Семейно-правовое положение несовершеннолетних

Регламентация семейно-правового положения несовершеннолетних в Конституции РФ и действующем законодательстве РФ

Если оценивать качество законодательной регламентации правового положения несовершеннолетних в современной российской семье и степень разработанности соответствующих проблем в доктрине семейного права, то следует заметить, что по данному вопросу существуют разные точки зрения ученых. В частности, невозможно оспаривать тот факт, что уже с 1990 г. (год, когда СССР ратифицировал Конвенцию ООН «О правах ребенка») правовая регламентация положения несовершеннолетних в семье приобрела качественно новый уровень.

Справедливости ради следует отметить, что задолго до ратификации указанной Конвенции, уже в ст. 66 Конституции СССР 1977 г. было закреплено положение, согласно которому граждане СССР обязаны заботиться о воспитании детей, готовить их к общественно-полезной деятельности, а дети обязаны заботиться о своих родителях, оказывать им помощь. Примечательно, что в отличие от действующей Конституции РФ прежняя Конституция не ставила исполнение этой обязанности в зависимость от возраста детей и не сужала ее рамки до материальной помощи со стороны совершеннолетних детей своим нуждающимся в ней нетрудоспособным родителям, как это имеет место в ст. 38 действующей Конституции РФ.

Разумеется, норма, содержащаяся в ст. 66 Конституции СССР вполне заслуживает критической оценки. Именно она вызвала к жизни дискуссию о возможности возложения на несовершеннолетних детей как на субъектов семейных правоотношений каких-либо юридических обязанностей; к слову сказать, эта дискуссия продолжается и в настоящее время. Однако следует признать, что в данной конституционной норме впервые дети расценивались как самостоятельные субъекты семейного права, а не как своеобразные «объекты» воздействия со стороны родителей и вообще всех граждан СССР, которые были обязаны заботиться об их воспитании.

Правда, при этом приходится констатировать, что Конституция СССР 1977 г. (как, впрочем, и действующая Конституция РФ) не упоминала о самостоятельных правах несовершеннолетних детей в семье. Таким образом, поскольку в ней были сформулированы их обязанности, получалась парадоксальная юридическая конструкция «обязанности без прав», что противоречило принципу сбалансированности прав и обязанностей личности, выраженному в весьма популярной в то время формуле: «Нет прав без обязанностей, нет обязанностей без прав».

Если не принимать во внимание того обстоятельства, что данное конституционное положение справедливо расценивалось лишь как декларативное, то можно было выстроить правоотношение между родителями и детьми, в котором родители являлись управомоченными лицами и вправе были требовать от детей посильной для соответствующего их возраста заботы и помощи, в то время как дети, не обладая самостоятельными правами, ничего не могли требовать от родителей. Обязанность родителей по воспитанию детей реализовалась не в правоотношении «родители – дети», в котором дети выступали бы не только как обязанные (хотя и формально), но и как управомоченные субъекты, а в правоотношении «родители – государство», в котором государство в лице органов опеки и попечительства вправе было требовать от родителей надлежащего воспитания детей. Однако поскольку закон не предусматривал каких-либо конкретных прав несовершеннолетних детей, то речь могла идти только об их интересах, которые и были предметом защиты как со стороны родителей от всех третьих лиц, так и со стороны государства – от посягательства на них кого бы то ни было, прежде всего самих родителей.

С даты ратификации СССР Конвенции «О правах ребенка» (13 июня 1990 г.) впервые в советском семейном праве (правда, пока еще не на уровне национального законодательства, а на уровне международно-правового регулирования) несовершеннолетние дети стали обладателями комплекса прав, хотя и закрепленных на международном уровне, но уже признанных советским государством, а затем и Российской Федерацией. В соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции РФ 1993 г. нормы Конвенции стали частью правовой системы Российской Федерации. Это обстоятельство позволяет утверждать, что положения о правах ребенка, закрепленные в Конвенции, стали частью национального законодательства именно с момента вступления в силу Конституции РФ, а не с момента закрепления этих положений в действующем законодательстве.

Для такого вывода имеется, по крайней мере, два основания. Во-первых, Конституция РФ как акт прямого действия не нуждается в обязательном закреплении соответствующих положений в текущем законодательстве, в чем как раз и заключается ее кардинальное отличие от прежних конституций. Во-вторых, в гл. 11 СК РФ права несовершеннолетних детей в семье – это лишь часть правового статуса личности несовершеннолетнего в Российской Федерации, в состав которого входит вся совокупность его прав, закрепленных нормами конституционного, гражданского, трудового, гражданско-процессуального, административного, уголовного, уголовно-процессуального и других отраслей российского права, в которых имеются нормы, в той или иной мере регламентирующие правовое положение несовершеннолетних.

Однако более надежным представляется анализ правового статуса личности несовершеннолетнего не с позиций отраслевой принадлежности норм, в которых закреплены его права, а с позиций закрепления соответствующих норм в специальном законодательстве, с помощью которого осуществляется комплексное регулирование всякого рода общественных отношений. Известно, что далеко не всегда можно с достоверностью утверждать, к какой именно из отраслей права, входящих в систему права Российской Федерации, относятся законы и иные нормативные правовые акты, содержащие нормы, регламентирующие права несовершеннолетних. В частности, не всегда можно судить об отраслевой принадлежности норм, содержащихся в законодательстве об охране здоровья, образовании и т. п. В современной юриспруденции подобные нормы объединяются в некие вторичные структурные правовые образования, называемые медицинским правом, образовательным правом и др.

Чрезвычайно важными для регламентации правового статуса личности несовершеннолетнего являются нормы, содержащиеся в законах РФ и законах субъектов РФ, которые сами по себе никаких его прав не регламентируют, однако образуют систему, если можно так выразиться, обеспечительного законодательства, устанавливающего механизм реализации и защиты прав несовершеннолетних, закрепленных в других законах. В систему подобного рода обеспечительных законов входят прежде всего Федеральный закон «Об основных гарантиях прав ребенка в Российской Федерации» и принятые на его основе законы субъектов РФ.

К сожалению, небезызвестный Федеральный закон от 22 августа 2004 г. № 122-ФЗ «О внесении изменений в законодательные акты Российской Федерации и признании утратившими силу некоторых законодательных актов Российской Федерации в связи с принятием ряда федеральных законов “О внесении изменений и дополнений в Федеральный закон “Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации” и “Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации”»[145 - СЗ РФ. – 2004. – л. 35. – Ст. 3607; Парламентская газета. – 2004. -31 авг.; 1 сент.; Российская газета. – 2004. – 31 авг.] исключил из данного Федерального закона положения, обязывающие Российскую Федерацию устанавливать на федеральном уровне минимальные стандарты качества жизни ребенка, которые в соответствии с первоначальной редакцией Федерального закона «Об основных гарантиях прав ребенка в Российской Федерации» не могли быть снижены на уровне субъектов РФ. В настоящее время установление таких стандартов относится к расходным обязательствам субъектов РФ, а потому качество жизни детей на территории РФ целиком зависит от финансовых возможностей субъектов Федерации и от того, считают ли они в принципе целесообразным законодательное установление минимальных стандартов качества жизни ребенка.

Понятно, что правовое положение несовершеннолетних детей в семье устанавливается в основном семейным законодательством, а потому, строго говоря, специальное законодательство об образовании, охране здоровья, основных гарантиях прав ребенка и т. п., о котором шла речь, не имеет к его установлению прямого отношения. Однако вряд ли можно спорить с тем, что реализация семейных прав несовершеннолетних детей нередко объединена с одновременным действием ряда неразрывно связанных между собой правоотношений, которые могут быть не только семейными. К примеру, право ребенка на охрану здоровья (ст. 24 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан от 22 июля 1993 г. № 5487-1) оборачивается обязанностью родителей заботиться о его здоровье, а также их правом представлять и защищать интересы ребенка в медицинских учреждениях, в том числе требовать предоставления им конфиденциальной информации о ребенке, составляющей врачебную тайну (ст. 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан). То же самое можно сказать и о реализации права ребенка на образование, которое сопровождается не только обязанностью государства, но и обязанностью родителей обеспечить получение им основного общего образования. В то же время действие указанных выше и ряда других правоотношений – это и есть не что иное, как реализация одного из основополагающих семейных прав ребенка – его права жить и воспитываться в семье.

Возвращаясь непосредственно к проблемам правового положения ребенка в семье, можно утверждать, что в настоящее время в Российской Федерации в принципе сформировался семейноправовой статус несовершеннолетних как один из их многочисленных специальных правовых статусов.

Во-первых, он основан на положениях, установленных в ст. 7 и 38 Конституции РФ, в которых на уровне основ конституционного строя закреплен принцип государственной поддержки и защиты семьи, материнства, отцовства и детства. Конечно, принцип государственной поддержки и защиты материнства и детства следует понимать гораздо шире, чем только конституционный принцип семейного права, поскольку охрана, защита и поддержка, в частности, детства, осуществляется нормами других отраслей права и входит в состав других специальных правовых статусов несовершеннолетних: гражданско-правового, трудо-правового и др. Однако конституционный принцип государственной поддержки и защиты детства действует прежде всего в рамках семьи, и в этих границах указанные конституционные нормы-принципы как раз и составляют конституционную основу семейно-правового статуса несовершеннолетних.

Кроме того, указанные положения основаны на общем правовом статусе личности, представляющем собой совокупность прав, свобод и обязанностей человека и гражданина. Как отмечает Н.Е. Борисова, ребенок – это человек, хотя и маленький, а потому на него распространяются все нормы о правах человека. Хотя, по мнению названного автора, права ребенка в Конституции РФ прямо не закреплены, однако они подразумеваются.

Во-вторых, регламентация семейно-правового положения несовершеннолетних осуществляется федеральным законодательством. Как уже отмечалось, правам несовершеннолетних детей посвящена специальная гл. 11 СК РФ. Разумеется, это не значит, что в других разделах и главах данного Кодекса отсутствуют нормы, закрепляющие как сами права несовершеннолетних детей, так и механизм их реализации и защиты (подробнее об этом будет говориться ниже).

В-третьих, поскольку в силу ст. 72 Конституции РФ правовое регулирование семейных отношений является предметом совместного ведения Российской Федерации и субъектов РФ, то и региональное законодательство несомненно участвует в регламентации семейно-правового статуса несовершеннолетних.

Все это, безусловно, привлекает внимание представителей науки семейного права именно к проблемам правового положения несовершеннолетних детей в семье. Неслучайно первые научные разработки, касающиеся содержания семейно-правового статуса несовершеннолетних, хотя бы его отдельных аспектов, стали интенсивно вестись в конце 90-х годов и в начале нынешнего столетия, когда законодательство о семейно-правовом статусе несовершеннолетних детей в основном сформировалось.

В то же время закрепление прав ребенка на международном и внутригосударственном уровнях не решило, да и не могло решить всех социальных, в том числе правовых, проблем, возникающих в связи с проживанием и воспитанием несовершеннолетних детей в семье, как в кровно-родственной, так и в замещающей, поскольку в ходе применения норм о семейных правах детей обнаружились либо полное отсутствие, либо чрезвычайно низкая эффективность механизма осуществления и защиты этих прав. Во многом причиной такого положения является неудачное конструирование соответствующих правовых норм. Дело конечно же не только и даже не столько в низком качестве закона, недостатках законодательной техники и т. п., сколько в том, что в настоящее время отсутствует развитая теория семейного права, которая была бы способна сыграть для совершенствования нормотворческой и правоприменительной деятельности такую же эффективную роль, какую выполняет, к примеру, теория гражданского и гражданско-процессуального права. Прежде всего речь идет об отсутствии в доктрине семейного права теории семейной правосубъектности несовершеннолетних, без чего невозможно получить полного представления об их семейно-правовом статусе. В свою очередь, такая теория могла бы быть разработана лишь при условии надлежащей разработанности общей теории семейной правосубъектности, чем наука семейного права также не может похвастаться.

Понятие и содержание семейной правосубъектности несовершеннолетних

Нельзя сказать, что вопросы семейной правосубъектности, которая включает в себя семейную правоспособность и семейную дееспособность, не разработаны в науке семейного права вообще. Однако большинство ученых обращаются к этим проблемам, исходя из того, что они детально разработаны наукой гражданского права, а потому этим проблемам уделялось меньше внимания, чем они того заслуживают. Очевидно из того же исходил законодатель, полагая вполне достаточным закрепление в семейном праве лишь конкретных норм, из которых путем доктринального толкования можно вывести объем и содержание семейной правосубъектности, поскольку общие понятия и категории возможно и целесообразно заимствовать из гражданского права путем применения аналогии закона или субсидиарного применения гражданского законодательства к семейным отношениям. Действующий СК РФ применяет оба этих способа восполнения пробелов в семейном праве настолько широко, что по некоторым вопросам в его адрес высказываются совершенно справедливые упреки.

