Последствия постановления оправдательного приговора, реабилитация и иные основания возмещения вреда, связанного с уголовным преследованием

Исполнение оправдательного приговора

Теоретическое и нормативное построение стадии исполнения приговора прежде всего связано с исполнением обвинительного приговора. Строго говоря, само появление в структуре уголовного процесса такой стадии обусловлено именно непростыми вопросами, связанными с координацией уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного права, приведением в исполнение приговора в целях надлежащего исполнения назначенного судом наказания, взаимодействием для этого судебной и исполнительной властей, решением судом вопросов, возникающих в ходе исполнения наказания (главным образом в виде лишения свободы), и т.п. В случае постановления оправдательного приговора подобных проблем не существует, так как ни о каком наказании и его исполнении здесь не может быть и речи.

Поэтому применительно к исполнению оправдательного приговора уголовно-процессуальная доктрина долгое время ограничивалась буквально парой фразой о том, что «оправдательный приговор приводится в исполнение немедленно по [его] провозглашении. В случае нахождения подсудимого под стражей суд освобождает его из-под стражи в зале судебного заседания». Этот тезис фактически дословно воспроизводил положения ч. 5 ст. 356 УПК РСФСР 1960 г. — единственной нормы в главе об исполнении приговора (гл. 29) прежней уголовно-процессуальной кодификации, касавшейся исполнения оправдательного приговора. При всей важности указанного классического постулата, смысл которого сводится к тому, что исполнение оправдательного приговора происходит независимо от его вступления в законную силу и обжалования участниками уголовного судопроизводства, одного его явно недостаточно, чтобы институционально сконструировать самостоятельную стадию уголовного процесса вокруг исполнения не только обвинительного, но и оправдательного приговора.

Наверное, именно по этой причине действующий УПК РФ хотя и воспроизвел положение о немедленном освобождении подсудимого из-под стражи непосредственно в зале суда в случае его оправдания (ст. 311), но вывел данную норму за пределы гл. 46 Кодекса, посвященной обращению приговоров к исполнению. В результате возникло не совсем верное впечатление, что стадия исполнения приговора касается исполнения исключительно обвинительных приговоров.

На самом деле действующий уголовно-процессуальный закон не только сохраняет концепцию исполнения оправдательных приговоров в отмеченном выше важном, пусть и узком аспекте, но, напротив, значительно расширяет ее. Это позволяет говорить о появлении полноценной стадии уголовного процесса применительно как к традиционному исполнению обвинительных приговоров, так отныне и к исполнению оправдательных приговоров. Связано это с институтом реабилитации, когда суд в ходе исполнения оправдательного приговора обязан решать в уголовно-процессуальном порядке вопросы о возмещении реабилитированному вреда, восстановлении его трудовых, пенсионных, жилищных и иных прав, о чем гласит п. 1 ст. 397 УПК РФ, расположенный в гл. 47 Кодекса, кодифицирующей наряду с гл. 46 нормы, касающиеся именно стадии исполнения приговора. Ничего подобного в УПК РСФСР 1960 г. не было.

Однако некоторая доктринальная трудность заключается в том, что оправдательный приговор не является единственным основанием реабилитации лица. Правом на реабилитацию в соответствии со ст. 133 УПК РФ обладают также: а) лицо, в отношении которого отменен по определенным основаниям обвинительный приговор суда; б) лицо, в отношении которого уголовное дело прекращено по определенным основаниям; в) лицо, к которому незаконно или необоснованно были применены принудительные меры медицинского характера. Поэтому институт реабилитации не связан только с исполнением оправдательного приговора — его следует понимать в значительно более широком контексте, что затрудняет нормативную систематизацию и доктри-нальную концептуализацию положений об исполнении оправдательного приговора, а отчасти даже выхолащивает саму идею. Это негативно сказывается на развитии не только уголовно-процессуальной теории, но и правоприменительной практики.

Если обобщить, то исполнение оправдательного приговора сегодня проявляется в двух аспектах:

1) традиционном, который выражается в обязанности суда немедленно привести оправдательный приговор в исполнение непосредственно в зале суда и освободить подсудимого из-под стражи, если в его отношении действует мера пресечения в виде заключения под стражу; в данной части исполнение оправдательного приговора происходит до его вступления в законную силу и независимо от обжалования участниками уголовного судопроизводства, т.е. апелляционная жалоба не имеет суспензивного (отлагательного) эффекта и не препятствует исполнению;

2) новейшем, который выражается в рассмотрении судом в ходе исполнения оправдательного приговора вопросов, связанных с реабилитацией лица и восстановлением его прав; в данной части исполнение оправдательного приговора производится на общих основаниях, т.е. только после его вступления в законную силу по истечении срока на апелляционное обжалование либо по рассмотрении апелляционной жалобы или представления (апелляционная жалоба здесь обладает суспензивным эффектом и откладывает вступление приговора в законную силу).

При этом если в рамках традиционного подхода вряд ли можно было говорить о возможности конструирования стадии исполнения приговора вокруг исполнения не только обвинительного, но и оправдательного приговора, то сегодня ситуация изменилась. Появление новейшего подхода, связанного с необходимостью решения судом в ходе исполнения приговора вопросов реабилитации лица и возмещения ему ущерба, привело к тому, что в современном российском уголовном процессе стадия исполнения приговора перестала выражаться в исполнении исключительно обвинительных приговоров. В случае постановления оправдательного приговора его исполнение также теперь не сводится к одномоментному действию в виде торжественного освобождения подсудимого в зале суда, но представляет собой полноценную стадию, в ходе которой суд решает в уголовно-процессуальной форме вопросы реабилитации и возмещения ущерба.

