Организация Российской империи

Территория Российской империи

Территория есть один из жизненно важных элементов государства (ее Lifsform, если вспомнить теорию Рудольфа Челлена); в этой связи старая максима права особо подчеркивала: Quidquid est in territoria, est de territoria - все, что находится в пределах территории, подчиняется власти, господствующей над данной территорией. Но территория не существует в неизменном виде. Она склонна изменяться вслед за изменениями других элементов государства, с которыми тесно связана.

Вместе с тем жесткой детерминанты здесь не существует. Территория есть элемент органической, материальной природы, следовательно, из-за такой своей сущности подверженной изменениям. Не случайно римские юристы довольно подробно разрабатывали вопросы о естественном изменении границ земельных участков. Однако именно в качестве особого элемента государства территория регулируется несколько иным образом, хотя и в этих мерах можно при желании найти аналогию с порядком установления границ частного владения.

Установление границ Российской империи.

Прежде всего необходимо сделать замечание, что нас интересует временной промежуток от 1721 г. до 1 августа 1914 г. Юридически это период, в котором окончательно сформировалась территория Империи, тот земной круг, который составлял ее "естественное тело". Такое тело, как известно, определяется либо при помощи естественных границ (frontieres naturelles) - термина двоякого смысла: с одной стороны - это некие геополитические рубежи, достижение которых способно гарантировать государству-нации (Etat-nation) стабильное и защищенное состояние; с другой - это природные рубежи, принятые в международном праве с очень давних времен: тальвег (Thalweg), водораздел (по хребту гор), линия наибольшего морского отлива и т.п., либо границ, установленных правом. Ясно, что первое понятие естественных границ есть во многом явление историческое, например Рейн - декларируемая естественная граница Франции со времен Генриха IV, но достигнутая (временно же) только при Наполеоне I; второе понятие естественных границ есть явление географического свойства, когда своеобразие ландшафта влияет на расселение народа, нередко делая это расселение затруднительным, а нередко и вовсе невозможным.

Для России ее естественные границы, исторически так повелось, определялись границами земель входивших в нее народов, что же касается границ, установленных правом, международно-правовыми документами, то мы видим здесь следующую картину. Итак, если мысленно себе представить северную часть европейских владений России, то здесь самая северная граница России по материку начиналась там, где она проходит и в настоящее время: разграничительной линией границы между Россией и Норвегией служили реки Якобс-эльв и Пасвик. Разграничение это было установлено Петербургской конвенцией между Россией и Швецией 1826 г. по поводу границы в Лапландских погостах (Fxlleds Distrikter) или (dans les districts Lapons). (Норвегия с 1814 по 1905 г. входила в состав Швеции, точнее, составляла с ней реальную унию). Уточнение этой границы было произведено специальным протоколом от 6 августа 1834 г.

Южнее граница России была установлена в несколько этапов. Первоначально по Ништадскому мирному договору со Швецией 1721 г. Россия приобрела в Финляндии значительную часть Карельского перешейка вместе с городом Выборгом (так называемая старая Финляндия или Выборгский лен). В 1743 г. Абовским мирным трактатом Россия приобрела значительные владения в Южной Финляндии и, наконец, в 1809 г. по Фридрихсгамскому мирному трактату Россия получила от Швеции всю Финляндию, хотя точнее было бы сказать: все то, что до этого еще не было завоевано в Финляндии (что-то около девяти с половиной губерний). Статья 5 указанного трактата проводила границу Империи по линии рек Торнео и Муниоэльв, таким образом, Россия приобретала ту часть земель, которые никогда в состав Финляндии не входили, - так называемую Шведскую Лапландию. Статья 4 этого же договора передавала под власть России Аландские острова, последние, впрочем, потом были демилитаризованы (Россия лишалась права иметь там какие-либо вооруженные силы) Парижским мирным трактатом 1856 г. Это в значительной степени ущемляло суверенитет России. Такой порядок, однако, продержался вплоть до 1917 г.

Прибалтика, или Остзейский край, была присоединена к России в 1721 г. по Ништадскому мирному договору. Правда, непосредственно трактатом России передавались только две прибалтийские провинции: Эстляндия вместе с островами Даго и Эзель, а также Лифляндия. Третья прибалтийская провинция - Курляндия - была присоединена к Российской империи в 1795 г. по разделу Польши, в связи с чем прибалтийская граница вышла к рубежам Восточной Пруссии. Здесь же необходимо заметить, что основанием к присоединению Курляндии была ее вассальная зависимость от упраздненного государства, ввиду последнего раздела Польши сам курляндский Ландтаг определил в своем постановлении "покориться непосредственно и безусловно империи Российской". Курляндия была инкорпорирована Манифестом от 15 января 1795 г. на "вечные времена".

Западная граница Российской империи была определена несколькими крупными международно-правовыми договорами, закреплявшими за Россией плоды ее внешней политики. В XVIII в. граница с Пруссией (впоследствии Германской империей) и Австро-Венгрией определялась актами, оформлявшими разделы Польши, позднее, в XIX в., устройство Европы после Наполеоновских войн.

Здесь в первую очередь должно назвать Петербургскую конвенцию о демаркации границ (convention de demarcation) от 13 октября 1795 г. Окончательно же русско-прусская (германская) граница была установлена Конвенцией о границах Царства Польского от 30 октября 1817 г., Демаркационным актом 1823 г. и Тарновицким демаркационным актом 1836 г.

Русско-австрийская граница окончательно устанавливалась Демаркационным актом Краковской области 1829 г.; последний акт касался урегулирования русско-австрийской границы в Галиции. Общим правовым основанием, повторим это еще раз, для установления всей западной российской границы явился Венский трактат, урегулировавший состояние Европы после Наполеоновских войн. Согласно ст. 1 этого акта часть бывшего герцогства Варшавского отходила России: "Герцогство Варшавское... соединено с империей Российской (le duche de Varsovie... est reuni a la Empire de Russie). Оно будет связано бесповоротно своим устройством, дабы принадлежать императору Российскому, его наследникам и приемникам навеки".

Юго-западная часть границы Российской империи имела более сложное происхождение в основном благодаря ее 250-летней борьбе с Оттоманской Портой (Турцией). Поворотным пунктом усилий в этом направлении явился Кучук-Кайнаджарский мирный трактат 1774 г., ст. 22 которого гласила: "Обе Империи согласились вовсе уничтожить и предать вечному забвению все прежде бывшие между ними трактаты и конвенции... и никогда никакой претензии на оных не основывать", исключение было сделано для актов, устанавливавших границу в Прикубанье. Однако согласно самому Кучук-Кайнаджарскому мирному договору Россия получала часть Крыма: Керчь, Еникале, Кинбурн; Азов, утерянный, как известно, по результатам Прутского похода Петра 1711 г., вновь возвращался России, Европейская граница с Портой устанавливалась по реке Буг. Наиболее важным в этом договоре было то, что мусульмане России переставали видеть в султане светского владыку, но за ним сохранялся титул владыки духовного. "Султан есть верховный Калиф единоверных с ним татар, но без малейшего предосуждения утверждаемой для них вольности", - читаем в ст. 3 этого договора. Положение султана как духовного главы мусульман (суннитов) России было упразднено особым договором с Портой от 28 декабря 1783 г.

Кучук-Кайнаджарский договор важен еще и тем, что именно он послужил юридическим основанием к вхождению в состав России Крыма в 1783 г., каковой факт Порта была вынуждена признать Ясским мирным трактатом от 29 декабря 1791 г. Этим же договором европейская граница России с Турцией определялась по реке Днестр (ст. 3). Дальнейшее продвижение России в этом направлении было определено уже Бухарестским мирным договором от 16 мая 1812 г., ст. 4 которого устанавливала границу по рекам Дунай и Прут; Адрианопольский трактат 1829 г. более точно регулировал разграничительную линию границы по Дунаю. Необходимо отметить, что неудачная для России Крымская кампания имела своим следствием неблагоприятное перемещение русско-турецкой границы в Европе снова на реку Днестр от устья Дуная, но уже ст. 45 Берлинского трактата 1878 г. (Traite conclu a Berlin) гласила: "Княжество Румыния уступает обратно императору Всероссийскому часть Бессарабской территории, отошедшей от России по Парижскому трактату 1856 года, ограниченною с запада руслом Прута, с юга руслом Киликийского рукава и устьем Старого Стамбула".

На южном, кавказском, направлении Россия постепенно включала в свой imperium orbis земли в следующем порядке. Граница с Турцией довольно долго в продолжение XVIII в. оставалась неизменной по реке Кубань. Данная линия была установлена еще Белградским договором 1739 г., по которому Большая и Малая Кабарда объявлялись буферной зоной между двумя государствами, ст. 21 Кучук-Кайнаджарского и ст. 2 Ясского мирного договоров по-прежнему считали границей между Турцией и Россией реку Кубань. Положение, однако, изменилось, когда в 1801 г. Россия приняла в подданство Грузию (по Манифесту от 18 января 1801 г.), поэтому она вынуждена была оставить прежнюю Кавказскую линию и начать наступление на горцев Западного Кавказа, тревоживших только что приобретенную провинцию. Стоит отметить, что черкесы довольно долго совместно с другими племенами нападали и на границу собственно русских областей. Замирение Западного Кавказа состоялось только в 1864 г. с выселением значительного числа черкесов из пределов России в Турцию.

В 1810 г. к России присоединяется Абхазия, до 1864 г. она управлялась по инвеститурной грамоте от Российского императора местным беем, но после указанной даты там учреждается имперская администрация. К самой Грузии в 1832 г. присоединяются Сванетия и Мингрелия, до этого бывшие вполне самостоятельными государствами.

Непосредственно граница с Турцией в Закавказье была установлена сначала Адрианопольским трактатом от 2 сентября 1829 г., ст. 4 которого впоследствии была уточнена ст. 58 Берлинского трактата 1878 г.: "Блистательная Порта уступает Российской империи в Азии территорию Ардагана, Карса и Батума, с портом последнего, равно как и все территории между прежнею Русско-турецкою границею".

До этого, как мы уже подчеркивали, по Адрианопольскому договору к России отходило все Черноморское побережье Кавказа от устья реки Кубань до порта Св. Николай, фактически до современной северной границы Аджарии (Батумского вилайета). Демаркация на новой русско-турецкой границе, установленной Берлинским договором, была произведена согласно Protocol final 1881 г.

Персидская граница на кавказском направлении начала изменяться с известного похода Петра I в Дагестан. По результатам этого похода в 1723 г. был заключен договор с Персией, по которому к России отходили ханства Дербентское, Кубинское и Бакинское, что в конечном счете означало присоединение Дагестана и Азербайджана (северного) к России. Но в 1732 г. Рештским трактатом все эти земли были возвращены Персии в обмен на значительные торговые и таможенные льготы, согласно Гянджинскому трактату 1735 г. граница между Персией и Россией стала снова проходить по реке Терек.

В 1783 г. устанавливается так называемая Кавказская оборонительная линия по рекам Терек и Кубань для обороны от нападения горских племен Северного Кавказа. Линия включала в себя цепь крепостей, таких, например, как Моздок, Владикавказ, и некоторые другие, из которых составлялись особые оборонительные рубежи, например в 1763 г. на направлении Персидской границы была создана Моздокско-Кизлярская линия, от которой на юг пошло покорение персидской части Кавказа и Закавказья.

Первым этапом движения от Моздокско-Кизлярской линии явился Гюлистанский мирный трактат с Персией 1812 г., ст. 3 которого гласила: "Его Шахское величество в доказательство искренней приязни к Его Величеству Императору Всероссийскому сим торжественно признает как за себя, так и за высоких преемников Персидского престола, принадлежащими в собственности Российской Империи ханства: Карабахское и Гянджинское, обращенное ныне в провинцию под названием Елизаветпольской; также ханства: Шекинское, Ширванское, Дербентское, Кубинское, Бакинское и Талышенское с теми землями сего ханства, кои ныне состоят во власти Российской Империи".

Окончательно закавказская русско-персидская (иранская) граница устанавливается Туркманчайским мирным договором от 10 февраля 1828 г. По этому договору к России переходят ханства Нахичеванское и Эриванское, как гласила ст. 3, "по сю и по ту сторону Аракса". Очень важной была ст. 8 названного договора, фактически вплоть до 1991 г. служившая основанием того, что Каспий считался внутренним морем России: "Относительно же военных судов, как издревле одни военные суда под Российским военным флагом могли иметь плавание на Каспийском море, то по сей причине предоставляется и подтверждается сим и ныне прежнее сие исключительное право, с тем, что, кроме России, никакая другая держава не может иметь на Каспийском море судов военных".

Южные рубежи России в Средней Азии в XVIII в. были довольно неопределенными. Неопределенность эта во многом объяснялась малой заинтересованностью России в своих успехах в Средней Азии, следствием чего была несущественная концентрация усилий на этом направлении. Но когда на западе мы достигаем предела своего могущества и влияния, взор обращается к востоку. При этом, как было совершенно правильно замечено одним наблюдательным иностранцем, "одной из главных причин, заставлявших русское правительство углубляться все больше на материк Азии, служило то, что Россия как благоустроенное государство не могло, конечно, терпеть на своей границе беспокойные разбойничьи элементы, обращавшие в иллюзию самое понятие о твердой государственной границе, без которой государство, однако, существовать не может. Бесконечное поступательное движение России на материке Азии и представляет собою, строго говоря, своего рода погоню за границей" [фон Вартенбург. 1900. С. 25]. Весь XVIII в. и первую четверть XIX в. России приходилось терпеть крайне неспокойных соседей, одним из источников существования которых была работорговля. В связи с этим находили нужным бороться. Наконец, имеет смысл помнить об обостренном соперничестве России и Англии, которая полагала, без малейшего к тому повода, что Россия стремится в Индию, поэтому старалась натравливать среднеазиатских "владык" на российские пограничные области. Соответственно, слабая, но все же точка опоры в отношениях между Россией и Англией появилась в 1869 г., когда князь Горчаков и лорд Гренвилль достигли соглашения относительно Афганистана: эта страна объявлялась буферным государством между русскими и английскими владениями. Это нелишне помнить, поскольку в советское время бытовал тезис о колониальной сущности захватов русского царизма в Средней Азии. Но непрепарированные статистические данные свидетельствуют о том, что товарооборот между Россией и Средней Азией после русского завоевания существенно снизился, тогда как по логике господ марксистов он должен был бы возрасти. В целом позднее расходы на содержание русской администрации в крае не окупались - факт, признанный даже советской историографией. Кроме того, практически забывают, что естественный на тот момент ресурс Средней Азии - хлопок - не был востребован русской текстильной промышленностью; исторически она работала на североамериканском сырье. Объяснение этому простое - среднеазиатский хлопок крайне низкого качества. В годы Второй мировой войны в Советском Союзе из него даже отказались делать порох, а использовали целлюлозу, полученную из древесины. В годы Первой мировой целлюлозу получали из Швеции и Англии!

Покорение Средней Азии было достаточно долгим. Под давлением джунгар (совр. уйгуры) в первой четверти XVIII в. к южноуральским степям откочевали орды киргиз-кайсаков (тогда казахи и киргизы составляли одно племенное объединение), которые не замедлили вступить в пограничное столкновение с российскими башкирами. Уже тогда киргиз-кайсаки составляли три крупных племенных образования, орд, или жузов по-казахски: Кичи орда (Малая орда), Урта орда (Средняя орда) и Улу орда (Большая орда). Каждый жуз имел общеплеменного хана, ставка на власть которого существенно подвела правительство России, старавшегося у вновь обретенных соседей найти соответствие собственным политическим взглядам, что выливалось в поддержку монархии там, где она была изжита более архаичными порядками. По этому поводу совершенно верно писал генерал-лейтенант М.А. Терентьев, непосредственный участник покорения Азии: "Более ста лет мы пытались, и вполне бесплодно, удерживать киргиз в повиновении при посредстве их ханов, насильно подчиняя этим ханам даже те отдельные роды, которые предпочитали управляться выборными ими самими батырями, выдвинувшимися из рядов черной кости благодаря только личным качествам, а не по наследству. Чтобы укоренить у киргизов понятие о важности ханского звания и наследственности ее, мы нарочно преувеличивали значение ханов, устраивали им нечто вроде коронации, кланялись этим глупым дикарям, осыпали их подарками, снабжали их гвардией из казаков и строго наказывали их подданных за непочтение и неповиновение" [Терентьев. 1906. 1 : 91].

Малая орда номинально признала подданство России в 1732 г., ее управлением, кстати, до XIX в. ведала Коллегия иностранных дел, потом МИД. Что же касается Средней и Большой орды, то Средняя принесла присягу на подданство в 1737 г., но в 1757 г. попала снова под влияние джунгар, которые к тому времени сами были покорены китайцами (Цинской империей). Именно в это время из Синцзяна (китайский Туркестан) идет заселение манчжурами долины реки Или, туда переселяют и часть самих джунгар - таранчи. Большая орда до 1787 г. кочевала совершенно независимо, но с указанной даты начала дробиться на части, которые постепенно, вплоть до 1819 г. входили в подданство России. Стоит тем не менее отметить, что по крайней мере в 1818, 1827 и 1829 гг. отдельные орды Большого жуза пытались прорваться через Уральскую пограничную линию с целью грабежа, но всякий раз были побиваемы казаками и башкирами. Прочное административное управление начинает устанавливаться у казахов только с 1822 г., со времени известной реформы управления Сибирью графом М.М. Сперанским.

Наученные горьким опытом похода генерала Перовского на Хиву (Хивинское ханство), русские использовали хорошо зарекомендовавшую себя на Кавказе систему пограничных укрепленных линий при движении в глубь среднеазиатских пустынь. Движение началось с конца 1840-х гг. с двух направлений: с Эмбы на Аральское море и через него вниз по Сырдарье, ввиду чего в 1847 г. приступом была взята крепость Ак Мечеть (позднее Перовск, ныне Кзыл-Орда); и из Семиречья, от верховий Иртыша через кольцо крепостей: Омск, Петропавловск, Семипалатинск и др. по Заилийскому Алатау, где уже в 1854 г. основывается крепость Верный (ныне Алма-Ата). Соответственно, две образованные таким движением линии - Сырдарьинская и Новококандская - пересекаются в Ташкенте, который взят приступом в 1865 г. от Кокандского ханства. В 1866 г. подчиняется Ходжент, Нау, Зачирчикская область и ряд других. Столь успешное продвижение вызывает в Бухарском ханстве желание противодействовать русским усилиям, но в 1868 г. поход эмира Музаффара заканчивается его полным разгромом, Бухара теряет Самарканд и подписывает с Россией мирный договор. 28 сентября 1873 г. между Россией и Бухарой заключается новый договор, которым над последней устанавливается протекторат, но de iure в состав Всероссийской империи это ханство так и не вошло. Границы Бухары с Афганистаном устанавливаются особым соглашением 1895 г. Кокандское ханство же окончательно упраздняется в 1876 г., после подавления очередного антирусского восстания. Из ханства образуется особая Ферганская область в указанном же году.

Хивинское ханство окончательно покоряется войскам генерал-адъютанта К.П. фон Кауфмана I.

Согласно первому мирному условию "Сеид-Мухамед-Рахим-Богадур-Хан признает себя покорным слугою Императора Всероссийского". Характер отношений, таким образом, первоначально устанавливается также в виде протектората, далее в этом же условии читаем: "Он отказывается от всяких непосредственных других сношений с соседними владетелями и ханами и от заключения с ними каких-либо торговых и других договоров без ведома и разрешения высшей русской власти в Средней Азии и не предпринимает никаких военных действий против них". В покоренной Хиве, как это было во всех среднеазиатских "государствах", России пришлось начать управление с уничтожения работорговли.

Так, семнадцатое мирное условие гласило: "Объявление Сеид-Мухамед-Рахим-Богадур-Хана, обнародованное 12 числа минувшего июня об освобождении всех невольников в Ханстве и об уничтожении на вечные времена рабства и торга людьми, остается в полной силе и Ханское правительство обязуется всеми зависящими от него мерами следить за строгим и добросовестным исполнением этого дела". Хива также не была инкорпорирована в состав Империи, за исключением отдельных ее земель, присоединенных частью к Закаспийскому краю, частью к Туркестанскому генерал-губернаторству. До 1917 г. это среднеазиатское "государство" продолжало существовать на началах протектората России и вошло в состав уже РСФСР после революции 1917 г.

Покорение Хивинского ханства открыло дорогу замирению племен туркмен-йомудов и текинцев, промышлявших на жизнь обычным по условиям того времени грабежом караванов и работорговлей.

Текинская экспедиция началась в 1879 г. и закончилась в 1881 г. Успех русского оружия способствовал добровольному присоединению к образованной из покоренных земель Закаспийской области в 1884 г. Мерва и Серахского оазиса. Однако закаспийская граница с Персией была установлена специальной конвенцией от 9 декабря 1881 г., ст. 1 которой подробно определяла фактически современную границу Туркмении с Ираном.

Закаспийская граница с Афганистаном была установлена после известного Кушского инцидента с афганцами на одноименной реке, в связи с чем Россия присоединила к себе Пендинский оазис.

Установление границы России с Афганистаном затруднялось, с одной стороны, тем, что Афганистан в значительной степени граничил с Бухарским ханством, а напрямую с Россией только в Припамирье и Закаспии, с другой - сам Афганистан в это время находился под протекторатом Англии, ввиду чего разграничение русско-афганской границы на Кушке стало возможным в 1886 г., а в Припамирье только в 1896 г.

Памир заинтересовал Россию из-за необходимости контроля над летними пастбищами киргизов, кроме того, Памир был составной частью Кокандского ханства и поэтому юридически при присоединении Коканда к России в 1875 г. он должен был отойти к России. Решение о присоединении Памира к Российской империи осложнилось тем, что эта область является крайне важной геополитической и стратегической точкой мiра (не случайно Памир называют "крышей мiра"), он одновременно соседствует с Китаем, Афганистаном и Индией, что вызывало противодействие со стороны старого империалистического хищника - Англии. Англичан беспокоило то, что из Памира, как они сами признавались, "кое-какие перевалы прямо ведут в долину реки Инд". Этой обеспокоенностью англичан объясняется появление странного аппендикса (Ваханского коридора), соединяющего северо-западный угол границы современного Афганистана с северо-восточным углом границы современного Пакистана.

Поэтому реальная работа по демаркации российских владений в Памире стала возможной только в 1895 г., когда была образована смешанная комиссия по делимитации памирской границы (Commissionpour la demilitation Russo-Afghan aux Pamirs).

Среднеазиатская граница Российской империи с Китаем была определена на Памире в 1893 г., Кашгарский отрезок этой границы определен был еще в 1876 г. Что же касается довольно протяженного Илийского участка границы, то, как известно, Джунгария (Синцзян) была занята русскими войсками в 1871 г. ввиду восстания джунгар (уйгур) против китайского владычества, в связи с чем, разумеется, уйгуры, разделавшись с китайцами, стали нападать на кочевья киргизов, нарушая имперскую границу.

Дайцинское правительство было не в состоянии принять меры к замирению джунгар, поэтому в указанному г. Россия оккупировала Синцзян с одной только целью - обезопасить свои заилийские владения. Десять лет спустя Китай почувствовал себя в силе гарантировать России спокойствие своих подданных в Джунгарии и Кашгарии, в связи с чем после непродолжительных переговоров дайцинское правительство уплатило России расходы по поддержанию порядка в Синцзяне за время его оккупации Россией, кроме того, как гласила ст. 7 договора от 12 февраля 1881 г., "западная часть Илийского края присоединяется к России для поселения в оной тех жителей этого края, которые примут российское подданство и вследствие этого должны будут покинуть земли, которыми владели там".

Данный факт, кстати, послужил уже упоминавшемуся графу Йорку фон Вартенбургу доказательством того, что Россия не имела экспансионистских планов и не исповедовала агрессивную внешнюю политику. Надо заметить, данный договор вместе с Пекинским договором 1860 г. и дополнительным Чугучакским протоколом 1864 г. окончательно устанавливал российскую западную границу с Китаем. Далее русско-китайская граница шла по линии, обозначенной еще Нерчинским договором 1689 г. По этому договору граница России с Китаем прошла по реке Аргунь, от Амура пришлось временно отказаться, что, по мнению Г.В. Вернадского, имело впоследствии катастрофические результаты для дела русского освоения Северной Америки. Данный вывод историка подтверждается и более ранним свидетельством (восходящим к 1846 г.): "Быть может, что если бы Албазин и река Амур остались в российском владении, теперь развилась бы навигация с Охотским и Камчатским краем, с Америкой, с Японскими и Курильскими островами и даже с Пекином и китайскими приморскими губерниями" (Историческая записка. 1875. С. 10). Основная вина за это лежит на боярине Головине, обманутом иезуитами, но в оправдание московского дипломата, думается, можно сослаться на то, что "боярин Головин употребил уловку, не поставив межевых маяков и Удской край оставив неразграниченным до благоприятных, как сказано в договоре, обстоятельств. Этого мало: боярин Головин, поставленный в необходимость уступить китайцам Албазинский острог, сжечь и срыть его укрепления, выговорил замысловатую клятву от китайских уполномоченных, чтоб на месте Албазина китайское правительство строений не заводило, - все это показывает, - заключает тот же автор, - что боярин Головин чрезвычайно заботился о будущих благоприятных обстоятельствах и вместе с тем дал почувствовать китайским уполномоченным права российского государства на места, им уступленные как бы под их только присмотр" (Там же. С. 10 - 11). Формально - condominium.

Линия китайско-российской границы была уточнена Буринским (Кяхтинским) трактатом 1727 г.

Правда, понятие уточнения границы, как выяснилось столетием позже, оказалось неверным. Оказалось, что действительная граница должна была пройти на сотни верст к югу, в Урянханском крае, как отметил Э.Н. Бередтс, "стране единственной в мiре по обилию золота" [Бередтс. 1911. С. 6]. Таким образом, от Алтая через Саяны и до Аргуни была установлена практически нынешняя граница с Монголией; исключение составляет Тувинский округ, присоединившийся к России уже в советское время. Айгунский договор от 16 мая 1858 г. в ст. 1 определял: "Левый берег реки Амура, начиная от реки Аргуни до морского устья реки Амур, да будет владением Российского государства, а правый берег, считая вниз по течению реки Уссури, владением Дайцинского государства; от реки Уссури далее до моря находящиеся места и земли впредь до определения по сим местам границы между двумя государствами, как ныне, да будут в общем владении Дайцинского и Российского государств". Приморье, как видим, пока еще не входило в состав Российской империи. Наконец, Пекинским договором от 2 ноября 1860 г. в ст. 1 определялось: "Восточная граница между двумя Государствами, начиная от слияния реки Шилки и Аргуни, пойдет вниз по течению реки Амура до места слияния сей последней с рекою Уссури", а далее вниз по рекам Сунгач, Тур (Бэлэнхэ), Хуньчунь (Хубту). Самое главное здесь заключалось в том, что крайняя точка новой границы на востоке между Россией и Китаем устанавливалась по реке Ту-мынь-дзян, оставляя за Россией все Приморье. Последний протокол о делимитации русско-китайской границы в имперскую эпоху был подписан в 1915 г. Забегая вперед, заметим, что эта линия просуществовала практически неизменной до 90-х гг. прошлого столетия.

С Японией рубежи России довольно долгое время не поддавались вообще никакому определению из-за политики изоляционизма, проводимой правительством этой страны до 1854 г. В 1855 г. Россия подписала с Японией Симодский торговый трактат, согласно ст. 2 которого граница устанавливалась между островами Итуруп и Уруп. Фактически речь шла только о разграничении российских владений на Курильской островной гряде. Вопрос о Сахалине, или Карафуто, как его называют японцы, в данном трактате разрешен не был; в дальнейшем японцы стали выдвигать претензии и на этот счет. Поэтому в 1875 г. Россия и Япония подписали Петербургский трактат о размене острова Сахалин на гряду Курильских островов. Основанием подобного соглашения явилась исключительно добрая воля России, ибо задолго до этой даты права России на Сахалин и на Курилы никто не подвергал сомнению; во всяком случае с 1795 г. эти острова были отданы правительством в концессионную разработку знаменитой Русско-американской компании. Согласно ст. 1 трактата от 25 апреля 1875 г. пограничная черта между двумя империями стала в одной точке проходить через пролив Лаперуза, а согласно ст. 2 - в другом пункте через пролив "между мысом Лопаткою полуострова Камчатки и островом Шумшу". В таком виде граница продержалась до 1905 г., в этом году был заключен несчастный Портсмуский мирный договор между Россией и Японией, согласно которому появилась сухопутная граница между Россией и Японией по 50 градусов северной широты, делившая Сахалин на северную - российскую - и южную - японскую - части. Последствия Русско-японской войны, как известно, были исправлены только в советское время.

Наконец, имеет смысл сказать несколько слов о бывших североамериканских владениях Российской империи, с которыми той пришлось расстаться по договору с США в 1867 г. Как известно, североамериканский берег около 50 градусов 50' северной широты был открыт в 1733 г. экспедицией Витуса Беринга. В последующем на американском континенте шаги России имели следующие вехи. В 1743 г. начинается регулярное посещение с промысловыми целями Алеутских островов и Аляски. В 1763 г. купец Андриан Толстых приводит алеутов в подданство Российской империи, что подтверждается именным указом императрицы Екатерины II от 2 марта 1766 г. В 1783 г. учреждается компания Шелехова, которая получает на 10 лет привилегию эксплуатировать природные богатства Аляски, в следующем г. закладывается первое постоянное поселение на острове Кадьяк, наконец, в 1797 г. из компании Шелехова и нескольких предприятий других русских купцов и промышленников учреждается Русско-американская компания. Важно отметить, что в 1802 г. акционерами этой компании становятся сам император Александр I, его брат - великий князь Константин Павлович, императрица Елизавета, супруга Александра I и мать императора - императрица Мария Федоровна.

В 1812 г. Компания собственными силами осваивает часть Северной Калифорнии, где строит укрепление Росс. Испания, в чьем владении тогда находилось тихоокеанское побережье Северной Америки, не смогла серьезно противодействовать планам России. Однако в 1847 г. форт Росс пришлось оставить ввиду экономической нецелесообразности поселения, с самого начала калифорнийские владения по замыслу Компании должны были служить главной продовольственной базой Аляски, но климат Калифорнии не подошел традиционным сельскохозяйственным культурам России.

В период с 1817 по 1819 г. в подданство России входили Сандвичевы острова и Гавайи. Однако конкуренция англичан и американцев вынудила ее оттуда уйти.

16 марта 1825 г. между Россией и Великобританией была заключена Конвенция о разграничении владений обеих держав в Северной Америке, ст. 3 данной Конвенции устанавливала следующую границу: "От южной конечности острова принц Валийский, каковая точка находится под 54 градусов 40' сев. шир. и между 131 градусов и 133 градусов зап. долг. (считая от Гринвича), вышесказанная черта протянется к северу вдоль по проливу, называемому Портландский канал, до той точки твердой земли, где она касается 56 градусов сев. шир. Отсюда черта разграничения последует по хребту гор, простирающихся в параллельном направлении с берегом до точки пересечения на 141 градусов зап. долг. (от того же Гринвичского меридиана), и, наконец, от сей точки пересечения также меридиональная линия 141 градусов составит в своем продолжении до Ледовитого моря границу между Российскими и Великобританскими владениями на твердой земле Северо-Западной Америки".

К сожалению, Аляску Россия продала Северо-Американским Соединенным Штатам в 1867 г. По иронии судьбы Сенат этой страны не хотел довольно долго ратифицировать договор, сенаторы недоумевали, зачем Штатам какой-то "ледяной ящик" (ice box), как тогда называли Аляску, но увещевания госсекретаря У. Сьюарда взяли вверх. Для России этот договор был крайне невыгоден.

Кроме того, до сих пор точно не известно, дошли ли те 7,5 млн. долл., которые заплатили американцы за Аляску, до русского казначейства. Но "нет худа без добра". Именно этот договор подвел определенную правовую базу под права России на все земли, лежащие в Северно-Ледовитом океане за 169 градусов западной долготы, по которому, если взглянуть на современную карту, начиная от Берингова пролива к Северному полюсу проведена секторальная линия российских владений в Арктике.

Впервые сектор в этой части света был определен также во времена Империи - нотой Министра иностранных дел Б.В. Штюрмера от 29 сентября 1916 г. В этом документе "Le Gouvernement imperial de Russiej'ai l'honneur de notifier" территорией Российской империи признавались все "как открытые, так и могущие быть открытыми в дальнейшем земли и острова" в пределах пространства, отграниченного 169 градусов западной долготы и 32 градуса восточной долготы до Северного полюса как "составляющие продолжение материковых владений" Империи в Сибири.

И последнее замечание, граница территориальных вод России сначала подчинялась общему принципу, выработанному в начале XVIII в.: Potestas terrae ftnitur, ubi finitur armorum vis, т.е. определялась техническим совершенством оружия, но специальным законом, принятым III Государственной Думой 10 декабря 1909 г., с 1 января 1910 г. Россия вводила 12-мильную таможенную зону в прибрежных водах. До этого мы имели пример, когда именным указом императора Александра I в 1821 г. в Беринговом море устанавливалась 100-мильная (английских миль) таможенная зона территориальных вод. Однако режим морских вод в международном праве не поддается односторонним определениям государств, именно в этом вопросе требовалась всегда определенная доля согласованных усилий. Поэтому в то время говорить об окончательно установленной ширине территориального моря (таможенная граница России вызвала резкое возражение со стороны Англии) не приходится, поскольку пространственный предел суверенных прав прибрежного государства на прибрежные же воды установлен был только в 1958 г. но мы можем, очевидно, говорить, что 12-мильная зона территориального моря является обычноправовой нормой русского права.

Правовые формы территориальных приращений Российской империи.

Этот вопрос тесно смыкается с проблемой регулирования статуса территории в международном праве. Причем особенность настоящего учебника требует применения критерия историзма, т.е. ставит общее требование рассматривать правовые формы приращений с точки зрения того временного состояния права, когда эти приращения были сделаны. Принцип, известный в международном праве как "принцип интемпоральности права". Современное международное право сильно заидеологизировано и как следствие этого содержит целый ряд двусмысленных принципов. Порождением своеобразных двойных стандартов, особенно в литературе советского периода, было и то, что в ней либо не рассматривались юридические основания создания великой державы, либо лицемерно называли их "русским империализмом" или "великодержавным шовинизмом русского царизма", западные же аналоги подобных "исследований" строились и строятся на пещерном виде русофобии.

Но мы готовы принять и этот тезис! В юридическом контексте он будет иметь форму animo domini - духа, стремления удерживать собственное жизненное пространство, в том числе и вооруженной рукой.

Однако в международном праве указанный принцип имеет и второе значение: намерение не просто удерживать территорию, но и инкорпорировать ее в общее пространство государства, распространить на него свою высшую власть, одним словом, превратить этот участок земной суши в единую и неделимую часть государства. В то же самое время необходимо отдавать себе отчет в том, что animo domini, являясь общей целью, даже идеей, выражающей сущность государственной власти по отношению к занимаемому пространству, представляет собой общее правовое основание владения, causa possessionis к удержанию во власти государства собственной территории, т.е., говоря иначе, без великодержавия нет и не может быть самого государства; великодержавие есть принцип государственного права, определяющего скелет государственной власти, ту ее основу, на которой она только и может существовать. Наконец, последнее замечание в данном ряду размышлений. Описанный выше принцип сообщает правовой характер конкретным действиям не только по удержанию, но в первую очередь по приобретению или приращению государственной территории.

Подводя итог, можно выделить следующие правовые формы приращения территории Российской империи.

Наиболее часто употребимой была, конечно же, форма уступки России части территории, входившей в состав другого государства. Такую форму в международном праве принято называть цессией (cessio), понимая под ней договорную уступку или передачу части территории. Сразу же надо заметить, что такой способ приобретения территории часто определяется как производный, в отличие, например, от прямых способов приобретения.

Выше было указано довольно много примеров международно-правовых сделок, правоприобретателем по которым выступала Россия. Правовым основанием к цессии как общему производному способу приобретения территории следует считать несколько видов правоотношений сложных составов. Так, в первую очередь различают завоевания (debellatio), примеров в отечественной истории множество: покорение Кавказа, Финляндии, Прибалтики и др. Далее, можно указать и на такое основание, как размен (permutaio) территорий, в истории Российской империи подобные случаи были, например, в 1875 г. Россия разменяла с Японией Курилы на Сахалин, в 1878 г. Россия разменяла с Румынией Добруджу на Бессарабию. Такой распространенный в древности способ приобретения территории, как захват (occupatio), принято понимать как захват ничейной территории (terra nullis).

Надо отметить, что в таком своем виде оккупация является уже прямым способом приобретения территории и ее необходимо отличать от производных форм завладения.

Однако оккупация иногда может быть и производным способом, и в таком своем виде она будет основанием для цессии. Так, в истории Российской империи, как и во времена Московского царства, можно наблюдать примеры захвата (occupatio) территории, ранее принадлежавшей другим государствам, т.е. это захват не terra nullis. Основанием к подобному завладению может быть желание населения данной территории присоединиться к России; наиболее яркий пример - это присоединение Грузии. Другой пример - когда государство прекращает свое существование ввиду отсутствия в нем намерения к продолжению собственного огосударствленного существования. Здесь наглядный пример демонстрирует Польша.

Довольно редким основанием к возникновению верховных прав для Российской империи на ту или иную территорию следует считать факт кондоминиума, т.е. совместного владения с другим государством частью земного пространства. Например, кондоминиум России и Китая на Синьцзян до его дереликции Китаю. Напомним, что под дереликцией понимают оставление территории с одновременным или позднее выраженным решением окончательного отказа от права на территорию. Кондоминиум на Синьцзян в период с 1871 по 1881 г. заключался в том, что верховные суверенные права на него оставались за Китаем, а реальное владение - за Россией.

Наконец, можно указать на еще одно производное основание к уступке территории, имевшее место в русской истории. Очень часто претензия государства на ту или иную территорию обусловлена тем, что оспариваемая область является своего рода географическим продолжением владений данного государства. Нередко такие территории называют Hinterland (букв. "внутренние области", "задние земли"). В истории России было всего два случая приобретения территории именно через такое основание: (1) в 1809 г. так были приобретены Аландские острова; ч. 2 ст. 5 Фридрихсгамского мирного трактата гласила: "В равном расстоянии от берегов ближайшие острова к твердой земле Аландской (de la terre-ferme d'Aland) и Финляндской будут принадлежать России, а прилежащие к берегам Швеции будут принадлежать Ей"; (2) в 1916 г. Россия объявила продолжением Сибирского плато все острова и земли как открытые, так и могущие быть открытыми в будущем в определенном секторе Северного Ледовитого океана. Необходимо заметить, что Аландские острова попали под действие принципа внутренних областей потому, что во время зимы между ними и Финляндией образуется регулярное сообщение по льду Ботнического залива, во всяком случае именно этот факт послужил русским представителям на переговорах со Швецией предлогом присоединения Аландов к Великому княжеству Финляндскому. Интересно и то, что паковый лед в самом северном океане Земли также может служить до сих пор аргументом в пользу прав России в арктическом секторе.

Известный в международном праве принцип давностного владения (usucapio) территорией к России, по всей видимости, может быть применен в качестве своеобразной causa remota, послужившей основанием к отвоеванию ранее принадлежавших России земель. В данном случае он должен пониматься не совсем буквально.

Непроизводные или прямые основания к приобретению территории имели также место в истории Империи. Выше мы уже вскользь касались этой проблемы; здесь же хотим обратить внимание на то, что occupatio как непроизводное основание к территориальному завладению может быть применена к североамериканским владениям России и к Приморью. Поскольку вопрос об Аляске в настоящий момент утратил свое значение, то, очевидно, следует более подробно остановиться только на основании завладения Россией Приморьем.

До включения последнего в состав Российской империи, как известно, оно находилось в кондоминиуме России и Циньской империи. Но на практике кондоминиума не получилось, он так и не был реализован; поскольку со стороны Китая в этом сложном правоотношении как раз отсутствовали какие-либо признаки animo domini, то, следовательно, нельзя принять кондоминиум Приморья в качестве значимого правового основания к его завладению. В силу этого правовое основание к завладению Россией Приморьем состоялось в качестве оккупации ничейной земли. Статья 1 Айгунского договора 1858 г. гласила об общем владении Дайцинского и Российского государства, ст. 9 этого же трактата одновременно предполагала возможность пересмотра условий о совместном владении на основании фактической невозможности осуществления кондоминиума, предполагая объект неосуществленного совместного владения terra nullis: "Неопределенные части границ между Китаем и Россиею будут без отлагательства исследованы на местах доверенными лицами от обоих Правительств, и заключенное ими условие о граничной черте составит дополнительную статью к настоящему трактату".

Именно на эту статью Айгунского договора ссылается ст. 1 Пекинского 1860 г. договора, совершенно ничего уже не говоря о каком-то кондоминиуме.

Непременным условием действенности оккупации в качестве производного или прямого основания к завладению является ее реальный и действительный характер появления уже не раз упоминавшейся нами animo domini оккупирующего государства. В международном праве этот принцип довольно долго существовал в форме обычая (usus), однако в 1885 г. он был, так сказать, кодифицирован в ст. 35 Заключительного акта Берлинской африканской конференции, называемого еще иногда Договором о Конго.

Формой описанных выше правовых оснований с внешней стороны были международные договоры, как двусторонние, так и многосторонние (пример последнего - Венский акт 1815 г., Берлинский акт 1878 г. и др.), которыми обеспечивалась передача России прав верховного суверенитета на новые территории.

Другой внешней формой можно назвать нотификацию в качестве способа одностороннего письменного уведомления других государств о состоявшемся вступлении в верховные права на новую территорию.

Данный способ оформления прав на приращенную территорию был кодифицирован в международном праве ст. 34 уже упоминавшегося Договора о Конго 1885 г. До этого момента роль нотификации выполняли торжественные миссии или посольства, направляемые в соседние государства с целью уведомления о состоявшемся приращении.

Внутренняя сторона актов, регулировавших приращение территории, заключается во введении ее в corpus государства посредством акта внутреннего законодательства. Такой акт получил название инкорпорационного от названия самой процедуры - incorporatio - и содержит в себе две составляющие в виде специальных правовых целей (ratio), которые он преследует: первая - регулирование пространственного объекта инкорпорируемой территории, что может выражаться, например, в установлении новой административной системы управления присоединенной территории; вторая - регулирование положения или правовой связи населения вновь приобретенной территории с государством-инкорпорантом, что чаще всего выражается в факте приема в подданство населения приращенной области. В идеале необходимо, чтобы инкорпорационный акт содержал не менее двух только что отмеченных моментов.

