История русского уголовного права

Источники русского уголовного права

Обычай.

Древнейшим источником русского уголовного права является обычай. Именно он формализован в самых старых памятниках русского права. Можно даже сказать, что в древнейшую эпоху обычай был источником других отраслей права, нормы которого фиксировались "на бумаге". Так, следы обычая в виде "закона рускаго" мы находим в договорах Руси с Византией, с немцами. "Русская Правда" всех изводов и редакций начинается с обычно-правовой нормы о кровной мести. В дальнейшем, разумеется, государство постаралось проявить свою регулирующую роль. Как кажется, первая такая попытка приходится уже на время св. Владимира.

В летописи под 996 г. читаем: "...и умножишися зело разбои, и реша епископы Володимеру: се умножишася разбойники, почто не казниши их? Он же рече им: боюся греха. Они же реша ему: ты поставлен еси от Бога на казнь злым, а добрым на милованье. Достоить ты казнити разбойника, но с испытом. Володимер же отверг виры, нача казнити разбойников. И реша епископи и старцы: рать многа, оже вира то на оружьи и на кони буди, и рече Володимер: так буду. И живящее Володимер по устроенью отьню и дедню" (ПСРЛ. Т. I. Стб. 126 - 127).

Как видно, первая попытка заменить действие обычного права силой государственного постановления больно ударила по государственным финансам, по финансированию вооруженных сил.

Именно это, а не что-то другое заставило власть вернуться к прежнему порядку сбора вир - штрафов за уголовные преступления. В этом летописном рассказе виры упомянуты, пожалуй, впервые в русской письменной традиции. Из чего следует, что все же государство пыталось преследовать преступника не только в силу обычая.

В Московскую эпоху обычай употребляется уже в значительно меньшей степени, нежели раньше.

Государство крайне заинтересовано в сохранении единства своей территории, поэтому оно упорно и жестко преследует случаи правового сепаратизма. Последнее упоминание о таких нормах - коллизионная норма о суде великого князя Московского и князя Тверского встречается только во Втором московском судебнике 1550 г. Появляются новые виды преступлений, например земская измена, которая трактуется как политическое преступление. Но и в это время сила обычая сказывается в решениях московских приказов. Вообще вырабатывается даже особая разновидность обычая как такового - так называемая практика московских приказов.

В Имперский период сила обычая не ослабевает, как могут подумать. Отчасти его сила даже крепнет, получая поддержку со стороны мировых и волостных судов. Только Советская власть, не терпящая никакого иного источника принуждения на подвластной территории, самым жестким образом борется с родовыми и прочими пережитками, в разряд которых зачисляется обычай. Борьбе с подобными пережитками были посвящены специальные главы в уголовных Кодексах союзных республик. Таким образом, обращение к самому обычаю в это время, попытка решить с его помощью вопросы, уже является преступлением, составляет corpus delicti по советскому уголовному праву.

Говоря о силе обычного права в уголовной сфере, необходимо, конечно, подчеркнуть, что своим адресатом оно имело, безусловно, те народы России, которые не вышли из состояния родоплеменной стадии развития, и многомиллионное русское крестьянство. О поддержке обычного права волостными судами мы уже говорили. Русский мiръ предпочитал решать некоторые категории преступлений непосредственно сам, предельно жестко, но зато эффективно. Исключительно жестко, например, карались такие виды воровства, как конокрадство, воровство меда (через напуск своих пчел на чужой улей); очень жестоко преследовалось колдовство. Чаще всего такого рода преступления карались самосудом - смертной казнью. В литературе, например, описаны случаи поголовного истребления цыганских таборов, промышлявших как раз конокрадством. Известен случай, когда в 1812 г. за доставку французам воза муки крестьянами был повешен их односельчанин. В то же время преступления, направленные против личности, обычным правом карались не так жестко. Впрочем, в некоторых местностях России очень долго давали о себе знать филиации кровной мести.

Закон.

Закон становится источником уголовного права одновременно со становлением институтов государственности. Если древнейший памятник русского права - договор с Византией 860 (912) г. знает нормы "закона рускаго" или "своей веры", т.е. нормы исключительно обычного права, то "Русская Правда", позднейший памятник, следовательно, относящийся уже к эпохе укрепления государственности, наряду с нормами обычного права знает нормы, являющиеся результатами законодательства князей: "Аже убиют огнищанина у клети, или у коня, или у говяда, или у коровье татьбы, то убити в пса место, а тоже покон и тивуну" (ст. 20 РП Ак. сп.). Действительный источник этой нормы - судебная практика, raison de etre которой является собственное усмотрение законодателя (княжьего суда).

В то же время древнейший период истории русского права знает появление и такого источника уголовного законодательствования, как церковные уставы. В этих актах регулируются наказания за преступления, в которых затрагивается нравственная сторона преступника и потерпевшего: ссоры между мужем и женой, преступления в семье (в общем смысле), преступления против нравственности (блуд и т.п.). Особо следует оговорить такие категории преступлений, в которых с точки зрения Церкви истинным виновником является враг рода людского, тот, кто стоит за такими преступлениями, как колдовство, исповедание язычества и др. Такого рода преступления очень долго составляли предмет ведения церковного суда и только по мере вызревания так называемого секуляризма, развития, так сказать, духовного просвещения, подобного рода деяния начинают восприниматься законодателем как проявления невежества и выходят из сферы уголовно-правового регулирования.

Наиболее полный свод уголовного права (материального) мы встречаем только в Соборном уложении царя Алексея Михайловича. Помимо этого данный памятник несет на себе отпечаток явной попытки систематизации норм уголовного права. В первую очередь выделены (в первых двух главах) преступления государственные: против веры и религии; во вторую очередь - crimen lesae majestatis.

Памятник, сопоставимый с Соборным уложением, появляется в России только в царствование Петра Великого. Но и его законодательство по уголовному праву страдает явной фрагментарностью. Обычно в этой связи называют Артикул воинский 1715 г. и Морской устав 1716 г. в качестве важнейших источников уголовного права эпохи Империи. Но главным недостатком этих актов было то, что они имели своим адресатом военнослужащих, к остальному населению Империи они могли применяться лишь по аналогии.

Весь XVIII в. и значительную часть XIX в. российский законодатель стремился кодифицировать уголовное право наряду с общей кодификацией права. В этой связи следует упомянуть работы Уложенных комиссий при императрицах Елизавете и Екатерине Великой. В планах этих комиссий вопросы уголовного права занимали первоочередное место.

Масштабная инкорпорация затронула уголовное право (материальное) лишь косвенно. Том XV Свода законов содержал настолько устаревшие нормы уголовного права, что осознание необходимости переработки всего корпуса уголовного права приходит к законодателю буквально по выходу Свода в свет. Причина устаревания коренилась в том, что наука уголовного права к началу XIX в. полностью порвала с теориями XVIII в., исходившими из наследия эпохи уголовного права политики инквизиции и устрашения. Теперь на повестку дня была поставлена другая теория, теория исправления преступника (Ч. Беккариа), что требовало переработки законодательства в новом свете. Такая переработка состоялась в 1845 г. В результате в свет вышло Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. В т. XV Св. зак. Уложение вошло в 1857 г. при последнем полном переиздании Свода законов. Фактически это был полноценный уголовный Кодекс.

Уложение состояло из 12 разделов:

• Раздел 1. О преступлениях, проступках и наказаниях вообще.
• Разделы 2 - 5. Преступления государственные, против веры, порядка управления.
• Разделы 6 и 7. Преступления в сфере законодательства о налогах, сборах и земских повинностях.
• Раздел 8. Преступления против санитарного законодательства.
• Раздел 9. О преступлениях против законов о состояниях.
• Раздел 10. О преступлениях против жизни, здравия, свободы и чести частных лиц.
• Раздел 11. О преступлениях против прав семейственных.
• Раздел 12. О преступлениях и проступках против собственности частных лиц.

Как видно из содержания, определенным недостатком Уложения было то, что законодатель в нем смешал предметы регулирования. В уголовном законе оказалось много норм из сферы административного права. Первый же Кодекс об административных правонарушениях в России был издан только в 1984 г. Определенную трудность применения Уложения составляла его отсталая техника.

Уложение было многословно, одних статей в первоначальной редакции в нем насчитывалось 2224! Это сказывалось в излишней казуистичности его норм. Казалось, законодатель стремился предусмотреть все случаи жизни. Такова была еще мода XVIII в., но в XIX в. это выглядело явным анахронизмом.

В конце XIX в. актуальной стала другая теория уголовного права, что потребовало или, во всяком случае, поставило на повестку дня очередное изменение уголовного законодательства. Нормы

Уложения 1845 г. явно устарели, бурное развитие новых социальных условий жизни требовало адекватного регулирования. Кроме того, после проведения реформ императора Александра II, особенно в области правосудия, в связи с изданием Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, в общем корпусе уголовного законодательства Империи образовалось явное противоречие. Простые редакционные правки Уложения уже явно не решали проблему.

Поэтому уже в апреле 1881 г. высочайшим повелением был учрежден особый комитет для пересмотра уголовных законов. В комитет наряду с правительственными чиновниками вошли видные представители науки уголовного права той эпохи: профессора Фойницкий, Таганцев и др. К 1895 г. проект был готов и подвергся обсуждению. Замечания к нему были учтены к 1898 г. сам проект представлен в Государственный Совет. В 1901 г. было образовано особое совещание для окончательного рассмотрения проекта. Проект был высочайше утвержден 22 марта 1903 г. (СУ 1903. N 38. Ст. 416).

В общем новое Уложение разительно отличалось от прежнего. Оно состояло всего из 687 статей и подразделялось на 37 глав. Глава первая "О преступных деяниях и наказаниях вообще" может быть рассмотрена как своего рода общая часть Кодекса. Здесь определялись условия вменения, виды виновности, условия смягчения или усиления ответственности. Определялись цели наказания. Главы 2 - 37 содержали разного рода квалификации преступлений. Проект Уложения получил благоприятные отзывы. Отмечались высокий юридико-технический уровень изложения норм, разработанность терминологии. В то же время новейшие веяния в области европейского уголовного права не получили в нем полного отражения.

