Юридический механизм правореализации

Состояние разработки проблемы

Могут быть различными уровни самого теоретического анализа проблемы правореализационных процессов. В предыдущей главе эти процессы рассматривались на уровне выделения их основных блоков (звеньев) с тем, чтобы через них изобразить в общих чертах относительно целостную картину правореализации. Следующий, более углубленный уровень научного осмысления правореализации - вычленение компонентов каждого из этих блоков, определенная их детализация, выявление их связей и взаимодействия в ходе функционирования. Для этого требуется изучение механизма реализации норм права.

В отечественной юридической литературе проблема механизма правореализации поставлена недавно. Еще на рубеже 70-х годов она растворялась в проблематике механизма правового регулирования, под которым подразумевались все средства юридического воздействия, включая сюда "право в единстве с его реализацией", установление юридических прав и обязанностей, использование их участниками регулируемых общественных отношений. Это было связано не только с неоправданно широким пониманием самого правового регулирования, о чем уже говорилось в предыдущих разделах данного труда, но и с недостаточным вниманием к непосредственным процессам правореализации.

Важный шаг в позитивном направлении был сделан В.М. Горшеневым, доказавшим, что "способы воздействия, закрепляемые в нормах права, представляют собой активную сторону правового регулирования, а способы реализации - результативную сторону". Этот вывод мог стать основой, чтобы в ходе дальнейшего углубленного изучения проблемы выявились как общие, так и сугубо специфические моменты правового регулирования, с одной стороны, и правореализации, с другой. Таким образом, четче вырисовывались бы относительная самостоятельность и повышенная значимость проблемы механизма правореализации, ее особенности и пути исследования.

Авторы, обратившие внимание на механизм правореализации, пока трактуют его субстанцию только через правомерную деятельность. Ю.С. Решетов, например, прямо подчеркивает: "Свои черты отличают субстанцию механизма правореализации. В качестве его элементов выступают не правовые средства, при помощи которых обеспечивается правовое воздействие на общественные отношения, а виды правомерной деятельности".

При таком подходе механизм правореализации сводится к правомерному поведению непосредственных участников общественных отношений, регулируемых реализуемой правовой нормой, а субъективные права, юридические свободы, обязанности, правоотношения в определенной своей части, индивидуальное правовое регулирование и другие подобные правовые явления оказываются за его рамками.

В данной работе уже неоднократно подчеркивалось, что в цивилизованном обществе правомерная деятельность - важнейший компонент правореализационного механизма, значение которого недооценивать нельзя. Это бесспорно. Не зря социологи относят правомерную деятельность к "конформному" поведению. Своей положительной деятельностью индивид проявляет социальную активность, участвует в созидательном процессе, становится действительным, а не просто воображаемым субъектом исторического прогресса. Всякая целесообразная деятельность, если даже ее непосредственная цель сугубо "личная", есть деятельность изначально общественная.

Правомерная деятельность органически включена в общую систему человеческой деятельности, носит неизменно общественный характер, неразрывно связана с намечаемыми содержанием и направленностью регулируемых правом общественных отношений, дает ожидаемые регулирующей подсистемой социально-полезные результаты. В юридически значимых областях она является интегративным и доминирующим проявлением правомерного поведения, без нее нельзя представить себе механизм правореализации.

В механизм правореализации правомерная деятельность входит с двух сторон:

• с активной стороны в качестве средства воздействия на регулируемые общественные отношения,
• с результативной - в качестве правомерного или специально поощряемого в юридическом плане поведения участников этих отношений.

Как средство воздействия она выражается в правотворческой конкретизации норм базового и среднего уровней, в индивидуальном правовом регулировании, в контрольно-надзорной деятельности, как его ближайший результат - в сообразовании указанными лицами собственного волеизъявления с соответствующими правовыми моделями, обозначенными в виде субъективных прав, юридических свобод, обязанностей и полномочий внутри возникшего правоотношения. Причем правомерная деятельность, выступающая в роли средства воздействия, сама осуществляется в порядке реализации статутных и процессуально-процедурных норм, определяющих задачи, полномочия и процедуру работы уполномоченных на то органов и лиц.

Однако при всем богатстве своих содержательных и функциональных характеристик правомерная деятельность не исчерпывает механизма правореализации. Этот механизм должен состоять из взаимодействующих рычагов, охватывающих определенный цикл правореализационных процессов в целом, начиная с приведения в "боевую готовность" реализуемых правовых норм, продолжая воплощением предусмотренных в них общих правил и велений в регулируемые ими общественные отношения и завершая правомерными действиями (воздержанием от действий) непосредственных участников этих отношений. Неправомерное (отклоняющееся, девиантное) поведение не находится "в стороне" от правореализации, совершается не в каком-то обособленном от правоотношений пространстве. Оно предпринимается внутри формировавшегося диспозиционного правоотношения и становится юридическим фактом, влекущим возникновение обеспечительного (охранительного) правоотношения.

Ю.С. Решетов при рассмотрении механизма правореализации ввел понятие "целостные участки", подразумевая фактически отдельные блоки правомерной деятельности в данном механизме. В принципе это не вызывает серьезных возражений.

Но необходимо учесть, что такие "участки" не расположены линейно. Одни из них взаимосвязаны по горизонтали (например, действия продавца и покупателя недвижимости), другие - по вертикали (скажем, их взаимоотношения с государственным регистратором прав на недвижимость). К тому же, при характеристике любого механизма этимологически лучше пользоваться такими выражениями, как детали, рычаги, блоки.

На наш взгляд, юридический механизм правореализации складывается из полного набора своеобразных рычагов, закономерно участвующих в приведении реализуемой нормы в каждом конкретном случае в работающее состояние, в воплощении всего ее содержания в регулируемые общественные отношения, в достижении намеченного в ней результата.

С некоторой условностью эти рычаги могут быть объединены в несколько взаимосвязанных блоков, олицетворяющих общую схему (модель) правореализации, образующих ее собственный механизм и способствующих ее нормальному функционированию.

Это - блок, обеспечивающий начало правореализации (стартовый блок), блок диспозиционного правоотношения, блок обеспечительного правоотношения и блок индивидуального правового регулирования, подключаемый по мере необходимости к предыдущим блокам правореализации.

В данной главе остановимся на первых трех из названных блоков юридического механизма правореализации, поскольку блок индивидуального правового регулирования рассматривается в следующей главе настоящей работы.

Стартовый блок механизма правореализации

Правовые нормы в реальной действительности срабатывают по-разному. Это зависит главным образом от особенностей регулируемых общественных отношений и обусловливаемых ими видов норм права. Одни нормы вступают непосредственно в реализуемое состояние благодаря введению их в действие, другие нуждаются, кроме того, в наступлении определенных юридических фактов, третьи предполагают еще индивидуальное правовое регулирование и т.д. Поэтому компонентный состав данного блока юридического механизма правореализации не всегда одинаков.

Но, так или иначе, в нем располагаются следующие рычаги:

1. Введение правовой нормы в действие.

Оно обязательно для любой нормы права, связано с установлением временных, пространственных и субъектных пределов ее юридической силы, определяемых специальными нормативными правовыми документами, актами о введении в действие законов и подзаконных источников права, а также таким структурным элементом самих реализуемых норм, как указание на их субъектный состав. Здесь весьма важны и меры по фактическому подключению новых правовых норм к общей системе действующего права. Р.О. Халфиной справедливо подмечено, что изложение того или иного правила в тексте нормативного правового акта может оказаться лишь внешней оболочкой, если по каким-либо причинам оно не включилось в систему действующего права. Существенно, чтобы своевременно отменялись устаревшие нормативно-правовые предписания, вносились требуемые коррективы в продолжающие действовать, устранялись неясности, противоречия и т.п. Иначе возможны сбои уже в стартовом блоке механизма правореализации, ведущие к нежелательным последствиям;

2. Правотворческая конкретизация нуждающихся в этом правовых норм.

В стартовом блоке механизма правореализации она проявляется в тех случаях, когда ввиду многослойности упорядочиваемых общественных отношений нормы права, созданные на определенном (скажем, на базовом или среднем) уровне общего правового регулирования, предполагают дальнейшую их конкретизацию в последующих нормативных правовых актах. Такие нормы некоторыми авторами именуются общими правилами косвенного, относительного действия, поскольку они реализуются вместе с другими нормами. Причем нередко в самом тексте нормативного акта более общего (высокого) уровня содержится прямое указание на необходимость принятия соответствующего нормативного акта (к примеру, ст.96 ГК РФ, ст.12 Налогового кодекс РФ) или поручение определенному органу осуществить подобную конкретизацию, как это сделано, скажем, в ст.ст.24-25 Воздушного кодекса РФ. В аналогичных случаях без требуемой конкретизации самих правовых норм начало правореализации существенно затрудняется. Достаточно сослаться на ст.59 Конституции РФ о праве граждан на замену военной службой альтернативной гражданской службой, реализация которой на протяжении ряда лет оказалось невозможной из-за отсутствия конкретизирующего нормативного правового акта, точнее - соответствующего федерального закона, регулирующего эти жизненные отношения на развивающем уровне.