В России, надо заметить, подобные действия оформлялись соответствующими актами: манифестами о присоединении приобретенной территории к Империи и торжественной присягой населения на верность Всероссийскому императору. Однако поскольку форма правления Империи была монархической, то особое значение для государственного единства и суверенитета имел титул русского царя.

Титул императора как форма инкорпорации и форма государственного единства Российской империи.

Право на титул, сам титул в общем смысле издавна служили одним из важнейших видов государственных прав, удостоверяющих фактическое состояние дел либо серьезную претензию на то, чтобы изменить это фактическое состояние. Например, знаменитая Столетняя война (1337 - 1453) между Англией и Францией велась как раз из-за права на титул короля Франции, а не исключительно из-за узкоклассовых интересов господствующего слоя феодалов, что обычно ранее выставлялось в качестве непременного условия развития истории, согласно догмам исторического материализма.

Титул с юридической точки зрения представляет собой символ права на ту или иную вещь, причем под вещью можно понимать достаточно широкий круг объектов: от участка земли до государства in corpore включительно. Титул, таким образом, не представляет собой непосредственно право, но только указывает на него, говорит о его существовании; это, если угодно, имя права, того конкретного правомочия, в силу которого вещь принадлежит так называемому титульному лицу. Titulus, таким образом, становится равным causa, а раз так, то и необходимой частью права. Титул, будучи применимым в качестве символа права на государственную территорию, в монархиях будет иметь частноправовую окраску, но не природу. В частности, это будет выражаться в форме юридической конструкции монарха - собственника государства, однако эта частноправовая конструкция будет иметь публично-правовое отражение в том, что вещное право монарха реализуется как публичное право, как суверенитет, где сам монарх не частное лицо, а суверен - символ публичности государства, т.е. публичной власти в общем смысле. Титул монарха, таким образом, указывает на факт политического властвования (imperium) по форме владения (dominium).

Юридически в России титул Императора относился к так называемым преимуществам верховной власти, каковые вместе с правами верховной власти составляли суть государственной власти Империи.

Именно лицо, обладавшее верховной властью, было выразителем внешнего и внутреннего единства государства, буквально же - носителем титула, соединяло элементы государства в одно целое: власть, население, территорию. Титул как преимущество верховной власти Империи, таким образом, становится выражением, знаком государственного единства. В силу своей природы титул при этом может указывать общее основание государственной власти в данной стране: "Король, Божией Милостью" или, например, как звучал титул некоторых королей варваров: cum consensus populi; настоящей эклектикой веяло, к примеру, от титула императора Наполеона III: par la grace de Dieu et la volonte dupeuple. Наконец, в России эта часть титула звучала как "Божиею поспешествующей милостью, Мы, NN, Император" (ст. 37 Осн. гос. зак. изд. 1892 г.; ср. ст. 59 Св. осн. гос. зак. изд. 1906 г.).

Далее, титул монарха может указывать на связь его с подданными, народом, подчиняющимся его верховной власти, суверенитету. Данная правовая связь монарха с подданными выражается, как правило, в именовании его монархом определенной страны в общем собирательном ее определении.

Например: "Я, дон Хуан Карлос I, Король Испании" (преамбула Конституции Испании 1978 г.) или: "Мы, имярек, Король Нидерландов" (ст. 81 из статей Конституции 1972 г., временно остающихся в силе); как видим, эта часть титула действует даже в современных конституционных монархиях, хотя догма современной конституционности низвела монарха до роли простого уполномоченного народом-нацией лица. Впрочем, в Уставе о престолонаследии от 1810 г. Королевства Швеции эта сторона титула обозначена непосредственным указанием на subject'd imperium'a монарха: "Мы, Карл, Божией милостью Король шведов, готов и вендов и пр., и пр., и пр.". В России эта часть титула выражалась словосочетанием "Император Всероссийский" - последнее было официальным наименованием Государя.

Наконец, что важно в данный момент - это обозначение в титуле территориального предела (круга) власти монарха. Например, весьма удачный образец: "Мы, Франц-Иосиф I, милостью Божией и пр. в качестве наследственного и апостолического короля Венгрии и связанных с нею стран" (Закон II 1867 г. о жаловании привилегий Венгрии), причем выражение "связанных с нею стран" можно расшифровать при помощи титулатуры непосредственно венгерского короля: "Во имя Единой, Святой и Нераздельной Троицы, Андрей, милостью Божией наследственный король Венгрии, Далмации, Кроации, Рома, Сервии, Галиции и Лодомерии" (Золотая Булла 1222 г.); наконец, можно привести и совсем простой пример: "Генрих, милостью Божией Король Англии и пр." (Великая хартия Генриха III 1225 г.). Таким образом, общий титул монарха состоит из нескольких важных частей, указывающих, каждая в своем роде, на определенные объекты публично-правового властвования, но будучи сосредоточены в одном лице, в одном титуле, все эти три элемента тем самым являются обозначением единства государства, единства государственной власти, территории и населения.

Итак, территориальный титул Всероссийского императора, согласно ст. 37 (59) Осн. гос. зак., был следующим: "Божиею поспешествующею милостью Мы, NN, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсониса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и Великий князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новгорода низовския земли, Черниговский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский, и всея северныя страны Повелитель; и Государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли и области Арменския; Черкасских и Горских князей и иных Наследный государь и Обладатель; Государь Туркестанский; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голстинский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский, и прочая, и прочая, и прочая".

Последняя часть общего территориального титула Императора, начиная со слов "Наследник Норвежский", правда, уже не отражала реальности, поскольку в 1773 г. Россия произвела размен Шлезвиг-Гольштейнского герцогства с Данией на графства Ольденбург и Дельменгорст. Связано это было с тем, что русский император Петр III по рождению был герцогом Гольштейнским, но по материнской линии связан был с Романовыми (он приходился внуком Петру I, а по отцовской линии он был внучатым племянником Карла XII - так исторические противники примирились в своем потомстве!). В указанный год произошел размен, поскольку Павел, тогда великий князь, цесаревич и наследник российского престола, наследовал своему отцу герцогство Гольштейнское. Графства Ольденбург и Дельменгорст тогда же передали родственнику Петра III - принцу Фридриху Августу Гольштейн-Готторпскому, но титул указанных владений был оставлен за Русским Императорским Домом в качестве почетной части его титулатуры.

Необходимо заметить, что ст. 38 (60) Осн. гос. зак. вводила понятие сокращенного и краткого титула, по силе, впрочем, равного полному. Дополнительным источником регулирования круга территориального властвования русского монарха следует признать ст. 39 (61) Осн. гос. зак., где приведено описание российского государственного герба, изображенного соответственно на большой, средней и малой государственных печатях.

Наконец, после конституционных реформ 1905 - 1906 гг. российские основные государственные законы получили новое содержание и структуру, в частности первый раздел их был совершенно изменен и посвящался теперь вопросам государственного единства. Напомним, ст. 1 Осн. гос. зак. изд. 1906 г. гласила: "Государство Российское едино и нераздельно".

Наконец, на государственное единство, нераздельность территории Империи указывали достаточно ясно и четко манифесты о кончине и вступлении на престол российских монархов. В этих актах наиболее часто употребимой формулой, практически ставшей со временем conditia sine qua non, были слова о "прародительском престоле и нерасторжимых с ним престолах владений Российских".

Фактически это ясная юридическая формула, говорящая, что единство России коренится в ее монархе, последнее не понимали деятели февраля 1917 г., ложно понадеявшись, что лозунгами смогут удержать народы в едином, но уже обезглавленном теле Империи.

Административно-территориальное деление Российской империи.

Основой административной системы еще старого Московского царства были довольно пестрые образования, появление которых было обусловлено сложной историей самого государства. Надо заметить, что, несмотря на учредительный характер реформ государственного управления, как их верно назвал академик М.М. Богословский, в период империи мы довольно долго можем наблюдать существование старых территориальных единиц наравне с новыми [Богословский. 1902. С. 2 - 3]. Так, довольно долго существуют городовые области, новые же округа, введенные реформой, часто включают в себя прежние, как бы строятся на их основании. Именно как бы, поскольку содержание старых территориальных образований при Петре и его преемниках подвергается все же определенному изменению (впрочем, нельзя сказать, что радикальному).

Изменения были характерны и для вновь образованных административных единиц.

Впоследствии количество губерний остановилось на отметке 50. Изменения коснулись также и самих губернских учреждений, так, если по ст. 1 Уч. губ. 1775 г. губерния должна была содержать "от трех до четырех сот тысяч душ", то в начале прошлого века на каждую губернию приходилось уже в среднем до 1,5 млн. жителей.

Помимо общего административного деления Российской империи учреждались и специальные деления - края, области, наместничества, генерал-губернаторства - для особого управления, главной целью которого могла быть как унификация общего управления местности с целью приобщения ее к общеимперскому порядку, так и придание данной области особого управления, отличного от общеимперского, потому что особый порядок управления является привилегией жителей, дарованной им от верховной власти. Наиболее яркий пример последнего административно-территориального деления можно видеть в области Всевеликого войска Донского. Особняком здесь стоят отдельные провинции Империи, чей статус и управление выделяются из общего ряда специальных областей. Это Великое княжество Финляндское и Царство Польское, последнее, впрочем, после 1864 г. утратило окончательно свой особый статус. Основанием к выделению таких провинций является то, что наряду с административным им даровано было и довольно широкое политическое самоуправление. К этому виду провинций, наверное, следовало бы отнести и Бухарское ханство, находившееся до 1917 г. под протекторатом России.

В порядке же специального управления Империя подразделялась на восемь судебных округов во главе с судебными палатами (после реформы 1864 г.), на девять военных округов (после военной реформы 1874 г.), по состоянию на 1907 г. страна имела 12 учебных округов, имперские железные дороги подразделялись на восемь отдельных железнодорожных округов.

Особенностью России до 1917 г. было то, что сословные учреждения имели отношение к территориальному управлению, дорогу к этому проложил Петр Великий. Так, губернские и уездные предводители дворянства со времен Жалованной грамоты дворянству 1785 г. участвовали в управлении губернией и уездом, после земской реформы их роль в этом деле только усилилась, города с 1785 по 1870 г. также имели сословное управление. С 1861 г. в России введено было сословное самоуправление крестьян, которое имело территориальную основу в виде волостей, последние просуществовали до 1917 г., из нескольких волостей, собственно, состоял уезд.

Местное управление Российской империи

Общие тенденции развития.

Период Империи в отечественной литературе однозначно охарактеризован как период расцвета бюрократизма и централизации в управлении страной. Другой, казалось бы, неизбежный вывод, который вытекал из этого определения, заключался в наличии жесткой и строго иерархической системы органов управления, что, однако, не относится к самому типу власти. Вместе с тем давно уже было замечено, что подобная картина совершенно далека от истины. Российская империя ни в один из своих периодов двухсотлетней истории так и не смогла стать окончательно жестко унитарным государством с единым центром управления. Наоборот, все время ее существования можно наблюдать своеобразное соревнование и на государственном и на местном уровнях двух противоположных тенденций: централизации и децентрализации. Несмотря на прилагаемые усилия в пользу той или другой, ни одна из них - так и не приобрела главенствующего положения, судя по всему, они находились в стабильном равновесии по отношению друг к другу, что во многом может считаться самостоятельной тенденцией в местном управлении периода Империи.

Такая своеобразная тенденция зародилась уже при основании Империи. П.Н. Милюков совершенно верно указал, что реформа местных учреждений при Петре Великом повлекла за собой резкую децентрализацию управления [Милюков. 1892. С. 531]. Преемники Петра снова сделали упор на централизацию, что, однако, им в полной мере сделать так и не удалось; фактически пришлось восстанавливать старую, еще московскую систему управления с вкраплением в нее административных начал, выработанных петровской реформой. Причем в начале века децентрализация учреждений выражалась не только в создании автономных от политического центра властных и вполне самостоятельных единиц, но и в том, что при Петре впервые в России была заложена основа к участию сословных учреждений в деле государственного управления.

В литературе этот факт почему-то принято оценивать положительно, так сказать, как прогрессивный, хотя внимательному исследователю, ясно, что тот сословный порядок управления, который был принят в России, на самом деле превращал сословия в государственные органы управления. Существующие в России сословия не были противопоставлены государству с самого начала своего возникновения, следовательно, они не отражали и не могли отражать тот индивидуалистический дух частности, который имеет форму произвола отдельной личности, пусть и собранной корпорацией. Отсюда слабость демократии как фундаментального условия общества в России.

В период правления до Екатерины II тем не менее эти тенденции еще сказывались, правда, не столь ярко и от этого не столь опасно, не случайно поэтому дворянство (дворянская по преимуществу историография) так не любило эпоху правления Анны Иоанновны - именно в это царствование состоялось своеобразное возвращение старомосковского духа управления, когда дворянство наказывалось наравне со всеми остальными людьми в государстве, причем без всякого внимания к тому, что шляхетство уже начало себя мыслить в этот период как особое, т.е. благородное, сословие.

При Елизавете мы наблюдаем мероприятия правительства, направленные к смягчению духа предыдущего царствования и от этого столь приятного дворянству, не случайно ее царствование называлось в литературе "золотым веком". Вместе с тем старомосковские принципы воеводского управления, особенно в так называемых городовых областях, продержались в России вплоть до введения в 1784 г. Учреждения для управления губерниями Всероссийской Империи 1775 г.

Реформа областных учреждений при Екатерине II во многом совпала с возобновлением политики децентрализации Петра I. При Екатерине практически исчезают органы центрального отраслевого управления (так называемые коллегии), ведомство которых переносится на губернские учреждения. Так, ведомство Каммер- и Ревизион-коллегий переводится в губернские казенные палаты, Юстиц-коллегия превращается в губернские палаты уголовного и гражданского суда. Причем последняя согласно ст. 115 Уч. губ. представляет собой соединенный департамент Юстиц- и Вотчинной коллегий. Центральное управление, таким образом, низводится на уровень местного. При этом правительство снова повторяет опасные заблуждения Петра - вводит участие сословных учреждений в местное управление, но уже на более прочной основе, издав специально для этого две Жалованные грамоты: дворянству и городам.

При Павле и особенно при Александре I положение резко меняется, и это несмотря на заверения Александра, что править он будет "по заветам бабки своей". Правил он скорее по заветам отца, правда, в более спокойной и приемлемой для дворянства форме. При этих монархах складывается практически современная система центрального управления и при них же возникает так и не решенная до сего дня проблема соотношения между централизацией и децентрализацией в деле местного управления, вернее, допустимого предела того и другого принципа на местах. Одновременно формируется порядок, просуществовавший вплоть до 1917 г.: центральные, по преимуществу великорусские, губернии управляются посредством жесткого полицейского надзора, значительно ослабленного, впрочем, введением в этих же губерниях в 1864 г. земских учреждений, с одной стороны, с другой - установлением различных режимов "благоприятствования" местным особенностям. Кроме того, в значительной степени губернатор - "начальник губернии", по легальному определению, - продолжал оставаться лицом, правившим достаточно автономно, поскольку обладал как значительной дискреционной властью по отношению к населению губернии, так и независимым положением по отношению к центральным органам власти.

Другой характерной чертой, повлиявшей на дело управления местностями, была неопределенность критерия, на основе которого проходило размежевание областей. Может показаться парадоксальным, но в основе административного деления Империи при Петре лежал не экономико-географический фактор, принятый современной наукой рационального районирования территории, а старый фискальный интерес московской эпохи, возведенный в абсолют. Губернии создавались с таким расчетом, чтобы каждый образованный административный округ формировал налогами (оплачивал ими) с доходов своего населения, как сейчас бы сказали, определенную статью государственных расходов.

Екатерининские реформы были не лучше. Критерием здесь было количество населения, поэтому размежевание проходило довольно механистично. В дореволюционной литературе отмечалось, что только область Всевеликого войска Донского имела историческое происхождение - это на всю Империю; хотя истины ради надо заметить, что вопрос размежевания всегда и везде во всех странах представляет собой большую проблему, разрешение которой имеет под собой далеко не всегда исторические основания. Прекрасным примером для иллюстрации этого может служить Франция, разделение которой на департаменты при Наполеоне I похоронило под собой старую, историческую систему деления, сформировавшуюся еще в эпоху Средневековья, при этом были разорваны вековые связи, но одновременно с этим нация была соединена в одно административное целое.

Акты местного управления.

В московскую эпоху не существовало документов, четко определявших административные границы внутри государства, писцовые (дозорные) книги в основном могут считаться актами финансового управления, при желании, конечно, можно было бы считать актами финансового управления и знаменитые Уставные земские грамоты такими актами по административному размежеванию, однако в самих этих грамотах мы не видим подобного ratio legis, наоборот, цель их совершенно иная. Поэтому границы областей Московского царства, его четей, держались в основном на силе обычая, изредка зафиксированного на чертеже. Петр, согласно духу своего времени, старался внести такие улучшения в государственный аппарат, которые наиболее экономным, рациональным образом упрощали бы дело управления вообще, не случайно академик М.М. Богословский сравнивал петровские местные учреждения с военными поселениями при Александре I: и там и там проглядывает стремление удешевить содержание армии.

Именно фискальный или в более общем смысле финансовый интерес виден в местных учреждениях Петра. Соответственно акты, регулировавшие создание губерний, как, впрочем, дальнейшие акты по этому вопросу, можно было бы отнести к общему виду актов по государственному местному управлению.

Основным актом, учредившим губернии в России (просуществовавшие до 1929 г.), явился Именной указ об учреждении губерний и расписании к ним городов от 18 декабря 1708 г. По этому указу в России учреждалось восемь губерний: Московская, Ингерманландская, Киевская, Смоленская, Архангелогородская, Казанская, Азовская, Сибирская. Указ подтверждал еще раз старомосковский принцип приписки: "И того в 8 губерниях 314 городов; да приписанных к корабельных Воронежским делам 25; всего 339 городов". В 1717 г. число губерний было увеличено до 11. По Указу от 29 мая 1719 г. в губерниях появляется совершенно новая административная единица в виде провинции, заимствованная вместе со своими учреждениями из Швеции. Провинция состояла из дистриктов, которые были введены этим же указом. В дистриктах вводилось воеводское управление, должность воеводы регулировалась специальной Инструкцией, или Наказом, введенной в том же году. Число провинций и дистриктов в губерниях было совершенно произвольным, например, в Астраханской губернии провинций совсем не было. В 1722 г. реформатор ввел в губерниях и провинциях новое судебное устройство на манер шведских провинциальных учреждений. Вообще, как замечалось в литературе, петровские местные учреждения, несмотря на ряд прогрессивных черт в своей структуре, оказались совершенно непригодными для России и крайне для нее дороги.

Ввиду чего плод преобразований царя был ликвидирован по Манифесту от 9 января 1727 г., после вышел ряд актов, которыми вводился дореформенный порядок управления, однако петровское административно-территориальное деление оставалось, что усложнило и запутало управление.

Особенно ярко это высветилось после издания новой редакции Наказа губернаторам и воеводам от 12 сентября 1728 г. Позже, в 1764 г., вышел новый Наказ губернаторам, который можно рассматривать в качестве источника последующих реформ местных учреждений.

При Екатерине вышло объемное Учреждение для управления губерниями Всероссийской империи от 7 ноября 1775 г., дополненное положениями, касающимися двух столичных губерний (Санкт-петербургской и Московской). Указом от 4 января 1780 г., Указом от 9 сентября 1801 г. проведено новое размежевание, в связи с чем в России число губерний с 41 увеличивается до 46; указом от 22 июня 1822 г. Сибирь была поделена на две губернии: Западную и Восточную; кроме того, в начале XIX в. выходит ряд законоположений, которыми утверждаются должности генерал-губернаторов в некоторых губерниях, в 1797 г. Павел эти должности, как известно, упразднил.

С введением в действие Свода законов Российской империи 1 января 1835 г. именно этот инкорпорационно-кодификационный акт стал считаться главным источником действующего в стране права, поэтому второй том этого Свода, где помещались в инкорпорированном виде постановления, касающиеся местных учреждений Империи, должно рассматривать в качестве основного источника права по данному вопросу. Изменения, вносимые в действующее по Своду законодательство, редакционно учитывались при переизданиях Свода законов.

Так, в 1826 г. был образован так называемый Комитет 6 декабря, образованный, казалось бы, с формальной целью - разбора бумаг умершего императора Александра I, но фактически превратившийся в орган планировавшихся тогда весьма широких реформ по местному управлению и крестьянскому вопросу. Плодом деятельности этого Комитета явилось издание в 1837 г. новых Наказа губернаторам и Положения о порядке производства дел в губернских правлениях, однако этими актами формально Уч. губ. 1775 г. не отменялось, их положения кумулировались в новом издании СЗРИ.

Именно Наказом от 3 июня 1837 г. была окончательно подтверждена двойственная природа должности губернатора: с одной стороны, он продолжал, как и в XVIII в., оставаться начальником губернии, а с другой - становился уполномоченным агентом Министерства внутренних дел. Этот порядок так и не был изменен вплоть до Февральской революции 1917 г. Незначительные изменения предпринимались в 1845 г., но переломным моментом в деятельности губернских властей, конечно, следует считать земскую реформу 1864 г., существенно, впрочем, измененную Положением о земских начальниках от 12 июля 1889 г. и Положением о земских учреждениях от 12 июля 1890 г.

Управление городов также входило в понятие местного управления, испытавшего радикальные изменения в имперский период истории русского права. Несмотря на многочисленные попытки ввести особый порядок управления городами, как доказал профессор А.А. Кизеветтер, города практически до царствования Екатерины II продолжали оставаться теми же посадскими поселениями, каковыми они были до Петра. Петр, осознавая значимость горожан, важность их финансовой службы государству, постарался гораздо раньше местных учреждений затронуть их своей реформаторской деятельностью.

Здесь можно назвать прежде всего Указ от 30 января 1699 г. о Бурмистерской палате. Данным актом вводился орган сословного управления - бурмистры, другим актом от этой же даты учреждены были

Земские избы. Эти ведомства действовали до 1719 г., когда города стали управляться Коммерц-коллегией, Регламент которой был утвержден 3 марта 1719 г. В 1721 г. учреждались городские магистраты, регламент которых был утвержден 16 января 1721 г. Но преемники Петра вернули воевод снова в городские учреждения, что длилось до царствования Елизаветы, при ней снова были введены петровские магистраты в городах.

Екатерина II издала два акта, которые касались управления городов: Учреждение для управления губерниями: гл. XIX - XXII специально рассматривали управление уездных и губернских городов и Грамоту на права и выгоды городам Российской империи 1785 г., вводившую сословное самоуправление городских обывателей, по терминологии той эпохи. Необходимо заметить, что города Западных губерний имели в качестве привилегии Магдебургское право до издания упомянутой грамоты городам. При Павле произошло практически полное уничтожение учреждений его предшественницы, управление городами было существенно изменено. Образцом для этой реформы послужил Устав столичного города Петербурга от 12 сентября 1799 г., Указом от 4 сентября 1800 г. было приказано распространить на все остальные города Империи порядок, предусмотренный данным уставом. Указом от 17 марта 1801 г. новый Император восстановил прежнее положение, т.е. восстановил действие ЖГГ.

До коренной реформы городового управления 1870 г. выходило несколько актов совершенно несущественного характера, впрочем, необходимо указать на Городовое положение 1846 г., предназначенное для Петербурга, в 1862 г. оно было распространено и на Москву. В определенной части данное положение может считаться источником Городового положения от 18 июня 1870 г., учредившего городское самоуправление на всесословной основе. Последующее царствование, как известно, внесло некоторые изменения, навеянные общим консервативным курсом, результатом чего стало новое Городовое положение 1892 г. Необходимо при этом отметить, что и нормы, регулирующие управление, и самоуправление городов консолидировались начиная с 1835 г. в Своде законов.

Губернатор.

Должность губернатора сложилась не сразу, бывали периоды, когда компетенция этого чиновного лица подвергалась настолько существенной ревизии, что совершенно исчезала прошлая составляющая его статуса, губернатор превращался, так сказать, в полную свою противоположность.

Слово "губернатор" появилось в российском политическом лексиконе гораздо раньше слова "губерния". Считается, что первым губернатором был архангельский воевода, которому этот титул был пожалован в 1694 г.; встречается слово "губернатор" и в одном манифесте 1702 г. В литературе высказывалось также мнение, что должность губернатора была заимствована Петром из Швеции, хотя этимология самого слова указывает на французский глагол gouverner - "управлять", откуда произошел governeur - "управляющий", "губернатор". В самой Швеции испокон веку использовалось слово landshovding применительно к начальнику лена (провинции). Повсеместно губернаторы в качестве "начальствующих лиц" были введены во вновь учрежденные губернии в 1708 г. и просуществовали в качестве главного органа местного управления вплоть до февраля 1917 г.

В царствование Петра I губернатор был поставлен в довольно неопределенное положение. Эта неопределенность также была вызвана еще и тем, что в 1719 г. в губерниях появились провинции, в которых было введено в свою очередь воеводское управление. Наказ воеводам этого же г. в п. 1 содержал должностную присягу воеводы, из которой явствовало вполне самостоятельное его положение перед губернатором: "Воеводе надлежит наипаче быть его царскому величеству и высоколюбезнейшей его государыне царице и кровным наследникам верным, справедливым и добрым слугою". Из чего следует, что компетенция губернатора и воеводы различествовала только по пространственному значению. Имеет смысл указать также и на то, что Инструкция воеводам была разослана не только им, но и губернаторам, с повелением последним руководствоваться в своей деятельности этим документом.

Наконец, в 1728 г. в новом Наказе губернаторам и воеводам эта инструкция была практически без изменений повторена, тем самым de iure лишний раз было подчеркнуто равное положение этих должностей. Но так продолжалось не долго.

Указ от 15 марта 1727 г., упразднивший в губерниях сословные учреждения, можно считать начальной точкой отсчета в новой истории губернаторской должности. Этот период длился до 1775 г. и характеризовался несколькими противоречивыми тенденциями, наложение которых указывает несколько векторов развития. С одной стороны, губернатор в этот период укрепляет свое внутреннее в губернии положение, он постепенно подчиняет себе дотоле самостоятельные должности и ведомства. Так, при Анне Иоанновне воеводы входят в полное подчинение губернаторам, усиливается власть губернаторов и над другими местными учреждениями. С другой стороны, усиление местной, скажем так, составляющей власти начальника губернии выражается в формировании при губернаторе ряда подчиненных ему органов, помогающих губернатору осуществлять свою власть. Например, 1736 г. можно считать отправной точкой в истории губернского "правительства". В этом году появляется институт товарищей губернаторов - коллежских советников, в 1766 г. количество их удваивается и уже в 1775 г. в ст. 95 Уч. губ. читаем: "Правление губернии есть то место, которое управляется в силу законов именем Императорского Величества всею губернию".

В то же время контроль, мы бы даже сказали - мелочная зависимость губернатора от центральных учреждений, в этот период усиливается. Вообще между губернаторами и Императором в эту эпоху промежуточные инстанции - Сенат и коллегии - стараются сделать так, чтобы губернаторы были их исполнительным органом на местах. Подтверждением данной тенденции можно считать порядок назначения губернаторов на должность. Например, во время существования ВТС губернаторы назначались верховниками из числа представленных Сенатом кандидатур (п. 6 Указа от 7 марта 1726 г.).

После упразднения ВТС губернаторов назначал Император по представлению кандидатов от Сената, хотя нередко мнение Сената здесь было совершенно необязательным. Логическим следствием этого стало назначение губернаторов исключительно от высочайшей власти (ст. 59 Уч. губ.). Позднее же губернаторы назначались высочайшей властью по представлению от МВД (ст. 236 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.).

Третий период в истории губернаторства в России ознаменовался очередным коренным переворотом и ломкой устоявшихся форм управления, вызванной изданием Уч. губ. 1775 г. Именно этот акт с последующими законодательными новеллами можно считать источником основной части т. II СЗРИ. Само Учреждение о губерниях знаменательно во многом тем, что Екатерина II, как считают, вернулась к реформам Петра, повторив его опыт децентрализации управления. В частности, это прямо выражалось в новом характере власти губернского правления, каковое, согласно п. 1 ст. 413 Уч. Губ., "наравне есть с коллегиями и для того, кроме Императорского Величества и Сената, ни от кого не принимает законов и указов и ни к кому иному не подает и не присылает рапортов и донесений". Фактически ведомство многих центральных коллегий было перенесено на места в губернии.

Однако главное нововведение, имевшее одновременно цель упрочения должности губернатора и установления над ним действенного контроля из центра, осуществлено было введением в практику местного управления своеобразного принципа разделения властей, впрочем, модного для той эпохи.

Своеобразие этого принципа видится в том, что разделению на две части подлежала функция одной и той же власти, власти общего управления, из которой одна становилась высшей надзорной и контрольной, а вторая делалась ответственной за осуществление общего заведования делами губернии.

Соответственно должность губернатора стала подконтрольной должности главнокомандующего губернии - так его называло Уч. губ., но в ходе реализации акта утвердилось новое наименование этой должности - генерал-губернатор или наместник.

Практика применения данного акта, как это часто случается в России, выявила расхождение между действительностью и предписанной нормой, что, в частности, выражалось в следующем: в каждую отдельную губернию так и не назначали отдельного генерал-губернатора. Положение губернаторов тем самым существенно отличалось на практике от того, что предписывало Учреждение. В последующем власть генерал-губернаторов рассматривалась правительством в качестве экстраординарного института управления, что не способствовало его повсеместному распространению. Поэтому очень многие права и преимущества главнокомандующего (генерал-губернатора) по Уч. губ. перешли к губернаторам.

Согласно ст. 1 Наказа губернаторам 1837 г. "гражданские губернаторы как непосредственные начальники вверенных им Высочайшею волею губерний, суть первые в оных блюстители неприкосновенности верховных прав самодержавия, польз государства и повсеместного точного исполнения законов, уставов, Высочайших повелений, указов Правительствующего Сената и предписаний начальства". Эта статья послужила источником ст. 494 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1876 г., войдя в него практически в неизмененном виде. Губернатор одновременно с этим объявлялся лицом, сосредоточивающим в своих руках высшую правительственную власть, все местные власти, подтверждение чему находим в ст. 517 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1876 г. или ст. 292 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г., источником которой явился отдельный закон - Положение Комитета Министров от 23 июня 1866 г.: "Все служащие в губернии лица, даже не подчиненные в служебном отношении губернатору, несмотря на сравнительное их по классу должности или чину старшинство или на особый характер служебной деятельности, иногда совершенно независимой от административной власти, в случае их вызова или приглашения губернатором обязаны немедленно подчиниться его законным требованиям и оказать ему должное уважение, на которое он как представитель высшей в губернии власти имеет неотъемлемое право". Вместе взятые эти статьи позволяют определить должность губернатора как главного начальника губернии и ее учреждений. Такой порядок установился вплоть до 1917 г.

Ведомство должности губернатора.

Дело точного определения ведомства (компетенции) губернаторов как органа высшего правительственного управления применительно к губернии очень долго оставалось неопределенным, несмотря на обилие нормативного материала по этому предмету. Общие Наказы губернаторам, издаваемые с 1719 по 1837 г., полагались на самом деле именно общими ввиду неполноты регулирования затронутых ими вопросов и чрезмерно абстрактных определений объема компетенции должностных лиц. Здесь мы наблюдаем то же колеблющееся состояние, что и в случаях определения статуса, положения губернаторов среди правительственных учреждений. Можно даже видеть определенную связь в том, что компетенция губернаторов изменялась вслед за изменениями в их положении. Неопределенность компетенции губернатора при этом усугублялась еще и тем, что царь мог лично поручить губернатору осуществить какое-либо дело или круг дел, не ставя при этом в известность соответствующего министра или орган центрального управления. Довольно часто такое поручение вообще могло быть дано в устной форме. Поэтому в целях облегчения изложения материала мы подразделяем компетенцию губернаторов по видам их общей деятельности.

Хозяйственно-финансовая деятельность губернаторов. В этой сфере губернатор был строже всего связан как положениями законов, так и деятельным надзором центральных властей, хотя злоупотребления в общем и целом были обычным делом. Так, в период с 1825 по 1855 г. только один Комитет Министров наложил на губернаторов 189 серьезных взысканий. Законодательство специально запрещало губернаторам приобретать в своих губерниях недвижимые имения, но такое запрещение продержалось лишь с 1740 по 1765 г.

Основной обязанностью губернатора по финансовой части был сбор узаконенных податей и налогов, кои поименованы были в специальных окладочных книгах, присылаемых ежегодно из Сената каждому губернатору. В период правления Анны Иоанновны губернатор нес личную ответственность за недоимки по этим книгам. Поэтому своевременный сбор податей прочно вошел в круг обязанностей начальников губернии. Вплоть до 1917 г. губернатор обязан был подавать два раза в год на Высочайшее имя особую ведомость невзысканных податей и недоимок с объяснением причин этого (ст. 359 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). До 1775 г. этот круг деятельности губернаторы осуществляли вполне самостоятельно, исключением следует считать краткий период до 1727 г., когда помощниками губернатора являлись земские комиссары, камериры и рекетмейстеры, являвшиеся, с одной стороны, агентами центральных ведомств: Сената и Каммер-коллегии, а с другой - представителями местных сословий. Также и с подушной податью, отмененной только в правление Александра III, губернаторы собирали ее единолично до 1731 г., после эту подать стали собирать непосредственно помещики. В 1764 г. губернаторам стала подчиняться таможня и почта. С 1775 г., как мы отметили выше, в помощь губернаторам на местах учреждается Казенная палата (согласно ст. 118 Уч. губ. "Казенная палата не что иное есть, как соединенный департамент Каммер- и Ревизион-коллегий"), на которую возлагается главная обязанность по управлению сбором налогов в губернии. До 1837 г. Казенная палата находилась в прямом подчинении вице-губернатора и через него опосредованно подчинялась губернаторам, после же указанной даты губернатор только утверждал некоторые ее решения, например по приписке и выписке лиц к податному сословию и др. Губернатор сносился с Казенной палатой только через министра финансов. Он не мог даже наложить какое-либо административное взыскание на членов этой палаты (ст. 350 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.).

Далее, по казенной части губернатор утверждал цены по казенным подрядам, закон разрешал ему заключать подобные договоры на сумму не свыше 10 тыс. руб., он же свидетельствовал наличность в казначействе. В 1708 г. на губернаторов было перенесено право старых московских воевод по управлению казенным имуществом во вверенных им губерниях. Губернатор сдавал на оброк казенную недвижимость, осуществлял общий надзор за казенными фабриками и заводами. Важно также отметить, что именно на губернаторах лежала прямая обязанность по защите казенных лесов от истребления, ст. 355 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г., что было на самом деле чрезвычайно важно.

Административно-полицейская деятельность губернаторов. Прежде всего в этой графе необходимо указать, что раньше под словом "полиция" понимались меры по управлению довольно большим кругом дел, начиная от традиционной борьбы с преступностью и заканчивая мелочным надзором за поведением людей в быту, а не только в общественных местах. Неоправданно широкое поле деятельности полиции обосновывалось общим постулатом о разумном государстве, каким оно мыслилось главным идеологам "регулярного" государства. Очень верно ratio этой государственной машины выразил сам Петр в одном из своих указов: "Ибо сами знаете, хотя что добро и надобно, а новое дело, то наши люди без принуждения не сделают" (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. IV. N 3781). Полиция как отдельный вид государственного управления была учреждена в России только при Екатерине II, а особое свое развитие получила при Николае I, хотя при Александре I учреждалось одно время даже отдельное Министерство полиции.

Однако сыск и борьба с преступностью входили в обязанность губернатора с самого первого времени их существования. При этом если общая полиция не в силах была справиться с бандитизмом в губернии, то губернатор имел право обратиться к содействию войск для наведения порядка (ст. 318 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). В этом качестве начальник губернии действовал как уполномоченный агент Министерства внутренних дел, поэтому все полицейские власти, состоявшие по МВД, входили в его подчинение, исключение было сделано только для отдельного корпуса жандармов, управление которого было сосредоточено в особых округах.

Губернатор надзирал за удовлетворением нужд народного продовольствия (так назывался в то время государственный продовольственный резерв), за местной торговлей, следил за деятельностью пожарных частей губернии, наблюдал за работой санитарных и медицинских учреждений. Начиная с Петра I государство ведет борьбу с профессиональным нищенством, поэтому губернаторы, с одной стороны, обязаны были отлавливать нищих, а с другой - следить за деятельностью местных благотворительных организаций.

Судебная деятельность губернатора. Уже при Петре I делается первая попытка отделить суд от администрации на местном уровне. Однако она не увенчалась успехом. В период с 1713 по 1727 г. действуют попеременно на автономных началах сословные судебные учреждения в лице ландрихтеров, надворных и провинциальных (городовых) судов. Но уже в 1714 г. губернатор превращается в апелляционную инстанцию на решения данных судебных установлений. Обжалование постановлений губернатора возможно через Юстиц-коллегию в Сенат, а с 1722 г. губернатор начинает председательствовать в надворном суде, возглавляя фактически местную судебную машину. В 1727 г. сословные суды упраздняются вовсе и суд передается губернаторам, воеводам и их помощникам (асессорам), обжалование решений которых подлежит по-прежнему через Юстиц-коллегию в Сенат.

По учреждению вновь сословных судебных органов в 1775 г. они так и не стали в совершенно независимое положение от губернатора. Напомним, Екатерина ввела в губернию следующие судебные учреждения: палаты уголовную и гражданскую (ст. ст. 6 и 8 Уч. губ.), Верхний земский суд (ст. 134 Уч. губ.), на уездном уровне учреждался уездный (окружной) суд (ст. 22 Уч. губ.), а также Верхняя и Нижняя расправы (ст. ст. 34 и 36 Уч. губ.), вводился и так называемый совестной суд (ст. 40 Уч. губ.). По способу своего формирования эти судебные места, как тогда говорили, были смешанные, частью пополнялись по усмотрению органов государственного управления, а частью посредством выборов от сословий, которые проходили под деятельным контролем со стороны губернатора. Так, председателей палат и Верхнего земского суда назначал Император по представлению Сената, в заполнении же мест членов этих судебных установлений принимал участие губернатор в той или иной степени. Например, членов совестного суда избирали сословия, но из кандидатур, представленных губернатором (генерал-губернатором) (ст. 63 Уч. губ.), членов Верхнего земского суда и уездного (окружного) суда избирали сословия, но избрание каждой кандидатуры утверждал своим решением опять-таки губернатор (ст. ст. 65 и 66 Уч. губ.). Члены Верхней и Нижней земской расправы вообще назначались губернским правлением из числа чиновников (ст. 75 Уч. губ.), т.е. фактически губернатором.

В период действия Судебных уставов 1864 г. губернаторы в основном были лишены каких-либо прав по судопроизводству, но с введением института земских начальников в 1889 г. стала возможной подача кассационной жалобы на решение уездных съездов, являвшихся кассационной инстанцией для решений земских начальников, прямо в губернское присутствие, заседавшее в составе губернатора, вице-губернатора, губернского прокурора, председателя окружного суда и двух постоянных членов по высочайшему назначению и представлению МВД.

Военная деятельность губернаторов. Изначально, точнее, с 1712 г., когда губернаторам были подчинены расквартированные в их местности армейские полки, эта сфера деятельности губернаторов была очень обширной, однако по своей сути она напоминала скорее деятельность по обеспечению армии необходимыми припасами и набором рекрутов. После же 1775 г. всякая военная власть у губернаторов была отнята и передана генерал-губернаторам, впрочем, последние, как знаем, не получили широкого распространения. Фактически в указанный год военная власть, военное управление было окончательно отделено от гражданского. Гражданская власть обязывалась обеспечением войск, расквартированных на местах, словом, занималась тем, чем обычно занимается интендантство.

Военные губернаторы, просуществовавшие в России до 1874 г., как мы уже об этом упоминали, назначались в те местности, которые были недавно присоединены к Империи или же имели крупное стратегическое значение, наличие порта например.

* * *

Одним словом, ведомство губернаторов было обширным и сложным.

О напряженности губернаторского труда свидетельствуют, например, такие строки одного исследователя:

"По официальному отзыву Министра внутренних дел (1843 г.), губернатор кроме ежедневного присутствия в губернском правлении присутствовал еще в семнадцати учреждениях. По сведениям же 40-х годов XIX века, губернаторы должны были подписывать в год до ста тысяч бумаг или около 270 ежедневно, следовательно, если предположить, что они тратили на просмотр и подписание каждой бумаги одну минуту, то тогда окажется, что эта подпись бумаг занимала четыре с половиной часа ежедневно" [Блинов. 1905. С. 161].

Генерал-губернатор и его должность.

Наместники или генерал-губернаторы появляются в системе местного управления в 1775 г. (хотя такое наименование должности встречается в памятниках уже с 1719 г.): "Для управления же губерниями полагается Главнокомандующий в отсутствие Императорского Величества" (ст. 2 Уч. губ.). Данная формулировка сразу же указывает на важную отличительную черту поста генерал-губернатора: его должность была должностью политической, его власть была по роду своему высшей надзорной властью. Подтверждение этому находим в ст. 59 Уч. губ., согласно которой главнокомандующий назначается на должность повелением высочайшей власти. Значимее всего определяется полнота поста генерал-губернатора в гл. IV Уч. губ., где находим следующие положения: "Должность Главнокомандующего есть... строгое и точное взыскание со всех ему подчиненных мест" (ст. 81); "Главнокомандующий не есть судья, но оберегатель Императорского Величества изданного узаконения, ходатай за пользу общую и Государеву, заступник утесненных и побудитель безгласных дел" (ст. 82).

Последнее определение закона, кстати, одновременно уравновешивает его с должностью Сената и генерал-прокурора. Подтверждение чему видим в ст. 86: "Если б в судебном месте определено было, что несправедливо, то Главнокомандующий может остановить исполнение и доложить Сенату, а о времени не терпящих делах и Императорскому величеству". Еще четче политическое значение генерал-губернатора определено в изданных позднее узаконениях на этот счет.

Далее, из положения генерал-губернатора как должности политической, а не только административной вытекало его своеобразное надзаконное положение, а именно, будучи облечен высшим доверием Императора, он мог действовать, сообразуясь не столько с предписаниями закона, сколько с собственным пониманием общей государственной пользы, основанием к чему служило как раз особое доверие к нему со стороны высочайшей власти и от этого - особое его положение как среди других органов государственной власти, так и по отношению к самой верховной власти. Российское законодательство в этой связи особо подчеркивало: "Имея постоянное и тщательное попечение о благе жителей вверенного ему края, генерал-губернатор есть местный высший блюститель порядка во всех оных частях, непрестанно ревизующий все действия мест и лиц, ему подведомственных, для предупреждения или для прекращения нарушения законов, всего противного безопасности и пользе общей, или же несообразного с видами Верховного правительства, известными ему как лицу, полным доверием Государя Императора облеченному" (ст. 417 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1876 г.). Несколько видоизмененной эта статья вошла в состав Свода позднейшего издания (см. ст. 210 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.).