Однако главным недостатком Уложения 1903 г. стала, как это ни может показаться парадоксальным, невозможность исполнения его норм на практике. Российская пенитенциарная система оказалась совершенно неприспособленной к его применению. Банально не хватало тюрем. Дело в том, что Уложение предусмотрело широкое использование такого наказания, как одиночное заключение.

Новая тюремная политика требовала раздельного содержания арестантов во время, свободное от исправительных работ. Технически старые тюрьмы России, по сути, представляли собой переделанные армейские казармы. Поэтому полностью Уложение в силу не вступило. Последовательно в 1904 г. были введены в действие гл. 3 ("О бунте против Верховной власти и о преступных деяниях против священной особы Императора и членов Императорского дома"), гл. 4 ("О государственной измене"), гл. 5 ("О смуте"), гл. 7 ("О противодействии правосудию"), гл. 21 ("О подлоге"), гл. 37 ("О преступных деяниях по службе государственной и общественной"). В 1906 г. вводится в силу гл. 15 ("О нарушении постановлений о надзоре за печатью") и ряд других постановлений. Повторим, полностью Уложение в силу так и не вступило, поскольку в 1908 г. наряду с необходимостью реформирования тюремно-исправительной системы на повестку дня встал вопрос о реформе местного суда. Это тоже мешало принятию Уложения в полном виде. Наконец, разразившаяся война, а потом и революция окончательно похоронили этот в общем-то неплохой документ.

Поэтому формально в России продолжали действовать Уложение о наказаниях 1845 г. (в ред. 1885 г.) и Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, 1864 г. Том XV Св. зак., в котором помещалось Уложение 1845 г., подвергся на самом деле лишь незначительным редакционным правкам Временным правительством. Наиболее крупной из них стала отмена ссылки как меры наказания (Вест. ВП. 1917. N 50/96).

Для Советской власти уголовная репрессия оказалась единственным действенным средством управления страной. Поэтому первый крупный советский акт кодификационного характера выходит уже в 1919 г. "Руководящие начала по уголовному праву РСФСР" (СУ РСФСР. 1919. N 66). Начала предварялись введением, в котором весьма велеречиво рассказывалась предыстория уголовного законодательства Советской России.

Начала состояли из 27 статей, сведенных в восемь разделов.

• Раздел 1. Об уголовном праве.
• Раздел 2. Об уголовном правосудии.
• Раздел 3. О преступлении и наказании.
• Раздел 4. О стадиях осуществления преступления.
• Раздел 5. О соучастии.
• Раздел 6. Виды наказания.
• Раздел 7. Об условном осуждении.
• Раздел 8. О пространстве действия уголовного права.

Из содержания Начал видно, что по сути они представляли собой так называемую общую часть будущего Уголовного кодекса.

Первый полноценный Уголовный кодекс выходит в 1922 г. Кодекс состоял из двух частей и 227 статей. Общая часть включала пять разделов: пределы действия УК; общие начала применения наказания; определение меры наказания; роды и виды наказаний и других мер социальной защиты; порядок отбывания наказания. Особенная часть состояла из восьми глав, в которых содержались квалификации видов преступлений. Самой одиозной была глава первая - государственные преступления, разд. 1 которой говорил о контрреволюционных преступлениях. Именно недостаточная разработанность квалификаций видов контрреволюционных преступлений стала главной причиной издания новой редакции УК в 1926 г. (СУ РСФСР. 1926. N 80. Ст. 600). Здесь мы насчитываем 18 (!) квалификаций контрреволюционных преступлений - печально знаменитая ст. 58 прим. (1 - 14 квалификации) и 58 прим. (1 "а" - 15 квалификации). Особенная часть УК ред. 1926 г. пополнилась новой главой "Преступления, составляющие пережитки родового быта". Общее количество статей сократилось до 205. Следует, правда, иметь в виду, что изданию в 1926 г. новой редакции УК предшествовало издание двумя годами ранее Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик (СЗ СССР. 1924. N 24. Ст. 205).

Общий кризис идеологии Советской власти, вылившийся в так называемое развенчание культа личности и восстановление "ленинских" норм социалистической законности, поставил на повестку дня изменение уголовного законодательства. Реформа в этой области прошла в 1958 - 1959 гг. Первым шагом реформы стало издание в 1958 г. Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик (Вед. ВС СССР. 1959. N 1. Ст. 6). На основе этого акта союзные республики приняли свои УК.

УК РСФСР был принят в 1959 г., вступил в силу 1 января 1960 г. Кодекс состоял из двух частей: Общей и Особенной, 12 глав и 269 статей. Как и предыдущий документ, он нес на себе отпечаток коммунистической идеологии. Уже в конце 1980-х гг. многие его заидеологизированные статьи утратили фактическую силу.

Понятие и виды преступлений

Домонгольский период.

Древность смотрит на преступление как на нанесение обиды, вылившейся в конкретный ущерб, вред здоровью, личности, ее чести и достоинству. Поэтому преступление рассматривается не как нарушение общественного порядка, а как сугубо субъективное деяние, направленное на конкретную личность. Таков смысл термина "обида", которым оперирует в это время законодатель. Этот индивидуалистичный характер преступления в древности также хорошо виден из следующих выражений договора с Византией 860 (912) г.: "проказа", "пакощ" - все это нарушение неприкосновенности конкретного субъекта, его здоровья и имущества.

Древность уже четко различает два вида преступления: против личности и против имущества.

Самое серьезное преступление против личности - убийство или головничество. Оно наказывается кровной местью (ст. 1 "Русской Правды" всех списков). Но законодатель уже знает и штраф за убийство - "виру", равную 40 гривнам, которые уплачиваются убийцей или его родственниками (вервью) князю. В то же время следует помнить, что родственники убитого тоже получают в свою пользу 40 гривен. Собственно, такой штраф и называется "головничество". В связи с этим нельзя не пройти мимо выводов советской историографии. Так, в статьях "Русской Правды", где речь идет о вире в 80 гривен за убитого княжьего слугу и т.п., советские ученые увидели признак социального расслоения древнерусского общества. Известным аргументом служила также аналогия со статьями о кратных вирах (вергельда) в Leges Barbarorum. Но простая логика подсказывает, что никакого смысла в такой аналогии нет, поскольку просто немыслимо предположить, что кровники будут довольствоваться тем, что штраф за их убитого родственника получит только князь, а им то что?

Далее, "Русская Правда" знает обстоятельства, смягчающие или отягчающие вину преступника, совершившего убийство. Отягчающим, например, считается разбой, во время которого совершается убийство, смягчающим - опьянение, ссора на пиру (ст. ст. 3 и 5 РП Кар. сп.). Законодатель выделяет в особый вид преступления нанесение побоев и увечий личности (ст. 21 и 22 РП Кар. сп.). Честь и достоинство личности также охраняются (ст. 19 РП Кар. сп.).

Имущественные преступления законодатель квалифицирует как разбой (ст. 3 РП Кар. сп.) и похищение имущества. Кража (татьба) квалифицируется в зависимости от места ее совершения: из помещения или в открытом поле. Особо законодателя волнуют виды похищенных вещей. В зависимости от них он и определяет меру наказания. Более подробно имущественные преступления рассмотрены в таком памятнике русского права, как Псковская судная грамота, в которой, например, встречаются квалифицированные виды кражи (ст. ст. 1 и 7 ПСГ). Поджог квалифицируется так же, как нанесение имущественного ущерба (ст. ст. 7 и 116 ПСГ; ср. ст. 97 РП Кар. сп.).

Важно подчеркнуть, что законодатель еще не различает такие стадии совершения преступления, как приготовление, покушение на него. Соучастники (пособники) и преступник не различаются, не определяет закон и порог вменяемости, нет указаний на возраст, с которого возможно предъявление обвинения. Последнее, однако, можно трактовать как то, что в этом вопросе скорее применялись нормы обычного или канонического права.

Особая категория преступлений, как мы указывали выше, это преступления против Церкви. Устав св. Владимира так квалифицирует эти виды преступлений: роспусть (незаконный развод), смильнок (блуд), заставаньк (адюльтер), пошикеньк промежу мужемъ и женою, ведьство (колдовство), зелiиничьство (отравление или изготовление ядов), бладна (проституция), зубогажа (употребление в пищу потраченного зверями мяса), еретичество, отца или матеръ бьютъ сынъ или дчи (нанесение детьми побоев своим родителям), церковная татьба, мертвецы волочатъ (ограбление могил), крест посъкуть (осквернение могил), скоты или псы и поткы кезъ велики нужи введетъ, или что неподобно въ церкви подеът.

Московская эпоха.

В Московский период положение с преступлением сильно меняется. Теперь преступление - это не индивидуализированное насилие или нанесение вреда, а нарушение порядка, установленного властью.

Обычай отступает перед силой закона, на что совершенно четко указывает законодатель (ст. 97 Второго судебника). Хотя, безусловно, действие обычая еще очень сильно, что видно из содержания уставных и губных грамот этого периода. Собственно говоря, такая процедура, как "облихование татей", представляющая собой опрос местных жителей, как раз говорит о том, что обычай скорее еще жив, чем мертв. Тем не менее государство в лице соответствующих органов последовательно и упорно проводит политику по борьбе с преступностью, не допуская в эту область посторонних, преследуя с этой целью самосуд, допускавшийся "Русской Правдой".

"А самосуд то, - гласит Белозерская уставная грамота, - кто поимает татя с поличным, да отпустит его прочь, а наместником и их тиунам не явя, а его в том уличат, ино то самосуд, опричь того самосуда нет".

Вдобавок к прежним видам преступлений законодатель теперь вводит понятие государственного преступления, которое получает свое высшее закрепление в Соборном уложении. Различают несколько квалификаций последнего. К первой относится так называемая крамола (ст. 9 Первого судебника и ст. 61 Второго судебника). К ее составу, очевидно, относился весьма широкий спектр действий. Далее, известна "земская измена", состоявшая в сдаче крепости противнику, переходе на сторону противника (ст. 2 гл. II Соб. ул.). Сам закон именует такого преступника "городским сдавцем" (ст. 61 Второго судебника) . Соборное уложение чаще всего именует такого рода преступления просто как измену, различая только субъекты и объекты преступления. Так, в особую группу выделяются преступления против жизни и здоровья царя, его чести, а равно его родственников. Уложение уже различает покушение и умысел преступления, которые теперь наказуемы.