3. Юридический факт или фактический состав. Для начала реализации норм дискретного действия нужны, как уже говорилось ранее, определенные юридические факты или их совокупность (фактический состав). Юридический факт представляет собой конкретную жизненную ситуацию (обстоятельство), с которой норма права связывает возникновение, изменение или прекращение правоотношений. Фактический состав являет собой комплекс обстоятельств, влекущих те же последствия, только в своем единстве. Это - явления объективной действительности, выражающиеся в конкретном действии, бездействии (волеизъявлении), событии или состоянии юридически значимого обстоятельства.

Волеизъявления чаще всего выражаются в активных действиях, означающих сделку, отказ от своих имущественных прав или передачу их другим лицам, например, поручение банку перечислить со своего счета определенную денежную сумму и т.д. Но они могут проявляться и в бездействии (воздержание от определенного действия), как это бывает, например, при воздержании от ответа на предложение заключить договор, от вступления в наследование, от акцептирования платежного требования кредитора. Как действия, так и бездействия выполняют роль юридического факта, если влекут за собой возникновение, изменение или прекращение отношения, регулируемого нормой права.

События - это явления объективной действительности, происхождение которых не связано с волей участников правоотношения. Землетрясение, наводнение, оползни, пожары от удара молнии и другие подобные обстоятельства оказываются подчас юридическими фактами, с которыми связаны страховые обязательства, прекращение трудовых контрактов и т.д. События, в свою очередь, можно подразделить на две большие подгруппы: относительные и абсолютные. Событие, природа которого коренится в волевом действии лица, не являющегося участником конкретного правоотношения, называется относительным (например, лицо, причинившее ущерб собственнику застрахованного имущества, не является субъектом правоотношения между страховой компанией и последним). Явление же объективной действительности, не имеющее непосредственной связи вообще с человеческой волей, является абсолютным (стихийное бедствие). Юридически значимое состояние представляет собой жизненную ситуацию, которая не может расцениваться ни как волеизъявление, ни как событие. Так, неплатежеспособность государственного предприятия, неудовлетворительное состояние структуры его баланса является основанием для признания его банкротом или для продажи в соответствии с Указом Президента РФ «О продаже государственных предприятий-должников» от 2 июня 1994 года. Неизвестность места нахождения человека на протяжении указанных в гражданском законодательстве сроков дает возможность для признания его безвестно отсутствующим или даже умершим. В подобных случаях, несомненно, роль юридических фактов играют не конкретные действия или события, а юридически значимое состояние предприятия, физического лица или каких-либо социальных процессов.

Правомерные изъявления, события и юридически значимые состояния - это юридические факты, так или иначе обозначенные в гипотезах правовых норм. Следовательно, с ними связаны возникновение, изменение или прекращение отношений, регулируемых диспозициями этих норм. Но волеизъявления бывают и неправомерными, а в некоторых случаях - наоборот, специально поощряемыми. Тогда они выполняют роль юридических фактов, вызывающих возникновение, изменение или прекращение отношений, регулируемых другой структурной частью норм права, а именно, их санкциями. Так, невыполнение или недоброкачественное выполнение должником своих обязательств служит основанием для возмещения убытков и применения штрафных санкций. Работа в сверхурочное время или в праздничные дни подлежит оплате в двойном размере (ст.ст.88- 89 КЗоТ РФ). Возникновение, изменение или прекращение некоторых жизненных отношений, регулируемых диспозициями правовых норм, обуславливаются одновременно несколькими жизненными обстоятельствами. Например, основанием для применения реорганизационных мер (санации) к неплатежеспособным предприятиям служат: а) ходатайство об этом должника, собственника или кредитора, т.е. их волеизъявление; б) наличие реальной возможности восстановить платежеспособность предприятия-должника или, иначе говоря, определенное его финансовое и производственное состояние; в) убеждение арбитражного суда в полезности применения этой реорганизационной меры. Здесь, как видим, роль юридического факта играют несколько жизненных обстоятельств, которые лишь в своей совокупности влекут возникновение соответствующего отношения. Для обозначения таких «множеств» существует понятие «фактический состав», обозначающий два и более жизненных обстоятельства, которые только в своем единстве играют роль юридического факта. Хотя само по себе каждое из таких обстоятельств способно быть юридическим фактом, однако в ряде случаев лишь их комплекс (совокупность) законодателем наделяется этим свойством. Тогда они образуют специфическую правовую реальность, именуемую фактическим составом.

В стартовом блоке механизма правореализации располагаются юридические факты или фактические составы, благодаря которым в каждом отдельном случае "срабатывает" непосредственно диспозиция реализуемой правовой нормы, воплощаясь в диспозиционное правоотношение. Указание на эти жизненные ситуации в общей либо в казуальной форме содержится в гипотезах норм права, и в таком смысле они "предусмотрены нормами права, работают на право, на его механизм". Юридические же факты, расцениваемые как отклоняющееся поведение, подрывают право, нарушают диспозиции его норм, служат основанием для возникновения совершенно иных, а именно охранительных правоотношений, которые входят в другой блок юридического механизма правореализации. Юридические факты или фактические составы необходимы для начала реализации правовых норм дискретного действия, которыми регулируются общественные отношения, возникающие, изменяющиеся и прекращающиеся "от случая к случаю". Они не нужны стартовому блоку юридического механизма реализации норм непрерывного действия, поскольку ими упорядочиваются общественные отношения иного характера. Такие нормы в собственной структуре не имеют гипотез, находятся в постоянном реализуемом состоянии с момента введения их в действие. Мнение о том, что без юридических фактов правореализация невозможна (Ю.К. Толстой, Д.М. Чечот), что "существуют юридические факты, являющиеся общими, обязательными элементами многих фактических составов", что именно 'благодаря им порождается иллюзия о возможности возникновения правоотношений без юридических фактов, непосредственно из закона”, не выдерживает критики. Оно является скорее следствием смешения правореализационных процессов, происходящих на разных уровнях. Гражданство, правосубъектность и другие подобные явления, рассматриваемые сторонниками указанного мнения в качестве "общих юридических фактов" или постоянного компонента "многих фактических составов", в действительности означают воплощение в специфические общественные отношения реализуемых статутных норм права. Другие же нормы реализуются не на данном уровне. Хотя между различными уровнями правореализации существуют определенные взаимодействия, однако здесь речь идет не о связях юридического факта, предусмотренного в гипотезе реализуемой правовой нормы, и возникающего благодаря ему диспозиционного правоотношения, а скорее о зависимостях между разными, точнее между статутными и остальными правоотношениями. В юридическом механизме правореализации статутные правоотношения занимают другое место и не могут считаться лишь одним из рычагов его стартового блока.

4. Индивидуально-правовое регулирование. Элементом стартового блока оно становится при необходимости властного организующего участия уполномоченного на то органа или должностного лица в самом начале очередного цикла реализации той или иной нормы. Такая необходимость в основном обусловливается неопределенностью требуемых юридических фактов, спорностью существования предполагаемого правоотношения или отсутствием взаимного согласия между вступающими в правоотношение лицами. Это случаи, когда арбитражный суд разрешает преддоговорные споры между юридическими лицами согласно ст.445 ГК РФ, своим решением устанавливает юридические факты, подтверждает наличие или отсутствие определенного правоотношения, восстанавливает права по утраченным документам на предъявителя и т.д. Реализация правовых норм, связанных с подобными ситуациями, не может по-настоящему развернуться, пока не состоялся акт индивидуального регулирования, принятый компетентным органом или должностным лицом в осуществление управленческих и процессуально-процедурных норм, регулирующих его деятельность. Хотя в отечественной юридической литературе существует мнение, что рассматриваемые акты индивидуального правового регулирования являются одним из элементов сложного фактического состава и в таком качестве выступают как часть юридического факта, на самом деле эти акты приводят неопределенные или спорные фрагменты действительности к состоянию "истинности и бесспорности", но не создают и не дополняют их, сами не становятся слагаемыми объективно существующего юридического факта, служащего основанием правоотношения. В данном плане следует согласиться с учеными, которые отрицают за ними качества юридического факта или элемента фактического состава (М.Г. Авдюков, Н.А. Чечина).

Выделенные выше узлы стартового блока призваны, взаимодействуя между собой по-разному в зависимости от конкретных факторов, обеспечить бесперебойное и полнокровное начало реализации каждой нормы права. Чтобы они работали ритмично и эффективно, необходимо постоянно знать их качество и реальное состояние, выявлять и своевременно устранять имеющиеся в них слабые места, повышать уровень их слаженности.