Эта статья представляла собой своеобразную petra scandali в дореволюционной доктрине государственного права. Так, А.С. Алексеев прямо признавал за генерал-губернатором надзаконность положения, оправдывая его особым доверием Императора к данному лицу, в связи с чем писал: "...если губернатору поручается надзор за деятельностью местных учреждений во имя закона и он, отправляя этот надзор, должен руководствоваться только точными предписаниями закона, то генерал-губернатор контролирует и направляет деятельность подчиненных ему правительственных органов не только во имя закона, но и во имя высшего правительственного интереса, в который он должен быть посвящен" [Алексеев. 1892. С. 423]. Но позднее, например, по мнению С.А. Эгиазарова, эту статью Св. зак. следовало понимать только как обязанность "наместника заботиться о законности во всех сферах управления" [Эгиазаров. 1907. 1 : 40].

Представляется, что данная проблема проистекала из общей невозможности разрешить в праве, четко определив с его помощью, случаи так называемого действия органов управления по собственному усмотрению. Несомненным представляется, что главным основанием к подобного рода действиям является норма, наделяющая данный орган общей компетенцией, но при этом становится практически невозможным ограничить право самого органа судить о собственной компетенции в порядке ее применения к конкретным случаям. Эффективность управления того требует. Проблема, следовательно, в том, чтобы законодательство поспевало за действиями органов, post factum подтверждая, отменяя или запрещая вновь созданные по усмотрению нормы. Проблема своим появлением обязана двойственному пониманию категории "законность": законность - это точное исполнение того, что сказано в тексте закона, или законность - это только основание к тому, чтобы исполнить предписанное законом действие. Иными словами, законность в первом случае подразумевает под собой точный перечень действий, упомянутых в акте, уклонение от которого наказуемо, а во втором случае законность - это только указание на то, каким образом могут совершаться действия, номенклатура которых не может быть нормальным законодателем точно определена и даже предусмотрена.

Исторически проблема, обозначенная выше, разрешалась скорее по второму типу, не случайно законодатель устанавливал весьма высокие требования к нравственности наместника: "Словом сказать: нося должность Главнокомандующего, должен он показать в поступках своих доброхотство, любовь и соболезнование народу" (ст. 82 Уч. губ.).

Исторически уже при введении Учреждения для управления губерниями в 1781 г. наместничества учреждались не для каждой губернии, а для двух сразу, т.е. 40 губерний были поделены на 20 наместничеств. Правда, в Московской губернии было введено отдельное наместничество. При Павле в 1797 г. наместничества повсеместно уничтожаются (за исключением Москвы). Указом от 9 сентября 1801 г. учреждается должность военного губернатора (просуществовала до 1874 г.), что представляло собой некоторое видоизменение старой должности генерал-губернатора, упор в этом случае делался на военное управление. После указанной даты генерал-губернаторы снова назначаются на места, но уже в окраины Империи, в центре генерал-губернаторства нередко учреждаются для трех и более губерний. Например, Новороссийское наместничество объединяло губернии Херсонскую, Екатеринославскую и Таврическую, Указом от 18 апреля 1809 г. один наместник был назначен для губерний Новгородской, Ярославской и Тверской. Своеобразный рекорд был поставлен в 1819 г., когда наместничество было учреждено сразу для пяти губерний: Рязанской, Тульской, Орловской, Воронежской и Тамбовской. Несколько польских губерний входили в Варшавское генерал-губернаторство после 1864 г. Окончательно должность генерал-губернатора как чрезвычайного органа местного управления закреплена была в Наказах губернаторам 1837 и 1853 г. Эти два Наказа в части, касающейся положения генерал-губернатора, вошли в состав Общего учреждения губерний второго тома Свода законов.

Компетенция генерал-губернатора при широте их полномочий включала в себя прежде всего надзорную власть. Круг полномочий по этому вопросу был предоставлен им еще ст. 81 Уч. губ. Надзор генерал-губернатора включал в себя наблюдение за точным исполнением законов всеми учреждениями наместничества (ст. 210 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). При этом он мог представлять в Сенат о недостатках примененного в губернии закона (ст. ст. 244 и 247 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.), т.е. фактически отказаться его применить. В надзорные функции генерал-губернатора входила ревизия подчиненных ему губерний, ст. 248 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г. и руководство прохождением службы губернскими чиновниками; в этой связи он имел определенные дисциплинарные права над ними, так он мог принять решение представить чиновника к увольнению от службы и, наоборот, представить к принятию на службу хорошо зарекомендовавшего себя человека (ст. 235 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.).

На генерал-губернаторе лежала обязанность по принятию мер в делах общего и экономического благосостояния вверенных его управлению областей. В этой части своей компетенции он продолжал исполнять роль надзорной инстанции, основным принципом деятельности которой являлось старое требование полицейского государства.

Так, чтобы не показаться голословным, процитируем ст. 212 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.: "Генерал-губернатор наблюдает: 1) чтобы юношество получало воспитание в правилах чистой веры, доброй нравственности и в чувствах преданности к престолу и отечеству, что оно только служит прочным основанием всякого благоустроенного общества и залогом его благосостояния; 2) чтобы каждый во всех сословиях снискивал себе пропитание трудом честным и полезным; 3) чтобы молодые дворяне не находились во вредной праздности, но посвящали себя службе государственной".

Перед нами чистый образец мудрости государства XVIII века, века философов, поставивших себе целью сделать государство машиной для производства разумной и от этого счастливой жизни. Чего стоят, например, такие обязанности генерал-губернатора: "Устремляя все свое внимание на дух и нравственное направление во всех сословиях, он устраняет всякий повод к ложным понятиям, превратным толкованиям и губительному лжемудрствованию (каков стиль. - М.И.!)" (ст. 217 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.).

Значительной была военная деятельность генерал-губернатора. Если екатерининское Учреждение для управления губерниями особо поручало ему надзор за сбором рекрутов (ст. 88 Уч. губ), снабжение армии во время войны всеми необходимыми припасами (ст. 89 Уч. губ), то ст. 95 Уч. губ. гласила: "В крепостях той губернии коменданты, гарнизоны и армейские полки или караулы, какие случатся, находятся в точной команде Главнокомандующего на основании комендантского права".

Позднее генерал-губернатору вменили в обязанность следить за "внутренней безопасностью" вверенной его управлению области (ст. 218 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.), что давало ему право довольно широко распоряжаться общими полицейскими силами губернии и воинскими подразделениями, расквартированными в регионе. Нередко наместник являлся прямым (но не непосредственным) начальником этих войск, прим. 2 к ст. 9 Уч. упр. Кав. и Закав. края: "Наместнику Кавказскому по званию Главнокомандующему Кавказскою армиею подчиняется Закаспийский военный отдел, управление коего определяется основным временным положением". При генерал-губернаторе состояли канцелярия и особый штат чиновников по особым поручениям.

* * *

Градоначальства.

Градоначальства как равные губерниям особые территориальные округа учреждаются в первой половине XIX в. Смысл выделять отдельные крупные города в такие управления виделся в их военном и торговом значении. Не случайно закон особо вверял градоначальникам военное, морское и торговое управления, тогда как общегражданская администрация доверялась общим губернским властям.

Характерно также и то, что практически все они были приморскими, т.е. портовыми, городами. Так, согласно ст. 1 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1876 г. градоначальства учреждались в городах: Санкт-Петербург, Одесса, Таганрог, Керчь-Еникале, Севастополь, Дербент, а 16 лет спустя их оставили только в городах: Санкт-Петербург, Севастополь, Одесса и Керчь (ст. ст. 861 и 987 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.).

Круг ведомства градоначальника заключал в себе обнародование законов и общую полицейскую деятельность, которая тогда была немыслима без довольно широких мер по благоустройству территории. Закон поручал также градоначальнику выдавать загранпаспорта, надзирать за состоянием общественных сооружений, включая и те, которые имели сугубо военное значение, общий надзор за местными учреждениями. Во исполнение своих обязанностей градоначальник издавал общеобязательные приказы (ст. 999 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.).

При создании органов городского самоуправления в 1870 г. градоначальства упразднены не были, а продолжили свою деятельность вплоть до 1917 г., несколько сузив свои полномочия и ограничившись исключительно полицейскими делами.

Губернские учреждения.

В период Империи старомосковское выражение "со-товарищи" приобрело особый институциональный смысл. Товарищи, иначе соратники начальствующего лица, составляли ближайший круг его помощников, назначение которых, кстати, подлежало ведению той власти, которая назначила само начальствующее лицо. Нередко товарищам начальника при назначении поручалось ведать отдельным от компетенции их патрона кругом вопросов, хотя в общем смысле они предназначались именно в помощь, с той целью, чтобы их руководитель сам распределил между ними обязанности.

Именно благодаря во многом неформальности отношений между начальником и его заместителем, обусловленных исторической традицией, в России вплоть до 1917 г. последних продолжали именовать "товарищами". Например, заместитель министра тогда назывался "товарищем министра".

* * *

Товарищем или порутчиком губернатора был вице-губернатор, должность которого появилась практически одновременно с должностью самого губернатора. Первоначально вице-губернатору поручалось иметь надзор за отдельными ветвями губернского управления, нередко он управлял непосредственно провинциями в составе весьма тогда обширных губерний. Однако в 1736 г. его положение более или менее укрепляется и он прочно занимает место второго лица в губернии.

Произошло это, напомним, потому, что в указанном году губернаторам начинают назначать на постоянной основе специальный штат помощников, из которых к 1775 г. формируется самое важное губернское учреждение, а именно губернское правление, каковое с указанной даты формально возглавил губернатор (ст. 94 Уч. губ.). Вице-губернатор заседал в Казенной палате (ст. ст. 12, 117 Уч. губ. ) Таким образом, вице-губернатор полностью взял на себя финансовое управление губернией.

Должность вице-губернатора соответствовала 5-му классу (статский советник) Табели о рангах (ст. 48 Уч. губ.).

До 1775 г. немаловажным органом управления являлась губернская канцелярия в качестве органа, подчиненного непосредственно власти губернатора. Канцелярия формировалась из прежнего аппарата дьяков, состоявших при местных властях еще в московский период. На это, кстати, указывает название одного из актов, которым регламентировалась деятельность этого бюрократического органа: Наказ земским дьякам 1720 г. Губернская канцелярия подразделялась на столы (так назывались тогда отделы ведомств), работу которым распределял сам губернатор, он же назначал служебный персонал канцелярии, хотя законодатель старался сохранить это право за Сенатом (Указ 1737 г.). В дальнейшем старый бюрократический принцип узковедомственного подхода взял свое, и губернская канцелярия не была вовсе упомянута в Учреждении для управления губерниями, но сохранилась вплоть до упразднения должности губернатора.

Начиная со второй половины XVIII в. губернская канцелярия представляла собой орган непосредственной власти губернатора. Возглавлялась она правителем канцелярии и разделялась на специальные отделения (столы) во главе со столоначальниками. Чиновников в ней ниже 8-го класса по

Табели о рангах назначал непосредственно губернатор. По ведомственной принадлежности, а не по штату к ней прикомандированы были два чиновника по особым поручениям: один из них старший, другой младший (ст. ст. 461 и 462 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). Канцелярия была просто необходима губернатору для письмоводства по огромному кругу дел, входивших в его компетенцию.

Из правительственных органов управления на уровне губернии в первую очередь заслуживает упоминания губернское правление. Именно оно согласно определению закона являлось подобием правительства регионального уровня: "Правление губернии есть то место, которое управляет в силу законов именем Императорского Величества всею губерниею, обнародует и объявляет повсюду в подчиненных оному областях законы, указы, учреждения, повеления и приказания Императорского Величества и выходящие из Сената и из прочих государственных мест на то власть имеющих" (ст. 95 Уч. губ. 1775 г.). Именно эта статья екатерининского акта послужила источником ст. 446 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г. Однако в реальности значение губернского правления может быть оценено в основном как орган совещательный при губернаторе.

К первоначальной функции правления следует отнести разрешение вопросов общего надзора (ст. 96 Уч. губ.) и оказание помощи в губернском исполнительном производстве, под которым понималась обыкновенная канцелярская процедура, еще и сейчас называемая в современном аппарате "исполнением бумаг". В XIX в. во время реформирования местного управления в 1845 г. и особенно в 1865 г. губернское правление получило более самостоятельное положение через передачу в его компетенцию особого круга вопросов. Изменен был и состав правления за почти полувековое свое существование. Вначале в него входили: губернатор (генерал-губернатор), два губернских советника (асессора), вице-губернатор, губернский прокурор, губернский стряпчий казенных дел, губернский стряпчий уголовных дел (ст. ст. 94 и 104 Уч. губ. 1775 г.). В конце XIX в. губернское правление состояло из губернатора, вице-губернатора, советников, губернского врачебного инспектора, губернского инженера, губернского архитектора, губернского землемера, асессора (ст. 442 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). При рассмотрении правлением особых мер по отдельным вопросам его присутствие расширялось за счет представителей от органов, обычно осуществлявших управление данными делами; например, при рассмотрении губернским правлением мер, касающихся дворянства, на его заседания (в общее присутствие) приглашались губернский и уездные предводители дворянства; при рассмотрении вопросов об управлении казенным имуществом приглашался управляющий казенной палаты и губернский чиновник Министерства уделов.

Компетенция губернского правления была весьма широкой (Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.):

• обнародование законов и указов;
• надзор за повсеместным исполнением законов;
• обращение к другим правительственным учреждениям в губернии;
• дела по охране общей безопасности, например поимка беглых преступников, пресечение нищенства и бродяжничества;
• дела по охране народного здравия;
• строительные и дорожные дела;
• общие административные дела;
• дела по судебной части.

Правление под председательством губернатора до 1864 г. рассматривало судебные дела по бесспорным взысканиям. Здесь же следует учитывать и то, что после 1890 г. губернское правление в лице губернского присутствия превратилось в судебно-административный орган, совмещающий в себе одновременно как судебную, так и административную власть по судебному же управлению.

Далее, следующим органом местного управления, предусмотренного Уч. губ. 1775 г. и сохранившегося вплоть до 1917 г., была казенная палата. Палата, по определению закона, была не чем иным, как "соединенным департаментом Каммер- и Ревизион-коллегий" (ст. 118 Уч. губ.). Позднее палата превратилась в обыкновенное местное отделение имперского Минфина. Структура палаты за время ее существования также пережила серьезные изменения. Так, если вначале она возглавлялась вице-губернатором, то после 1837 г. ее возглавил уже особый управляющий. Кроме того, первоначально в ее состав входили: директор экономии и домоводства, советник, два асессора, губернский казначей.

После 1892 г. состав палаты был иной: начальники отделений (общим числом три отделения), секретарь, чиновник особых поручений, архивариус, экзекутор, в нерусских губерниях по штату полагался переводчик. Необходимо заметить, что согласно ст. 122 Уч. губ. "уездные казначеи подчинены казенной палате, которая их погодно и при смене считает и их счета проверяет". Позднее казначейство на местном уровне было представлено губернским и уездными казначействами (ст. 1072 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1876 г.). Казначейства подчинялись ведению Министерства финансов.

Главный предмет ведомства казенной палаты, в чем ей оказывали прямое содействие казначейства (ст. 123 Уч. губ.; ср. ст. 136 Там же), заключался в сборе государственных налогов и податей (ст. 119 Уч. губ. 1775 г.). Причем необходимо указать, что сама палата эти налоги не собирала, их собирали казначейства, палата же имела надзор за сбором налогов (ср. ст. ст. 136, 138 Уч. губ. и ст. 1035 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). Сравнение это небезынтересно, так как здесь мы видим довольно хороший пример своеобразного доверия государства своему населению. De iure казначей не имел власти собирать налоги, он их обязан был только учитывать и хранить. Налоговые суммы должны были добровольно уплачиваться населением (ст. 138 Уч. губ.). Порядок сбора был, таким образом, явочным, почти современным и цивилизованным, разъезд налоговых чиновников по налогоплательщикам был прекращен раз и навсегда.

Важно указать, что Министерство финансов имело в губерниях также еще один уполномоченный орган по сбору акцизов (ст. ст. 1 и 2 Уст. обак. сб. Т. V Св. зак. изд. 1893 г.). Акцизное губернское управление было учреждено в 1861 г. по весьма жизненному для России вопросу; в этом году, как известно, была отменена винная монополия, до этого представленная в виде винной регалии, подлежащей откупу. Акцизные сборы исторически составляли весьма большую часть государственного бюджета, поэтому государство было крайне заинтересовано в эффективной деятельности подобных учреждений. В частности, заинтересованность государства выражалась в том, что акцизные чиновники были самой высокооплачиваемой категорией служащих в России. Важно отметить и то, что губернское акцизное управление подчинялось только министру финансов (ст. 21 Уст. об ак. сб. Т. V Св. зак. изд. 1893 г.). В состав этого органа входили: управляющий, необходимый штат ревизоров и техников, чиновники по судебной части, контролеры и надсмотрщики за акцизным сбором.

Имеет смысл отметить, что именно акцизное управление следило за качеством традиционного для России горячительного напитка - водки.

Акцизным сбором в России помимо водки (алкоголя) облагались табак и сахар, довольно долго держалась соляная монополия, введенная Петром и отмененная только в середине XIX в.

По учреждении в 1837 г. Министерства государственных имуществ в ведомство этого органа перешли управление казенными крестьянами и непосредственный надзор за казенной недвижимостью на местах, в связи с чем в 1838 г. на местном уровне учреждается управление государственных имуществ.

Наконец, надо отметить, что общее совершенствование государственного аппарата Империи в XIX в. привело к сосредоточению общих контрольных функций в лице центрального ведомства - Государственного контроля. Как отмечают исследователи, ведомство Государственного контроля во многом складывалось из контрольной и надзорной функции губернских казенных палат, постепенно от них передаваемых в местные же органы, в свою очередь объединенные в 1836 г. в рамках единого, центрального бюрократического органа. Государственный контроль с самого момента своего появления рассматривался в качестве отдельного министерства. Существенное уточнение компетенции этого учреждения состоялось в 1866 г., когда оно получило право формальной финансовой ревизии всей отчетности всех органов государственной власти и управления Империи, в связи с чем в указанный год на местах появляются отделения Государственного контроля в лице так называемых контрольных палат (ст. 1134 Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1892 г.). Контрольная палата состояла из управляющего, помощника управляющего, старшего и младшего ревизоров, их помощников, секретаря, журналиста (ведущего журналы (протоколы) заседаний палаты. - М.И.), счетных чиновников. Важно указать, что палата проверяла не только законность расходования средств, но и их целесообразность.

При губернском правлении состоял также ряд иных присутствий, председателем которых был губернатор или уполномоченное им лицо. К таковым относились: присутствие по воинской повинности (учреждено в 1874 г. ввиду введения Воинского устава, регламентировавшего всеобщую воинскую повинность), губернский статистический комитет под руководством особого председателя, губернский и уездные училищные советы под председательством губернского и уездных предводителей дворянства и ряд других.

Однако местное управление, как мы его понимаем, не исчерпывалось только лишь губернскими учреждениями, согласно ст. ст. 16 и 17 Уч. губ. в губерниях учреждались особые административные единицы под названием уездов, которым полагалось свое уездное управление под контролем властей губернских. Однако приходится признать, что до 1775 г. этот уровень управления представлен был в основном воеводами с подчиненным им штатом чиновников. После указанной даты уезды управлялись сословными органами местного дворянства. После 1861 г. их место заступили волостные учреждения крестьян и уездное земство, последнее, как известно, относится уже к органам местного самоуправления.

Сословный элемент местного управления.

В действительности о заявленном статусе приходится говорить с известной долей осторожности и условности - Россия вообще такая страна, где не существует четких и ясных социальных форм, где все расплывчато, история отечественного права это только подтверждает.

В общем виде картина будет такова: правительство в указанное время разрушало одной рукой то, что творило другой. Это не гипербола и не красочная метафора. Обратимся к фактам. Государственная политика децентрализации власти выражалась не только в низведении центральных учреждений до уровня местных и в наделении органов сословного самоуправления властью, но и в сверхцентрализации полномочий в руках немногих лиц, облеченных доверием Государя. Сословные же органы управления ставились под столь жесткий государственный надзор, что фактически превращались не в нечто противоположное государству, а в прямо ему подчиненные, дополнительные органы управления уже сословиями. Фактически не сами они, сословия, а государство продолжало управление даже чисто внутренними, сословными, интересами.

Поэтому на самом деле сословный строй России во многом является фикцией!

Сказанное весьма ярко проявилось уже при введении начал сословного самоуправления при Петре. В начале царствования мы видим попытки учредить на местном уровне некий противовес государственным чиновникам в лице выборных от местных сословий служащих по судебной и финансовой части. Например, укажем на должность ланд-рихтера, рассматриваемую в литературе как безусловный шаг вперед в общем развитии права, поскольку этот земский судья избирался от дворянства области и тем самым не был напрямую подчинен местной администрации. В 1719 г. вместо ландрихтеров учреждаются надворные суды (от шведск. hoffratt). В том же 1719 г. упраздняются ландраты, вместо которых вводятся асессоры из отставных дворян, но в 1722 г. губернатор возглавляет надворный суд, в 1727 г. его и вовсе упраздняют. Как совершенно верно заметил один отечественный историк права, "таким образом, Петр Великий, начавши свои государственные реформы значительным допущением областной земщины к делам местной администрации и после разных изменений, постепенно клонившихся к подавлению всякого значения земщины, покончил почти совершенным отстранением земщины от дела местного управления и отдачею ее не только под строгую опеку приказной администрации, но даже под надзор военному начальству, командующим армейскими полками, расставленными на вечных квартирах по губерниям, так что в последний год царствования Петра вся Россия по закону находилась как бы в постоянном осадном положении у русской же армии" [Беляев 1905. С. 116]. Что было совершенно естественно ввиду военного характера абсолютизма, установившегося в России.

Екатерининские учреждения, созданные реформами 1775 г. и особенно 1785 г., формально допуская сословность в виде самостоятельного института управления, на самом деле шли по пути включения этих органов сословного управления в общую государственную машину. Так что вполне логичными выглядит ряд указов, первый из которых состоялся в 1818 г., другой - в 1822 г., которыми губернский предводитель дворянства считался лицом V класса по Табели о рангах, а дворянские депутаты - IX класса. Формально не участвуя в государственном управлении, а только в сословном, они тем не менее считались находящимися на государственной службе. Точно такой же странный порядок был учрежден и для крестьян, когда волостные учреждения фактически выполняли роль местных полицейских сил под строгим и бдительным надзором губернской полиции.

Местное самоуправление в Российской империи

В общем и целом идея необходимости взаимного учета интересов центра и местностей стала со временем оселком внутригосударственной политики всех стран Европы в XIX в. Местное самоуправление со своим отдельным от общегосударственного кругом вопросов и полномочий стали рассматривать как один из необходимых элементов демократической формы правления.

Доказательством чего служит известная дихотомия интересов государства и сословной корпорации, послужившая Гегелю в первой половине XIX столетия материалом для построения его теории гражданского общества. В конкретике государственного общения отмеченная дихотомия имела форму противопоставления принципов централизации и децентрализации государственного управления.

Окончательно этот вопрос до сих пор не решен в европейской правовой мысли. По-прежнему идут концептуальные споры по поводу определения оптимального соотношения принципов централизации и децентрализации.

Земская реформа.

Земская реформа 1864 г. преследовала своей целью "дать местному самоуправлению возможно больше доверия, возможно больше самостоятельности и возможно больше единства", как значилось в объяснительной записке к первому проекту, подготовленному Н.А. Милютиным. Безусловно, земская реформа, преследовавшая цель освободить народную инициативу от правительственной опеки, стремилась продолжить все коренное дело реформ, начатых 19 февраля 1861 г.

Земские учреждения вводились постепенно и не повсеместно. Первые земства были открыты 7 февраля 1865 г., всего же в период с 1865 по 1866 г. их учредили в 27 губерниях Европейской России, а в 1867 - 1875 гг. еще в шести. Сибирь и национальные окраины не были затронуты этой реформой, что касается окраин, правительство не без основания опасалось роста сепаратизма в них, кроме того, данные местности в качестве привилегии имели особый порядок управления, отчасти доставшийся им еще до вхождения в состав Империи (Финляндия, Прибалтика), отчасти приспособленный к национальным и этнографическим особенностям народов, там проживавших (Средняя Азия). В этой связи никак нельзя пройти мимо филиппик, которые обычно встречаются в трудах авторов либерального направления, кои видят в факте отказа вводить земства в национальных окраинах антидемократический акт. Однако при здравом рассуждении приходится признать, что введение земств, например, в среднеазиатских владениях Империи способно было только спровоцировать волнения среди местного населения, да и с общей точки зрения подобное мероприятие тоже иначе как попыткой грубой административной русификации назвать было бы нельзя.

Сибирь не годилась для земства также еще потому, что там было относительно редкое русское население, огромные пространства и необжитые территории извратили бы идею местного самоуправления, окарикатурили ее еще и потому, что сибирское земство сразу бы попало в сильнейшую, гораздо более сильную, чем это случилось впоследствии в Европейской России, зависимость от правительства. Однако в 1905 г. после постройки Транссибирской магистрали, когда русское население увеличилось и стало преобладающим в Сибири, здесь все же были введены земства.

Наконец, имеет смысл указать и на тот факт, что в 1876 г. земства попытались ввести в области Всевеликого войска Донского, что вызвало протесты даже казаков, поэтому в 1882 г. земства здесь были упразднены. В 1912 г. земские учреждения были введены в девяти западных губерниях.

Общие результаты работы земств следует признать весьма удовлетворительными. После 1917 г. и вплоть до сегодняшнего дня в России не было ничего подобного; сейчас, как известно, создание системы органов местного самоуправления продвигается с большим трудом. Однако известные события марта 1881 г. поставили перед правительством вопрос о соразмерности допущенных свобод и готовности народа, его лучшей части, как считалось, - интеллигенции принять эту свободу. Необходимо заметить, что правительство в создавшейся ситуации все же оказалось не на высоте. Царствование императора Александра III по праву считается эпохой контрреформ, извратившей во многом принципы преобразований предыдущего правления. Весьма концентрированно новое направление царствования проявилось в возврате, в частности, местного самоуправления к старым, изжившим себя принципам сословности, в искусственной попытке возвратить дворянству (не оправдавшему себя и свою роль как правящего слоя) его "былое величие".

Однако полностью вернуться к старому положению было невозможно, физически дворянство не было той опорой, которая могла помочь. Вот лишь небольшое свидетельство современника (речь идет об инспекционной поездке министра внутренних дел Сипягина): "В Романово-Борисоглебском уезде на пристани его (министра. - М.И.) встречал уездный предводитель дворянства, дряхлый старичок, явно не приспособленный ни к какой ответственной роли и с трудом объяснявшийся при помощи слухового рожка. В Ростове Великом уездный предводитель Энгельгардт, врач по образованию, совмещал обязанности предводителя с вольной акушерской практикой в своем уезде. Остальные впечатления дворянской жизни в уездах, за маленькими исключениями, были того же порядка. Всюду чувствовалось дворянское оскуднение, и материальное, и личное, не оказывалось ни людей для службы, ни средств у них. Наряду с этим - растущее богатство фабричной аристократии: прекрасные дома, больницы, приюты, школы, пышные обеды и приемы, явное обилие денег, заискивающая заносчивость новой знати, начинавшей чувствовать "себя "первенствующим сословием" [Крыжановский. 1997. N 4. С. 115 - 116].

Поэтому правительство пошло по пути включения органов местного самоуправления в систему общегосударственных органов власти. Тем более, что существовавшая тогда, как и теперь, теория государственного права это позволяла делать. Усилены были избирательные права дворянства, кроме того, из них стал формироваться отдельный корпус земских начальников, замещавших собою мировые судебные учреждения. В целом приходится признать, что редакционные изменения 1890 г. Положения о губернских и уездных земских учреждениях были существенным шагом назад, во многом предрешившим внутригосударственный кризис 1905 - 1907 гг.

Губернские и уездные земские учреждения.

Земства представляли собой двухуровневые органы (ст. 12 Пол. о зем. уч. 1864 г.) местного самоуправления "для заведывания делами, относящимися к местным хозяйственным пользам и нуждам каждой губернии и каждого уезда" (ст. 1 Пол. зем. уч. 1864 г.). Очень важными для статуса земств были положения ст. ст. 6 и 7, вводившие правовую базу, отделявшую их от государства; по своей юридической форме земства объявлялись юридическими лицами (ст. 5 Пол. о зем. уч. 1864 г.), однако, разумеется, по своей классификации они относились к корпорациям публичного права, в учреждении которых участвует население данного уезда и губернии в целом. Причем немаловажным было то, что на учредительную волю населения не оказывали влияние сословные перегородки. Следовательно, земства можно рассматривать в качестве органов управления с независимой от государства учредительной властью. Коренное изменение, внесенное Положением 1890 г., заключалось в том, что отныне земства утрачивали независимость от государства, их собственная учредительная воля упразднялась и сами они вводились в состав прочих государственных органов. Сделано это было юридико-технически очень умело, ст. 4 Пол. о зем. уч. ред. 1890 г. предписывала применять правила, установленные для казенного управления в отношении имущества земств. Таким образом, формально продолжая существовать в виде корпорации публичного права (все того же юридического лица), фактически земства стали возникать в силу учредительного акта государственного органа.

Взаимоотношения земств с государственными властями изначально строились по довольно либеральной схеме. Государство, прежде всего в лице губернатора, обладало дискреционной и надзорной властью, основа которой коренилась в закрепленном законом объеме полномочий земств.

Закон проводил строгое разграничение вопросов, подведомственных исключительно этим органам, оставлял за губернатором право надзора. Например: "начальник губернии имеет право приостановить исполнение всякого постановления земских учреждений, противного законам или общим государственным пользам" (ст. 9 Пол. о зем. уч. 1864 г.). Кроме того, следует обратить внимание на положение ст. 6 Пол. о зем. уч. 1864 г., прямо предписывающее правительству право утверждать распоряжения земств и наблюдать за их деятельностью. Положение, надо признать, не ограничивалось абстрактными формулировками в этом вопросе и приводило в действие механизм реализации надзорной власти губернатора. В частности, ст. 93 требовала "сообщать без замедления начальнику губернии" все постановления земских собраний. В том случае, когда губернатор усматривал в них что-либо противозаконное, он в порядке ст. 94 Пол. зем. уч. 1864 г. имел право в семидневный срок обжаловать данное постановление в 1-й департамент Сената. Такое право начальника губернии следует признать вполне разумным, но этого совершенно нельзя сказать о самой процедуре подобного обжалования, поскольку 1-й департамент Правительствующего Сената не относился к судебным установлениям Империи, а в порядке ст. 117 Уч. суд. уст. и согласно Уч. прав. Сен. являлся административным органом. Таким образом, надзор в этом вопросе может быть охарактеризован как административный.

После 1890 г. порядок осуществления надзора был еще более ужесточен. Основанием послужила новая редакция ст. ст. 82 и 83 Пол. о зем. уч. ред. 1890 г., классифицировавших решения земских органов на подлежащие утверждению вышестоящих властей (при этом в таких категориях дел особо выделялись решения, подлежащие утверждению исключительно МВД; ср., однако, положения ст. ст. 90 и 92 Пол. о зем. уч. 1864 г.) и не подлежащие таковому утверждению. В порядке ст. 87 губернатор получил право приостанавливать исполнение любого решения земства. Наконец, изменена была и старая процедура обжалования губернатором решений земств. В этой связи опять-таки проводилась старая классификация (ср. ст. 9 Пол. о зем. уч. 1864 г.) решений земств на противоречащие законам и на противоречащие общественным интересам. Первые решения полагалось обжаловать, как и прежде, в 1-й департамент Правительствующего Сената (ст. 90 Пол. о зем. уч. ред. 1890 г.), тогда как вторые подавались губернатором через МВД на рассмотрение Государственного Совета или Комитета Министров (ст. ст. 91 и 92 Пол. о зем. уч. ред. 1890 г.).

Наконец, следует указать и на более формальные признаки зависимости земств от органов государственной власти. В первоначальной редакции Положения (ст. 82) от гласных земских собраний требовалось принесение присяги "о государственной службе", но в редакции 1890 г. (ст. 124) закон фактически стал рассматривать членов земств в качестве государственных служащих, поскольку было предписано губернатору представлять членов земских управ к производству в первый классный чин после трех лет их службы, т.е. фактически после первого срока пребывания в должности. Далее, зависимость земств от правительства традиционно усматривается в праве утверждения МВД председателей земских управ (ст. 56 Пол. о зем. уч. 1864 г.), в праве Императора назначать председательствующих в губернском земском собрании (ст. 53), в праве обязательного членства в земских собраниях представителей казенного управления (ст. 55) и, наконец, в таком малозаметном факте, как обязанности земств хранить свои средства только на счетах уездного казначейства (ст. 106).

После 1890 г. все эти правила изменены не были.

* * *

Полномочия земств были определены гл. 3 Положения и относились к вопросам, традиционно находящимся в компетенции органов местного самоуправления. Назовем в качестве примера некоторые из них: взимание местных налогов, пошлин и сборов; благоустройство территории (причем здесь под термином "благоустройство" следует понимать самый широкий круг вопросов - от санитарных мероприятий до устройства путей сообщения); попечение о мерах местного просвещения, торговли и промышленности. Единственным критерием, который может служить делу разграничения вопросов компетенции местного и государственного управления, является именно критерий привязки того или иного вопроса к строго очерченному кругу территории, за пределами коего этот вопрос уже утрачивает свою остроту.

Земские учреждения получили право издания нормативных актов по предметам своего ведомства (ст. 66 Пол. о зем. уч. 1864 г.). Со временем вся совокупность распоряжений и постановлений органов земств составила особый вид источников права Российской империи, известный как статутное право.

Изначально этот вид компетенции находился под надзорной властью губернатора (ст. 90 Пол. о зем. уч. 1864 г. и МВД, ст. 92 Пол. о зем. уч. 1864 г.). После 1890 г. право издания общеобязательных нормативных распоряжений оставлялось только за губернским земским собранием.

В указанный год произошло и другое изменение в компетенции земских учреждений, коснувшись, правда, существеннее всего только финансовой стороны их деятельности. В дальнейшем контроль со стороны правительства за этим родом деятельности только усилился. Например, Высоч. утв. мнением Госсовета от 12 июня 1900 г. воспоследовало фактическое узаконение, вводившее право губернатора утверждать местные сборы. Данное постановление требовало усложненного порядка оспаривания мнения начальника губернии (в МВД и Минфин) по вопросу увеличения ставок налога с недвижимости, имевшего огромное, если не сказать основополагающее, значение для земств.

Структура земских учреждений была проста и не претерпела изменений даже в малоблагоприятный для них 1890 г. Низовое звено земств составляли уездные земские собрания, формируемые посредством всесословных, но цензовых выборов. Земское собрание было главной учредительной силой в уезде. Председателем земского собрания полагался быть уездный предводитель дворянства - фактически он назначался законом на эту должность (ст. 43 Пол. о зем. уч. 1864 г.).

Распорядительным органом уездного земского собрания являлась уездная земская управа. Членов ее и председателя сроком на три года (таков был общий срок деятельности земских собраний) избирало собрание, председателя, однако, утверждал губернатор. Общее число членов управы в уезде могло быть по решению уездного собрания поднято до шести.

Губернское земское собрание формировалось за счет делегирования гласных от уездных земских собраний по специальным квотам от каждого собрания (ст. 51 Пол. о зем. уч.). Председателем губернского собрания мог быть губернский предводитель дворянства и то только в том случае, как говорил закон, "когда Государю Императору не угодно будет назначить для председательствования в оном собрании особенное лицо" (ст. 53 Пол. о зем. уч. 1864 г.). Это собрание в свою очередь избирало в качестве распорядительного органа губернскую земскую управу, избрание председателя которого утверждал уже министр внутренних дел (ст. 56 Пол. о зем. уч. 1864 г.).

Изменения 1890 г. в отношении структуры земских учреждений касались только того, что ст. 16 Пол. о зем. уч. ред. 1890 г. допустила к избранию в члены и председателем уездных и губернских земских управ не только гласных, т.е. членов собраний, но и лиц, имеющих цензовое право голоса.

* * *

Уездные и губернские земские собрания избирались сроком на три года каждые, заседать они, однако, могли в таком порядке: уездные - 10 дней, а губернские - 20 дней в году (ст. ст. 76 - 77 Пол. о зем. уч. 1864 г.). Этот порядок был оставлен без изменений и после 1890 г. Закон в то же время допускал внеочередные, "чрезвычайные", по легальному определению, собрания, но с разрешения МВД (ст. 79 Пол. о зем. уч. 1864 г.).

Порядок избрания гласных (так тогда назывались депутаты, потому что они подавали голоса, голосовали в общем смысле) уездных земских собраний был подчинен довольно сложному порядку.

Закон (ст. 17 Пол. о зем. уч. 1864 г.) негативным образом определял имеющих право голоса на избирательных съездах; последние были особого рода собрания, на которых, собственно, и происходили выборы гласных. Итак, правом голоса обладали лица мужского пола, 25 лет от роду, не осужденные (как сейчас говорят работники правоохранительной сферы), российские подданные. Статья 27 Пол. о зем. уч. ред. 1890 г. существенно расширяла негативный перечень лиц, лишенных избирательных прав; в него, в частности, попали все священнослужители христианского вероисповедания. Правда, ст. 57 Пол. о зем. уч. ред. 1890 г. предоставляла право назначать местным епархиальным властям особых представителей в уездное земское собрание. Женщины по закону не лишались права голоса, но они могли им воспользоваться, только делегировав (уполномочивая, как гласил закон) от себя особо доверенных лиц для участия в избирательных съездах. Точно такой же порядок предписывался в отношении юридических лиц, имевших на праве собственности недвижимость в уезде, а равно и арендаторов таковой недвижимости.

Таким образом, главным критерием, влиявшим на назначение или отсутствие у человека права голоса, был имущественный ценз, выражавшийся либо во владении недвижимостью, либо в годовом доходе не менее 6 тыс. руб. Цензовое владение недвижимостью должно было составлять 100 минимальных крестьянских наделов, определенных для данной губернии согласно Положению о поземельном устройстве крестьян 1861 г. В дальнейшем ценз определялся более четко, в среднем, по подсчетам государствоведов того времени, он составлял от 200 до 250 десятин по стране. Надо также заметить, что после 1890 г. цензовые ограничения были еще более ужесточены.

Первоначально выборы в уездные собрания производились по трем куриям: уездных землевладельцев, городских обывателей и сельских обществ (ст. 16 Пол. о зем. уч. 1864 г.). При этом, согласно ст. 30 Положения, курия сельских обществ избирала из своего состава выборщиков на избирательный съезд в количестве не более 1/3 от общего числа всех членов волостных сходов губернии. Здесь же необходимо иметь в виду, что количество гласных от той или иной курии полагалось в зависимости от совокупного имущественного ценза, приходящегося на всех избирателей по данной курии (ст. 33 Пол. о зем. уч. 1864 г.). Таким образом, крестьяне, будучи более многочисленным разрядом населения, избирали от себя наименьшее число гласных.

В дальнейшем избирательный порядок претерпел сильнейшее изменение в сторону увеличения сословности при выборах гласных. Последнее выразилось в еще большем по сравнению с прошлым избрании гласных от дворянства данного уезда. Ценз также был увеличен. При этом, поскольку при увеличении ценза уменьшилось в пропорциональном объеме число избирателей, был введен кумулятивный порядок голосования, когда избиратели, владевшие в уезде недвижимостью в 1/10 цензового объема, избирали от себя представителей на избирательные съезды, с тем чтобы каждый такой представитель имел в совокупности требуемый законом ценз. Выборы из прямых становились косвенными, двухступенчатыми. В отношении крестьян вовсе были введены драконовские правила. По Положению 1890 г. они лишены были права избирать гласных, каковых стал назначать непосредственно сам губернатор из числа выбранных от крестьян представителей: по одному от каждой волости; только многонаселенные волости могли претендовать на право иметь двух гласных от себя в уездных собраниях. Гласные от крестьян стали снова избираться только по Закону 5 октября 1906 г., когда порядки в Империи несколько смягчились. Вместе с тем необходимо отметить, что пассивное и активное избирательное право по выборам в земские учреждения осталось неизменным и после 1890 г., когда гласными могли быть лица, имеющие право голоса.

Наконец, стоит сказать, что Положение 1890 г. вводило неизвестный ранее институт обжалования результатов выборов. Ранее избрание уездных и губернских предводителей управ подлежало утверждению властей. Теперь же губернское по земским делам присутствие получало право вовсе кассировать выборы гласных, заменить кандидатуры одних гласных другими, назначить дополнительные выборы. Не случайно новый порядок функционирования учреждений местного самоуправления подвергся самой уничижительной критике в публицистике той эпохи, а политика правительства получила ярлык "охранительной".

Городское самоуправление.

В общем, приходится признать, реформы Екатерины II в области городского сословного самоуправления не увенчались должным успехом. Городские учреждения, созданные согласно ЖГГ, оказались недееспособными. В результате правительство императора Александра II еще в конце 1850-х - начале 1860-х гг. попыталось реформировать управление нескольких крупных городов. Прежде всего столицы - Санкт-Петербурга, управление коим в качестве образца было перенесено затем на Москву и Одессу. Во многом учреждения, созданные тогда, послужили прообразом городской реформы, воспоследовавшей 16 июня 1870 г. Тем не менее очередная реформа положила свой закладной камень в фундамент российской государственности и свершилась несмотря ни на что. Исследователи в один голос, как до революции, так и после, находили в ней массу недостатков, однако придется констатировать, что нечто отдаленно напоминавшее учреждения городского общественного управления появилось в России вновь только в начале 90-х гг. XX в.

Городовое положение.

Изначально правительство придерживалось довольно либерального образа взаимоотношений с органами городского самоуправления. Закон полагал городские учреждения вполне самостоятельными в пределах предоставленной им компетенции (ст. 5 Гор. пол. 1870 г.). Однако надзорная власть губернатора презюмировалась как необходимое условие самого существования таких органов (ст. 1 Гор. пол. 1870 г.). Прежде всего связь городских учреждений с правительственными полагалась посредством подчинения их 1-му департаменту Правительствующего Сената, который в порядке ст. 8 Гор. пол. 1870 г. являлся высшей инстанцией по разрешению споров между городом и местными властями, вытекающих из дел, связанных с исполнением общих имперских законов. В вопросах реализации собственной компетенции органы городского самоуправления обязаны были обращаться к посредничеству губернского по городским делам присутствия в составе губернатора (председательствующий), вице-губернатора, управляющего казенной палатой, прокурора окружного суда, председателя съезда мировых судей, председателя губернского земского собрания и городского головы губернского города (ст. 11 Гор. пол. 1870 г.). В остальном город был практически не связан никакими административными и подведомственными отношениями с правительственными учреждениями. Незначительное исключение делалось для должности секретаря города (городской Думы), который полагался состоящим на государственной службе в VIII классном чине, и то только потому, что являлся докладчиком по делам города в губернском по городским делам присутствии (ст. 99 Гор. пол. 1870 г.). Государственным служащим с разрешения начальства разрешалось также занимать городские выборные должности (ст. 90).