Также в Московский период появляется такая категория преступлений, как преступления против порядка управления.

"А который дияк список нарядит или запишет не по суду, не так, как на суде было, без боярского или без дворецкого, или без казначеева ведома, а отыщестся то вправду, что он того посул взял, и на том дияке взяти перед боярином вполы, да вкинуть его в тюрьму" (ст. 4 Второго судебника).

Помимо взяток и подделки судебных решений законодатель к такого рода преступлениям относит фальшивомонетничество (гл. V Соб. ул.), подделку печатей (гл. IV Соб. ул.). Сюда же относилась подделка государственных актов (грамот). К подобного рода преступлениям, судя по всему, следует добавить незаконное корчемничество и торговлю табаком. В отношении последнего следует заметить, что курение его также воспрещалось законом, тогда это называлось "пить табак" (ст. 11 гл. XXV Соб. ул.). Особо привлекает внимание ст. 16 названной главы Уложения: "А которые стрельцы и гулящие и всякие люди с табаком будут в приводе дважды или трижды, и тех людей пытать и не одинакова и бити кнутом на козле или по торгам, за многие приводы у таких людей пороти ноздри и носы резати, а после пыток и наказанья сылати в дальние городы, где государь укажет, чтоб на то смотря иным так неповадно было делать". Да, как видно, во времена царя Алексея Михайловича "Минздрав", что называется, предупреждал в первый и последний раз.

Преступления против личности в данный период получают новую квалификацию. Различают умышленное убийство и убийство по неосторожности. Особо квалифицируется убийство родственников, убийство мужа, совершенное женой, убийство слугой своего господина. Нанесение телесных повреждений равно наказуемы.

Особо большое распространение в Московский период получает такой вид преступления, как бесчестие. Состав его, очевидно, был сложный, поскольку в понятие бесчестия входили как словесные оскорбления, так, вероятно, и нанесение побоев. Впрочем, бесчестием могли посчитать несоблюдение правил приличия, отказ снять шапку в знак приветствия, например.

Имущественные преступления квалифицируются как разбой, грабеж и татьба. К последней относят также похищение людей (головную татьбу) и церковную татьбу. Законодатель знает понятие рецидива (уже в ПСГ).

Церковные преступления по-прежнему занимают особое место в уголовном праве Московского государства. Во всяком случае, Соборное уложение ставит их на первое место.

Впервые в русском уголовном праве в рассматриваемый период появляется понятие воинского преступления (гл. VII Соб. ул.). Уложение выделяет такие воинские преступления, как дезертирство, кражу военного имущества и др.

Как и раньше, законодатель не определил возраст, с которого может состояться вменение. По всей видимости, здесь продолжает действовать норма канонического права.

Имперский период.

В период Империи понятие преступления получает четкое определение: "Преступлением или проступком признается как самое противозаконное деяние, так и неисполнение того, что под страхом наказания законом предписано" (ст. 1 Ул. о нак. 1845 г.). Уголовное уложение 1903 г. знает более совершенную формулировку: "Преступлением признается деяние, воспрещенное во время его учиненения законом под страхом наказания" (ст. 1). Преступления классифицируются на умышленные и неумышленные (ст. 2 Ул. о нак.). Уголовное уложение 1903 г. именует неумышленные преступления "неосторожными" (ст. 40). Далее, законодатель выделяет умысел, приготовление и покушение на преступление (ст. ст. 6 - 10 Ул. о нак., ст. ст. 49 и 50 Уг. ул.). Соучастие в преступлении имело уже весьма подробную квалификацию в Уложении 1845 г. (ст. ст. 11 - 14). Среди соучастников выделялись главные виновные и участники. К последним относились зачинщики, сообщники, подстрекатели, пособники, попустители и укрыватели. Наличие сговора между соучастниками, разумеется, влияло на меру наказания. Также Уложение 1845 г. выделяет в особую группу так называемых прикосновенных.

Под последними подразумевались недоносители (ст. 15 Ул. о нак.), а также попустители и укрыватели (ст. 14. Там же). Уложение 1903 г. сохранило подобную градацию соучастников, несколько иначе сгруппировав их. Выделялись непосредственные исполнители, затем подстрекатели, а к последней группе относились пособники (ст. 51 Уг. ул.). Понятие прикосновенных позднейшим актом было упразднено, точнее, слито с понятием пособника.

Порог вменения законом в Имперский период также долго не был определен. Дела решались по аналогии с нормами Прохирона. Однако законодатель все же вынужден был обратить внимание на данную проблему в связи с весьма громким делом от 1742 г., когда 14-летняя девочка Прасковья Федорова топором зарубила двух крестьянских детей. Дело дошло до высшей инстанции, до Сената, издавшего указ, которым впервые в российском уголовном праве установили ответственность несовершеннолетних с 17 лет. Было решено, что лица до этого возраста не могут быть подвергнуты ни пытке, ни наказанию кнутом, ни смертной казни (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XI. N 8601). Решение же нижестоящей инстанции было Сенатом конфирмовано: "...по силе Уложения главы XXI, ст. 69 оную девку надлежало пытать, токмо видно, что учинила она то убийство от глупости и младоумия своего и пытки ей за малолетством не снесть, того ради надлежит ее наказать розгами нещадно и отдать в девичь монастырь вечно в работу". Дело Прасковьи Федоровой вызвало два года спустя новый указ Сената, которым по тяжким преступлениям вменение могло состояться с 12 лет (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XII. N 8996).

В 1765 г. воспоследовал новый указ, установивший полную невменяемость до 10 лет, а от 10 до 17 лет разрешавший применение телесных наказаний (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XVII. N 12423). С 1785 г. вопрос о вменении решался всякий раз по конкретному делу совестными судами.

Уложение 1845 г. установило порог вменяемости с семи лет (ст. 94), а Уложение 1903 г. - с 10 лет (ст. 40). Дети с семи до 10 лет не подлежали ответственности, однако в отношении их разрешались меры "домашнего исправления", как гласил закон. С 10 до 14 лет малолетние равно не подвергались наказанию, если судом "признано, что преступление учинено ими без разумения". Несовершеннолетние с 14 до 17 лет не подлежали ответственности, если только судом будет доказано, что они действовали без полного разумения. Если несовершеннолетние с 14 лет до 21 года подлежали ответственности, то наказание для них полагалось уменьшать на одну треть против аналогичного наказания для совершеннолетних. Разумеется, наступление ответственности для несовершеннолетних предусматривалось только в случае совершения ими тяжких уголовных преступлений, т.е. таких, за которые устанавливалось наказание в виде лишения всех прав состояния. За менее тяжкие преступления несовершеннолетние с 14 лет до 21 года подвергались наказанию с уменьшенной карой по сравнению с совершеннолетними. Кроме того, по некоторым преступлениям общее уголовное наказание для них заменялось другим. Например, отдача в солдаты вместо ссылки в Сибирь и т.п.

Уложение 1903 г. сохранило установленные предыдущим актом пороги вменяемости, определив ответственность для несовершеннолетних только за тяжкие преступления. Тяжкими преступлениями Уложение считало "преступные деяния, за которые в законе определены как высшее наказание смертная казнь, каторга или ссылка на поселение" (ст. 3).

Виды преступлений в Имперский период подвергаются весьма подробной классификации. Так, Уложение 1845 г., например, понятие преступления против порядка управления (разд. IV) классифицировало на следующие виды: сопротивление распоряжениям правительства и неповиновение властям; оскорбление и неуважение к присутственным местам и чиновникам при отправлении должности; присвоение власти; подлог государственных бумаг; участие в тайных обществах и запрещенных сходбищах; побег за границу. А разд. V (должностные преступления) классифицировал их следующим образом: неисполнение служебных распоряжений; превышение власти; растрата государственного имущества; подлог; неправосудие; мздоимство и лихоимство; нарушение правил прохождения службы; нарушение служебной субординации. В понятие последнего входили: нарушение долга подчиненности; нарушение порядка в отношении к подчиненным; слабый за подчиненными надзор. Наконец, к должностным преступлениям относили: медленность, нерадение и несоблюдение установленного порядка в отправлении должности. Кроме того, уголовный закон устанавливал особые виды ответственности для некоторых категорий чиновников. Как видим, классификация служебных преступлений весьма и весьма подробная. То же можно сказать и о других видах преступлений.

Уложение 1903 г. не далеко ушло в этой части от своего предшественника.

Советский период.

Советская власть подошла к регулированию своей карательной политики предельно серьезно.

Можно даже сказать, что советское уголовное право в связи с этим продемонстрировало пример общей деградации уголовно-правового регулирования.

Первое, что сделали большевики, они отказались от классического понятия преступления: nullum crimenem, nulla poena sine lege. С точки зрения Советской власти, преступление - это любое действие или бездействие, противоречащее социалистическим общественным отношениям. Повторим, любое.

Распространение антисоветских анекдотов, например. Причем преследованию подлежали оба: и тот, кто рассказал, и тот, кто слушал. Никакого указания на закон как на критерий определения понятия преступления до 1960 г. в советском уголовном праве не встречалось. Так, Начала 1919 г. гласили: "Преступление есть нарушение порядка общественных отношений, охраняемого уголовным правом" (ст. 5). Отлично, есть надежда на слово "право" в определении. Но статья первая Начал не оставляет шансов. Право, согласно статье, - это "система (порядок) общественных отношений, соответствующая интересам господствующего класса и охраняемая организованной его силой". Все это позволяет сформулировать общий вывод из столь сложного силлогизма. Попытавшись синтезировать ст. ст. 5 и 1 Начал 1919 г. мы получим: преступление - это все то, что противоречит интересам Советской власти, т.е. партии коммунистов (большевиков). Беда еще в том, что этот интерес не определен, сегодня он может быть одним, а завтра совсем другим. Не было в советском уголовном праве критерия определения персонификации интереса пролетариата. Поэтому любой следователь, судья, прокурор и т.д. мог отождествить себя с носителем этого интереса и действовать согласно своему внутреннему убеждению.