Блок диспозиционного правоотношения

В юридическом механизме правореализации этот блок является центральным, стержневым. Он состоит как раз из того общественного отношения, ради регулирования которого, в конечном счете, создается и вводится в действие та или иная правовая норма.

Непосредственно это отношение упорядочивается диспозицией правовой нормы, в нем воплощаются общие правила диспозиции и ближайшая цель реализуемой нормы, в силу чего точнее именовать его диспозиционным, нежели правоустановительным, правонаделительным или правообразующим правоотношением, как это делается некоторыми авторами. Когда реализуется запрещающая норма, в таком качестве, как уже отмечалось выше, выступает общественное отношение, заключающееся в обособлении субъектов права от ущербного для общества, вытесняемого отношения, описанного в ее диспозиции.

При некоторых обстоятельствах к данному блоку подключается и индивидуальное правовое регулирование, но уже с несколько иным назначением. Индивидуальное правовое регулирование, в частности, подключается сюда в случаях, когда общерегулятивные права и обязанности, составляющие юридическое содержание диспозиционного правоотношения, нуждаются во властной конкретизации уполномоченными на то органами или должностными лицами.

Специалистами давно замечено, что акты такого регулирования способны выполнять и функцию конкретизации, что на "основе юридических норм, в пределах, формах, направлениях, предусмотренных ими... конкретизировать содержание общественных отношений". Это, по сути, правильно.

Указанные акты конкретизируют не правовые нормы, а юридический пласт содержания регулируемых ими общественных отношений, составляющие его общерегулятивные права и обязанности. Они предпринимаются в рамках уже существующего общерегулятивного правоотношения, служат средством преобразования его в конкретное правоотношение. Не случайно в гражданском процессе часто связывают их с преобразовательными исками, хотя отдельные авторы (А.А. Добровольский, А.Ф. Клейман) под несколько иным углом зрения против этого возражают.

На базе, скажем, конституционной нормы о праве на труд или на социальное обеспечение по возрасту, в случае болезни, инвалидности и потери кормильца (ст.ст.37,39 Конституции РФ) возникает соответствующее общерегулятивное правоотношение с юридической моделью, одинаковой для всех его возможных участников. Благодаря акту индивидуального правового регулирования оно преобразуется в конкретное правоотношение, субъектом которого является уже определенный индивид с персонифицированными возможностями работать в такой-то организации тем-то или получать ежемесячно пенсию в таком-то размере. Подобный акт именно конкретизирует содержание диспозиционного правоотношения и, надо полагать, располагается в одном с ним блоке юридического механизма правореализации.

Кроме того, индивидуальное правовое регулирование к этому блоку подключается при необходимости применять принудительные меры восстановительного характера к лицу, допустившему отклоняющееся поведение, в рамках самого диспозиционного правоотношения, без формирования специфического охранительного правоотношения.

Как будет показано в дальнейшем, охранительное правоотношение не возникает, если реакция на отклоняющееся поведение сводится к восстановлению нарушенного состояния, не связана с возложением на виновного новых, дополнительных обременений. В таких случаях участник диспозиционного правоотношения, отклонившийся от намеченной в юридической модели последнего линии поведения, при помощи принудительных мер восстановительного порядка как бы возвращается на свое прежнее место, "вталкивается" в существующее правоотношение с тем, чтобы он своими правомерными действиями обеспечил нормальное его завершение.

Соответственно, индивидуальное правовое регулирование, предпринимаемое для установления таких мер, подключается так же непосредственно к блоку диспозиционного правоотношения в юридическом механизме правореализации.

В самом содержании диспозиционного правоотношения, как и любого другого, различаются два пласта: юридический и фактический. Первый из них, будучи следствием воплощения диспозиции и цели реализуемой правовой нормы в общественное отношение, примыкает к регулирующей, активно воздействующей, а второй - к регулируемой, результативной подсистемам.

Юридический пласт содержания такого правоотношения выражается в виде субъективного права, юридической свободы, юридической обязанности или полномочия.

Субъективное право представляет собой вид и меру возможного поведения участника диспозиционного правоотношения, определенные и гарантированные юридически. Такая его трактовка впервые была дана известным советским ученым Н Г. Александровым. Интерпретации субъективного права как меру возможного поведения, возможность установленным образом действовать, разрешение на совершение тех или иных действий, притязание и т.д. недостаточно корректны. Субъективным правом обозначаются не только мера (объем, предел) дозволенного в данном общественном отношении поведения, но и конкретный его вид. Им олицетворяется мера конкретно-определенного вида волеизъявления, намечаются его приемлемое направление и возможные границы. Его носитель именуется управомоченным, а самое это право называется субъективным потому, что оно принадлежит тем или иным субъектам, выступающим в роли участников организуемых диспозицией правовой нормы отношений.

Порою в понятие субъективного права вводятся некоторые дополнительные характеристики. С.С. Алексеев, например, полагает, что под ним подразумевается "принадлежащая управомоченному в целях удовлетворения его интересов мера дозволенного поведения, обеспеченная юридическими обязанностями других лиц". Эта точка зрения проводится и рядом других авторов.

Тем не менее, ни удовлетворение собственных интересов управомоченного, ни обеспечение субъективного права противостоящей ему юридической обязанностью не могут считаться, на наш взгляд, его обязательными родовыми признаками.

Напомним, что многие права граждан предоставляются им для удовлетворения "чужих" интересов, что четко наблюдается, скажем, в праве на необходимую оборону от преступного посягательства на жизнь и здоровье другого лица (ст.37 УК РФ), действовать в чужом интересе без поручения (ст.ст.980-988 ГК РФ), быть защитником интересов обвиняемого в уголовном процессе (ст.49 УПК РСФСР), участвовать в управлении делами предприятия, учреждения или организаций (ст.227 КЗоТ РФ).

Кроме того, есть субъективные права односторонние, которым прямо не противостоит скоординированная с ними юридическая обязанность другого участника данного диспозиционного правоотношения. Примером тому служит опять же право любого человека на необходимую оборону от преступных посягательств. К тому же, всякое субъективное право, как и сама юридическая обязанность, в цивилизованном обществе обеспечивается, в конечном счете, государством.

В диспозиционном правоотношении субъективное право бывает конкретным или общерегулятивным, простым или сложным, разового или многократного использования. Причем эти его виды нередко дополняют друг друга.

Конкретное субъективное право всегда являет собой строго индивидуализированные вид и меру возможного поведения управомоченного в конкретном правоотношении. Оно может быть односторонним, относительным, т.е. соотнесенным с юридической обязанностью контрагента, или абсолютным, индивидуализирующим возможности управомоченного по поводу данного объекта касательно всех остальных членов общества.

Общерегулятивное же субъективное право означает вид и меру юридически возможного поведения, определенные одинаково для всех возможных участников общерегулятивного правоотношения. Оно в одних случаях может полностью реализоваться без конкретизации (к примеру, право на пользование достижениями культуры - ст.44 Конституции РФ), в других - в ходе реализации официально конкретизируется уполномоченными на то органами или лицами, если данное общественное отношение нуждается в индивидуальной регламентации.

В простом субъективном праве олицетворяемые им вид и мера возможного поведения не делятся на относительно обособленные (дробные) части, в то время как в сложном они складываются из дробных частей, каждая из которых реализуема самостоятельно. Примером простого субъективного права служит возможность бронирования жилого помещения (ст.62 Жилищного кодекса РФ), сложного - право собственности, для которого характерны три дробные части - владение, пользование и распоряжение соответствующим имуществом (ст.209 ГК РФ). Дробные части сложного субъективного права именуются правомочиями, хотя в юридической литературе нередко под этим термином подразумеваются конкретное субъективное право в целом, реализуемое субъективное право, правопритязание, структурные элементы содержания любого субъективного права и т.д. В сложном субъективном праве могут присутствовать также секундарные меры (скажем, дозволение на зачет однородных встречных требований - ст.853 ГК РФ), которые дополняют основные вид и меру возможного поведения управомоченного.

Субъективное право разового пользования исчерпывается одним правомерным волеизъявлением управомоченного, как, допустим, принятием и оплатой стоимости товара по договору купли продажи (ст.454 ГК РФ). Субъективное же право многократного пользования позволяет совершать неопределенное число дозволяемых действий, подобных пользованию библиотеками, получению товаров вне очереди в магазинах ветеранами и т.д. Эти особенности сказываются на механизме правореализации.

Содержание субъективного права многогранно. Оно выражается в:

• юридически определенных и гарантированных возможностях управомоченного предпринять активные положительные действия,
• требовать от других не мешать таким действиям или исполнять их прямые обязанности,
• пользоваться теми или иными социальными благами,
• предъявить притязание, т.е. обратиться к компетентным органам в целях привести в движение государственные средства принудительного исполнения обязанности.