Положение резко изменилось в 1892 г. Прежде всего изменения коснулись права местных властей вмешиваться в порядок формирования городских учреждений. Во изменение прежнего порядка новые выборы теперь назначались не Думой, а губернатором, в обеих столицах такое право было присвоено МВД; в 1892 г. стало возможным обжалование выборов в губернское по городским делам присутствие с полной кассацией их; если раньше недостаток гласных полагалось восполнить за счет дополнительных выборов, то после указанной даты такое пополнение осуществлялось прямым назначением от МВД из числа лиц, состоявших гласными в течение последнего четырехлетия согласно количеству голосов, полученных ими. Председатель управы - городской голова - теперь уже не мог, как ранее, просто избираться городской Думой, а утверждался в должности губернатором или МВД, смотря по рангу города; в обеих столицах вовсе были введены драконовы правила, согласно которым городские головы не избирались, а назначались высочайшей властью из числа двух представленных от МВД кандидатур, которых в свою очередь избирала городская Дума. Кроме того, должности по городскому управлению, включая членов городской управы, теперь замещались не по выбору городской Думы, а по назначению губернатора или МВД. Наконец, члены городской управы вкупе с городским головой полагались новым Положением, состоящими на государственной службе. Городской голова, например, в обеих столицах находился в IV классном чине (действительный статский советник), а члены управы - в VI (надворный советник); аналогичные классные чины были предусмотрены и для членов управ других городов, но на порядок ниже.

Полномочия городских учреждений общественного управления были весьма подробно разработаны и, как в случае с земствами, целиком могут быть отнесены к разряду дел по разрешению местных вопросов (в данном случае - по благоустройству города). Важно, однако, при этом подчеркнуть, что полномочия города в отношении решения этих вопросов были вполне самостоятельными и не возникали вследствие уполномочивания со стороны публичной власти (ст. 5 Гор. пол. 1870 г.). Круг вопросов имел тщательную классификацию, например: "дела по внешнему благоустройству города... дела, касающиеся благосостояния городского населения" и т.п. (ст. 2 Гор. пол. 1870 г.). Для организационного обеспечения возложенных на городские власти обязанностей им в совокупности даровался законом статус юридического лица (ст. 14 Гор. пол. 1870 г.), который весьма уместно сравнить со ст. 28 ЖГГ (ср. также ст. ст. 116 и 118 Гор. пол. 1870 г.). Надо заметить, эта часть городских учреждений практически осталась неизменной после 1892 г. (см. ст. ст. 2 - 4, 63 Гор. пол. ред. 1892 г.).

Но после указанной даты существенно изменились полномочия, определенные прежним законом как "дела по устройству городского общественного управления" (п. "а" ст. 2 Гор. пол. 1870 г.).

Отдельно следует сказать несколько слов о самостоятельной правоустанавливающей компетенции органов городского самоуправления. Наряду с нормативными решениями земских органов управления решения городских властей также входили в общий корпус источников права, известных как статутное право Империи (см. ст. 103 Гор. пол. 1870 г.). Контроль за законностью таких нормативных постановлений был возложен на губернатора, который рассматривал спорные дела в губернском по городским делам присутствии (ст. 11 Гор. пол. 1870 г.); обжалование же неправомерных действий самого губернатора было возможно в 1-й департамент Сената. После 1892 г. во изменение прежнего порядка абсолютно любые постановления органов городского общественного управления подлежали утверждению губернатора (ст. 76 Гор. пол. ред. 1892 г.).

Согласно ст. 15 Гор. пол. 1870 г. в городах учреждались следующие органы городского общественного управления: городское избирательное собрание, городская Дума, городская управа.

Городское избирательное собрание формировалось из лиц, имеющих право голоса, из числа которых избирались гласные в состав городской Думы. Дума избиралась сроком на четыре года (ст. 16 Гор. пол. 1870 г.), после 1892 г. этот срок был сохранен. Состав Думы был определен законом в пределах от 30 до 72 гласных (ст. 48 Гор. пол. 1870 г.), но в 1892 г. эти цифры были изменены: от 20 до 160 гласных (ст. 56 Гор. пол. ред. 1892 г.); последняя цифра касалась числа гласных в городских Думах обеих столиц.

Сама Дума, как очень верно было подмечено в законе, "представляет собою все городское общество" (ст. 54 Гор. пол. 1870 г.) и в качестве такового обладала широкими учредительными правами в области создания тех органов, которые необходимы для осуществления дел по городскому самоуправлению. В первую очередь это касалось права городской Думы избирать городскую управу в качестве главного своего распорядительного органа. Минимальное число членов управы законом определялось в три, высший предел установлен не был, но в 1892 г. эта норма была отредактирована в том смысле, что минимальное число членов управы теперь могло составлять два, а максимальное - шесть человек, увеличение числа последнего могло состояться только с разрешения министра внутренних дел. Председателем управы являлся городской голова (ст. 70 Гор. пол. 1870 г.). Далее, для предварительного рассмотрения вопросов Дума могла учреждать подготовительные комиссии, а для исполнения собственных решений и особые исполнительные комиссии (ст. 73). Правда, при этом такие комиссии напрямую подчинялись городской управе (ст. 74 Гор. пол. 1870 г.). Наконец, можно еще указать и на то, что в небольших городах, а также в уездных городах Дума имела право вовсе не учреждать никакой управы, а уполномочивать распорядительной властью одного только городского голову (ст. 71 Гор. пол.). Такой же порядок сохранился и после 1892 г.

Формирование органов городского общественного управления производилось, как мы уже говорили, посредством тайных, прямых, но цензовых выборов. В основу последнего положения был взят порядок, принятый в то время в Пруссии. Право голоса даровалось русским подданным, 25 лет от роду; главным же условием считалось наличие имущественного ценза - обложенной городским сбором недвижимости (ст. 17 Гор. пол. 1870 г.). Женщины не лишались права голоса, но пользовались им через уполномоченных, передавая свой ценз (ст. 20 Гор. пол. 1870 г.). Церковь и юридические лица, имеющие облагаемые городскими сборами недвижимые имущества, также могли назначать на избирательные собрания своих представителей. Значительное отличие после 1892 г. от прежнего порядка составляло положение, вводившее процентное ограничение для нерусских народностей и нехристианских вероисповеданий. Например, ст. 35 Гор. пол. 1870 г. устанавливала, что гласным городской Думы избирается каждый, имеющий право голоса на выборах, фактически этим выравнивалось активное и пассивное избирательное право; но одновременно устанавливалось, что "число гласных из нехристиан не должно превышать одной трети общего числа гласных". После 1892 г. данный порядок был ужесточен, в связи с чем таких гласных полагалось иметь не более 1/5 от общего их числа. Безусловно, этим ограничивалось право представительства инородцев в городских учреждениях, что никак нельзя считать позитивным в деле укрепления государственного здания Империи.

Для членов городской управы и особенно для ее головы вводились изначально точно такие же охранительные меры. Так, согласно ст. 88 Гор. пол. 1870 г. евреи не могли быть ни избираемы в городские головы, ни исполнять их должности. Однако самым главным в избирательной системе органов городского самоуправления был ценз. Согласно ст. 17 Гор. пол. 1870 г. избиратели должны были обладать имущественным цензом в виде недвижимости, подлежащей обложению в пользу города, либо иметь в городе дело, с которого также уплачивался указанный сбор. Конкретно сумма сбора, уплачиваемого в казну и дававшего право голоса, в самом законе не указывалась, но ст. 24 упорядочивала производство выборов, вводя систему цензовых курий. В первую цензовую курию входили лица, платившие самые высокие ставки узаконенных сборов и все вместе составлявшие не менее 1/3 всей суммы городских сборов. Ко второй цензовой курии соответственно относились плательщики меньших ставок налогов, но, как и первая курия, в совокупности платившие другую треть узаконенных сборов. В третью курию, самую многочисленную, входили остальные налогоплательщики, на совокупную долю которых приходилась последняя треть всех городских сборов. Данная система была цензовой, каждая курия избирала равное число гласных, но не от равного числа избирателей.

После 1892 г. цензовый характер демократии ужесточился еще более. Избирателей перестали делить на курии, но были введены жесткие цензовые ставки. Так, правом голоса в обеих столицах стали обладать лица, платившие не менее 3 тыс. руб. годового сбора с недвижимости, для губернских городов с населением свыше 10 тыс. жителей и города Одессы этот ценз составлял не менее 1,5 тыс. руб., для уездных городов - 1 тыс. руб., для остальных городов - 300 руб. (ст. 24 Гор. пол. ред. 1892 г.).

Упрощенное городское общественное управление.

В городах, в которых по тем или иным причинам не вводилось действие Городового положения ред. 1892 г. учреждалось упрощенное управление, главными органами которого были собрание городских уполномоченных и городской староста (в нерусских губерниях, преимущественно азиатских, - аксакал города). Городских уполномоченных общим числом от 12 до 15 членов избирал сроком на четыре года сход городских домовладельцев. Выборами управляло доверенное лицо от губернатора.

Собрание уполномоченных из своего состава выбирало старосту (аксакала) и в случае получения разрешения от губернатора это же собрание выбирало двух помощников городского старосты.

Компетенция органов такого упрощенного управления в целом соответствовала компетенции органов городского общественного управления, установленного для них Гор. пол. 1892 г.

Управление национальных окраин Российской империи

Империя есть мiр, самодостаточное целое, части которого находятся в своеобразном, дополняющем друг друга положении. Будучи разными, непохожими, населенными различными народами, принадлежащими порой к совершенно противоположным языковым и расовым семьям и группам, тем не менее все эти неравные части имеют одно общее, что объединяет их формально, фактически же не затрагивает их самобытности. Общее, что уравнивает, представляет собой единый центр власти, соединяющий эти части в одно внешнее целое, целое, которое выражается в единстве пространства - почвенной основе Империи.

Управление Великим княжеством Финляндским.

Юридическое положение Финляндии. Вопрос этот приобрел чрезвычайную остроту в конце XIX в., вызвав поток диаметрально противоположных суждений. В общем и целом эти суждения могут быть сгруппированы следующим образом: а) мнение, обосновывавшее положение Финляндии в качестве особого государства в составе Империи (реальная уния); б) мнение, отрицавшее за Финляндией особый государственный статус и утверждавшее, что Финляндия как провинция, населенная однородным населением, имеет определенные привилегии по учреждениям внутреннего управления и вопросам внутреннего законодательства (автономия).

Местное финляндское законодательство. Особый правовой порядок Финляндии был дарован теми же актами, которыми она была инкорпорирована в состав Империи. В общем смысле особое финляндское законодательство полагалось в форме привилегий местным жителям и распадалось на две отрасли: публично-правового и гражданско-правового характера. Применительно к первой (ius publicum) Финляндия наделена была особыми учреждениями, которые формировались по сепаратным от общеимперских учредительным законам (lex fundamentalis), но санкцию такие законы получали только от общеимперской власти.

Так, одними из главнейших подобных актов следует признать Учреждение Правительствующего Совета от 6 августа 1809 г., Манифест об именовании Правительствующего Совета Императорским Финляндским Сенатом от 9 февраля 1816 г., Инструкцию финляндскому генерал-губернатору от 31 января 1812 г. и ряд других актов с последующими редакционными поправками и изменениями. Одним из главных последствий реализации этих актов стало то, что Финляндия, соединенная после 1811 г. в единое целое, напрямую была подчинена Всероссийскому императору, минуя центральные общеимперские правительственные учреждения. Позднее тем не менее данный характер подчинения был изменен Манифестом от 15 февраля 1899 г. и рядом других актов, ставших источником ст. 2 Осн. гос. зак. от 23 апреля 1906 г.

Гораздо большее значение для внутренних дел самой Финляндии имело Шведское уложение (Sveriges riketslag) 1734 г. (в ред. 1807 г.), состоявшее из девяти отделений (balkar): (1) о браке; (2) о наследовании; (3) о недвижимом имении; (4) о строениях; (5) о торговле; (6) о преступлениях; (7) о наказаниях; (8) о взысканиях; (9) о судопроизводстве и составлявшее, таким образом, основу финляндского ius privatum. В последующем предпринимались переиздания данного Уложения: 1824, 1891 и 1902 гг., правда, только первое из них являлось официальным, одновременно издавались дополнения к данному Уложению, вносившие в него порой серьезные изменения, например: Прибавление к изданному по Высочайшему повелению с переводом на российский язык Уложению, существующему в Великом княжестве Финляндском (СПб., 1827).

Текущее законодательство органов имперской власти в Финляндии (de iure это как раз и были финляндские учреждения) стало издаваться в виде особых систематических сводов после 1821 г. Одним из первых явилось издание Сборника постановлений, манифестов, указов и других распоряжений правительства, вышедших из печати в Финляндии после 1808 г. (Samling af plakater, forordningar, manifestar och pabud, samt andre allmanna handlingar, hwilka i Stur-Furstedomet Finland sedan 1808 ars borjan ifran trycket utkommit). Это издание продолжалось до 1859 г. и всего вышло 17 томов. В том же 1821 г. начал издаваться Сборник указов и рескриптов, разъяснений и предписаний, изданных Его Императорским Величеством и экспедициями Императорского Финляндского Сената по делам судебным, хозяйственным и полицейским (Samling af de till efterllefnade gallande bref, forklaringar och foreskrifter, hwilka af Hans Kajserl. Majit, afvensom ifran expeditionerne i dess Senat for Stur-Furstedomet Finland blivir utfardande uti iustitae-och oecononomiae-och politiae-arender).

Данный Сборник также выходил до 1859 г. и состоял из шести томов. Однако подобный разрозненный способ публикования общих и специальных постановлений и распоряжений в 1859 г. был найден неудобным и согласно Указу от 28 ноября 1859 г. велено было объединить два вышеуказанных издания в одно: Сборник постановлений Великого княжества Финляндского. Издание это стало выходить с 1860 г.

В царствование императора Николая I решено было совершить кодификацию всех местных законов Финляндии по образцу российского Свода законов. Работа началась в 1835 г. и продолжалась с переменным успехом вплоть до 1865 г., но по техническим причинам (кодификационная комиссия просто не успевала за развитием текущего законодательства) она так и не была завершена.

После 1906 г. и особенно 1910 г. общеимперским законом был установлен подробный перечень вопросов, по которым законодательствование могло осуществляться только центром Империи. В общем и целом к исключительному ведению Императора, Государственного Совета и Государственной Думы относились вопросы, связанные с регулированием: 1) призыва в армию (внутренняя финляндская армия милицейского характера была окончательно упразднена в период 1901 - 1905 гг.); 2) уравнения в правах финляндских обывателей и других подданных Империи; 3) изъятий в общегосударственных интересах из финляндских уголовных и процессуальных законов (ср. п. 3 ст. 5 Уг. ул. 1903 г.); 4) правил о публичных собраниях, обществах и союзах; 5) акционерного права; 6) таможенных тарифов Финляндии; 7) объединения монетной системы (до 1917 г. денежные системы так и не были объединены); 8) путей сообщения (см. ст. 2 Закона о порядке издания касающихся Финляндии законов и постановлений общегосударственного значения от 17 июня 1910 г.). По всем остальным вопросам право законодательствования получил Финляндский Сейм, но с последующим утверждением таких законов Государем Императором.

Местные финляндские учреждения. Согласно дарованным привилегиям Великое княжество Финляндское имело собственные учреждения, которые могут быть подразделены на учреждения управления всем краем и учреждения по делам местного (коммунального) самоуправления.

К первым следует отнести Великого князя - Всероссийского императора, который непосредственно управлял данной частью Российской империи. На подобное парадоксальное свойство управления указывал прежде всего общий характер неограниченной власти российского самодержца. Надо заметить, что ни одна из других национальных окраин Империи не обладала подобной привилегией - все они управлялись опосредованно - через систему общеимперских центральных учреждений. После 1899 г. этот порядок начал изменяться и после 1910 г. он приобрел уже окончательную форму, поскольку между Императором (Великим князем) и Финляндией становится ряд высших государственных органов, получивших новое устройство и компетенцию после 1905 г.: Совет Министров, Государственная Дума и Государственный Совет. В последний Финляндия обязывалась посылать от себя двух представителей, а в Государственную Думу - четырех, впрочем, это никогда так и не было сделано.

Непосредственно Великого князя (Всероссийского императора) в крае представлял генерал-губернатор с весьма широкими полномочиями в военной и гражданской областях. Уже в 1811 г. при генерал-губернаторе в качестве его помощника учреждается пост статс-секретаря по финляндским делам. Фактически уже с самого начала, но формально с 1834 г., этот чиновник получил ранг особого министра по делам Финляндии (с указанной даты он стал именоваться "министр статс-секретарь"). В 1826 г. в помощь статс-секретарю учреждается особая канцелярия, вскоре переименованная в Его Императорского Величества канцелярию финляндских дел. В совокупности генерал-губернатор, статс-секретарь и канцелярия олицетворяли в крае высшую правительственную власть.

Одновременно с введением поста генерал-губернатора учреждается особый коллегиальный орган, выполняющий функции общего административного надзора, - Правительствующий Совет, а с 1816 г. - Императорский финляндский сенат, разделенный на два департамента, в каждом из которых имелось по несколько отраслевых экспедиций. Сенат наряду с административными делами ведал вопросами судебного управления. У него в подчинении до 1868 г. находился и Финляндский банк, учрежденный в 1811 г. После 1868 г. Банк перешел в ведение Сейма. Центральная администрация низового уровня была представлена особыми губернаторами (landshovdingar) исторических провинций Финляндии и ленсманами (lansmann) - полицейскими приставами в особых округах. Этот уровень управления подчинялся финляндскому Сенату.

Финляндией до 1899 г. фактически управлял Император, доклады по внутренним делам княжества ему непосредственно делал министр статс-секретарь, который не входил ни в одно из высших правительственных учреждений того времени: Комитет Министров, Совет Министров и Государственный Совет, однако в указанном году велено было представлять доклады только посредством соответствующего общеимперского министра по принадлежности. Фактически это означало административное подчинение края общим правительственным учреждениям Империи.

Сейм (Эдускунта - Eduskunta - как его называют финны), до 1907 г. орган сословного представительства, был разделен на четыре сословных отделения: дворянство, духовенство, горожане и крестьянство. По структуре и по роли, которую играл Сейм, он не сильно отличался от аналогичного сословно-представительного парламента соседней Швеции. В частности, в 1869 г. был принят новый сеймовый устав, практически полностью копировавший порядок формирования и структуру Риксдага Швеции, который тот получил согласно Уставу Риксдага 1866 г. После революционных событий 1905 г. и проведенной избирательной реформы был издан новый сеймовый устав (1907 г.), согласно которому на месте старого сословно-представительного органа появился всесословный (общенациональный) парламент, полномочный решать в законодательном порядке вопросы, подпадавшие под определение "местных нужд". Особенностью избирательного права Великого княжества после 1907 г. стало еще и то, что в отличие от права собственно России, оно было всеобщим, равным и к выборам допускались наравне с мужчинами женщины.

Местное самоуправление в Финляндии до 60-х гг. XIX в. представляло собой точный слепок с тех сословных учреждений, которые ей достались в наследство от времен шведского владычества. Однако на волне реформ эпохи императора Александра II Финляндия получила в 1865 г. новый закон об органах местного самоуправления, а в 1873 г. - об органах городского самоуправления. В основу данных актов был положен принцип цензовой демократии, вместе с тем размер ценза (skattore) был достаточно низким: срок оседлости в данной местности и уплата минимальной ставки местных налогов. Впрочем, закон допускал неравенство голосов для лиц, плативших наибольшую ставку налога соответственно своим доходам.

Учредительным органом для местного самоуправления являлось собрание коммуны, куда входили все лица, пользующиеся в ней правом избирательного голоса. Собрание избирало своего председателя.

В необходимых случаях собрание могло выбрать от себя особых коммунальных поверенных (kommunalfulmaktige) сроком на три года, но с условием ротации 1/3 их членов через каждые два года.

Исполнительным органом коммуны являлся совет старшин в составе председателя, вице-председателя и пяти членов. Надзорную власть за действиями и решениями органов коммунального самоуправления осуществлял ландсхевдинг.

В городах самоуправление организовывалось на сходных с сельскими условиях.

Управление Остзейским краем.

Юридическое положение Прибалтики. Так же как и в случае с Финляндией, Прибалтика имела значительные привилегии, что, однако, не помешало и здесь росту сепаратистских устремлений в середине XIX в. Прибалтика (за исключением Курляндии) была включена в состав России согласно ст. 4 Ништадского мирного договора: "Его Королевское Величество Свейское уступает сим за Себя и Своих Потомков и Наследников свейского престола и Королевство Свейское Его Царскому Величеству и Его Потомкам и Наследникам Российского государства в совершенное неприкосновенное вечное владение и собственность в сей войне чрез его Царского Величества оружие от Короны Свейской завоеванные провинции: Лифляндию, Эстляндию". Это положение было еще раз подтверждено Абовским трактатом и мирным договором от 16 июня 1743 г. и Верельским мирным договором от 3 августа 1790 г. Вместе с тем Ништадский договор (ст. ст. 9 и 10) допустил шведские гарантии в отношении сохранности за местным населением его привилегий и веры. Сверх того, шведы согласно ст. 6 упомянутого договора получили право на беспошлинный вывоз хлеба из указанных провинций.

Таким образом, мы имеем четкое указание на юридическое положение Остзейского края как на составную часть Империи, инкорпорированную в нее согласно условиям Ништадского мирного договора.

При этом, согласно воле Всероссийского императора, население этого края (точнее, только небольшая его часть, а именно этнические немцы) имело в качестве привилегии некоторый объем прав по устройству местных сословных учреждений, которые никак не могут быть отнесены по своему существу к государственным.

Местное прибалтийское законодательство. Вопрос о статусе местного законодательства в Остзейском крае разделяется на два периода: до 1845 г. и после. Причем первый период характеризуется довольно неясным кругом источников права, могущих быть применимыми в качестве действующих. Второй же период может быть охарактеризован как время постепенного слияния местных узаконений с общеимперскими, что, в частности, выражалось в упразднении местных учреждений и замене их общими правительственными органами управления.

В первый период местные прибалтийские узаконения продолжали сохранять свой узкофеодальный характер с его западноевропейской окраской, в которой роль оселка играли различные феодальные формы присяг (коммендаций) вассалов своему сюзерену. Уже после ливонской войны эти права и привилегии во многом утратили свое публично-правовое назначение и рассматривались шведами, а потом и русскими властями как сословно-корпоративные права дворянства и горожан. При этом в период русского владычества неоднократно подчеркивалось, что в случае коллизии местного закона с общеимперским силу получает последний. Именно таким образом, например, при императрице Екатерине II было признано несовместимым с ЖГД право прибалтийского рыцарства вести особые матрикулы дворянских родов, коими фактически узаконивалось сепаратное право дворянских корпораций края через прием новых членов даровать им дворянское звание. Одновременно с этим происходил процесс отмены других прав и привилегий, противоречащих вновь изданным общеимперским узаконениям. Именно такой логикой пользовалась русская власть, вводя, например, в крае учреждения, которые предусматривались Уч. губ. 1775 г. и Городовым положением (ЖГГ) 1785 г.

Другое уже дело заключалось в том, что в правление Павла I случился временный откат на позиции прошлого века, во многом связанный со "странностями" характера этого самодержца. Тем не менее многие из частноправовых привилегий продержались в крае вплоть до 1917 г.

Второй период ознаменовался приведением в порядок всего объема местных узаконений, в результате на свет появился Свод местных узаконений губерний Остзейских, издание которого в двух томах вышло в свет в 1845 г. В указе, вводившем в действие этот Свод, было отмечено, что он получает действие в качестве субсидиарного источника к СЗРИ. Здесь же, очевидно, имеет смысл отметить, что одним из распространенных источников права во всем Остзейском крае было римское право, изложенное в виде Usus Modernus Pandectarum.

В 1853 г. состоялось издание продолжения двух первых частей Свода местных узаконений.

Третья часть Прибалтийского свода введена была в действие в 1864 г., продолжение ее было издано в 1890 г. Следует при этом также отметить, что сохранившие действенность к 1892 г. нормы первой части Прибалтийского свода были уже включены в т. I и II СЗРИ при переиздании последнего в означенном году. С 1889 г. в Прибалтике введено действие Судебных уставов императора Александра II (1864 г.).

Таким образом, непосредственно к 1917 г. в ранге местного закона состоял только Свод гражданских узаконений губерний Прибалтийских 1864 г. с редакционными изменениями последующих лет.

Остзейский край пользовался отныне только привилегией использовать гражданско-правовые нормы местного происхождения. При этом в Прибалтийском гражданском своде гораздо сильнее, чем в т. X СЗРИ, ощущалось влияние римского права, изложенного в учении школы пандект.

Местные прибалтийские учреждения. Первоначально, в эпоху господства местного права, в крае продолжали действовать порядки и учреждения, созданные еще в эпоху до русского владычества.

Фактически этот порядок удержался до 1785 г., когда в Прибалтике было введено действие Уч. губ. 1775 г., ЖГД и ЖГГ 1785 г. Павел I восстановил в 1797 г. прежнее положение, но при Николае I, точнее, в 1845 г., в Остзейском крае окончательно вводится Уч. губ. в том виде, в каком оно представлено было в т. II СЗРИ. В общем и целом картина управления краем будет следующей: с 1710 по 1762 г. Прибалтика живет по старым установлениям и имперская власть проявляет себя только военным присутствием в крае. В каждой исторической провинции существует сословный орган представительной власти - ландтаг, на который избираются представители от сословий: дворянства, духовенства и горожан.

Помимо этого дворянство и горожане имеют собственные корпоративные организации. Города управляются по старым магистратским установлениям, в которые входят представители от городских цехов, словом, в Прибалтике в это время господствует правовой порядок, застывший в своем развитии на уровне XIV в., - факт, отмеченный практически всеми исследователями.

В начале XIX в. и вплоть до 1845 г. прибалтийские учреждения не испытывали серьезных изменений, разве что в 1801 г. все три прибалтийские провинции объединились в одно Остзейское генерал-губернаторство, просуществовавшее, впрочем, до 1876 г. Правда, необходимо отметить, что в период с 1808 по 1819 г. Эстляндия имела особого генерал-губернатора в лице принца Ольденбургского.

В 1866 г. в Прибалтийских губерниях вводится общее волостное управление крестьянами, принятое для крестьян Империи по отмене крепостной зависимости в 1861 г. В 1877 г. вводится в действие Городовое положение 1870 г., впрочем, старые сословные магистраты продолжают здесь действовать до 1889 г. Связано это было с тем, что магистраты продолжали выполнять некоторые судебные функции, однако с распространением на Остзейские губернии действия Судебных уставов 1864 г., что как раз и произошло в 1889 г., они утратили свое значение.

Вместе с тем в трех Прибалтийских губерниях вплоть до 1917 г. продолжали действовать старинные сословные учреждения остзейского рыцарства и лютеранской церкви.

Управление Западным краем.

Прежде всего необходимо сделать терминологическое замечание. Западным краем ранее именовались несколько западнорусских губерний, возвращенных от Польши по нескольким ее разделам между Пруссией, Австрией и Россией. На современной карте Западный край занял бы обширное пространство, включающее в себя значительную часть современных литвы и Белоруссии.

Господствующим элементом в данном крае выступали поляки, которых русское правительство стремилось целенаправленно выжить обратно в коренные польские земли. Во многом эта политика диктовалась необходимостью искоренения Брестской унии, навязанной православным этого края в 1569 г. неимоверными зверствами, а также стремлением обезопасить западные границы Империи от взрывоопасного элемента - поляков, движимых эфемерной мечтой восстановить Великую Польшу от моря и до моря (от Риги и до Одессы, говоря по-современному). Положительные результаты были достигнуты в этом крае после подавления последнего польского восстания 1863 г. Надо заметить, деятельность графа М. Муравьева по искоренению польщизны (так официально именовалось засилье поляков в западнорусских областях) оказала самое благотворное воздействие на восстановление в крае исторической справедливости.

Местное законодательство. Одним из старейших местных законодательных актов данного края был Литовско-русский статут в редакции 1588 г. До 1778 г. его действие распространялось на все вопросы местной жизни без ограничений. В указанный год на губернии Западного края было распространено действие Уч. губ. 1775 г. Вторым значительным по объему корпусом права, которым регулировалась деятельность органов городского управления, было магдебургское право - комплекс норм, регулирующих структуру, порядок формирования и компетенцию органов городского сословного управления, выраженных в разного рода актах, как правило, средневекового происхождения, но объединенных под одним условным названием. Магдебургское право действовало в крае вплоть до 1831 г.

В 1797 г. вместо екатерининских установлений в Западных губерниях восстанавливается в полном объеме действие Литовско-русского статута. Дело заходит, например, настолько далеко, что в означенных областях, русских по преимуществу, восстанавливается применение в государственных учреждениях польского языка. В 1811 г. Правительствующий Сенат издает Литовско-русский статут в качестве официального узаконения Западного края. В 1828 г. Комитет Министров постановляет переиздать еще раз этот акт; издание осуществлено не было. Именным указом от 1 января 1831 г. во всей Белоруссии прекращается действие Литовского статута и восстанавливается действие общеимперского права. В 1840 г. опять-таки именным указом вводится действие Свода законов в полном объеме. В дальнейшем в качестве местных узаконений можно рассматривать особые акты, изданные имперской властью после 1863 г. и направленные к вытеснению поляков из края.

Местные учреждения. Вошедшие снова в состав России в конце XVIII в. земли бывшей Речи Посполитой вплоть до 1778 г. сохраняли особые польские учреждения, создание которых относится к XVI в.: города предоставлены были сами себе, они управлялись избранными от цехов и сословий особыми магистратами; дворянство управлялось на сеймиках посредством выбора на них дворянских представителей, а также выбора целого ряда должностных лиц. Непосредственно крестьянство края было полностью лишено каких-либо политических прав, в общем смысле оно рассматривалось исключительно с крепостнической точки зрения и находилось в гораздо более худшем состоянии, нежели, например, в Великороссии.

В 1778 г. были введены общеимперские учреждения по местному управлению, но в 1797 г. старый порядок управления был восстановлен. Но при этом восстановление происходило все же не в полном объеме и с некоторыми даже изменениями прежнего образа управления. Так, были оставлены нижние земские суды (ст. 22 Уч. губ. 1775 г.), должность исправника (ст. 23 Уч. губ. 1775 г.), но его полагалось теперь не выбирать местному дворянству, а назначать от губернских властей. Вводилось действие прежних земских, градских и подкоморных судов, в качестве местного суда высшей инстанции восстанавливал свое действие Литовский трибунал. Все члены этих судебных инстанций избирались дворянством. Общеимперская власть была представлена губернатором (генерал-губернатором) и небольшой канцелярией при нем. В 1831 г. и 1840 г. западные губернии в административном плане были окончательно слиты с Империей.

Управление Малороссией.

В первые годы правления Петра Великого Малороссия продолжала сохранять старый порядок управления, который ей был дарован еще царем Алексеем Михайловичем при инкорпорации этого края в состав Московского государства. Вместе с тем измена Мазепы, порочность системы дуализма управления Малороссией, обнаружившая в XVIII в. свое явное несоответствие истинным желаниям малороссов, - все это не могло не повлиять на изменения в системе местных малороссийских учреждений.

Местное малороссийское законодательство. Малороссия, в ее действительном значении по территории охватывавшая пространства бывших Черниговской и Полтавской губерний (правобережная Украина, за исключением г. Киева, составляла губернии Юго-Западного края), при присоединении к Московскому царству в 1653 г. получила в качестве привилегии право пользоваться теми источниками права, которые действовали на ее территории еще с времен польского владычества. В 1728 г. состоялось определение ВТС, который в ответ на прошение гетмана Данилы Апостола постановил, что малороссийский народ судится разными правами, а именно Магдебургским и Саксонским статутами. На поверку оказывалось, что города имели в качестве привилегии устраивать свое самоуправление согласно нормам магдебургского права, а все остальное население жило согласно нормам Литовско-русского статута в ред. 1588 г. Надо заметить, со временем украинская сепаратистская публицистика стала возносить это исключительное положение местного права, делая из него своеобразное знамя.

В том же 1728 г. ВТС постановил: образовать особую комиссию по кодификации местных малороссийских узаконений. Работа эта шла на общем фоне попыток кодифицировать общеимперское право, начало чему было положено еще Указом Петра I от 1700 г. Работа над местным малороссийским правом продолжалась до 1756 г. и увенчалась составлением специального свода. Однако перемена царствования привела к тому, что с 1761 г. комиссия и плод ее трудов были преданы забвению.

Последний всплеск интереса центрального правительства к делу составления особого свода для Малороссии наблюдается все же в период правления императора Александра I. С 1804 по 1809 г. заседала особая комиссия, которая поставила себе задачу дать критическое издание текста Литовско-русского статута, что и было сделано в 1811 г. Это издание само явилось объектом критики, поскольку перевод данного акта осуществлялся не с подлинника 1588 г., который, кстати, был составлен уже на белорусском языке, а с польского издания 1786 г.

В 1781 г. в Малороссии вводится действие Уч. губ. 1775 г., но в 1796 г. восстанавливается действие некоторых прежних судебных установлений. В целом, как в Западном и Юго-Западном краях, в Малороссии действие магдебургского права прекращается в 1831 г., в 1843 г. во всей Малороссии прекращено действие Литовско-русского статута, положения которого заменены общеимперскими нормами. Однако в издание СЗРИ 1857 г. включены были те положения этого древнего акта, которые касались регулирования землевладения в губерниях Черниговской и Полтавской. В таком виде действие отдельных норм Статута продолжалось до 1917 г.

Местные учреждения Малороссии. Как мы уже сказали, порядок управления Малороссией характеризовался смешением форм войскового управления, доставшегося Малороссии еще со времен Сечи, и центрального правления, пытавшегося контролировать действия местных властей. Контроль этот осуществлялся Малороссийским приказом, действовавшим с 1663 по 1722 г., однако управление приказа оказалось малоэффективным, что лишний раз доказала измена Мазепы и войсковой старшины.

Поэтому, как писал историк, "получив последний пример шатости старшины и полной преданности простого народа, Петр решился на то, на что не могли решиться предыдущие цари, - смелее опираться на народ и лишить старшину захваченных ею прав бесконтрольного хозяйничанья в крае" [Ульянов. 1994. С. 126]. В связи с чем на месте старого приказа учреждалась Малороссийская коллегия с единственной целью, как гласил сам Указ от 16 мая 1722 г., учреждавший ее: "Оная учинена не для чего иного, токмо для того, дабы малороссийский народ ни от кого, как неправедными судами, так и от старшины налогами утесняем не был".

Одновременно с введением твердого порядка управления в Малороссии происходило уничтожение Запорожской Сечи, к началу XVIII в. полностью переродившейся в обычное бандитское гнездо. В 1734 г. упраздняется гетманство, в 1743 г. восстанавливается вновь, но в 1764 г. гетманство упраздняется навеки. Вместо гетмана учреждается снова Малороссийская коллегия во главе с генерал-губернатором Новороссии, но в 1783 г. в связи с введением в крае действия Уч. губ. 1775 г. здесь устанавливается общий с остальной Империей порядок местного управления.

Определенные особенности местных учреждений вместе с тем продолжали давать о себе знать довольно долгое время. Прежде всего эти особенности сказывались на дворянском самоуправлении в южнорусских областях. Доказано, что заветной мечтой войсковой казачьей старшины было, как это ни парадоксально, не борьба с польской оккупацией, а эгоистичное желание поставить себя вровень по правам и вольностям с польской шляхтой. Столкнувшись в середине XVII в. с вооруженным противодействием этому стремлению, казаки вынуждены были обратиться к Москве. Дело это удалось во многом еще и потому, что желание жить под московской властью, единокровной и единоверной, разделяло громадное большинство простого малороссийского народа. С восстановлением в 1843 г. действия ЖГД, вошедшей составной частью в т. IX Св. зак., малороссийское дворянство получает точно такой же порядок сословного и местного управления, что и великороссийское дворянство.

Управление Царством Польским.

Юридическое положение Царства Польского. Вопрос о юридическом положении польских коренных земель в составе Российской империи сейчас, пожалуй, имеет исключительно академический интерес. На примере этого государства мир воочию убедился, сколь важно сильное государственное целое, сильная государственная власть, чего древняя Польша, судя по всему, не знала. В качестве справки приводим небольшое описание прежнего устройства Польши до ее первого раздела: "Король избирался шляхтою. Шляхта, собиравшаяся на провинциальные сеймы (сеймики), выбирала послов на большой сейм, давала им наказы и по возвращении с сейма они обязаны были отдавать отчет избирателям своим. Сейм собирался каждые два года сам собою. Для сеймового решения необходимо было единогласие: каждый посол мог сорвать сейм, уничтожить его решения, провозгласивши свое несогласие (veto) с ними, - знаменитое право, известное под именем liberum veto. В продолжение 30 последних лет все сеймы были сорваны. Против произвольных действий правительства было организовано и узаконено вооруженное восстание - конфедерация: собиралась шляхта, публиковала о своих неудовольствиях и требованиях, выбирала себе вождя, маршала конфедерации, подписывала конфедерационный акт, предъявляла его в присутственном месте, и конфедерация, восстание получало законность. Для управления при короле находились независимые и бессменные сановники, в равном числе для Польши (для короны) и для Литвы: 2 великих маршала для гражданского управления и полиции; 2 великих канцлера и 2 вице-канцлера заведовали судом, были посредниками между королем и сеймом, сносились с иностранными послами; 2 великих и 2 польных гетмана начальствовали войсками и управляли всеми войсковыми делами; 2 великих казначея с 2 помощниками управляли финансами; 2 надворных маршала заведовали двором королевским" [Соловьев. 1863. С. 10 - 11].

* * *

Итак, предприняв в очередной раз, в 1812 г., в составе La Grand Arme поход на Россию, поляки разделили с этой армией ее участь. На Венском конгрессе держав-победительниц герцогство Варшавское было поделено на четыре части, одна из которых (по площади 3699 кв. км) под названием Царство Польское "присоединялось навсегда к Империи Российской". Другое постановление Венского конгресса обязывало Россию установить для своих новых подданных определенный образ правления: "Поляки, подданные России (subjects respectifs de la Russie), будут иметь народных представителей и национальные государственные учреждения согласно с тем образом политического существования, который правительством будет признан за полезнейший и приличнейший для них в кругу его владений", сверх того "Его Императорское Величество предполагает даровать по своему благоусмотрению внутреннее распространение сему государству, имеющим состоять под особым управлением". Сразу же необходимо отметить, что последнее постановление так и не было никогда выполнено.

Данные постановления международного права вызвали в свое время небольшую дискуссию о характере юридической связи Польши с Империей. Правда, мнений было не столь много, как это случилось, например, с аналогичным вопросом относительно Финляндии. Но и в ее рамках высказывались достаточно разноречивые суждения. Прежде всего, на что обращалось внимание, характер формулировок Венского акта заставлял желать более ясного их определения "Трактат констатировал со стороны Русского Государя не то обещание, не то обязательство", как заметил один историк [Любавский. 1918. С. 375]. Последующая практика управления этим краем также свидетельствовала о наличии в его истории по крайней мере трех периодов, в пределах каждого из которых статус Царства Польского качественно отличался от предыдущих его форм. Так, до 1830 г. вполне вероятно вести речь о реальной унии, когда требовалась отдельная коронация русских монархов в Варшаве польской короной; после 1830 г. и до 1863 г. речь может идти о процессе упразднения унии и постепенной инкорпорации Царства в состав Империи; после 1863 г. инкорпорация может считаться совершившимся фактом. На общую слабость юридического положения Царства Польского в качестве особого субъекта права во время его пребывания под российской властью также может указывать еще и тот факт, что в него (Царство Польское) входили не все коренные польские земли, гораздо большая их часть входила в состав Пруссии и Австро-Венгрии.

Итак, в русской юридической литературе наиболее радикальных взглядов придерживался В.Н. Латкин, для которого был очевиден факт изначальной инкорпорации Царства Польского в 1815 г. Н.М. Коркунов также считал, что акт присоединения Польши к России может быть только инкорпорационного свойства. Наиболее взвешенный подход, однако, на наш взгляд, проявил барон Б.Э. Нольде, для которого факт государственного существования Польши не представлял сомнения, а сама Польша до 1830 г. в составе России существовала в виде государства unio inaequale iure [Нольде. 1911. С. 287].

Действительно, вряд ли имеет смысл оспаривать государственный статус Польши до 1814 г., но также действительно и то, что само понятие "Польша" в данном контексте лишено было географического и политического смысла. С 1809 по 1814 г. на карте Европы существовала не Польша, а герцогство Варшавское. Исследователи давно обратили внимание на парадоксальный факт: для Наполеона, как и для русских царей, само название "Польша" являлось чем-то неопределенным и непонятным, если выражаться не грубо. Гораздо логичнее для него было бы в 1809 г. назвать вновь образованное государство Польшей, а не воспользоваться астионимом. Соответственно только с этой поправкой можно говорить о "государственном" статусе Царства Польского, ранее являвшегося только частью герцогства Варшавского, которое в свою очередь было также только частью былого польского государства, следовательно, не связанным с ним ничем, кроме факта случайного своего отделения.

Учредительная власть, создавшая Царство Польское, может быть только русской государственной властью, поэтому формально Царство Польское являлось составной частью Российской империи, для которой до 1830 г. действенна была международная гарантия, впрочем, уничтоженная в силу известного принципа оговорки при условии сохранения существующего положения (clausula rebus sic stantibus).

Парадокс заключался еще и в том, что и современное польское государство существует только в силу того, что никто еще не решился радикально пересмотреть ялтинско-потсдамскую систему послевоенных договоренностей.

Местное польское законодательство. Законодательство Царства Польского может быть разделено на два общих раздела: первый, посвященный политическому "бытию" этого образования, второй - гражданско-правовой сфере отношений жителей этого края. Необходимо, однако, заметить, что в силу исторических событий первый раздел царствопольского законодательства уже ко второй половине XIX в. утратил свою действенность.

Итак, прежде всего необходимо указать на так называемую Конституционную хартию 15 ноября 1815 г., согласно которой определялось функционирование государственных учреждений этого края, а именно короля (царя Польского), Государственного Совета, Сейма и ряда других учреждений. После подавления восстания 1830 г. императору Николаю I угодно было издать новый акт, заменивший собой скомпрометированную конституцию, что и было сделано 26 февраля 1832 г., - Органический устав Царства Польского. По общему мнению дореволюционной русской историографии, задачей этого акта являлось "сделать невозможным повторение событий двухлетней давности", т.е. восстания поляков.