УК РСФСР 1922 г. несколько переиначил определение преступления, не изменив, впрочем, его сути: "Преступлением признается всякое общественно опасное действие или бездействие, угрожающее основам советского строя и правопорядку, установленному рабоче-крестьянской властью на переходный к коммунистическому строю период времени" (ст. 6). Редакция 1926 г. оставила эту формулировку без изменений, добавив только к ст. 6 примечание: "Не является преступлением действие, которое формально и подпадает под признаки какой-либо статьи Особенной части настоящего Кодекса, но в силу явной малозначительности и отсутствия вредных последствий лишено характера общественно опасного".

УК РСФСР 1960 г. вернулся к испытанному временем принципу nulla poena sine lege: "Преступлением признается предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние (действие или бездействие), посягающее на общественный строй СССР, его политическую и экономическую системы, социалистическую собственность, личность, политические, трудовые, имущественные и другие права и свободы граждан, а равно иное посягающее на социалистический правопорядок общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом" (ст. 7). Это двойное упоминание в тексте нормы выражения "предусмотренного уголовным законом" наводит на мысль о том, что законодатель действительно старался освободиться от большевистского наследия.

Второе, что сделали большевики, они ввели аналогию в применении норм уголовного права! УК 1922 г. постановлял: "В случае отсутствия в Уголовном кодексе прямых указаний на отдельные виды преступлений наказание или меры социальной защиты применяются согласно статьям Уголовного кодекса, предусматривающим наиболее сходные по важности и роду преступления, с соблюдением правил общей части сего Кодекса" (ст. 10). Редакция 1926 г. фактически повторила эту статью: "Если то или иное общественно опасное действие прямо не предусмотрено настоящим Кодексом, то основание и пределы ответственности за него определяются применительно к тем статьям Кодекса, которые предусматривают наиболее сходные по роду преступления" (ст. 16). Тем не менее аналогия уголовного закона после 1960 г. оказалась в СССР под запретом.

Третье, что сделали большевики, они ввели обратное действие уголовного закона. Напомним, обратное действие уголовного закона в принципе запрещено. Но оно разрешено в отношении такого закона, которым смягчается или отменяется наказание, установленное более ранним законом. Такова общая уголовная политика. Однако, уже в 1922 г. нормам ст. ст. 114 и 114а УК РСФСР, наказывающих взяточничество, была придана обратная сила (СУ РСФСР. 1922. N 65). Более того, Основные начала уголовного законодательства СССР 1924 г. прямо предписывали судам придавать обратную силу советским уголовным законам к преступлениям, совершенным до прихода большевиков к власти! "В случае привлечения к уголовной ответственности, - гласило прим. 3 к ст. 10 Начал, - за активные действия и активную борьбу против рабочего класса и революционного движения, проявленную на ответственных или особо секретных должностях при царском строе, а равно в случае совершения контрреволюционных преступлений применение давности в каждом случае предоставляется усмотрению суда". Редакция УК 1926 г. в прим. 1 и 2 к ст. 14 установила уже ответственность для такого рода "преступников". Если суд не считал возможным применение к ним срока давности, то он обязан был в качестве альтернативы применить следующую норму: "...при назначении им расстрела за данное преступление таковой обязательно заменяется объявлением врагом трудящихся с лишением гражданства союзной республики и тем самым гражданства Союза ССР и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда или лишением свободы на срок не ниже двух лет".

Приходится признать, что это все же гуманная мера наказания за действия, которые являлись прямым служебным долгом лица до 1917 г. То, что подобного рода взгляд на применение уголовного закона держался очень крепко, явствует из известного дела валютного спекулянта Рокотова, описного в литературе. Согласно изначальной редакции ст. 88 УК РСФСР 1960 г. пределом меры наказания за нарушение правил валютных операций был срок лишения свободы в 15 лет. Но в 1962 г. была принята новая редакция этой статьи, как раз в связи с казусом Рокотова (Вед. ВС РСФСР. 1962. N 29. Ст. 449). У этого спекулянта обнаружилась гигантская по тем временам сумма, около 1 млн. долл. США. На момент изобличения Рокотова действовала старая редакция ст. 88, согласно которой он и получил свои 15 лет лишения свободы. Но по личному распоряжению тогдашнего вождя СССР Хрущева редакцию статьи изменили, внеся в нее положение о смертной казни. И в новом заседании суда (!) применили эту норму с обратной силой (!), Рокотова расстреляли. Казус Рокотова свидетельствовал о нарушении самого Уголовного кодекса, запрещавшего обратную силу уголовного закона (ст. 6 УК РСФСР 1960).

Советская эпоха обогатила уголовное право несколькими совершенно новыми видами преступлений. Прежде всего надо сказать о контрреволюционных преступлениях. Впервые такая квалификация появилась в Положении о революционных трибуналах. Дела, которые они рассматривали, уже тогда однозначно расценивались как политические. Первое развернутое определение контрреволюционного преступления мы находим в ст. 57 УК 1922 г.: "Контрреволюционным признается всякое действие или бездействие, направленное на свержение завоеванной пролетарской революцией власти рабоче-крестьянских советов и существующего на основании Конституции РСФСР рабоче-крестьянского правительства, а также действия в направлении помощи той части международной буржуазии, которая не признает равноправия приходящей на смену капитализма коммунистической системы собственности и стремится к ее свержению путем интервенции или блокады, шпионажа, финансирования прессы и тому подобными средствами".

Статья 58 прим. УК 1926 г. несколько изменила редакцию понятия контрреволюционного преступления: "Контрреволюционным признается всякое действие, направленное к свержению, подрыву или ослаблению власти рабоче-крестьянских советов и избранных ими на основании Конституции Союза ССР и конституций союзных республик рабоче-крестьянских правительств Союза ССР, союзных республик, или к подрыву или ослаблению внешней безопасности Союза ССР и основных хозяйственных, политических и национальных завоеваний пролетарской революции". Видов контрреволюционных преступлений было очень много: антисоветская агитация (ст. 58(10)); саботаж (ст. 58 (14)); участие в антисоветской организации (ст. 58 (11)); измена родине (ст. 58 (1а - б)).

Контрреволюционным преступлением было, например, наличие родственных связей с контрреволюционерами, была такая квалификация в языке энкэвэдэшников - "ЧСИР" - член семьи изменника родины! Контрреволюционным преступлением объявлялось вредительство (ст. 58 (7)). На понятии последнего преступления следует остановиться особо, поскольку на примере квалификации этого рода преступления хорошо виден один из коренных пороков Советской власти - неуважение к высококвалифицированному труду!

Вредительство рассматривалось как "подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения или кредитной системы, а равно кооперации". Наладить бесперебойное функционирование всех этих вещей коммунисты не могли по определению. Плановая система, которая для них стала своего рода фетишем, имеет коренной недостаток, заключающийся в невозможности предусмотреть не то что все, а даже основные факторы, влияющие на производство и распределение.

Планирование в некотором роде есть разновидность теории хаоса. Грубо говоря, для того чтобы планирование хоть как-то работало, необходимо иметь довольно много первоклассных математиков. У Советской власти с ее отношением к старым кадрам не было никогда необходимого числа математиков, чтобы все просчитать. Математики от сохи и от станка явно не дотягивали до уровня старых специалистов. В результате советская плановая экономика всегда напоминала Тришкин кафтан с извечным дефицитом самого необходимого и перепроизводством совершенно неконкурентоспособных и потому никому не нужных товаров. За эти безобразия кто-то должен был отвечать. Сама Советская власть за это отвечать не могла, оставалось найти вредителей. Вредитель - это скорее социально чуждый элемент, следовательно, кто-то из "бывших". Потом, разумеется, взялись за своих, более интеллигентных и умных.

Особенно ярко данное явление дало о себе знать в промышленности в годы индустриализации.

Индустриализация проводилась в сжатые сроки в основном на производственной базе времен "проклятого" царизма и с нарушением всех мыслимых норм технической эксплуатации оборудования.

Все решал комсомольский задор, энтузиазм масс, получивших в лучшем случае начальное образование, помноженный на извечный русский "авось". В результате когда на техническую установку оборудования (купленного за золото за границей), постройку фундамента и т.п. требовалось три месяца, ударники-комсомольцы делали это за месяц-полтора. Как следствие, станки ломались при первом же включении, стены заводов рушились, шахты взрывались. Абсолютное большинство дел о вредительстве именно такого рода.

УК РСФСР 1960 г. резко сократил число видов политических преступлений, переквалифицировав их в "особо опасные государственные преступления".

К другому виду преступлений следует отнести так называемые хозяйственные преступления (гл. 4 УК 1922 г.). Все этого вида преступления относились к деятельности, направленной на извлечение прибыли частным лицом с использованием государственного имущества и оборота вещей, запрещенных к нему. К хозяйственным преступлениям относились нарушения трудового законодательства и законодательства о советской торговле. УК 1960 г. сохранил подобную квалификацию преступлений, оставив нетронутой их широкую классификацию.

Определенным новшеством стали преступления, представляющие собой нарушение правил отделения церкви от государства, и преступления, составляющие собой пережитки родового быта. УК 1926 г. и УК 1960 г. имели на этот счет специальные главы.

В сфере преступлений, направленных против личности, большевики придерживались в общем-то традиционной политики. Интересным, но малоизвестным фактом является то, что в первоначальной редакции ст. 143 УК 1922 г. знала такую квалификацию, как убийство из сострадания. Сейчас подобного рода деяния именуют эвтаназией. Примечание к ст. 143 гласило: "Убийство, совершенное по настоянию убитого из чувства сострадания, не карается". Для сравнения скажем, что Уголовное уложение 1903 г. тоже знало такую квалификацию, но устанавливало минимальный срок наказания за него: "Виновный в убийстве, учиненном по настоянию убитого и из сострадания к нему, наказывается заключением в крепость сроком не свыше трех лет" (ст. 460). Однако следует заметить, что первоначальная редакция ст. 143 продержалась всего несколько месяцев. Причиной послужила эпидемия самоубийств, особенно в среде большевиков, не выдерживавших перехода к мирной жизни в условиях реставрации капитализма.

К нововведениям в сфере имущественных преступлений эпохи социализма следует отнести усиленную уголовную защиту государственной (социалистической) собственности. Кража государственного имущества наказывалось в несколько раз строже, чем кража имущества частных лиц.

Наказание и его виды

Наказание всегда и везде определялось как кара, возмездие за совершенное преступление.