Очевидно, этим можно объяснить тот факт, что при разработке проблем, касающихся семейной правосубъектности, как, впрочем, и проблем семейного права в целом, сложилась некая парадоксальная ситуация: с одной стороны, в советский период развития науки семейного права едва ли не абсолютное большинство ученых считали, что семейное право является самостоятельной отраслью права; с другой стороны, по сложившемуся в науке стереотипу мышления (впрочем, в значительной степени оправданному необходимостью решения злободневных практических задач) законодатель, а вслед за ним и доктрина семейного права не придавали должного значения разработке категории семейной правосубъектности, исходя из того, что она является лишь частью гражданской правосубъектности с той лишь разницей, что ее можно определить как юридическую возможность быть полноценным субъектом семейных правоотношений. Если, как уже отмечалось, не подвергать сомнению правильность позиции, согласно которой в состав семейной правосубъектности входят семейная правоспособность как способность, т. е. абстрактная возможность иметь субъективные семейные права и те семейные обязанности, которые закон возводит в ранг юридических, то семейную правоспособность легко можно определить как обеспечиваемую семейным законодательством способность физического лица обладать указанными правами и обязанностями. Таким же образом можно обойтись и с категорией семейной дееспособности как способности физического лица самостоятельно, собственными действиями приобретать и осуществлять семейные права и исполнять (нести) семейные юридические обязанности. Исходя из этого очевидно, что данные понятия как в гражданском, так и в семейном праве полностью совпадают, действующий СК РФ, так же как и предшествующий ему Кодекс о браке и семье РСФСР 1969 г., не дает легального определения этих категорий. Очевидно, по тем же соображениям СК РФ не раскрывает содержания семейной правоспособности, хотя категории семейной правоспособности и семейной дееспособности обладают рядом специфических черт. Остановимся на их рассмотрении более подробно, имея в виду лишь семейную правоспособность и дееспособность несовершеннолетних.

Практически никем не оспаривается тот факт, что семейная правоспособность так же, как и гражданская, возникает с момента рождения человека и прекращается с его смертью. В связи с этим вполне закономерен вопрос: является ли семейная правоспособность так же, как и гражданская, неизменной (статичной) на протяжении всей жизни субъекта – от рождения до смерти, – либо ее специфика как раз и состоит в ее динамическом характере

Не лишним будет обратить внимание на то, что в свое время В.А. Рясенцев, известный российский ученый, указывал на динамический характер семейной правоспособности. В частности, он отмечал, что при рождении у гражданина возникает не весь объем семейной правоспособности, а лишь отдельные ее элементы. Ребенок имеет право требовать от родителей надлежащего воспитания, а также получения от них либо от других членов семьи материального содержания. Сам ребенок, по мнению автора, не несет никаких юридических обязанностей. С достижением возраста 18 лет права ребенка требовать от родителей надлежащего воспитания и содержания прекращаются, однако в целом объем семейной правоспособности возрастает: возникают права заключать и расторгать брак, быть усыновителем, опекуном или попечителем; субъект семейного права становится обладателем юридических обязанностей, в частности, он обязан содержать своих нуждающихся нетрудоспособных родителей и других членов семьи в случаях, предусмотренных законом, а также воспитывать и содержать своих несовершеннолетних детей. По мнению В.А. Рясенцева, на объем семейной правоспособности могут оказывать влияние не только достижение определенного возраста, но и такие юридические факты, как инвалидность, нуждаемость в материальной помощи. Под влиянием этих юридических фактов ранее прекращенное право требовать получение содержания от обязанных лиц может возобновиться.

По этому поводу известный специалист в области семейного права России М.В. Антокольская высказывается в том смысле, что в принципе гражданская и семейная правоспособность ничем не отличаются друг от друга, а потому вообще не имеет смысла говорить о наличии семейной правоспособности – она является частью гражданской правоспособности, так же как семейное право в целом является подотраслью гражданского права. В то же время М.В. Антокольская не могла не признать наличия в семейном праве определенной специфики, в частности невозможности несовершеннолетних по общему правилу вступать в брак, быть усыновителями, опекунами, попечителями. Однако автор полагает, что указанные и подобные им личные семейные права хотя и возникают с момента рождения, но в силу ряда обстоятельств, в частности несовершеннолетнего возраста, не могут осуществляться в полном объеме этими лицами самостоятельно; в то же время личный характер этих прав требует их осуществления лично их обладателем – они не могут осуществляться через представителей. Этим, по мнению автора, как раз и объясняется установление в семейном законодательстве возраста, с которого подобные права могут осуществляться субъектами семейного права.

Представляется, что анализ действующего законодательства подтверждает скорее гипотезу о специфической семейной правоспособности, которая действительно носит динамический характер, чем утверждение М.В. Антокольской об особом возрастном барьере, установленном законодательством не для возникновения, а лишь для осуществления личных семейных прав. Если согласиться с этим утверждением, то возникает вопрос: почему ни федеральное законодательство (ст. 13 СК РФ), ни законы субъектов РФ не предусматривают в качестве критерия для снижения несовершеннолетним брачного возраста достижения достаточной степени интеллектуальной, психологической или социальной зрелости лиц, желающих вступить в брак, не устанавливают хотя бы примерного перечня доказательств наличия степени зрелости, необходимой для создания семьи? Более того, эмансипация несовершеннолетнего, в достаточной мере свидетельствующая об определенном уровне зрелости несовершеннолетнего лица, не названа в качестве самостоятельного основания для снижения брачного возраста. Напротив, в качестве уважительных причин для его снижения названы в основном беременность невесты или рождение ею ребенка, тяжелая болезнь одного из лиц, вступающих в брак, призыв жениха в ряды Вооруженных Сил РФ и т. п., что вовсе не доказывает, что данные лица созрели в интеллектуальном, психологическом и социальном отношении настолько, что способны осуществлять свои личные семейные права. Законодательство о снижении брачного возраста не придает правового значения имущественному положению лиц, вступающих в брак, не требует от них доказательств наличия материальной базы, хотя бы элементарно необходимой для семейной жизни.

Закономерен еще один вопрос: чем, кроме особенностей возникновения семейной правоспособности, можно объяснить тот факт, что несовершеннолетние лица, приобретшие полную гражданскую дееспособность в результате вступления в брак и даже эмансипации, свидетельствующей об их достаточно прочном материальном положении, не могут тем не менее самостоятельно осуществлять такие семейные права, как право быть усыновителями, опекунами, попечителями, приемными родителями или патронатными воспитателями

Наконец, необходимо уяснить еще один немаловажный вопрос: почему закон не возлагает на несовершеннолетних лиц имущественных обязанностей, в частности обязанности содержать своих нуждающихся в помощи родителей-инвалидов или других нетрудоспособных, нуждающихся членов семьи, если они имеют для этого достаточные средства? Ведь если бы эти обязанности возникали у несовершеннолетних с момента рождения, что предусматривается без всяких оговорок в ст. 18 ГК РФ, они бы могли нести (исполнять) эти обязанности через своих представителей. Однако даже в Конституции РФ (ч. 3 ст. 38) предусмотрено, что такую обязанность в отношении своих родителей несут только взрослые трудоспособные дети.

Правда, нельзя сказать, что в СК РФ совершенно не упоминается об обязанностях несовершеннолетних. Так, в п. 1 ст. 56 СК РФ предусмотрено, что: «Несовершеннолетний, признанный в соответствии с законом полностью дееспособным до достижения совершеннолетия, имеет право самостоятельно осуществлять свои права и обязанности, в том числе право на защиту».

Однако бесспорно, что несовершеннолетние не могут нести обязанностей по содержанию других несовершеннолетних или нуждающихся в материальной помощи совершеннолетних нетрудоспособных членов семьи, что прямо следует из смысла гл. 15 СК РФ. Тогда становится непонятно, о каких именно обязанностях несовершеннолетних, которые могли бы осуществляться ими, пусть даже не самостоятельно, а через своих законных представителей, идет речь в ст. 56 СК РФ

Значительно больше ясности по данному вопросу имеется в разд. III Семейного кодекса Украины, который имеет характерное наименование: «Права и обязанности матери, отца и ребенка». Это исходное положение закона, сосредоточенное в названии раздела, конкретизируется в гл. 13: «Личные неимущественные права и обязанности родителей и детей». В ст. 142 закреплено положение о том, что «дети имеют равные права и обязанности по отношению к родителям независимо от их состояния в браке между собой». В дальнейшем эта общая норма конкретизируется в ст. 156 и 172, о чем будет сказано далее. По крайней мере, в Семейном кодексе Украины четко выражена концепция законодателя в отношении несовершеннолетних: они обладают правами и несут обязанности по отношению к своим родителям. В то же время обмолвка (иначе это не назовешь), имеющаяся в ст. 56 СК РФ, никакой дальнейшей конкретизации не получила, а потому так и остался неясным вопрос: имеют ли несовершеннолетние субъекты семейного права РФ какие-либо обязанности

Все сказанное выше убедительно свидетельствует о том, что различий между гражданской и семейной правоспособностью (как, впрочем, и дееспособностью, что будет показано далее) едва ли не больше, чем сходства. Очевидно, следует без всяких натяжек и без всякого стремления любой ценой доказать подчиненный характер семейной правоспособности, признать и учесть тот факт, что семейная правоспособность физических лиц, в том числе несовершеннолетних, обладает настолько существенными специфическими чертами, что вправе считаться самостоятельной категорией, входящей в состав не гражданской, а семейной правосубъектности.

Содержание правоспособности в семейном праве определяется нормами, устанавливающими возможность граждан быть субъектами конкретных правоотношений. Применительно к взрослым членам семьи оно выражается в предоставлении субъектам семейного права следующих возможностей :

• заключать брак;
• расторгать брак;
• устанавливать режим имущества;
• обладать родительской правоспособностью;
• получать содержание;
• иметь личные и имущественные права и обязанности супругов;
• иметь личные и имущественные права и обязанности, установленные законом для родителей и детей, других членов семьи;
• осуществлять усыновление;
• быть опекуном (попечителем), в том числе приемным родителем и патронатным воспитателем (при условии, что патронат как форма опеки и попечительства предусмотрен законодательством соответствующего субъекта РФ).

Указанные права и обязанности, входящие в содержание семейной правоспособности, составляют, выражаясь условно, общий семейно-правовой статус, хотя, как известно, семейно-правовой статус сам является специальным, поскольку общий правовой статус личности в Российской Федерации регламентирован нормами, установленными гл. 2 Конституции РФ. Однако он является общим в том смысле, что некоторые субъекты семейного права обладают еще более специальным правовым статусом. Такими субъектами как раз и являются несовершеннолетние дети. Прежде всего они обладают теми же правами, что и другие субъекты семейного права, за исключением права быть усыновителями, опекунами, попечителями, приемными родителями, патронатными воспитателями. Как известно, они вправе заключать брак, если брачный возраст снижен в установленном законом порядке. Не дожидаясь исполнения возраста 18 лет, они вправе расторгнуть брак, заключенный в несовершеннолетнем возрасте, что, однако, не отражается на их гражданско-правовом положении, поскольку после расторжения брака они сохраняют полную гражданскую дееспособность. В качестве супругов они вправе выбирать при вступлении в брак фамилию, а при расторжении брака – соответственно, изменять ее, а также осуществлять все личные неимущественные права, предусмотренные ст. 31 СК РФ. Несовершеннолетние супруги вправе заключать, изменять или расторгать брачный договор, а также требовать признания его недействительным и тем самым устанавливать и изменять режим имущества супругов. Однако если брачный договор заключается несовершеннолетними до вступления в брак, то его заключение осуществляется в рамках гражданского права, следовательно, соответствующее право охватывается содержанием гражданской правоспособности с учетом правил о гражданской дееспособности (ст. 26 ГК РФ).

Вопрос о родительской правоспособности несовершеннолетних представляет значительную сложность. В правовой литературе высказано суждение о том, что на несовершеннолетних родителей закон вообще не возлагает никаких юридических обязанностей. Такой вывод представляется спорным, хотя примечательно, что в ст. 62 СК РФ говорится лишь о правах, но не об обязанностях несовершеннолетних родителей. Если рассматривать вопрос о правовом положении несовершеннолетних родителей только в рамках ст. 62 СК РФ, то можно прийти к выводу о том, что закон действительно не возлагает на них ни личных неимущественных, ни имущественных обязанностей. Однако не следует упускать из виду того, что в указанной статье выделены лишь сугубо специальные права несовершеннолетних родителей, закрепленные с учетом их несовершеннолетнего возраста. В данной статье было бы неуместно закреплять какие-либо обязанности несовершеннолетних родителей. Однако это вовсе не означает, что закон не возлагает на них тех родительских обязанностей, которые предусмотрены, в частности, в гл. 12 и 13 СК РФ. Таким образом, лица, родившие в несовершеннолетнем возрасте ребенка, хотя и остаются несовершеннолетними, но все же являются родителями, поскольку, как уже говорилось, наличие специальных прав несовершеннолетних не исключает наличия у них общей семейной правоспособности, хотя и несколько ограниченной по сравнению с взрослыми.