Исполнение Органического устава сопровождалось изданием дополнительных постановлений по укреплению государственной связи между Россией и краем: в 1834 г. упразднена уния, католическая церковь подверглась жесткой государственной опеке, направленной на разрыв связи католического епископата с папской курией. Мера, надо признать, вполне оправданная, Россия существенно запаздывала с ней, ибо в европейских католических странах государственная власть за столетие, а то и раньше, вынуждена была прибегнуть к такому ограничению. В 1837 г. в Царстве введены губернии и губернское управление, в 1841 г. упразднен особый Государственный совет, годом раньше вводится в обращение российская монета, в период с 1832 по 1852 г. проведена сословная реформа, согласно которой Царство Польское получило сословное самоуправление по образцу российского.

Смена царствования разбудила было бесплодные мечтания в головах поляков, которые были враз прекращены публичной речью царя: "Счастье Польши заключается в полном слитии ее с народами Моей Империи". К сожалению, этот мудрый совет монарха не возымел своего действия и в 1862 г. в Царстве Польском вновь вспыхнуло восстание. Оно было подавлено решительнее прежнего, все руководители его пойманы и повешены. Восстание полностью уничтожило действие Органического устава 1832 г., в связи с чем начиная с 1864 г. правительство предпринимает ряд действенных реформ к окончательному разрешению "польского вопроса". В означенный год проводится радикальная крестьянская реформа, в результате которой в Царстве Польском появляется сильный класс крестьянства - самостоятельного землевладельца. Реформа эта также сопровождалась действенными мерами по созданию новых органов местного самоуправления. По указу 1864 г. управление католической церковью переходит целиком в руки имперского МВД и к 1875 г. дело унии в Литве и Белоруссии окончательно терпит историческое поражение. В 1883 г. конфликт с папской курией на почве восстановления исторической справедливости исчерпывается заключением особого конкордата - общепринятая практика для всех, даже католических стран. В 1867 г. начинается процесс упразднения всех особых местных правительственных учреждений, место которых заступают общеимперские. В 1876 г. в Царстве Польском вводится действие Судебных уставов 1864 г. С 1868 г. велено во всех присутственных местах Царства употреблять только русский язык. Но Высоч. утв. прав. КМ от 12 июня 1905 г., принятых во исполнение Указа от 14 декабря 1904 г., это стеснительное условие было отменено.

Царствование императора Александра III ознаменовалось также и попыткой официального изменения названия этого края, Царство Польское начинают именовать Привислянским краем, однако это новое название продержалось недолго и в царствование Николая II прежнее название снова входит в оборот. Правда, нередко рецидив старого отношения дает о себе знать в следующей фразеологии - "губернии бывшего Царства Польского".

Свидетельством окончательного государственного слияния Польши с Российской империей является законодательный материал, оформлявший изменения в государственном строе России. Так, теперь законодатель не делал уже никаких различий в отношении Царства Польского и остальных губерний Империи. Например, Именным указом от 20 февраля 1906 г. (о переустройстве учреждения Государственного Совета) губернии Царства Польского специально не упомянуты в качестве особого субъекта, посылающего от себя в Совет представителей, однако п. VIII указывал, что и на эту часть Империи распространяется действие данного закона. То же видим и в Учреждении Государственного Совета от 23 апреля 1906 г., в прим. к ст. 12 которого губернии Царства Польского опять-таки специально упомянуты. Сделано это было так именно потому, что в Польше не вводились земские учреждения, от которых полагалось посылать представителей в высшую палату российского парламента, но в целях государственного единства этому краю давалась привилегия представительства.

Наконец, более четко государственную связь Царства с Россией мы уже видим в Положении о выборах от 3 июля 1907 г., ст. ст. 224 - 241 которого были посвящены правилам выборов депутатов в Государственную Думу от населения Царства Польского.

Относительно второго корпуса польского законодательства, посвященного регулированию вопросов частного оборота, можно сказать, что оно существенным образом отличалось от общеимперского все время нахождения Царства Польского в пределах Российской империи. Основным источником происхождения этого особого корпуса права являлась правовая система герцогства Варшавского, в котором действовало законодательство времен I Империи.

Итак, главным актом, призванным регулировать гражданско-правовые отношения в Царстве Польском с 1815 по 1917 г., был Кодекс Наполеона (Code Napoleon), или Французский гражданский кодекс 1804 г. Вместе с тем этот акт действовал не в полном объеме: в 1825 г. имперская власть издала особое Гражданское уложение Царства Польского, заменившее собой ч. I Кодекса, в 1818 г. и 1825 г. издается особый Ипотечный устав, заместивший собой титул XVIII кн. II Кодекса. В 1836 г. издается специальный Закон о союзе брачном, заместивший собой титул V кн. III Кодекса, наконец, существенные изменения в Кодекс были внесены в 1875 г. в связи с введением в действие в крае Судебных уставов императора Александра II. Таким образом, здесь по состоянию на 1 августа 1914 г. действовали следующие части ФГК: кн. II; кн. III, титулы I - IV, VI - XVII, XIX - XX. Сразу необходимо оговориться, Французский гражданско-процессуальный кодекс, Французский нотариальный устав, а также некоторые уголовно-процессуальные законы Пруссии и Австро-Венгрии прекратили свое существование в 1875 г. в связи с введением российских Судебных уставов.

Другим фундаментальным актом, регулировавшим торговый оборот в Польше в период с 1815 по 1917 г., был Французский торговый кодекс, содержание которого практически никак не было затронуто законодательством русской власти.

Текущее законодательство, применимое исключительно в Царстве Польском, в виде особых изданий (Дневник законов Царства Польского) издавалось с 1815 г. по одному тому каждый год.

Издание продолжалось до 1871 г. Известен также Сборник административных распоряжений по Царству Польскому издания 1867 г. В период с 1901 по 1904 г. была предпринята попытка систематизации внутрипольского законодательства на манер общеимперского Свода законов, но она не увенчалась успехом.

Особо стоит отметить, что в Польше до 1847 г. действовал собственный Уголовный кодекс издания 1818 г., но в указанный год здесь введено было в действие Уложение о наказаниях 1845 г.

Местные польские учреждения. Несмотря на свое привилегированное положение на бумаге, на деле Польша так и не смогла занять подобное Финляндии место, прежде всего в вопросах личного управления со стороны Всероссийского императора. Последний, согласно Конституционной хартии 15 ноября 1815 г., объявлялся польским королем, но правил своим королевством через наместника и не предусмотренное текстом конституции такое должностное лицо, как имперский комиссар; впоследствии в Царстве Польском вводятся общерусские губернские учреждения, согласно которым здесь учреждается должность имперского наместника. После подавления восстания в 1832 г. в структуре Общеимперского Госсовета учреждается 5-й департамент дел Царства Польского. Упразднение же его состоялось только 30 лет спустя. Однако ему на смену в 1864 г. учреждается Особый комитет по заведованию делами Царства Польского, упраздненный, в свою очередь, только в 1881 г., что обусловлено было окончательным подчинением губерний Царства общеимперской правительственной власти.

Единственное исключение для них делалось только в том смысле, что все они рассматривались органами общегосударственной власти не по отдельности, а в совокупности, как некоторое административное целое.

Итак, до 1832 г. Царство Польское имело следующие государственные учреждения. Главой государства являлся король (при этом первые статьи Хартии гласили, что Царство навсегда соединяется с Россией, что польский престол принадлежит Российскому императору и его наследникам и преемникам в порядке, установленном для императорского российского престола). Король обладал всей полнотой верховной исполнительной власти: он объявлял войну, заключал договоры, командовал войсками (до 1830 г. Польша имела собственные вооруженные силы), утверждал законы и бюджет королевства, назначал и смещал со своих постов всех чиновников как гражданской, так и военной власти, он же назначал духовных иерархов католической церкви. Непосредственно свои широкие полномочия король осуществлял через Государственный Совет и наместника.

Государственный Совет Царства Польского состоял из министров, советников и референдариев.

Все они назначались на должность королем и были ответственны только перед ним. Единственным ограничением королевской власти в деле назначения министров, как, впрочем, и остальных чиновников, было то, что ими могло быть назначено лицо из природных поляков или натурализовавшихся в крае лиц.

Конституция учреждала пять министерств; в тексте они назывались комиссиями, которым вверялось текущее управление страной.

Законодательная власть вручалась Сейму, разделенному на две палаты (избы): посольскую и сенаторскую. В Сейм по должности или по рождению входили иерархи католической и униатской церквей, а также лица так называемой императорской крови, остальные члены Сейма назначались в него королем. Посольская изба состояла из депутатов (послов) от шляхетских сеймиков и сельских гмин (обществ). Депутатом могло стать лицо, достигшее 30 лет от роду и платившее прямой налог в размере 1 тыс. злотых в год. Правом голоса обладало все шляхетство, владевшее хоть каким-либо недвижимым имуществом, а также другие лица, владеющие движимым имуществом на сумму не ниже 10 тыс. злотых.

Сейм созывался королем не реже раза в два года, общий срок сессии не мог превышать 30 дней. Сейм обсуждал проекты законов, которые ему представлялись от имени короля, собственной законодательной инициативы депутаты Сейма не имели.

Во многом Конституционная хартия 1815 г. напоминала положения Конституционной хартии Франции, принятой годом раньше во время реставрации Бурбонов.

Восстание 1830 - 1832 гг. нарушило во многом действие Конституционной Хартии (1815 г.), особо вызывающей оказалась детронизация императора Николая I 25 января 1831 г., тем самым дальнейшее соблюдение Конституции сделалось невозможным и оружие заступило место тоги. В результате Конституционная хартия была заменена Органическим уставом Царства Польского 26 февраля 1832 г.

Основная цель этого акта - сделать невозможным повторение восстания. Согласно органическому статуту уния между Россией и Польшей упразднялась, сделано это было через оформление наследственных прав российских монархов на корону польского короля. Вся полнота власти в крае переходила к царю, которую он осуществлял посредством своих наместников. Наместник ставился во главе особого административного совета, куда входили уже только три министра; излишне повторять, что они назначались только царской властью. Вместо законодательного сейма Органический устав вводил законодательное собрание провинциальных чинов. На деле законодательная власть в отношении Царства Польского осуществлялась 5-м департаментом Государственного совета Империи.

Очень скоро оказалось, что и эти особенности управления Польшей не соответствуют видам русской власти, поэтому с 1837 г. в Царстве начинается процесс упразднения всех особых его органов управления, на место которых вводятся органы губернского управления. К 1852 г. этот процесс практически завершился. Введение в 1864 г. новых органов местного самоуправления только лишний раз свидетельствовало, что Польша не рассматривается имперской властью в качестве обособленной части государства, разумеется, в политическом смысле.

Именным указом от 19 февраля 1864 г. в Польше вводится следующее сельское самоуправление. Община (гмина) избирала на своем сходе войта и солтыса гмины, далее избирались так называемые лавники - исполнительный аппарат гмины, назначаемый в помощь войту и солтысам.

Войты утверждались в своей должности уездным начальством и действовали в качестве прямого исполнительного органа этих властей. Одним из главных достижений новых органов гминного самоуправления стало то, что, пожалуй, впервые в своей новой истории польское крестьянство полностью освободилось от гнета шляхты, причем как политического, так и экономического.

В 1867 г. упраздняется особый Госсовет Царства Польского, а в 1874 г. наместничество заменяется генерал-губернаторством. После 1906 г. в отношении Царства Польского были предприняты некоторые общие шаги, с одной стороны, ослабившие русификацию, от чего поляки особенно страдали, но с другой - Польша еще крепче связывалась с Россией конституционными узами, разрубить которые смог только февраль 1917 г.

Управление Бессарабией.

Местное законодательство. При присоединении в 1812 г. Бессарабии к России за ней в качестве привилегии сохранились ее прежние узаконения и права, коими жители ее пользовались еще со времен турецкого владычества, а в некоторых случаях эти законы восходили еще к временам независимого

Молдово-Валашского княжества (XIV - XV вв.). Но на поверку оказывалось, что это было на самом деле реципированное молдавскими господарями греко-римское (византийское) право в следующих своих формах.

Вплоть до 1917 г. в Бессарабии в качестве ее местного права применялись: Шестикнижие (Hexabiblos) Константина Арменопуло от 1345 г., в 1831 г. и 1854 г. состоялось издание официального перевода этого акта на русский язык; следующим актом, действовавшим здесь также до 1917 г., были Василики (Basilika) византийского императора Льва Философа (Мудрого) 829 г., на русский язык этот акт был переведен и издан в качестве официального закона в 1831 г. под заглавием: "Краткое собрание законов, извлеченных из царских книг для руководства обучающихся оным, с указанием на книгу, титул, главу и параграфы Царских законов". Для краткости, однако, этот акт именовался "Собранием законов, извлеченных из Царских книг (Василик) Андроником Донишем". Кроме двух указанных актов византийского права в Бессарабии действовала особая Утвердительная княжеская грамота господаря Александра Маврокодато, изданная им 28 декабря 1785 г. В истории права это один из немногих актов, регулировавших жизнь цыган, которые традиционно кочевали по Бессарабии и Румынии.

На применение этих актов в качестве источников местного законодательства, между прочим, ясно указывает п. II Мнения Госсовета Империи от 15 декабря 1847 г.: "Предоставить Правительствующему

Сенату подтвердить кому следует, чтобы в случае недостаточности местных бессарабских законов, заключающихся в Шестикнижии Арменопуло, книге Дониша и Соборной грамоте от 28 декабря 1785 г., которые остаются в своем действии, были согласно ст. 3585 Св. зак. гр. Т. X Св. зак. принимаемы в основание российские; при неясности же, противоречии или неудобстве в исполнении закона поступаемо было по общим постановленным на такие случаи правилам" (ПСЗРИ. 2-е изд. Т. XXII. N 21794).

Как известно, после неудачной для России Крымской войны часть Бессарабии (Измаильский уезд) отошла к Румынии, но ст. 45 Берлинского трактата 1878 г. вновь присоединила ее к России. В этой части воссоединенной Бессарабии продолжали действовать некоторые румынские законы, что неоднократно подтверждалось практикой кассационных департаментов Правительствующего Сената. Область применения этих норм была вместе с тем невелика.

Местные учреждения. В 1818 г. в Бессарабии учреждается особое областное управление, во главе Бессарабской области становится особый генерал-губернатор. Генерал-губернатор соединял в своих руках военное и гражданское управление областью, одновременно гражданское управление поручалось особому губернатору. При генерал-губернаторе находился областной совет в составе: генерал-губернатор (председательствующий), губернатор, областной предводитель дворянства, вице-губернатор, председатель казенной палаты, управляющий палатой казенных имуществ, председатель областного суда и два бессменных члена, назначаемых в совет высочайшей властью по представлению генерал-губернатора. При губернаторе состояло областное правление, по своему статусу и возможностям равнявшееся губернскому правлению в губерниях Европейской России. Данный порядок окончательно утвердился с 1828 г. и был зафиксирован в Об. уч. губ. Т. II Св. зак. изд. 1832, 1842 и 1857 гг. В 1873 г. на Бессарабию было распространено действие Уч. губ. и она стала управляться на общих с остальными губерниями Империи основаниях.

Управление казачьих войск.

Состав казачьих войск. Вопрос об этнической принадлежности казаков в принципе не имеет смысла. Казаки в расовом отношении ничем не отличаются от русских, т.е. являются точно такой же смесью народов и народностей, единственно, что необходимо отметить, в некоторых областях казачьих земель более или менее сильное влияние оказывали на них соседние народы. Например, казачество северокавказских областей испытало сильнейшее влияние горских народов (терские и гребенские казаки), Забайкальское казачье войско состояло почти сплошь из метисов - потомков от браков русских с бурятами. Также следует указать, что к казачеству приписывались некоторые нерусские народности, например отдельные роды равнинных чеченцев и отдельные улусы ставропольских калмыков.

Всего в России до 1917 г. насчитывалось 11 казачьих войск: Донское, Кубанское, Терское, Астраханское, Оренбургское, Уральское, Сибирское, Семиреченское, Забайкальское, Уссурийское и Амурское. Исходя из названий казачьих войск видно, что все они расположены по окраинам государства, откуда можно сделать вывод, что происходил этот слой людей Русского государства из так называемых вольных ("гулящих") людей, бежавших на окраины государства; со временем население этих областей поступало на службу Московскому царю. Именно принцип поголовной воинской службы отличал казачество от остального населения России и именно с этим принципом были связаны права и преимущества казачества. Так, оно поголовно было освобождено от уплаты всех видов податей и налогов, отличалось повышенным верстанием земельных угодий, составлявших собственность всего войскового товарищества, и получало особые права внутреннего самоуправления.

Исход истории казачества оказался ужасным. Приняв самое активное участие в гражданской войне (1918 - 1920 гг.), оно оказалось полностью уничтоженным; остатки казачьих войск вынуждены были эмигрировать за границу. Сказалась на этом процессе также и целенаправленно проводимая политика заселения казачьих земель пришлым, так называемым иногородним населением.

Войсковое казачье управление. В строго юридическом смысле привилегией особого управления в Российской империи пользовалось только донское казачество, все остальные войсковые земли входили, как правило, в состав обыкновенных губерний, краев и областей Империи и соответственно подчинялись военным и гражданским властям этих административно-территориальных единиц.

В Московскую эпоху казаками заведовал Посольский приказ, в эпоху Империи казачьи войска переходят в управление Военной коллегии (с 1720 г.), а со временем подчиняются напрямую военному министру. Кроме того, со времен императора Николая I наследник престола, цесаревич, считался по должности наказным атаманом всех казачьих войск России.

Управление каждым казачьим войском распадалось на два отдела: общевойсковое и станичное.

Войсковое управление изначально возглавлял наказной атаман. Должность эта была выборной, затем право выбора атамана была ограничено: войско избирало несколько кандидатур, из которых затем высочайшей властью утверждался один; со второй половины XIX в. постепенно входит в обыкновение назначение центральной властью на должность атамана лиц даже не казачьего происхождения. При наказном атамане состоял особый административный орган (с правами губернского правления), как правило, он назывался войсковой канцелярией, иногда войсковым правительством.

Войсковая канцелярия включала в себя наказного атамана, начальника штаба, нескольких асессоров (помощников атамана). При канцелярии полагалось иметь несколько отраслевых органов управления, таких, например, как войсковой приказ общественного призрения, войсковая врачебная управа, войсковая прокуратура и т.д. Войсковое управление включало в себя особый войсковой суд, организация которого не совпадала с общеимперской, установленной Судебными уставами.

Войско подразделялось на округа или области, иногда использовался специальный термин - "полк". Окружное управление в основном наделялось полицейскими функциями и соответствовало уровню уездных учреждений губерний остальной России. В округах существовали особые судебные инстанции - окружные суды и окружная прокуратура.

Низовое войсковое управление сосредоточивалось на уровне станиц. Территория, прилегающая непосредственно к станице, называлась станичным юртом и все население юрта, даже не казачьего происхождения, подчинялось станичным органам управления. Главным учредительным органом станицы считался сбор (рада, сход) ее жителей, которые избирали сроком на три года станичного атамана и двух судей (стариков). Нередки были случаи, когда станичный сбор выступал in corpore в качестве особого судебного органа. Станичный атаман и судьи подлежали утверждению войсковым атаманом в своей должности.

Определенной особенностью управления пользовались казаки, происходившие из калмыков и других народов. В частности, в 1710 г. небольшой части Дербентовой орды (тайши Мунк-Тимура) разрешено было откочевать на земли при реке Маныч, где в 1723 г. эта часть орды была введена в состав донского казачества, в котором и находилась до 1920 г. Весной означенного года выжившие в кровавых боях с большевиками казаки-калмыки эвакуировались из Новороссийска вместе с остатками армии генерала А.И. Деникина.

Особое калмыцкое кочевье составляло отдельный округ войска Донского. Кочевье подразделялось на три улуса, которые, в свою очередь, делились на сотни, возглавляемые сотником, при котором находились двое судей, избираемых населением улуса. Сотни, в свою очередь, делились на хутуны, которые управлялись особыми приказными из калмыков.

Управление калмыков.

Калмыцкие орды, спасаясь от преследований китайцев, в самом начале XVII в. откочевали к низовьям Волги. Оказавшись в ближайшем соседстве с русскими владениями, калмыки не замедлили нападением на них. Стычки заканчивались, как правило, поражением степняков, после чего ханы их принуждаемы были давать шерть (присягу) на верность Цаган Хану (Белому Царю - официальный титул российских монархов на Востоке). Однако шерть калмыки соблюдали плохо.

Более тесное сближение калмыков с Россией начинается при Петре Великом. De iure оформление подданства калмыков состоялось в 1710 г. и сопровождалось заключением Статей (договора) хана Аюки с астраханским губернатором Апраксиным от 5 сентября 1710 г. Статья I этого договора, между прочим, гласила: "По той первой статье Аюка хан говорил: что он Великому Государю служить обещался до смерти своей во всякой верности и кочевьям улусов своих от реки Волги отходить никуда не будет, и обещается он чинить и всем тайшам приказывать во всем Его Великого Государя изволению" (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. IV. N 2291). Однако и после указанной даты калмыки чувствовали себя вполне не стесненными, заключали международные договоры, например договор 1741 г. с киргизами, и иногда предпринимали набеги на русские пределы. Но вместе с тем помощь их в войнах с горскими племенами, походы на Крым, участие в подавлении Булавинского восстания и движения некрасовцев не могут быть не отмечены с положительной стороны; часть Дербенской орды откочевала на реку Маныч и вошла в состав Донского казачьего войска.

В 1771 г. значительная часть калмыков, поддавшись на пропаганду китайских эмиссаров, снялась с кочевок и попыталась уйти обратно в Джунгарию, куда их усиленно заманивали манчжуры. Вдогонку были посланы яицкие казаки, которым удалось вернуть только некоторую часть калмыков обратно.

Правда истории заключается в том, что в результате выжили только те улусы, которые были возвращены казаками, остальные, с трудом добравшись до Китая, были поголовно истреблены циньцами. В результате правительство вынуждено было пойти на уничтожение самостоятельной ханской власти у калмыков и ввести особое управление, в общих чертах продержавшееся до 1917 г.

Местное законодательство. Калмыки по приходу в пределы России обладали довольно высокоразвитой культурой, не в последнюю очередь они обязаны были этому буддизму, который исповедуют вплоть до сего дня. Так, в области права они пользовались не примитивными образцами распространенного среди кочевников обычного права, а тщательно разработанной системой законодательства, сведенной воедино в Ойрато-калмыцкий устав 1640 г. Это был достаточно обширный свод постановлений, регулировавший все стороны жизни степняка. Следует отметить, что основными источниками этого акта явились священные книги буддизма. В 1758 г. постановления

Ойратского устава были дополнены Законами хана Дондок Даши. Во многом этот акт содержал в себе нормы, регулировавшие те стороны жизни калмыков, которые сформировались за столетнее их пребывание в русских пределах. В 1762 г. выходит особое Положение о суде Зарго, узаконившее специальные судебные инстанции и процессуальные нормы, принятые среди калмыков. В 1786 г. действие этого Положения было отменено, но в 1802 г. восстановлено вновь. Наконец, в 1822 г. специально для калмыков издаются так называемые Зинзилинские постановления, источником которых послужили устав 1640 г. и закон 1758 г. В основном этот акт регулировал вопросы организации степной полиции и содержал нормы уголовного процесса.

Местные учреждения. Калмыки вплоть до 1771 г. управлялись властью собственного хана, который избирался на совете тайшиев - владетельных князей и зайсангов - родовых старейшин. Как правило, правительство только утверждало вновь избранного хана в его звании. Само сношение с калмыками вплоть до указанной даты велось только через Коллегию иностранных дел, а астраханский губернатор выполнял при этом общие надзорные функции.

После указанной даты власть хана была упразднена, вместо нее при астраханском губернаторе учреждалась калмыцкая войсковая канцелярия в составе русского офицера, трех тайшей и трех зайсангов. В 1797 г. канцелярия была переименована в калмыцкое правление, в состав которого уже входили русские чиновники, а представители калмыков выполняли при ней роль консультантов.

В 1762 г., как мы говорили выше, учрежден был специальный суд для калмыков (суд Зарго), в который входило по одному представителю от каждого улуса, эти представители утверждались в своем звании русским правительством. В 1771 г. в состав суда Зарго введен был в качестве экзекутора (исполнителя решений) русский офицер, основной обязанностью которого было следить за должной быстротой рассмотрения в суде дел. Суд Зарго рассматривал в основном только гражданско-правовые иски среди самих калмыков, по остальным же делам калмыков судили русские судебные инстанции.

Необходимо заметить, что свой особый суд у калмыков сохранился до 1917 г., поскольку действие Судебных уставов 1864 г. на них не было распространено.

Внутреннее управление калмыков образовывалось на основании их родоплеменной структуры: улус составлял особое образование, по правам своим равное волостному правлению в губерниях Европейской России. Вообще же, как гласила ст. 525 Пол. ин. Т. II Св. зак., "кочевые инородцы... губернии: калмыки... и других наименований управляются особым начальством на основании их степных обычаев и обрядов". Калмыки проживали на территории двух губерний: Астраханской и Ставропольской.

Управление Кавказом и Закавказьем.

Местное законодательство. Кавказ и Закавказье не представляют собой однородной массы: здесь на сравнительно небольшом участке земной поверхности издавна проживали совершенно различные народы, разделенные не только горами, но и языком, верой и, разумеется, обычаями. По истечении XX в., приходится признать, что решение неимоверно сложной задачи соединения этого невероятного разнообразия в одно административное целое оказалось под силу только Российской империи.

Среди практически всех горских и закавказских народов по присоединении их к России в качестве привилегии сохранялось действие шариата и основанного на нем адата. Последний есть особый источник права, вбирающий в себя все разнообразие норм местного обычного права, регулирующего абсолютно все стороны жизни человека.

В Грузии при присоединении ее к России в 1801 г. в качестве привилегии были оставлены прежние законы, как гласили Высоч. утв. правила управ. Грузией, "дела гражданские имеют быть производиться по настоящим грузинским обычаям, кои следует привести в известность, как сделано сие при учреждении в Кабарде родовых судов и расправ, и по уложению, изданному царем Вахтангом, яко по коренному грузинскому закону". Вышеупомянутое Уложение царя Вахтанга VI официально действовало в Грузии, Имеретии и Гурии до 1859 г., а в Мингрелии до 1870 г., заменено Уложение было т. X Св. зак., впрочем, в соответствующих местах Свода имелось указание на продолжавшие сохранять свое действие отдельные положения Уложения царя Вахтанга.

В Армении (Эриванской губернии) изначально вводилось общеимперское право, хотя, однако, известно о применении среди армян Европейской России так называемого Армянского судебника (XVIII в.), но и он перестал быть особым узаконением в 1869 г. в связи с введением в действие Судебных уставов.

Местные учреждения. Среди горских народов Дагестана и Чечни в 1858 г. введено было после нескольких десятилетий проб и ошибок так называемое военно-народное управление. Основой этого управления явился родовой союз (тохум), во главе которого стоит старейшина. Тохум представляет собой довольно большую группу, объединенную кровнородственными отношениями, поскольку его членами могут быть родственники до 12-й и даже 15-й степени родства. Решение старейшины тохума для его членов является истиной в последней инстанции. Несколько тохумов составляли одну общину (джамаат). Джамаат, таким образом, представлял собой уже территориальный союз. Общее собрание всех членов джамаата называлось маслагат, на котором решались все затрагивавшие интересы нескольких тохумов вопросы.

Для суда и расправы джамаат выбирал особых старшин (карты) и старейшин (аксакалов). Карты вместе с муллами и кадиями осуществляли суд в тех делах, которые выходили за пределы тохума.

Аксакалы в основном представляли джамаат в сношениях с имперской властью. Необходимо заметить, что в Абхазии (Сухумский отдел) среди горцев вводилась аналогичная система судебных учреждений.

Несмотря на общее стремление унифицировать управление Кавказом, эта система учреждений продержалась до 1917 г. Причем не ошибемся, если скажем, что во многом она сохранялась и в советское время, правда, в неофициальном виде.

На общее управление столь обширным краем ("Кавказский и Закавказский край составляют земли, лежащие между морями Черным, Азовским и Каспийским, губерниею Екатеринославскою, Областью войска Донского, губерниею Астраханскою и границами империи с Турциею и Персиею" (ст. 1 Уч. упр. Кав. и Закав. края)) очень долгое воздействие оказывал военный фактор, поэтому с самого начала управление здесь находилось исключительно в руках военных. Довольно долго в отношении Кавказа продолжал действовать принцип децентрализованного управления. Так, в 1842 г. образовался особый Кавказский комитет, действовавший в прямом подчинении у Комитета Министров, с 1841 г. образовано было VI отделение СЕИВК, ведавшее делами устройства Закавказского края. В 1883 г. особый Кавказский комитет был упразднен. Если до указанной даты наместник Кавказа, согласно ст. 21 Уч. упр. Кав. и Закав. края, в большинстве случаев сносился с председателем Кавказского комитета (ср. ст. 22), то после указанной даты он стал это делать непосредственно через министров по принадлежности.

Таким образом, на управлении Кавказом сказалась общая тенденция по централизации государственного управления Империи, что с течением времени должно было означать полную административную инкорпорацию края.

Главным местным органом управления в крае являлся наместник Кавказа (ст. 9 Уч. упр. Кав. и Закав. края ред. 1876 г.). В лице его сосредотачивалось все высшее местное управление гражданскими и пограничными делами. Наместник по должности также считался главнокомандующим особой Кавказской армией.

В административном отношении Кавказ подразделялся на Кавказский край (области Терская и Кубанская, губерния Ставропольская (ст. 2 Уч. упр. Кав. и Закав. края) и Закавказский край (губернии Тифлисская, Кутаисская, Елизаветпольская, Эриванская, Бакинская, область Дагестанская, до 1892 г. Дербентское градоначальство, округа Закатальский и Черноморский, а также отдел Сухумский). В губерниях и областях устанавливалось управление согласно "точному основанию Общего Губернского Учреждения" (ст. 102 Уч. упр. Кав. и Закав. края). Впрочем, закон знал некоторые отклонения от общеимперских образцов. В губерниях края предусматривался дополнительный штат чиновников в соответствии с местными особенностями. Полицейские силы на Кавказе также имели особое устройство.

Городовое управление устанавливалось согласно Гор. пол. изд. 1870 г. (ст. 135 Уч. упр. Кав. и Закав. края), но со значительными изменениями по порядку формирования органов городского общественного управления. После 1892 г. соответственно были внесены также некоторые изменения.

Порядок функционирования судебных инстанций в крае был подчинен особым правилам, хотя в целом можно заметить, что основное отличие заключалось в отсутствии здесь земств, которые, как известно, служили основанием для формирования мировых судов, но после 1889 г. и это отличие перестало играть значительную роль.

Общее управление Кавказским и Закавказским краем осуществлял наместник, при котором находился помощник, после 1883 г. их стало два. Свою власть наместник осуществлял посредством Совета наместника, департамента главного управления и некоторых других отраслевых органов управления, например таких, как строительно-дорожный комитет, управление государственных имуществ, управление учебной частью и др.

Управление Среднеазиатскими владениями.

Хотя точнее было бы сказать: Туркестанским генерал-губернаторством. По территории этот край занимал достаточно обширное пространство. Исторически формирование Туркестанского генерал-губернаторства происходило следующим образом: в 1865 г. образуется Туркестанская область из Сырдарьинской и Новококандской оборонительных линий, в 1867 г. область преобразована в генерал-губернаторство, в которое входят области Сырдарьинская и Семиреченская. Год спустя в Туркестанское генерал-губернаторство включается Зеравшанский округ, в 1873 г. - Амударьинский отдел, который образуется из земель, отобранных от Хивинского ханства. В 1876 г. к генерал-губернаторству присоединяется Ферганская область, образованная практически целиком из Кокандского ханства. В 1873 г. был образован особый Закаспийский отдел с центром в г. Красноводске, подчиненный Кавказскому наместнику. Параграф 2 Временного положения об управлении Закаспийским краем от 9 марта 1874 г. гласил: "Закаспийский военный отдел присоединяется к Кавказскому военному округу и подчиняется главнокомандующему кавказской армии как в военном, так и в административном отношениях". Однако с присоединением в 1881 г. земель туркмен образуется уже Закаспийская область, подчиненная непосредственно Туркестанскому генерал-губернатору.

Местное законодательство. Все местное туземное население получило от русского правительства при покорении гарантию сохранения веры, в связи с чем для жителей образованы особые народные словесные суды, в которых применялись только нормы шариата. Одновременно с этим в 1867 г. учреждаются специальные коронные суды для местного населения. В коронных судах полагалось рассматривать наиболее важные имущественные споры, тяжкие уголовные преступления, а также споры туземцев с русскими.

В 1877 г. для города Ташкента введено было в действие с незначительными изменениями Гор. пол. 1870 г., после 1892 г. в управление Ташкентом вносятся изменения согласно текущему законодательству. Общая структура администрации в генерал-губернаторстве регулировалась сначала Положением 1867 г., Временными правилами 1874 г., но в 1886 г. принимается Положение об управлении Туркестанским краем, которое действовало без изменений до 1917 г. Этим же актом вводилась в крае система судов, предусмотренных Судебными уставами 1864 г. Однако шариатские суды продолжали действовать.

Местное управление. Несмотря на строгий порядок управления краем, местные особенности брали свое, во многом сводя власть центра к роли простого статиста. Управление Туркестаном вручалось генерал-губернатору, на обязанности которого возлагали также дипломатические сношения с Бухарой и Хивой в рамках российского протектората. Во многом эта власть была надзорной. При генерал-губернаторе находился совет из состава высших чиновников, а также его канцелярия. Во главе областей находились военные губернаторы, которым подчинялось уездное полицейское начальство, также формировавшееся из военных. Военный губернатор, за исключением военных дел, пользовался теми же правами, что и гражданский губернатор по Уч. губ. Военное уездное начальство в основном соответствовало рангу уездных исправников.

Туземное население подразделялось на оседлое и кочующее. Оседлое население объединялось в волости (один или несколько аулов), население аулов избирало волостного правителя и аульных старшин (аксакалов). К ним же в помощь выбиралось необходимое количество помощников. Статья 82 Пол. упр. Турк. края 1886 г. устанавливала срок их выборной власти - три года. Этой же статьей "генерал-губернатору предоставляется в исключительных случаях назначать волостных управителей собственной властью". Выборы от кочевого населения проводились пропорционально числу кочующих кибиток, каковые объединялись в особые аульные общества. Туземцы Туркестанского края избирали судей, биев, казиев в свои народные словесные суды, которые имели свою область юрисдикции.

Протекторат над Бухарским и Хивинским ханствами.

Понятие протектората. Понятие протектората сегодня практически вышло из состава международного права благодаря во многом утвержденному после 1945 г. принципу равенства всех государств вне зависимости от их экономической, военной и тому подобной мощи, хотя принцип юридического равенства государств и в прошлом считался краеугольным камнем международного права. Вместе с тем обстоятельства взаимоотношений государств нередко свидетельствовали об условности их равенства (факт, невозможный к оспариванию и сегодня). Право просто не в силах устранить, как известно, это функциональное противоречие, поскольку во многом покоится на нем же: право - равный масштаб по отношению к неравным субъектам.

Основанием протектората считался международно-правовой титул в форме договора государства-сюзерена и государства-вассала, при этом, по общему требованию, полагается получить признание со стороны третьих лиц (государств) на установление отношений протектората одного государства над другим. Содержание отношений протектората во всех случаях обусловлено получением права верховенства, представления сюзереном интересов вассала перед остальным миром. Часто, но не всегда государство-сюзерен получает также права и на вмешательство во внутреннюю жизнь патронируемого им государства.

В протекторате Российской империи находилось за все время ее существования несколько государств, но к началу XX в. таковых осталось только два: Бухарское и Хивинское ханства. При этом два "государства" находились в разных отношениях с Империей, что влияло на степень зависимости их от Петербурга. Если протекторат России над Бухарой ограничивался только внешнеполитическими аспектами, то Хива находилась практически в режиме перехода полностью в состав Империи, на что указал в своем заявлении от 7 апреля 1900 г. Госсовету имперский МИД, поскольку "в Хиве даже преступления туземцев против русских подданных не признаются нами подсудными местной хивинской власти, и что Хива не может считаться столь же независимым государством, как Бухара" (Уложение. 1904. С. 15). На Бухару же, заметим, распространялся общий режим капитуляций, принятый во взаимоотношениях между европейскими и азиатскими государствами той эпохи. Именно на этот режим указывала, например, ст. 8 Уг. ул. 1903 г.

Имперская власть в Бухаре была представлена особым органом - Политическим агентством, состоявшим из чиновников военного ведомства и МИДа. Эмир, глава Бухарского ханства, был поставлен в необходимость не предпринимать никаких важных шагов во внутренней и внешней политике без одобрения Агентства. Помимо всего прочего Туркестанский генерал-губернатор надзирал за поведением эмира.

Вместе с тем в этом вопросе мы наблюдаем определенный парадокс. Эмир был пожалован званием генерал-адъютанта русской службы и являлся шефом 5-го Оренбургского казачьего полка (сын-наследник его числился флигель-адъютантом и также был занесен в списки Терского казачьего войска). Нередко оказывалось, что по званию генерал-губернатор Туркестанского края стоял ниже эмира, по должности он, разумеется, был еще ниже, и именно это своеобразное положение эмира уже в русской административной иерархии заставляло Политического агента и генерал-губернатора нередко вести себя осторожно по отношению к ханству.

В целом в отношениях между Бухарой и Россией действовал следующий режим, установленный в 1873 г.: русскоподданные не имели права владеть недвижимостью в Бухаре, такого же права лишались, впрочем, и все остальные иностранцы; товары русских купцов облагались пошлиной как иностранные; поселиться в ханстве русский мог только с разрешения властей эмира; ханство сохраняло свою внутреннюю администрацию, армию, правда, с русскими инструкторами, суд и денежную единицу; споры между русскими и бухарцами рассматривало Политическое агентство (русскоподданные судились между собой выездными сессиями Самаркандского окружного суда или Ташкентской судебной палаты); вся внешняя политика Бухары подчинялась требованиям имперского МИДа.

Местное управление в Бухаре. Бухарское ханство под протекторатом России представляло собой типичное восточное государство во главе с неограниченным светским и духовным владыкой - эмиром. Д.Н. Логофет так описывал характер его власти:

"Среди мусульманских бухарских законоведов распространено толкование, что эмиру по отношению всех его подданных присвоено по шариату (духовному закону) право жизни и смерти, а равно и право на имущество всего населения, что опирается на положение шариата, в силу чего он управляет страной, как пастух управляет своим стадом, и как пастух может зарезать во всякое время любую овцу из своего стада, так и эмир имеет законное право пресечь жизнь любого из населения ему подвластного" [Логофет. 1909. 1 : 232].

Престол эмира наследовался его старшим сыном. В Бухаре, надо оговориться, правила Мангитская династия, по этнической принадлежности - узбеки. Помимо узбеков в ханстве проживали таджики (из них состояло практически все городское население), арабы, евреи и некоторые другие народности.

Центром административного управления ханства являлся двор эмира, министерств как таковых не существовало. Согласно правилам шариата самыми развитыми ведомствами были духовно-судебное и финансово-податное управления. Эмир в основном правил авторитарно, однако ему имелась довольно сильная оппозиция в лице бухарских улемов-законоведов.

Ханство, несмотря на русский протекторат, продолжало сохранять вековой уклад жизни согласно шариату. Вот одна из типичных картинок такой жизни, оставленная нам очевидцем. Речь идет о деятельности такого должностного лица, как ишан-раис ("их милость начальник"), в обязанность которого входило "научать правоверных всему хорошему и отучать от всего дурного": "Проезжая, например, по чайному ряду, раис останавливался перед лавкой какого-либо купца, и следующие за раисом люди проверяли весы торгующего. Если оказывалось, что они не верны, то раис, не слезая с коня, лаконически называл количество ударов, которые должен получить купец-обвешиватель, при этом никогда не называлась четная цифра, а 7, 9 и т.д. в зависимости от вины купца в погрешностях его весов и от настроения раиса. Один из людей раиса брал купца за руки, оборачивался к нему спиной и, нагнувшись, быстро и ловко вскидывал его к себе на спину так, чтобы его ноги не касались земли. Другой закидывал ему халат и рубаху кверху и, развязав штаны, спускал их, а третий начинал бить палкой по обнаженному телу, при этом кто-либо громко считал удары. Обычно на 8-м ударе уличенный в недобросовестном весе начинал громко кричать, в таких случаях бывало, что раис приказывал считать удары сначала, и таким образом наказуемый получал их больше, чем ему причиталось. После экзекуции ему спускали рубашку и халат и ставили на землю. Затем наказываемый обязан был громко поблагодарить ишан-раиса "за науку и исправление". Делалось это всеми получившими такое внушение с весьма трагикомичным видом: завязывая штаны и рыдая, они, обливаясь слезами, благодарили сурового блюстителя нравов, целуя ему руку. Ни возраст, ни положение торгующего в таких случаях не принимались во внимание: все были равны и каждый получал то, чего заслуживал, по мнению раиса. Некоторое отступление от такой практики было при объезде хлебных рядов. Уличенный в обвешивании хлебопек (он же обычно и хлеботорговец) помимо наказания палками нес еще и материальный убыток: все наличие у него хлеба тут же раздавалось бедным и нищим. При таких объездах города, по мечетям и базарам, раис нередко останавливал встречавшихся взрослых и подростков и экзаменовал их в знании необходимых молитв и ритуала; с обнаружившими слабое познание в этом поступали так же, как и с торговцами. В 1907 г. я наблюдал в Бухаре такой случай. Ишан-раис, подвергнув в мануфактурном ряду экзекуции весьма почтенного и тучного купца за обмер покупателей, поехал дальше и увидел шедшего вдоль лавок очень красивого и весьма щеголевато одетого юношу с розой, свисавшей из-под шелковой чалмы; он крайне весело и беззаботно посматривал по сторонам. Раис остановил его и приказал прочитать первую суру Корана, эту "отче наш" мусульманского Востока. Молодой человек стал читать, но сбился и замолк. Раис спросил, чей он сын.

Так как оказалось, что провинившийся был сыном сановника, то экзекуция была произведена довольно сурово" [Семенов. 1954. С. 46].

Управление Сибирью.