По своей природе субъективному праву близка юридическая свобода, посредством которой порою определяется характер поведения участников общерегулятивных диспозиционных правоотношений. Многие юристы отождествляют эти правовые явления. Однако такой подход не согласуется с действующим законодательством и не имеет под собой твердой почвы.

Конституция РФ не только различает права и свободы граждан (глава вторая), но и в ряде случаев ставит их в один ряд, объединяя при помощи соединительного союза "и" (ст. ст.17,19). Такая же картина наблюдается во многих других законодательных актах. Это обстоятельство, четко фиксируемое при использовании даже элементарного грамматического приема толкования закона, обусловлено объективными факторами, связанными с особенностями регулируемых правом общественных отношений.

Разумеется, что свобода - сложная и емкая категория, имеющая философский, социологический, нравственный, психологический, юридический и другие аспекты. По сути, она заключается в возможности человека выбирать, принимать решения со знанием дела, действовать в соответствии с определенными целями и интересами, опираясь на познание объективной необходимости, на ее конкретно-историческое воплощение в виде реально существующих условий, средств и отношений.

Эта категория пронизывает по существу всю государственно-правовую действительность. По своему назначению закон "есть библия свободы народа", в его нормах свобода должна приобретать "независимое от произвола отдельного индивида существование". Многие нормы права являются средством юридического выражения и закрепления, специфическими носителями, шкалой и мерилом свободы, столь важной для превращения каждого члена общества в творческую личность, для раскрытия ее способностей и дарований, для повышения рода субъективного фактора в социальном прогрессе. Если вытекающие из этих норм субъективные права трактуются как вид и мера возможного поведения, то тем самым подчеркивается и их максимальная насыщенность началам свободы даже по сравнении с другими правовыми явлениями, в частности с обязанностью и полномочиями.

Тем не менее, в определенном плане, юридическая свобода не является "производной от юридических прав и обязанностей". Дело в том, что для упорядочения социально оправданного простора в ряде случаев законодателю недостаточен феномен "субъективное право". Есть своеобразные общественные отношения, при властном регулировании которых необходимо указать не столько на вид и меру дозволенного поведения, сколько на тот особый участок социальной действительности, где возможные варианты волеизъявления и их границы в основном выбираются самими их непосредственными участниками. Как раз с такого рода отношениями связаны свобода научного, технического и художественного творчества, свобода слова, печати, собраний, митингов, уличных шествий и демонстраций (ст.ст.29,31 Конституции РФ). Здесь понятие "юридическая свобода" приобретает специфическое правовое значение, олицетворяя гарантированный государством социальный простор для выбора личностью наиболее привлекательных вариантов меры волеизъявления на тех участках жизнедеятельности людей, которые обозначены в правовых нормах. В таком смысле юридическая свобода служит относительно самостоятельным правовым средством, при помощи которого определяется содержание некоторых обще регулятивных правоотношений.

В законе юридическая свобода может определяться через такие правовые явления, как неприкосновенность личности и жилища, тайна переписки, свобода личной жизни и т. п. Конституция РФ гарантирует неприкосновенность личности и жилища, свободу личной жизни, тайну переписки, телефонных переговоров и телеграфных сообщений (ст.ст.22,23). Российский уголовный закон предусматривает ответственность за неправомерное ограничение свободы человека, нарушение равенства свободы людей, тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений, неприкосновенности жилища (ст.ст.127,128, 136,137,138,139 УК РФ). Уголовно-процессуальное законодательство неприкосновенность личности, жилища и тайны переписки возводит в ранг основных принципов уголовного судопроизводства (ст. ст. 11-12 УПК РСФСР). Это - важнейшие правовые нормы, закрепляющие и гарантирующие определенные юридические свободы граждан.

Следующее слагаемое юридического содержания диспозиционного правоотношения - юридическая обязанность. Науке известны разные ее интерпретации. Она трактуется как "необходимость действовать определенным образом в пределах нормы", как "средство обеспечения такого поведения ее носителя, в котором нуждается управомоченный", как "мера необходимого поведения, которой лицо должно следовать в соответствии с требованиями управомоченного в целях удовлетворения его интересов".

Все же более адекватно ее содержание раскрывается при понимании под юридической обязанностью вида и меры должного поведения участников общественного отношения, определенные и гарантированные в нормах права. Этой обязанностью обозначается как мера должного в данном общественном отношении поведения, так и его вид.

При этом не обязательно, чтобы должное поведение предпринималось непременно по требованию управомоченного и для удовлетворения именно его интересов. Многие юридические обязанности существуют для удовлетворения интересов третьих лиц или общества в целом. Правила дорожного движения, к примеру, возлагают на водителя обязанность предоставлять транспортное средство работникам милиции для выполнения неотложных служебных заданий, в то время как здесь речь идет отнюдь не об интересах управомоченного. Они обязывают водителя доставлять в лечебное учреждение пострадавших при дорожно-транспортном происшествии, хотя в этом случае, во-первых, пострадавший не выступает в качестве управомоченного, во-вторых, не имеет значения наличие или отсутствие чьего-либо требования.

Объяснение юридической обязанности через "требования и интересы управомоченного" связано, думается, с односторонним подходом к принципу единства прав и обязанностей. Давно замечено, что такое единство нельзя свести к их взаимообусловленности в рамках конкретных гражданско-правовых отношений. Оно налицо и тогда, когда в обществе равные права дополняются равными обязанностями или когда осуществление лицом своих прав неотделимо от исполнения им собственных обязанностей.

В диспозиционном правоотношении юридическая обязанность может быть конкретной (в том числе относительной) или общерегулятивной, простой или сложной, разового или многократного исполнения.

Конкретная юридическая обязанность означает строго индивидуализированные вид и меру должного поведения в конкретном правоотношении. Она считается относительной, если в рамках данного правоотношения соотнесена с субъективным правом другого его участника (скажем, по модели "продавец обязан - покупатель вправе").

Общерегулятивная юридическая обязанность представляет собой вид и меру должного поведения, которые законом определены одинаково для всех ее носителей. Такова, например, обязанность воздерживаться от нарушения правовых запретов, лежащая на каждом возможном участнике регулируемых ими общественных отношений.

Видовые особенности юридических обязанностей (простой или сложной, разового или многократного исполнения) аналогичны особенностям одноименных субъективных прав с той разницей, что здесь речь идет о соответствующих видах и мерах не возможного, а должного поведения.

В собственном содержании юридической обязанности всегда заключено долженствование:

• совершать предписываемые активные действия,
• воздержаться от запрещаемого поведения,
• не выйти за рамки установленных правовой нормой ограничений,
• или не препятствовать осуществлению другими лицами своих субъективных прав и юридических свобод.

Любое из этих долженствований должно прямо указываться в законе или, по крайней мере, недвусмысленно вытекать из него, а в случае неисполнения - повлечь конкретные юридические последствия в виде карательных, восстановительных или иных принудительных мер государственного воздействия. Просто предполагаемых и не имеющих обеспечения юридических обязанностей быть не может, если не принимать за юридическую обязанность долженствования сугубо морального, этического, нравственного, религиозного или технико-технологического порядка.

Юридическое содержание диспозиционного правоотношения может, наконец, выражаться в полномочии, которое являет собой определенные регулятивной подсистемой вид и меру возможно-должного поведения его носителя. В юридической литературе оно подчас обозначается как "правообязанность". Еще П.Е. Недбайло подчеркивал, что "во многих случаях полномочие составляет и обязанность и, наоборот, обязанность является правом". Для такого подхода есть основание.

Ведь данное правовое средство используется при регулировании общественных отношений, в которых то или иное поведение их участников надо рассматривать как их право и обязанность. Скажем, вынести обвинительный приговор при доказанности вины подсудимого в совершении преступления, за которое он предан суду, равно как и оправдать невиновного, - это и право, и обязанность органа правосудия. Именно при обозначении вида и меры такого рода возможно-должного поведения в действующем законодательстве используется термин "полномочие", хотя не всегда с достаточной последовательностью. Например, статья 165 Бюджетного кодекса РФ указывает на полномочия Министерства финансов в бюджетном процессе, статьи 35 37 Налогового кодекса РФ - на полномочия таможенных органов и органов государственных внебюджетных фондов, статья 127 УПК РСФСР на полномочия следователя.

При помощи таких уполномочивающих норм упорядочиваются главным образом действия органов власти, должностных лиц и представителей власти в регулируемых общественных отношениях. В большинстве случаев для них соответствующее волеизъявление олицетворяет не сугубо субъективное право или юридическую обязанность, взятыми каждое в отдельности, а является синтезом того и другого, одновременно мерой и возможного, и должного поведения.