Для окончательного уяснения данного вопроса важно учитывать еще один момент: в гл. 12, в том числе в ст. 62, и в гл. 13 СК РФ нет никаких оговорок о том, что нормы указанных глав не распространяются на несовершеннолетних родителей. Поэтому представляется бесспорным тот факт, что несовершеннолетние родители несут обязанности по воспитанию и содержанию своих малолетних детей.

Конечно, речь идет только о несовершеннолетних родителях, не состоящих в браке и достигших возраста 16 лет. Если родители состоят в браке, который в соответствии с законами субъектов РФ можно заключить уже с 14-летнего возраста, то они как лица, приобретшие гражданскую дееспособность в полном объеме, обладают всем комплексом родительских прав и несут как личные неимущественные, так и имущественные обязанности в отношении своих детей. Даже если они явно не справляются со своими родительскими обязанностями, органы опеки и попечительства не вправе назначать их детям опекунов.

В соответствии со ст. 62 СК РФ на родителей, не состоящих в браке и не достигших возраста 16 лет, такие обязанности не возлагаются, потому что в основном воспитанием детей занимается их опекун, который и несет в отношении подопечных все личные неимущественные и имущественные права и обязанности. Что же касается родителей, то они не обязаны, а лишь вправе участвовать в воспитании детей; разногласия по вопросам их воспитания, возникающие между несовершеннолетним родителем и опекуном ребенка, разрешают органы опеки и попечительства.

Вызывает недоумение лишь то, что назначение опекуна не обязанность, а лишь право органов опеки и попечительства, поскольку в данной статье говорится, что таким детям «может быть назначен» опекун. Если хотя бы теоретически представить себе, что опекун им не назначен, а на несовершеннолетних родителей, не достигших возраста 16 лет и не состоящих в браке, никаких обязанностей не возлагается, то станет ясно, что правовое положение таких детей является весьма неопределенным, поскольку, строго говоря, они не относятся к числу детей, оставшихся без попечения родителей.

Несовершеннолетние родители, достигшие возраста 16 лет, в соответствии со ст. 62 СК РФ самостоятельно осуществляют свои родительские права в полном объеме; опека их детям не назначается, а ранее назначенная опека прекращает свое действие. Вряд ли можно считать оправданным такое законодательное решение, поскольку в подобных случаях возникает парадоксальная ситуация: они вправе в полном объеме представлять и защищать интересы своих малолетних детей, включая управление их имуществом, в то время как для совершения сделок с их собственным имуществом необходимо согласие их законных представителей (родителей, усыновителей или попечителя).

Интересно обратиться к нормотворческому опыту Украины. В ст. 156 Семейного кодекса Украины четко сформулировано положение о том, что несовершеннолетние родители имеют такие же права и обязанности в отношении ребенка, что и совершеннолетние, и могут осуществлять их самостоятельно в полном объеме по достижении возраста 14 лет, в том числе вправе обращаться за защитой прав и интересов своих детей в суд, где им должна быть оказана бесплатная юридическая помощь. Более того, они так же, как и взрослые родители, могут быть лишены родительских прав; правда, круг оснований лишения их родительских прав по сравнению с взрослыми родителями несколько ограничен. Несовершеннолетние родители могут быть лишены родительских прав: при уклонении от обязанностей по воспитанию и содержанию своих детей; в случае, если они являются хроническими алкоголиками или наркоманами; если они прибегают к любым видам эксплуатации детей, принуждают их к попрошайничеству или бродяжничают. По другим основаниям они могут быть лишены родительских прав только после достижения совершеннолетия.

Итак, имеются все основания утверждать, что семейная правоспособность существует как самостоятельная семейно-правовая категория, как часть семейной правосубъектности. Ее динамический характер проявляется в том, что на определенном этапе жизни субъекта семейного права – от рождения до достижения им возраста 18 лет – проявляется его специальная правоспособность; ее содержанием являются права, носителем которых может быть только несовершеннолетнее физическое лицо. Реализация каждого из этих прав в конкретных правоотношениях, т. е. трансформация абстрактной возможности в конкретное субъективное право, зависит, разумеется, от возникновения юридических фактов, т. е. определенных жизненных обстоятельств, с которыми закон связывает возникновение желательных для несовершеннолетнего правоотношений. Понятно, что такие обстоятельства могут и не возникнуть. К примеру, оставленный в родильном доме ребенок с самого рождения до 18-летнего возраста жил и воспитывался в детских учреждениях: сначала в доме ребенка, затем в детском доме – и оказался невостребованным для жизни в семье. В такой ситуации его право жить и воспитываться в семье прекратилось, не будучи трансформированным в конкретное субъективное право, поскольку с достижением совершеннолетия исчерпалась сама соответствующая абстрактная возможность.

Вместе с тем семейная правоспособность, как, впрочем, любая другая, а также правоспособность как общеправовая категория определяются не просто как способность лица иметь определенный набор прав и обязанностей, а как способность к их обладанию, обеспеченная законом (в нашем случае – семейным законодательством). Понятно, что обеспеченность законом возможности иметь права и обязанности состоит не только в том, чтобы соответствующий, т. е. необходимый и достаточный, их объем был бы закреплен в конкретных законодательных актах, но также в том, чтобы был создан четкий и достаточно простой механизм их реализации, при котором вероятность их трансформации в конкретные субъективные права и обязанности была бы если не стопроцентной, поскольку это объективно невозможно, то, по крайней мере, максимально высокой. Разумеется, условия для реализации прав несовершеннолетних создаются не только с помощью права, однако анализ конкретных правовых норм свидетельствует о том, что правовые меры, обеспечивающие реализацию этих прав, также нуждаются в совершенствовании.

Что касается категории семейной дееспособности, то сходство ее с гражданской дееспособностью заключается, во-первых, только в том, что младенцы, не умеющие говорить, по крайней мере, в возрасте до трех лет, являются полностью недееспособными, а также, во-вторых, в том, что полная дееспособность как в гражданском, так и в семейном праве наступает с достижением совершеннолетия. Во всем остальном эти категории существенно различаются. Имеет смысл рассмотреть эти различия и вообще характеристику семейной дееспособности более подробно применительно к дееспособности несовершеннолетних.

В отличие от полной гражданской дееспособности, которая может наступить до достижения возраста 18 лет, в семейном праве такая ситуация в принципе невозможна, поскольку только с достижением этого возраста у субъекта семейного права наступает полная семейная правоспособность. Нельзя согласиться с некоторыми учеными, предлагающими разрешить лицу, состоящему в браке, а значит, обладающему полной гражданской дееспособностью, усыновление своего пасынка или падчерицы. Подобное решение явно противоречило бы существу семейных отношений, поскольку трудно представить в роли воспитателя несовершеннолетнего, вступившего в брак, скажем, в возрасте 14–15 лет. Вряд ли стоит доказывать, что лицо в несовершеннолетнем возрасте еще не достигло той степени физической, а главное, психической и социальной зрелости, чтобы взять на себя роль воспитателя чужого ребенка, причем не просто воспитателя, а такого, который по своему правовому положению приравнен к родителю, на которого должен быть возложен весь объем родительских обязанностей по воспитанию и содержанию усыновленного. Вряд ли соответствует простому здравому смыслу наряду с кровными несовершеннолетними родителями, правовое положение которых, как уже отмечалось, не отличается полной определенностью, искусственное пополнение их числа несовершеннолетними усыновителями.

Приходится с сожалением констатировать, что в семейном законодательстве категория гражданской дееспособности используется явно избыточно, ее значение действительно преувеличено, что далеко не всегда полезно для регулирования семейных отношений. Речь идет о таком феномене, как влияние гражданской дееспособности на объем семейной правоспособности. Такое влияние выражается в том, что во многих случаях у лиц, признанных судом недееспособными, семейная правоспособность существенно ограничена. Известно, что недееспособное лицо не может вступать в брак, т. е. у него не возникает брачная правоспособность, не может взять ребенка на воспитание в свою семью; согласия недееспособных родителей на усыновление их детей не требуется и т. п. Вряд ли можно усомниться в оправданности такого законодательного подхода.

Однако влияние гражданской дееспособности на семейную правоспособность выражается и в другом – это как раз касается именно несовершеннолетних: с приобретением полной гражданской дееспособности несовершеннолетний теряет свой специальный семейно-правовой статус и становится как бы «наполовину» совершеннолетним. С одной стороны, ему предоставляется возможность самостоятельно осуществлять все права и обязанности, в том числе право на защиту (п. 1 ст. 56 СК РФ). При буквальном толковании данной статьи получается, что он вправе самостоятельно осуществлять право на защиту не только в абстрактном, но и в конкретном смысле, в частности, от злоупотреблений со стороны родителей и заменяющих их лиц. Вряд ли такое положение увязывается с п. 2 ст. 61 СК РФ, согласно которому родительские права, предусмотренные настоящей главой, прекращаются при вступлении несовершеннолетних в брак и в других установленных законом случаях приобретения детьми полной дееспособности до достижения ими совершеннолетия. Вместе с тем если родительские права прекращаются, значит нет оснований говорить о злоупотреблениях со стороны родителей своими правами и, следовательно, защищаться против таких злоупотреблений, например предъявлять иск о лишении родительских прав. В отношении такого несовершеннолетнего прекращаются не только родительские права, но и родительские обязанности, а значит, и его права жить и воспитываться в семье, получать от родителей и других членов семьи содержание. В п. 2 ст. 12 °CК РФ прямо указано, что выплата алиментов на содержание несовершеннолетнего прекращается при вступлении его в брак и в других установленных законом случаях приобретения им полной дееспособности. Таким образом, по своему правовому статусу он становится «как бы» совершеннолетним.

С другой стороны, в соответствии с и. 1 ст. 54 СК РФ такой несовершеннолетний продолжает оставаться ребенком, т. е. лицом, не достигшим совершеннолетия, с неполной семейной правоспособностью наряду с полной гражданской дееспособностью.

Такой подход к правовому регулированию семейных отношений можно охарактеризовать как исключительно гражданско-правовой с оттенком юридического равенства между взрослым, обладающим достаточным жизненным опытом, и несовершеннолетним, только что начинающим жить сознательной жизнью, с его максимализмом, трудностями роста и т. п. Закон, что называется, априори исходит из того, что инициатива приобретения несовершеннолетним полной гражданской дееспособности исходит всегда от него самого, а потому он, поторопившись стать взрослым, с позиции законодателя сам должен отвечать за все вытекающие из этого последствия, в том числе неблагоприятные, по принципу: «Любишь кататься, люби и саночки возить».

При этом указанный посыл законодателя не презумпция, а потому не подлежит опровержению. Не является юридически значимым тот факт, что брак могли инициировать, к примеру, родители, даже путем шантажа и угрозы привлечения к уголовной ответственности юного «Ромео» за совращение столь же юной «Джульетты», даже если имеются бесспорные доказательства инициативы такого брака исключительно со стороны родителей. Законодатель, как представляется, совершенно не учитывает или явно недостаточно учитывает данные социологов о том, что недобросовестные родители, желая «стряхнуть» с себя бремя воспитания и содержания ребенка, изобретают самые разные способы «вытеснения», «выдавливания» детей из семьи.

Необходимо помнить также, что в случае расторжения брака в несовершеннолетнем возрасте, что бывает не так уж редко, жизненно важные права несовершеннолетнего, такие как право жить и воспитываться в семье и право на получение содержания, уже не подлежат восстановлению, поскольку за ним остается статус полностью дееспособного лица. Лишь в случае признания брака недействительным, чего практически не может или почти не может быть при нормальной деятельности органов загса, суд вправе, хотя и не обязан, вернуть бывшему супругу статус несовершеннолетнего со всеми его специальными правами.

Действующее законодательство также не знает института деэмансипации, т. е. возвращения несовершеннолетнего в прежний правовой статус или объявление его частично дееспособным. В то же время возможны ситуации, когда эмансипированный несовершеннолетний, работая, скажем, в шоу-бизнесе, осуществляя свои авторские, смежные и другие права на результаты своей интеллектуальной деятельности, ввиду недостаточного жизненного и профессионального опыта оказывается в крайне тяжелом материальном положении. Если бы он даже и захотел прибегнуть к помощи «куратора», т. е. своего законного представителя, и пожелал бы вернуться в прежнее положение, существовавшее до эмансипации, закон не предоставит ему такой возможности. В России не существует добрых преторов, которые, как это было в Древнем Риме, могли бы прийти на помощь малоопытному молодому человеку в возрасте до 25 лет, назначить ему куратора и применить restitutio in integrum, т. е. буквально – возвращение в первоначальное состояние (восстановление в прежнем положении).