В отношении Сибири в недрах имперской бюрократии довольно долго шел спор: считать Сибирь частью Империи или ее колонией. Не в последнюю очередь на затяженность этого спора во времени сыграло то, что освоение Сибири ввиду огромных пространств, сурового климата и практической незаселенности края происходило военными методами. Московское правительство управляло этой "частью света" с помощью Сибирского приказа - ведомства, родившегося из чети дьяка Варфоломея Иванова и просуществовавшего вплоть до введения в 1783 г. в Сибири Уч. губ. 1775 г. Интересно отметить также и то, что осколок приказной системы в Сибири - Тюремный приказ - продержался здесь вплоть до 1904 г.

Введение губернского устройства оказалось не совсем удачным, прежде всего потому, что здесь довольно долго происходило размежевание административно-территориальных единиц. Здесь же необходимо упомянуть и о том, что Сибирь во многом даже в XIX в. представляла собой типичную terra incognita эпохи Великих географических открытий.

В 1797 г. Павел I, в очередной раз изменяя учреждения своей матери, повелел образовать в Сибири две губернии: Тобольскую и Иркутскую. В 1804 г. из состава Тобольской губернии выделяется Томская, годом ранее образуются Камчатская область и Охотское предварительное управление (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XXVIII. N 20889). В 1805 г. создаются Якутская область и Нерчинское областное управление. Наконец, по издании в 1822 г. Учреждения сибирского вся Азиатская Россия (за Уралом) разделена была на два генерал-губернаторства: Западносибирское с центром в г. Тобольске и Восточносибирское - в Иркутске. К Западносибирскому генерал-губернаторству относились губернии Тобольская, Томская, область Омская, к Восточносибирскому - губернии Иркутская и Енисейская, область Якутская, управления Камчатское и Охотское, Троицкосавское пограничное управление. Вскоре к ним присоединились области Забайкальская (образована в 1851 г.), Приморская (образована в 1858 г.), Амурская (образована в 1858 г.), Кяхтинское градоначальство. Вместе с тем в 1884 г. области Приморская и Амурская соединены были в особое Приморское генерал-губернаторство, в состав которого помимо этих двух областей вошло Владивостокское военное губернаторство; двумя годами ранее упразднено было Западносибирское генерал-губернаторство, вместо него было образовано Степное генерал-губернаторство, включающее в себя области Акмолинскую, Семипалатинскую и Семиреченскую, а в 1887 г. Восточносибирское генерал-губернаторство переименовано в Иркутское генерал-губернаторство. В 1884 г. остров Сахалин становится самостоятельной административной единицей, а в 1909 г. вновь воссоздается Камчатская область. Нетрудно заметить, что на процесс размежевания в Сибири оказали сильнейшее влияние внешняя политика Империи, ее отношения с сопредельными азиатскими государствами.

Местное сибирское законодательство. Верная своей политике Империя полагала за всеми сибирскими коренными народами сохранение их обычного права, редкое исключение делалось только для тех народов, которые принимали крещение. Вместе с тем в 1841 г. состоялось издание так называемого Свода степных законов кочевых инородцев Восточной Сибири, который, однако, так и не вступил в силу, но, по замечанию сенатора Н.Н. Корево, этот свод использовался в качестве субсидиарного источника права при применении Пол. об ин. Т. II Св. зак.

В 1822 г., как мы уже сказали, особенности местного управления Сибири были отражены в Сибирском учреждении, деятельное участие в составлении которого принимал граф М.М. Сперанский.

Последнее издание этого акта приходится на 1892 г., однако законодатель в нем уже существенно отошел от коллегиального начала управления, поскольку за 70 лет применения акта на практике восторжествовал принцип единоличного управления, т.е. принцип, заложенный еще в Уч. губ. 1775 г.

Местные сибирские учреждения. Управление Сибирью на практике показывает, как за 200 лет этот край постепенно интегрировался в общую административную систему Империи. В 1879 г. в Западной Сибири происходит распространение действия Положения от 19 февраля 1861 г., в 1882 г. это Положение вводится в Восточной Сибири. В принципе эти мероприятия правительства заслужили справедливую критику современников, так как фактически создавали у сибирского крестьянства совершенно чуждую ему общину великорусского образца. В 1896 г. на Сибирь распространяется действие Судебных уставов 1864 г. Фактически они введены были только 2 июля 1897 г. Таким образом, была упразднена одна из главных отличительных черт управления Сибирью, до указанной даты судившейся дореформенным судом. В 1905 г. в Сибири вводятся земства. В качестве особенности русских владений за Уралом следует отметить отсутствие в этом крае дворянства и дворянского землевладения, что определяло один из серьезнейших отличительных признаков всего края.

С 1852 по 1864 г. действует особый Сибирский комитет в ранге отдела Комитета Министров, правда, еще раньше, в 1821 г., был учрежден специальный комитет для разработки общего положения об управлении, что и было им сделано в 1822 г., ставшим одновременно и годом, когда этот комитет прекратил свое существование. Согласно Сибирскому учреждению 1822 г. высшим представителем государственной власти в крае являлся генерал-губернатор, соединявший помимо традиционной для него военной власти гражданскую и дипломатическую функции - он уполномочивался вести переговоры с сопредельными государствами по пограничным вопросам. При генерал-губернаторе существовал Совет главных управлений - нечто вроде коллегиального органа, руководящего деятельностью местного бюрократического аппарата и отчасти контролирующего действия самого генерал-губернатора.

Последнее было обусловлено тем, что такие Советы формировались от центральных министерств (Минфин, МВД и Минюст). Аналогичная структура устанавливалась и на уровне сибирских губерний и областей.

Губернское или областное правление осуществлял губернатор (гражданский или военный) посредством губернского совета, последний представлял собой расширенный вариант губернского правления. Судопроизводство сосредоточивалось в общем губернском суде, причем закон не знал разделения его на уголовную и гражданскую палату. При суде состоял губернский прокурор. Приговоры губернского суда подлежали утверждению губернатора, вместе с тем закон допускал изъятия - те дела, наказания по которым состояло в лишении прав состояния, непосредственно вносились в Сенат.

Округа, на которые делились губернии и области в Сибири, соответствовали уездной единице в Европейской России. Окружное управление из-за необжитости местности было двух видов: по полному штату и сокращенному. В первом случае округ возглавлял окружной начальник, при котором полагалось образовывать особый совет, в который входили главы специальных отраслевых управлений: полиции, казенного управления, суда и т.д. Во втором случае при окружном начальнике отсутствовал окружной совет, а также отсутствовали и некоторые виды управлений.

Города в Сибири равно имели особые органы управления. Само управление подразделялось на общее (городничий, его канцелярия и приставы) и частное (квартирные надзиратели, городская Дума и городской суд).

Во второй половине XIX в. картина существенно меняется. Как мы уже сказали, принцип коллегиальности, воплощенный в специальных советах при губернаторах и генерал-губернаторах, изживает себя. Однако структурно они продолжают существовать, но члены их теперь напрямую подчинены соответствующему губернатору. В 1887 г. эти советы упраздняются вовсе. На уровне округов также происходит существенное упрощение системы управления. Теперь оно состоит из исправника, земского суда и казенного управления. Определенной особенностью в Сибири отличалось волостное управление, искусственно созданное здесь реформами 1879 и 1882 гг.

В 1898 г. в Сибири вводится институт крестьянских начальников (ПСЗРИ. 3-е изд. Т. XVIII. N 15503). Общим и главным источником этой реформы являлось Положение об участковых земских начальниках 1889 г.

Управление североамериканскими владениями.

Алеутские острова и Аляска были закреплены под российским суверенитетом по праву оккупации - первоначального завладения ничейной землей (terra nullis), что и было оформлено Указом от 2 марта 1766 г. Однако очень долго институтов власти и управления на североамериканском континенте не создавалось, связано это было, конечно же, с громадной отдаленностью края от центра Империи.

Технически сообщение только в один конец в то время занимало около трех лет.

Вместе с тем деловые русские люди, купцы и промышленники, уже с момента открытия западного берега Северной Америки (1733 г.) активно занимались освоением этого края. В связи с чем 20 июля 1797 г. состоялось соединение усилий русских промышленников по освоению Аляски в форме акционерного общества. Преамбула Устава Американской соединенной компании (таково было ее первоначальное название. - М.И.) гласила: "Усовершенствовать мореплавание к северо-восточной и северной Америке и Северным, Алеутским и Курильским островам и к другим местам и землям, в северной части Тихого моря лежащим, Всероссийскому императорскому скипетру принадлежащим". Кроме того, этим же актом компания брала на себя обязанность открывать новые земли, "приводить вновь отысканные народы в православную христианскую веру и в подданство Его Императорского Величества".

Здесь, пожалуй, имеет смысл отметить, что подобная практика освоения новых земель силой частной инициативы, имеющей строгую национальную (государственную) принадлежность, не являлась из ряда вон выходящим фактом. Силой Вест-Индийской, Ост-Индийской компаний и т.п. начиная с XVI столетия западный мир активно проводил свою колониальную политику. Однако в нашем случае мы наблюдаем пример старой парадигмы, зародившейся еще во времена Ермака, когда не государство, а частная инициатива его подданных нацелена на дело освоения новых земель. Кроме того, государство в принципе полномочно делегировать ряд своих прав частному лицу не с целью закрепления за этими лицами общих государственных прав, например, в виде суверенитета, а как раз наоборот, разрешая эксплуатацию территории частному лицу взамен помощи этого лица в деле укрепления суверенитета данного государства на данной территории.

В подтверждение вышеприведенной юридической формулы укажем, что уже 8 июля 1799 г. правительство выдает Компании специальную привилегию сроком на 20 лет, в которой еще раз подчеркивается: "...занимать открываемые ею земли в Российское владение на прежде подписанных правилах, есть ли оные никакими другими народами не были заняты и не вступили в их зависимость".

Издание привилегии сопровождалось переизданием устава Компании, в котором она получила то имя, под коим и вошла в историю: "именоваться под Высочайшим Его Императорского Величества покровительством Российско-Американскою Компаниею". Указом от 13 сентября 1821 г. Компании продлена была привилегия еще сроком на 20 лет, в 1841 г. эта привилегия благополучно была продлена в третий раз. Начиная с 1861 г. Р-АК оказалась в подвешенном состоянии, что объяснялось обнаружившимися уже тогда планами правительства продать Аляску. Год 1867-й оказался для Компании роковым.

* * *

Управление Североамериканскими колониями, именно так они именовались в § 35 Правил Р-АК 1821 г., поручалось непосредственно руководству Компании, в правление которой вводился представитель Минфина. Последнее связано было с необходимостью сочетать интересы акционеров с интересами государства. Со временем государственное участие в управлении Компании стало выражаться не только через участие в управлении представителя Министерства финансов, но и посредством назначения на пост главного правителя и его помощника офицеров морской службы (ст. ст. 143 и 195 Устава Р-АК от 10 октября 1844 г.). Главного правителя при этом утверждал Император. В совет колониального правления также входило несколько членов, одновременно состоящих на государственной службе (ст. 195).

Помимо чисто промысловой деятельности Компания осуществляла управление туземным и пришлым населением Аляски. Население подразделялось на туземцев, креолов (потомков от смешанных браков), русских.

Пожалуй, одну из первых попыток урегулировать положение туземцев мы находим еще в инструкциях А.А. Баранова В.Г. Медведникову от 1808 г., которые так и озаглавлены - "О ласковом обращении с туземцам". Вместе с тем уже Правилами Р-АК 1821 г. туземцы почитались "наравне со всеми другими российскими подданными. Они составляют особое сословие, пока живут в колониях" (ст. 43). Туземцы освобождались от уплаты ясака (податей) и несения личных повинностей (ст. 45); они управляются "своими родовыми тоенами под надзором старшин, назначенных компаниею из лучших русских своих служителей" (ст. 47). Единственная обязанность, которую вменяли аборигенам Правила, - служить Компании для ловли морских зверей. Поздними Правилами 1844 г. на туземцев распространялось действие отделения IV Пол. об ин. Т. II Св. зак., при этом они подразделялись на кочующих и оседлых; ко вторым относили уже крещенных туземцев. Каждая контора Компании обязывалась издавать для своего округа Правила для тоенов, избираемых в старшины, которые представляли собой должностную инструкцию.

Креолы Правилами 1821 г. почитались за особое сословие (ст. 41), подданными России и не облагались никакими налогами до тех пор, пока проживали на Аляске; позднейшими Правилами 1844 г. (ст. ст. 236 и 237) статус креолов был уточнен.

В отношении коренных русских все уставы Компании и привилегии, ей данные, гласили одно: акционером Компании может быть только русскоподданный. Также по общему смыслу этих актов мы можем сделать вывод, что сословные права и ограничения продолжали сохранять свое действие и в Северной Америке. Правда, Правила 1844 г. (ст. 227) содержали очень интересный опыт придания русским на Аляске совершенно особого статуса: "Из российских подданных и других людей свободного состояния, имеющих право на выезд из Америки и водворяемых там по собственному желанию, на изложенном ниже сего основании, образуется особое сословие колониальных граждан".

Население Российской империи

Понятие подданства.

В период Империи отечественное право окончательно вырабатывает юридическую конструкцию подданства - современный аналог института гражданства. Вместе с тем следует отметить, что вплоть до 1917 г. в России не существовало единого акта, регулировавшего отношения гражданства - подданства.

Большинство норм этого института мы находим в Консульском уставе (т. XIV Св. зак.) и Законах о состояниях (т. XI ч. 2 Св. зак.).

Понятие подданства, таким образом, обладает теми же качественными чертами, что и понятие гражданства; единственное различие между ними - терминологическое: подданными являются подвластные монархических государств, тогда как в государствах с республиканской формой правления подвластных трактуют как "граждан". Связь человека с государством, выраженная в подданстве (гражданстве), определяется несколькими чертами. Подданство постоянно; оно действует вне связи со временем; на него не могут быть распространены никакие оговорки о сроках давности (англичане в этом случае употребляли даже фикцию - once a subject is always a subject), подданство экстерриториально.

Итак, согласно ст. 1 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. население Империи подразделялось на природных русских подданных, инородцев и иностранцев. В общем смысле подданными Всероссийского императора считались и природные русские подданные, и инородцы. Терминологическое различение их обусловлено было разницею в личных правах, предоставленных русским и соответственно инородцам, с точки зрения же международного права все они составляли одну категорию подданных России. Таким образом, институт подданства по русскому праву представлял собой не однородную группу норм, а довольно обширный правовой институт, несмотря на общее положение ст. 27 Осн. гос. зак. 23 апреля 1906 г.

Приобретение русского подданства.

Окончательно юридическую форму приобретения русского подданства установил еще Петр Великий; начиная именно с его царствования каждому новому монарху все население Империи приносило присягу на верность. В Московскую эпоху эта форма равно практиковалась, но заслонялась более общей - актом очередного Земского собора, избиравшего или утверждавшего нового царя на престоле. Впоследствии Павел I обязал уже все население Империи по достижении 12-летнего возраста приносить такую присягу. Исключение делалось, впрочем, только для крепостных, за которых такую присягу по Указу 1740 г. приносил помещик, но с 1861 г. основание для такой процедуры отпало и крестьяне (сельские обыватели) наравне с прочими сословиями стали совершать верноподданническую присягу. Присяга требовалась и для иностранца, вступающего в русское подданство.

Согласно русскому праву подданство приобреталось по следующим основаниям.

А. Рождение: русским подданным считался любой рожденный от родителей, состоящих в российском подданстве. При этом по смыслу ст. ст. 828, 829 и 850 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. этот принцип крови (ius sanguae) толковался расширительно: русским подданным считалось лицо, хоть и рожденное за границей, на иностранном корабле, и если даже только один из родителей состоял в российском подданстве (отец), то материнская линия родства получала преимущество только в том случае, если ребенок был незаконнорожденным. Единственное требование, которое устанавливал закон (ст. 1098 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. по прод. 1890 г.), - обязательность регистрации новорожденного у российского консула за рубежом.

Б. Брак: иностранка, вступая в брак с русским подданным, автоматически считалась вступившей и в русское подданство. При этом закон не требовал от нее принесения присяги (ст. 1028 Зак. о сост. Т. IX Св. зак.), в случае прекращения брака русское подданство за ней сохранялось. Здесь стоит отметить, что этот принцип не знал обратного действия, когда уже русская подданная выходит замуж за иностранца. В этом случае жена следовала гражданству своего мужа, однако для детей от такого брака предусматривалась упрощенная процедура приема в подданство. Согласно русскому праву усыновление не влекло за собой автоматического изменения гражданства усыновленного.

В. Укоренение (натурализация): до 1864 г. отечественное законодательство устанавливало довольно льготный режим, согласно которому иностранцу достаточно было подать прошение в губернское правление по месту жительства с просьбой о приеме его в подданство. После принесения присяги, причем даже на родном языке, иностранец уже считался подданным России. Несомненно, что основание столь льготного режима было положено Манифестом о вызове иностранцев в Россию от 16 апреля 1702 г., которым отменялся "древний обычай, посредством коего совершенно воспрещался иноземцам свободный въезд в Россию". Согласно Закону 10 февраля 1864 г. иностранец мог быть укоренен в российском подданстве только после пятилетнего постоянного пребывания (ius domicilium) в России. В этом случае прошение о приеме в подданство подавалось уже на имя министра внутренних дел. Исключение делалось для евреев (ст. 993 Зак. о сост. Т. IX Св. зак.) и дервишей (ст. 994. Там же).

К подданству России не могли быть допущены иностранки отдельно от своих мужей (ст. 1014. Там же).

Для детей иностранцев, постоянно проживающих в России, был установлен упрощенный способ укоренения. В этом случае по достижении совершеннолетия (21 год) лицо могло в течение одного года ходатайствовать о приеме его в российское подданство. Наконец, имеет смысл указать, что сокращенным образом укоренение могло происходить и для иностранцев, состоявших на государственной службе, а равно для служителей неправославных или нехристианских культов, проживающих на территории Империи. Здесь необходимо отметить, что до 1848 г. иностранцев разрешалось брать в статскую, а до 1890 г. - в военную службу. Иностранец, состоящий на русской службе, мог в любое время подать прошение о приеме его в российское подданство. Однако такой порядок сохранялся только до 1890 г., после указанной даты любой иностранец, поступающий на русскую службу, автоматически считался русским подданным, исключение было сделано только для тех иностранцев, которых специально приглашали в Россию. Иностранец по укоренении получал права того сословия, к которому изначально был приписан.

Особый порядок укоренения устанавливался для среднеазиатских евреев, китайцев и корейцев.

Среднеазиатские евреи могли быть приняты в русское подданство с разрешения МВД и местного генерал-губернатора "с припискою к пограничным городам Оренбургского и Туркестанского края под условием вступления в купеческие гильдии и предоставлением им прав для евреев - русских подданных установленных" (ст. 819 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. по прод. 1890 г.). Евреи, подданные других государств, допускались в Россию только с разрешения МВД (ст. 289 Уст. пат. Т. XIV Св. зак. изд. 1892 г.). Китайцев и корейцев в виде опыта разрешено было натурализовать Приамурскому генерал-губернатору (ст. 845 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. по прод. 1890 г.).

Иностранец, желающий укорениться, обязан был представить доказательства, что он отказался от прежнего своего подданства, а в некоторых случаях представить документы, что он: а) отбыл воинскую повинность у себя на родине; б) не скрывается от правосудия; в) обладает средствами к существованию.

Двойное гражданство, т.е. subjects mixtes, русское право перестало признавать с 1797 г., до этой даты двойное гражданство было известно отечественному праву.

Г. Оптация: так в праве называют способ изменения подданства, связанный с правом выбора гражданства населением, проживающим на территории, отходящей по международному соглашению от одного государства к другому. Лицо, подпадающее под действие этого института, в течение определенного срока (от трех до 10 лет), установленного в договоре, обязано определиться: подданству какой страны оно желает следовать. Право выбора в этом случае ограничено либо прежним статусом, либо гражданством той страны, к которой отходит территория. В течение указанного выше срока лицо, не желающее принимать российское подданство, обязано было, распродав свою недвижимость, покинуть пределы России.

Прекращение русского подданства.

В принципе выход из подданства русским правом запрещался. Вступление русского подданного в гражданство другого государства квалифицировалось законодательством как тяжкое уголовное преступление - измена. "Кто, отлучась из отечества, войдет в иностранную службу без позволения правительства или вступит в подданство иностранной державы, тот за сие нарушение верноподданнического долга и присяги подвергается лишению всех прав состояния и вечному из пределов государства изгнанию или в случае самовольного потом возвращения в Россию - ссылке в Сибирь на поселение", - гласила ст. 325 Улож. о нак. 1845 г. Равно русский подданный обязан был вернуться из-за границы по первому требованию правительства; в случае отказа "если кто самовластно останется за границей более пяти лет, тот считается безвестно отсутствующим и имение его берется в опекунское управление" (ст. 327 Улож. о нак. 1845 г.).

Во всех остальных случаях закон разрешал совершать так называемое увольнение из подданства, которое, однако, давалось только высочайшей властью по докладу из Комитета Министров (фактически это было требование издания акта об увольнении из подданства в форме закона). К прекращению российского подданства вел брак русской с иностранцем. Однако постановление закона на этот счет нельзя признать исчерпывающим: поскольку право ничего не говорило о тех случаях, когда закон страны, гражданином которой являлся муж-иностранец, не предоставлял жене-иностранке прав гражданства, то приходиться считать, что окончательно русская женщина, даже выходя замуж за иностранца, не теряла связи с российским государством; в этом случае уместна аналогия по ius postliminii, так как в случае развода с мужем или его смерти она возобновляла российское подданство простым фактом возвращения в Россию из-за границы. Исключение было установлено для детей от такого брака - они следовали гражданству отца.

Права и свободы русских подданных.

Понятие подданства (гражданства) помимо правовой связи устанавливает для подданного определенный режим в пределах его отечества, который в свою очередь заключается в разного рода правах, привилегиях и обязанностях, обладание и несение которых отличает подданного от неподданного - иностранца в общем смысле этого слова.

Личная свобода. Вообще же писать о свободе личности применительно к России всегда представляется изрядным делом. Во многом трудность определения этого принципа при российских условиях обусловлена тем, что, зародившись на чуждой, западноевропейской почве, он был механически перенесен на почву российскую. При взгляде Запада на Россию давно уже стало избитой темой проблема так называемого русского деспотизма: подавление свободы личности, полицейский произвол и т.п. Однако при этом совершенно упускают из виду, что русские находились к своему государству в несколько иных по форме отношениях, нежели западный человек по отношению к своему.

Если на Западе государственно-правовые отношения строились на известных принципах феодальной отчужденности власти от населения, что в конце концов привело к формированию концепции государства - юридического лица, то в России, где исторически государство строилось на строгих патриархальных началах и где личность не противопоставлялась, а, наоборот, включалась в систему государственных властеотношений, в конце концов и смогла возникнуть концепция государства-правоотношения. Почему в России случилось именно так, а не иначе, думается, также не имеет смысла долго рассуждать; феномен этот был объяснен еще П.Н. Милюковым - 70 - 80% ежегодного бюджета страны уходило на нужды армии, а потом еще и флота. Проклятие географического положения: преддверие Европы и Азии господствовало над Россией. Соответственно, при учете указанной тенденции говорить о свободе личности до 1917 г. в России возможно только применительно к слабым попыткам эмансипации отдельных сословий от обязательной государственной службы.

Итак, исторически освобождением от всех видов податей и повинностей с самого начала в России пользовалось только духовенство, указами Петра, например от 4 апреля 1722 г., это положение канонического права только подтверждалось. Но, например, только Указом 1798 г. духовенство освобождалось от полицейских повинностей.

Более всего преимуществами в деле личной свободы в России, конечно, пользовалось дворянство. Правило 17 ЖГД 1785 г. так и говорило: "Подтверждаем на вечные времена в потомственные роды российскому благородному дворянству вольность и свободу". Главная гарантия такой вольности заключалась в праве дворян не служить (пр. 18), а равно всякое преследование дворянина стало возможным только по суду (пр. 9 - 13). Статья 2 Пол. о крест. 1861 г. предоставляла всем крестьянам права "свободных сельских обывателей". Ранее ЖГГ 1785 г. устанавливала в пр. 84 аналогичные гарантии для городских жителей.

Обращает на себя внимание попытка правительства при издании в 1775 г. Уч. губ. ввести в право своеобразное положение об обеспечении свободы личности от произвольных арестов. Решение о законности арестов всех лиц полагалось рассматривать в течение трех дней совестными судами (см. ст. 401 Уч. губ. 1775 г.). К сожалению, это положение не получило должного обеспечения и развития.

Вместе с тем очевидно, что решительный переворот в деле обеспечения свободы личности российских подданных произошел в ходе конституционной реформы 1905 - 1906 гг. Манифестом от 17 октября 1905 г. провозглашено было решение "даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности". Положение Манифеста затем вошло в состав Осн. гос. зак. от 23 апреля 1906 г. (ст. ст. 31, 32; ср. ст. 74 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.). После 1906 г. принцип личной свободы равно дополняется постановлением о неприкосновенности жилища (ст. 34 Осн. гос. зак. от 23 апреля 1906 г. и ст. 75 Св. ос. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.).

В общем виде практика соблюдения и исполнения данных конституционных норм до 1917 г. может быть признана все же удовлетворительной, во всяком случае советская эпоха, социалистическая законность, пришедшая на смену "гнусному самодержавию", как принято было тогда выражаться, не идет ни в какое сравнение с мягкими и гуманными положениями дореволюционного законодательства и, что особенно важно, практики исполнения этого законодательства.

* * *

Итак, в отношении соблюдения конституционного права свободы личности мы находим следующие законодательные нормы. В литературе указывалось, что в основном все они восходили еще ко временам великих реформ императора Александра II. Так, согласно ст. 1 Уст. уг. суд. 1864 г. "никто не может подлежать судебному преследованию за преступление или проступок, не быв привлечен к ответственности в порядке, определенном правилами сего устава", ст. 1214 того же акта предоставляла право административным органам подвергать виновных в незначительных проступках аресту или денежной пене. Все остальные случаи, отличные от задержания, уже подлежали усмотрению особого судебного следователя, который наделялся правом вести досудебное следствие уголовных преступлений; при этом арест допускался законом только в том случае, если у следователя имелись серьезные основания полагать, что подозреваемый может уклониться от следствия (ст. 416 Уст. уг. суд.). Необходимо заметить, что Законом от 4 сентября 1881 г. О мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия делались серьезные изъятия из указанного порядка, что, впрочем, сейчас вряд ли может служить объектом разумной критики, поскольку тогда правительство находилось в состоянии настоящей войны с террористическим крылом российской радикальной интеллигенции.

Положение о неприкосновенности жилища в России регулировалось негативным образом, т.е. устанавливался перечень тех случаев, когда данная свобода не действовала. Сразу необходимо уточнить - все они относятся к разряду полицейских превентивных мер и регулировались Законом от 12 марта 1882 г., согласно которому лицо, состоящее под надзором полиции, могло быть в любое время подвергнуто домашнему обыску.

Неприкосновенность имущества. Неприкосновенность частной собственности как абсолютный принцип вещного (частного) права всегда признавался за подданными Всероссийского императора.

Единственное ограничение, которое полагал закон, состояло в том, что до 1861 г. формально право частной собственности не признавалось за крепостными крестьянами, однако и в отношении их еще Законом от 3 марта 1848 г. было определено право приобретать недвижимость на собственное имя, а не на имя помещика, как это было ранее. В отношении дворян действовало то положение, что только они и никто более могли владеть населенной землей (на поверку и это право формально было подтверждено только в 1857 г.). Из этого следует, что полных вещных прав на личность своих крепостных у помещика так никогда и не было, закон не признавал за ним подобной правоспособности; другое уже дело, что закон вообще слабо исполнялся или, если сказать правдивее, игнорировался, но официально, de iure, крестьяне всегда считались принадлежностью земли, к которой были приписаны.

Сильнейшее влияние до 1861 г. на имущественные права оказывала сословность, однако после указанной даты действие сословного принципа было ограничено открывшейся возможностью более свободного доступа в сословия, например, в некоторые из них свободная запись в принципе существовала всегда. Сословность, влиявшая на имущественные права, подчинялась общему принципу законности - так, согласно ст. 10 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. "никто не может быть лишен прав состояния или ограничен в сих правах иначе как по суду за преступление". Более того, до 1917 г. русское уголовное право, например, не знало такой санкции, как конфискация имущества. В случае осуждения лица законодатель вводил в действие фикцию гражданской смерти осужденного, и таким образом наследство автоматически переходило к его наследникам ("имущество лица, лишенного всех прав состояния, переходит к его законным наследникам по правилам, в законах гражданских и уголовных изложенным" (ст. 12 Зак. о сост. Т. IX Св. зак.)). Данное положение имело своим источником еще пр. 23 ЖГД 1785 г.: "Благородного наследственное имение в случае осуждения и по важнейшему преступлению да отдастся законному его наследнику или наследникам". Конфискации как уголовной санкции не знал и позднейший по времени закон - Уголовное уложение 1903 г. (ср., однако, ст. ст. 36 - 38 названного акта, которые предписывают конфискацию орудий преступного промысла). Конфискация имущества, т.е. безвозмездное изъятие его в качестве уголовной меры наказания, известна только советскому уголовному праву, из которого она проникла и в современное российское (ст. 52 УК РФ). От конфискации следует отличать экспроприацию. Последняя была известна отечественному праву и означала то же, что и в любой другой цивилизованной стране: отчуждение прав собственности за равноценный выкуп.

Об этом четко, например, заявляла ст. 575 Зак. гр. Т. X Св. зак. Впоследствии это положение вошло и в ст. 77 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.

Свобода совести. До и после 1906 г. это фундаментальное право понималось как свобода вероисповедания, существенным уточнением к коему являлось положение ст. 40 Осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1892 г.: "Первенствующая и господствующая в Российской империи вера есть Христианская Православная Кафолическая Восточного исповедания", без изменений эта норма была повторена в ст. 62 того же акта, но в изд. 1906 г. Первенствующее значение православия прежде всего закреплялось в том, что глава государства Российского - Всероссийский император - мог принадлежать только к этой вере (ст. 41 Осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1892 г.; ср. ст. 63 Там же, изд. 1906 г.).

В то же время право знало за Православной церковью следующее исключительное положение: "Одна господствующая церковь имеет право в пределах государства убеждать не принадлежащих к ней подданных к принятию ее учения о вере. Как рожденным в православной вере, так и обратившимся к ней из других вер запрещается отступить от нее и принять иную веру, хотя бы то христианскую" (ст. 36 Уст. о пресен. и пред. прест. Т. XIV Св. зак.). Отпадение от православия квалифицировалось до 1905 г. (до Указа от 17 апреля 1905 г.) как уголовное преступление (ст. ст. 184, 185, 187, 188 Улож. о нак. 1845 г.).

При этом закон различал следующие виды такого преступления: а) отпадение от православия в другое христианское вероисповедание - имение виновного бралось в опеку, сам он ссылался на поселение в Сибирь; б) отпадение от православия в иноверие (в нехристианское вероисповедание) - утеря всех прав состояния и бессрочная ссылка в каторжные работы. Другое ограничение, которое можно видеть в законодательстве до 1905 г., - принцип благоприятствуемой религии, заключавшийся в том, что дети, рожденные в смешанных браках, должны были воспитываться только в православной вере, в этом случае священник, проводивший венчание, обязан был взять с инославного соответствующую подписку (ст. 74 Уст. о пресен. и пред. прест. Т. XIV Св. зак.). Брак между православными и лицами иудейского вероисповедания тем не менее был строжайше запрещен (ст. 85 Зак. гр. Т. X Св. зак. изд. 1892 г.).

Однако Уг. ул. 1903 г. уже не знало квалификации отпадения от православия, а только "совращение" от православия. Под совращением закон в одном случае понимал добровольный прозелитизм, а в другом - "злоупотребление властью, принуждения, обольщения обещанием выгод или обмана" (ст. ст. 82 - 84 Уг. ул. 1903 г.). Эти положения закона остались неизменными и после 1905 г. вплоть до большевистских гонений на Церковь.

Одновременно с приданием православию положения господствующей веры закон стоял на страже и охранении других вероучений, как христианского, так и нехристианского толка. По этому поводу Основные государственные законы Российской империи, как до 1905 г., так и после, гласили: "Все не принадлежащие к господствующей Церкви подданные Российского государства, природные и в подданство принятые, также иностранцы, состоящие в Российской службе или временно в России пребывающие, пользуются каждый повсеместно свободным отправлением их веры и богослужения по обрядам оной. Свобода веры присвояется не токмо христианам иностранных исповеданий, но и евреям, магометанам и язычникам: да все народы, в России пребывающие, славят Бога Всемогущего разными языками по закону и исповеданию праотцев своих, благословляя царствование Российских Монархов и моля Творца вселенной об умножении благоденствия и укрепления силы Империи" (ст. ст. 44, 45 Осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1892; ср. ст. ст. 66, 67 Того же акта изд. 1906 г.).

Следует отметить, что довольно долго, вплоть до 1905 г., эти положения не распространялись на раскольников всех толков, в отношении их действовали особые правила (ст. 48 Уст. о пресен. и пред. прест. Т. XIV Св. зак.). Последнее связано было с тем, что расколоучение квалифицировалось как ересь.

Однако после Указа от 17 апреля 1905 г. данный порядок был существенно изменен. К важнейшим положениям этого Указа, напомним, он назывался "Об укреплении начал веротерпимости", прежде всего следует отнести то, что, пожалуй, впервые в государственное право России вводилось понятие "свобода совести", поскольку законом полагалось "обеспечить каждому из Наших подданных свободу верования и молитв по велениям его совести". Сверх того, впервые раскольники причислялись к инославным, тем самым клеймо еретиков с них снималось (ст. 7 Указа), ламаисты, т.е. буддисты, признавались иноверцами, поскольку впредь возбранялось именовать их в официальных актах "идолопоклонниками и язычниками" (ст. 16 Указа); наконец, самое важное: "признать, что отпадение от православной веры в другое христианское исповедание или вероучение не подлежит преследованию и не должно влечь за собой каких-либо невыгодных последствий, причем отпавшее по достижении совершеннолетия от православия лицо признается принадлежащим к тому вероисповеданию или вероучению, которое оно для себя избрало" (ст. 1 Указа). В то же время повелевалось произвести существенное улучшение в положении мусульман и раскольников, причем раскольников закон теперь подразделял на старообрядцев, сектантов и последователей изуверских учений, к последним продолжали применять меры уголовного преследования. Нормы этого великого акта свободы нашли свое отражение в Положении КМ от 17 апреля 1905 г. и позднее вошли в корпус Основных государственных законов (ст. 81 т. I Св. зак. изд. 1906 г.).

Свобода передвижений. Вообще этой фундаментальной свободе в России долго не везло и не везет вплоть до сегодняшнего дня. Не ошибемся, если скажем, что и в современной России данная свобода встречает значительные препятствия к своему осуществлению. Во многом стесненность этого права может быть объяснена приписным характером правового статуса населения. Вполне этот принцип утвердился уже в 1649 г. и связан был с отменой урочных лет, т.е. срока сыска беглых крестьян. Однако более формальное свое регулирование свобода передвижения получила все же при Петре I в Плакате от 26 июня 1724 г., в котором мы встречаем первые начатки паспортной системы, не отмененной вплоть до сего дня. Правда, вначале этот акт применялся непосредственно только к крестьянам. Так, в случае ухода крестьянина на промысел на расстояние свыше 30 верст от места его жительства он обязан был получить особое "отпускное письмо" от помещика или местного священника (ст. 12); по получении такого "вида" или "пачпорта", как называли эти документы русские крестьяне, он обязан был его зарегистрировать у местного земского комиссара (ст. 13).

Всемогущество приписной системы проявилось еще и в том, что ее влияния не смогло избежать даже дворянство - казалось бы, самое привилегированное сословие в России. Последнее было обязано участвовать в дворянских выборах в тех уездах, где находились их имения, что, впрочем, не означало обязанность участвовать в выборах во всех уездах, где у дворянина была недвижимость, - только в том, который он изберет для постоянного своего места жительства. Кроме того, как гласила ст. 126 Зак. о сост. Т. IX Св. зак., "каждый потомственный дворянин по вступлении во владение какой-либо недвижимой собственностью обязан в продолжение года с сего вступления записаться в родословную книгу своей губернии".

Духовенство, как белое, так и черное, равно обязано было быть приписанным либо к своим приходам, либо к монастырям; сверх того, Синод вел регистрацию такой записи уже в централизованном порядке. Для отлучки от места своего служения духовное лицо обязано было подавать соответствующее прошение своему начальству (ст. 52 Уст. о пасп. Т. XIV Св. зак.).

Постоянным местом жительства купцов считалось место, где им выдано гильдейское свидетельство (ст. 79 Уст. о пасп. Т. XIV Св. зак.), мещан - где они записаны в обывательские книги (ст. 4 Уст. о пасп. Т. XIV Св. зак.), крестьян - где они записаны в подушный оклад (ст. 7 Уст. о пасп. Т. XIV Св. зак. изд. 1892 г.); после отмены подушной подати в 1885 г. местом приписки крестьян считалось их сельское общество, ремесленников и посадских - где они записаны в цехи и посады и отправляют государственные повинности (ст. 6 Уст. о пасп. Т. XIV Св. зак.). Лицо, состоявшее на государственной службе, числилось в списках того ведомства, в котором проходило службу, ввиду чего на госслужащих общее положение Уст. о пасп. не распространялось. Подтверждение этому находим в том, что для отставных госслужащих паспорт или вид на жительство заменялся сенатским указом об отставке. Таким образом, свобода избрания места жительства в России до 1917 г. была тесно связана со свободой избирать себе то или иное занятие, записываться или выходить из того или иного состояния, сословия.

Не случайно поэтому Основные государственные законы 1906 г. в подтверждение этого основополагающего начала русского государственного права говорили о "праве свободно избирать место жительства и занятия", т.е. употребление в норме закона соединительного союза "и" указывало на то, что законодатель объединяет эти два права в одно. Для передвижения по стране русский подданный был обязан получить паспорт: "Никто не может отлучиться от места своего постоянного жительства без узаконенного вида или паспорта" (ст. 1 Уст. о пасп. Т. XIV Св. зак.).

Первоначально выезд за границу до царствования Екатерины II был достаточно серьезно затруднен; выезд осуществлялся в основном по государственным нуждам, только с изданием ЖГД (пр. 19) и некоторых других актов стали отпускать за границу и по частным делам. Император Павел I вовсе запретил выезд русских подданных за рубеж. При императоре Александре I это ограничение устраняется. Первый закон о заграничных паспортах в России принимается только в 1817 г., вплоть до 1917 г. действовали правила, установленные актом 1867 г., с некоторыми редакционными поправками.

Для выезда за границу русский подданный не встречал серьезных препятствий. Доказательством этого может служить, например, та чрезмерная легкость, с которой наши революционеры покидали пределы отечества. Единственным ограничением для выезда за границу был возраст - самостоятельно могли выезжать лица, достигшие 25 летнего возраста, несовершеннолетние следовали с родителями, как и сейчас. Подданный, желающий убыть за рубеж, подавал прошение в губернское правление по месту жительства, каковое в течение двух недель обязано было выдать ему заграничный паспорт. Виз на въезд в другие страны тогда не существовало, правда, некоторые государства, в их числе была и Россия, требовали визирования паспортов в своих посольствах. Паспорта были срочными - сроком на пять лет.

Право государственной службы. В отношении реализации этого правомочия еще с Петра Великого русским подданным приходилось ожесточенно конкурировать с иностранцами. Нельзя сказать, что Россия в этом плане представляла какое-то исключение - служба иностранцев в то время была довольно распространенным явлением, не в последнюю очередь это объяснялось еще пережитком феодальной эпохи, когда вассал служит сеньору вне зависимости от национальной принадлежности последнего. Однако довольно рано было установлено, что высшие посты на государственной службе занимать могут только российские подданные, природные или укоренившиеся (натурализовавшиеся).

Прохождение государственной службы в Российской империи регулировалось постановлениями Устава о гражданской службе. Т. III Св. зак. Согласно нормам данного акта к службе не допускались: 1) иностранцы, с некоторыми, впрочем, изъятиями; 2) лица податного сословия; правило это для них не действовало, если они получали специальное образование; 3) евреи; 4) подкидыши; 5) ограниченные в правах состояния по суду. Для всех остальных лиц доступ к службе был открыт либо на основании их привилегированного положения, либо на основании образовательного ценза. Причем последнее основание со времен графа М.М. Сперанского сделалось всеобщим - на службу стали брать только с дипломами о высшем образовании, невзирая на происхождение лица. До 1884 г. закон не запрещал совмещение госслужбы с предпринимательской деятельностью, как сказали бы сейчас. В последующем это было запрещено, кроме того, закон стал налагать ограничения и по так называемому совместительству - одновременной службе в нескольких разных ведомствах.

Более того, они даже служили в царской охранке - в отдельном корпусе жандармов.

Свобода слова. Исторически данное право связано своим происхождением с историей книгопечатания, т.е. родоначальником данного правомочия является Иоган Гуттенберг. Первоначально книгопродавцы и типографщики составляли одну корпорацию, гильдию или цех, которым в качестве привилегии власть давала право печатать и продавать книги. До тех пор, пока эта монополия не была поколеблена, не имело смысла говорить о свободе слова, содержание которого практически одинаково во всех странах: "Каждый может в пределах, установленных законом, высказывать изустно и письменно свои мысли, а равно распространять их путем печати или иными способами", - гласила ст. 37 Осн. гос. зак. от 23 апреля 1906 г.

В данном правомочии обращают на себя внимание следующие его составляющие:

А. Круг субъектов, которым дозволена данная деятельность (чем он шире, тем, естественно, осуществление данного права полнее).

Б. Насколько формальны пределы законного усмотрения в данном правоотношении (говоря иначе, насколько закон допускает вообще публиковать стихи Баркова, например).

В. Сколь либеральны правила в отношении цензуры (используется предварительная или последующая цензура).

А. По кругу субъектов, имеющих право издания печатной продукции, можно видеть постепенное расширение круга лиц. Начиная со времен правления Петра Великого типографское дело было сосредоточено в двух печатных дворах - Москве и Санкт-Петербурге. В царствование Екатерины I состоялся Указ (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. VII. N 5175), из названия которого явствует его содержание: "О бытии в Санкт-Петербурге типографиям только при Сенате и Академии, о переводе в Москву для печатания церковных книг при Синоде и при Александровском монастыре". Указом 1742 г. подтверждается правомочие Академии наук печатать книги. Настоящий прорыв в деле книгопечатания состоялся в 1771 г., когда разрешено было учреждать вольные типографии - даровалось право частным лицам заводить типографии. Особо благоприятные условия книгопечатанию предоставил Указ 1783 г., разрешивший в обеих столицах и прочих городах заводить типографии и печатать книги как на русском, так и на иностранных языках. При Павле I положение резко меняется - Указом от 16 сентября 1796 г. упразднялись частные типографии; в 1802 г. действие Указа 1783 г. восстанавливается вновь, но последующее законодательство только подтверждает право заводить типографии с разрешения властей.

