Прекращение уголовного дела и уголовного преследования

Юридическая природа решения о прекращении уголовного дела

Классическая уголовно-процессуальная доктрина, сформировавшаяся прежде всего в рамках континентального понимания структуры уголовного процесса, в теоретической плоскости выделяет три типа решений, останавливающих (прекращающих) начатое по конкретному уголовному делу производство (расследование). Опираясь на фундаментальное разграничение в уголовном процессе полицейских, прокурорских и судебных функций, отражающее уголовно-процессуальное преломление концепции разделения властей, фактически во всех современных правопорядках в институциональном смысле (в зависимости от статуса принимающего решение органа) принято отделять друг от друга:

1) полицейские решения, когда полиция прекращает начатое дознание (расследование); такие решения являются не столько юридическими, сколько фактическими, поскольку полиция не оформляет их в виде особого правоприменительного акта, в них не отражается официальная уголовно-правовая оценка деяния, они не требуют формальной отмены в случае появления необходимости в возобновлении расследования;

2) прокурорские решения, когда прокурор после проведения полицейского дознания отказывает в возбуждении официального уголовного преследования, прекращая тем самым начатое производство; эти решения, которые в равной мере можно считать аналогом российских решений и об отказе в возбуждении уголовного дела, и о прекращении уголовного дела, отражают классическую уголовно-процессуальную концепцию прокурорской монополии на возбуждение уголовного преследования; здесь уже есть официальное правоприменение в виде юридической уголовно-правовой оценки деяния, но разрешением уголовно-правового спора такие решения не являются, так как прокуратура вправе по своему усмотрению возобновлять производство по делу при появлении новых обстоятельств или доказательств, причем без официальной отмены своего предыдущего решения о прекращении производства (об отказе в возбуждении уголовного преследования);

3) судебные решения, когда судебная власть официально разрешает правовой спор без рассмотрения уголовного дела по существу, констатируя отсутствие события преступления, его состава, недостаточность доказательств и т.п. и принимая на этом основании официальное юридическое решение о прекращении уголовного дела (например, фр. non-lieu);; применительно к предварительному расследованию судебный уровень решений о прекращении уголовного дела может иметь место только в тех уголовно-процессуальных системах, где существует классическое судебное предварительное следствие, т.е. производство предварительного следствия осуществляется судебной властью в лице следственных судей (судебных следователей).

С учетом приведенного теоретического разграничения на институциональном уровне трех типов процессуальных решений, останавливающих производство по уголовному делу, следует иметь в виду, что российский институт прекращения уголовного дела сформировался после Судебной реформы 1864 г., т.е. в тот период истории уголовного процесса, когда предварительное следствие в России производилось судебной властью в лице учрежденных в 1860 г. судебных следователей. Так, ст. 277 Устава уголовного судопроизводства 1864 г. гласила, что «производство следствия может быть прекращено только судом». При этом уголовное дело в ходе следствия не мог прекратить даже сам судебный следователь (невзирая на его судейский статус): не обнаружив в деянии признаков преступления или установив иные препятствующие производству по делу юридические обстоятельства, он был обязан обратиться через прокурора в окружной суд, который и прекращал дело, а при несогласии окружного суда дело передавалось на рассмотрение в вышестоящий судебный орган апелляционного уровня — судебную палату. В такой ситуации понятно, что именно судебный характер решения о прекращении уголовного дела придавал ему особый статус процессуального акта, которым полноценным образом разрешается уголовно-правовой спор (пусть и в стадии предварительного следствия). В этом смысле решение о прекращении уголовного дела по своему юридическому значению и правовым последствиям мало чем отличалось от оправдательного приговора суда: оно являлось общеобязательным, имело преюдициальную силу, содержало официальную уголовно-правовую и (или) уголовно-процессуальную оценку деяния (отрицало за ним признаки преступления, констатировало истечение сроков давности или недостаточность доказательств и т.п.) и могло быть отменено исключительно в судебно-инстанционном порядке, что исключало возможность повторного производства по прекращенному делу без отмены вышестоящим судом решения о его прекращении.

В советский период истории отечественного уголовного процесса полномочия по производству предварительного следствия были изъяты из компетенции судов и переданы в компетенцию несудебных органов. Вместо судебных следователей появились следователи прокуратуры, органов внутренних дел, органов безопасности, а уже в постсоветский период — следователи органов налоговой полиции, госнаркоконтроля (сегодня ни тех, ни других уже нет), Следственного комитета РФ. Однако изменение институциональной природы следствия не сопровождалось изменением уровня принимаемых следователями процессуальных решений, в том числе о прекращении уголовного дела. Иначе говоря, решения о прекращении уголовного дела, принимаемые следователями прокуратуры, не стали по своей природе «прокурорскими», а решения, принимаемые следователями органов внутренних дел, — «полицейскими». Они сохранили все признаки решений о прекращении уголовного дела судебного уровня. Образно говоря, судебная природа решений о прекращении уголовного дела была «унаследована» следователями несудебных ведомств (прокуратуры, МВД, СК) у их судебных предшественников (судебных следователей).

В результате решения о прекращении уголовного дела сохранили в российском уголовном процессе некоторые признаки, исторически и генетически присущие исключительно судебным решениям. В какой-то мере можно сказать, что сегодня решения о прекращении уголовного дела, принимаемые в ходе досудебного производства, имеют у нас квазисудебную юридическую природу. Это проявляется, в частности, в следующем.

Во-первых, принятое в ходе досудебного производства следователем и дознавателем решение (постановление) о прекращении уголовного дела полноценным и официальным образом разрешает уголовно-правовой спор, будучи, например, достаточным основанием для реабилитации лица и выплаты ему государством соответствующего возмещения вреда (п. 3 ч. 2 ст. 133 УПК РФ).

Во-вторых, постановления следователя или дознавателя о прекращении уголовного дела имеют общеобязательный характер, т.е. изложенные в них факты и юридические выводы по конкретному делу обязательны для всех граждан, должностных лиц и государственных органов, кроме, разумеется, тех государственных органов (должностных лиц), которые вправе их пересмотреть на основании жалобы или по собственной инициативе (ex officio) в уголовно-процессуальном порядке (судебном или несудебном).

В-третьих, постановления следователя или дознавателя о прекращении уголовного дела имеют преклюзивный характер, т.е. обладают отдельными свойствами res judicata. Так, постановление о прекращении уголовного дела является препятствием для повторного производства (расследования) по тому же факту и (или) в отношении того же лица (п. 5 ч. 1 ст. 27 УПК РФ). В этом смысле постановление о прекращении уголовного дела, даже если оно вынесено в ходе досудебного производства, мало чем отличается от вступившего в законную силу приговора суда, о чем свидетельствует соседство п. 4 и п. 5 ч. 1 ст. 27 УПК РФ. Как и в случае с приговором, для того чтобы добиться возобновления производства по делу, необходимо сначала добиться отмены постановления о прекращении уголовного дела.