Оптимальным представляется такое законодательное решение данного вопроса, имеющего поистине судьбоносное значение для несовершеннолетнего, в основу которого были бы положены не гражданско-правовые начала, не юридическое равенство имущественно самостоятельных участников гражданского оборота, один из которых едва достиг возраста 14 лет и имел неосторожность вступить в брак, а семейно-правовые начала, прежде всего принцип приоритета защиты прав и интересов несовершеннолетних субъектов семейных правоотношений. Для этого необходимо пересмотреть подход к решению вопроса о приобретении несовершеннолетними полной гражданской дееспособности при вступлении в брак. Данный вопрос необходимо рассматривать и разрешать в судебном порядке с применением не нормативного, а индивидуального подхода к его решению, с учетом уровня физического и психического развития, образования несовершеннолетнего, его имущественного положения и других данных, позволяющих судить о степени его социальной зрелости. Целесообразно предусмотреть в ст. 27 ГК РФ право суда по просьбе самого несовершеннолетнего, его родителей и других совершеннолетних членов семьи, проживающих совместно с ним, либо по ходатайству органов опеки и попечительства при наличии достаточных к тому оснований отменять акт эмансипации несовершеннолетнего.

Право несовершеннолетнего жить и воспитываться в семье должно сохраняться за ним до достижения совершеннолетия независимо от приобретения им полной гражданской дееспособности. Необходимо сохранить за ним до достижения совершеннолетия также право на получение содержания от своих родителей или других совершеннолетних членов семьи. Вопрос о прекращении выплаты алиментов в пользу несовершеннолетнего при приобретении им полной гражданской дееспособности следует решать также не нормативно, не автоматически, а индивидуально, предоставив суду право освобождать плательщика алиментов от их уплаты, если несовершеннолетний получатель алиментов, вступивший в брак или эмансипированный, имеет достаточные доходы.

Возвращаясь к вопросу об особенностях семейной дееспособности, следует обратить внимание на то, что в отличие от ст. 28 ГК РФ в СК РФ нет указания о минимальном возрасте, с которого ребенок в соответствии с законом может самостоятельно, собственными действиями осуществлять свои права. Разумеется, речь в этом случае идет лишь о личных неимущественных правах, так как распоряжение своим имуществом ребенок вправе осуществлять в соответствии с гражданским законодательством (ст. 26, 28 ГК РФ). Вместе с тем ни в СК РФ, ни в ГПК РФ прямо не предусмотрено, вправе ли сам несовершеннолетний обращаться в суд с иском о взыскании алиментов, и если вправе, то с какого возраста. Если исходить из того, что в силу ст. 49 ГПК РФ несовершеннолетний, начиная с 14-летнего возраста, вправе самостоятельно защищать свои семейные права, а также из смысла ст. 99 CK РФ, в которой предусмотрено, что не полностью дееспособные лица вправе заключать соглашения об уплате алиментов с согласия своих законных представителей, то можно сделать вывод, что это право несовершеннолетний может самостоятельно реализовать с 14-летнего возраста. Однако этот вопрос требует четкого решения; подобная норма должна быть предусмотрена вст. 106 СКРФ.

Наиболее сложным представляется вопрос о том, с какого возраста и какими собственными действиями ребенок может самостоятельно реализовать свое право жить и воспитываться в семье. Представляется, что ребенок реализует это право тем, что он живет и воспитывается в семье, куда его помещают с момента рождения или с иного возраста, по воле родителей или других членов семьи либо по решению органов опеки и попечительства. Характер возможностей и собственных действий ребенка меняется в количественном и качественном отношениях по мере его взросления, развития и воспитания. В ходе реализации этого своего права ребенок самостоятельно реализует и другие права, в частности право на общение с обоими родителями и другими кровными родственниками, право выражать свое мнение по всем вопросам, затрагивающим их интересы, хотя эти права и выделены в СК РФ в качестве самостоятельных прав.

Однако именно в характеристике особенностей реализации права ребенка на собственное мнение наиболее ярко проявляются существенные отличительные черты семейной дееспособности несовершеннолетних. При решении этого вопроса закон использует не нормативный, как в ГК РФ при определении минимального объема дееспособности малолетних, а индивидуальный подход. Как только ребенок в силу своего развития сможет ясно и четко выражать свои мысли, он считается частично дееспособным, а потому родители, заменяющие их лица и все те, кто общается с ним, не вправе подвергать сомнению правомерность выражения его мнения, ссылаясь на его малолетний возраст. Чем старше становится ребенок, тем больше его словарный запас, богаче и разнообразнее средства выражения его мыслей и эмоций.

Своеобразным «этапом» в расширении объема его дееспособности при реализации данного права является достижение им возраста 10 лет, когда в ходе административного или судебного разбирательства учет мнения ребенка становится обязательным.

Довольно трудно очертить объем дееспособности ребенка при реализации им нрава на общение с обоими родителями и другими кровными родственниками. Именно при осуществлении этого права особенно бросается в глаза зависимость ребенка от взрослых, от того, будут ли выполнены его желания общаться с отдельно проживающим родителем, дедушкой, бабушкой, братьями и сестрами. И сам ребенок, и его родители связаны рядом обстоятельств, сужающих объем самостоятельности несовершеннолетнего при реализации этого права, о чем еще будет сказано далее.

Более или менее четко законом очерчены возможности ребенка самостоятельно реализовать свое право на защиту от злоупотреблений со стороны родителей и заменяющих их лиц. И в этом случае закон не устанавливает минимальный возраст для обращения самого ребенка с жалобой на действия или бездействие указанных лиц в органы опеки непосредственно или через администрацию дошкольного детского учреждения, классного руководителя и т. д. В данном случае используется та же модель, что и при реализации права ребенка выражать свое мнение: возможность конкретного ребенка ясно и четко выразить свои мысли, показать побои на теле, предъявить другие доказательства насилия над ним или иных злоупотреблений. Таким образом, отличительной особенностью семейной дееспособности несовершеннолетних является отсутствие нормативного установления как минимального возраста, с которого наступает их частичная дееспособность, так и объема и характера действий, которые несовершеннолетние могут совершать самостоятельно при осуществлении своих личных неимущественных нрав.

Другой особенностью семейной дееспособности является ее динамический характер, что во многом обусловлено постепенным увеличением объема семейной правоспособности.

С достижением несовершеннолетними возраста 10 лет объем их дееспособности существенно возрастает. Прежде всего они вправе давать согласие на совершение ряда юридических актов (ст. 57 СК РФ). Обязательным становится учет их мнения в ходе судебного или административного разбирательства. Следующим этапом развития семейной дееспособности является достижение детьми возраста 14 лет. С этим возрастом связано развитие прежде всего гражданско-процессуальной дееспособности: возможность обращения в суд с требованием о защите нарушенных прав от злоупотреблений со стороны родителей и заменяющих их лиц; возможность несовершеннолетних родителей обращаться в суд с иском об установлении или оспаривании отцовства или материнства в отношении своих несовершеннолетних детей; возможность усыновленного ребенка предъявить в суде иск об отмене усыновления. Наконец, по достижении возраста 16 лет несовершеннолетние родители, не состоящие в браке, приобретают полную самостоятельность в осуществлении своих родительских прав.

Таким образом, с одной стороны, в Российской Федерации несовершеннолетние дети, в том числе сами ставшие родителями, обладают теми же правами, что и взрослые субъекты семейного права, за исключениями, прямо указанными в законе. С другой стороны, их специальный правовой статус составляют личные неимущественные и имущественные права, предусмотренные прежде всего гл. 11 СК РФ и др. Так, например, в ст. 53 СК РФ указывается, что «при установлении отцовства в порядке, предусмотренном статьями 48–50 настоящего Кодекса, дети имеют такие же права и обязанности по отношению к родителям и их родственникам, какие имеют дети, родившиеся от лиц, состоящих в браке между собой». В ст. 61 СК РФ, как отмечалось, без всяких оговорок о возрасте в соответствии с ч. 2 ст. 38 Конституции РФ указано, что родители имеют равные права и несут равные обязанности в отношении своих детей (родительские права).

Разумеется, в действующем СК РФ явно не исчерпаны возможности для разумного расширения семейной дееспособности несовершеннолетних. Почему бы, к примеру, не предоставить детям по достижении 10-летнего возраста возможность давать или не давать согласие на установление отцовства в добровольном и судебном порядке в отношении их самих? Вместе с тем, как уже отмечалось ранее, представляется неоправданным предоставление полной самостоятельности родителям, достигшим возраста 16 лет. Целесообразно также ограничить семейную правоспособность и дееспособность несовершеннолетних родителей при решении вопроса об усыновлении их малолетних детей другими лицами, кроме отчима (мачехи) или близких родственников. Вопрос об усыновлении их детей и о даче ими согласия на такое усыновление вполне можно отложить до достижения родителями совершеннолетия, с тем чтобы они могли принять более зрелое решение.

Правовое закрепление и реализация личных неимущественных семейных прав несовершеннолетних

Особый интерес к нормам, содержащимся в гл. 11 СК РФ, вызван тем, что в ходе их практического применения, как отмечалось ранее, выявились серьезные трудности и проблемы, связанные с их реализацией, требующие законодательного решения. Прежде всего нуждается в решении вопрос о том, существуют ли такие проблемы как в теории семейного права, так и в практике применения законодательства о правах несовершеннолетних детей в семье, и не является ли сам вопрос о наличии этих проблем искусственным и надуманным. Такое впечатление действительно может сложиться, поскольку общепризнанным является суждение о высоком качестве регламентации семейно-правового положения несовершеннолетних детей. Тем не менее проблемы реализации несовершеннолетними детьми своих прав не являются не только надуманными, существующими лишь умозрительно, в воображении представителей науки семейного права, но и в высшей степени актуальными. Одними из основных причин, по которым такие проблемы возникают, являются, как нам представляется, несовершенная структура и недостаточно четкое содержание семейных правоотношений, в которых реализуются семейные права несовершеннолетних детей. Нормы, размещенные в гл. 11 СК РФ, сконструированы, если можно так выразиться, по модели «воздушного замка», т. е. без надлежащего теоретического фундамента. Вследствие этого, во-первых, не всегда ясно, являются ли права несовершеннолетних детей их субъективными семейными правами. Если несовершеннолетних считать обладателями субъективных семейных прав, то нередко выясняется отсутствие обязанных субъектов либо полная неопределенность в них. Во-вторых, соответствующие юридические конструкции легко «разрушаются» от соприкосновения не только с нормами других отраслей права, разработанных на более прочной теоретической основе, но и с нормами, содержащимися в других институтах семейного права. Иными словами, нормы семейного права о правах несовершеннолетних нередко блокируются нормами как других правовых отраслей, так и собственными.

Несомненна также практическая значимость вопроса о соотношении прав и обязанностей в том или ином семейном правоотношении, особенно в родительском.

В действующем СК РФ в гл. 11 в соответствии с требованиями Конвенции о правах ребенка закреплены права несовершеннолетних детей – тем самым законодатель акцентирует внимание к личности ребенка не как объекта воздействия на него норм права, а как непосредственного участника правоотношений, в которых эти права реализуются. Вместе с тем если ребенок является управомоченным субъектом того или иного правоотношения, то в нем, безусловно, должен быть и обязанный субъект, который может и должен нести юридическую ответственность за неисполнение или ненадлежащее исполнение соответствующих обязанностей. К сожалению, СК РФ далеко не всегда четко обозначает таких обязанных субъектов, вследствие чего некоторые права несовершеннолетних детей, закрепленные в гл. 11, по существу, лишь декларированы. Проиллюстрируем это на примере анализа некоторых конкретных прав несовершеннолетних детей.

Прежде всего речь идет об основополагающем праве ребенка – о праве жить и воспитываться в семье. В соответствии со ст. 54 СК РФ: «Каждый ребенок имеет право жить и воспитываться в семье, насколько это возможно, право знать своих родителей, право на их заботу, право на совместное с ними проживание, за исключением случаев, когда это противоречит его интересам.

Ребенок имеет права на воспитание своими родителями, обеспечение его интересов, всестороннее развитие, уважение его человеческого достоинства.

При отсутствии родителей, при лишении их родительских прав и в других случаях утраты родительского попечения право ребенка на воспитание в семье обеспечивается органом опеки и попечительства в порядке, установленном главой 18 настоящего Кодекса».

Право ребенка жить и воспитываться в семье, установленное в ст. 54 СК РФ, относится к категории основных системообразующих прав, обеспеченных не только нормами семейного права, но и другими отраслями права.