Наконец, необходимо сделать еще одно замечание. В данной главе настоящего курса речь пойдет об институте реабилитации в целом, что вызывает необходимость рассматривать данный институт в контексте не только постановления оправдательного приговора, но и прекращения уголовного дела по реабилитирующим основаниям, его соотношения с институтом возмещения вреда, причиненного незаконным применением мер процессуального принуждения, и т.п. Такой подход представляется имеющим право на существование хотя бы потому, что оправдательный приговор имеет для института реабилитации системообразующий характер. Множественность оснований реабилитации не должна скрыть от нас того, что центральная роль в становлении, развитии и концептуализации данного института принадлежит именно оправдательному приговору и постепенно осознававшейся уголовно-процессуальной доктриной необходимости его полноценного исполнения.

Понятие и значение института реабилитации лиц, подвергнутых незаконному уголовному преследованию

Примерно в середине и во второй половине XIX в. в уголовно-процессуальной доктрине разных стран, включая Россию, наметился перелом, связанный с осознанием необходимости появления ответственности государства за вред, причиненный незаконным или необоснованным уголовным преследованием. Но поиск теоретических оснований такой ответственности оказался много сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Отчасти он продолжается до сих пор. Во-первых, современное право исторически никогда не знало «общего юридического принципа, в силу которого государство признавалось бы по общему правилу ответственным за (правомерные) действия должностных лиц. В публичном праве Англии принят даже прямо противоположный принцип: «король не может делать зла», — государство не может быть ответственным за законные действия своих органов». Понятно, что уголовное преследование относится к компетенции государства и его представителей (органов). Более того, они обязаны его осуществлять в каждом случае обнаружения признаков преступления, производя предварительное расследование, судебное разбирательство, причем в разных судебных инстанциях, и т.д. Если в ходе расследования, судебного разбирательства или пересмотра уголовного дела вышестоящим судом выясняется, что уголовное преследование осуществлялось в отношении невиновного, в связи с чем дело прекращается, постановляется оправдательный приговор или отменяется приговор обвинительный, то цели уголовной юстиции достигаются в полной мере и это скорее свидетельствует о высоком качестве государственного механизма уголовной юстиции (как единого целого со всеми его «сдержками и противовесами»). За что же тогда привлекать государство к ответственности? Это теоретическое затруднение даже привело выдающегося российского процессуалиста И.Я. Фойницкого к так называемой филантропической теории, в соответствии с которой основанием возмещения вреда в данном случае является не юридическая обязанность, а исключительно моральный долг государства. Во-вторых, с учетом сказанного, а также стадийной структуры уголовного процесса, не совсем понятно, в какой именно стадии уголовного процесса и в связи с каким именно уголовно-процессуальном решением наступает ответственность государства. Должна ли она наступать только в том случае, когда имеет место незаконное осуждение и наказание лица, т.е. когда в отношении лица незаконно или необоснованно постановлен обвинительный приговор? Или она должна также наступать в случае незаконного (необоснованного) уголовного преследования, невзирая на то, что суд (орган расследования) в конечном итоге прекрасно справился со своими задачами, провел справедливое судебное разбирательство (расследование), оценил обстоятельства дела и постановил оправдательный приговор (прекратил дело)? А может быть, она должна наступать исключительно в том случае, когда в ходе уголовного преследования, завершившегося прекращением дела, постановлением оправдательного приговора, отменой обвинительного приговора и т.д., лицо какое-то время было фактически лишено свободы и находилось под стражей? Каждый из вариантов ответа на поставленные вопросы имеет свою логику и свои резоны. Проблема становится еще более трудно разрешимой, если исходить из исковой (чисто состязательной) природы уголовного процесса, характерной прежде всего для англосаксонских уголовно-процессуальных систем, и рассматривать обвинение как уголовный иск. За что тогда привлекать государство к ответственности, если органы уголовного преследования, действуя в полном соответствии с этой теорией, быстро провели минимально формализованное расследование, собрали материалы дела и предъявили их в суд, который в конечном итоге признал правоту защиты и оправдал обвиняемого? Ведь оправдательный приговор в такой ситуации рассматривается (по крайней мере сугубо теоретически) не как какой-то эксцесс, свидетельствующий о «грубых ошибках», «некачественном расследовании» и т.д., а как совершенно нормальный вариант развития событий, заложенный в институциональную логику концепции уголовного иска.

С другой стороны, никакие теоретические юридические сложности не могут скрыть другой очевидный факт: незаконное или необоснованное уголовное преследование нередко ломает судьбы людей, лишает их доброго имени, репутации, собственности, работы, семьи и т.п. Причем происходит это даже в тех случаях, когда сам по себе уголовный процесс, иногда растягивающийся на годы, формально завершается в пользу обвиняемого. Не замечать данного прискорбного обстоятельства при нынешних условиях развития права категорически недопустимо, в связи с чем и возникает потребность хотя бы отчасти минимизировать указанные последствия, развивая институты, которые дореволюционные правоведы именовали «вознаграждением невинно привлеченных к суду», а нынешняя российская уголовно-процессуальная система называет институтом реабилитации.

Отмеченное противоречие между теоретическими затруднениями точного определения объема, пределов, оснований ответственности государства за незаконное (необоснованное) уголовное преследование и несомненной практической необходимостью в такой ответственности с точки зрения уголовно-процессуальной политики приводит к некоторым метаморфозам развития института реабилитации, часть которых лежит в сравнительно-правовой, а часть — в сугубо российской плоскости. Таких метаморфоз, по нашему мнению, существует три.