Древнейшая форма наказания, впрочем, не известная русскому праву, представляет собой ius talionis: воздаяние равного за равное. Впрочем, право кровной мести можно, конечно, при желании признать разновидностью права талиона. Излагая историю уголовного наказания в России, невозможно пройти мимо такого понятия, как цель наказания. Дело в том, что законодатель со временем очень четко определял эту категорию, что позволяет выделить даже в истории русского уголовного права несколько периодов, когда цели наказания разительно отличались одна от другой.

Цель наказания.

Цель по общему смыслу есть то, на что направлено действие, тот результат, который действующий субъект желает достичь. В зависимости от этого определения мы можем сказать, что в Домонгольский период истории русского уголовного права цель наказания определялась как возмездность: причинение преступнику соразмерного его преступлению ущерба. Именно этой цели служат право кровной мести, а также штрафные санкции, которые мы в изобилии встречаем в "Русской Правде". Однако в то же время уже в этот период начинает давать о себе знать (особенно в сфере штрафных санкций) укрепление государственной власти, когда эта власть стремится поставить преступника в такое положение, прежде всего имущественное, когда ему станет невыгодно совершение преступлений. Это влияние проявляется в тех постановлениях закона, где устанавливаются уже кратные штрафы в отношении к стоимости похищенной вещи. Несомненно, что эти влияния проникают в право под воздействием норм византийского законодательства, что служит очевидным примером укрепления русской государственности, поскольку здесь видно действие своего рода субсидиарной цели возмездия - воздаяние кары. Таким образом, рождается принцип неотвратимости наказания.

В следующий, Московский период эта сторона цели наказания сделается уже основной.

Законодатель теперь стремится не воздать должное за должное, а покарать преступника, тем самым устрашить других возможных злодеев. Кара в отношении преступника теперь применяется безотносительно к объективной стороне его виновности и вреда, нанесенного обществу. Кормчая книга в этой связи гласит: "нарочитыи разбоиницы на местах, на них же разбои творяху, повешении да будут, да видения ради убоятся начинающих таковая и да будет утешение сродников убиенных от них". Еще более конкретно о такой цели наказания говорит ст. 26 гл. XXII Соб. ул.: "А будет которая жена учнет жити блудно и скверно, и в блуде приживет с кем детей, и тех детей сама или иной кто по ее велению погубит, а сыщется про то допряма, и таких беззаконных жен, и кто по ее велению детей погубит, казнити смертию безо всякия пощады, чтоб на то смотря, иные такова беззаконного и скверного дела не делали и от блуда унялися". Но, как свидетельствует наука, уголовного права, самое большое количество, например, карманных краж совершалось как раз во время публичного исполнения смертной казни.

В Имперский период в русское законодательство проникает новое начало, позаимствованное из Западной Европы. Наука уголовного права начинает считать, что преступник может быть исправим, направлен на путь истинный через тяжелое и мучительное наказание, не сопряженное с калечащими его тело действиями. Труд, тяжелый физический труд, как считается, может привить закоренелому преступнику некоторые понятия о добре и зле. Соответственно этому целью уголовного наказания начинают считать исправление преступника. Именно для исправления вводится такое наказание, как каторга. Первым ее вводит в России Петр Великий. По Указу от 1704 г. было велено "воров и разбойников, которые в убийстве, в прямом воровстве, измене и бунте, казнить, а которые вышеписанных вин, а по законам достойны смерти, тех бить кнутом и, запятнав новыми пятнами, посылать вечно на каторгу. А которые довелись наказанье в дальней ссылке, тех без наказанья ссылать на каторгу же на десять лет" (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. IV. N 1957). Хотя что касается законодательства эпохи Петра, то в нем скорее можно видеть простой государственный интерес не исправить преступника, а выжать из него максимальный доход для государства. Исправительная тенденция в нашем законодательстве дает о себе знать скорее в конце XVIII в.

Но уже в XIX в., во второй его половине, возникает новое течение в науке уголовного права, которое рассматривает преступление как порождение социальных условий жизни. Так рождается теория факторов преступности. Влияя на эти факторы, можно влиять на состояние преступности в обществе.

Так возникает идея профилактики преступности. Собственно целью наказания объявляется его предупреждение в будущем: создание всей системой уголовной политики государства такого состояния, при котором лицо, скажем так, будет воздерживаться от нарушения закона. Соответственно, этому законодатель комбинирует различные меры принуждения, воспитания и поощрения.

Наиболее выпукло теория факторов преступности проявилась все же в советское время. Понимая наказание как "меру принудительного воздействия, посредством которого власть обеспечивает данный порядок общественных отношений от нарушителей последнего" (ст. 7 Начала 1919 г.), государство стремится обезопасить общественный порядок от будущих преступных действий, гласили те же Начала.

Лицо, уже совершившее преступление, наказывается путем приспособления его к данному общественному порядку или, если оно не поддается приспособлению, изоляцией его и в исключительных случаях физическим уничтожением его (ст. 9 Начал). Яснее и не скажешь! Согласно этому определению, наказание теперь официально называлось "мерой социальной защиты".

Задачи социальной защиты определялись в Началах 1924 г. следующим образом: предупреждение преступления, лишение общественно опасных элементов возможности совершать новые преступления, исправительно-трудовое воздействие на осужденных (ч. 1 ст. 4). Последний Уголовный кодекс РСФСР мало что нового добавил в перечень этих целей, пожалуй, он только несколько переиначил их: охрана общественного строя; профилактика преступлений и исправление преступных элементов (ст. 20 УК 1960 г.). Последнее, нужно добавить, наименование наказания "мерой социальной защиты" было официально изменено на традиционное новеллой 1934 г. (СЗ СССР. 1934. N 33. Ст. 255).

Лестница наказаний.

Рассмотрим лестницу наказаний не в хронологическом порядке их возникновения в российском уголовном праве, а в порядке убывания их строгости.

Смертная казнь. Итак, самой суровой мерой наказания является смертная казнь. Впервые она была применена в России св. Владимиром (см. выше). Обстоятельства ее применения говорят о том, что она проникла к нам исключительно под влиянием византийского права. Назначалась она за тяжкие преступления: грабежи, убийства и разбои, но применению ее помешала еще очень большая степень варваризации русского общества, где кровная месть была еще в большом ходу. Применяя смертную казнь, законодатель фактически провоцировал перманентное состояние мщения. Кроме того, страдала княжья казна, поэтому очень быстро казнь выходит из употребления.

Отдельный вопрос составляют сообщения арабских средневековых географов о применении смертной казни (повешения) ранними славянами. В какой мере эти сообщения возможно отнести к протогосударственным образованиям Древней Руси (Куябии, Артании и Славии), до сих пор точно невозможно установить. Сохранившиеся ранние памятники древнерусского права ничего о смертной казни не говорят.

Довольно распространенным мнением является отожествление смертной казни с "потоком и разграблением", которую "Русская Правда" назначает за тяжкие преступления: квалифицированный поджог, конокрадство и т.п. Это неверная точка зрения, поскольку поток и разграбление означали всего лишь то, что в старом германском праве обозначалось как Vogelfrei, т.е. объявление вне закона.

Преступник, поставленный, таким образом, вне защиты рода и государственной власти, превращался в отверженного. Любое правонарушение, направленное против него, оставалось без последствий, фактически любой мог его безнаказанно убить, сам же он, судя по всему, обрекался на голодную смерть.

Смертная казнь как мера наказания впервые входит в лестницу наказаний только в Московскую эпоху. Уже Первый судебник гласит: "А доведутся на кого татьбу или разбой, или душегубство, или ябедничество, или иное какое лихое дело, и будет ведомой лихой, и боярину того велити казнити смертною казнью" (ст. 8). А следующая статья назначает уже смертную казнь за иные преступления: церковное воровство; убийство; подбрасывание улик в чужие дома (подметчику); поджигательство; назначается смертная казнь и "ведомому лихому человеку". Вор подвергается смертной казни, если совершает воровство в третий раз (ст. 10). Здесь очевидна аналогия с Псковской судной грамотой.

Стоит также помнить, что губные старосты получили свое название как раз потому, что имели право назначать смертную казнь преступникам. Разумеется, всего больше наказаний в виде смертной казни мы встречаем в Соборном уложении. Историки права насчитывают около 60 преступлений, за которые назначалась смертная казнь. В Московский период смертная казнь становится квалифицированной, преступник намеренно подвергается самым мучительным ее видам.

В Имперский период смертная казнь продолжает широко применяться вплоть до воцарения императрицы Елизаветы Петровны. Государыня, как известно, восходя на престол, дала обет не утверждать в свое царствование ни одного смертного приговора. Традиция эта была нарушена ее преемниками только в двух случаях. С 1741 по 1866 г. в России казнили только шесть человек: вора-самозванца Емельку Пугачева и пятерых декабристов. Причем квалифицированная смертная казнь (четвертование) была применена только к Пугачеву.

В связи с расцветом террористической деятельности народовольцев государство было вынуждено нарушить давнюю традицию. Политические убийства стали караться виселицей. Тем не менее смертная казнь как мера наказания упоминалась и в Ул. о нак. 1845 г. и Уг. ул. 1903 г. Кроме того, Уложение 1845 г. знало такой суррогат смертной казни, как "политическая смерть".

"Смертная казнь по особому Высочайшему соизволению в некоторых случаях заменяется возведением осужденного преступника на эшафот, положением его на плаху или поставлением под виселицею на публичной площади. Причем, если он принадлежал к дворянскому состоянию, над ним переламывается шпага. Сия казнь знаменует политическую смерть, и за оною следует всегда ссылка в каторжные работы без срока или на определенное время" (ст. 71 Ул. о нак.).

Уложение 1903 г. сохранило смертную казнь в лестнице наказаний (ст. 2), хотя члены редакционной комиссии высказали пожелание, что "Россия могла бы сделать новый дальнейший шаг, преемственно начертанному еще с XVIII века, с царствования Императрицы Елизаветы Петровны, и не только по возможности ограничить число случаев применения смертной казни, но и вычеркнуть ее вовсе из списка уголовных наказаний, налагаемых по общим законам" [Уголовное уложение. 1904. С. 28 - 29].