Прежде всего в содержание правового статуса лиц, имеющих несовершеннолетних детей, вводятся так называемые родительские права (ст. 63 СК РФ), родители защищают права и интересы своих детей в качестве их законных представителей (ст. 64 СК РФ). Ребенок вправе общаться с отдельно проживающим родителем и другими родственниками (ст. 66, 67 СК РФ). Родители вправе требовать возврата ребенка от любого лица, удерживающего его без достаточного к тому основания (ст. 68 СК РФ). Семья и прежде всего родители обязаны заботиться о материальном благополучии ребенка, в частности они, а при определенных обстоятельствах и другие члены семьи обязаны содержать несовершеннолетних детей (гл. 13, 15 СК РФ).

Разумеется, нельзя утверждать, что это право реализуется только в семейных правоотношениях, в которых обязанными субъектами выступают родители, обеспечивающие ребенку надлежащую семейную обстановку В условиях современной России многие родители при всем желании не смогут этого добиться, поскольку семья разрушается под влиянием ряда факторов, мало зависящих либо вовсе не зависящих от родителей, которые сами нуждаются в помощи и поддержке со стороны государства и общества в целом. Однако в тексте ст. 54 СК РФ мы не находим никаких других обязанных субъектов и правоотношений, в которых реализуется данное право, за исключением правоотношений по устройству детей, оставшихся без попечения родителей, в которых обязанными субъектами являются органы опеки и попечительства. Понятно, что если правам их носителя не корреспондирует соответствующая обязанность другого субъекта, то реализовать соответствующее право практически невозможно.

Более того, при сколько-нибудь тщательном анализе содержания права ребенка жить и воспитываться в семье оказывается, что и здесь, так же как и в родительском правоотношении, действует конструкция «права – обязанности», или «право-обязанности». В самом деле, ребенок не только имеет право, но и обязан жить и воспитываться в семье. В соответствии со ст. 20 ГК РФ местом жительства ребенка является место жительства его родителей, опекуна или попечителя, поэтому в том случае, когда ребенок уходит из семьи, он оказывается без определенного места жительства, что для него невозможно, вследствие чего органы внутренних дел возвращают таких детей в семью. Следовательно, как бы плохо ребенку ни жилось в семье, которая определена для него взрослыми, он обязан в ней жить до достижения совершеннолетия, либо до приобретения полной гражданской дееспособности, либо до решения вопроса о перемещении его в другую семью, где он обязан будет проживать. Таким образом, при определенных обстоятельствах право ребенка жить и воспитываться в семье как его основополагающее право, как величайшее благо для него может трансформироваться в свою противоположность – в юридическую обязанность, подчас крайне тяжелую и обременительную для него, а иногда и небезопасную для его жизни и здоровья.

Однако даже если рассматривать право ребенка жить и воспитываться в семье не как правообязанность, а только как право, то и в этом случае могут возникнуть весьма сложные проблемы его реализации. К примеру, в тех случаях, когда семья распадается и родители проживают отдельно, только от них зависит, в какой из двух образовавшихся семей будет проживать ребенок. В случае если родители не придут к соглашению, этот вопрос решается судом. Однако при решении этого вопроса судом может быть допущена ошибка и ребенка могут передать тому из родителей, к кому он менее привязан. Может быть и так, что с момента вынесения судебного решения о передаче ребенка одному из родителей существенно изменилась обстановка в той семье, в которой ребенок был оставлен, и он хочет выбрать себе другую семью, но такого выбора не хотят его родители. В подобных случаях, если посмотреть на проблему в теоретическом аспекте, получается, что право ребенка жить и воспитываться в семье осуществляется принудительно. Несовершеннолетний не вправе отказаться от его осуществления. Чтобы прекратить такое положение, он ищет «законные» пути решения проблемы. В этом одна из причин ранних, необдуманных и материально ничем не обеспеченных браков, чаще всего обреченных на расторжение. Понятно, что он может избрать себе и другой способ решения проблемы: стать беспризорным или в лучшем случае – безнадзорным.

Наконец, может сложиться и другая неблагоприятная ситуация, связанная с реализацией данного права. Например, решением суда ребенок был передан матери, но хотел бы перейти жить к отцу. Отец не всегда может обратиться в суд с иском о передаче ему ребенка, так как для этого требуется доказать, что обстоятельства, при которых было вынесено вступившее в законную силу решение суда о передаче ребенка матери, существенно изменились. Таких доказательств может и не быть, да и обстоятельства могут не измениться – просто подросшему ребенку, особенно сыну, хочется жить с отцом. В подобной ситуации отец либо должен отказать ребенку в совместном проживании и отправить его к матери, и тогда ребенок будет насильственно привязан к семье, где он не хочет продолжать жить, либо взять ребенка к себе и тем самым пойти на совершение правонарушения, выражающегося в неподчинении судебному решению.

Таким образом, право, для практической реализации которого не предусмотрено конкретного механизма, т. е. не сконструировано надлежащего правоотношения, либо остается только декларацией, либо превращается в некие уродливые юридические конструкции, противоречащие сущности и назначению такого права.

Довольно удачно с точки зрения конкретизации правоотношений, в которых реализуется право ребенка на общение с родителями и иными кровными родственниками, сконструирована ст. 55 СК РФ: «Ребенок имеет право на общение с обоими родителями, дедушкой, бабушкой, братьями, сестрами и другими родственниками. Расторжение брака родителей, признание его недействительным или раздельное проживание родителей не влияют на права ребенка.

В случае раздельного проживания родителей ребенок имеет право на общение с каждым из них. Он имеет право на общение со своими родителями также в случае их проживания в разных государствах.

Ребенок, находящийся в экстремальной ситуации (задержание, арест, заключение под стражу, нахождение в лечебном учреждении и другое), имеет право на общение со своими родителями и другими родственниками в порядке, установленном законом».

Таким образом, из смысла и. 1 данной статьи следует, что именно родители обязаны обеспечивать общение ребенка с другими родственниками (дедушкой, бабушкой, братьями, сестрами и др.). Характерно, что норма данной статьи полностью согласуется со ст. 66 СК РФ, в которой предусмотрена обязанность родителя, проживающего совместно с ребенком, не препятствовать его общению с родителем, проживающим отдельно. Таким образом, создавая препятствия к общению с ребенком отдельно проживающему родителю, родитель, проживающий совместно с ребенком, совершает, выражаясь языком уголовного права, «идеальную совокупность» семейных правонарушении: нарушая права родителя, он тем самым одновременно нарушает права ребенка.

В данной статье, хотя и в неявной форме, зафиксировано требование Конвенции о правах ребенка к странам-участницам обеспечивать общение ребенка с родителями, проживающими в разных государствах, путем свободного выезда его за пределы страны проживания и свободного возвращения. Таким образом, помимо чисто семейных правоотношений по поводу общения ребенка с родителями и другими кровными родственниками указанное его право реализуется в административных правоотношениях о въезде ребенка в Российскую Федерацию и выезде за пределы Российской Федерации.

Из смысла п. 2 ст. 55 СК РФ следует, что право ребенка на общение с родителями и другими родственниками реализуется в ряде процедурных и процессуальных правоотношений, складывающихся в сфере деятельности правоохранительных органов, медицинских организаций и иных структур, где может оказаться ребенок при возникновении экстремальной ситуации. Однако ни в обычной, ни в экстремальной ситуации реализация права ребенка на общение с родителями и иными родственниками не предполагает встречной обязанности указанных субъектов общаться с ребенком. К примеру, нельзя принудительно возложить на родителя, проживающего отдельно от ребенка, на дедушку и бабушку, на других родственников обязанность общаться с ним, если они сами этого не желают. Правда, если родитель длительное время без уважительных причин не общается с ребенком, не принимает участия в его воспитании, это может повлечь для него ряд неблагоприятных последствий, в частности усыновление ребенка без его согласия. Таким образом, умолчание в ст. 55 СК РФ об обязанности отдельно проживающего родителя общаться с ребенком дает основания для двоякого толкования указанных выше неблагоприятных последствий: с одной стороны, можно считать, что такая обязанность существует, а усыновление без согласия родителей есть не что иное, как мера юридической ответственности за ее неисполнение. С другой стороны, можно также считать, что такой обязанности на родителя не возлагается, а усыновление ребенка без его согласия не является санкцией, а относится к иным мерам защиты законных интересов ребенка. Предпочтительным представляется первый вариант толкования с учетом того, что ст. 38 Конституции РФ и ст. 61 СК РФ исходят из принципа равенства прав и обязанностей родителей в правоотношениях по воспитанию детей.

Что же касается возможностей реализации права ребенка на общение с другими кровными родственниками, то следует признать, что практически невозможно обеспечить эффективными гарантиями реализацию права ребенка общаться с ними, так как нельзя их к этому принудить. В этом смысле можно констатировать, что право ребенка на общение с кровными родственниками по своему содержанию значительно богаче и обладает более высоким потенциалом, чем практические возможности его реализации.

Однако представляется, что в некоторых случаях законодатель мог бы использовать возможности стимулировать общение с несовершеннолетним ребенком его кровных родственников, по крайней мере самых близких: дедушки, бабушки, братьев и сестер. В качестве средства стимулирования можно было бы использовать возможности алиментного законодательства, в частности предусмотреть возможность освобождения от уплаты алиментов на содержание нетрудоспособных совершеннолетних нуждающихся в помощи братьев и сестер, а также нетрудоспособных нуждающихся в помощи бабушки и дедушки, если они в прошлом не принимали участия в воспитании или содержании соответственно внука (внучки) или брата (сестры) без уважительных причин. Если подобное основание для уплаты алиментов предусмотрено для лиц, не являющихся кровными родственниками плательщика алиментов, в частности для отчима (мачехи) и для фактического воспитателя, то спрашивается: почему этого нельзя предусмотреть в отношении более близких лиц, в частности кровных родственников ребенка

В соответствии со ст. 56 СК РФ ребенок имеет право на защиту своих прав и законных интересов (и. 1), в том числе право на защиту от злоупотреблений со стороны родителей и заменяющих их лиц (и. 2). В качестве обязанных субъектов правоотношений, в которых реализуется данное право, выступают родители, усыновители, опекуны и попечители, а также государство в лице органов опеки и попечительства и в лице прокурора и суда как субъектов процессуальных правоотношений. К таким субъектам можно отнести также должностных лиц организаций и иных граждан, если им станет известно об угрозе жизни и здоровью ребенка, о нарушении его прав и законных интересов. Правда, эта обязанность не связана с защитой его нарушенных прав, поскольку они обязаны лишь сообщить об этом в орган опеки и попечительства по месту фактического нахождения ребенка. Как известно, эта обязанность носит декларативный характер, так как ответственность за ее неисполнение не возлагается ни на должностных лиц, ни тем более на иных граждан.

Если в данной статье обязанности родителей, иных законных представителей и органов опеки и попечительства по защите прав и законных интересов ребенка, в том числе от злоупотреблений со стороны родителей и заменяющих их лиц, обозначены достаточно четко, то этого нельзя сказать о возможностях самого ребенка реализовать свое право на защиту в судебном порядке, поскольку в СК РФ и в ГПК РФ нет четкого обозначения категории дел и характера исковых требований для обращения ребенка в суд за защитой его нарушенных прав. Можно с уверенностью констатировать, что по достижении 14-летнего возраста ребенок вправе самостоятельно обратиться в суд лишь с иском об установлении или об оспаривании отцовства или материнства, но только как несовершеннолетний родитель (ст. 62 СК РФ), а не как ребенок в отношении своего отца или своей матери, хотя установление отцовства в органах загса или в судебном порядке в отношении уже подросшего ребенка не всегда соответствует его желанию и отвечает его интересам.

Четко регламентировано также право усыновленного ребенка на самостоятельное обращение в суд с иском об отмене усыновления. Однако никаких других возможностей для самостоятельного обращения несовершеннолетнего в суд за защитой нарушенных личных семейных прав ни СК РФ, ни ГПК РФ не предоставляют. Справедливости ради необходимо отметить, что в Семейном кодексе Украины предусмотрено значительно больше возможностей для реализации права несовершеннолетнего на защиту своих прав и интересов. В соответствии со ст. 165 Семейного кодекса Украины ребенок по достижении возраста 14 лет вправе обращаться в суд с иском о лишении родителей или одного из них родительских прав. В то время как из смысла ст. 71 СК РФ вовсе не следует, что подобная возможность предоставлена несовершеннолетним детям также в России – скорее наоборот, обращение детей с таким иском к родителям невозможно.

В соответствии со ст. 57 СК РФ: «Ребенок вправе выражать свое мнение при решении в семье любого вопроса, затрагивающего его интересы, а также быть заслушанным в ходе любого судебного или административного разбирательства. Учет мнения ребенка, достигшего возраста десяти лет, обязателен, за исключением случаев, когда это противоречит его интересам».