Первое. Поскольку, как указывалось выше, институт реабилитации1 мало совместим с чисто состязательной моделью уголовного процесса англосаксонского типа, построенной на идее уголовного иска, его становление, развитие и доктринальное обоснование происходило прежде всего в континентальных и близких им правопорядках (Швейцария, Бельгия, Германия, Австрия, Франция, страны северной Европы и др.), включая Россию. Это связано с тем, что континентальный уголовный процесс построен не на исковой, а на следственной модели, обязывающей органы расследования и суд вести производство по делу всесторонне, полно и объективно (принцип материальной истины). Иначе говоря, в центре данной модели находится не теория иска, а теория расследования. При таком подходе становится намного проще обосновать претензии, которые можно выдвинуть к государству в случае не только незаконного осуждения, но даже законного оправдания лица или прекращения в его отношении уголовного дела: органы расследования не справились с задачей установления по делу истины и привлекли к суду невиновного. По этой причине институт реабилитации имманентно присущ континентальной уголовно-процессуальной теории, являясь достаточно логичным следствием принципа материальной истины, которому подчинена деятельность любого государственного органа в уголовном процессе. Для англо-американского уголовного процесса, отрицающего принцип материальной истины, он либо вовсе чужд, либо приобретает в нем совершенно иные формы, когда возмещение вреда выплачивается не по строгим юридическим основаниям, а в силу дискреционных решений разного рода комиссий с участием представителей административных властей, гражданского общества и т.п., напоминая скорее выплату «премии», причем только в отдельных случаях (например, в Англии, где эти вопросы находятся в ведении министерства юстиции).

Второе. Даже если оставаться только в пределах континентальных уголовно-процессуальных систем, достаточно давно развивающих институт реабилитации, нельзя не отметить отсутствие какого-либо концептуального единства между ними по вопросу об основаниях и пределах ответственности государства за незаконное (необоснованное) уголовное преследование. Около 100 лет назад российский процессуалист Н.Н. Розин выделял три группы стран: 1) страны, «допускающие лишь вознаграждение лиц, по ошибке суда невинно и понесших наказание вполне или частью, или понесших наказание более суровое, чем они заслуживали, если притом эти лица, в порядке пересмотра дела по его возобновлении, были оправданы судом или приговорены к менее тяжкому наказанию»; 2) страны, «допускающие вознаграждение, кроме лиц первой категории, также тех лиц, которые были подвергнуты уголовному преследованию» и содержались под стражей, а «затем были оправданы судом или освобождены от преследования в порядке прекращения дела до суда»; 3) страны, «допускающие вознаграждение не только лиц первой и второй категорий, но и вообще всех лиц, невинно привлекаемых к уголовному суду, какой бы стадии дело о них ни достигло, когда бы ни прекратилось и в каком бы объеме ни выразились причиненные этим лицам стеснения».

Век спустя классификация Н.Н. Розина полностью сохраняет свое значение. Если Россия без всяких сомнений сегодня может быть причислена к третьей группе стран (даже больше, как мы увидим далее), то, например, во Франции оправдательный приговор или постановление о прекращении уголовного дела служат основанием возмещения государством вреда лицу, подвергнутому незаконному (необоснованному) уголовному преследованию, только в том случае, если к этому лицу в ходе уголовного судопроизводства была применена мера пресечения в виде заключения под стражу.

Третье. Теоретическая неопределенность в вопросе об основаниях и пределах ответственности государства за незаконное (необоснованное) уголовное преследование в полной мере отражается не только в сравнительно-правовой плоскости, но и в российских подходах к понятию и объему института реабилитации. Более того, речь идет не только о доктринальных (научных), но и сугубо нормативных противоречиях. Так, в соответствии с п. 34 ст. 5 УПК РФ под реабилитацией понимается порядок восстановления прав (свобод), включая возмещение причиненного вреда, только того лица, которое подвергнуто незаконному (необоснованному) уголовному преследованию. Здесь мы видим максимально широкий, но уже достаточно традиционный подход, зафиксированный в классификации Н.Н. Розина (третья группа стран). Однако ст. 133 УПК РФ, если руководствоваться ее наименованием (а также наименованием самой гл. 18 УПК РФ), помимо того, включает в число оснований возникновения права на реабилитацию возмещение вреда лицу, незаконно подвергнутому мерам процессуального принуждения в ходе производства по уголовному делу, независимо от того, являлось ли законным (обоснованным) или незаконным (необоснованным) само уголовное преследование. Иначе говоря, если следовать букве закона (ч. 3 ст. 133 УПК РФ), то реабилитация может наступать не только в случаях незаконного (необоснованного), но и правомерного уголовного преследования. Здесь мы уже сталкиваемся с существенным расширением понятия реабилитации, которое не охватывается даже еще недавно казавшейся всеобъемлющей классификацией Н.Н. Розина.

В результате возникают две возможности доктринального толкования понятия реабилитации:

1) использование его в самом широком смысле, охватывающем все перечисленные в ст. 133 УПК РФ случаи; при таком подходе понятие реабилитации выходит за пределы своего изначального этимологического значения и охватывает также ситуации правомерного уголовного преследования (если в его рамках неправомерно применена мера процессуального принуждения, в том числе не связанная с ограничением свободы, например, залог, привод, обязательство о явке и т.п.);

2) использование его в строгом смысле, обозначенном в п. 34 ст. 5 УПК РФ, т.е. только в тех случаях, когда речь идет о незаконном (необоснованном) уголовном преследовании; при таком подходе следует различать два автономных института, регулируемых ст. 133 УПК РФ: во-первых, институт собственно реабилитации; во-вторых, институт возмещения вреда, причиненного в рамках правомерного уголовного преследования.