Впервые официально смертная казнь в России была отменена Постановлением Временного правительства от 12 марта 1917 г. (Вест. ВП. 1917. N 12/58). Вместо смертной казни полагалось назначать бессрочную или срочную каторгу. Развал страны тем не менее потребовал применения смертной казни на фронте. Большевики уже через три дня после захвата власти отменили смертную казнь на фронте (СУ РСФСР. 1917. N 1. Ст. 4). Но Декрет о красном терроре восстановил ее в полных правах (СУ РСФСР. 1918. N 65. Ст. 710). Руководящие начала 1919 г. ничего не говорили о конкретных мерах наказания, но УК 1922 г. узаконил высшую меру наказания - расстрел (ст. 33). Следует также иметь в виду, что в 1920 г. на короткий период в связи с победой в Гражданской войне большевики формально отменили высшую меру наказания (СУ РСФСР. 1920. N 4 - 5. Ст. 22). Но буквально несколько месяцев спустя она снова была введена в лестницу наказаний. "Революционным военным трибуналам предоставляется ничем не ограниченное право определения меры репрессии", - гласило Положение о военных ревтрибуналах (СУ РСФСР. 1920. N 54). Редакция УК 1926 г. узаконила "исключительную меру охраны государства трудящихся - расстрел" (ст. 21). Эта "высшая мера социальной защиты" была отменена в СССР только в 1947 г. Указ Президиума Верховного Совета СССР ссылался при этом на историческую победу советского народа и "пожелания профессиональных союзов рабочих и служащих и других авторитетных организаций" (Вед. ВС СССР. 1947. N 17). Смертную казнь тогда заменили заключением в исправительно-трудовые лагеря сроком на 25 лет. Но в 1950 г. "ввиду поступивших заявлений от национальных республик, от профсоюзов, крестьянских организаций, а также от деятелей культуры" смертная казнь была восстановлена в отношении изменников родины, шпионов и подрывников-диверсантов (Вед. ВС СССР. 1950. N 3).

"В виде исключительной меры наказания, впредь до ее полной отмены, допускается применение смертной казни - расстрела - за государственные преступления, а также за некоторые другие особо тяжкие преступления" (ст. 23 УК 1960 г.).

Смертная казнь, как известно, сохранена и в ныне действующем УК РФ 1996 г. но в отношении ее применения действует так называемый мораторий.

Телесные наказания. Телесные наказания, битье, членовредительство и пр. в русском праве, судя по всему, впервые появляются на краткий период во время св. Владимира опять-таки под влиянием византийского права. Под казнями, которыми св. Владимир подвергал разбойников (см. выше), следует понимать не только смертную казнь, но и калечащие виды наказаний. Как и смертная казнь, телесные наказания начинают активно применяться только с Московской эпохи.

Первый судебник уже упоминает торговую казнь - битье кнутом на торгу, в людном месте (ст. 10).

Кроме того, можем предположить, что под словом "казнь" в памятниках Московской эпохи чаще всего подразумеваются телесные наказания, если, разумеется, законодатель особо не говорит, что речь идет именно о смертной казни, т.е. "казнити смертию". Вывод этот мы можем сделать на основании анализа перевода Герберштейном ст. 7 Судебника. Слова законодателя "а сам убитои в казне и продаже" Герберштейн перевел как "corpor autem, juxta delicti qualitatem puniatur", т.е. "самого же подвергнуть телесному наказанию по мере преступления".

Помимо битья кнутом в уголовном праве Московского государства применяются широко членовредительские наказания. Например, урезание уха за третью кражу рыбы из пруда (ст. 90 гл. XXI Соб. ул.), вырывание ноздрей и урезание носа за неоднократную торговлю табаком (ст. 16 гл. XXV Соб. ул.), отсечение руки за угрозу оружием третьим лицам в присутствии царя (ст. 4 гл. III Соб. ул.).

В Имперский период телесные наказания сохраняются в полной силе вплоть до правления императора Александра I, отменившего наиболее варварские из них - клеймение, вырывание ноздрей и пр. Но битье кнутом отменено было только Ул. о нак. 1845 г., сохранившим в силе норму о порке розгами и битье плетьми. Последнее сохранялось для наказания военнослужащих. Закон утверждал подробный список лиц, освобожденных от телесных наказаний (приложение 1 к ст. 30 Ул. о нак. 1845 г.). Телесные наказания в России были отменены общим уголовным законом только в 1903 г., но они применялись как мера наказания крестьян по приговорам волостных судов.

Формально отмененная революцией порка тем не менее широко практиковалась как красными, так и белыми в ходе Гражданской войны. Само же советское уголовное право формально исходило из того, что наказание должно быть "совершенно лишено признаков мучительства и не должно причинять преступнику бесполезных и лишних страданий" (ст. 10 Начал 1919 г.).

Лишение свободы: тюремное заключение, арест. Как вид наказания оно известно только праву Московского периода. Однако оно широко использовалось в политической борьбе русских князей еще с древнейшей поры. Так, летописец под 1036 г. сообщает: "В се же лето всади Ярослав Судислава в поруб брата своего, Плескове оклеветан к нему" (ПСРЛ. Т. I. Стб. 151). Несчастный Судислав по извету просидел в тюрьме 24 г. и был выпущен на свободу только своими племянниками уже после смерти Ярослава: "Изяслав, Святослав и Всеволод высадиша стрыя своего ис поруба, седе бо лет 24" (Там же. Стб. 162). Хотя "поруб" - это не тюрьма в обычном смысле, а яма в земле, но суть дела не меняет.

Тюрьма и тюремное заключение становятся известны только в Московский период: ст. ст. 4, 6 и 12 Второго судебника знают такую меру наказания, как "ино вкинути в тюрьму". Важно отметить, что срок тюремного (острожного) заключения законодатель вообще не регулирует, поэтому сиделец рисковал остаться там надолго, если не навсегда. Конкретные сроки тюремного заключения устанавливает только Соборное уложение, например, в ст. ст. 5 и 7 гл. I. Но в позднейшее время правильного надзора в этой сфере не наблюдалось. В связи с чем арестанты нередко прибегали к такой форме опротестовывания своего заключения, как "слово и дело" (см. выше).

В Имперский период к тюремному заключению добавляются и другие виды лишения свободы: временное заключение в крепости с лишением некоторых особенных прав и преимуществ, временное заключение в смирительном доме с лишением лишь некоторых особенных прав и преимуществ, временное заключение в тюрьме, содержание в арестантских ротах, в работном доме и кратковременный арест (ст. 30 Ул. о нак. 1845). Закон строго регулировал продолжительность лишения свободы. Так, заключение в крепости могло длиться от четырех недель до четырех лет, в смирительном доме содержали от двух месяцев до двух лет, в тюрьме содержали от двух месяцев до полутора лет, арест длился от одного дня до трех месяцев (ст. ст. 34 - 39 Ул. о нак.). Эту систему лишения свободы поддержало Уголовное уложение 1903 г. Заключение в исправительном доме длилось от полутора до шести лет, в крепости - от двух недель до шести лет, в тюрьме - от двух недель до года, арест - от одного дня до полугода. Возможность замены одного наказания другим, например телесного наказания на заключение под стражу, как это делало Уложение 1845 г., Уложение 1903 г. уже не знало.

Советская уголовная репрессия в равной, а пожалуй и в большей, степени использовала лишение свободы в качестве карательной меры. Руководящие начала 1919 г. в п. "н" ст. 25 закрепляли такую меру наказания, как лишение свободы на определенный срок или на неопределенный срок до наступления известного события. УК 1922 г. вводил "лишение свободы со строгой изоляцией или без таковой" (п. "б" ст. 32), "лишение свободы в исправительно-трудовых лагерях в отдаленных местностях Союза ССР" или "лишение свободы в общих местах заключения" (п. п. "б" и "в" ст. 20 УК 1926 г.).

Максимальный срок лишения свободы также был увеличен, если УК 1922 г. устанавливал 10-летний срок, то УК 1926 г. - 25-летний срок по делам о контрреволюционных преступлениях, как гласила новелла 1947 г., отменявшая смертную казнь. УК 1960 г. установил пределом лишения свободы 15-летний срок заключения (ст. 24).

Каторга. Каторга по доктринальному определению есть наказание, состоящее в удалении преступника в особо отведенные для этого местности с обязательным принуждением осужденного к тяжелым физическим работам. Тяжелые формы работы или "тяжкие работы" представляют собой обязательный элемент наказания. В то же время следует учитывать, что "тяжкая работа отнюдь не соединяет понятие о труде непроизводительном, а потому крайне удручающем нравственность арестанта, или о труде через меру изнурительным, расстраивающем его здоровье. Напротив того, этою характеристикою работ указывается то, что арестанты этой группы по преимуществу будут употреблены на работы, требующие значительного напряжения физических сил, каковы, например, работы рудниковые, а равно что самое число рабочих часов для каторжных должно быть сравнительно больше, а число свободных или праздничных дней, наоборот, сравнительно меньше, чем для арестантов других категорий" [Уголовное уложение. 1904. С. 33]. Именно это доктринальное определение позволяет утверждать, что каторга, например, не исчезла совсем из арсенала средств наказания, как может показаться на первый взгляд.

Каторга появляется в российском законодательстве в самом начале Имперского периода. По Указу 1703 г. за все преступления, кроме измены, бунт, отравление и умышленное убийство, полагалось "ссылать в Азов на каторгу" (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. IV. N 1951). Это выражение "ссылать на каторгу", собственно, сохранялось в официальном языке вплоть до 1903 г. Так, Уложение 1845 г. знало только понятие "ссылать на каторжные работы" (ст. 17), а ст. 19 добавляла: "срочно или бессрочно". По отбытии каторги полагалось поселение в Сибири навсегда (ст. 25). Это положение сохранилось в Уложении 1903 г. "По отбытии каторги преступники переводятся на поселение в предназначенные для того местности" (ст. 16). Поскольку подобные места поселений предполагалось устраивать недалеко от мест отбытия каторги, то становится понятным, что смысл старой нормы был сохранен. Местом каторги до 1905 г. были Восточная Сибирь и остров Сахалин. Во время Русско-японской войны каторга на Сахалине была упразднена. Назначение столь отдаленных местностей для отбытия каторги и поселения говорит о том, что правительство стремилось хоть таким образом колонизовать эти обширные территории. Но колонизация Сибири за счет каторжных оказалась неэффективной.