В то же время последний тезис требует уточнения. Не судебная, а именно квазисудебная природа вынесенного в ходе досудебного производства решения о прекращении уголовного дела проявляется в том, что в данном случае не предполагается исключительно судебно-инстанционный (апелляция, кассация и т.п.) порядок отмены соответствующего решения, как в случае с приговором или судебным постановлением о прекращении уголовного дела. Постановления следователя и дознавателя о прекращении уголовного дела могут быть отменены не только судом (на основании ст. 125 УПК РФ), но также в соответствующих случаях прокурором и руководителем следственного органа (применительно к следователю), т.е. во внесудебном порядке. При этом прокурор и руководитель следственного органа уполномочены отменять данное решение в пределах сроков давности привлечения к уголовной ответственности не только по жалобам заинтересованных лиц, но и по собственной инициативе, что совершенно немыслимо для судов в рамках судебно-инстанционной логики. Здесь уже отчетливо проявляются отдельные элементы полицейской природы отечественных решений дознавателей и следователей о прекращении уголовного дела, которые не могли быть унаследованы от дореволюционных судебных следователей, а были вполне естественным образом приобретены позже — в советский и постсоветский периоды.

Остается добавить, что в отличие от приостановления уголовного дела, предполагающего возможность его кратковременного периодического возобновления с целью совершения отдельных следственных действий, прекращение уголовного дела исключает последующее производство каких-либо следственных действий или принятие каких-либо процессуальных решений. Производство по делу прекращается в целом (это форма окончания предварительного расследования), в силу чего вопрос может стоять лишь об отмене самого постановления о прекращении дела, причем только при наличии к тому соответствующих оснований.

Прекращение уголовного дела и прекращение уголовного преследования: соотношение понятий

Действующий российский уголовно-процессуальный закон использует два понятия: прекращение уголовного дела и прекращение уголовного преследования, т.е. речь идет о двух видах процессуальных решений, которые могут приниматься в стадии предварительного расследования. Каково их соотношение в теоретическом и практическом смыслах?

Здесь следует напомнить, что пределы производства по конкретному уголовному делу, формируемые в досудебных стадиях уголовного процесса и устанавливающие компетенцию лица, ведущего производство по делу (следователя или дознавателя), определяются двумя автономными системами координат. С одной стороны, они определяются некими индивидуально-определенными фактами (событиями), гипотетически подпадающими под уголовно-правовой запрет и требующими расследования, круг которых устанавливается решением о возбуждении уголовного дела (пределы производства in rem). С другой стороны, они определяются кругом лиц, против которых выдвинуто официальное обвинение и в отношении которых осуществляется уголовное преследование в связи с указанными выше фактами, если в ходе расследования подтвердился их преступный характер; круг этих лиц устанавливается решением (решениями) о привлечении в качестве обвиняемого одного или нескольких лиц (пределы производства in personam).

При этом существуют две уголовно-процессуальные аксиомы (правила). В соответствии с первой из них (правило № 1) пределы производства in rem могут существовать, не будучи определены in personam, когда расследование осуществляется по факту преступления в целях установления лиц, его совершивших, которые пока неизвестны или в отношении которых нет достаточных оснований для привлечения в качестве обвиняемого. В соответствии со второй из них (правило № 2) пределы производства никогда не могут существовать только in personam, не будучи определены in rem, так как нельзя осуществлять уголовное преследование лица, не зная, за какое конкретно деяние или в связи с каким фактом мы его преследуем.

Итак, известно, как устанавливаются пределы производства по уголовному делу (посредством процессуальных решений о возбуждении уголовного дела и о привлечении в качестве обвиняемого). Известно также, как они расширяются (путем возбуждения уголовных дел по новым эпизодам и соединения их в одно производство с ранее возбужденным делом или путем привлечения в качестве обвиняемого очередного установленного соучастника). Но как сокращаются (сужаются) пределы производства по уголовному делу, в том числе в некоторых случаях до нуля, что приводит к полному «исчезновению» самого уголовного дела? Для этих целей и существуют решения о прекращении уголовного дела и прекращении уголовного преследования, причем с учетом того, что пределы производства определяются двумя автономными системами координат, необходимо также наличие двух видов соответствующих решений о «прекращении» — как дела, так и преследования.

Прекращение уголовного дела — это прекращение производства in rem, что автоматически означает и прекращение производства in personam, поскольку пределы in personam не могут существовать без пределов in rem (см. выше аксиому вторую, или правило № 2), о чем прямо гласит ч. 3 ст. 24 УПК РФ.

Прекращение уголовного преследования — это прекращение производства in personam, что вовсе не означает прекращение производства in rem (расследование во многих случаях продолжается), поскольку пределы in rem вполне могут существовать без пределов in personam (см. выше аксиому первую, или правило № 1), о чем прямо гласит ч. 4 ст. 24 УПК РФ.

С помощью этих уголовно-процессуальных механизмов органы расследования вправе не только полностью юридически останавливать производство по уголовному делу, но и корректировать его пределы в сторону сокращения, когда, например, не подтвердилась вина одного из соучастников или один из гипотетических эпизодов преступной деятельности оказался мнимым. В этом смысле следует различать односоставные и сложносоставные уголовные дела.

Односоставными являются дела, где есть один эпизод и один обвиняемый. Пределы производства in rem и in personam по таким делам минимальны. Сокращать здесь нечего, поэтому во всех случаях принимается решение о прекращении уголовного дела, а не преследования. Единственное исключение — установление факта непричастности к совершению преступления лица, которое привлечено в качестве обвиняемого, при уверенности, что событие преступления имело место. Тогда принимается решение о прекращении уголовного преследования конкретного лица в связи с его непричастностью к совершению преступления (п. 1 ч. 1 ст. 27 УПК РФ), а производство по делу (расследование) продолжается, поскольку необходимо установить реального виновного в совершении преступления.

Сложносоставными являются дела, где в одно производство соединены несколько преступных эпизодов и (или) в совершении преступления обвиняются несколько лиц. Здесь уже есть что сокращать, с точки зрения пределов производства. Если необходимо сократить пределы производства in rem (один из эпизодов не подтвердился), то принимается решение о прекращении уголовного дела в части этого эпизода. Если необходимо сократить пределы производства in personam (один из обвиняемых невиновен, возникают формальные препятствия для его уголовного преследования и т.п.), то принимается решение о прекращении уголовного преследования конкретного обвиняемого, а производство в отношении остальных обвиняемых продолжается.

Следует также иметь в виду, что, помимо технической функции, связанной с корректировкой пределов производства по уголовному делу по кругу лиц, необходимость отделения от института прекращения уголовного дела специального института прекращения уголовного преследования и его автономного существования объясняется также тем, что институт прекращения уголовного преследования выполняет еще одну функцию — реабилитационную. Возникают ситуации, когда производство по уголовному делу продолжается, но требуется официально уведомить лицо, подозревавшееся или обвинявшееся в совершении преступления, о том, что к нему более нет никаких уголовно-правовых претензий со стороны государства, причем не просто уведомить, а вручить соответствующее официальное процессуальное решение — постановление о прекращении уголовного преследования.

Именно с реабилитационной функцией связаны два особых случая применения института прекращения уголовного преследования, которые нельзя объяснить теорией пределов производства по уголовному делу.

Во-первых, постановление о прекращении уголовного преследования может выноситься в отношении не только обвиняемого, но и подозреваемого, т.е. еще до того, как появляются процессуальные пределы производства in personam (если бы не реабилитационная функция, то здесь вовсе не требовалось бы выносить постановления о прекращении уголовного преследования, достаточно освободить, например, задержанного, чье участие в преступлении не подтвердилось, и затем привлечь в качестве обвиняемого надлежащее лицо).