Будучи специфическим результатом соприкосновения начавшей реализовываться правовой нормы с общественным отношением, которое регулируется ее диспозицией, субъективное право, юридическая свобода, юридическая обязанность и полномочия вырастают непосредственно из нормы права и в этом смысле являются ее прямыми производными. Они переводят все то, что заложено в диспозиции и ближайшей цели нормы, в упорядочиваемое общественное отношение, придают последнему свойства правового отношения, поведение участников которого теперь уже организовывается не только самой правовой нормой, но и ее прямыми "производными", обеспеченными точно так же, как и норма права.

Фактический пласт содержания диспозиционного правоотношения означает продолжение правореализационных процессов, призванное обеспечить перевод субъективного права, юридической свободы, юридической обязанности или полномочия из стадии "обладания" в стадию воплощения в реальное поведение. В нем правореализация происходит, прежде всего, на уровне саморегуляции. Иначе говоря, непосредственный участник диспозиционного правоотношения сообразует с юридическим пластом, его содержанием собственное волеизъявление, причем в зависимости от особенностей правоотношения самостоятельно или по согласованию с контрагентом.

Реализуя своими действиями либо воздержанием от действия субъективное право, юридическую свободу, юридическую обязанность или полномочие, участник правоотношения тем самым способствует реализации нормы права, из которой они вытекают.

В социологии и психологии под поведением понимаются разные явления, начиная с последовательного изменения состояния динамических систем и кончая активным сознательным воздействием на среду. Все многообразное социальное поведение можно условно поделить на юридически значимое (правовое) и не являющееся таковым (выходящее за поле правового регулирования – неправовое). Юридически значимое (правовое) поведение, в свою очередь может, быть представлено как правомерное поведение и отклоняющееся противоправное поведение.

В правореализации речь идет только о юридически значимом поведении индивидуальных или коллективных субъектов права, т. е. людей, их общностей и образований, государств и муниципалитетов, выступающих в качестве участников регулируемых правом общественных отношений. Оно внешне выражается в физических либо вербальных поведенческих актах, чаще всего бывает осознанным, подпадает под юридическую оценку и влечет за собой определенные правовые последствия.

В фактическое содержание правоотношения умещается лишь правомерное и специально поощряемое поведение, а остальные разновидности юридически значимого поведения, такие, как правонарушение, злоупотребление правом (полномочиями), правоприменительная ошибка и объективно-противоправные деяния, выходят за его рамки и считаются отклоняющимся поведением.

Правомерным многие авторы считают поведение, соответствующее нормам действующего права, вытекающим из них правам, свободам, обязанностям и полномочиям. В отдельных изданиях сюда включается такая дополнительная характеристика, как непротиворечие принципам права. Однако государственно-правовая действительность подсказывает необходимость дополнения этой, в общем, правильной трактовки указанием еще на один обязательный признак правомерности поведения - на его соответствие той цели, ради достижения которой существуют данная норма права, вытекающие из нее права, свободы, обязанности или полномочия.

Поведение, которое хотя и не выходит за рамки диспозиции правовой нормы, однако явно противоречит целям законодателя, не может признаваться правомерным. Так, закон, предусматривая возможность расторжения трудового договора по инициативе администрации при временной нетрудоспособности рабочего или служащего в течение более четырех месяцев (ст.33 п.5 КЗоТ РФ), преследует цель обеспечения нормального функционирования соответствующего производства. Если увольнение происходит в ситуации, когда нет в этом производственной необходимости, то оно не согласуется с целью данной нормы и оказывается неправомерным. Можно привести другие примеры, подтверждающие, что поведение сохраняет качество правомерности только до тех пор, пока она не вступает в явную коллизию с целью соответствующей нормы права и ее "производных", не идет в ущерб законным интересам остальных участников правоотношения.

В общей структуре правомерного поведения выделяются определенные целостные участки, такие, как:

• сообразование непосредственными субъектами данного правоотношения собственного волеизъявления прямо с реализуемой правовой нормой, с вытекающими из нее правами, свободами, обязанностями или полномочиями;
• правомерная деятельность органов и лиц, которые в соответствии с законом осуществляют индивидуальное правовое регулирование;
• правомерные действия участников индивидуально регламентированных общественных отношений, сообразуемые, в первую очередь, с актом индивидуального правового регулирования.

Каждый из названных целостных участков имеет свои особенности. В фактическом содержании диспозиционного правоотношения из них не "умещается" лишь властная деятельность по индивидуальному правовому регулированию. Два другие участка состоят из поведения непосредственных субъектов данного правоотношения, осуществляемых ими саморегуляционных процессов с той только разницей, что в первом случае между реализуемой нормой права и правомерным действием нет такого промежуточного звена, каким служит индивидуальное правовое регулирование.

Формы правомерного поведения непосредственно зависят от того, именно что - субъективное право, юридическая свобода, юридическая обязанность или полномочие - посредством его реализуется. Субъективные права и юридические свободы используются, юридические обязанности исполняются, полномочия осуществляются. Причем неиспользование субъективною права или юридической свободы является также формой правомерного поведения, если оно не сочетается с неисполнением обязанности. Помимо того, применительно к запрещающим и ограничительным нормам нередко выделяют еще одну форму - соблюдение, хотя логически здесь можно говорить об исполнении вытекающих из этих норм обязанностей.

Последствием же правомерного поведения в любой форме является нормальное развитие и завершение правоотношения. Если, скажем, лица, вступившие в договор купли-продажи, правомерными действиями реализовали свои взаимные права и обязанности, вытекающие из ст.454 ГК РФ и договора, то юридическое последствие одно - прекращение существовавшего между ними диспозиционного правоотношения. Здесь какие-либо новые, обеспечительные правоотношения не возникают.

Существенные особенности имеет специально поощряемое поведение, связанное с реализацией тех поощрительных норм права, которыми предусматриваются конкретные поощрительные меры за достижение определенных результатов. Так, некоторыми подзаконными нормативными правовыми актами устанавливаются те или иные надбавки к зарплате работников за высокие производственные показатели. Это - нормы, сориентированные на специально поощряемое поведение. Такое поведение отличается от простого правомерного не только своей повышенной социальной значимостью, но и тем, что оно влечет за собой возникновение обеспечительного, а конкретнее - поощрительного правоотношения. Взаимные права и обязанности сторон, составляющие юридический пласт содержания этого правоотношения, гарантированы регулятивной подсистемой, и поощрительные средства могут взыскиваться принудительно, если появляется в этом необходимость.

. Отклоняющимся же является любое поведение участников правоотношения, которое не соответствует его юридической форме, не вписывается в олицетворяемые ею субъективные права, юридические свободы, обязанности или полномочия. Это - неправомерное поведение, не согласуемое ни с нормами права, ни с правовыми отношениями, ни с истинными юридическими возможностями их участников. Оно в одних случаях явно выходит за рамки таких возможностей, в других - предпринимается вопреки их назначению, в третьих - совершается неправосубъектным лицом и т.д. Но, так или иначе, налицо «уход в сторону» от юридически намечаемого русла организуемых жизненных отношений, что дает основание объединить их под общим названием «отклоняющееся поведение».

По сути, такое поведение выражается либо в злоупотреблении правом (полномочиями), либо в объективно-противоправном деянии, либо в правоприменительной ошибке, либо в правонарушении.

Наиболее негативным отклоняющимся поведением служит правонарушение, под которым понимается противоправное, виновное и общественноопасное действие или бездействие, влекущее применение к виновному предусмотренных в санкции реализуемой нормы мер государственного принуждения. Деяние, которое считается правонарушением, должно быть: а) противоправным; б) общественноопасным; в) совершено виновно.

При отсутствии хотя бы одного из этих свойств оно не может рассматриваться как правонарушение.

Противоправность заключается в нарушении действующих норм права, в существенном отклонении от юридической формы соответствующего правоотношения, в неисполнении юридических обязанностей или полномочий; общественная опасность - в реальном посягательстве на приоритеты, ценности и юридически охраняемые интересы личности, общества, государства; виновность - в умысле или неосторожности. Умысел означает, что лицо понимало противоправность и вредоносность совершаемого, предвидело его негативные последствия, хотело (прямой умысел) или сознательно допускало (косвенный умысел) их наступление. Неосторожность выражается либо в легкомыслии, когда лицо хотя и предвидело опасность своих действий (бездействий) и их последствий, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало не допустить, предотвратить их, либо по небрежности, при которой виновный не сознает характера предпринимаемых действий и не предвидит возможных их последствий, однако по обстоятельствам дела должен был и мог и сознавать, и предвидеть. Причем необходимая оборона и самозащита, предпринимаемые для предотвращения правонарушения, исключают вину при условии, если нет превышения ее пределов (ст.37 УК РФ, ст.14 ГК РФ). «Каждый вправе, - указывается в ст.45 Конституции РФ,- защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом».