Что касается правоотношений, в которых может быть реализовано право ребенка выражать свое мнение о решении в семье любого вопроса, затрагивающего его интересы, то соответствующая норма сконструирована, как представляется, с серьезными дефектами, делающими ее во многих отношениях скорее декларативной, чем реально исполняемой. Во-первых, на родителей и заменяющих их лиц прямо не возлагается даже пассивной обязанности – не препятствовать ребенку выражать свое мнение, не говоря уже об активной обязанности – считаться с ним и учитывать его при решении соответствующих вопросов жизни семьи. Следовательно, данное внутрисемейное правоотношение является скорее абстрактным, чем конкретным, скорее умозрительным, чем реально обеспечиваемым законом, поскольку от родителей нельзя потребовать надлежащего исполнения их обязанности прислушиваться к мнению ребенка и считаться с ним, ведь такая обязанность прямо не сформулирована. В соответствии со ст. 145 СК РФ органы опеки и попечительства обязаны учитывать мнение несовершеннолетнего при определении формы устройства ребенка, оставшегося без попечения родителей, и при назначении ему опекуна. Отсюда следует, что в акте о назначении опекуна ребенку, не достигшему возраста 10 лет, его мнение должно быть отражено.

Во-вторых, в ст. 57 СК РФ предусмотрено, что ребенок вправе быть заслушанным в ходе любого судебного или административного разбирательства, однако процедура такого заслушивания не предусмотрена, что дает возможность судам и органам, рассматривающим дела об административных правонарушениях, игнорировать это положение. Но даже если ребенок и был заслушан в ходе судебного или административного разбирательства, то не решен вопрос: обязательны ли анализ этого мнения и реакция на него соответствующего органа в мотивировочной части судебного решения или административного акта? Причем если такой анализ не обязателен, то спрашивается: зачем заслушивать мнение ребенка

В-третьих, представляется, что понятие «учет мнения ребенка» в известной мере отождествляется с понятием «согласие с мнением ребенка». Так, в ст. 57 СК РФ предусмотрено, что учет мнения ребенка, достигшего возраста 10 лет, обязателен, за исключением случаев, когда это противоречит его интересам. Думается, что учет мнения ребенка, особенно достигшего 10-летнего возраста, должен быть обязателен во всех случаях, т. е. в соответствующем судебном или административном акте должно быть выражено отношение к этому мнению: с ним можно мотивированно согласиться или не согласиться, но нельзя его полностью игнорировать. Если мнение ребенка противоречит его интересам, с ним не следует соглашаться, но необходимо мотивировать такое несогласие. Таким образом, в соответствующем изменении нуждается сам подход к регулированию отношений, складывающихся при реализации права ребенка выражать свое мнение.

В комплекс личных семейных прав несовершеннолетних входит, как нам представляется, право давать согласие на совершение в отношении них определенных семейно-правовых актов.

В гл. 11 СК РФ такое право именно как личное право ребенка прямо не сформулировано; в соответствии со ст. 57 СК РФ оно является как бы составной частью права ребенка выражать свое мнение по всем вопросам жизни семьи, затрагивающим его интересы. В данной статье указано: «В случаях, предусмотренных настоящим Кодексом (статьи 59, 72, 132, 134, 136, 143, 145), органы опеки и попечительства или суд могут принять решение только с согласия ребенка, достигшего возраста десяти лет». Согласно СК РФ речь при этом идет о таких юридических актах, как:

• изменение фамилии или имени ребенка: «Изменение имени и (или) фамилии ребенка, достигшего возраста десяти лет, может быть произведено только с его согласия» (ст. 59);
• восстановление в родительских правах родителей ребенка или одного из них, если они лишены родительских прав: «Восстановление в родительских правах в отношении ребенка, достигшего возраста десяти лет, возможно только с его согласия» (ст. 72);
• усыновление ребенка: «Для усыновления ребенка, достигшего возраста десяти лет, необходимо его согласие. Если до подачи заявления об усыновлении ребенок проживал в семье усыновителя и считает его своим родителем, усыновление, в порядке исключения, может быть произведено без получения согласия усыновляемого ребенка» (ст. 132);
• изменение фамилии, имени и отчества усыновленного ребенка: «Изменение фамилии, имени и отчества усыновленного ребенка, достигшего возраста десяти лет, может быть произведено только с его согласия, за исключением случаев, предусмотренных пунктом 2 статьи 132 настоящего Кодекса» (ст. 134);
• запись усыновителей в качестве родителей усыновленного ребенка: «Для совершения такой записи в отношении усыновленного ребенка, достигшего возраста десяти лет, необходимо его согласие, за исключением случаев, предусмотренных пунктом 2 статьи 132 настоящего Кодекса» (ст. 136);
• изменение фамилии, имени и отчества ребенка при отмене усыновления: «Суд также разрешает вопрос, сохраняются ли за ребенком присвоенные ему в связи с его усыновлением имя, отчество и фамилия. Изменение имени, отчества или фамилии ребенка, достигшего возраста десяти лет, возможно только с его согласия» (ст. 143);
• назначение опекуна ребенку, оставшемуся без попечения родителей: «Назначение опекуна ребенку, достигшему возраста десяти лет, осуществляется с его согласия» (ст. 145).

С учетом сказанного представляется, что право давать согласие на совершение в отношении ребенка юридических актов, если можно так выразиться, статусного характера по его юридической значимости для ребенка нельзя считать простым правомочием, входящим в состав сложного субъективного права – права выражать свое мнение, которое само по себе гораздо менее значимо по сравнению с правом давать согласие на совершение указанных в законе юридических актов.

В соответствии со ст. 58 СК РФ ребенок имеет право на имя, отчество и фамилию. Имя ребенку дается по соглашению родителей, отчество присваивается по имени отца, если иное не предусмотрено законами субъектов РФ или не основано на национальном обычае. Фамилия ребенка определяется фамилией родителей. При разных фамилиях родителей ребенку присваивается фамилия отца или фамилия матери по соглашению родителей, если иное не предусмотрено законами субъектов РФ. При отсутствии соглашения между родителями относительно имени и (или) фамилии ребенка возникшие разногласия разрешаются органом опеки и попечительства. Если отцовство не установлено, имя ребенку дается по указанию матери, отчество присваивается по имени лица, записанного в качестве отца ребенка, фамилия – по фамилии матери.

В соответствии со ст. 145 Семейного кодекса Украины, например, родители, если они носят разные фамилии, вправе соединить их и присвоить ребенку двойную фамилию. Ребенку может быть дано не более двух имен, если иное не следует из обычаев национальных меньшинств, к которым принадлежит мать и (или) отец. Спор между родителями по поводу присвоения ребенку фамилии, имени и отчества решается органами опеки («заботы») или судом.

Понятно, что новорожденный ребенок не может самостоятельно реализовать свое право на имя в широком смысле, включая собственно имя, фамилию и отчество. Устанавливая порядок присвоения ребенку фамилии, имени и отчества, закон исходит прежде всего из необходимости учитывать волю родителей, поскольку при наличии соглашения между ними ни орган опеки и попечительства, ни какой-либо иной орган не вправе вмешиваться в решение данного вопроса, даже при явной несуразности выбранного родителями имени, заведомо противоречащем интересам ребенка. Органы опеки и попечительства окончательно решают вопрос о присвоении ребенку фамилии, имени и отчества лишь в случае разногласий между родителями. Такой подход законодателя не исключает возможность присвоения ребенку нелепого или неблагозвучного имени. Подобная позиция законодателя вряд ли может быть оправдана недопустимостью произвольного вмешательства кого-либо в дела семьи, поскольку забота об охране и защите интересов детей должна быть последовательным приоритетным направлением всей деятельности государства, включая законодательную деятельность. Вполне оправданным было бы предоставление органам опеки и попечительства права окончательно решать вопрос о присвоении ребенку фамилии и (или) имени не только при отсутствии соглашения между родителями, но и в случаях, когда выбранное родителями для ребенка имя либо фамилия одного из родителей при их разных фамилиях явно оскорбительные, неблагозвучные или нелепые.

Правда, фамилия, имя и отчество ребенка могут быть в дальнейшем изменены, что предусмотрено ст. 59 СК РФ. «По совместной просьбе родителей до достижения ребенком возраста четырнадцати лет орган опеки и попечительства исходя из интересов ребенка вправе разрешить изменить имя ребенку, а также изменить присвоенную ему фамилию на фамилию другого родителя». Если родители проживают раздельно и родитель, с которым проживает ребенок, желает присвоить ему свою фамилию, орган опеки и попечительства разрешает этот вопрос в зависимости от интересов ребенка и с учетом мнения другого родителя. Учет мнения родителя не обязателен при невозможности установления его места нахождения, лишении его родительских прав, признании недееспособным, а также в случаях уклонения родителя без уважительных причин от воспитания и содержания ребенка. Если ребенок рожден от лиц, не состоящих в браке между собой, и отцовство в законном порядке не установлено, орган опеки и попечительства исходя из интересов ребенка вправе разрешить изменить его фамилию на фамилию матери, которую она носит в момент обращения с такой просьбой. Изменение имени и (или) фамилии ребенка, достигшего возраста 10 лет, может быть произведено только с его согласия.

Статья 148 Семейного кодекса Украины, например, содержит ряд весьма интересных положений относительно изменения фамилии ребенка. Во-первых, по достижении ребенком возраста семи лет она может быть изменена только с его согласия. Во-вторых, если между родителями возник спор по поводу изменения ребенку фамилии, суд при его разрешении принимает во внимание исполнение каждым из родителей своих родительских обязанностей в отношении данного ребенка, иные обстоятельства, имеющие существенное значение, и решает данный вопрос, исходя из того, какая фамилия более соответствует интересам ребенка.

То обстоятельство, что в Российской Федерации закон не требует для перемены фамилии, имени и (или) отчества ребенка обязательного согласия второго родителя и ограничивается учетом лишь его мнения, само по себе заслуживает одобрения. Возникает лишь один вопрос, который может породить разночтения в правоприменительной практике. Дело в том, что закон не считает обязательным учет мнения второго родителя, если он признан судом недееспособным, лишен родительских прав либо если он без уважительных причин уклонялся от воспитания и содержания ребенка, а также при невозможности установления его места нахождения. Отсюда следует, что учет мнения лица, ограниченного в родительских правах, а также родителя, который без уважительных причин уклонялся от воспитания ребенка, хотя и выплачивал ему алименты, пусть даже нерегулярно и в мизерных суммах, является обязательным. И вновь мы сталкиваемся с необходимостью уяснить смысловое значение термина «учет мнения». В данном случае, так же как и в отношении учета мнения ребенка, учет мнения одного из родителей означает лишь то, что органы опеки и попечительства обязаны выяснить его мнение и проанализировать его при принятии решения о целесообразности или о необоснованности изменения имени ребенка. Думается, что было бы достаточно указать в законе на необязательность учета мнения родителя, который без уважительных причин уклонялся от воспитания или содержания ребенка.

Фамилия, имя и отчество ребенка могут быть изменены также при его усыновлении. В соответствии с п. 2 ст. 134 СК РФ по просьбе усыновителя усыновленному ребенку присваивается фамилия усыновителя, а также указанное им имя. Отчество ребенка присваивается по имени усыновителя, если усыновитель мужчина, а при усыновлении ребенка женщиной – по имени лица, указанного ею в качестве отца усыновленного ребенка. При разных фамилиях супругов-усыновителей усыновленному ребенку присваивается фамилия одного из них по их соглашению.

Анализ норм, содержащихся в ст. 59 СК РФ, порождает прежде всего вопрос о том, имеет ли несовершеннолетний ребенок право на изменение фамилии, имени и отчества. Представляется, что это скорее право родителей, чем право ребенка. Данное право родителей является срочным и действует до достижения ребенком возраста 14 лет, после чего его приобретает сам ребенок. Отсюда напрашивается вывод, что в отличие от других прав, перечисленных в гл. 11 СК РФ, право ребенка на перемену имени в любом его значении возникает как личное право только по достижении возраста 14 лет. Однако в таком случае возникает вопрос: почему данная норма оказалась помещенной в гл. 11 СК РФ, специально посвященную правам несовершеннолетних детей? Объяснить это можно следующим образом: в ст. 59 СК РФ закреплено право ребенка, достигшего возраста 10 лет, давать согласие на изменение его фамилии, имени и (или) отчества. Такое же право закреплено в отношении усыновленного ребенка в ст. 134 СК РФ.