Советская эпоха вместо понятия каторги стала употреблять эвфемизм "принудительные работы" (п. "м" ст. 25 Начал 1919 г.). Правда, сначала принудительные работы не сопрягались с лишением свободы. Например, Начала 1924 г. указывали, что принудительные работы не могут применяться свыше одного года. Однако уже временная инструкция Наркомюста "О лишении свободы как о мере наказания и о порядке отбывания такового" в ст. 2 гласила: "...лишение свободы на определенный срок обязательно связано с принудительною работою" (СУ РСФСР. 1918. N 53. Ст. 598). А особые места для отбывания каторжных работ были созданы в Советской России по Декрету ВЦИК "О лагерях принудительных работ" (СУ РСФСР. 1919. N 12. Ст. 124). Исправительно-трудовой кодекс РСФСР 1924 г. также устанавливал, что лишение свободы подразумевает под собой и принудительные работы (СУ РСФСР. 1924. N 86. Ст. 3). В 1933 г. термин "принудительные работы" был заменен на "исправительно-трудовые работы" (СУ РСФСР. 1933. N 48. Ст. 208). Но суть дела не меняла, поскольку еще новелла 1929 г. полностью восстановила каторгу в лестнице наказаний советского уголовного права. В указанном году в Основы 1924 г. внесли редакционную правку п. "б" ст. 13: "Лишение свободы в исправительно-трудовых лагерях в отдаленных местностях Советского Союза" (СЗ СССР. 1929. N 72).

Особенностью каторги было то, что основной ее элемент - тяжкие работы - превращался в бессмысленный изнурительный труд, который за несколько месяцев убивал заключенного.

Единственным стимулом труда становился голод. В советских тюрьмах лозунг "кто не работает тот не есть" понимался исключительно буквально. Еще в 1920 г. в советское законодательство была введена норма, лишающая заключенного установленного продовольственного пайка за отказ того от работы: ст. 183 "Положения об общих местах заключения РСФСР" (СУ РСФСР. 1921. N 23 - 24). Источником этой нормы был п. 2 ч. 2 ст. 28 упомянутой выше Временной инструкции Наркомюста 1918 г. УК 1960 г. уже не знал формально квалификации каторги, т.е. тяжких принудительных работ в отдаленных местностях СССР.

Ссылка, высылка, поселение, изгнание. Удаление преступника из мест общего проживания представляет собой довольно древний вид наказания. Изгнание из рода, из общины, наложение опалы у древних германцев (например, институт die Acht), равно как и у славян, практиковались с незапамятных времен. Можно предположить, что у русских славян наказание в виде потока и разграбления представляло собой первоначальную форму ссылки. Почему первоначальную? Потому что древняя форма изгнания (ссылки) существенно отличается от более поздних форм. В древности ссыльный (изгнанник) выходил из-под власти рода, общины и, следовательно, государства. Государство совершенно не интересовала его судьба, тогда как более поздние формы изгнания (ссылки), наоборот, заключают в себе в качестве основного элемента удержание осужденного под надзором государственных органов. У ссыльного в отличие от арестанта двери и стены его тюрьмы просто значительно шире.

Ссылка и ее разновидности в древнейший и последующие периоды весьма широко практиковались в качестве наказания за политические преступления. Особенно отчетливо это было видно в Московскую эпоху, когда провинившегося боярина отправляли в лучшем случае на житье в его собственную вотчину, в худшем могли сослать в монастырь, где его ждало пострижение. Особенно много таких примеров мы находим в эпохе Смутного времени. Впрочем, первое упоминание о ссылке за обычное, т.е. не политическое, преступление (ложный донос, клевету) мы встречаем в Указе 1582 г., по которому велено таких преступников "казнити торговою казнью, да написати в козаки в украиные городы Севск и Курск".

Соборное уложение уже знает такую форму ссылки, как "съсылати в дальние городы" (ст. 3 гл. XXV).

В Имперский период появляется такой вид ссылки, как ссылка на вечное поселение, которое комбинируется с другими видами наказаний, например с лишением всех прав состояния. Общее положение о ссылке как о мере наказания появляется только в Ул. о нак. 1845 г., источником которого, безусловно, был "Устав о ссыльных", помещенный в т. XIV Св. зак. Так, Уложение в качестве меры наказания знало ссылку на поселение в Сибирь и ссылку на Кавказ. Ссылка на поселение в Сибирь знала две степени. Первая ссылка на поселение в отдаленнейшие места Сибири; вторая ссылка на поселение в Сибирь в места не столь отдаленные (ст. 20 Ул. о нак.). Уголовное уложение 1903 г. сохранило только ссылку на поселение в качестве уголовной санкции (ст. 17). Причем ссылка применялась в основном в делах, связанных с различными нетяжкими видами государственной измены ( ст. ст. 118 и 126 Уг. ул. 1903 г.).

В Имперский период в равной мере активно применяется административная высылка в отдаленные местности европейской России. Эта санкция применялась чаще всего против политических преступников. Изгнание было также известно русскому уголовному праву периода Империи, но оно являлось мерой, применимой post factum. Изгнанными считались лица, добровольно перешедшие на иностранную государственную службу и потому находящиеся за границей, а также лица, перешедшие в подданство иностранного государства (ст. 325 Ул. о нак. 1845 г.). Считались изгнанниками и так называемые невозвращенцы: лица, "отлучившиеся от Отечества и дерзнувшие не явиться в оное обратно по вызову Правительства" (ст. 326. Там же).

Советская эпоха в полной мере сохранила эти виды наказания в советском уголовном праве.

Причем особый расцвет их приходится на период до принятия первого советского УК. Так, Начала 1919 г. формально не упоминали ни о ссылке, ни о высылке осужденных, но они воскресили древнейшую форму изгнания: объявление вне закона (п. "о" ст. 25). При этом была добавлена особая квалификация - "объявление врагом революции или народа" (п. "л" ст. 25). Подробности данной меры наказания законодательство долго не раскрывало, хотя фактов высылки политических противников прежде всего, с которыми неудобно было расправиться, например, просто расстреляв, было множество. Скандальную известность, например, обрела высылка отца анархизма - князя Кропотника - из Москвы в Дмитров.

Князюшка был настолько наивен, что полагал, будто революция, о которой он так страстно мечтал, привела Россию к свободе. В ссылке этот тридцать третий в прямом поколении потомок Рюрика был поставлен в настолько пещерные бытовые условия, что тихо скончался в самом начале 1921 г.!

Первый акт, который утверждает высылку как легитимную меру наказания, издается в 1922 г. Декрет ВЦИК об административной высылке (СУ РСФСР. 1922. N 51). Высылка применялась к лицам, причастным к контрреволюционным преступлениям, и представляла собой высылку за границу или в отдаленные местности РСФСР (ст. 1 Декрета). В этой связи нельзя не указать на историю с высылкой летом 1922 г. большой группы русской интеллигенции. Высылались и политические противники большевизма. Известное письмо от 16 июня 1922 г. Ленина пестрит оборотами следующего рода: "Решительно искоренить всех энесов? Пошехонова, Мякотина, Горнфельда? Петрищева и др.?

По-моему, всех выслать. Вреднее всякого эсера, ибо ловчее"; "комиссия под надзором Манцева, Лиссинга и др. должна представить списки и надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистим Россию надолго"; "Озеров и все сотрудники "Экономиста" - враги самые беспощадные. Всех их - вон из России" [Ленин. 1999. С. 545]. Как видно, у большевиков иных аргументов в споре со своими идеологическими оппонентами просто не было. В 1923 г. выходит Инструкция НКВД "О применении административной высылки" (СУ РСФСР. 1923. N 8). Из акта явствовало, что "административная высылка применяется к лицам, пребывание коих в данной местности (и в пределах РСФСР) представляется по их деятельности, прошлому, связи с преступной средой с точки зрения охраны революционного порядка опасным" (ст. 1). Формулировка последней части процитированной статьи позволяет сделать вывод, что высылку стали практиковать и в отношении уголовников. Со временем внешняя высылка полностью замещается внутренней, поскольку Советская власть очень скоро поняла всю невыгодность для нее отпуска своих врагов за границу. Однако квалификация "удаление из пределов" сохранена была в Основах 1924 г. (п. п. "е" и "ж" ст. 13).

УК 1960 г. вслед за Основами 1958 г. восстановил в правах ссылку (ст. 25) и высылку (ст. 26).

Данные меры наказания активно применялись к антисоветским элементам, а также к антисоциальным элементам: тунеядцам, проституткам и тому подобным лицам, ведшим нетрудовой образ жизни. Таким образом, вместо старого "места не столь отдаленные" стали говорить "на сто первый километр", подразумевая под этим высылку нетрудового элемента на указанное расстояние от крупных административных и промышленных центров страны.

Изгнание как мера наказания вводится в УК 1922 г. (п. "а" ст. 32) и повторяется в УК 1926 г. с обновленной квалификацией: "...объявляется врагом трудящихся с лишением гражданства Союзной республики и тем самым гражданства СССР и обязательным изгнанием из его пределов". Эта санкция имела своим источником Руководящие начала 1919 г. и известный акт (СУ РСФСР. 1922. N 1. Ст. 11), лишавший гражданства всех бывших подданных Российской империи, покинувших страну после Октября 1917 г. без разрешения советских властей. Отдельной квалификацией этой санкции можно считать такую меру, как "объявление вне закона" (п. "о" ст. 25 Начал 1919). Десять лет спустя эта санкция получила подробную формулировку. Итак, объявление вне закона влекло конфискацию всего имущества осужденного и расстрел его в течение 24 часов после удостоверения его личности (СЗ СССР. 1929. N 76).

Лишение гражданства и соответственно изгнание из пределов СССР практиковалось коммунистами не часто, но довольно долго. Даже последний советский закон о гражданстве СССР 1990 г. гласил: "Лишение гражданства СССР может иметь место в исключительном случае в отношении лица, если оно совершило действия, наносящие существенный ущерб государственным интересам или государственной безопасности СССР" (ст. 23). Единственно, что не грозило лишенцу - это, пожалуй, расстрел в течение 24 часов при пересечении им границы Союза ССР.