Учитывая отечественные и сравнительно-правовые доктринальные традиции, второй подход представляется предпочтительным. Именно его в большинстве случаев по-прежнему придерживается российская уголовно-процессуальная теория, даже после вступления в силу УПК РФ настаивающая на том, что под реабилитацией в уголовном процессе следует понимать «возмещение вреда, причиненного невиновному в результате уголовного преследования и осуждения». Как видно, о виновном, к которому незаконно применена мера процессуального принуждения, речь здесь не идет. Аналогичного подхода придерживается и судебная практика. Так, в Постановлении Пленума от 29 ноября 2011 г. № 17 «О практике применения судами норм главы 18 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регламентирующих реабилитацию в уголовном судопроизводстве» Верховный Суд РФ указал, что физические и юридические лица, незаконно подвергнутые в ходе уголовного судопроизводства мерам процессуального принуждения, «не отнесены уголовно-процессуальным законом к кругу лиц, имеющих право на реабилитацию. Однако в случае причинения вреда указанным лицам они имеют право на его возмещение в порядке, предусмотренном главой 18 УПК РФ» (п. 6).

Помимо прочего, слишком широкий подход к понятию реабилитации способен выхолостить важнейшую для уголовного процесса идею об особом внимании, которое должно уделяться правам, говоря старым процессуальным языком, «невинно к суду привлекаемых». Исходя из этого, далее мы будем рассматривать понятие реабилитации исключительно в традиционном (строгом) смысле, не забывая, конечно, о возмещении вреда, причиненного в рамках правомерного уголовного преследования, как об автономном (suigeneris) новейшем уголовно-процессуальном институте, который также будет рассмотрен в специальном параграфе настоящей главы.

Основания реабилитации в уголовном процессе: вступление в законную силу оправдательного приговора и прекращение уголовного дела (преследования)

Нынешний отечественный подход к основаниям реабилитации лица в уголовном процессе и возмещения ему государством причиненного ущерба был заложен Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 мая 1981 г. «О возмещении ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями государственных и общественных организаций, а также должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей», сыгравшим очень большую роль в становлении в нашей стране уголовно-процессуального института реабилитации. Этот Указ, а также изданные на его основании Положение о порядке возмещения ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда, от 18 мая 1981 г. и межведомственная Инструкция по применению данного Положения от 2 марта 1982 г., до сих пор «могут учитываться судами при разрешении вопросов о реабилитации», хотя и только, конечно, в части, не противоречащей федеральным законам РФ (п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 ноября 2011 г. № 17).

Впоследствии соответствующие положения Указа от 18 мая 1981 г. были кодифицированы в Гражданском кодексе РФ, который в части оснований возмещения государством вреда, причиненного в ходе уголовного судопроизводства незаконными действиями органов расследования и суда, фактически воспроизвел без изменений формулировки, содержащиеся в этом Указе (ст. 1070 ГК РФ). При кодификации уголовно-процессуального права законодатель внес ряд уточнений в благоприятную для защиты сторону, более широко подойдя к основаниям как реабилитации в строгом смысле слова, так и возмещения вреда в связи с незаконным применением мер процессуального принуждения. Поэтому сегодня при определении оснований реабилитации в уголовном процессе следует прежде всего руководствоваться ст. 133 УПК РФ.

Правом на реабилитацию обладают как обвиняемый (собственно обвиняемый, а также обвиняемый, ставший подсудимым, осужденным, оправданным), так и подозреваемый. Особым случаем следует признать лицо, в отношении которого применены принудительные меры медицинского характера. В целом речь идет об участниках процесса, подвергающихся уголовному преследованию (или квазиуголовному преследованию в случае с производством по применению принудительных мер медицинского характера1).

Основаниями реабилитации являются три вида процессуальных решений:

1. оправдательный приговор;
2. постановление дознавателя, следователя или суда2 о прекращении уголовного дела (уголовного преследования) по реабилитирующим основаниям, включая отказ государственного обвинителя от обвинения;
3. постановление (определение) суда об отмене незаконного или необоснованного постановления о применении принудительных мер медицинского характера.

Кроме того, необходимо сделать несколько дополнительных уточнений.

Во-первых, вред, причиненный в результате уголовного преследования, возмещается в полном объеме независимо от вины органа дознания, дознавателя, следователя, руководителя следственного органа, прокурора или суда (ч. 1 ст. 133 УПК РФ). Иначе говоря, обязанность возместить вред возникает как в случае грубой ошибки (преднамеренной или непреднамеренной) лица, в чьем производстве находилось дело, так и в случае, когда речь шла о разумной и добросовестной оценке доказательств, которые объективно складывались таким образом, что указывали на наличие на определенном этапе оснований для уголовного преследования. В качестве единственного исключения из этого правила Указ от 18 мая 1981 г. называет препятствующий установлению истины самооговор гражданина в ходе дознания, предварительного следствия или судебного разбирательства — ущерб от уголовного преследования в этой ситуации возмещению не подлежит. Действующий УПК РФ данное положение не воспроизвел, однако это, видимо, один из тех отмеченных Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 29 ноября 2011 г. № 17 случаев, когда Указ понимается привлечение в качестве обвиняемого. Здесь следует руководствоваться исключительно ст. 133 УПК РФ как нормой более позднего закона. 1 Об этом производстве см. § 2 гл. 34 настоящего курса.

Применительно к суду речь может также идти об определении.