Во-вторых, в соответствии с ч. 2 ст. 175 УПК РФ, если в ходе расследования «предъявленное обвинение в какой-либо его части не нашло подтверждения, то следователь своим постановлением прекращает уголовное преследование в соответствующей части_». Строго говоря, здесь речь должна идти о частичном прекращении уголовного дела, поскольку сокращаются пределы производства in rem (а не in personam). Однако законодатель стремится подчеркнуть реабилитирующее значение соответствующего процессуального решения, в силу чего использует термин «преследование» вместо более нейтрального и не связанного с конкретной личностью термина «дело».

Таковы теоретические основания разграничения институтов прекращения уголовного дела и прекращения уголовного преследования, нашедшие отражение в уголовно-процессуальном законе. Если сама по себе идея автономного существования двух институтов теоретически безупречна, то техническая реализация данной идеи в УПК РФ далека от идеала. Как было показано выше, критерием разграничения этих институтов не могут быть конкретные основания прекращения дела (преследования) — здесь действуют другие критерии. Однако законодатель по непонятным причинам некоторые основания обозначает «основаниями прекращения уголовного дела» (ст. 24 и 25 УПК РФ), а другие — «основаниями прекращения уголовного преследования» (ст. 27, 28 и др. УПК РФ). Придавать этому какое-либо теоретическое или практическое значение не следует — речь идет лишь о терминологической неаккуратности. Любое основание может быть как основанием прекращения уголовного дела, так и основанием прекращения уголовного преследования. Скажем, если раскаялся обвиняемый по односоставному делу, где есть только один эпизод и один обвиняемый, то прекращать надо дело, а если по сложносоставному делу, где есть несколько обвиняемых, с потерпевшем примирился только один из них, то прекращать надо преследование в отношении конкретного лица, не обращая внимания на наименования соответственно ст. 27 и 25 УПК РФ, где указано обратное. Впрочем, тот факт, что законодатель не придает никакого значения внешнему (терминологическому) разграничению оснований прекращения уголовного дела и оснований прекращения уголовного преследования, подтверждается хотя бы тем, что, например, в ч. 3 ст. 443 УПК РФ все эти основания он называет «основаниями прекращения уголовного дела», не обращая внимания на им же установленные наименования ст. 27, 28 и др. УПК РФ.

В заключение отметим, что формой окончания предварительного расследования является только прекращение уголовного дела (причем не в части, а в целом), но не прекращение уголовного преследования, так как в последнем случае расследование по общему правилу продолжается.

Основания прекращения уголовного дела и уголовного преследования, их классификация

1. Критерии классификации оснований прекращения уголовного дела (преследования). Все возможные основания прекращения уголовного дела (преследования) установлены в ст. 24—281, а также ст. 427 (применительно к несовершеннолетним) УПК РФ. Как отмечено выше, их нельзя классифицировать в зависимости от того, идет ли речь о прекращении уголовного дела или о прекращении уголовного преследования, так как каждое из оснований может быть как основанием прекращения уголовного дела, так и основанием прекращения уголовного преследования. Однако классификация возможна по другим критериям.

Во-первых, часто выделяют а) материально-правовые и б) процессуальные основания прекращения уголовного дела (преследования) в зависимости от того, лежат ли они в плоскости уголовно-правовых или уголовно-процессуальных институтов. Скажем, отсутствие события или отсутствие состава преступления (п. 1 и 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ) являются материально-правовыми основаниями прекращения дела (преследования), поскольку требуют уголовно-правовой оценки (квалификации). В свою очередь наличие по тому же делу вступившего в законную силу приговора (п. 4 ч. 1 ст. 27 УПК РФ) является уголовно-процессуальным основанием, так как связано с сугубо процессуальным препятствием для повторного производства и процессуальным институтом res judicata. Однако недостаток данного критерия классификации проявляется в его достаточной условности, поскольку почти все основания в равной мере затрагивают и материально-правовые, и процессуальные проблемы. Иногда вовсе невозможно отнести то или иное основание к одной из обозначенных групп. Скажем, непричастность лица к совершению преступления (п. 1 ч. 1 ст. 27 УПК РФ), с одной стороны, в некоторых случаях означает ошибку в оценке субъекта преступления (материально-правовой аспект), а с другой стороны, в иных ситуациях свидетельствует скорее об отсутствии доказательств виновности лица, т.е. реальной невозможности опровергнуть презумпцию невиновности даже при наличии определенных подозрений (процессуальный аспект). К какой из двух классификационных групп следует отнести данное основание?

Во-вторых, с точки зрения процедуры принятия решения, следует разграничивать: а) те основания прекращения дела (преследования), при применении которых достаточно решения следователя или дознавателя; б) те основания прекращения дела (преследования), при применении которых следователь (дознаватель) может принять решение лишь с согласия руководителя следственного органа (прокурора) и в) те основания прекращения дела (преследования), где требуется вмешательство суда. Например, отсутствие состава преступления (п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ) относится к первой группе, деятельное раскаяние (ст. 28 УПК РФ) — ко второй, а применение к несовершеннолетнему принудительной меры воспитательного воздействия (ст. 427 УПК РФ) — к третьей. Данная классификация крайне важна с практической точки зрения, и ее логика будет показана далее.

В-третьих, с точки зрения учета мнения обвиняемого (подозреваемого), необходимо отделять друг от друга: а) те основания прекращения дела (преследования), когда решение принимается независимо от волеизъявления подозреваемого или обвиняемого, и б) те основания прекращения дела (преследования), когда дело или преследование может прекращаться только с согласия подозреваемого или обвиняемого. Допустим, прекращение уголовного дела (преследования) на основании отсутствия события преступления (п. 1 ч. 1 ст. 24 УПК РФ) не требует согласия обвиняемого или подозреваемого (первая группа), тогда как прекращение уголовного дела (преследования) в связи, к примеру, с актом об амнистии (п. 3 ч. 1 ст. 27 УПК РФ) — требует, т.е. при наличии возражений обвиняемого производство по делу продолжится. Такая классификация оснований прекращения уголовного дела (преследования) крайне важна и с практической точки зрения. К ней нам также еще вскоре предстоит вернуться, чтобы уяснить ее логику.

В-четвертых, все основания прекращения уголовного дела (преследования) делятся на: а)реабилитирующие, б) нереабилитирующие. Пожалуй, можно с уверенностью сказать, что, с теоретической и практической точки зрения, это не только самый важный, но и самый сложный критерий классификации оснований прекращения уголовного дела (преследования), который требует специального анализа.

2. Реабилитирующие и нереабилитирующие основания прекращения уголовного дела (преследования). Значение данного критерия классификации оснований прекращения уголовного дела (преследования) трудно переоценить. Он связан с наличием или отсутствием у обвиняемого (подозреваемого), дело или преследование которого прекращено, права на реабилитацию со стороны государства. Соответственно, реабилитирующими признаются основания прекращения уголовного дела (преследования), предоставляющие обвиняемому (подозреваемому) право на реабилитацию. Нереабилитирующими являются основания прекращения уголовного дела (преследования), не предоставляющие ему такого права.

