Норма права

Понятие нормы права

Функционирующее в России право, как говорилось выше, состоит из целостной и, вместе с тем, полимерной системы отдельных норм. Последние выступают в роли тех первичных клеток (ячеек), из которых складываются институты, подотрасли, отрасли и иные комплексные образования национальной системы права. Отдельные нормы - относительно целостные и структурированные клетки права. В них заложена программа воздействия как на сознание их участников, так и на сами общественные отношения, подлежащие упорядочиванию. В этих нормах возводится "в закон" воля регулирующей подсистемы. Через них осуществляются все функции права, достигаются его цели.

Субъекты права имеют дело прежде всего с отдельными нормами; непосредственно из них выводят и на них основывают свои права, свободы, обязанности, юридически охраняемые интересы и полномочия; по ним выверяют свои правовые установки и ориентации; с ними сообразуют свое поведение.

Дальнейшая конкретизация таких прав и обязанностей, осуществляемая при индивидуальном правовом регулировании, базируется опять-таки на нормах права. Причем последние выступают в роли не только образца легитимного поведения, но и меры юридической оценки фактических действий или бездействия.

Отсюда ясно, насколько велика роль правовых норм в жизни общества. Понятно и то значение, которое уделяется им в юридической науке и практике.

Исследование правовых норм является углублением наших знаний о содержании права. Попытки некоторых ученых рассматривать эти нормы как форму права оказались неудачными. Можно считать бесспорным, что между правом и правовой нормой существует то же соотношение, что и между общим и отдельным. Б.В. Шейндлин убедительно показал, что соотношение права и единичной нормы - это соотношение общего и отдельного в праве. Это говорит о том, что на каждую правовую норму распространяется та сущностная и содержательная характеристика, которая свойственна данным типу и семейству права в целом. Нормы права детерминированы всеми реальными условиями жизни:

• определенными свойствами организуемых при их помощи общественных отношений,
• уровнем правового сознания и культуры правотворца,
• менталитетом и ценностными ориентациями общества,
• выражают юридически обеспечиваемую социальную волю регулирующей подсистемы и стоящих за ней слоев населения.

Они модульны, общеобязательны, регулятивны, по форме определены, юридически обеспечены. Каждая из них функционирует в общей системе права, вне которой нельзя правильно определить природу и назначение конкретной правовой нормы, ее смысл, значение и место в правовой действительности.

Отдельная правовая норма приобретает характеристику, свойственную праву в целом, лишь будучи включенной в его общую систему, и может оказаться, что "содержание нормы имеет далеко не тот смысл, назначение и цель, какие имеет текстуально совпадающая с ней правовая норма другой правовой системы".

Изучение правовой нормы не исчерпывается изложенными выше исходными констатациями, а лишь с них начинается. Известно, что отдельное всегда богаче общего, что всякое общее лишь приблизительно охватывает отдельные объекты, поскольку отдельное неполно входит в общее. В обширной специальной литературе, посвященной правовым нормам, предпринимаются усилия для конкретизации понятия нормы права. В частности, указывается, что норма права представляет собой разновидность социальных норм с их специфическими признаками, выражается в виде установленного или санкционированного регулирующей подсистемой общего правила поведения, обеспеченного государством, рассчитанного на неопределенное число однотипных случаев и обязательного для всех и каждого в условиях предусмотренной ситуации. Общность этого правила поведения раскрывается как единство его масштаба для всех, кто вступает в регулируемые жизненные отношения.

Многие авторы считают, что общее правило в норме формулируется путем определения прав и обязанностей субъектов права. В ряде опубликованных работ подчеркивается необязательность признака неперсонифицированности, имея в виду, что некоторые правовые нормы могут быть персонифицированы обозначением конкретного адресата. Отвергается мнение о нормативном характере правовых предписаний по поводу единичных заданий о постройке отдельных объектов, поставке продукции или о перевозке грузов. Кроме того, иногда уточняется, что правовая норма регулирует общественное отношение данного вида, определенную группу общественных отношений, одно типичное общественное отношение или даже одну из его сторон.

Отмеченное, бесспорно, не охватывает всего того, что сказано в юридической литературе по поводу понятия норм права; хотелось только оттенить в матричном виде суждения, наиболее существенные при анализе данного понятия.

Большинство из отмеченных выше положений не вызывает сомнений, но некоторые из них нуждаются в серьезной корректировке.

Во-первых, необходимо четче определить конкретный предмет регулирующего воздействия правовой нормы. Формулировки "отношение данного вида", "группа отношений", "типичное общественное •отношение или одна его сторона" представляются недостаточно точными.