Последний Закон, предшествовавший конституционной реформе 1906 г., вышел в 1865 г. Этим актом (ПСЗРИ. 2-е изд. Т. XL. N 41990) предписывалось, что "желающие завести типографию, литографию, металлографию или любое другое подобное заведение для тиснения букв и изображений должны получить на то дозволение: в столицах - от генерал-губернатора, а в прочих местах - от начальника губернии" (ст. 2 отд. III Закона 1865 г.). Данное положение вошло без изменений в ст. 158

Устава о цензуре и печати. Законом 1865 г. право на издание повременной печати предоставлялось с разрешения МВД (ст. 4 отд. III; ср. ст. 117 Ценз. уст.), а временной - на общих основаниях, единственное исключение делалось для издания объемом не менее 10 печатных листов, кои можно было издавать бесцензурно (Указ от 6 апреля 1865 г.).

После 1905 г. произошло существенное облегчение вышеуказанных правил. В частности, отменялось положение о внесении залогов для лиц, желающих осуществлять повременное издание (отд. II Вр. правил от 24 ноября 1905 г.). Отныне каждый желающий выпускать в свет новое повременное издание подавал губернатору или градоначальнику прошение, в котором указывал необходимые сведения как о себе, так и о предполагаемом издании. Аналогичное заявление подавал и предполагаемый ответственный редактор, причем закон особо обращал внимание на то, что ответственным редактором мог быть только русский подданный (ст. 3 отд. VII Вр. правил от 24 ноября 1905 г.). По истечении двух недель местное начальство обязано было выдать свидетельство, разрешающее издательскую деятельность. Таким образом, новый закон вводил явочный порядок регистрации издателей.

Б. Положение о формальном пределе дозволенного для изложения в печати составляет известную трудность, ибо даже пословица гласит: "Бумага все стерпит". В этом смысле законоположения XVIII в. ограничивались только учением о crimen laesae majestatis и запрещением прямого и явного богохульства. Все, что не подпадало под данное определение, в принципе публикации подлежало.

Именно этой причиной объясняется появление в век вольнодумства порнографических сочинений, хотя стихи Баркова так и не опубликовали.

Начиная с царствования императора Павла I в законодательство начинает проникать пуризм, когда неприличным по тем или иным причинам начинают считать совершенно невинные вещи. Известно, например, запрещение Павла I употреблять в печати слово "Родина", "свобода"; вместо слова "магазин" велено было говорить "лавка", вместо "дворец" - "замок", вместо "отряд" - "деташамент" и т.п. В XIX в. устанавливаются и первые нормы по охране авторских прав, так как ранее плагиат, контрафакция (публикование без позволения автора) вообще никак не преследовались. Контрафакция наказывалась в порядке ст. 1683 Ул. о нак. уг. и испр. Т. XV Св. зак. лишением особых прав и заключением в тюрьму сроком от двух месяцев до одного года и четырех месяцев. Статья 620 Уг. ул. 1903 г., так и не вступившего в силу в данной части, в добавлении к вышеизложенным правилам устанавливала еще и штраф размером не свыше 500 руб.

Так, уже в 1890 г. (ст. 420 Зак. гр. Т. X Св. зак. изд. 1890 г.) охрана авторского права устанавливалась на срок до пяти лет после смерти автора. Под влиянием норм международного права (Бернской конвенции об охране авторских прав) российское законодательство (ст. 1185 Зак. гр. Т. X Св. зак. изд. 1906 г.) охраняло авторское право в течение 50 лет со дня смерти автора. Законом, принятым III Государственной Думой 20 февраля 1911 г., этот срок понижался до 30 лет. В то же время следует указать, что Россия не являлась участницей международных конвенций по охране авторских прав, а заключала с отдельными государствами двусторонние соглашения, например, с Францией в 1861 г., в 1912 г. - с ней же, в 1913 г. - с Германией, по которым устанавливался каждый раз особый срок охраны прав авторов.

В. Цензуры в виде особого органа административного контроля в России до императора Николая I практически не существовало. Но уже Петр Великий впервые поручил Синоду предварительную цензуру книг духовного содержания, ст. 3 гл. III Духовного регламента. Указом от 18 марта 1742 г. цензура была возложена на сенатскую контору. При Павле I, как мы уже говорили, состоялось запрещение ввоза в Россию иностранных книг, цензура возлагалась при этом на таможни. Указом 1803 г. цензура возлагается на Министерство просвещения; цензурными органами стали выступать университеты, находящиеся в ведении последнего. 10 июня 1826 г. в России впервые учреждается специальный Цензурный комитет и вводится первый Цензурный устав (ПСЗРИ. 2-е изд. Т. I. N 403). Статья 1 этого акта устанавливала следующую цель цензурного надзора: "Цель цензуры состоит в том, чтобы произведениям словесности, наук и искусств при издании их в свет посредством книгопечатания... дать полезное или, по крайней мере, безвредное для блага отечества направление". Обязанность цензуры при этом заключалась в "ограждении святыни, престола, постановленных от него властей, законов отечественных, нравов и чести народной и личной от всякого не только злонамеренного и преступного, но и неумышленного на них покушения" (ст. 3). Двумя годами позже, однако, состоялось издание нового Цензурного устава от 22 апреля 1828 г. Следующим был весьма строгий Устав 1848 г.

В эпоху реформ Царя-Освободителя предпринимаются также существенные шаги к ослаблению цензуры, в связи с чем были изданы Временные правила по цензуре от 12 мая 1862 г., Указ о даровании некоторых облегчений и удобств отечественной печати от 6 апреля 1865 г., Выс. утв. мнение ГС о некоторых переменах и дополнениях в действующих ныне цензурных постановлениях от 6 апреля 1865 г. Указанными актами устанавливались существенные послабления в деле издания как временной, так и повременной печати, от предварительной цензуры освобождались по желанию издателей повременной печати в обеих столицах переводы объемом не менее 20 печатных листов, оригинальные сочинения объемом не менее 10 печатных листов, правительственные издания, издания учебных заведений. Наконец, в делах, связанных с преступлениями в печати, вводился судебный порядок их рассмотрения. Вместе с тем практика показала, что общество было явно не готово к дарованным свободам, ввиду чего правительство вынуждено было уже в 1866 г., после процесса по делу журнала "Современник" перенести слушание судебных дел из окружных судов в судебные палаты.

Законом от 1 июня 1873 г. МВД предоставлялось право воспрещать на срок обсуждение в печати какого-либо вопроса государственного значения. Правилами от 5 апреля 1879 г. генерал-губернаторы получили право прекращать издания, как было сказано в законе, "за вредное направление"; 4 сентября 1881 г. такое же право было даровано властям в областях, объявленных на положении чрезвычайной охраны. Правилами КМ от 27 августа 1882 г. вновь вводилась предварительная цензура для тех изданий, которые троекратно предупреждались властями за злоупотребление в делах печати.

Позднее указанные постановления аккумулировались в Уставе о цензуре и печати, внесенном в т. XIV Св. зак. изд. 1890 г. Вместе с тем отметим, что после 1906 г. предварительная цензура была отменена, наглядным свидетельством данной меры, в частности, является то, что на обороте титульных листов книг, вышедших после 1905 г., перестали помещать обязательное уведомление о разрешении цензора к публикации данного издания. Наконец, после указанной даты окончательно устранялось административно-полицейское вмешательство в дела печати, отныне "ответственность за преступные деяния, учиненные посредством печати в повременных изданиях", определялась "в порядке судебном" (отд. III Вр. пр. о повременных изданиях от 24 ноября 1905 г.).

Свобода собраний. Пожалуй, первая норма, разрешавшая подданным собираться в количестве более чем три человека, была помещена в ЖГД (пр. 37), но этим же актом собрание дворян губернии было поставлено под надзор губернских властей (пр. 38 ЖГД). В остальном право собрания впервые закрепляется в ст. 1 Манифеста от 17 октября 1905 г. Необходимо заметить: это высочайшее предначертание основывалось уже на Именном указе от 12 октября того же года, который можно рассматривать в качестве источника Вр. пр. от 4 марта 1906 г. Окончательное свое закрепление эта свобода нашла в ст. 36 Осн. гос. зак. от 23 апреля 1906 г. и ст. 78 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.

Согласно Вр. пр. 1906 г. собрания классифицировались на публичные и непубличные. Последние закон разрешал проводить явочным порядком (отд. I Правил). Далее, публичные собрания классифицировались на проводимые в закрытых помещениях и проводимые под открытым небом (ст. 2 отд. III Правил). Основа подобной классификации покоилась на разных способах разрешения проведения таких собраний и на установлении перечня мест, где проводить собрания запрещалось.

Например, Правила запрещали устраивать публичные собрания в закрытых помещениях на расстоянии полуверсты (около 600 м), а под открытым небом - на расстоянии двух верст от места действительного пребывания Его Императорского Величества или от места заседаний Государственного Совета и Государственной Думы во время их сессии (ст. 3 Там же).

Публичные собрания под открытым небом полагалось устраивать только с разрешения местных властей: губернатора, градоначальника, начальника полиции и т.п. В остальных случаях устанавливался явочный режим проведения публичных собраний. Устроитель его обязан был подать в срок за три дня до проведения градоначальнику (или соответствующему должностному лицу) заявление (ст. 5 Там же) с указанием необходимых сведений как о себе, так и о цели собрания, с указанием равно и других необходимых сведений (ст. 6 Там же). Закон особо запрещал участие вооруженных лиц в подобных собраниях (ст. 8 Там же), а равно предоставлял властям право воспрещать проведение собраний, преследующих противозаконные цели (ст. 7 Там же), в этом случае губернатор получал право назначать для наблюдения за порядком проведения собрания особое должностное лицо (ст. 10 Там же), которое руководствовалось положениями, изложенными в ст. 12 отд. III Правил. Общий же надзор за порядком проведения возлагался на устроителя собрания (ст. 11 Там же). Обжалование действий должностных лиц происходило в судебном порядке (ст. 18 Там же). Для проведения собраний, устраиваемых по распоряжению властей, избирательных собраний, религиозных собраний и т.п. устанавливались особые правила (отд. IV Правил).

Данные положения закона в целом зарекомендовали себя неплохо, после 1917 г. нечто похожее на право граждан собираться мирно и без оружия появилось в России только в 1987 г. в эпоху так называемой перестройки.

Право союзов. Под данным правомочием публичное право легализует объединения граждан, преследующих неэкономические цели. В России до 1906 г. действовал исключительно разрешительный порядок организации подобных обществ, причем в течение нескольких десятилетий отечественное право содержало прямой запрет на организацию любых союзов; под этот запрет подпадали даже акционерные компании. Здесь уместно указать на запретительные меры, направленные против масонов, при Екатерине II или запрещение Библейского общества при Александре I. Безусловно, подобные запрещения никоим образом не влияли на положение так называемых нелегальных организаций. В общем и целом до 1906 г. действовало положение, сформулированное еще Уг. ул. 1845 г., дополненное Законом 1874 г., воспрещающее существование каких-либо обществ, не разрешенных правительством или МВД (ср. п. 4 ст. 118 Уст. о пред. и пресеч. прест. Т. XIV Св. зак.). Данная норма вошла в ст. 124 Уг. ул. 1903 г. "Виновный в участии в сообществе, заведомо воспрещенном в установленном порядке, наказывается заключением в крепость на срок не свыше одного года или арестом" (ср. ст. ст. 125 - 127).

Вместе с тем события 1905 - 1906 гг. сделали реальностью право (свободу) организации союзов и обществ, не преследующих задачи, как гласил закон, получения для себя прибыли от ведения какого-либо предприятия, что и нашло свое воплощение в ст. 1 Указа от 17 октября 1905 г., ст. 38 Осн. гос. зак. от 23 апреля 1906 г. (ст. 80 Св. осн. гос. зак. Т. I Св. зак. изд. 1906 г.), ст. 1 отд. I Вр. пр. от 4 марта 1906 г. об обществах и союзах. Согласно отд. III указанных Правил ст. 124 Уг. ул. 1903 г. получила несколько иную редакцию: "Виновный в образовании союза обществ или общества, не исключая и профессионального, или в управлении им, или же в участии оном, без соблюдения или с нарушением установленных законом правил, а равно служащий, виновный в нарушении законного распоряжения власти, запрещающего ему образование общества или участие в нем, наказывается арестом на срок не свыше трех месяцев или денежною пенею не свыше трехсот рублей" и т.д.

Таким образом, закон вводил явочный порядок организации обществ (ст. 2, 17 отд. I Вр. пр.); для приобретения обществом прав юридического лица, однако, полагалась его регистрация (ст. 20 отд. I Правил). Согласно общепринятой практике западноевропейских стран того времени российский закон разрешал организовывать общества государственным служащим (ст. 9 отд. I Правил). Насколько данные общества могли считаться профессиональными, является по сей день спорным вопросом. По смыслу самого закона профсоюзы могли быть учреждаемы "для лиц, занятых в торговых и промышленных предприятиях, или для владельцев этих промышленных предприятий, или для владельцев этих предприятий" (отд. II Правил); непосредственно на госслужащих соответственно это правило не распространялось, цели профсоюзов - "выяснение и согласование экономических интересов, улучшение условий труда", "поднятие производительности труда" (ст. 1 отд. II Правил) - явно не совпадали с целями обществ, организуемых госслужащими - "для целей благотворительных или для удовлетворения духовных и материальных своих потребностей" (ст. 9 отд. I Правил), что скорее похоже на цели эмиритурных касс.

Для осуществления регистрации обществ и профсоюзов при губернаторах учреждалось особое присутствие, которое рассматривало представленный устав общества и союза на предмет соответствия его целей закону.

Прекращение деятельности обществ и профсоюзов осуществлялось только в административном порядке с обжалованием решения в 1-й департамент Правительствующего Сената, хотя первоначально предполагалось ввести судебный порядок отмены регистрации обществ и союзов.

Право представительства. De iure организованное на западный манер право представительства появляется в России только в ходе революции 1905 - 1907 гг. Хотя очевидно, что опыт представительства на уровне всего государства Россия имела: деятельность Уложенных комиссий при императрицах Елизавете и Екатерине II тому служит подтверждением. Первая попытка ввести представительство относится еще к 1730 г.; здесь достаточно вспомнить Кондиции верховников, предполагавших образование представительного органа, формируемого за счет аристократических фамилий. На этом попытки введения представительства не остановились - вслед за Кондициями, которые более остальных имели шанс осуществиться на практике, имеет смысл, очевидно, упомянуть проект кабинет-министра А. Волынского, казненного, впрочем, в 1740 г., затем науке истории русского права известны проекты В.Н. Татищева, П.И. Панина, С.Е. Десницкого. Все они не увенчались успехом.

XIX в. равно принес несколько проектов введения представительства в России. Здесь в первую очередь следует указать на проект Н.Н. Новосильцева и М.М. Сперанского. Проект последнего, представленный императору Александру I, должен был увенчать собой здание государственного управления, созданного во время "дней Александровых прекрасное начало". Последний по времени проект введения представительства в России появляется в последние годы правления Александра II и связан с именем М.Т. Лорис-Меликова. Более того, известно, что государь в день своей мученической кончины успел подписать даже указ, приводивший в движение механизм конституционной реформы.

Народное представительство на основе всесословных выборов было введено в России только в самом начале XX в. после потрясений, вызвавших в свою очередь еще большие потрясения.

Исторический опыт народного представительства в России, а он крайне мал - 1906 - 1917 гг. (т.е. всего 12 лет. - М.И.), свидетельствует об органической слабости данного института в общем слаженном аппарате российского государственного управления.

Исторически избирательное право подданных складывалось следующим образом: Высочайшим рескриптом на имя министра внутренних дел от 18 февраля 1905 г. было объявлено о необходимости "привлекать достойных, доверием народа облеченных, избранных от населения людей к участию и предварительной разработке и обсуждению законодательных предположений". Это положение нашло свое развитие в Манифесте от 6 августа 1905 г., учреждавшего в России Государственную Думу с правом "предварительной разработки и обсуждения законодательных предположений" (ст. 1 Учреждения ГД от 6 августа 1905 г.). Главный принцип, который был положен в основу Положения о выборах от 6 августа 1905 г., заключался в повторении системы, положенной еще в основу избрания земств; другим фундаментальным принципом, устанавливающим всесословность выборов, была цензовая демократия (ст. ст. 12 и 19 Положения). Сами выборы были не прямыми, а косвенными: уездные избирательные собрания избирали определенное количество выборщиков на избирательные съезды губернии или города, на которых происходили выборы непосредственно самих депутатов.

Важным институциональным нововведением являлось то, что для управления выборами учреждались специальные губернские и уездные по делам выборов комиссии (ст. 24 Положения), которые, однако, занимались только проверкой правильности проведения выборов. Подобный квазисудебный характер этого органа объяснялся тем, что в него ex officio входили представители судебных инстанций общей юрисдикции, а также представители от местной администрации (ст. ст. 25 и 26 Положения).

Правом участия в выборах обладали лица мужского пола, достигшие 25-летнего возраста, не состоящие на госслужбе, не опороченные по суду и т.д. (ст. ст. 6 - 8 Положения). Женщины от выборов совершенно не отстранялись, они могли передавать свой ценз по недвижимому имуществу мужьям и сыновьям (ст. 9 Положения). Закон устанавливал особые правила для проведения выборов в Госдуму от окраин Империи, нерусские народы, надо заметить, также получили избирательные права, исключение только составляли бродячие инородцы.

Учреждение законосовещательной Думы, прозванной "булыгинской", проходило на фоне обострения беспорядков, спровоцированных экстремистскими элементами, под влияние которых подпали широкие слои интеллигенции. Уступая давлению революционных сил, верховная самодержавная власть признала: "Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе, по мере возможности... те классы населения, которые ныне совсем лишены... избирательных прав" (ст. 2 Манифеста от 17 октября 1905 г.). Именным указом от 11 декабря 1905 г. даровалось существенное снижение ценза для городских избирателей, что увеличивало базу городского электората, отд. V данного Указа избирательные права распространялись на рабочих.

Уже I Государственная Дума показала всю свою несостоятельность - думцы занялись сразу же политическими интригами, этим же занимались члены и II Думы. И только III Дума, по общему признанию, занялась непосредственно тем, чем ей необходимо было заниматься, - законодательством, а не притязанием на исполнительную власть. В данном случае советская историография в своих гневных инвективах, направленных против "гнусного самодержавия", как-то забывала, что в России

Основными государственными законами не вводилась парламентская форма правления, следовательно, все претензии Думы (в лице прежде всего ее либерально-левого крыла) на министерские портфели означали всего лишь навсего попытку осуществить государственный переворот.

Обязанности российских подданных.

Прав нет без обязанностей - эта простая максима права предполагается его известным двусторонним характером, столь тщательно разработанным в теории Л.И. Петражицкого.

Соответственно, обязанности российских подданных также составляли особую группу норм русского государственного права, определявших особое отношение русских подданных к государственной власти, отличая их тем самым от иностранцев.

Обязанность общего повиновения. Обязанность общего повиновения подданных царю существовала в России всегда; если в Московскую эпоху эта обязанность юридически оформлялась присягой народа, выраженной также и в избрании царя или династии Земским собором, то в царствование первого императора (Петра I) данная обязанность получила общее закрепление в словах закона; ст. 2 гл. I Духовного регламента 1721 г. гласила: "Монархов власть есть самодержавная, которым повиноватися Сам Бог за совесть повелевает". Впоследствии эта часть нормы вошла в ст. 1 Осн. гос. зак. Т. 1 Св. зак. всех изданий, включая и издание 1906 г., т.е. тогда, когда неограниченная власть Российских монархов уже исчезла; ср. ст. 4 Осн. зак. от 23 апреля 1906 г. и ст. 4 Св. осн. зак. Т. 1 Св. зак. изд. 1906 г.: "Повиноваться власти его не только за страх, но и за совесть сам Бог повелевает".

Отношения повиновения и подчиненности и на этот раз скреплялись верноподданнической присягой, именно о ней говорит ст. 55 Осн. зак. Т. 1 Св. зак. изд. 1906 г. Необходимо заметить, что ссылка на Бога в данном случае служила косвенным указанием на ограниченность власти русского самодержца догматами православия.

Государственные обязанности. Под ними право понимало обязанность подданных участвовать в отправлении правосудия в качестве присяжных заседателей (ст. ст. 81 - 109 Уч. суд. уст. 1864 г.). Сюда же относилась обязанность исполнения должности мирового судьи, сословных представителей по выборам и некоторых других.

Финансовые повинности. Статья 71 Св. осн. гос. зак. Т. 1 Св. зак. изд. 1906 г. гласила: "Российские подданные обязаны платить установленные законом налоги и пошлины, а также отбывать повинности согласно постановлениям закона". В отношении этой основной обязанности необходимо заметить, что духовенство (черное) изъято было все время существования Российской империи от уплаты основных видов налогов, некоторые натуральные повинности, однако, налагались и на них.

Дворянство до 1762 г. также не платило налогов, обязанное только службой к государству. Позднее закон освободил их от личных видов налогов. В то же время дворяне платили все виды податей за своих крепостных. Крестьянство и городские жители (мещане) обязаны были подушной податью, установленной по первой ревизии (1718 - 1719 гг.) и отмененной в 1863 г. для городских жителей и в 1885 г. - для крестьян.

Таким образом, к 1917 г. в России существовали следующие виды налоговых сборов: 1) имущественные, которыми облагалась недвижимость; 2) промысловый налог - сбор за право осуществления определенного вида деятельности; 3) подоходный налог, ставки которого, надо заметить, были весьма и весьма либеральными; 4) акцизные сборы (или косвенное налогообложение), как и сейчас, дававшие львиную долю поступлений в госбюджет.

Воинская повинность. До 1874 г. Россия имела фактически профессиональную армию, комплектовавшуюся за счет рекрутских наборов. Первоначально солдат служил до гробовой доски.

Армия расквартировывалась по полковым командам, стоявшим на постое у жителей - крестьян или горожан; правда, сохранялись еще и так называемые солдатские слободы, заведенные впервые в царствование Алексея Михайловича. Только с конца XVIII в. начинается целенаправленное строительство казарм, и солдаты переводятся в них.

Рекрутчина лежала в основном на податных сословиях: горожан и крестьян (включая и частновладельческих); мы говорим "в основном" не случайно, так как за весь XVIII в. неоднократно бывали случаи расписания по полкам детей духовенства ввиду неграмотности или слабых успехов в учебе последних. Еще Указом 1826 г. повелевалось брать в военную службу из белого духовенства, по тем или иным причинам не получившего места в приходе. Новобранцы из духовенства служили четыре года на правах вольноопределяющихся.

С течением времени срок службы стал сокращаться. При императоре Николае I он был установлен в 25 лет. Наконец, реформой 1874 г. вводится всеобщая воинская повинность для лиц всех состояний: "Защита престола и отечества есть священная обязанность каждого русского подданного. Мужское население без различия состояний подлежит воинской повинности". Отныне призыву на службу подлежал определенный верховной властью по численности контингент (ст. 9 Устава воинской повинности). От призыва на военную службу освобождались лица по физическим недостаткам (ст. ст. 42 - 44); по семейному положению, когда рекрут был единственным кормильцем семьи или если он вообще являлся единственным сыном в семье (п. "а" ст. 45), таковые лица зачислялись сразу в запас.

Далее, освобождались от обязательной службы госслужащие (ст. 24), духовенство всех вероисповеданий (ст. 62), а также представители некоторых профессий. Закон предоставлял отсрочку от призыва "для устройства имущественных и хозяйственных дел" (ст. 52), а также для окончания образования (ст. 53). Призывной возраст устанавливался в 20 лет.

При царях Россия переживала то золотое время, когда численность новобранцев составляла менее половины от общей потребности в них армии. Ввиду чего закон устанавливал порядок призыва по жребию, когда жребием определялся контингент, поступающий на действительную службу, избыток автоматически зачислялся в запас. Действительная служба была срочной. Срок службы определялся следующим образом: шесть лет срочной службы в сухопутных войсках, в запасе - девять лет (ст. 17), во флоте - семь лет срочной службы и три года в запасе. Со временем сроки срочной службы сокращались: в канун Русско-японской войны они составляли пять и шесть лет соответственно, в канун Первой мировой войны - три и четыре года также соответственно. Для лиц, имеющих образование, как и сейчас, устанавливались еще более сокращенные сроки службы. Определенные льготы устанавливались и для категории так называемых вольноопределяющихся (ст. ст. 171 - 185 Устава).

Некоторые слои населения Российской империи подлежали поголовной воинской службе, например казаки; некоторым категориям инородцев предоставлялась льгота, освобождавшая их от службы по призыву и зачислявшая их сразу в запас. Призыв в Российской империи осуществлялся раз в год.

Сословия.

Несмотря на обилие литературы, как дореволюционной, так и советской эпохи, понятие сословия до сих пор не послужило предметом должного юридико-исторического исследования, направленного на определение типологической зависимости групп населения России от формы их организации. Так, до сих пор утверждают, что общество эпохи, например, Московского государства было уже сословным.

Соответственно созданы теории сословного представительства или сословно-представительной монархии в Московский период истории русского права; под сословным представительством разумеют

Земский собор. Также механически без учета фактора развитости во времени сословных форм определяют и Имперский период как период сословный по преимуществу, хотя это время дает материал, свидетельствующий о том, что сословия только создавались в эту эпоху и что они же, так и не получив завершенных форм, начали столь же успешно разлагаться как раз тогда, когда в России появилось законодательное оформление четвертого сословия - крестьянства или свободных сельских обывателей, если воспользоваться легальным определением.

Формально сословия стали исчезать, когда государство перестало проводить ревизии, а вместо них ввело всеобщую перепись населения (1897 г.), поскольку именно ревизии, как мы сможем убедиться ниже, были тем правовым инструментом в руках правительства, посредством которого оно разграничивало все население Империи на сословные группы с фискальными целями. В дальнейшем, начав со всесословных выборов в органы местного самоуправления, правительство органически перешло и к всесословным выборам в Государственную Думу. Соответственно, мы подчеркиваем это, сословия в России de iure, не говоря уж о реальном наполнении их форм, так никогда и не были созданы в действительном и завершенном виде, так, как они существовали, например, в Западной Европе.

* * *

Что такое сословие? Общее определение, которое применялось в дореволюционном праве, гласило, что сословиями являются "такие группы подданных, для которых законы государства устанавливают различные права и обязанности и которым подданные принадлежат наследственно" [Эгиазаров. 1907. 3 : 8]. Для более правильного анализа проблемы, очевидно, имеет смысл сделать небольшое отступление в сторону сравнения сословной организации России с аналогичной структурой на Западе, откуда, собственно, сословия были заимствованы. Здесь сословия в виде особого субъекта частного (sic!) права (corpus morale et politicum) появляются в XI - XIII вв. Главной особенностью сословий с момента их зарождения стало их собственное самоуправление. Фактически государство никак не влияло на внутреннее управление сословия, это с одной стороны. С другой стороны, сословия организовывали те виды трудовой деятельности (professio - в самом широком смысле этого слова), которые лежали в основе потребностей данного общества. Поэтому с самого начала сословия, будучи организованы на принципах частного права (со строго юридической точки зрения они были именно субъектами частного права), выполняли вовне себя роль публичную: участвовали в местном управлении, в отправлении правосудия, но главным из них все же следует признать возможность представлять данное сословие in corporae перед лицом государственной власти, что влечет за собой противопоставление корпорации (сословия) государству. На этом противопоставлении, заходя уже в область другой науки, основывается так называемое гражданское общество.

Соответственно, только тогда, когда группы людей в России получили права на самоуправление (действительное!) этих же самых групп, на свой внутренний суд, на право приобретать на имя собственной организации имущества, представлять о своих нуждах, как тогда говорили, правительству и надлежащей власти, участвовать в управлении на местном или на общегосударственном уровне в качестве самостоятельного организационного целого, образовывать из своих членов общество на правах юридического лица, равно и тогда, когда закрепляется наследственное состояние лиц, входящих в сословие, только тогда возможно говорить в юридическом и от этого, разумеется, в узком смысле о факте существования сословия. При этом необходимо учитывать главную цель, которая, собственно, порождает сословие: противопоставление государственному целому, как частное противопоставляется общему, налагая на частное способность отражения общего, т.е. сословие как корпорация должна иметь организационную структуру как на уровне местных обществ, так и на уровне всего государства.

Таков строгий критерий, выработанный западноевропейским правом и бытом. Парадокс же заключается в том, что в России, несмотря на формальное закрепление в период с 1785 по 1861 г. всех (или почти всех) данных отличительных черт, фактически сословия так и не смогли быть отделены от государства и противопоставлены ему. Несмотря на все попытки европеизации и модернизации государственного быта России, восторжествовал старый московский принцип: служебная роль любой общественной группы. Вот почему имперский период вовсе не является полной противоположностью предшествовавшего Московского периода!

Духовенство.

Формально лица духовного звания могут претендовать на роль древнейшего сословия в России.

Во всяком случае так дело обстояло везде, где существовала Христианская церковь, и так, собственно, предписывают каноны Церкви. Однако и в отношении этого класса населения в России довольно долго не мог утвердиться важнейший принцип формальной сословности - принцип наследственности духовного звания и соответственно этому - сословного положения! Также довольно долго не мог утвердиться и другой отличительный признак сословности, характерный именно для духовенства, - наличие специального образования. Первые учебные заведения, дающие богословское образование, появляются только в последний период Московской эпохи, отягощенной, как известно, расколом, вызванным во многом низким образовательным уровнем духовенства. Напомним, еще в древнейшую эпоху образование являлось необходимым условием для возведения в сан; так Устав кн. Всеволода (XII в.) гласил: "А се... изгои трое: попов сын грамоте не умеет". Соответственно, только эпоха империи окончательно разрешила этот вопрос.

Формальное духовное сословие образуется по ревизии, при проведении которой определяется состояние (т.е. сословная принадлежность) человека. Поскольку ревизия определяла подушный оклад и рекрутскую повинность, что формально не распространялось на духовенство, она негативным образом исключала священничество из круга податных сословий. Однако и это было сделано не сразу.

Правительство несколько лет колебалось, но, наконец, преобладание осталось за старой нормой канонического права. Указом от 4 апреля 1722 г. (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. VI. N 3932) духовенство было освобождено от уплаты подушной подати, т.е. в налоговом отношении составило точно такую же привилегированную группу, как дворянство. Но освобождение это не было полным. Так, если недвижимость, принадлежавшая Церкви, тянула к какому-либо виду тягла, то Церковь платила это тягло наравне со всеми. С 1704 г. вводился оброк за пользование угодьями, с 1711 г. на церковные дворы наложена была адмиралтейская и драгунская повинность. Таким образом, косвенные налоги духовенство платило наравне со всеми. Более того, восстанавливая в 1701 г. Монастырский приказ, государство возложило на белое духовенство специальный род тягла по содержанию черного духовенства (земли монастырей же отходили в казну, сохранялись, впрочем, монастырские дачи). Сам характер подобного тягла лишний раз указывал на его фактически государственную природу. Эта повинность была упразднена только в 1764 г. в связи с очередной широкой церковной реформой, ознаменовавшейся окончательным ограблением Церкви. Полностью неподатной характер духовенства как сословия был подтвержден только во время второй ревизии - в 1743 - 1744 гг.

В отношении наследственности духовного звания как одного из главных признаков сословности можно заметить, что и она довольно долго не находила себе окончательного подтверждения. Так, еще Указом от 25 апреля 1711 г. устанавливалось: "...и о том услышавше дьячки, пономари и сынове поповские и дьяконовские разными коварными и лжесоставными челобитными похищают себе чин священства и диаконства неправильно и неправедно, овогда лет подобающих таковому чину не имуще, овогда же в прибыль в другие попы, либо в диаконы посвящающееся". Следствием таких неправильных, с точки зрения правительства, действий духовенства являлось чрезмерное увеличение праздношатающихся попов с причтом, служивших по найму. В связи с этим лишних священнослужителей, а равно и их детей, не могущих претендовать на место в будущем, полагалось расписывать на государственную службу: либо разбирать по полкам (что продолжалось вплоть до 1831 г.), либо писать в тягло.

В основном оформление сословности духовенства шло через укрепление за ним двух привилегий: наследственности служебных мест в приходах (принцип викариата) и получения специального вида образования, которое также давалось наследственно. В первом случае ревизии являлись одним из главных средств укрепления священников за их служебными местами. Правительство своими указами только лишний раз подтверждало действие приписного характера ревизии, например, Указ 1744 г. специально указывал на то, чтобы свободные штаты в приходах занимались только детьми духовенства, "ибо церкви святые удобнее и приличнее наполнять таковыми чинами, нежели как прежде, по необходимой нужде в рассуждении в причте церковном недостатка, крепостных и помещичьих людей и крестьян в церковный причт определять, из чего бы последовать могло то, что положенных в подушный оклад выключать, а неположенных и свободных в тот оклад класть" (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XII. N 8904).

Следующий указ, подтверждающий это правило, принимается в 1769 г., а ревизией 1784 г. оно окончательно укрепляется. Вместе с тем действие петровского Регламента, по-прежнему допускавшего выборность приходских священников, упраздняется только в 1797 г. при Павле I. Поведение выборщиков по действовавшему на тот момент праву квалифицировалось как "скоп и заговор", поскольку любое сборище законодательством в этот период воспрещалось. Положения, содержащиеся в данном указе, явились источником Устава духовных консисторий 1844 г. регулировавших внутреннюю жизнь церкви в XIX в. Вообще консистория как раз и была тем органом сословного управления, который согласно определению необходим для сословия в целом. Именно консистории осуществляли суд духовных лиц, неподсудных суду общей юрисдикции (прим. к ст. 2 Уч. суд. уст. 1864 г.).

Относительно второй привилегии, сформировавшей духовенство, можно заметить, что законодательно требование от духовного лица образовательного ценза было закреплено уже Духовным регламентом Петра 1722 г. Следующим актом можно назвать Указ 1728 г., запрещавший брать на учебу в школу детей крестьян и солдат, если заранее известно, что они не будут взяты в духовное служение.

Тем не менее понадобилось еще несколько десятилетий, чтобы Указами от 26 июня 1808 г. и от 27 августа 1814 г. все сыновья духовенства с шестилетнего возраста зачислялись в духовные училища.

Одновременно с этими указами устанавливалось, что необходимым условием для посвящения в сан является обучение в таких училищах и семинариях.

Помимо означенных прав и привилегий духовенство с 1797 г. представляется к государственным наградам, что давало в случае пожалования ордена определенной степени личное или потомственное дворянство (sic!), с 1798 г. оно полностью освобождается от всех полицейских повинностей; Указом от 22 мая 1801 г. духовенство запрещено подвергать телесным наказаниям, в 1808 г. эта привилегия распространяется на причт, но только в 1863 г. это право распространено и на детей священников, правда, в связи с отменой телесных наказаний (кроме крестьян). По Закону 1869 г. (отменившему систему викариата) лица белого духовенства стали пользоваться правами личного дворянства, это право распространялось и на их вдов; дети духовенства, не посвятившие себя церковному служению, пользовались правами почетных граждан.

Положение черного духовенства (монашества) в отличие от белого регулировалось несколько отличным режимом. Прежде всего правительство стремилось ограничить в него доступ лиц податного сословия. Равно общее направление политики государства, начиная с Петра, было вообще нацелено на искоренение монашествующих, перелом, однако, наступил в царствование императора Николая I, когда монастырям был предоставлен более льготный режим по владению недвижимостями по сравнению с предыдущим периодом. Статус черного духовенства в значительной степени, нежели белого, регулировался каноническим правом. Именно из разряда черного духовенства полагалось производить рукоположение высшего клира - епископов.

Дворянство.

Дворянство как сословие сформировано было de iure Жалованной грамотой 1785 г. Именно этим документом определялось и главное его основание - служба: "Дворянское название есть следствие, истекающее от качества и добродетели начальствовавших в древности мужей, отличивших себя заслугами, чем обращая самую службу в достоинство, приобрели потомству своему нарицание Благородное" (пр. 1 ЖГД). Однако существенный парадокс положения дворянства заключался в том, что оно органически не имело ничего общего с понятием аристократии и аристократического в действительном понимании этих слов. Факт, который буквально бросался в глаза многочисленным иностранным путешественникам начиная с Д. Флетчера и заканчивая, например, бароном А. Гакстгаузеном.

Понятие аристократизма применительно к российским условиям требует определенного этимологического анализа. Дело в том, что устоявшееся определение этого термина от греческого "АльфаРоЙотаСигмаТауОмикронДзэта" (лучший, отличнейший, знатный) не несет в себе действительного обозначения всей совокупности подразумеваемых оттенков значения; во многом значение этого слова сводимо к латинскому meritum, от которого происходит современный термин "меритократия". Аристократ в таком значении слова есть человек, возвысившийся не благодаря своим прирожденным качествам, а благодаря заслугам - во многом случайным обстоятельствам. Как раз именно это подразумевает пр. 1 ЖГД. Истинное значение аристократизма раскрывается в значении благородности: "ГаммаЭпсилонНиНиАльфаЙотаОмикронДзэта" - говорили греки, ср. virgenerosus (лат.); исторически аристократы в древних Афинах именовались "ЭпсилонИпсилонПиАльфаТауРоЙотаДельтаАльфаЙота"; в латинском термину "ЭпсилонИпсилонПиАльфаТауРоЙотаДельтаЭтаДзэта" соответствовал patricius - все это аристократы не по заслугам, а по рождению, такому человеку нет необходимости доказывать свое благородство. Эвпатридам и патрициям древних греков и римлян соответствует и сейчас еще держащийся в германских языках термин der Adel, этимология которого указывает на родовитость, происхождение из рода не простого, а отличного качеством своих членов. У славян (особенно западных) нечто подобное наблюдалось в термине "шляхетство" (slechta, szlachta), корень которого "lech" служил обозначением благородного рода, тем самым совпадая по смыслу с адалингом германских племен (ср., однако, нем. das Geschlecht). У русских (восточных) славян ничего похожего мы не встречаем (разве что боярин, правда, и это слово кажется заимствованным из тюркского языка). Причем эта лексическая бедность, как известно, отражалась и на практике - 99% древнейших дворянских родов России имеет нерусское (неславянское) происхождение. Соответственно, дворяне или дети боярские, как их называли до Петра, были тем служилым слоем населения, происхождение которого мало чем отличалось от происхождения другого служилого слоя населения (за исключением высших служилых родов). Кроме того, непосредственно "дворянами" в последнее десятилетие Московского царства именовались средние разряды служилых людей, что для высших разрядов считалось именоваться зазорным. Поэтому первое время в России не мог устояться доморощенный термин.

До 20-х гг. XVIII в. велено высший слой населения именовать царедворцами, а после утвердился новый термин - шляхетство по западному образцу. Правда, и здесь законодатель не упускает случая заметить, что дворянство именуется благородным. "Благородием" или "высокородием" именовали лиц, достигших определенных чинов по службе. Впрочем, данное наименование еще А.Д. Градовским было объявлено простой калькой с немецкого: Wehlgeboren и Hochwehlgeboren, заметим, что в одном из указов о титуловании царствующих лиц отмечалось, что именовать их "благородными" впредь воспрещается, так как такой титул доступен теперь дворянству, одним словом, "понеже титуловаться благородством их Высочествам по нынешнему употреблению низко, ибо благородство и шляхетству дается". Окончательно термин "дворянство" утверждается в российском праве со времени издания ЖГД 1785 г.

Источники дворянства. Итак, источником дворянского достоинства еще со времен царя Федора II (сводного брата Петра) являлось происхождение из служилого рода, доказательством чего служила Бархатная книга, которую завели вместо книг Разрядного приказа. Табелью о рангах 1722 г. установлен был и дополнительный источник дворянства. В первую очередь вопрос касался выслуги; п. 11 Табели гласил, что все лица, достигшие VIII классного чина (майор, коллежский асессор), получают права потомственного дворянства. Этот пункт Табели имел своим источником указ, состоявшийся годом ранее (от 16 января 1721 г.), которым даровались права потомственного дворянства всем лицам, достигшим обер-офицерских чинов; это же право распространялось на их жен и детей (ср. п. 15 Там же). Фактически данное положение петровского законодательства утвердило один из главнейших принципов сословности дворянства - утвердило за ним качественное отличие службы, а не происхождения. Так, об этом говорилось в самой Табели: "Сыновьям Российского государства князьям, графам, баронам, знатнейшего дворянства, такожде служителям знатнейшего ранга, хотя мы позволяем для знатной их породы или их отцов знатных чинов в публичной ассамблеи, где двор находится, свободный доступ пред других нижнего чину и охотно желаем видеть, чтоб они от других во всяких случаях по достоинству отличались; однако ж мы для того никому какова рангу не позволяем, пока они нам и отечеству никаких услуг не покажут, и за оные характера не получат".

Соответственно, помимо потомственных дворян петровское законодательство ввело еще и понятие личных дворян (лица ниже VIII класса) - явление невозможное в сословных государствах, говорит М.Ф. Владимирский-Буданов [Обзор. 1905. С. 240], и оказывается абсолютно прав, так как сословия в России могут считаться сословиями только с большими оговорками.

В дальнейшем возможность получения дворянства через чин подверглась еще большей регламентации, вызванной резким противодействием старомосковского боярства, крайне недовольного засильем у трона всевозможных выскочек (parvenu, как они именуются у французов). Поэтому уже Указом от 18 мая 1788 г. (еще раньше на это указывала Жалованная грамота) устанавливается тот принцип, что человек получает потомственное дворянство только на действительной службе, а не при выходе в отставку (в последнем случае нередко выпускали с повышением в чине). Наконец, Манифестом от 11 июня 1845 г. постановлялось новое правило: потомственное дворянство даровалось только по выслуге IV чина (генерал-майора) на военной службе и V чина (статский советник) на гражданской; соответственно, личное дворянство давалось на военной службе по достижении VIII чина, а на гражданской - IX. С XIV класса теперь полагалось давать почетное гражданство. Манифест еще раз подчеркивал, что получение дворянства сопряжено было с действительной службой, т.е. чин получался во время службы, а не по отставке. Наконец, Именным указом Сенату от 9 декабря 1856 г. потомственное дворянство даровалось по военной службе при получении чина полковника (V класс), а по гражданской - действительного статского советника (IV класс).

Следующим источником дворянства, сформировавшимся за прошедший XVIII в. и первую половину XIX в., был перевод личного дворянского достоинства в потомственное. Основанием к этому служило положение пр. 91 ЖГД.