В связи с этим необходимо вспомнить один из отмеченных выше критериев классификации оснований прекращения уголовного дела (преследования), когда выделяются те основания, по которым дело (преследование) прекращается независимо от согласия обвиняемого (подозреваемого), и те основания, по которым оно прекращается только с согласия обвиняемого (подозреваемого). Поскольку ни один обвиняемый не может быть лишен права добиваться собственной реабилитации в судебном порядке, то при прекращении уголовного дела по нереабилитирующим основаниям согласие обвиняемого (подозреваемого) требуется всегда (он тем самым отказывается от осуществления указанного права). Поэтому классификационная группа нереабилитирующих оснований не только совпадает с классификационной группой оснований, требующих согласия обвиняемого или подозреваемого на прекращение уголовного дела, но и предопределяет ее объем. В свою очередь при прекращении уголовного дела по реабилитирующим основаниям добиваться в суде уже нечего — предмет судебного спора отсутствует, так как государство в лице своих органов официально констатирует отсутствие события, состава преступления и т.п. уже в ходе досудебного производства. Необходимость в согласии обвиняемого (подозреваемого) здесь отсутствует, поскольку его требование о передаче дела в суд, даже если бы он по каким-то причинам его высказал, в любом случае стало бы беспредметным и бессмысленным. Поэтому классификационная группа реабилитирующих оснований совпадает с классификационной группой оснований, не требующих согласия обвиняемого или подозреваемого на прекращение уголовного дела.

Если сама идея разграничения реабилитирующих и нереабилитирующих оснований прекращения уголовного дела или преследования понятна и сомнений не вызывает, то при попытке понять конкретный состав тех оснований, которые должны относиться к категории соответственно реабилитирующих и нереабилитирующих, возникают немалые затруднения. В теоретическом плане можно выделить два возможных подхода к разграничению реабилитирующих и нереабилитирующих оснований прекращения уголовного дела.

С точки зрения материального (сущностного) подхода, реабилитирующими являются только такие основания прекращения уголовного дела, которые связаны с официальной констатацией того, что обвиняемое или подозреваемое лицо на самом деле не совершало преступления. При таком подходе к числу реабилитирующих относятся исключительно три основания, предусмотренные п. 1 ст. 24 (отсутствие события преступления), п. 2 ст. 24 (отсутствие в деянии состава преступления) и п. 1 ст. 27 (непричастность подозреваемого или обвиняемого к совершению преступления) УПК РФ. Все остальные основания прекращения уголовного дела, следовательно, считаются нереабилитирующими.

С точки зрения формального подхода, основания прекращения уголовного дела являются реабилитирующими не только тогда, когда речь идет об отсутствии состава, события преступления и т.п., но и в тех случаях, когда признается незаконность уголовного преследования по формальным причинам, пусть сам факт совершения запрещенного уголовным законом деяния под сомнение не ставится. Например, производство по делу велось вопреки истечению сроков давности, что является нарушением закона. Соответственно, при прекращении уголовного дела по п. 3 ч. 1 ст. 24 УПК РФ речь будет идти о реабилитирующем основании, поскольку лицо подвергалось в течение определенного времени незаконному уголовному преследованию, в силу чего у него должно возникнуть право на реабилитацию. В то же время если срок давности истек в ходе досудебного производства и уголовное дело было немедленно прекращено в полном соответствии с законом, то в данном случае истечение сроков давности (п. 3 ч. 1 ст. 24 УПК РФ) окажется уже нереабилитирующим основанием прекращения уголовного дела (право на реабилитацию не возникает). Понятно, что при таком подходе оценка тех или иных оснований как реабилитирующих или нереабилитирующих в значительной мере зависит от обстоятельств конкретного дела, по крайней мере за пределами трех оснований, всегда и однозначно относящихся к числу реабилитирующих (отсутствие события и состава, непричастность).

Оба подхода имеют свои достоинства и недостатки. Формальный подход не только чрезмерно расширяет круг реабилитирующих оснований прекращения уголовного дела, но и делает само разграничение крайне неопределенным и зависящим от оценочных факторов. При материальном подходе органы следствия (дознания) в определенной мере лишаются стимулов для своевременного прекращения уголовного дела при возникновении формальных препятствий для продолжения расследования, поскольку даже очевидно неправомерная задержка с принятием решения не приводит к каким-либо отрицательным последствиям, что негативно сказывается на правах граждан, иногда остающихся какое-то время подозреваемыми или обвиняемыми, невзирая на истечение сроков давности, издание акта об амнистии и т.п.

Какого из двух обозначенных теоретических подходов придерживается российский уголовный процесс? Казалось бы, сомнений нет: в России действует материальный подход, поскольку в соответствии с ч. 2 ст. 212 УПК РФ следователь или прокурор обязаны принять меры по реабилитации лица только при прекращении уголовного дела по основаниям, предусмотренным п. 1 и 2 ст. 24 и п. 1 ст. 27 УПК РФ. Соответственно, все остальные основания остаются нереабилитирующими. К тому же, как отмечалось выше, они требуют согласия лица на прекращение уголовного дела, что косвенно подтверждает их нереабилитирующий характер.

Однако при ознакомлении с п. 3 ч. 3 ст. 133 УПК РФ, где говорится о том, какие основания прекращения уголовного дела предоставляют право на реабилитацию, мы сталкиваемся уже с совершенно другим кругом реабилитирующих оснований, построенным на формальном подходе. Причем, что любопытно, речь идет об усеченном формальном подходе. Так, помимо основного бесспорного «ядра» реабилитирующих оснований (отсутствие события, состава и т.п.), ст. 133 УПК РФ предоставляет также право на реабилитацию при прекращении дела по основаниям, предусмотренным п. 5 (отсутствие заявления потерпевшего по делам частного обвинения) и п. 6 (отсутствие соответствующего судебного или парламентского решения при привлечении к уголовной ответственности судей и членов палат Парламента) ст. 24 УПК РФ, а также п. 4—6 (наличие по тому же обвинению действующего приговора, постановления о прекращении уголовного дела или об отказе в его возбуждении; отказ палат Парламента в даче согласия на привлечение к уголовной ответственности бывшего Президента РФ) ст. 27 УПК РФ. В то же время истечение срока давности или издание акта об амнистии в ст. 133 УПК РФ не упомянуты, т.е. они остаются нереабилитирующими основаниями, невзирая на обстоятельства дела и степень нарушения уголовно-процессуального закона.

Чем объясняется коллизия между ст. 133 и ст. 212 УПК РФ? Каким подходом (материальным или формальным) руководствовался законодатель при разграничении реабилитирующих и нереабилити-рующих оснований прекращения уголовного дела? По каким теоретическим принципам отбирались реабилитирующие основания при разработке ст. 133 УПК РФ? Ответить на эти вопросы не представляется возможным.

В целом можно сказать, что в российском уголовном процессе действует смешанный материально-формальный подход, хотя прийти к такому выводу нас вынуждают не столько какие-то теоретические новации, сколько заложенные в законе противоречия. Ясно также, что соотношение ст. 133 и 212 УПК РФ должно толковаться в сторону, благоприятную для обвиняемого (подозреваемого), в силу чего в практической плоскости круг оснований прекращения уголовного дела, предоставляющих право на реабилитацию (реабилитирующих), должен определяться на основании ст. 133 УПК РФ. Из этого исходил и Верховный Суд РФ в Постановлении Пленума от 29 ноября 2011 г. № 17 «О практике применения судами норм главы 18 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регламентирующих реабилитацию в уголовном судопроизводстве». Но это не освобождает нас от обязанности отдавать себе отчет в теоретических несовершенствах подходов, проявившихся при построении перечня, содержащегося в п. 3 ч. 3 ст. 133 УПК РФ.