Во-вторых, право на реабилитацию возникает при прекращении уголовного дела (преследования) или оправдании лица не только полностью, но и в части, если речь идет о двух самостоятельных (не подпадающих под признаки идеальной совокупности) обвинениях, одно из которых признано незаконным (необоснованным) в целом, а не только в части квалификации, квалифицирующих признаков и т.п.1

В-третьих, оправдательный приговор и прекращение уголовного дела (преследования) являются основаниями реабилитации в двух случаях: а) когда они вынесены непосредственно по результатам уголовного преследования; б) когда они вынесены после отмены ранее постановленного обвинительного приговора суда в результате апелляционного, кассационного, надзорного производства или производства по вновь открывшимся (новым) обстоятельствам. Что касается принудительных мер медицинского характера, то право на реабилитацию возникает только в случае их отмены (когда ранее они были применены нижестоящим судом), но не непосредственного отказа суда в их применении по итогам рассмотрения дела в первой инстанции.

В-четвертых, по делам частного обвинения следует различать два случая: 1) когда такие дела возбуждены дознавателем, следователем, руководителем следственного органа и расследуются в публичном порядке (ч. 4 ст. 20 УПК РФ) — в этой ситуации право на реабилитацию возникает на общих основаниях; 2) когда такие дела возбуждены судом по заявлению потерпевшего (частного обвинителя) — в этой ситуации право на реабилитацию возникает только в случае последующей отмены обвинительного приговора суда. Данный подход объясняется тем, что государство не может нести ответственность за действия частного обвинителя, если по результатам рассмотрения дела лицо было оправдано (дело прекращено) и в его отношении не выносился судом незаконный (необоснованный) обвинительный приговор. Здесь мы видим яркую иллюстрацию теоретической несовместимости (малой совместимости) института реабилитации с чисто состязательной (исковой) моделью уголовного процесса, в качестве которой в данном случае выступает в российском уголовном процессе производство по делам частного обвинения. Поскольку по таким делам не проводится предварительное расследование, то и не возникает обязанности государственных органов всесторонне, полно и объективно расследовать все обстоятельства уголовного дела. Поэтому сам по себе оправдательный приговор, a priori свидетельствующий о надлежащем выполнении судом возложенных на него функций по рассмотрению спора, не может служить основанием реабилитации лица, подвергнутого уголовному преследованию по жалобе (своего рода иску) частного обвинителя.

Наконец, остается добавить, что в соответствии с Федеральным законом от 5 мая 2014 г. № 91-ФЗ о применении положений УК РФ и УПК РФ на территории Республики Крым и города федерального значения Севастополя вред, причиненный в результате уголовного преследования до 18 марта 2014 г., возмещению не подлежит. Российское государство обязано отвечать только за те уголовно-процессуальные действия и решения, которые были совершены после официального вхождения данных субъектов в состав Российской Федерации.

Возмещение вреда, причиненного в ходе правомерного уголовного преследования

Как уже отмечалось выше, возмещение вреда в ходе уголовного преследования, которое само по себе нельзя признать ни незаконным, ни необоснованным (т.е. оно правомерно), не относится к институту реабилитации в строгом смысле и является самостоятельным уголовно-процессуальным институтом (ч. 3 ст. 133 УПК РФ), пусть и регулируемым гл. 18 УПК РФ, именуемой «Реабилитация». Появление данного института свидетельствует о несомненном позитивном развитии отечественного законодательства, которое не только идет много дальше классических теоретических подходов, сформировавшихся в конце XIX — начале ХХ в., но и заметно превосходит в плане стремления возместить вред за любые неоправданные стеснения, причиненные в ходе уголовного судопроизводства, большинство развитых правопо-рядков. Еще не так давно сама постановка вопроса об ответственности государства при осуществлении правомерного уголовного преследования могла бы показаться теоретическим нонсенсом.

Применительно к физическим лицам1 основание для возмещения вреда, причиненного в ходе правомерного уголовного преследования, может возникнуть только в одном случае: если к лицу в ходе производства по уголовному делу незаконно применена какая-либо мера процессуального принуждения. Иначе говоря, речь идет о ситуации, когда, с одной стороны, уголовное преследование как таковое законно и обоснованно, но с другой стороны, применение в его рамках меры уголовно-процессуального принуждения признано незаконным. Возможность возникновения данной ситуации связана с автономией в уголовном процессе оснований применения мер процессуального принуждения — такие основания могут отсутствовать даже в том случае, когда для уголовного преследования основания есть.

В качестве примера можно привести уголовное дело, рассмотренное Орловским областным судом. Обвиняемый, находившийся под стражей в качестве меры пресечения в течение 9 месяцев и 20 дней, впоследствии был признан одним из районных судов Орловской области виновным в совершении преступления и приговорен к наказанию в виде лишения свободы сроком на 9 месяцев. Сложилась ситуация, когда срок заключения под стражу (мера пресечения) оказался выше срока наказания в виде лишения свободы. По иску осужденного суд на основании ч. 3 ст. 133 УПК РФ признал за ним в связи с этим право на возмещение морального вреда с учетом нравственных и физических страданий.

Как видно, здесь имела место ситуация, когда право на возмещение вреда в связи с незаконностью применения меры процессуального принуждения (меры пресечения) возникло по итогам правомерного уголовного преследования.

Невзирая на то, что ст. 1070 ГК РФ упоминает в качестве оснований для возмещения вреда в интересующем нас случае только незаконное применение двух мер пресечения — заключения под стражу и подписки о невыезде, следует признать данный законодательный подход устаревшим и руководствоваться ч. 3 ст. 133 УПК РФ. В соответствии с ней основание возмещения вреда возникает в случае незаконного применения любой меры уголовно-процессуального принуждения, предусмотренной гл. 12—14 УПК РФ. При этом, конечно, понятно, что в практической плоскости право на возмещение вреда в рамках правомерного уголовного преследования чаще всего признается судами в случае незаконного применения самой суровой меры процессуального принуждения — заключения под стражу, поскольку причиняемые ею стеснения, неудобства и даже страдания несоизмеримо выше, чем при незаконном применении домашнего ареста, подписки о невыезде или задержания. Но социологический срез проблемы не следует путать с юридическим: формально никаких ограничений по возмещению вреда, причиненного иными мерами пресечения или процессуального принуждения, закон не знает — здесь все зависит от обстоятельств дела и оценки последствий незаконного применения той или иной меры судом.