Вместе с тем, что касается права ребенка, достигшего 14 лет, на перемену фамилии, имени и (или) отчества, следует отметить, что это право, будучи бесспорно личным правом ребенка, закреплено не в ст. 59 СК РФ, как подсказывает логика; вывод о наличии такого права следует из смысла ст. 58 Федерального закона «Об актах гражданского состояния». Тем самым оказались искусственно разорванными органические связи данного личного права подростка с нормами, содержащимися в гл. 11 СК РФ и закрепляющими весь комплекс личных семейных прав несовершеннолетних детей. Такой просчет в регламентации указанного права приводит к тому, что его реализация без достаточных оснований затруднена. Дело в том, что ребенок, достигший возраста 14 лет, если он в установленном порядке не приобрел полной гражданской дееспособности, вправе требовать перемены имени (в широком его значении) только с согласия обоих родителей. При отсутствии такого согласия перемена имени ребенка производится по решению суда. При этом закон не только не содержит оговорок, подобных той, которая содержится в ст. 59 СК РФ, но вообще не допускает возможности перемены имени ребенка после достижения им возраста 14 лет без согласия второго родителя, признанного судом, к примеру, недееспособным, безвестно отсутствующим либо лишенного родительских прав.

Такое несоответствие между нормами гражданского и семейного права трудно разумно обосновать. Если законодатель счел возможным считать необязательным мнение второго родителя при перемене фамилии, имени и (или) отчества в отношении ребенка более младшего возраста, то еще больше оснований имеется для того, чтобы при наличии обстоятельств, указанных в ст. 59 СК РФ, считать необязательным согласие второго родителя на перемену ребенком имени, так как чаще всего у подросшего ребенка давно уже прерваны связи с таким родителем. Именно потому, что он вообще не помнит своего отца или больше не желает иметь с ним ничего общего, он и обращается с просьбой о перемене фамилии и отчества.

Для того чтобы без необходимости не изменять законодательного решения данного вопроса, можно было бы устранить указанный просчет путем применения органами загса ст. 59 СК РФ по аналогии. Однако представляется, что такая возможность полностью отсутствует. Во-первых, не вполне ясно, могут ли применить аналогию закона сами органы загса или это прерогатива суда? Думается, что в деятельности органов загса применение законодательства по аналогии исключается, поскольку сам Федеральный закон «Об актах гражданского состояния» ориентирует на то, чтобы в тех случаях, когда необходимо глубокое и тщательное исследование обстоятельств дела, принималось бы судебное решение, на основании которого органы загса могли бы произвести регистрацию соответствующих актов гражданского состояния.

Во-вторых, для применения аналогии закона в данном случае нет достаточных оснований, так как пробела в законе фактически нет, поскольку в ст. 58 указанного Федерального закона данный вопрос решен путем императивного регулирования. Наконец, в-третьих, в данном случае обсуждается возможность применения по аналогии не гражданского права при регулировании семейных отношений и разрешении семейных споров, а наоборот, речь идет о применении по аналогии норм семейного права для регулирования отношений, являющихся предметом гражданского права, к числу которых в настоящее время относятся отношения по поводу государственной регистрации актов гражданского состояния. И если вопрос о возможности применения для регулирования семейных отношений норм гражданского права по аналогии или субсидиарно вполне ясен (ст. 4, 5 СК РФ), то ГК РФ не предусматривает возможности применения в гражданских правоотношениях норм семейного права ни по аналогии, ни субсидиарно.

Итак, для устранения искусственно созданных самим же законодателем трудностей реализации ребенком, достигшим возраста 14 лет, его личного права на перемену фамилии, имени и (или) отчества необходимо новое законодательное решение. Прежде всего норма, закрепляющая это право, должна быть предусмотрена не только в ст. 58 Федерального закона «Об актах гражданского состояния», но и в ст. 59 СК РФ. Вопрос об учете мнения родителя, проживающего отдельно от подростка, желающего переменить фамилию, имя и (или) отчество, следует решить так же, как он решен в отношении ребенка, не достигшего возраста 14 лет.

Явно нуждается в совершенствовании законодательство о перемене фамилии, имени и отчества усыновленного ребенка. В отличие от положений, содержащихся в ст. 59 СК РФ, согласно которым органы опеки вправе, но не обязаны разрешать родителям изменение фамилии, имени и (или) отчества ребенка, исходя исключительно из его интересов, в ст. 134 СК РФ этот вопрос решается по-иному. Несмотря на то что в соответствии с и. 5 данной статьи вопрос об изменении фамилии, имени и отчества усыновленного ребенка должен быть решен судом, что обязательно отражается в судебном решении, суд не обладает в данном вопросе каким-либо усмотрением. Этот вывод следует из грамматического толкования норм, содержащихся в ст. 134 СК РФ, в которых закон использует выражения, не оставляющие никакой альтернативы: «изменяется», «присваивается», «записывается». Таким образом, суд, если об этом просит усыновитель, обязан изменить усыновленному ребенку фамилию, имя и отчество, даже если такое решение не отвечает его интересам. Понятно, что в данном случае изменение фамилии, имени и отчества усыновленного ребенка является одним из средств, обеспечивающих сохранение тайны усыновления. Однако могут быть ситуации, при которых это может не соответствовать интересам ребенка, например в тех случаях, когда усыновляется ребенок погибших родителей, известных своими заслугами перед Россией, каким-либо ее регионом и т. п. Вряд ли сохранение тайны усыновления в подобных случаях больше соответствует интересам усыновленного ребенка, чем сохранение памяти о его заслуженных родителях. Думается, что данный вопрос следовало бы решить аналогично тому, как он решается в ст. 143 СК РФ при отмене усыновления, а именно решение вопроса о сохранении фамилии, имени и отчества ребенка, полученных при усыновлении, отдается целиком на усмотрение суда. Понятно, что в решении суда об отмене усыновления должна быть приведена мотивировка целесообразности или, напротив, нецелесообразности сохранения присвоенных ребенку при усыновлении фамилии, имени и отчества.

Итак, анализ ряда норм, регламентирующих личные права несовершеннолетних детей, доказывает, во-первых, важность глубокого исследования всего комплекса правоотношений, в которых реализуются их права, а во-вторых, явное несовершенство многих положений гл. 11 СК РФ именно с позиций четкого обеспечения правовых возможностей для их максимальной реализации.

Семейно-имущественные права несовершеннолетних и их реализация

Семейно-правовой статус несовершеннолетних образуют не только личные неимущественные, но также и имущественные права. Без закрепления этих прав в действующем семейном законодательстве, без их реализации в конкретных семейно-имущественных правоотношениях было бы практически невозможно создать надлежащую материальную базу для реализации основополагающего личного права ребенка – права жить и воспитываться в семье. В системе семейно-имущественных прав принято выделять право указанных в законе субъектов семейных правоотношений на получение содержания и права на имущество, в частности право собственности и право пользования имуществом. Именно в такой системе размещены нормы, содержащиеся в ст. 60 CК РФ.

В соответствии с п. 1,2 данной статьи ребенок имеет право на получение содержания от своих родителей и других членов семьи в порядке и в размерах, которые установлены законом. Вдействующем СК РФ нормы о праве детей на получение содержания от родителей размещены в ст. 80–84. Суммы, причитающиеся ребенку в качестве алиментов, пенсий, пособий, поступают в распоряжение родителей (лиц, их заменяющих) и расходуются ими на содержание, воспитание и образование ребенка.

Суд по требованию родителя, обязанного уплачивать алименты на несовершеннолетних детей, вправе вынести решение о перечислении не более 50 % суммы алиментов, подлежащих выплате, на счета, открытые на имя несовершеннолетних детей в банках.

В гл. 15 СК РФ содержатся нормы, закрепляющие право несовершеннолетних братьев и сестер на получение содержания от своих взрослых братьев и сестер, а также право несовершеннолетних внуков на получение содержания от бабушки и дедушки. Несовершеннолетние нуждающиеся в помощи братья и сестры в случае невозможности получения содержания от своих родителей имеют право на получение в судебном порядке алиментов от своих трудоспособных совершеннолетних братьев и сестер, обладающих необходимыми для этого средствами (ст. 93 СК РФ). Несовершеннолетние нуждающиеся в помощи внуки в случае невозможности получения содержания от своих родителей имеют право на получение в судебном порядке алиментов от своих дедушки и бабушки, обладающих необходимыми для этого средствами (ст. 94 СК РФ).

Нельзя, однако, с достоверностью утверждать, что действующие СК РФ и ГПК РФ дают ребенку по достижении им возраста 14 лет возможность самостоятельно обращаться в суд с иском о взыскании алиментов либо об изменении, расторжении или о признании недействительным соглашения об уплате алиментов, хотя он и признается субъектом алиментного обязательства и субъектом соглашения об уплате алиментов, которое он заключает с согласия своего законного представителя.

Представляется, что именно ребенок, а не его законный представитель должен быть стороной в таком соглашении. Это означает, что он может самостоятельно оспаривать соглашение или при его отсутствии предъявлять иск о взыскании алиментов. Однако для полной ясности в данном вопросе необходимо внести соответствующие дополнения в гл. 16 и в ст. 106 СК РФ.

И вновь мы обращаемся к нормотворческому опыту Украины: из смысла ст. 179 Семейного кодекса Украины следует, что ребенок с указанного возраста вправе самостоятельно получать алименты и распоряжаться ими. Из этого можно сделать предположения, что ребенок вправе также обращаться в суд с иском о взыскании алиментов.

Суды иногда выносят решения о взыскании алиментов на содержание несовершеннолетних детей в пользу родителя-истца или иного законного представителя. Такая формулировка в резолютивной части решения, перенесенная в исполнительный лист, может создать дополнительные трудности и конфликтные ситуации при исполнении судебного решения и поставить под угрозу имущественные интересы ребенка. Поскольку в подобных решениях получателем алиментов выступает не ребенок, а его законный представитель, он является взыскателем в исполнительном производстве, следовательно, от него целиком зависит реальное получение ребенком алиментов. Лицо, в пользу которого они взысканы, может по договоренности с плательщиком алиментов в любой момент отозвать исполнительный документ, чему не смогут воспрепятствовать ни судебный пристав-исполнитель, ни органы опеки и попечительства. Суды должны иметь в виду, что получателем алиментов при этом является несовершеннолетний ребенок, и взыскивать алименты в его пользу и на его содержание. В исполнительном производстве по делам о взыскании алиментов взыскателем также должен быть ребенок. Это не создаст никаких трудностей его законному представителю при получении соответствующих денежных сумм с места работы плательщика алиментов или от судебного пристава и при распоряжении этими средствами.

Пунктом 3 ст. 60 CК РФ установлено, что ребенок имеет право собственности на доходы, полученные им, имущество, полученное им в дар или в порядке наследования, а также на любое другое имущество, приобретенное на его средства. В соответствии с п. 5 ст. 38 СК РФ при разделе имущества супругов не подлежат разделу вклады, внесенные родителями или одним из них на имя их общих несовершеннолетних детей. При этом один из супругов не вправе оспаривать действительность договора банковского вклада, заключенного другим супругом в пользу их общего несовершеннолетнего ребенка, по мотивам отсутствия его согласия на заключение такого договора, поскольку оба родителя обязаны заботиться о материальном благосостоянии и развитии ребенка. Не подлежат разделу также вещи, специально предназначенные для ухода за детьми и для их развития, в частности детская библиотека, музыкальные инструменты, школьные и спортивные принадлежности и т. п. Они передаются тому из родителей, с кем будут совместно проживать дети.

Право ребенка на распоряжение принадлежащим ему на праве собственности имуществом определяется ст. 26 и 28 ГК РФ. При осуществлении родителями правомочий по управлению имуществом ребенка на них распространяются правила, установленные гражданским законодательством в отношении распоряжения имуществом подопечного (ст. 37 ГК РФ). Это означает, что на родителей при управлении имуществом детей полностью распространяются нормы о правовом режиме имущества подопечного, установленные ст. 18–21 Федерального закона «Об опеке и попечительстве». К примеру, родители так же, как и опекуны (попечители), не вправе совершать сделки с имуществом детей либо давать им письменное согласие на их совершение без получения предварительного согласия на совершение таких сделок органами опеки и попечительства, если по закону такое согласие требуется.

Ребенок не имеет права собственности на имущество родителей, и родители не имеют права собственности на имущество ребенка. Дети и родители, проживающие совместно, могут владеть и пользоваться имуществом друг друга по взаимному согласию (и. 4 ст. 60 CК РФ). Если в соответствии с и. 2 ст. 39 СК РФ при разделе общей совместной собственности супругов суд, принимая во внимание интересы несовершеннолетних детей, отступает от принципа равенства долей и увеличивает супругу, с которым остаются проживать дети, долю в общей совместной собственности, это вовсе не означает, что суд выделяет часть имущества несовершеннолетним детям. Оно переходит в собственность супруга и не принадлежит детям.

В случае возникновения права общей собственности родителей и детей их права на владение, пользование и распоряжение общим имуществом определяются гражданским законодательством (п. 5 ст. 60). Чаще всего право общей собственности родителей и детей возникает по поводу жилого помещения, полученного ими в результате приватизации государственного или муниципального жилого фонда.