3. Прекращение уголовного дела (преследования) и освобождение от уголовной ответственности: альтернативные основания как разновидность нереабилитирующих оснований. Среди нереабилитирующих оснований прекращения уголовного дела (преследования) имеется автономная группа оснований, наличие которой предопределено уголовно-правовым институтом освобождения от уголовной ответственности, — она является процессуальной формой реализации данного института. Входящие в эту группу основания прекращения уголовного дела можно назвать альтернативными основаниями. Соответственно, если все основания прекращения уголовного дела делятся на реабилитирующие и нереабилитирующие, то последние могут быть в свою очередь классифицированы на «альтернативные» и «иные нереабили-тирующие» основания. При этом альтернативные основания составляют своего рода «неизменное ядро» нереабилитирующих оснований прекращения уголовного дела — они в подавляющем большинстве ни при каких обстоятельствах (независимо от материального или формального подхода) не могут стать реабилитирующими основаниями в той же мере, в какой отсутствие события, состава и непричастность ни при каких подходах не могут превратиться в нереабилитирующие основания, в свою очередь будучи, как мы помним, «неизменным ядром» оснований реабилитирующих.

Юридическая природа российских альтернативных оснований прекращения уголовного дела (особой группы нереабилитирующих оснований) не может быть понята без учета сравнительно-правового контекста.

Вкратце напомним, что, с точки зрения классического подхода, при наличии сведений о гипотетическом нарушении уголовного закона, не вдаваясь в детали, возможны только два варианта: 1) если есть материально-правовые основания и отсутствие формально-процессуальных препятствий для уголовного преследования, то преследование должно быть начато, продолжено и завершено передачей дела в суд; 2) если нет материально-правовых оснований (установлено отсутствие события, состава преступления и т.п.) или возникают формально-процессуальные препятствия (истечение давности, амнистия, смерть обвиняемого и т.п.) для уголовного преследования, то оно должно быть прекращено in rem или in personam. Однако в последние десятилетия во многих странах наблюдаются попытки поиска так называемого третьего пути, т.е. новейших подходов, которые должны сделать уголовную юстицию более гибкой, но без каких-либо потерь в эффективности. Речь идет о появлении так называемых «альтернативных механизмов разрешения уголовно-правовых конфликтов» или, как их еще чаще называют, альтернатив уголовному преследованию. Они характеризуются рядом признаков. Во-первых, применяются не тогда, когда для уголовного преследования нет оснований, а напротив, когда для него есть основания (оно вполне правомерно), т.е. в качестве законной альтернативы столь же законному уголовному преследованию. Во-вторых, применяются в большинстве случаев не по всем уголовным делам, а лишь по делам о тех преступлениях, которые не представляют особой опасности и где граница между «преступным» и «непреступным» в социальном смысле не столь очевидна (мелкие преступления, бытовая преступность, незначительные экономические преступления и т.п.). В-третьих, они сопряжены с выполнением обвиняемым определенных требований, связанных с его позитивным постпреступным поведением, которое является условием его освобождения от уголовного преследования и прекращения дела.

Конкретная номенклатура альтернатив уголовному преследованию очень разнообразна и варьируется от страны к стране. В целом все альтернативные меры можно разделить на: 1) те, что применяются для преодоления конфликта «обвиняемый — потерпевший», и 2) те, что применяются для преодоления конфликта «обвиняемый — государство (общество)». Особое место в первой группе занимает институт медиации, когда материалы дела передаются нейтральному третьему лицу (медиатору), который пытается понять конфликт и помочь потерпевшему с обвиняемым преодолеть его последствия. Если это удается, то дело прекращается. Иногда такую модель преодоления уголовно-правового конфликта называют также моделью «восстановительной юстиции», поскольку здесь как бы восстанавливается доконфликтное (допреступное) состояние. Среди альтернатив второй группы известны самые разные варианты, направленные на преодоление негативных последствий преступления со стороны обвиняемого, ищущего таким образом в социальном смысле оптимальный способ извинения перед обществом, а в юридическом смысле рассчитывающего на освобождение от уголовного преследования (уплата денег в казну, работы в общественных интересах, прохождение курса лечения от наркотической или алкогольной зависимости и др.). Очень важно, что в любом случае обвиняемый должен выполнить соответствующие действия добровольно, т.е. здесь не может быть уголовно-процессуального принуждения (для него нет оснований, так как речь идет не о наказании, а об «альтернативе»). Кроме того, применение альтернатив уголовному преследованию определяется дискреционным усмотрением лица, ведущего производство по делу, которое должно оценить обстоятельства дела, личность обвиняемого, вероятность рецидива и многие иные факторы, чтобы определить, достаточно ли в конкретной ситуации «мягкой» реакции в виде альтернативы уголовному преследованию или требуется «жесткая» реакция в виде уголовного наказания, в связи с чем уголовное преследование необходимо продолжить.

Российское право исторически было в советский период одним из пионеров развития альтернативных механизмов реакции на преступление. Еще в середине ХХ в., т.е. задолго до западных тенденций, в советском уголовном процессе сформировался ряд «альтернативных» мер, направленных на поиск «третьего пути». Например, прекращение уголовного дела с передачей материалов в так называемый «товарищеский суд» (не государственный, а общественный орган, лишенный права на принуждение, но способный выразить оценку со стороны, как сегодня говорят, гражданского общества) или на поруки трудовому коллективу. Ясно, что конкретный набор мер определялся спецификой советской коллективистской идеологии, но юридически речь шла о классических альтернативах уголовному преследованию. Постепенно к концу 1950-х годов они оформились в специальный уголовно-правовой институт освобождения от уголовной ответственности, сохранившийся и в современном российском уголовном праве.

Именно институт освобождения от уголовной ответственности представляет собой российский вариант института альтернатив уголовному преследованию, пусть и с упором не столько на уголовно-процессуальное, сколько на материальное уголовное право. Однако институт освобождения от уголовной ответственности может существовать только при наличии в процессуальном плане соответствующих оснований прекращения уголовного дела, которые являются «альтернативными» и составляют квинтэссенцию нереабилитирующих оснований.

По действующему российскому праву к числу «альтернативных» относятся основания прекращения уголовного дела, предусмотренные ст. 25, 251, 28, 281 и 427 УПК РФ. При этом данные основания могут быть разделены на общие и специальные. Общие основания могут применяться по делам о любых преступлениях небольшой или средней тяжести, независимо от персонального статуса обвиняемого (подозреваемого). Специальные основания применяются либо по строго очерченному кругу преступлений (предметный критерий), либо только в отношении определенных категорий обвиняемых или подозреваемых (персональный критерий).

К числу общих оснований относятся прекращение уголовного дела в связи с примирением сторон (ст. 25 УПК РФ), в связи с деятельным раскаянием (ст. 28 УПК РФ) и в связи с назначением судебного штрафа (ст. 251 УПК РФ). Первое из этих оснований (примирение) предполагает возможность учета примирения потерпевшего с обвиняемым, а также (факультативно) заглаживание последним причиненного потерпевшему вреда. Здесь решающую роль играет волеизъявление потерпевшего, обращающегося к органам расследования с соответствующим заявлением, а также, конечно, обвиняемого, не настаивающего на рассмотрении дела по существу. Примирение в порядке ст. 25 УПК РФ следует отличать, с одной стороны, от примирения по делам частного обвинения, поскольку в отличие от последнего при применении ст. 25 УПК РФ примирение не связывает следователя (дознавателя), обязанного учесть все обстоятельства дела. С другой стороны, оно также не имеет отношения к упомянутому выше институту медиации, так как не предполагает передачи материалов дела независимому медиатору и какой-либо активности по примирению со стороны следователя или дознавателя, который лишь фиксирует примирение сторон, произошедшее «за кадром» уголовного процесса.