В отличие от реабилитации право на возмещение вреда, причиненного незаконным применением мер процессуального принуждения, возникает не только у лица, подвергаемого уголовному преследованию, — подозреваемого, обвиняемого, осужденного, оправданного, но и у иных лиц, в том числе юридических (п. 6 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 ноября 2011 г. № 17). Это, во-первых, связано с тем, что ряд мер процессуального принуждения может применяться не только к обвиняемому (подозреваемому), но и к свидетелю или потерпевшему (например, привод). Во-вторых, в число мер процессуального принуждения входит наложение ареста на имущество, причем арест может быть в соответствии со ст. 115 УПК РФ наложен на имущество не только участников уголовного судопроизводства, но и третьих лиц (физических или юридических). Это лишний раз доказывает, что возмещение вреда в связи с незаконным применением мер процессуального принуждения является институтом sui generis и не охватывается понятием реабилитации, поскольку нет ни малейших оснований реабилитировать лицо, не подвергавшееся уголовному преследованию. В-третьих, юридическим лицам возмещается вред, причиненный не только незаконным применением мер процессуального принуждения (наложение ареста на имущество, денежное взыскание), но и иными незаконными действиями или решениями суда, прокурора, следователя, руководителя следственного органа, дознавателя, органа дознания (ст. 139 УПК РФ).

Существует еще одно отличие данного института от института реабилитации: возмещение вреда в связи с незаконным применением мер процессуального принуждения может происходить только в порядке гражданского судопроизводства. Специальный уголовно-процессуальный порядок здесь исключен, что вытекает из смысла ст. 134, 135 УПК РФ.

Виды и объем возмещаемого вреда

Как отмечал в свое время И.Я. Фойницкий, государственное вознаграждение лиц, подвергнутых незаконному (необоснованному) уголовному преследованию, «может быть, по природе своей, или идеальное, или материальное. Идеальное вознаграждение состоит в торжественном признании со стороны суда или вообще государства невинности лица, привлеченного к суду, в оглашении этого в газетах, даже в устроении ему различных оваций и т.п. Материальное вознаграждение состоит или в возвращении потерпевшему того блага, которое было взято государством, или в возмещении ценности, представляемой этим благом, т.е. в имущественном вознаграждении». Этот теоретический подход следует признать универсальным — он в полной мере сохраняет свое значение и сегодня.

Идеальное (т.е. нематериальное) вознаграждение реабилитированному по действующему законодательству включает:

а) обязанность суда (в оправдательном приговоре) или следователя, дознавателя (в постановлении о прекращении уголовного дела по реабилитирующему основанию) ex officio признать за соответствующим лицом «право на реабилитацию» (ч. 1 ст. 134 УПК РФ), что равносильно официальной констатации реабилитации данного лица;
б) официальные извинения, которые приносит реабилитированному от имени государства прокурор (ч. 1 ст. 136 УПК РФ);
в) сообщение по требованию реабилитированного (в случае его смерти — по требованию близких родственников, родственников или по указанию суда, прокурора, органов расследования) в течение 30 суток о реабилитации в тех средствах массовой информации, которые распространяли информацию о его задержании, заключении под стражу, предъявлении ему обвинения, об осуждении и о прочих уголовно-процессуальных действиях или решениях в отношении лица (ч. 3 ст. 136 УПК РФ);
г) направление судом, прокурором, органом расследования по требованию реабилитированного (в случае его смерти — близких родственников, родственников) сообщения об оправдательном приговоре или постановлении о прекращении уголовного дела (преследования) по месту его работы, учебы или месту жительства (ч. 4 ст. 136 УПК РФ);
д) восстановление всех званий (специальных, воинских, почетных), классных чинов и государственных наград, которых реабилитированный был лишен обвинительным приговором суда (ч. 2 ст. 138 УПК РФ).

Материальное (имущественное) вознаграждение реабилитированному по действующему законодательству определяется исходя из концепции полного возмещения причиненного вреда и в конкретной плоскости состоит в следующем (ч. 1 ст. 133, ч. 1 ст. 135 и ч. 2 ст. 136 УПК РФ):

а) восстановление во всех без исключения жилищных правах, включая права по договору социального найма жилого помещения и т.п.;

а) восстановление в трудовых (пенсионных) правах и, помимо того, возмещение заработной платы, пенсий, пособий и других подобных средств, которых он лишился за время заключения под стражу, отстранения от должности, лишения свободы и иных действий (решений), совершенных или принятых в ходе либо по результатам уголовного преследования;
б) возврат всего конфискованного (обращенного в доход государства) на основании судебных решений, включая обвинительный приговор, имущества или возмещение его стоимости;
в) возмещение сумм штрафов и процессуальных издержек, взысканных с осужденного на основании обвинительного приговора суда;
г) возмещение сумм, выплаченных реабилитированным за оказание юридической помощи в ходе всего уголовного преследования (в досудебных и судебных стадиях уголовного процесса, включая стадии, связанные с пересмотром приговора), а также тех сумм, которые были выплачены в связи с устранением последствий незаконного (необоснованного) уголовного преследования, в том числе для решения вопросов по реабилитации лица;
д) возмещение иных расходов, причиненных в связи с незаконным (необоснованным) уголовным преследованием и предусмотренных ч. 2 ст. 15 ГК РФ в виде реального ущерба или неполученных доходов (упущенной выгоды), если, например, лицо, подвергавшееся уголовному преследованию, занималось предпринимательской деятельностью;
е) возмещение в имущественной форме морального вреда, причиненного незаконным (необоснованным) уголовным преследованием.