Лишение (поражение) прав. Лишение прав как санкция уголовного права становится известной российскому законодательству только с эпохи Империи. Хотя вполне очевидно, что сам факт претерпевания наказания в древности содержал в себе элемент опорочивания лица, утери чести. Тем не менее только в законодательстве Петра Великого мы встречаем термин "шельмование". Согласно гл. 53 Ген. рег. 1720 г. ошельмованное лицо не могло быть свидетелем на суде, его здоровье, имущество не охранялись законом ("разве до смерти кто его убьет, то яко убийца судится будет"), с ошельмованным запрещалось вести какие бы то ни было дела, просто поддерживать дружеские отношения. По смыслу этой главы видно, что лишенный чести лишается определенных прав. Причем это лишение прав имеет значение основного наказания.

Дальнейшее развитие законодательства о правопоражении (таково было официальное наименование этой санкции в русском дореволюционном праве) приходится на период Екатерины Великой, при которой окончательно оформляется статус двух сословий: дворянства и городских обывателей. Именно в этот период у преступников из данной среды появляются права, которые можно отнять по суду в качестве кары за совершенное преступление. Уложение о наказаниях 1845 г. воспринимает эту санкцию в полной мере (ст. 17). Правда, речь теперь идет о сугубо субсидиарной роли этого вида наказания. Оно назначается наряду с другими. Важно также и то, что теперь законодатель очень четко определяет, в чем состоит право поражения или "лишения всех прав состояний", если следовать легальной терминологии.

Так, ст. 22 Ул. о нак. гласила: "Лишение всех прав состояния сопровождается для дворян потерею дворянства потомственного или личного, всех преимуществ с оным соединенным; для духовных - извержением из сана и звания с потерею всех преимуществ, оным предоставленных; для почетных граждан потомственных и личных и для купцов, а также для принадлежащих к семействам их лиц, внесенных в одно с начальником семейства купеческое свидетельство, - потерею доброго имени и всех преимуществ, городским обывателям вообще и почетным гражданам и купцам в особенности присвоенных. Для людей прочих состояний - потерею доброго имени и прав, каждому из сих состояний в особенности присвоенных". А ст. 23 уточняла: "Лишение всех прав состояния сопровождается всегда и лишением почетных титулов, чинов, орденов и прочих грамот, дипломов, патентов и аттестатов".

Уголовное уложение 1903 г. сохранило подобную санкцию в качестве субсидиарного наказания (ст. 25). Правда, теперь законодатель дополнил эту меру наказания конкретным перечнем правопоражений в отношении лица, лишенного всех прав состояния (ст. 30). В понятие правопоражения, разумеется, входило поражение в служебных правах, т.е. отрешение от должности или воспрещение занимать ту или иную должность.

Советское законодательство полностью восприняло эту санкцию, предельно расширив ее действие по кругу лиц. Социальное происхождение лица до 1936 г. напрямую влияло на его правоспособность, это стоит помнить. Особенностью советского подхода было то, что правопоражению придавался конституционный статус (ст. 23 Конституции РСФСР 1918 г.). Последующее законодательство в этой области знало наряду с термином "поражение в правах" также и конкретные виды правопоражения: исключение из объединения на время или навсегда (п. "д"); отрешение от должности (п. "ж"); воспрещение занимать ту или иную должность или исполнять ту или иную работу (п. "з") ; лишение политических прав (п. "к" ст. 25 Начал 1919 г.). Эти виды правопоражения были сохранены в последующем законодательстве (ст. 32 УК 1922 г., ст. 13 Основных начал 1924 г., ст. 20 УК 1926 г., ст. 21 УК 1960 г.). Относительным новшеством было то, что УК 1960 г. не знал санкции "поражение в политических правах", но отсутствие такой санкции было бессмысленным, поскольку у советских граждан политических прав никогда и не было.

Poene, multa, конфискация. Штраф или пеня, т.е. ущемление или лишение владельческих прав, в русском уголовном праве практиковались с глубокой древности. "Русская Правда" различает три основных вида штрафных санкций: вира - штраф за тяжкое уголовное преступление в пользу государственной власти и родственников потерпевшего, продажа - штраф за имущественные виды преступлений и урок - штраф за незначительные виды преступлений как личного, так и имущественного характера. Таким образом, уже в древности становится очевидной двойная роль штрафа как наказания: 1) возмещение ущерба пострадавшему; 2) восстановление общественного порядка силой государства.

В позднейшие эпохи штрафные санкции используются весьма широко, но очевидна линия на сужение круга преступлений, по которым назначается в качестве меры наказания денежная пеня. По Уголовному уложению 1903 г. денежная пеня полагалась в качестве меры наказания даже не за преступления, а за проступки. Советское право также расценивало значение денежного штрафа (ст. 39 УК 1922, ст. 42 УК 1926 г., ст. 30 УК 1960 г.).

Как мы смогли убедиться выше, уже в древности одной из целей штрафной санкции являлось возмещение вреда, понесенного жертвой преступника. В Московскую эпоху положение о необходимости удовлетворения имущественных претензий потерпевшего сохраняется в полной мере: "А животы разбойничьи и татиные оценя отдавать в платеж исцом, а чего разойничьих и татиных животов в ыск не достанет, и те иски класть в выти, на кого по сыску доведется" (ст. 22 гл. XXI Соб. ул.). Норма весьма интересная еще и тем, что в ней проявляется филиация дикой виры. Имперское право полностью восприняло положение о цели штрафа как о способе возмещения вреда: "Виновные в преступлении, причинившие кому-либо убыток или вред, сверх наказания, к коему присуждаются, обязаны вознаградить за сей вред или убыток из собственного имущества по точному о сем постановлению суда" (ст. 59 Ул. о нак. 1845 г.; ср.: ст. ст. 644 - 683 Св. зак. гр. ч. 1 т. X Св. зак. прод. 1908 г.).

Советское законодательство также восприняло это положение, установив в качестве меры наказания "возложение обязанности загладить вред" (п. "к" ст. 32 УК 1922 г. и п. "о" ст. 20 УК 1926 г., ст. 32 УК 1960 г.).

Конфискация имущества в пользу государства (от лат. "confiscatio", буквально означавшего "отобрание имущества в казну") в качестве меры наказания известна российскому праву с древнейших времен. Можно предположить, что при потоке значительная часть собственности преступника, если не вся, шла в пользу князя. Эта мера становится еще более зримой в Московский период, когда законодатель вырабатывает даже особую формулу в указах: "Отписати вотчину на Государя". Этот род санкций весьма широко практиковался до конца XVIII в. При издании Жалованной грамоты дворянству происходит существенная перемена, законодатель утверждает иммунитет от конфискации собственности. В уголовный закон вносится фикция гражданской смерти преступника. Со временем эта фикция распространяется на собственность всех сословий. Так, уже Уложение 1845 г. гласит: "Вследствие потери прав собственности все имущество осужденного в каторжную работу или ссылку на поселение со дня обращения окончательного о том приговора к исполнению поступает к его законным наследникам, точно так же, как поступило бы вследствие естественной смерти. К ним также по праву представления поступает и всякое имущество, которое могло бы достаться виновному по наследству после его осуждения" (ст. 28; ср. ст. 36 Уг. ул. 1903 г.). Конфискации подлежали только предметы преступного промысла - орудия преступления (ст. 36 Уг. ул. 1903 г.).

Советское право вопреки предыдущей эпохе пользовалось конфискацией имущества осужденного чрезвычайно легко и широко (п. "д" ст. 32 УК 1922 г., п. "л" ст. 20 УК 1926 г., п. 10 ст. 21 УК 1960 г.).

Воспитательные меры воздействия. Условное наказание как мера воспитательного и психологического воздействия известна только советскому уголовному праву. Русская пенитенциарная мысль довольно активно разрабатывала эту проблему в связи с реформой уголовного законодательства, но в отличие от западноевропейских уголовных кодексов конца XIX и начала XX в., где эта мера наказания уже присутствовала, русское право не ставило эту санкцию в лестницу наказаний.

Условное осуждение предусматривалось Руководящими началами 1919 г. в отношении лиц, совершивших преступление впервые при тяжелом для них стечении обстоятельств, когда изоляция преступника не требовалась. Непременным условием применения этой меры наказания был относительно нетяжкий характер преступления, за которое оно назначалось. УК 1922 г. развил это положение, установив нижний предел применения условного осуждения. Условное осуждение не применялось за преступления, которые карались штрафом или лишением политических прав (УК 1926 г.).

УК 1960 г. отказался от понятия "условное осуждение", введя несколько формальных оснований для освобождения от уголовной ответственности. Так, согласно УК лицо, совершившее незначительное преступление, не представляющее большой общественной опасности и пр., могло быть по приговору суда: 1) привлечено к административной ответственности; 2) его дело могло быть передано в товарищеский суд; 3) лицо могло быть передано на поруки общественной организации или трудового коллектива. Безусловно, никакого результата, кроме пропагандистского, эта норма не имела.

К другим видам воспитательного воздействия относилось так называемое внушение, известное российскому уголовному праву с XIX в. Согласно ст. 30 Уложения о наказаниях 1845 г. внушение представляло собой выговор обвиняемому в присутствии суда и начальства. Как исправительная мера внушение было отменено в 1904 г. и заменено денежной пеней. Советское уголовное право, не свободное от морального ригоризма, столь присущего всем полурелигиозным системам права, знало уже несколько видов внушений: собственно "внушение" (п. "а"), выражение общественного порицания (п. "б"), объявление под бойкотом (п. "г" ст. 25 Начал 1919 г.). Уголовный кодекс 1922 г. существенно сузил квалификацию внушения, оставив только общественное порицание (п. "и" ст. 32). Эта мера была сохранена УК 1926 г. и 1960 г.

Наконец, особняком в перечне воспитательных мер воздействия стоит такое наказание, как церковное покаяние. Этот вид наказания просуществовал в России с 988 по 1917 г. Последнее представляло собой разного рода воздействия на сознание преступника: от усиленного и длительного поста, произнесения молитв и других видов церковных прещений, назначаемых церковной властью, до полного отлучения от Церкви. В древнейший период церковные уставы предусматривали конкретные виды покаяния за те или иные виды преступлений. Но в Московскую эпоху возникает понятие "яко епископ (митрополит) смирит". Совершенно очевидно, что источником этого смирения было исключительно каноническое право.