовному праву определяется различием предмета и методов этих наук, специфичностью их задач. Но, характеризуя различия этих наук, там же утверждается, что уголовное право предупреждает преступления с помощью уголовной репрессии, что уголовно-правовая реакция на преступление сосредоточивается на индивиде. Это, конечно, верно, но относится к уголовному праву, а не к науке уголовного права: наука не осуществляет уголовную репрессию. Доказывать же различие между наукой и правом как разными формами общественного сознания и видами социального познания нет необходимости.
Сходный подход встречается и у А.М. Яковлева. Говоря о соотношении наук криминологии и уголовного права, он детально раскрывает различия между гносеологическими и аксиологическими (оценочными) понятиями, между познавательной и ценностноориентационной деятельностью. Все эти рассуждения очень интересны и безусловно справедливы, но не относятся к вопросу о соотношении наук. Здесь опять сравниваются наука и право как социальные институты. По этим критериям криминологию и науку уголовного права различить невозможно: они обе используют гносеологические понятия, обе реализуют познавательный, а не ценностно-ориентационный род деятельности.
Взгляд на криминологию как на часть уголовного права демонстрирует тезис о несамостоятельности криминологии в явном виде.
Но часто, на словах признавая самостоятельность криминологии как науки, фактически ей отказывают в этом статусе. Так, многие криминологи полагают, что предмет изучения и понятийный аппарат криминологии задаются уголовным правом; основные понятия криминологии (преступление и преступник) определяются уголовным правом; уголовно-правовые категории очерчивают границы криминологических исследований; в криминологии нет и не может быть «своей» трактовки понятий «преступление» и «преступник», недопустимо подменять уголовно-правовые дефиниции расплывчатыми определениями. Эта позиция, пусть и в неявном виде, фактически отказывает криминологии в самостоятельности. В чем тогда выражается самостоятельность криминологии как науки, если предмет ее исследования задан извне, уголовным правом, основные ее понятия — это понятия другой науки, да и методы она берет из других наук (статистики, социологии, психологии)?
Конечно, криминология не может по-своему трактовать уголовно- правовые понятия преступления и преступника, поскольку это понятия другой науки. Но именно поэтому они и не могут быть перенесены и непосредственно использованы в криминологических исследованиях. Механический перенос понятий одной науки на область исследования другой методологически неправомерен. В разных науках могут использоваться одинаковые термины (например, профилактика, рецидив — в праве и медицине). Но даже используя один и тот же термин, разные науки вкладывают в него свое содержание, отражающее специфику предмета исследования и характер решаемых задач, и поэтому получаются разные понятия.
На самом деле криминологи практически никогда не используют уголовно-правовые понятия, они просто неприменимы к объектам ее исследования. Так, криминология изучает состояние, структуру, динамику преступности, используя данные статистики о выявленных преступлениях и преступниках. Разве эти единицы наблюдения (выявленные преступления) являются преступлениями в уголовно-правовом смысле? А изучая латентную преступность, оперируя термином «латентное преступление», разве криминолог использует уголовно-правовое понятие преступления? Вольно или невольно, сознательно или интуитивно, но криминологи вынуждены по-своему трактовать уголовно-правовые понятия, вкладывать в них свое содержание. К этому их подталкивает сама логика исследования, ибо в противном случае криминология будет заниматься не изучением преступности как социального явления, а изучением существующей статистики зарегистрированных преступлений.
Объективной основой возможности изучения латентной преступности является то обстоятельство, что скрытость латентного преступления не абсолютна, а относительна. Оно скрыто от официальных государственных органов, но не от потерпевших, свидетелей и, конечно, преступников. Отсутствие уголовно-правовой оценки деяния со стороны государства не означает отсутствия социальной оценки вообще.
Столь же сомнительно и утверждение о том, что предмет изучения криминологии задается (определяется) уголовным правом. В предмете криминологии выделяют четыре элемента: 1) преступность как социальное явление; 2) причины и условия преступности; 3) личность преступника; 4) предупреждение преступности. Каким образом эти элементы задаются уголовным правом?
Вопрос о причинах и условиях преступности как элементе предмета криминологии не требует специального рассмотрения, поскольку явления этого порядка по своей природе неправовые. Вопрос о личности преступника (другой элемент предмета криминологии) в криминологии является дискуссионным, и сформировалось две точки зрения на этот счет. Одни криминологи полагают, что для криминологии достаточно традиционного и очень точного по своему содержанию понятия «субъект преступления» (Ю.Д. Блувштейн, И.И. Карпец, Г.М. Резник). Другие отмечают недостаточность понятия «субъект преступления» для целей криминологического анализа, указывают на необходимость (для исследования и объяснения причин преступного поведения) изучения социально-демографических, психологических и иных особенностей лиц, совершивших преступление (Ю.М. Антонян, Н.С. Лейкина, А.Б. Сахаров).
Не вдаваясь в содержание аргументации сторон, отметим сам факт того, что значительное число криминологов не согласны с тем, что криминологическое понятие «личность преступника» определяется через уголовно-правовое понятие «субъект преступления».
Следовательно, вопрос об определимости уголовным правом и этого элемента предмета криминологии является по меньшей мере дискуссионным.
Еще один элемент предмета — предупреждение преступности.