Указанные выше три признака в совокупности считаются необходимым условием для того, чтобы в совершенном деянии усмотреть определенный состав правонарушения. Последний, в свою очередь, складывается из объекта, объективной стороны, субъекта и субъективной стороны. В качестве объекта выступают те или иные общественные отношения, объективной стороны - само деяние, его негативные последствия и причинная связь между ними, субъекта - достигшее определенного возраста и дееспособное физическое лицо (иной субъект), субъективной стороны - его вина, мотивы и цели. Не может быть правонарушения, в котором отсутствует хотя бы один из элементов такого юридического состава.

По степени опасности и некоторым другим свойствам правонарушения подразделяются на проступки и преступления.

Под проступками понимаются гражданско-правовые, хозяйственные, административные, дисциплинарные, процессуальные и некоторые другие правонарушения.

Преступлениями считаются уголовные правонарушения, связанные с отклонениями от требований уголовного закона, имеющие наибольшую опасность и влекущие за собой применение уголовного наказания. Различаются преступления против личности, против ее свободы, чести и достоинства, против конституционных прав и свобод людей, против семьи и несовершеннолетних, против собственности, против интересов службы в коммерческих организациях и т.д.

Преступления бывают оконченные и неоконченные, каковыми служат приготовление к преступлению или покушение на преступление (ст.30 УК РФ). Субъектом преступления могут быть не только непосредственные исполнители, но и соучастники, т.е. организаторы, подстрекатели и пособники. Заранее обещанное укрывательство и заранее обещанное приобретение предметов, добытых преступным путем, рассматриваются как соучастие в преступлении (ст.33-34 УК РФ).

При правонарушении в первую очередь принимаются принудительные меры восстановительного порядка, если только они еще возможны. Они осуществляются, как правило, в рамках существующего диспозиционного правоотношения с тем, чтобы его фактическое содержание привести в соответствие с юридическим, обеспечивая тем самым нормальное развитие и завершение данного правоотношения в целом. Кроме того, к виновному могут применяться меры юридической ответственности, связанные с возникновением нового, обеспечительного правоотношения в виде охранительного.

Злоупотребление правом или полномочиями представляет относительно-самостоятельный вид отклоняющегося поведения при условии, если оно не перерастает в правонарушение со всеми его объективными и субъективными свойствами. Как специфическое неправомерное деяние, оно заключается в действиях, которые хотя по внешним признакам не выходят за границы субъективного права или полномочия, однако прямо противоречат той цели, ради достижения которой оно устанавливается законом, объективно ущемляет права, свободы и интересы других лиц. Например, сотрудник налоговой инспекции, уполномоченный на приведение проверок финансовой деятельности хозяйствующих субъектов, употребляет эти полномочия в целях оказания давления на руководителя предприятия ради повышения в должности своего родственника, работающего на данном предприятии.

Подобное поведение не является правомерным, поскольку оно явно противоречит прямому назначению субъективного права или полномочия, не соответствует цели той правовой нормы, в которой используемое право (полномочие) предусматривается. Ведь в приведенном выше примере налоговый инспектор полномочием по проверке финансовой деятельности хозяйствующего субъекта наделяется отнюдь не для того, чтобы воспользоваться им для удовлетворения каких-либо личных интересов. Следовательно, речь идет о неправомерном использовании кем-либо наличного субъективного права или полномочия. В то же время нельзя признать такое поведение правонарушением, так как лицо, употребляющее свое право (полномочие) ради своих интересов вопреки его прямому назначению, внешне не преступает за его пределы и не нарушает ни гипотезы, ни диспозиции правовой нормы, где оно предусматривается.

Это - весьма специфическое отклоняющееся поведение, находящееся как бы между правомерными действиями и правонарушением. И вовсе не случайно в некоторых работах понятие «злоупотребление правом» отвергается именно по тому мотиву, что такое действие носит противоправный характер и выделять его из правонарушений нет смысла. Даже тогда, когда высказывается несогласие с таким подходом, порою подчеркивается, будто употребление права во зло есть не что иное, как использование таких форм «его реализации, которые выходят за установленные законом пределы осуществления права». В действительности же речь идет о другом. При злоупотреблении правом или полномочиями лицо не выходит за пределы вида и меры возможного поведения (объективная его составляющая), а употребляет их вопреки назначению того права (полномочия), которым они олицетворяются (субъективная его составляющая). Иначе было бы невозможно отличить злоупотребление правом от ординарного правонарушения.

В действующем российском законодательстве есть отдельные нормы, направленные против злоупотребления субъективным правом или служебными полномочиями. Так, статья 10 ГК РФ расценивает как злоупотребление гражданскими правами такие действия физических и юридических лиц, которые предпринимаются «исключительно с намерением причинить вред другому лицу» либо в целях ограничения конкуренции или извлечения выгоды из своего доминирующего положения на рынке.

Кроме того, она указывает на «злоупотребление правом в иных формах», подчеркивая, что при любом таком злоупотреблении гражданскими правами суд может отказать физическому или юридическому лицу « в защите принадлежащего ему права».

Против злоупотреблений правами и юридическими свободами направлена и статья 53 ГК РФ, возлагающая на лиц, действующих от имени хозяйствующих субъектов, обязанность «действовать в интересах представляемого им юридического лица добросовестно и разумно» и возместить причиненные ему убытки, если иное не предусмотрено законом или договором.

Нормы такой же направленности есть также в некоторых других отраслях права. Например, в статье 201 Уголовно-процессуального кодекса РФ указывается: «Если обвиняемый и его защитник явно затягивают ознакомление с материалами дела, то следователь своим мотивированным постановлением, утвержденным прокурором, устанавливает определенный срок для ознакомления с делом». Здесь, по сути, речь идет об ограничении определенным (разумеется, разумным) сроком осуществления права на ознакомление дела при окончании предварительного следствия, если имеет место попытка использовать это право для затягивания судопроизводства.

В уголовном законодательстве содержатся нормы, признающие злоупотреблением или превышением власти действия определенной группы работников, когда эти действия выражаются в использовании служебных полномочий вопреки их назначению в корыстных или иных антиобщественных целях. В частности, ст.ст.201,202 и 285 УК РФ, введенного в действие с 1 января 1997 года, при определенных условиях признают преступными действия менеджеров, частных нотариусов, частных аудиторов и должностных лиц, выражающиеся в использовании своих полномочий вопреки своим задачам, законным и служебным интересам.

Однако в целом проблема как правовой оценки злоупотреблений правом (полномочиями), не перерастающих в преступление или административное и дисциплинарное правонарушение, так и борьбы с этим вредоносным явлением, имеющим в достаточной степени острый характер, пока остается не решенной. Представляется совершенно необходимыми законодательно закрепленные меры, которые бы поставили заслон этому распространенному в российской действительности социально-правовому злу. Эти меры, на наш взгляд, могут выражаться:

1. во-первых, в четком обозначении в правовых нормах той цели, ради достижения которой они, т.е. эти нормы, устанавливаются;
2. во-вторых, в более строгом обозначении самих субъективных прав, юридических свобод и полномочий в диспозициях соответствующих норм права;
3. в-третьих, в тщательном определении пределов использования субъективных прав, юридических свобод и полномочий с исчерпывающим перечислением вводимых законодателем ограничений;
4. в-четвертых, в признании того, что использование субъективного права, юридической свободы или полномочий вопреки той цели, которая обозначена в соответствующей правовой норме, становится правонарушением;
5. в-пятых, в последовательном определении государственных мер, которые должны применяться к лицам, которые злоупотребляют своими правами, юридическими свободами или полномочиями как в том случае, когда их действия перерастают в правонарушение, так и в других ситуациях.

Эти меры должны указываться в санкциях правовых норм, которые непосредственно нарушаются при злоупотреблении правом (полномочиями), либо примерно в том виде, как это сделано в ст.10 ГК РФ, когда речь идет о других проявлениях данного вида отклоняющегося поведения. Предприниматься же они должны, надо полагать, в рамках существующих диспозиционных правоотношений.

Разновидностью отклоняющегося поведения служат и объективно-противоправные деяния, под которыми подразумеваются действия (бездействия), которые хотя формально подпадают под признаки того или иного правонарушения, но по существу не содержат его состава. В гражданском обороте, например, таковыми являются неисполнение обязательства из-за непреодолимой силы (форс-мажор, фр. - forse majenre), прекращение обязательств «невозможностью исполнения, если она вызвана обстоятельством, за которое ни одна из сторон не отвечает» или из-за смерти должника, если исполнение не может быть произведено без личного участия должника либо обязательство иным образом неразрывно связано с личностью должника» (ст.ст.416,418 ГК РФ). По новому УК РФ «не является преступлением действие (бездействие), хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного настоящим Кодексом, но в силу малозначительности не представляющее общественной опасности, то есть не причинившее вреда и не создавшее угрозы причинения вреда личности, обществу или государству» (ст.14). Кроме того, не является преступлением причинение вреда посягающему лицу в состоянии необходимой обороны, при его задержании, ввиду крайней необходимости, в результате физического или психического принуждения, при обоснованном риске для достижения общественно полезной цели (ст.ст.37,38,39,40,41 УК РФ). Во всех таких случаях имеет место отклонение от правомерного поведения именно в форме объективно противоправного деяния, которое лишено тех или иных признаков преступления.