При этом возмещаемый имущественный вред делится на две категории: 1) бесспорный и легко исчисляемый вред, возмещаемый в порядке уголовного судопроизводства, в частности в рамках стадии исполнения оправдательного приговора (например, возврат конфискованного имущества, возмещение неполученной пенсии или заработной платы, возмещение взысканных штрафов и процессуальных издержек и т.п.); однако если в ходе возмещения в уголовно-процессуальном порядке такого типа вреда все-таки возникает спор (реабилитированный не согласен с размером возмещаемых сумм; суд счел его требования не подлежащими удовлетворению и т.п.), то такой спор подлежит рассмотрению либо в форме уголовно-процессуального обжалования в вышестоящий суд (ст. 137 УПК РФ), либо в порядке гражданского судопроизводства (ч. 1 ст. 138 УПК РФ);

2) вред, подлежащий доказыванию со стороны реабилитированного и возмещаемый по этой причине исключительно в порядке гражданского судопроизводства например, только в таком порядке может быть возмещен моральный вред (ч. 2 ст. 136 УПК РФ) или убытки (реальный ущерб и упущенная выгода), причиненные предпринимателю в связи с его незаконным (необоснованным) уголовным преследованием, — в обоих приведенных случаях наличие оснований для возмещения вреда и точный размер последнего могут быть определены лишь на основании исковых требований реабилитированного, который должен их надлежащим образом обосновать и доказать.

Необходимость разграничить разные виды вреда с точки зрения процессуального механизма его возмещения подводит нас к вопросу о порядке восстановления прав реабилитированного и возмещения причиненного ему вреда.

Порядок восстановления прав и возмещения причиненного вреда

1. Общая характеристика комбинированного механизма возмещения вреда. Действующий в российском праве механизм восстановления прав и возмещения государством вреда, причиненного в связи с незаконными (необоснованными) действиями и решениями в ходе производства по уголовному делу, является комбинированным (межотраслевым). Он состоит из двух элементов: 1) уголовно-процессуального (вред возмещается в порядке деятельности суда в стадии исполнения оправдательного приговора или в рамках реализации решения о прекращении уголовного дела по реабилитирующему основанию); 2) гражданского процессуального (вред возмещается в порядке гражданского судопроизводства). При этом оба элемента являются судебными, поскольку только суд компетентен решать вопросы возмещения вреда.

Такого рода комбинированный подход, включающий как уголовно-процессуальные, так и гражданские процессуальные способы защиты прав, имеет свою логику, которая отчасти уже была показана в предыдущем параграфе настоящей главы. Если говорить подробнее, то смысл заключается в том, чтобы, с одной стороны, максимально оперативно вне сложных исковых форм возместить реабилитированному лицу наиболее очевидный и легко исчисляемый вред, выплатив ему в кратчайшие сроки денежные средства, необходимые для социальной реинтеграции и реадаптации (особенно после лишения свободы или нахождения под стражей), восстановления нормальной жизни, решения самых острых бытовых вопросов и т.д. Для этого существует уголовно-процессуальный порядок (в том числе стадия исполнения оправдательного приговора), который, как отмечает Верховный Суд РФ, является упрощенным по сравнению с исковым гражданским судопроизводством, освобождает реабилитированное лицо от бремени доказывания оснований (размера) возмещения вреда и обязывает суд активно содействовать реабилитированному в собирании необходимых материалов (Постановление Пленума от 29 ноября 2011 г. № 17).

С другой стороны, требование закона о полном возмещении вреда и наличие оснований для возмещения вреда в связи не только с неправомерным, но и правомерным уголовным преследованием предполагают необходимость доказывания соответствующих видов вреда, включая причинную связь между вредом и уголовным преследованием (мерами процессуального принуждения), возможность государства возражать против завышенных или необоснованных претензий заинтересованных лиц, сложность исчисления подлежащих выплате денежных сумм и т.п. Здесь уже никак нельзя обойтись без традиционного искового производства, предоставляющего права не только истцу, но и ответчику и обеспечивающего надлежащую процессуальную форму разрешения любых реальных или гипотетических споров, имеющих гражданско-правовое измерение. Наличие такого измерения в данном случае сомнений не вызывает, учитывая, что гражданское право, невзирая на уголовно-процессуальную природу возмещения вреда, причиненного в ходе уголовного преследования, одновременно справедливо рассматривает данную ситуацию в качестве одного из случаев деликтной ответственности государства по обязательству из причинения вреда (ст. 1070 ГК РФ). В результате у лица появляется возможность взыскать (довзыскать) в порядке гражданского судопроизводства тот вред, который не может быть взыскан в более простом для данного случая уголовно-процессуальном судебном порядке, что в конечном счете и обеспечивает через сложение уголовно-процессуального и гражданского процессуального механизмов полное возмещение вреда.