Конечно, лучше говорить о предупреждении преступлений, а не преступности. Преступность как социальное явление не предупреждают, а на нее воздействуют: снижают уровень, влияют на структуру и т.д. Воздействуют прежде всего на преступность путем предупреждения преступлений. Если рассмотреть структуру предупредительной деятельности, то многие ее компоненты (объект воздействия, характер предупредительных мер и т.д.) лишь отчасти относятся к сфере права. Следовательно, и об этом элементе предмета криминологии нельзя сказать, что он задается уголовным правом.
Вопрос о преступности как элементе предмета криминологии наиболее сложен. Преступность, в отличие от преступления, не является уголовно-правовой категорией и не изучается наукой уголовного права. Само выделение криминологической проблематики произошло потому, что была осознана невозможность изучения преступности как социального явления с помощью методов уголовного права. Но представляется естественным, что уголовное право, оценивая и разделяя все деяния на преступные и непреступные, тем самым обозначает границы преступности как социального явления и, следовательно, задает предмет изучения криминологии.
По объективным признакам самого деяния невозможно установить, является оно преступлением или нет. Рассматривая деяние как таковое, можно сказать только одно: обладает оно или не обладает признаками состава преступления. Для признания его преступлением этого недостаточно, необходимы учет дополнительных обстоятельств и дополнительная (судебная) процедура.
Возможны два способа обозначения границ преступности: 1) определенный (через преступление); 2) неопределенный (через деяние, содержащее признаки состава преступления). В первом случае задаются вполне четкие границы: к преступности относятся деяния, признанные судом преступлениями (но ничего определенного не говорится обо всех остальных деяниях). Этот способ не дает представления о реальных масштабах преступности и поэтому практически непригоден для определения предмета криминологии (если, конечно, преступность не понимается просто как сумма преступлений).
Во втором случае обозначаются границы преступности от противного: деяния, не содержащие признаков состава преступления, точно не относятся к преступности. Но ничего определенного не говорится об остальных деяниях: являются ли они преступлениями, общественно опасными деяниями невменяемых, действиями лиц, не достигших возраста уголовной ответственности, и т.д. Именно этот способ фактически и применяется в криминологических исследованиях.
Можно только запутать вопрос, утверждая, что изучение преступности должно базироваться на уголовно-правовом понятии преступления и в то же время неявно использовать другое понимание преступления, криминологическое, как деяние с признаками состава преступления. Для того чтобы избежать этой путаницы, в криминологии часто используется неуголовно-правовое понятие «преступное поведение».
Все это не следует понимать так, что в криминологии нельзя использовать уголовно-правовые понятия и представления. Но криминология как эмпирическая наука должна стремиться к тому, чтобы уменьшить оценочно-нормативный характер способа выделения своей предметной области (хотя полностью освободиться от этого вряд ли возможно). Криминология сама заинтересована иметь достаточно определенный и стабильный предмет исследования, а отрицание правовых критериев может привести к тому, что каждый исследователь будет иметь свой предмет исследования. Но вопрос о возможности и пределах применимости понятий других наук (уголовного права, социологии и др.) должен решаться самой криминологией исходя из специфики предмета и задач исследования, а не постулироваться априорно.
Какой бы критерий для выделения криминологически значимых объектов мы ни использовали («преступление» или «признаки состава преступления»), зависимость от уголовного права сохраняется, сохраняется и определяемая этой зависимостью нестабильность предмета исследования. В праве, по-своему реагирующему на изменение социальных условий, идет постоянный процесс криминализации — декриминализации. Соответственно должен меняться и предмет криминологии.
Конечно, ни одна наука не может примириться с тем, что изменение ее предмета является не результатом более глубокого познания объекта исследования, а определяется внешними обстоятельствами.
Так, в криминологии, чтобы преодолеть ситуацию неопределенности предмета, выработано понятие «ядерная преступность». Но здесь определенность предмета достигается за счет его сужения. Той же цели можно достичь путем расширения.
Можно заметить, что, как правило, декриминализация деяния переводит его в область административных правонарушений или антиобщественных поступков, и наоборот, криминализации подвергаются деяния из этой же области. Вряд ли можно утверждать, что с изменением правовой оценки поступка также меняются порождающие этот поступок причины (хотя и отрицать мотивирующую роль уголовного запрета нет оснований). Сами антисоциальные, или «фоновые», явления в криминологии рассматриваются в качестве факторов, продуцирующих преступность, и поэтому включаются в предмет ее изучения. Кроме того, не следует забывать о весьма значительном классе явлений, связанных с виктимностью и процессами виктимизации.
Таким образом, включение в предметную область как деяний, оцениваемых уголовным правом, так и деяний, им не оцениваемых, придает необходимую стабильность и определенность предмету криминологии и показывает его относительную независимость от уголовно- правовых понятий. Без такой стабильности трудно выявлять устойчивое, повторяющееся в криминологических фактах, т.е. вырабатывать научные законы. Все это позволяет сделать вывод о том, что ни понятийный аппарат, ни сам предмет исследования криминологии не определяются уголовным правом. И как раз это свидетельствует о самостоятельности криминологии как науки.
Хотя криминология и не является юридической наукой, но она тесно связана с уголовным правом, уголовно-исполнительным правом, уголовным процессом и т.д. Эта связь обусловлена прежде всего тем, что при всех различиях в предмете, методах и характере решаемых задач они имеют общую цель — научное обеспечение борьбы с преступностью. Нередко криминологию рассматривают в качестве общетеоретической науки для всех наук криминального цикла, а ее соотношение с ними описывают аналогично соотношению теории государства и права с другими юридическими дисциплинами.