Другими источниками дворянства были рождение (п. 4 пр. 91 ЖГД), пожалование высочайшей власти (Там же), брак для женщины (пр. 9 ЖГД), индигинат - подтверждение правительством дворянского достоинства иностранца (п. 5 Табели о рангах и п. 2 пр. 92 ЖГД). Позднейшим законодательством уже указывалось, что дворянское достоинство иностранца подтверждается только в том случае, если он вступает на русскую службу; дворянство давалось посредством пожалования ордена (п. 4 пр. 92 ЖГД).

Довольно подробно законодательство регулировало регистрацию дворянства. Для этого еще в 1682 г. заведена была специальная Бархатная книга, а с учреждением Сената при нем до 1722 г. существовал специальный разрядный стол, затем специальная герольдмейстерская контора, в 1848 г. она была преобразована в особый департамент герольдии.

Права, преимущества и обязанности дворян. Дворянство исторически сложилось как служилое сословие, первейшей его обязанностью была служба государству, военная или гражданская. Указом о единонаследии 1714 г. Петр Великий обязал все дворянство поголовной службой. Указом от 31 декабря 1736 г. установлен был новый порядок: дворяне теперь служили 25 лет - с 20 до 45 лет. По выходе в отставку в связи с выслугой полагалось выставлять вместо себя рекрута (по одному от каждой сотне душ). Позднее Анна Иоанновна понизила возрастную планку с 20 до 17 лет, отсюда и пошел знаменитый обычай писать в службу с пеленок. Это форменное безобразие прекратил только Павел I. В царствование императора Петра III вышел (1762 г.) Манифест, упразднявший обязательную службу дворянства, еще раз это положение нашло свое подтверждение в пр. 18 ЖГД: "Подтверждаем благородным, находящимся в службе, дозволение службу продолжать и от службы просить увольнения по сделанным на то правилам". Правда, в самом акте имелась фундаментальная оговорка на этот счет: "всякой благородный дворянин обязан по первому позыву от самодержавной власти не щадить ни труда, ни самого живота для службы государственной".

Формальная привилегия не служить фактически упразднена была в царствование императора Павла I, восстановленная было при Александре I, была вновь подвергнута существенной регламентации и стеснению. Рядом Указов 1831, 1834, 1837 и 1840 гг. дворянству воспрещена была учеба за границей, само пребывание там ограничивалось сроком от пяти до трех лет. За каждые полгода пребывания дворянин платил 250 руб. Более того, по получении необходимого образования для занятия той или иной должности (это положение, несмотря на последующую формальную отмену, закрепилось со времен графа М.М. Сперанского) дворянин обязан был начинать государственную статскую службу в губернских учреждениях, где обязан был пробыть два года на губернских должностях и только после этого мог переводиться в центральные учреждения. Другое крупное ограничение свободы службы заключалось в том, что при императоре Николае I дворяне, не служившие вовсе ни года на госслужбе, Указом от 1 мая 1832 г. были одеты в форму Министерства внутренних дел - отсюда и знаменитая "дворянская фуражка". Факт этот чрезвычайной важности, так как, по словам А.В. Романовича-Славатинского, являлся наглядным указанием на то, что "служба по этому ведомству продолжала быть обязанностью целого сословия" [Романович-Славатинский. 1870. С. 423].

1861 г. и последовавшие за ним реформы лишний раз через выборы в земские учреждения и по Закону 1889 г. о земских начальниках подтвердили служебное предназначение дворянства как сословия.

В качестве особенных, только данному сословию присущих прав дворянство получило привилегию владеть душами - населенными землями. Уже начиная с 1739 г. (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. Х. N 8836) правительство стремится провести эту мысль, но формально право это закрепляется за дворянством только Межевой инструкцией 1754 г. и повторно в более четкой форме окончательно формируется только в т. IX Св. зак. изд. 1832 г., т.е. при императоре Николае I. Жалованная грамота, как это ни парадоксально, ничего о таком особенном праве дворян не говорит (ср. пр. 21 и 26 ЖГД). В дополнение этого права неоднократно, правда, издавались указы, которые действовали по форме lex singularis (по силе равнялись судебному решению, применимому только к данному конкретному случаю) и каковыми ограничивалось право владеть как недвижимостью (незаселенной), так и заселенными имениями, но последнее касалось уже личных дворян (Закон 1814 г.). Вообще, как замечал исследователь этого вопроса А.В. Романович-Славатинский, в этой, казалось бы, святая святых русского самодержавного государства порядок был установлен только к третьему изданию Св. зак., т.е. к 1857 г., когда до отмены крепостного права оставалось три года. В отношении же всего комплекса крепостного права можем заметить, что de iure оно не являлось привилегией помещика, несмотря даже на то, что правительство рядом указов с 1760 г. - ссылка крестьян в Сибирь, 1761 г. - ссылка на поселение, 1765 г. - отдача на каторгу и т.д. - шло по пути наделения частных лиц (помещиков) не свойственной им полицейской функцией.

Личные права и привилегии дворянства вполне сформированными оказались только ко времени издания ЖГД, основным источником которой явился Манифест 1762 г. Итак, уже к 1785 г. дворянин обладал личной неприкосновенностью (пр. 15 ЖГД): "телесное наказание да не коснется до благородного". Однако уже 3 января 1797 г. император Павел I наложил свою "не лишенную остроумия резолюцию", как охарактеризовал ее барон С.А. Корф, на Сенатский указ: "Как скоро снято дворянство, то уже и привилегия до него не касается. По чему и впредь поступать". С этого момента дворян стали наказывать плетьми, вырезать ноздри и клеймить, как и остальных преступников. С переменой в 1801 г. царствования это положение было изменено в сторону восстановления прежнего порядка. После 1863 г. данное наказание (телесное) было вовсе отменено для всех сословий, следовательно, исключительный характер привилегии для дворян утратил смысл.

К другим личным правам дворянства относились права на честь, титул, герб. Эти специфические права дворянства продержались до 1917 г. и не подвергались за все время своего существования серьезным изменениям.

Гораздо большее и серьезное влияние на положение дворянства как сословия оказали корпоративные права дворянства, формирование которых шло постепенно всю первую половину XVIII в.

Основным его источником следует полагать не то сословное начало, господствовавшее на Западе, которое предполагало устроить сословие в виде корпорации, осуществляющей идею представительства, а исключительно желание правительства заполнить посредством выборов среди дворян должности по местному управлению. Уже Петр ввел это начало выборности должностных лиц (ландратов и ландрихтеров), преемники Петра отказались от этой идее, но, как показала история, не окончательно. В 1775 г. идея привлечь дворянство к местному управлению торжествует вновь. Соответственно, учреждая дворянские собрания по губерниям, наделяя их правом юридического лица, а впоследствии вводя целый штат служащих по дворянским выборам, правительство привязывало местное дворянство к местным правительственным учреждениям, сначала ставя их рядом, а потом уже и под контроль последних.

Формально это выразилось еще, в частности, в том, что если пр. 38 ЖГД давало губернатору (генерал-губернатору) право созывать губернские собрания, при этом в 1788 г. даже состоялся специальный указ, запрещающий начальникам губерний присутствовать на таких собраниях, то 9 марта 1797 г. выходит Указ, предписывающий губернаторам, наоборот, присутствовать на таких собраниях, годом позже выходит специальное постановление, отменяющее постановления пр. 47 и 48 ЖГД (право петиции). Надо заметить, действие этих правил было восстановлено в 1801 г., но общая зависимость местных дворянских учреждений от местных органов управления стала более явственной, поскольку все дворянские учреждения были включены в систему местных органов.

Со временем дворянские сословные учреждения постепенно теряли свою сословную окраску, общеадминистративные их функции все расширялись, "пока, наконец, не стали перевешивать над функциями сословного управления. Этот последний факт был, конечно, главной, если не единственной, причиной того, что при создании в 1864 году земского управления те же предводители были призваны принять в нем деятельнейшее участие и даже руководительство; если окинуть взором все обширное поле их деятельности, например, в сороковых годах, можно ясно себе представить, что лучшего руководителя нового земского управления правительство и не могло найти; благодаря их подготовке предводители явились вполне способными и полезными деятелями реформированного провинциального управления" [Корф. 1906. С. 661 - 662].

Городские обыватели.

Следующим после дворянства сословием, оформившимся организационно в XVIII в., было сословие городских жителей или потомки прежнего посадского населения, причем наименование их посадскими продолжало сохраняться довольно долго. Нередко городские жители в актовом материале именовались "гражданами" или "мещанами", последнее выглядело заимствованием из юго- и западно-русских областей, куда слово это проникло из польского - от слова misto (ср. укр. мiсто, т.е. город), отсюда и такое название.

Фактически весь XVIII в., несмотря на бурное его начало, посадские продолжали сохранять положение тяглого населения, проживающего в городах. В частности, источником посадского сословия до 1785 г. было наследование положения родителей детьми по указу (чаще по ревизским сказкам), когда к сословию приписывали согласно правительственному распоряжению, а также по поручной записи.

Последнее связано было с возможностью записываться в городское сословие из других состояний. В этом случае члены посадской общины, к тяглу которой приписывался новый тяглец, ручались за него в конечном счете за то, что он исправно будет нести повинности. Устав главного магистрата от 16 января 1721 г., воплотивший в себе квинтэссенцию законодательства Петра о городском управлении, практически никак не затронул этот вопрос, если не считать положения гл. VII, исключавшей из состава горожан шляхетство, чиновников ("служителей у дел представленных"), священнослужителей и иностранцев.

Последующее законодательство в лице ЖГГ 1785 г. только лишний раз подтвердило указанные выше источники мещанского состояния: "Городовыми обывателями разумеются все те, кои в том городе или старожилы, или родились, или поселились, или домы, или иное строение, или места, или землю имеют, или в гильдии, или в цех записаны, или службу городскую отправляли, или в оклад записаны" (пр. 77; ср. пр. 82 ЖГГ). Кроме того, к городским жителям теперь приписывались иностранцы.

Выбытие из мещанского сословия в принципе не разрешалось, поскольку это сказывалось на состоянии тягла. Однако, как отмечал крупнейший знаток этого вопроса профессор А.А. Кизиветтер, в некоторых случаях выход разрешался: через брак, в качестве наказания за уголовное преступление, постриг в монашество, через рекрутский набор, посредством поступления на государственную службу.

Главное предназначение городских жителей - выполнение государственного тягла, для лучшего несения которого они образовывали общества - своеобразные корпоративные организации, родоначальником которых были общины и сотни городских жителей еще московской эпохи. Причем, как доказал в свое время тот же А.А. Кизиветтер, посадская община не совпадала с административным управлением города, поскольку последнее предназначалось для управления городом в целом и фактически с 1721 г., с момента издания Устава главному магистрату, вписывалось в систему местного управления (см. выше соответствующий раздел).

Посадская община только выбирала из своего состава определенный круг лиц: ратманов, бургомистров, которые, переступая порог магистрата, становились "агентами правящей бюрократии", назначение которых заключалось в контроле за осуществлением в городе распоряжений центрального правительства и надзоре за самим посадским мiром. Сам разряд городских жителей продолжал делиться на слободы и сотни - мелкие самоуправляющиеся группы, составлявшиеся с целью выплаты тягла. Органом управления сотен и слобод были их сходы, для общего управления делами общины избирали своего старосту; слободской староста в должности утверждался местным магистратом.

Несколько таких слобод и сотен, собственно, составляли общину посада, главным органом управления которого уже был общепосадский сход, избиравший старосту всего посада (который также утверждался в должности магистратом), а равно ряд других должностных лиц: излюбленных голов и т.п. для заведования сбором пошлин и податей, которыми община была обязана к казне. Сход слобод и посада нередко разрешал споры между своими членами, а также разверстывал тягло по душам, т.е. по плательщикам.

С введением Уст. гл. маг. 1721 г. население городов было поделено на две категории: регулярных и нерегулярных граждан (горожан). Нерегулярные, иначе "подлые люди, обретающиеся в наймах и в черных работах, которые нигде между знатными и регулярными гражданами не счисляются" (гл. VII).

Нерегулярные, таким образом, в посад, общину не входили; для регулярных же предусматривалась следующая сословная организация: к первой гильдии регулярных граждан принадлежали все ведущие крупные торговые предприятия, ко второй - соответственно хозяева более мелких предприятий.

Ремесленники объединялись в цехи под руководством выборных старост - ольдерменов (Там же). В связи с этой новой организацией старая посадская община, казалось, должна была бы исчезнуть. Но этого не случилось. Фактически гильдии превратились в аналог слободских общин, стали наравне с ними и в отличие от них объединяли в себе более мощных, если можно так выразиться, тяглецов. Самая же интересная метаморфоза произошла с цеховыми организациями - они до Екатерины II так и не смогли стать корпоративными органами управления, как это было везде на Западе, а были всего лишь организационной формой удовлетворения казенной потребности.

Положение довольно существенно меняется в правление императрицы Екатерины II, Жалованная грамота городам которой фактически совместила внутрисословное управление городских жителей с управлением городов как административных единиц (см., однако, гл. XIX - XXI Уч. губ. 1775 г.).

Городские обыватели (пр. 77 ЖГГ), так теперь назывались городские жители, составляли в совокупности городское общество (пр. 29). Городское общество получало права юридического лица (пр. 40 и 42).

Само общество состояло из следующих разрядов лиц: 1) настоящих городских обывателей (пр. 80), как гласил закон: "среднего рода люди или мещане", в общем это были домовладельцы, т.е. собственники хоть какой-либо недвижимости в городе; 2) купцов 1, 2 и 3-й гильдии (пр. 102, 108, 114), различие между гильдиями обусловливалось различием в объявленном капитале; 3) мещан, которые подразделялись на цеховые организации (пр. 120); 4) посадских (пр. 138); 5) иногородних и иностранцев (пр. 127); 6) именитых граждан, к последним приписывались лица свободных профессий.

Каждый из шести разрядов городского населения, согласно ЖГГ, имел собственную организацию корпоративного вида, от которой происходило формирование органов управления всем городом: "Городскую общую думу составляют городской голова и гласные от настоящих городовых обывателей, от гильдий, от цехов, от иногородних и иностранных гостей, от именитых граждан и от посадских" (пр. 157 ЖГГ). Соответственно, для производства выборов в общую городскую Думу (пр. 158 - 163) каждым разрядом избиралось от себя определенное количество гласных, которые в совокупности составляли общие собрания разрядов городского общества - городскую общую Думу, которая в свою очередь из своего состава избирала уже шестигласную городскую Думу. Шестигласной она называлась потому, что состояла из шести представителей (голосов, как выражался законодатель) от шести разрядов городского населения. Собственно, именно шестигласная Дума была постоянно действующим органом городского сословного управления (пр. 173). Она собиралась еженедельно; на ее попечении находился довольно широкий по определению круг вопросов, но законодатель, например, специально позаботился указать в тексте акта, что рассматривает Думу как орган прежде всего сословного, а не административного управления. Так, Дума обязана была "возбранять все, что доброму порядку и благочинию противно, оставляя однако ж относящееся к части полицейской исполнять местам и людям, для того установленным" (пр. 167) (ср. пр. 168: "городской Думе запрещается мешаться в дела судные между жителями того города, ибо оные по учреждениям принадлежат магистратам или ратушам").

Постоянно действующим органом сословного городского управления был городской голова.

Самостоятельной компетенции, кроме регистрации гласных (например, пр. 158 и др.) и председательствования в общей городской (пр. 157), в шестигласной Думе (пр. 166), он не имел.

Уже в царствование Павла I действие Грамоты было отменено и в Петербурге и в Москве введено новое, упрощенное управление городским сословием. При перемене царствования произошло восстановление status quo, но практика осуществления Грамоты была маловпечатляющей. В то же время выяснялись и непрактичность разделения самого городского сословия на шесть разрядов.

Например, в Городовом положении 1842 г., предназначавшемся только для Петербурга, позднее его, правда, ввели в Москве и в Одессе, было уже пять разрядов городского населения: потомственные дворяне, владеющие в городе недвижимостью, личные дворяне, почетные граждане и разночинцы, также владеющие в городе недвижимостью, купцы всех гильдий, мещане, состоявшие в вечных ремесленных цехах. Откуда видно, что строго сословный принцип в этом акте был уже нарушен, чему источником был ряд узаконений, первый из них относился еще к 1807 г., когда разрешено было записываться в гильдии дворянам и через них участвовать в управлении городом. В 1854 г. дворяне получают право самостоятельно выступать на городских выборах. В том же 1807 г. институт именитых граждан соединяют с первогильдейским купечеством, при этом заводят особую Бархатную книгу для именитого купечества. В 1831 г. при императоре Николае I количество гильдий купцов с трех сокращается до двух, при этом образуется разряд почетных граждан.

Сельские обыватели.

Под этим названием числилось громадное большинство населения России, ее главная сила и мощь - многомиллионное крестьянство. De iure до 8 ноября 1862 г. крестьянство было разделено на два разряда: государственных (казенных) и помещичьих (частновладельческих) крестьян. В связи с реформой 19 февраля 1861 г. основание к выделению частновладельческого крестьянства в особую группу населения утратило силу, и оба разряда сельского населения отныне образовали четвертое, последнее сословие Российской империи.

Государственные (казенные) крестьяне. Правовое основание существования этого юридически свободного, но приписанного к тяглу населения до сих пор четко не объяснено. М.Ф. Владимирскому-Буданову принадлежит определение этого слоя крестьян как таких же крепостных, что и частновладельческие, за тем исключением, что собственником их выступало государство, а не частное лицо. На самом деле юридическое положение казенных крестьян не может быть определено столь безапелляционно. До 1861 - 1866 гг. оно не поддается четкому определению, поскольку в "сословном" государстве, каким была Россия в этот момент, даже крепостные продолжали сохранять определенные публично-правовые связи с государством, у казенных крестьян эта связь была еще более зримой. Так, представляется очевидным, что крестьяне входили в категорию подданных, на них распространялось и правило о присяге, другое дело, что с 1741 г. (со времени второй ревизии) ее за них совершал помещик, но у казенных крестьян присяга совершалась так же, как и у остальных сословий.

Государственные крестьяне получили организацию собственного управления по реформам 1837 г., в связи с чем было создано, кстати, Министерство государственных имуществ, в той или иной форме существующее до сих пор. До реформы П.Д. Киселева (надо заметить, одного из виднейших администраторов эпохи императора Николая Павловича) казенные крестьяне управлялись силой обычая, т.е. у них была община, хорошо известный русской этнографии мiръ. На мiрском сходе крестьяне обговаривали все важнейшие свои дела, производили суд и расправу, выбирали старосту и прочих должностных лиц общины. Эта структура учреждения казенных крестьян была взята за основу потом при реформе 1837 г. и уже в более общем масштабе при реформе 1861 г.

Реформа управления государственными крестьянами была проведена законами от 26 декабря 1837 г. (Учреждение Министерства государственных имуществ), от 30 апреля 1838 г. (Учреждением о управлении государственным имуществом в губернии), Сельским уставом от 23 марта 1839 г. и целым рядом последующих узаконений, из которых в 1850 г. составилось особое издание: Сборник постановлений по управлению государственных имуществ. Т. I - IV. СПб., 1850.

Сверху вниз вся система управления государственными крестьянами выглядела следующим образом: "...для управления государственным имуществом, для попечительства над свободными сельскими обывателями и для заведования сельским хозяйством" учреждалось особое Министерство госимуществ (ст. 1 Уч. Минимущества 1837 г.). Согласно ст. 3 акта попечительство распространялось на все наименования (разряды) казенных крестьян, этим же актом управлению Министерства подлежали вольные хлебопашцы, образованные по Указу 1803 г., иностранные колонисты и кочующие инородцы.

Особенно впечатляли штаты образованного Министерства, по численности они уступали только военному ведомству.

На уровне губернии Министерство образовывало особую Палату государственных имуществ. В административном плане губерния подразделялась на несколько округов, в каждом из которых создавалось Окружное управление государственных имуществ. Округа подразделялись на волости, последние - на сельские общества. На уровне волости в добавление к старой организации 1797 г. создавалась Волостная расправа - специальный сословный судебный орган. На уровне общины-мiра организовывался сельский сход, куда входили все домохозяева. Сход избирал сельского старосту; если мiр был многонаселенным, то полагалось избирать нескольких старост. В помощь старосте сход избирал старшину, сборщика податей и сельского писаря. Особенностью общинного управления государственных крестьян по реформе 1837 - 1839 гг. было то, что община формировала особую сельскую расправу - аналог волостной расправы, но с меньшей по объему юрисдикцией. Вдобавок ко всему Волостная расправа выступала апелляционной инстанцией по отношению к сельской. В состав сельской расправы входили старшина и два помощника, которых избирал сход.

Юридически данная организация государственных (казенных) крестьян продержалась до 1866 г.; в указанный год они были слиты в одно сословие сельских обывателей с бывшими помещичьими крестьянами.

Частновладельческие крестьяне. По верному замечанию одного дореволюционного публициста, "в области отношений между помещиками и крестьянами развивалось не право, а злоупотребление им", что не укрылось и от императора Александра II, отметившего в своем Манифесте: "Права помещиков были доныне обширны и не определены с точностью законом, место которого заступали предания, обычай и добрая воля помещика". Тем не менее законодательство Российской империи следующим образом регулировало положение крепостных перед их помещиками.

Личная власть помещика фактически ограничена была очень незначительно. Так, ст. 959 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. изд. 1857 г., вводившая категорию обязанных крестьян (по Закону от 2 апреля 1842 г.), гласила: "Помещики учреждают в селении обязанных крестьян вотчинное управление и имеют высшее наблюдение за сельскою в них полициею и за исполнением законов о сельском благоустройстве; им принадлежит первоначальный разбор взаимных между обязанными крестьянами тяжб и споров. Право суда и расправы в таких преступлениях и проступках обязанных крестьян, за которые в законах не полагается лишение прав, принадлежит равномерно или самим помещикам и управляющим их имением, или же полиции и суду". Более никаких ограничений власти помещиков закон не знал. Правда, в 1807 г. запрещено уже было ссылать крестьян на каторгу, но в 1822 г. это право помещикам снова было дано. В 1847 г. помещики получили право удалять из имения за дурное поведение несовершеннолетних крепостных. Особенно возмутительно выглядело следующее постановление закона: "Для удержания крепостных людей в повиновении и добром порядке, он (помещик. - М.И.) имеет право употреблять домашние средства исправления и наказания по его усмотрению, но без увечья и тем менее еще с опасностью их жизни" (ст. 596 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. изд. 1832 г.). В следующем же издании (1842 г.) Св. зак. появилось более четкое разъяснение, какие домашние средства законодатель имеет в виду: помещики получили право наказывать крепостных плетьми, розгами и палками, содержать их под арестом в домашней тюрьме до двух месяцев, ссылать в арестантские роты на срок до трех месяцев, отдавать в рекруты вне очереди. De iure помещики не имели права судить своих крепостных в делах, наказываемых лишением всех прав состояния (ст. 959 Зак. о сост. Т. IX Св. зак. изд. 1857 г.).

Повинности крестьян перед помещиками фактически ограничены были только памятным указом о трехдневной барщине (от 5 апреля 1797 г.). Однако этот закон соблюдался из рук вон плохо. Формально же он стал источником двух статей Зак. о сост. Т. IX Св. зак. изд. 1857 г.: ст. 1045, предоставлявшей помещикам право налагать на своих людей "всякие работы, взимать с них оброк и требовать исправления личных повинностей, с тем только, чтобы они не претерпевали чрез сие разорение и чтоб положенное законом число дней оставляемо было на исправление собственных работ"; и ст. 1046, которая запрещала заставлять крестьян работать по праздничным дням. Определенное улучшение имущественного положения крепостного произошло по закону 1846 г. об инвентарных крестьянах.

Согласно этому акту, имевшему, правда, узкое применение по кругу лиц, на имение составлялась опись (инвентарь), куда вносились наравне с данными о хозяйственном состоянии имения положения о размерах повинностей крепостных, за которые крестьяне получали земельные наделы. Значительные улучшения были сделаны указами 1848 г. и 1849 г., согласно которым крепостные получили право выкупать себя на волю с землей в случае продажи имения за долги с торгов, а также право приобретать на свое имя недвижимость.

Самое возмутительное правомочие помещиков - торговля "крещенной собственностью" было ограничено весьма скромно: в 1808 г. запрещено было продавать крестьян на ярмарках, т.е. публично; в 1822 г. запрещено делать публикации о продаже крестьян без земли; наконец, изданным в 1857 г. Св. зак. окончательно было подтверждено право только потомственных дворян владеть душами, что в некотором роде можно рассматривать как ограничительное постановление.

Свободные сельские обыватели. Освобождение крестьян произошло по Манифесту от 19 февраля 1861 г. Важной особенностью этого акта было то, что он имел обратную силу, т.е. применялся не только к лицам, рожденным после 19 февраля 1861 г., но и до указанной даты. К Манифесту прилагалось 17 актов, регулировавших новые отношения по отдельным местностям Империи, а также порядок совершения самого освобождения. Именно эти акты во всей своей совокупности стали легальной базой создания нового сословия - сельских обывателей.

Итак, ст. 1 Пол. о крест. 1861 г. гласила: "Крепостное право на крестьян, водворенных в помещичьих имениях, и на дворовых людей отменяется навсегда". Тем самым из крестьян образовывалось новое состояние обывателей (ст. 2 Там же). Отличительными особенностями данного сословия были комплекс личных прав и особый порядок управления сословными обществами.

Крестьянам (свободным сельским обывателям) предоставлялись общая гражданская право и дееспособность (ст. ст. 21, 22 Пол. о крест.). Общая правосубъектность крестьян формулировалась и в ст. 25 Положения: "Крестьяне не могут быть подвергаемы никакому наказанию иначе как по судебному приговору или по законному распоряжению поставленных над ними правительственных и общественных властей". Закон шел даже по пути наделения крестьян правом производить нелицензированную мелкооптовую торговлю (ст. 23 Пол. о крест.). Значительное отличие личных прав крестьян по сословию заключалось в праве участвовать в органах сословного управления, а также в праве на общинное землевладение (п. 1 ст. 29 и ст. 35 Положения). Также значительное правовое отличие закреплялось и в ст. 38: "В порядке наследования имущества крестьянам дозволяется руководствоваться местными своими обычаями".

Выход из сословия свободных сельских обывателей был довольно затруднен. Не в последнюю очередь это объяснялось тем, что крестьянство было становым хребтом Российского государства, главным его податным сословием. Поэтому крестьянин мог выйти из своего общества и приписаться к другому сословию только с разрешения своей общины; предварительно он должен был отказаться от своего земельного надела. Закон также знал случаи автоматического выхода из сословия свободных сельских обывателей, если лицо получало высшее образование или заканчивало некоторые специальные средние учебные заведения.

Серьезным ударом по общинному землевладению следует признать Указ от 9 ноября 1906 г., ознаменовавший начало реформы крестьянского землевладения; в литературе эта реформа позднее была названа "столыпинской". Указ значительно облегчал крестьянам выход из экономической организации общины: "Каждый домохозяин, владеющий надельной землей на общинном праве, может во всякое время требовать укрепления за собой в личную собственность причитающейся ему части из означенной земли" (ст. 1 отд. I Указа). Указ помимо всего прочего открыл широкую дорогу и для переселенческого движения крестьян. Однако само общинное управление продолжило свое существование.

По Положению о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, 1861 г. образовывалось сословное управление крестьян двух уровней. Первый уровень (низовой) представлял собой сельское общество, образуемое из крестьян, "водворенных на земле одного помещика" (ст. 40). Главным критерием для соединения нескольких поселений в одно общество закон признавал совместное использование угодий. Таким образом, законодатель в основу административного размежевания общин брал прежде всего принцип экономической целесообразности. Тогда как, например, второй уровень крестьянского управления - волостной - учреждался на основе принципов голого администрирования:

"Для волости полагается наименьшее число жителей - около трехсот ревизских мужского пола душ, а наибольшее - около двух тысяч. Наибольшее расстояние отдаленнейших селений волости от средоточия управления оной полагается около двенадцати верст" (ст. 43 Пол. о крест.).

Сельское общественное управление состояло из сельского схода, сельского старосты и необходимого круга выборных лиц для заведования делами общины-мiра: сборщика податей, смотрителя хозяйственных магазинов, полевых сторожей, писарей (ст. 46 Положения). Сельский сход состоял из крестьян-домохозяев, нередко в нем участвовали и женщины, особенно в тех случаях, когда обычное право делало их своеобразной materfamilias и фактическим владельцем общинного надела.

Сход созывался по мере необходимости. Предметы ведомства схода по закону были достаточно обширны; их можно сгруппировать на несколько частей. К одной мы отнесем меры, связанные с внутренней жизнью самого общества-мiра: выборы должностных лиц, увольнение и прием членов; к другой части дела, связанные с хозяйственным управлением: разрешение вопросов по уплате податей и сборов; раскладка податей, распределение земельных участков и др., а также вопросы, связанные с общими полицейскими функциями, например удаление из общества вредных и порочных членов его, и многое другое (ст. 51 Положения).

Сельский староста выполнял общие функции по руководству сходом (он на нем председательствовал), а также целый ряд обязанностей по надзору за исполнением крестьянами - членами общества их сословных повинностей (ст. 58 Положения). По приказу волостного старшины он выполнял также и некоторые чисто полицейские функции (ст. 60 Положения).

Волостное управление образовывалось, как гласил закон, "из состоящих в одном уезде и, по возможности смежных, сельских обществ" (ст. 42 Положения). В волостное правление входили: волостной сход, волостной старшина, волостное правление и волостной крестьянский суд (ст. 69 Положения). Волостной сход формировался от сельских обществ по одному человеку от 10 дворов, кроме того, в них, что называется ex officio, входили должностные лица сельских обществ самой волости (ст. 71; ср. ст. 112 Положения). Сход избирал должностных лиц волости, ее правление, а также членов волостного крестьянского суда, раскладывал повинности и подати, ведал хозяйственные дела волости (ст. 78 Положения).

Весьма важным сословным органом управления крестьян был волостной суд. Важность его заключалась в том, что он был фактически главным судебным местом громадного большинства населения страны; кроме того, применимым правом в нем был не официальный закон, а действующий в данной местности обычай. Формально такой порядок устанавливался еще по реформе графа П.Д. Киселева 1837 г. Правда, законодатель старался бороться с обычным правом у крестьян, ввиду чего официально применимым источником права в волостных судах считался особый акт - Сельский устав, первое издание которого относится еще к 1839 г.

Волостной суд решал все мелкие дела по гражданским делам, сумма иска не должна была превышать 100 руб. (ст. 96 Положения), ср. ст. 29 Уст. гр. суд. 1864 г., согласно которой мировой судья судил иски ценой до 500 руб.; в уголовных делах волостной суд мог приговаривать к незначительному штрафу в 3 руб. и телесному наказанию (20 ударов розгами), аресту на семь дней (ст. 102 Положения), ср. ст. 1 Уст. нак. нал. мир. суд. 1864 г., согласно которой мировой судья налагал штрафы до 300 руб., а также мог приговорить к содержанию в тюрьме сроком до одного года. Волостные суды, приходится это признать, во многом разгружали от мелких и незначительных дел систему судов общей юрисдикции.

Волостной суд состоял из лиц, избиравшихся волостным сходом (от 4 до 12, в зависимости от населенности волости), судебное присутствие его состояло из трех лиц, избирались волостные судьи сроком на один год (ст. 93 Положения). Важной отличительной чертой его было также еще и то, что его решения не подлежали обжалованию, однако так продолжалось только до 1889 г. По Положению о земских участковых начальниках от 12 июня 1889 г. решения волостного суда могли быть обжалованы у ближайшего земского начальника.

Органы правительственного надзора за крестьянскими учреждениями.

Как известно, одновременно с Манифестом от 19 февраля 1861 г. вышел ряд актов, регулировавших отдельные стороны крестьянской реформы, среди которых было Положение о губернских и уездных по крестьянским делам учреждениях (ПСЗРИ. 2-е изд. Т. XXXVI. N 36660). Как гласил закон, "для разбора недоразумений, споров и жалоб, могущих возникать из обязательных поземельных отношений между помещиками и временно обязанными крестьянами... учреждаются: мировые посредники, уездные мировые съезды и губернские по крестьянским делам присутствия" (ст. 1).

Сразу же необходимо заметить, что применение этого закона встретило непреодолимые препятствия из-за практического неисполнения дворянством должностей мировых посредников, которые на них возлагала ст. 6 Положения. В связи с чем новым Положением от 27 июня 1874 г. их должность была слита с уездным присутствием по делам крестьян и стала осуществляться уездными исправниками.

Дольше всего мировые посредники продержались в Западных губерниях практически до 1906 г. Вместе с тем образовавшаяся пустота (место мировых посредников) была заполнена институтом земских начальников - пожалуй, самый неудачный пример мероприятий царствования императора Александра III, поскольку скорее всего именно этот акт заслуживает в наибольшей степени квалификации "контрреформы". Самым недопустимым в Положении о земских начальниках было то, что правительство в этом учреждении фактически производило смешение власти административной с властью судебной. Это было бы еще полбеды, если бы правительство озаботилось комплектованием земских начальников высококвалифицированными администраторами, но на самом деле эта "близкая к народу твердая правительственная власть", по легальному определению, формировалась из местного дворянства, достигшего 25 лет, обладавшего имущественным и образовательным цензом.

Образовательный ценз устанавливался в виде полного курса высшего учебного заведения, однако к должностям допускались и те потомственные дворяне, которые имели только среднее образование; в данном случае они должны были обладать на праве собственности имуществом, размер которого удовлетворял имущественному цензу по выборам гласных земских собраний. Земские начальники утверждались в должности министром внутренних дел из числа кандидатов, подобранных губернским предводителем дворянства и представленных губернатором (ст. ст. 11 - 14 Положения).

Компетенция земских начальников определялась как надзор за органами крестьянского управления (ст. 23 Положения). На деле это вылилось в значительное ущемление компетенции крестьянских сословных органов, что фактически сводило на нет сословность самого крестьянства. И в этом вопросе сословный характер Российского государства сильно отличался от общепринятых стандартов.

Высшей административной инстанцией по наблюдению за крестьянскими сословными учреждениями и действиями земских начальников было губернское по крестьянским делам присутствие в составе: губернатор (председательствующий), губернский предводитель дворянства, вице-губернатор, прокурор окружного суда и два непременных члена. При обжаловании апелляционных решений уездного съезда (фактически закон 1889 г. допускал двойную апелляцию - факт тоже неслыханный в нормальных условиях) в состав присутствия вводились председатель и один член окружного суда.

В период с 1862 по 1881 г. в составе Государственного Совета действовал специальный Главный комитет об устройстве сельского состояния. Из состава этого учреждения - Император (председатель), министры внутренних дел, госимуществ, юстиции, финансов, уделов, главноуправляющий II отделением СЕИВК, начальник III отделения СЕИВК - видно, что он являлся главным правительственным органом по приведению в исполнение замысла крестьянской реформы.

Инородцы.

По определению А.Д. Градовского, к категории инородцев относились те слои подданных Российской империи, кои не относились к природным русским подданным и не состояли ни в одном из четырех сословий. Заметим, что под "природными русскими поданными" российское законодательство тогда понимало современных великороссов (русских), украинцев и белорусов. Разумеется, данное определение - "инородцы" страдает двусмысленностью. Получается, что, например, каторжники вполне могут претендовать на статус инородца, поскольку не состоят ни в одном из сословий, а крещеный еврей или татарин, входящий в одно из сословий и не считаясь природным русским подданным, тем не менее уже не является инородцем. Равно бессмысленно и другое определение: "Под инородцами закон разумеет евреев и разные племена, обитающие главным образом в Сибири, на Крайнем Севере Европейской России, по Уралу и в бассейне Каспийского моря" [Эгиазаров. 1906. 1 : 97].

Соответственно любая попытка канцелярского определения понятия "инородец" бессмысленна.

Очевидно, что понятие "инородец", встречающееся в законодательных актах, может быть рассмотрено как юридическая категория, направленная к обозначению особенного статуса того или иного лица по отношению к другой, не менее разнородной массе населения Российской империи. Образно говоря, инородец - это обозначение особого юридического статуса лица, его привилегии. Многонациональные империи строятся именно по такому принципу - принципу национальной привилегии.

Инородцев закон подразделял на следующие группы: оседлые, кочующие, бродячие и евреи.

Оседлые инородцы приравнивались законом к свободным сельским обывателям или к городским обывателям (ст. 15 Положения об инородцах 1822 г.). Кочующие инородцы имели особое внутреннее самоуправление: частное и общее. Под частным закон понимал родовое управление, соединенное в виде Степной думы, так М.М. Сперанский (разработчик Положения) понимал общеплеменное собрание (ст. ст. 8 - 10 Пол. об ин.); общее управление инородцев представлено было в лице "тайши, князца, улусного головы, тоэна", двух или более выборных (ст. 11 Пол. об ин.). Вера, обычаи, самобытность инородцев охранялись законом (ст. ст. 26, 27, 30, 31, 34 Пол. об ин.). Обращает на себя внимание и следующее положение закона: "Строго запрещается русским самовольно селиться на землях, во владения инородцам отведенные; русские могут брать у инородцев места в оброчное содержание, но всегда по условиям с обществом" (ст. 37 Пол. об ин.). Бродячие инородцы (звероловы и охотники) состояли под временным управлением военных губернаторов.

Евреи составляли самую многочисленную и племенно обособленную группу подданных Российской империи, в отношении которых вплоть до 1917 г. применялся весьма жесткий административный режим, обусловленный, как нередко указывал законодатель, особенностями их религии. Именно религия была причиной столь жесткого отношения к евреям, что косвенно подтверждалось, например, полным изъятием караимов (потомков хазар) из-под действия законодательства о евреях-талмудистах.

До Петра I евреям доступ в Россию однозначно был закрыт (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. II. N 662). Петр специально не затрагивал в своем законодательстве этот вопрос, но уже супруга его, императрица Екатерина I, постановила: "...жидов, как мужеска, так и женска пола, которые обретаются на Украине и в других российских городах... впредь их ни под какими образы в Россию не впускать" (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. VII. N 5063). Однако при Петре II им разрешается временно приезжать на ярморки в Малороссию, такое же право подтверждает им и Анна Иоанновна, но уже при императрице Елизавете отношение к евреям ужесточается, становится известной ее резолюция на проекте одного указа, подготовленного Сенатом, разрешающего евреям доступ в Россию: "От врагов Христовых не желаю интересной прибыли" (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XII. N 8840). Вместе с тем уже в 1765 г. им разрешают поселение в Новороссии (в только что отвоеванных у турок и татар землях Юга России), окончательно евреи попадают в подданство к Империи вместе с землями, отошедшими России по разделу Польши. Сначала евреев полагали определить в один разряд с казенными крестьянами (Указ 1802 г.), при Александре I даже учреждают специальный комитет, который вырабатывает принципы управления евреями, из которых составляется особое Положение.

Закон рассматривал евреев наравне со всеми русскими подданными (ст. 42 Положения 1804 г.: ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XXVIII. N 21547), предлагая им записываться в специально образованные для них разряды: земледельцев, фабрикантов и ремесленников, купцов и мещан (ст. 30 Положения).

Одновременно закон вводил у них особенное школьное образование. Общей мыслью законодателя, приходится это признать, было стремление как можно скорее растворить евреев в остальном населении Империи. При этом, однако, следует учитывать, что "растворить" не означало ассимилировать, поскольку браки православных с иудеями находились под абсолютным запретом (ст. 85 Зак. гр. Т. X Св. зак.). Именно этим можно объяснить правило, установленное еще Указом 1817 г., согласно которому все ограничения с евреев снимались, если они принимали крещение. Мера эта, как и ряд других, закончилась провалом, поэтому в новом Положении 1835 г. (ПСЗРИ. 2-е изд. Т. X. N 8054) впервые вводилась черта оседлости, претерпевшая незначительные изменения к 1917 г. Одновременно у евреев в местах их компактного проживания вводилось национальное управление в виде так называемого кагала - совета нескольких уполномоченных по выбору от евреев. Реальная власть этого совета была очень высока. Незначительные послабления евреям были сделаны в ходе революционных событий 1905 - 1906 гг. Однако радикальное улучшение их состояния произошло только после падения русской исторической власти.

Иностранцы.

До 1917 г. в России проживало значительное число иностранных колонистов, составлявших довольно широкий круг лиц от бонн и гувернеров дворянства до крестьян, инженеров, докторов и ученых. Достаточно хотя бы указать на два Указа: от 16 апреля 1702 г. и от 4 декабря 1762 г., согласно которым в Россию на постоянное жительство приехало значительное число иностранцев, прежде всего немцев.

Отечественное законодательство практически не знало ограничений для доступа иностранцев в Россию. В разные периоды, впрочем, являлись законы, запрещавшие въезд иностранцам в Сибирь, Русскую Америку или на Дальний Восток, но все это были меры ограничительного свойства, продиктованные политикой правительства, стремившегося закрепиться на только что приобретенной земле. В последующем в Россию запрещен был въезд евреям (исключение делалось только для представителей крупных промышленных фирм и финансовых учреждений), доступ же остальных иностранцев оставался свободным (прил. 2 к ст. 283 Уст. о пасп. Т. XIV Св. зак. по прод. 1890 г.).

Гражданская право- и дееспособность иностранцев приравнивалась к правосубъектности российских подданных. Иностранцы были свободны в выборе места и срока проживания (ст. 991 Зак. о сост. Т. IX Св. зак.). Получив необходимое образование в русском учебном заведении, иностранец мог претендовать на право поступления на русскую государственную службу, правда, со значительными исключениями (ст. 415 Уст. о сл. гр. Т. III Св. зак.). Иностранцы, ведущие активную промысловую деятельность, могли приобретать звание личного почетного гражданина (ст. 999 Зак. о сост. Т. IX Св. зак.); ранее, по ЖГГ, проживание в городе влекло для иностранца право участвовать в сословном управлении.

Общий порядок регулирования положения иностранцев, который за ними закреплялся, может быть охарактеризован как типичный status personalis - в частности, русский закон признавал за ними точно такую же правоспособность, какую они имели у себя на родине, брачное и семейное их положение также рассматривалось с точки зрения их личного закона. В то же время обращают на себя внимание положения ст. 571 Уст. гр. суд. 1864 г., согласно которым имущественное положение иностранца могло оказать значительное влияние на его процессуальные права в русском суде. В этом случае иностранец обязан был позаботиться об обеспечении своего требования в суде, а равно гарантировать суду уплату судебных издержек. Аналогичное стеснение было установлено и для иностранных акционерных обществ - последние вообще могли быть стороной в споре только в случае заключения с Россией страной национальной принадлежности компании специальной конвенции.

Иностранец, навсегда покидавший Россию, обязан был распродать недвижимость русским подданным, а по пересечении русской границы он платил пошлину в размере 10% от своего движимого имения.