Второе из оснований (деятельное раскаяние) предполагает возможность прекращения уголовного дела при наличии: а) явки с повинной; б) возмещения обвиняемым (подозреваемым) причиненного ущерба;

в) способствования им раскрытию преступления. Здесь уже речь идет о преодолении конфликта «обвиняемый — общество (государство)». В уголовно-процессуальной науке давно идут споры между сторонниками теорий кумулятивности и альтернативности. Первые полагают, что для прекращения уголовного дела требуется одновременное выполнение всех названных в законе условий. Вторые считают, что достаточно, если выполнены лишь некоторые из них, т.е. названные условия альтернативны, к тому же в любом случае надо учитывать обстоятельства дела. В целом практика склоняется ко второму варианту, что оправданно. Если исходить из «теории кумулятивности», то это сведет к минимуму сферу применения ст. 28 УПК РФ. Следует также иметь в виду, что институт деятельного раскаяния допускает также специальные случаи прекращения уголовного дела в случаях, названных в примечаниях к некоторым статьям Особенной части УК РФ (например, при добровольном освобождении заложников, добровольном сообщении взяткодателем о даче взятки и др.). Здесь действует правило, в соответствии с которым «специальная норма отменяет действие общей» (lex specialis derogat lex generalis), т.е. при прекращении дела руководствоваться надо именно примечанием к статьям Особенной части УК РФ со ссылкой на ч. 2 ст. 28 УПК РФ, не обращая внимания на положения ст. 75 УК РФ и ч. 1 ст. 28 УПК РФ.

Третье основание (назначение судебного штрафа) появилось недавно — после принятия по инициативе Верховного Суда РФ Федерального закона от 3 июля 2016 г. № 323-ФЗ. Его целью были объявлены прежде всего гуманизация уголовной юстиции, а также разгрузка судебной системы. Теперь по делам о впервые совершенных преступлениях небольшой и средней тяжести и при условии возмещения (заглаживания) причиненного преступлением вреда следователь или дознаватель вправе при согласии обвиняемого (подозреваемого) обратиться в суд с ходатайством о прекращении дела и возложении на лицо в качестве альтернативы уголовному преследованию так называемого «судебного штрафа». В судебных стадиях процесса суд может принять такое решение (при тех же условиях) по ходатайству сторон или даже ex officio, но опять-таки с согласия обвиняемого. По итогам рассмотрения данного вопроса в порядке гл. 51' УПК РФ суд либо отказывает в прекращении дела, либо прекращает его с возложением на обвиняемого обязанности выплатить денежную сумму в пределах половины максимального размера штрафа, предусмотренного в качестве наказания соответствующей статьей УК РФ, но во всяком случае не свыше 250 000 рублей (гл. 15^ УК РФ). При этом данное решение суда имеет условный характер: в случае неуплаты данной квазисанкции постановление о прекращении дела отменяется судом, а производство по делу возобновляется в общем порядке (в том числе путем направления дела для дальнейшего производства предварительного расследования). Если же штраф уплачен, то судебное решение о прекращении дела приобретает окончательный характер. Следует обратить внимание на то, что суды, видимо, боясь злоупотреблений при применении данной меры, стали требовать от органов расследования не только данных, подтверждающих заглаживание вреда, согласие обвиняемого и т.п., но и доказательств, подтверждающих обвинение (подозрение) по существу дела. Такую же позицию занял и Верховный Суд РФ (Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 29 ноября 2016 г. № 56). В результате процедура, предусмотренная ст. 25' и гл. 51' УПК РФ, из задуманной законодателем альтернативы уголовному преследованию незаметно трансформировалась на практике в особый порядок рассмотрения уголовного дела по существу, мало чем отличающийся от гл. 40 УПК РФ и вряд ли существенно разгружающий суды.

К числу специальных оснований1 относятся прекращение уголовного дела по преступлениям в сфере экономической деятельности (ст. 281 УПК РФ) и в связи с применением принудительной меры воспитательного воздействия к несовершеннолетнему (ст. 427 УПК РФ). Первое из них стало результатом известной тенденции, направленной на создание режима наибольшего благоприятствования для лиц, подозреваемых или обвиняемых в совершении преступлений экономического и финансового характера (федеральные законы от 29 декабря 2009 г. № 383-ФЗ, от 7 декабря 2011 г. № 420-ФЗ, от 8 июня 2015 г. № 140-ФЗ). Так, по делам о налоговых преступлениях, предусмотренных ст. 198—199.1 УК РФ, полное возмещение причиненного бюджетной системе ущерба, включая недоимки, пени и штрафы, определяемые в соответствии с Налоговым кодексом РФ, влечет обязательное освобождение от уголовной ответственности и прекращение уголовного дела (преследования). По делам о примерно двух десятках преступлений в сфере экономической деятельности, среди которых незаконное предпринимательство (ст. 171 УК РФ), незаконная банковская деятельность (ст. 172 УК РФ), злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности (ст. 177 УК РФ) и др., уголовное дело (преследование) также прекращается в обязательном порядке в случае, во-первых, возмещения ущерба, причиненного гражданину, организации или государству, или выплаты дохода, полученного в результате преступления, а во-вторых, выплаты в бюджет, сверх того, двукратного размера ущерба или дохода. Особым случаем является освобождение от уголовной ответственности по делам о преступлениях, предусмотренных ст. 193, ч. 1 и ч. 2 ст. 194, ст. 198, 199 и другими УК РФ, лица, задекларировавшего свои доходы в установленном порядке и в сроки, определяемые специальным законодательством1 (ч. 3 ст. 761 УК РФ).

Второе из специальных оснований связано с особым отношением к несовершеннолетнему (ст. 427 УПК РФ). Подробнее о нем будет сказано в специальном параграфе настоящего курса, посвященном особенностям уголовного судопроизводства по делам несовершеннолетних. Здесь же отметим только, что оно применяется по делам о преступлениях небольшой и средней тяжести, когда обвиняемым является несовершеннолетний и когда будет установлена возможность его исправления без применения института наказания. Органы расследования в такой ситуации прекращают уголовное дело (преследование) и передают материалы в суд, который рассматривает вопрос о применении в отношении несовершеннолетнего одной из принудительных мер воспитательного воздействия (передача под надзор родителей, ограничение досуга и др.) в качестве альтернативы уголовному преследованию.

В заключение отметим, что по общему правилу альтернативные основания прекращения уголовного дела дискреционны, т.е. прекращение дела является не обязанностью, а правом следователя (дознавателя), что дает ему возможность индивидуализировать ситуацию, учесть обстоятельства дела, спрогнозировать последующее поведение обвиняемого (подозреваемого) и вероятность рецидива и т.п. Исключением является прекращение дела по нормам Особенной части УК РФ (частный специальный случай деятельного раскаяния) и прекращение дела по преступлениям в сфере экономической деятельности (ст. 281 УПК РФ). Эти основания императивны: при возникновении соответствующих условий следователь или дознаватель обязан прекратить дело. Если в первом случае отход от классического подхода понятен (чтобы спасти жизнь и здоровье заложников, надо создать для лица, их захватившего, любые стимулы для освобождения людей и т.п.), то в случае со ст. 281 УПК РФ никаких теоретических объяснений, позволяющих понять разницу в подходах, нет. В данном случае речь скорее идет об уголовно-процессуальной политике, когда законодатель к экономическим преступлениям более толерантен, нежели к остальным.