2. Уголовно-процессуальный порядок возмещения вреда. Этот порядок максимально прост и сводится к совершению ряда последовательных действий:

а) принятие судом или органом расследования решения о реабилитации лица в оправдательном приговоре (постановлении о прекращении уголовного дела по реабилитирующему основанию; судебном решении об отмене постановления суда о применении принудительной меры медицинского характера) и специальное извещение реабилитированного с разъяснением порядка возмещения ему государством причиненного вреда;

б) обращение реабилитированного в пределах сроков исковой давности, установленных ГК РФ, с требованием о возмещении вреда либо в суд, постановивший оправдательный приговор или прекративший уголовное дело по реабилитирующему основанию, либо в суд по месту жительства реабилитированного, либо в суд по месту нахождения органа предварительного расследования, прекратившего уголовное дело или преследование (ч. 2 ст. 135 УПК РФ);

в) рассмотрение компетентным судом требования реабилитированного в порядке разрешения вопросов, связанных с исполнением приговора (ст. 399 УПК РФ), причем данный порядок действует независимо от того, идет ли речь об оправдательном приговоре, прекращении уголовного дела (преследования) или об отмене постановления суда о применении принудительной меры медицинского характера;

г) вынесение судом по итогам судебного заседания и в срок, не превышающий одного месяца с момента поступления требования реабилитированного, постановления о производстве выплат с указанием конкретных сумм (с учетом уровня инфляции) и ответственных за выплату государственных органов (соответствующие финансовые органы, выступающие от имени казны Российской Федерации);

д) обжалование в уголовно-процессуальном порядке (апелляционном, кассационном, надзорном) заинтересованными лицами (реабилитированный или финансовый орган, выступающий от имени казны Российской Федерации) постановления суда о производстве выплат в случае несогласия с принятым решением, в частности в связи с размером выплат, и рассмотрение жалобы вышестоящим судом;

е) выплата реабилитированному соответствующих сумм (возврат имущества в натуре) в порядке исполнения решения суда, принятого в уголовно-процессуальном порядке.

3. Гражданский нроцессуальныЙ порядок возмещения вреда. Этот порядок предполагает предъявление лицом гражданского иска к Министерству финансов РФ и его рассмотрение в полном соответствии со всеми правилами гражданского судопроизводства. Иначе говоря, в данном случае применяется уже не УПК РФ, а ГПК РФ. При этом интересы Министерства финансов РФ представляют в суде по доверенности управления Федерального казначейства по субъектам Российской Федерации, причем с правом передоверия.

Собственно, для того чтобы описать интересующий нас в данном случае гражданский процессуальный порядок возмещения вреда, связанного с уголовным преследованием, требуется изложить основные положения российского гражданского процесса, что вряд ли имеет смысл. Поэтому ограничимся лишь систематическим изложением тех случаев, когда реабилитированному или иному лицу, претендующему на возмещение вреда в связи с уголовным преследованием, приходится прибегать к гражданскому процессуальному порядку защиты своих прав.

Следует иметь в виду, что гражданский процессуальный порядок может выступать либо субсидиарным (по отношению к уголовно-процессуальному порядку), либо основным способом защиты прав реабилитированного или лица, претендующего на возмещение вреда в связи с уголовным преследованием.

Субсидиарным гражданский процессуальный порядок является в двух случаях:

1) если реабилитированное лицо по каким-то причинам решает не использовать упрощенные формы, предусмотренные ст. 135 УПК РФ, и взыскать в порядке гражданского судопроизводства весь вред, причиненный незаконным (необоснованным) уголовным преследованием, в том числе в той его части, которая может быть возмещена в порядке уголовного судопроизводства; иначе говоря, у реабилитированного всегда есть право выбора между уголовным и гражданским судопроизводством в пользу гражданского судопроизводства (но не наоборот);

2) если реабилитированное лицо обратилось за возмещением соответствующих видов вреда в уголовно-процессуальном порядке, но осталось не удовлетворено решением суда, принятым на основании ст. 135 и 399 УПК РФ, после чего не стало его обжаловать в том же уголовно-процессуальном порядке, а предпочло альтернативную в данном случае форму защиты своих прав — иск к государству в порядке гражданского судопроизводства (ч. 1 ст. 138 УПК РФ); эта ситуация по логике своей аналогична предыдущей, но сводится к выбору на несколько более позднем этапе между направлением апелляционной и др. жалобы в порядке уголовного судопроизводства и предъявлением иска в порядке гражданского судопроизводства.

Основным и единственным гражданский процессуальный порядок является в нескольких случаях (здесь уголовно-процессуальный порядок полностью исключен, т.е. альтернативы нет):

а) когда реабилитированное лицо требует возмещения имущественного вреда, не подлежащего возмещению в уголовно-процессуальном порядке в силу невозможности его бесспорного (однозначного) определения (реальный ущерб предпринимателю, упущенная выгода и т.п.);

б) когда реабилитированное лицо требует компенсации в имущественной (денежной) форме морального вреда, размер и основания которого также невозможно определить в бесспорном порядке;

в) когда подозреваемый, обвиняемый, осужденный требует возмещения вреда, причиненного незаконным применением к нему мер процессуального принуждения в ходе правомерного уголовного преследования;

г) когда возмещения вреда, причиненного незаконным применением к нему мер процессуального принуждения в ходе производства по уголовному делу, требует лицо, не подвергавшееся уголовному преследованию (потерпевший, свидетель и т.п.);

д) когда возмещения вреда, причиненного в ходе производства по уголовному делу незаконными действиями (бездействием) и решениями суда, прокурора, органов расследования, требует юридическое лицо (ст. 139 УПК РФ).

Как видно, последние три случая вовсе не относятся к институту реабилитации (по крайней мере в строгом смысле слова), в силу чего использование в их рамках льготного уголовно-процессуального механизма, направленного на возмещение вреда лицу, подвергнутому незаконному (необоснованному) уголовному преследованию, категорически исключено как с теоретической, так и с практической точки зрения. Поэтому гражданский процессуальный порядок выглядит здесь единственно возможным и безальтернативным.