Можно было бы остановиться еще на ряде проблем, касающихся содержания и реализации имущественных прав несовершеннолетних в семье, заслуживающих самого пристального внимания. Однако имущественные права несовершеннолетних в современной российской семье и проблемы их реализации уже были предметом тщательного исследования ряда авторов.

Место юридических обязанностей в семейно-правовом статусе несовершеннолетних (проблемы законодательного закрепления и реализации)

По смыслу ст. 64 Конституции РФ основы правового статуса личности составляют положения, предусмотренные гл. 2 Конституции, в которой предусмотрены не только ее права и свободы, но и обязанности, перечень которых не ограничивается положениями, установленными ст. 57–59 Конституции; они могут быть установлены также в текущем законодательстве. Таким образом, правовой статус личности составляют права, свободы и обязанности человека и гражданина, установленные как Конституцией РФ, так и текущим законодательством.

Поскольку, как отмечает М.В.Геллер, в семейно-правовом статусе несовершеннолетних отсутствуют какие бы то ни было обязанности, уместно обратиться к истории данного вопроса в России и зарубежных странах.

Идея о подчинении детей воспитательному воздействию на них взрослых (учителей, родителей, заменяющих их лиц, других наставников) в разные исторические периоды существовала всегда и является актуальной также и в наше время. Внедрение в практику социализации несовершеннолетних происходило с использованием рекомендаций: «сокрушать ребра» – в российском Домострое; нещадной порки, помещении непослушных в специально создаваемые воспитательные учреждения – смирительные дома – в Англии.

В законодательстве некоторых зарубежных государств не только существуют обязанности детей в семье, но и установлены санкции за их неисполнение. В семейном законодательстве Великобритании предусматриваются следующие обязанности несовершеннолетних детей по отношению к родителям: подчиняться родителям, уважать своих родителей, следовать их советам (Закон о семейном праве 1986 г.). В Венгрии в 1953 г. принят Кодекс законов о браке, семье и опеке, в котором узаконена ответственность несовершеннолетних чтить и уважать своих родителей. В соответствии с Законом о семье в Чехии дети обязаны чтить своих родителей. Согласно ст. 371 Гражданского кодекса Франции 1804 г. (кодекса Наполеона) дети любого возраста должны оказывать отцу и матери почтение и уважение. Законодательство Франции наделяет родителей правом обратиться к соответствующему органу с вопросом об аморальном поведении ребенка вплоть до помещения его в детскую колонию.

Исходя из того, что правовой статус несовершеннолетних имеет конституционную основу, можно утверждать, что в соответствии с духом Конституции РФ возможность возложения на несовершеннолетних хотя бы минимальных обязанностей не исключается. Однако СК РФ непосредственно не устанавливает каких-либо личных неимущественных обязанностей несовершеннолетних детей. Можно говорить о наличии личных неимущественных и имущественных прав и обязанностей лишь несовершеннолетних родителей в отношении своих детей, о чем уже говорилось выше. Что касается обязанностей несовершеннолетних детей по отношению к своим родителям и другим кровным родственникам, то в действующем СК РФ не содержится даже намека на их установление. Разумеется, речь идет только о личных неимущественных обязанностях, поскольку о возложении на несовершеннолетних каких-либо имущественных обязанностей в отношении этих лиц говорить не приходится.

Конечно, с позиций чисто нравственных это не значит, что дети могут все получать от родителей, а сами не принимать никакого участия в жизни семьи. Такое поведение не отвечает моральным, нравственным представлениям, согласно которым дети должны в меру своих возможностей помогать в домашней работе, присматривать за своими младшими братьями и сестрами, заботиться о них и помогать всем членам семьи, особенно престарелым, и т. п. С позиций простого здравого смысла, морали и нравственности они обязаны исполнять все те требования, которые в их же интересах им предъявляют родители (соблюдать установленный в семье порядок и т. п.).

К сожалению, действующее семейное законодательство занимает в данном вопросе совершенно иную позицию: провозглашая комплекс прав несовершеннолетних детей, закон не возлагает на них никаких обязанностей. В принципе в позиции законодателя применительно к возложению на несовершеннолетних каких-либо семейных обязанностей ровным счетом ничего не изменилось, если не считать, что в ст. 66 Конституции СССР 1977 г. было закреплено положение о том, что дети обязаны заботиться о своих родителях и оказывать им помощь.

Такая позиция прежнего семейного законодательства (речь идет об отсутствии в прежних семейных кодексах норм об обязанностях несовершеннолетних детей в семье) была вполне последовательной, поскольку закон говорил только о личных неимущественных правах и обязанностях родителей, не выделяя в отношении несовершеннолетних детей ни прав, ни обязанностей. Это, как уже отмечалось, и послужило основанием для критики такого положения, при котором ребенок оказался лишь объектом воспитательного воздействия родителей. Такая критика прежнего законодательства получила распространение в науке семейного права лишь после ратификации Конвенции о правах ребенка и особенно – после принятия действующего СК РФ. Ранее никто не оспаривал того факта, что несовершеннолетние дети не должны нести никаких обязанностей, так как за их неисполнение или ненадлежащее исполнение невозможно применить какие-либо юридические санкции. Таким образом, обязанности несовершеннолетних детей, если бы они были возложены на них законом, были бы только декларативными. Поэтому, на наш взгляд, сама доктрина о невозможности возложения на несовершеннолетних каких-либо юридических обязанностей как раз сформировалась потому, что у них в то время не было никаких прав. Однако в условиях сильнейшего воздействия на детей единой идеологии и единого представления о морали и нравственности даже не требовалось четкого правового регулирования отношений между ними и родителями в смысле распределения между ними прав и обязанностей.

Как уже отмечалось, этого нельзя сказать о действующем СК РФ. В современном семейном законодательстве основополагающим является принцип абсолютного приоритета интересов ребенка. Согласно этому принципу интересы родителей целиком определяются интересами несовершеннолетних детей. Таким образом, интересами ребенка определяется правовое положение не только его самого, но и его родителей. Законодатель исходит из того, что в правоотношениях с участием несовершеннолетних детей у родителей в принципе не должно быть никаких иных интересов, кроме интересов детей.

Однако, как справедливо отмечает М.В. Антокольская, интересы родителей не должны вообще игнорироваться или безоговорочно приноситься в жертву интересам детей. Это прежде всего негуманно по отношению к родителям и нецелесообразно с воспитательной точки зрения, поскольку такая позиция законодателя может оказать вредное влияние на ребенка, способствовать развитию его эгоизма. В условиях современной России абсолютизация прав и свобод детей в обществе, где утрачены религиозно-нравственные идеалы, таит в себе опасность. В настоящее время не редки случаи откровенно циничного поведения подрастающего поколения, которое уже очень хорошо знает свои личные права и совершенно не задумывается при этом о своих обязанностях в обществе, и в первую очередь перед своими родителями. И это несмотря на то, что на Руси издревле родители пользовались особым почитанием у своих детей и что действующей Конституцией РФ провозглашена обязанность трудоспособных детей, достигших возраста 18 лет, заботиться о нетрудоспособных родителях (ст. 38), которая не исключает и ее личную неимущественную сторону.

В связи с этим в течение продолжительного периода времени среди теоретиков дискутируется вопрос о возможности включения в правовой статус несовершеннолетних также и обязанности детей принимать на себя воспитательное воздействие.

Ряд авторов полагает, что обязанности детей в семье определяются только нормами морали, поскольку обязать их принудительно исполнять обязанности с помощью закона невозможно. Представляется верным высказывание О.И. Цибулевской, что ценности, закрепленные в праве, должны обрести вид системы, исключающей неравнозначность и разбалансированность прав и обязанностей. В то же время нельзя не согласиться и с мнением А.М. Нечаевой о том, что несовершеннолетние не смогут нести правовой ответственности за неисполнение обязанностей личного характера в случае закрепления их в законе. Однако данное обстоятельство, как думается, все же не должно служить препятствием к закреплению в законе, хотя бы в декларативном порядке, личных неимущественных семейных обязанностей детей.

Следует отметить, что практически сразу же после принятия СК РФ в науке семейного права было обращено внимание на порочность юридической конструкции родительского правоотношения, в котором праву родителей на воспитание детей не противостоят обязанности детей «быть воспитуемыми», т. е. испытывать на себе меры воспитательного воздействия со стороны родителей, повиноваться их разумным требованиям. В связи с этим представители науки семейного права высказывались за закрепление указанных пассивных обязанностей несовершеннолетних детей в родительском правоотношении. В частности, обращалось внимание на то, что абсолютный и относительный характер права родителей на воспитание детей проявляется в разных правоотношениях. Если речь идет об абсолютном праве на воспитание, то данному праву корреспондирует пассивная обязанность всех третьих лиц не препятствовать активному поведению родителей, направленному на осуществление данного права. Исходя из этого, родители сами вправе выбирать место жительства ребенка, способ его обучения, организовать для него лечение, летний отдых и т. п. В другом правоотношении, в котором родители вправе выбирать методы и способы сознательного целенаправленного воздействия на психику ребенка, в чем и состоит его воспитание, данному праву должна корреспондировать также пассивная обязанность ребенка «поддаваться воспитанию». Именно в этом правоотношении действуют положения, установленные ст. 65 СК РФ о том, что осуществление родителями своего права на воспитание не должно быть связано с грубым, жестоким поведением родителей, унижающим честь и достоинство ребенка, не должно наносить вред его физическому, психическому, нравственному и духовному развитию.

Учитывая изложенное, представляется, что в СК РФ необходимо внести следующие дополнения: гл. 11 СК РФ переименовать – «Права и обязанности несовершеннолетних детей»; дополнить данную главу ст. 54^2^, в которой предусмотреть нормы:

а) о пассивных обязанностях детей в отношении их родителей, заключающихся в послушании, уважении последних, воздержании от совершения поступков, противоречащих интересам семьи;

б) об активных обязанностях детей, состоящих в оказании посильной помощи семье.

Эти положения, если они будут закреплены в законе, должны несомненно оказать благотворное влияние не только на взаимоотношения детей и родителей, но и на развитие семейных отношений в целом. Как представляется, не только сами родители и другие участники семейных правоотношений, но и государство в лице законодательной власти должны общими усилиями искать и находить разумный компромисс в правовом регулировании отношений между родителями и детьми и учитывать не только общие, но и индивидуальные интересы как родителей, так и детей. Анализ содержания отдельных видов личных неимущественных семейных отношений и особенностей осуществления личных неимущественных прав и исполнения обязанностей как нельзя более убедительно доказывает то, что в действующем СК РФ личные неимущественные внутрисемейные отношения урегулированы нормами права весьма скудно. В частности, несмотря на то что права детей, а также права и обязанности родителей регламентированы более или менее полно и четко, тем не менее и здесь едва ли не большинство норм далеки от совершенства и нуждаются в существенном изменении. Пока в российском обществе не произойдет возрождения духовных, нравственных и культурных ценностей, право остается самым серьезным регулятором всех сфер семейных отношений, как имущественной, так и личной неимущественной, с помощью правовых норм, в том числе декларативного характера.

В связи с этим России следует максимально использовать опыт тех государств, в которых право своими нормами утверждает авторитет семьи, уважение к семейным обычаям, традициям и другим семейным ценностям. В частности, самого пристального внимания заслуживает нормотворческий опыт Украины – Семейный кодекс Украины, Кодекс Республики Беларусь о браке и семье , Семейный кодекс Республики Молдова. В указанных кодексах сформулировано легальное определение понятия брака и семьи, обозначен более широкий по сравнению с СК РФ круг родственников, между которыми могут возникнуть правовые связи, в частности право на общение с ребенком и обязанность принимать участие в его воспитании и содержании в случае невозможности исполнения этих обязанностей со стороны родителей. В ст. 172 Семейного кодекса Украины предусматривается обязанность как несовершеннолетнего ребенка, так и совершеннолетних дочери и сына проявлять заботу о своих родителях и внимание к ним.

Итак, какие же выводы напрашиваются относительно семейно-правового статуса несовершеннолетних? Безусловно, следует признать, что для его правовой регламентации сделано немало, хотя далеко не все. Многие проблемы обсуждаются уже в течение ряда лет, в доктрине по ним выработан определенный консенсус, однако законодатель воздерживается от их практического решения.

Понятно, что не все проблемы можно решить сразу. Пожалуй, их нужно разделить по степени значимости на категории более срочных и менее срочных проблем. Соответственно, если имеется хотя бы одна проблема категории более срочных, отсрочка ее решения может обернуться опасностью просрочки. Не оказалось бы следующее поколение, воспитываемое в обстановке разбалансированности семейных прав и обязанностей, новым «потерянным» поколением.