Сюда примыкают также внешне противоправные деяния, совершенные душевнобольными (невменяемыми) или малолетними, являющимися недееспособными. Такие действия объективно противоправны, однако не содержат необходимых признаков правонарушения. При подобном отклоняющемся поведении могут приниматься меры восстановительного или превентивного характера, предусмотренные действующим законодательством страны.

В деятельности официальных органов должностных лиц встречается еще одна весьма своеобразная разновидность отклоняющегося поведения - правоприменительная ошибка. Она подчас присутствует в работе не только судебных и административных учреждений, но и работников экономических и финансовых служб, когда они занимаются правоприменением.

В литературе под правоприменительной ошибкой понимается такое индивидуально-правовое предписание по применению нормы права, которое оказалось необоснованным по обстоятельствам, не известным правоприменителю в момент разрешения данного юридического дела, и признано ничтожным в установленном законом порядке. Это - скрытые, непреднамеренные заблуждения, относящиеся к разряду «извинительных». Но, тем не менее, требуется законодательное решение ряда вопросов, направленных, с одной стороны, на сведение к минимуму таких непреднамеренных ошибок, с другой, - на устранение их негативных последствий. Сюда, конечно, относятся, прежде всего, быстрейшее исправление самой допущенной ошибки путем отмены или изменения незаконного правоприменительного акта и возмещение причиненного материального и морального ущерба.

Блок обеспечительного правоотношения

В этом блоке располагается, прежде всего, общественное отношение, регулируемое санкцией реализуемой нормы права. В нем реализуются предусмотренные в санкции меры юридического обеспечения того, что предусматривается в других частях правовой нормы. Поэтому наиболее уместно и целесообразно называть это отношение обеспечительным правоотношением.

Обеспечительное правоотношение возникает по юридическому факту, в качестве которого выступает либо специально поощряемое, либо отклоняющееся поведение участника диспозиционного правоотношения. Если в диспозиции реализуемой нормы предусматривалось специально поощряемое поведение и оно фактически имело место, то рождается такая разновидность обеспечительного правоотношения, как поощрительное правоотношение. Когда же допущено отклоняющееся поведение, за которое санкционируется возложение на его совершителя (чаще всего - виновного) дополнительных обременений, появляется другая разновидность обеспечительного правоотношения, именуемая охранительным правоотношением.

К данному блоку юридического механизма правореализации часто подключается также индивидуальное правовое регулирование. Оно необходимо во всех случаях, когда требуются:

• установление юридического факта, порождающего обеспечительное правоотношение,
• конкретизация его содержания (первичная или повторная),
• принудительное исполнение вытекающих из него обязанностей, юридической ответственности.

Как поощрительное, так и охранительное правоотношение в своем содержании имеет два пласта: юридический и фактический.

Юридический пласт поощрительного правоотношения состоит из субъективного права одного его участника, добившегося специально поощряемого результата, получить полагающееся ему по санкции правовой нормы вознаграждение и из коррелятивной юридической обязанности другого выдать ему такое вознаграждение. В охранительном же правоотношении он выражается в юридической ответственности лица, виновного в совершении правонарушения, и в координированном с ней праве государства применять к данному лицу меры такой ответственности. Здесь и меры поощрения, и меры ответственности могут осуществляться принудительно.

Фактический пласт содержания обеспечительного правоотношения складывается из правомерного поведения его непосредственных участников по использованию своих прав, исполнению обязанностей и претерпеванию мер юридической ответственности. Это могут быть саморегуляционные действия, заключающиеся в сообразовании собственного поведения с санкцией реализуемой правовой нормы, с вытекающей из нее обязанностью. Таковы, к примеру, выплата руководством кооператива по своей воле премиальных надбавок к зарплате механизатора за специально-поощряемые результаты на уборке урожая, добровольная уплата неустойки должником за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства (ст.394 ГК РФ) и т. д.

Но здесь чаще всего бывает необходимо индивидуальное правовое регулирование, особенно при осуществлении юридической ответственности. Причем оно при реализации санкций некоторых норм права может носить не только первичный, но дополнительный, повторный характер, как это, скажем, наблюдается в случаях, когда лицо, осужденное обвинительным приговором к лишению свободы, после отбытия определенной части наказания специальным определением суда условно освобождается с обязательным привлечением к труду в местах, устанавливаемых уполномоченными на то органами (ст.79 УК РФ).

Так или иначе, однако, в содержание охранительного правоотношения вливается правомерное поведение, регламентированное актом индивидуального правового регулирования.

При рассмотрении содержания охранительного правоотношения наибольшую трудность вызывает понимание ретроспективной юридической ответственности. В литературе встречаются самые разные трактовки этого феномена. Под ним понимается сопряженное с осуждением виновного принуждение к исполнению требований закона, применение санкции нарушенной правовой нормы, принудительно исполняемая обязанность, правоотношение между государством и претерпевающим неблагоприятные последствия, или штрафные санкции правонарушителям, применение к правонарушителю предусмотренной в санкции правовой нормы меры государственного принуждения, применение мер принуждения восстановительного порядка и наказание виновных и т.д. В каждом из этих суждений есть, несомненно, рациональное зерно.

Действительно, ретроспективная юридическая ответственность в первую очередь представляет собой определенные вид и меры должного поведения, предусмотренные санкцией реализуемой правовой нормы за правонарушение, и в данной плоскости она служит специфической разновидностью юридической обязанности. Это - весьма специфическая обязанность отвечать за правонарушение, существующая в рамках охранительного правоотношения и заключающаяся в долженствовании претерпевать особые, заранее указанные в правовой норме дополнительные обременения за определенное виновное поведение, отклоняющееся от намеченного русла реализации диспозиций правовых норм.

Законом она может обозначаться в одних случаях так, чтобы не требовалась ее индивидуализация (например, штрафные проценты в размере учетной ставки банковского рефинансирования по ст.395 ГК РФ), в других - несколько иным образом, предполагающим ее индивидуализацию уполномоченными на то органами и лицами с учетом всех объективных и субъективных моментов содеянного. При последнем варианте вид и мера долженствования виновного конкретизируются актом индивидуального правового регулирования, как это делается, например, судебным приговором при назначении наказания соответственно требованиям ст.ст.60-69 УК РФ.

Однако сущность юридической ответственности не исчерпывается отмеченными свойствами, характеризующими ее как разновидность юридической обязанности. В отличие от последней ретроспективная юридическая ответственность выражается и в самом фактическом претерпевании тех дополнительных обременений, которые входят в вид и меру должного поведения. Соответственно, она пронизывает и юридический, и фактический пласты охранительного правоотношения. Правонарушитель несет эту ответственность как тогда, когда в соответствии с санкцией реализуемой нормы права на него ложится обязанность претерпевать дополнительные обременения за виновное поведение, так и тогда, когда он реально их претерпевает. Это обстоятельство принципиально значимо для правильного понимания и ее сути, и момента возникновения, и способов осуществления.

Таким образом, ретроспективная юридическая ответственность является элементом содержания охранительного правоотношения, возникает и существует в органическом с ним единстве, в качестве же основания к тому выступает собственное отклоняющееся поведение виновного, содержащее признаки конкретного состава правонарушения. Акт индивидуального правового регулирования не является частью такого основания. Он служит правовым инструментом его официального установления, властной конкретизации вида и индивидуальной меры "ответа" правонарушителя за совершенное им правонарушение, а равно средством принудительного обеспечения воплощения их в последующем правомерном поведении лица, несущего и претерпевающего юридическую ответственность.

Меры государственного принуждения при отклоняющемся поведении

Отклоняющееся поведение влечет за собой определенные юридические последствия, связанные с применением мер воздействия принудительного характера. Государственная власть, как и любая другая разновидность социальной власти, опирается не только на убеждение, но и на принуждение.

Принуждение, применяемое в соответствии с правовыми нормами, является по сути государственным, поскольку оно санкционировано государством и определяется в каждом конкретном случае его органами или должностными лицами. Непосредственная цель применяемого принуждения многогранна. Она может заключаться:

• в предотвращении или пресечении правонарушения,
• в восстановлении нарушенного права (состояния),
• в наказании виновного,
• в оказании на него позитивного воздействия,
• в предупреждении "незаконопослушных" людей и т.п.

Скажем, штраф, налагаемый на нарушителя правил пожарной безопасности, преследует цель предупреждения пожара, задержание подозреваемого в совершении преступления - цель пресечения возможных противоправных действий с его стороны, возмещение причиненного вреда - цель восстановления нарушенного права или состояния, уголовное наказание - цель кары, исправления и перевоспитания.