4. Нереабилитирующие основания прекращения уголовного дела (преследования) и презумпция невиновности: дискуссионные вопросы. Возможность прекращения уголовного дела (преследования) по нереабилитирующим основаниям еще с советских времен подвергалась достаточно жесткой критике в уголовно-процессуальной науке. Некоторые процессуалисты утверждали, что применение в ходе предварительного расследования нереабилитирующих, в том числе альтернативных, оснований прекращения уголовного дела противоречит фундаментальному принципу презумпции невиновности, поскольку тем самым следователь или дознаватель констатирует виновность лица в совершении преступления. В то же время в соответствии с принципом презумпции невиновности лицо может быть признано виновным в совершении преступления исключительно вступившим в законную силу приговором суда. Из этого делался вывод о том, что необходимо лишить органы расследования права прекращать уголовное дело (преследование) по нереабилитирующим основаниям. Либо данный институт должен исчезнуть вовсе, либо таким правом необходимо наделить только суд, куда органы расследования обязаны обращаться в соответствующих случаях с ходатайством о прекращении уголовного дела по нереабилитирующим основаниям. Подобную точку зрения нередко можно встретить и сегодня.

Если исходить из правоты сторонников позиции о неконституционности института прекращения уголовного дела по нереабилитирующим основаниям, то от этого института, действительно, необходимо срочно отказываться. К чему это приведет в практическом плане? К тому, что в ходе предварительного расследования вовсе не будут прекращаться дела в связи с истечением сроков давности, изданием акта об амнистии, деятельным раскаянием, примирением сторон и др. По всем этим делам надо будет проводить либо полноценное судебное разбирательство с признанием лица виновным и его освобождением от наказания, либо какое-то специальное судебное заседание, где решается только вопрос о прекращении уголовного дела. Однако в последнем случае суд не сможет вынести приговор (лишь постановление о прекращении дела), что опять-таки не решит проблему презумпции невиновности, ведь Конституция настаивает на возможности опровержения презумпции невиновности не любым судебным решением, а исключительно вступившим в законную силу приговором суда, который может быть постановлен лишь по итогам судебного разбирательства. В результате деятельно раскаявшийся, примирившийся с потерпевшим, амнистированный и т.п. обвиняемый даже в случае готовности следователя (дознавателя) немедленно прекратить уголовное дело и при наличии к тому оснований вынужден будет дожидаться окончания предварительного расследования, представать перед судом в качестве подсудимого и выслушивать приговор, которым его освободят от наказания в связи с деятельным раскаянием, примирением или амнистией. Вряд ли такая забота о конституционных правах граждан найдет с их стороны понимание, не говоря уже о дополнительной существенной нагрузке на суды и заметном удлинении процесса (вместо его ускорения).

На самом деле критика нереабилитирующих оснований прекращения уголовного дела с позиции презумпции невиновности неправомерна. Данная проблема выглядит мнимой. Не следует забывать, что до полного завершения уголовного процесса и вступления в законную силу приговора суда любые материально-правовые рассуждения о «преступлении», «виновности», «совершении преступления» и т.п. юридически существуют лишь гипотетически. Соответственно, если производство по делу прекращается в досудебных стадиях, то данная гипотеза остается неопровергнутой и презумпция невиновности продолжает действовать. Органы расследования отнюдь не констатируют виновность лица, а отказываются от его дальнейшего уголовного преследования, т.е. они отказываются тем самым от постановки перед судом соответствующих уголовно-правовых вопросов (о преступлении и наказании) и их разрешения судом. Такой отказ при наличии к нему правовых оснований никоим образом не противоречит презумпции невиновности. Он лишь означает, что конкретное уголовное дело никогда не будет разрешено по существу. Не более того. Поэтому постановление органов расследования о прекращении уголовного дела по нереабилитирующему основанию не заменяет и не может заменить приговор.

Значение разграничения реабилитирующих и нереабилитирующих оснований прекращения уголовного дела заключается не в том, что в первом случае констатируется невиновность лица в совершении преступления, а во втором — его виновность. Оно имеет совершенно иной смысл. При прекращении уголовного дела (преследования) по реабилитирующему основанию констатируется, что уголовное преследование было неправомерно, в связи с чем государство обязано реабилитировать подвергавшееся ему лицо и возместить ему вред. При прекращении уголовного дела (преследования) по нереабилити-рующему основанию констатируется, что уголовное преследование было правомерно, в связи с чем у государства не возникает обязанность реабилитации лица и возмещения ему вреда. Именно поэтому такие основания и являются «нереабилитирующими». Таким образом, разграничение реабилитирующих и нереабилитирующих оснований прекращения уголовного дела (преследования) проводится не с точки зрения виновности или невиновности лица в совершении преступления, а с точки зрения юридических последствий прекращения уголовного дела (преследования), т.е. возникновения у лица права на реабилитацию (возмещение вреда) или отсутствия такового. К презумпции невиновности это никакого отношения не имеет.

Процессуальный порядок прекращения уголовного дела и уголовного преследования

Прекращение уголовного дела (преследования) оформляется постановлением следователя или дознавателя, структура которого определена ч. 2 ст. 213 УПК РФ. Следует подчеркнуть, что данное уголовно-процессуальное решение должно быть не только законным, т.е. соответствующим закону по форме и содержанию, но также обоснованным и мотивированным. Это означает, что в нем должны быть приведены фактические данные, установленные с помощью доказательств в ходе расследования, дана их уголовно-правовая оценка и сделаны юридически аргументированные выводы о наличии одного из оснований для прекращения уголовного дела (преследования).

Порядок прекращения уголовного дела или преследования зависит также от конкретного основания, по которому дело или преследование прекращается. Здесь следует различать три ситуации:

1) при прекращении уголовного дела (преследования) по большинству оснований следователь или дознаватель самостоятельно принимает соответствующее решение, не испрашивая согласия ни руководителя следственного органа (следователь), ни прокурора (дознаватель);

2) при прекращении уголовного дела (преследования) по некоторым основаниям, в частности предусмотренным ст. 25, 28 и 281 УПК РФ, следователь должен в обязательном порядке сначала получить согласие руководителя следственного органа, а дознаватель — согласие прокурора;

3) при прекращении уголовного дела с назначением судебного штрафа (ст. 25' УПК РФ) и применением принудительной меры воспитательного воздействия к несовершеннолетнему (ст. 427 УПК РФ) окончательное решение принимает суд, куда обращаются следователь и дознаватель, причем опять-таки только с согласия соответственно руководителя следственного органа и прокурора, т.е. при применении данных оснований прекращения уголовного дела (преследования) полномочия следователя и дознавателя ограничены в наибольшей степени.