Для достижения подобных целей могут использоваться разные меры государственного принуждения, одни из которых носят характер юридической ответственности, другие - сугубо восстановительный характер и именуются восстановительными мерами, третьи - профилактический характер и носят название "меры предупреждения" или "меры пресечения", четвертые - уничтожающий характер и соответственно считаются "мерами ничтожности", пятые - характер организационных решений и поэтому известны как «организационные меры" (например, импичмент).

Конкретные разновидности той или иной группы принудительных мер во многом зависят от отраслевой принадлежности нарушенной нормы права и от характера неправомерного поведения. За преступление могут назначаться лишение свободы, штраф, обязательные работы, исправительные работы, арест, конфискация имущества, лишение права занимать определенные должности или заниматься определенным видом деятельности, лишение специальных званий, степеней, классных чинов и государственных наград, а за особо тяжкие преступные деяния - даже смертная казнь (ст.44 УК РФ). За дисциплинарные правонарушения допускаются выговор, строгий выговор, перевод на нижеоплачиваемую работу, расторжение трудового контракта. В гражданском праве чаще всего фигурируют полное возмещение причиненных убытков, признание недействительной совершенной сделки, неустойка и другие штрафные санкции.

Но любая мера юридического (государственного) принуждения в демократической стране применяется не произвольно, а через особое, правоприменительное правоотношение, складывающееся между субъектом отклоняющегося поведения и официальным органом (должностным лицом), уполномоченным назначать меры принуждения. Правоприменительный орган, используя обязательную для него процессуальную (процедурную) форму, устанавливает факт отклоняющегося поведения и с учетом всех его обстоятельств конкретизирует вид и меру принуждения, применяемого за содеянное.

Подробно правоприменение будет рассмотрено в следующем параграфе данной работы. Здесь уместнее оттенить другое: правоприменительное правоотношение не следует смешивать с теми правоотношениями, юридической формой которых олицетворяются применяемые принудительные меры. Последние не создаются, а лишь конкретизируются правоприменителем. Существуют же они в рамках диспозиционных или охранительных правоотношений. Это объясняется тем, что в одних случаях меры принуждения рассчитаны исключительно на восстановление нарушенного права участника ранее возникшего диспозиционного правоотношения (скажем, только на возмещение убытков), в других - на восстановление нарушенного права и на дополнительные обременения (к примеру, на возмещение убытков и на взыскание штрафной неустойки), в третьих - лишь на новые обременения, возникающие из-за отклоняющегося поведения. Именно в тех случаях, когда принуждение не сводится к восстановлению нарушенного состояния, применение его происходит в рамках охранительного (обеспечительного) правоотношения.

Соответственно либо достигается "возвращение" участника уже существующего диспозиционного правоотношения "на свое место", исполнение им своей обязанности перед управомоченным именно по этому правоотношению, либо возникает другое, охранительное правоотношение, в рамках которого соответствующее лицо несет дополнительные или новые обременения, возлагаемые на него как раз за отклоняющееся поведение.

Юридический механизм правореализации и интерес

Право и процессы его реализации находятся в глубоком единстве с социальным интересом. Это единство заложено уже в сущности и содержании права, всего механизма его реализации.

Будучи обусловлен всеми - экономической, социальной, политической и духовной - сферами жизни общества, интерес выражает специфическое отношение людей, отдельных индивидов ко всей совокупности общественно-политических институтов, материальных и духовных ценностей. Четкое выявление взаимозависимости между всеми такими институтами, ценностями и социальным интересом - один из наиболее существенных моментов правильного понимания человеческого общества, включая сюда право и весь механизм его реализации.

В праве и механизме его реализации проявляется в первую очередь интересы тех, чья воля в них воплощена. В то же время право воздействует на регулируемые им общественные отношения через интересы их участников. В таком плане интерес выступает в качестве своеобразного мостика, связывающего право с актуальными жизненными отношениями, с поведением лиц, участвующих в правореализации.

Право и юридический механизм его реализации пронизаны и национальными интересами страны. Как в самих правовых нормах, так и в юридических средствах воплощения их в общественные отношения эти интересы не просто "присутствуют", а выполняют в известной степени регулирующую роль, являясь тем ориентиром, по которому определяется надлежащая направленность юридически значимой деятельности и дается оценка ее результатов.

Социально-организующие интересы, заложенные во всей регулирующей подсистеме, должны быть максимально соотнесены с интересами регулируемой подсистемы, субъектов результативных действий, основываясь на принципе: "общество - человеку, человек - обществу".

Традиционно в юридической науке интерес (надо полагать -регулируемой подсистемы) связывается чаще всего с субъективным правом, с удовлетворением запросов его обладателя. Для этого, несомненно, есть определенная причина.

В субъективном праве не только отчетливо просматриваются интересы управомоченного, но и с ним во многих случаях скоординированы действия, предпринимаемые обязанным лицом для удовлетворения этих интересов. Но такая же картина характерна для юридических свобод. Да и в исполнении юридической обязанности нетрудно усмотреть интерес самого ее носителя. В конечном счете, все то, что делается человеком, связано с тем или иным интересом.

Будучи реальной причиной социальных свершений, интерес стоит непосредственно за побуждением участвующих в них индивидов, социальных групп и слоев. Он помогает понять реальные помыслы субъектов правоотношений, мотивы предпринятых ими фактических действий в осуществление своих прав, свобод, обязанностей и полномочий. Каков характер мотивации таких действий, на чем - на глубоко осознанном убеждении, на конформизме, приспособленчестве или на страхе применения мер принуждения - они основываются, все это во многом предопределяется тем, из каких интересов исходят участники правореализационных процессов. Не случайно, что правовое сознание тех или иных людей, его уровень некоторыми авторами ставится в прямую связь с объективными интересами.

В таком плане юридический механизм правореализации стыкуется с социально-психологическим, раскрывающим, каким образом в генезисе человеческого поведения происходят мотивации, планирование, принятие и исполнение решения, какие психологические операции ему предшествуют и его сопровождают.

Нет ли еще каких-либо дополнительных правовых средств закрепления и защиты юридически значимых интересов участников правоотношений? Такой вопрос возникает в связи с тем, что законодательство нередко пользуется терминами "законный интерес" и "охраняемый законом интерес". Это, думается, равнозначные термины, хотя известно мнение о том, что при их помощи достигаются качественно различные уровни правового обеспечения желаний управомоченного.

Многие ученые-правоведы единодушны в том, что упомянутыми выше терминами подразумевается нечто отличное от субъективного права. В то же время они по-разному объясняют суть данного правового явления. Одни авторы расценивают законный интерес, выступающий "наружу" как таковой, в качестве специфической формы в содержании общерегулятивных правоотношений, другие - промежуточного звена в процессе формирования соответствующего субъективного права в пробельных ситуациях, третьи - определенной правовой дозволенности, четвертые - юридической возможности, хотя и прямо не обеспеченной "правовыми формами реализации", однако вытекающей "из существа и духа закона, из общественно-политических принципов общества".

Дополняя друг друга, эти суждения, по-видимому, отражают разные грани "законного интереса", который не облачен непосредственно в форму субъективного права, юридической свободы, юридической обязанности или полномочия.

Возведение такого интереса в ранг относительно самостоятельного объекта правового обеспечения может быть в некоторых случаях действительно связано с пробелами в общем правовом регулировании. То, что на данном этапе общественного развития охраняется и защищается посредством указания на законный интерес, может затем нуждаться в законодательном регулировании путем формирования соответствующего субъективного права.

Признание того или иного интереса законным только при условии, если он отражен в правовых нормах либо вытекает из принципов права, стремление индивида пользоваться социальным благом, на который направлен такой интерес, охраняется и защищается законом, стало быть, считается дозволенным. При его же осуществлении, так или иначе, складывается определенное правоотношение общерегулятивного характера, в юридическом пласте содержания которого фигурирует сам "законный интерес".

В цивилизованном мире разнообразные интересы личности, коллектива и социальных групп постоянно возрастают, развиваются и обогащаются. Использование регулирующей подсистемой категории "законный интерес" вполне закономерно, ибо оно способствует не только наиболее полному юридическому опосредствованию существующих интересов, но и формированию новых на базе разумных потребностей. Юридической науке предстоит дополнительное углубленное изучение данного правового феномена.

Пока же можно согласиться с точкой зрения, что "законный интерес, в отличие от субъективного права, есть простая правовая дозволенность, имеющая характер стремления, в которой отсутствует указание действовать строго зафиксированным в законе образом и требовать соответствующего поведения от других лиц и которая не обеспечена конкретной юридической обязанностью".

Это - плодотворная, хотя и не бесспорная почва для дальнейшего углубления наших знаний о существе, назначении и роли категории "законный интерес", о ее месте в разных механизмах общего правового регулирования и правореализации.