Почему в одних случаях законодатель требует согласия руководителя следственного органа или прокурора на прекращение уголовного дела, а в других — не требует? Логика здесь заключается в следующем. Когда применение конкретного основания не предполагает какого-либо усмотрения (дискреционного начала) со стороны следователя или дознавателя, то контроль (надзор) за таким решением надлежащим образом осуществим в последующем, так как такое решение всегда можно оценить a posteriori с точки зрения его законности и (или) обоснованности в порядке ведомственного контроля (руководитель следственного органа), прокурорского надзора или судебного контроля. Когда же применение конкретного основания связано с дискреционным усмотрением следователя или дознавателя, т.е. законодатель дает им возможность оценить обстоятельства дела, учесть личность обвиняемого и т.п., одинаково законным и обоснованным иногда может быть как решение о прекращении уголовного дела (следователь принял, например, во внимание примирение сторон по ст. 25 УПК РФ), так и решение об отказе в прекращении уголовного дела (невзирая на примирение, по мнению следователя, высока вероятность рецидива). Тогда дополнительной гарантией служит согласие на прекращение уголовного дела (преследования) со стороны руководителя следственного органа или прокурора, которых следователь или дознаватель должны убедить не только в законности, но и в целесообразности принимаемого решения, поскольку в случае гипотетической ошибки или неточной оценки ситуации решение не всегда можно в дальнейшем отменить как незаконное или необоснованное (формально оно может вполне соответствовать букве закона). Иными словами, согласие на прекращение уголовного дела (преследования) со стороны руководителя следственного органа или прокурора появляется там, где идет речь о дискреционных альтернативных основаниях. Если же прекращение уголовного дела (преследования), помимо собственно дискреционного усмотрения, предполагает еще и возложение каких-либо правоограничений на лицо, освобождаемое от уголовного преследования, как это имеет место в случае со ст. 427 УПК РФ, то здесь уже необходимо вмешательство суда.

Впрочем, с практической точки зрения, разница между теми случаями, когда требуется согласие на прекращение уголовного дела прокурора и руководителя следственного органа, и теми случаями, когда оно не требуется, сегодня стирается. Так, при буквальном прочтении п. 13 ч. 2 ст. 37 и п. 9 ч. 1 ст. 39 УПК РФ прокурор и руководитель следственного органа должны утверждать любое постановление соответственно дознавателя и следователя о прекращении производства по уголовному делу, независимо от основания, по которому оно вынесено. Это, по сути, означает, что даже тогда, когда закон формально не требует при прекращении уголовного дела предварительного согласия со стороны прокурора (руководителя следственного органа), на самом деле оно все равно имеет место при утверждении соответствующего процессуального решения. Впрочем, возможно, что п. 13 ч. 2 ст. 37 и п. 9 ч. 1 ст. 39 УПК РФ следует понимать таким образом, что прокурор и следователь должны утверждать постановление о прекращении уголовного дела лишь в случаях, специально указанных в УПК РФ. Такое толкование в большей мере соответствует традиционной процессуальной логике.

Не следует забывать, что, как отмечалось выше, в некоторых случаях требуется также согласие на прекращение уголовного дела (преследование) самого подозреваемого или обвиняемого. Наличие такого согласия должно быть отражено в тексте постановления о прекращении уголовного дела (преследования), т.е. позицию подозреваемого или обвиняемого необходимо выяснить еще до принятия соответствующего решения.

Остается добавить, что копия постановления о прекращении уголовного дела (преследования) должна быть направлена прокурору не только дознавателем, но и следователем. Кроме того, копию данного решения получают также обвиняемый (подозреваемый), потерпевший, гражданский истец и ответчик, если они имеются в деле. Потерпевшему и гражданскому истцу разъясняется также, что они могут отстаивать свои права в порядке гражданского судопроизводства. По делам о налоговых преступлениях копия постановления о прекращении уголовного дела (преследования) направляется также в налоговый орган, чье обращение стало поводом к возбуждению уголовного дела.

Отмена решения о прекращении уголовного дела (преследования)

Как уже отмечалось, наличие по уголовному делу постановления о его прекращении исключает возможность повторного производства по нему, пока данное постановление не отменено. Таким образом, чтобы возобновить производство по прекращенному уголовному делу, необходимо сначала добиться отмены соответствующего решения, обладающего так называемым преклюзивным эффектом (п. 5 ч. 1 ст. 27 УПК РФ).

Отмена решения о прекращении уголовного дела может осуществляться тремя способами: 1) в порядке ведомственного контроля; 2) в порядке прокурорского надзора; 3) в порядке судебного контроля. При этом некоторые из отмеченных способов (ведомственный контроль и прокурорский надзор) предполагают по общему правилу возможность соответствующих должностных лиц действовать как по жалобам заинтересованных участников процесса (прежде всего потерпевшего), так и ex officio (по собственной инициативе). Применительно к судебному контролю действия ex officio исключены: суд вправе рассмотреть вопрос об отмене постановления следователя или дознавателя о прекращении уголовного дела (преследования) только по жалобе заинтересованного лица.

Ведомственный контроль заключается в праве руководителя следственного органа отменить постановление следователя о прекращении уголовного дела (преследования) и возобновить производство по делу в целом или уголовное преследование in personam конкретного лица.

Прокурорский надзор действует в отношении как дознавателя, так и следователя. Постановление дознавателя о прекращении уголовного дела (преследования) может быть отменено прокурором в любой момент, после чего дело (преследование) возобновляется. Аналогичное постановление следователя может быть отменено прокурором не позднее 14 суток с момента получения им материалов дела. При этом прокурор должен указать конкретные обстоятельства, подлежащие дополнительному расследованию, и незамедлительно направить свое решение об отмене вместе с материалами дела руководителю следственного органа. По делам частного обвинения, по которым проводится предварительное расследование, прокурор вправе действовать лишь по жалобе заинтересованного лица, т.е. отмена постановления о прекращении уголовного дела ex officio здесь исключена.

Судебный контроль осуществляется в порядке, установленном ст. 125 УПК РФ, районными судами. Суд вправе рассмотреть жалобу заинтересованного лица, которым чаще всего является потерпевший, на постановление следователя или дознавателя о прекращении уголовного дела (преследования) и отменить его, признав незаконным или необоснованным, что автоматически означает обязанность органов расследования возобновить производство по делу. Естественно, что судебный контроль наиболее эффективен в тех случаях, когда позиция следователя (дознавателя) нашла поддержку руководителя следственного органа или прокурора, давших согласие на прекращение уголовного дела, утвердивших соответствующее решение, отклонивших обращение заинтересованных лиц и т.п. В то же время закон не предполагает никакого обязательного предварительного обращения к руководителю следственного органа или прокурору — заинтересованные участники процесса после принятия решения о прекращении уголовного дела (преследования) вправе незамедлительно обращаться сразу в суд.

Отмена постановления о прекращении уголовного дела (преследования) руководителем следственного органа, прокурором или судом возможна только в случае признания данного решения незаконным или необоснованным, за исключением, разумеется, отмены решения о прекращении уголовного дела в связи с неуплатой судебного штрафа (ст. 25' УПК РФ), где действует особый порядок. Незаконным оно является в том случае, когда порядок его принятия или содержащиеся в нем выводы противоречат нормам уголовно-процессуального или уголовного законов. Необоснованным оно является в том случае, когда сделанные следователем или дознавателем выводы о фактах либо не подтверждены соответствующими доказательствами, либо противоречат фактическим обстоятельствам дела, установленным имеющимися в деле доказательствами.

Закон в большинстве случаев не устанавливает предельного срока, в течение которого может быть отменено постановление о прекращении уголовного дела (преследования). Единственным исключением является 14-дневный срок, установленный для отмены прокурором соответствующего постановления следователя, о чем говорилось выше. В остальных ситуациях предельный срок определяется сроком давности привлечения к уголовной ответственности: пока срок давности не истек, руководитель следственного органа, прокурор или суд вправе отменить постановление следователя (дознавателя) о прекращении уголовного дела (преследования), признав его незаконным или необоснованным.