Общественные отношения, несомненно, весьма многослойны, многогранны и взаимопереплетены. То, что регулируется хотя бы диспозицией отдельной нормы права, подчас является не более чем стороной более масштабного общественного отношения, взятого на другом уровне, или напротив, оно само имеет такие стороны, которые, в свою очередь, образуют относительно обособленные жизненные отношения иного порядка. В данной же типичной ситуации, на которую рассчитана норма права, упорядочиваемое ее диспозицией отношение всегда выступает как относительно самостоятельное. Кроме того, санкцией любой правовой нормы регулируется тоже специфическое общественное отношение, возникающее в случае, если нарушена ее диспозиция или, наоборот, имеет место специально поощряемое правомерное поведение.

Следовательно, предметом регулирования правовой нормы, по существу, являются два взаимосвязанных общественных отношения. Участниками первого из них могут быть любые субъекты права, если только они выступают в регулируемое отношение, а второго - властные структуры, с одной стороны, и лицо, совершившее либо неправомерное, либо специально поощряемое поведение, - с другой.

Во-вторых, норма права не может сводиться к единичному общему правилу поведения. Одно такое правило исчерпывает диспозицию обязывающих, запрещающих и некоторых других видов норм. В остальных случаях уже в диспозиции содержатся два взаимосвязанных правила возможного и должного поведения, касающихся разных участников упорядочиваемого общественного отношения (например, продавца и покупателя). В санкции правовой нормы, помимо того, обозначаются образцы поведения участников обеспечительного отношения, возникающего при необходимости ее применения.

Следовательно, норма права содержит определенную систему правил поведения, каждое из которых имеет вполне определенного адресата из числа участников обоих общественных отношений, ею регулируемых.

В-третьих, даже этой системой правил исчерпывается содержание не всякой правовой нормы. Давно подмечено, что "в нашей юридической науке, с одной стороны, правило поведения рассматривается лишь как элемент правовой нормы, а с другой, - имеет место отождествление правовой нормы, как это ни парадоксально, с ее диспозицией". Тогда как логические требования к понятиям предполагают, чтобы в них охватывались существенные черты всех структурных частей определяемого. Термин "правило поведения" не фиксирует всего богатства содержания правовой нормы. Это неоднократно отмечалось многими учеными. Если даже использовать этот термин в предельно широком смысле, то можно им охватить собственно правила поведения, устанавливаемые в диспозиции нормы, и своеобразные "масштабы", намечаемые в ее санкции. Те возможные элементы нормы права, где содержатся указание на ее непосредственную цель, субъектный состав и требуемые жизненные ситуации, остаются не отраженными.

Отсюда вывод, что в понятии правовой нормы наряду с "системой правил поведения" должно фигурировать что-то другое, чем мог бы быть термин "веление", имея в виду указание регулирующей подсистемы на те жизненные ситуации, при которых данная норма "срабатывает" (начинает реализовываться), на ее цель и субъектный состав.

В-четвертых, надо полнее учесть сложность и системность метода общего правового регулирования, для которого наделение взаимными правами и обязанностями служит лишь одним из средств юридического воздействия. Хотя во многих нормах общие правила поведения устанавливаются путем прямой фиксации корреспондирующих, соотнесенных друг с другом мер возможного и должного поведения участников регулируемых отношений, это, однако, характерно только для так называемых представительно-обязывающих норм права. Отсюда не вытекает общий вывод о том, будто всякая норма права имеет двухсторонний, а именно представительно-обязывающий характер, и в ее трактовке должно непременно содержаться упоминание о взаимных правах и обязанностях. Как раз смешение общих черт, свойственных всякой норме права, с особенностями одного из возможных видов этих норм приводит к тому, что подчас отрицается нормативность ряда конституционных предписаний; не считаются нормами права законоположения, определяющие общие принципы права; отвергается возможность признания нормами права предписаний, содержащихся в государственных планах экономического и социального развития страны и т.п.

Такой подход представляется однобоким. Следует согласиться с тем, что представительно обязывающее свойство является не общим, а только видовым признаком норм прав. Объективная правовая реальность показывает, что законодателем широко применяются такие средства и способы регулирования общественных отношений, как закрепление естественных прав и свобод личности, политических и экономических основ общества, форм собственности, организационно-правовых форм юридических лиц, целевых программ социального развития, правового статуса государственных органов, муниципальных образований, общественных и религиозных организаций, граждан или лиц без гражданства, запрещение либо ограничение определенного поведения, наделение односторонними правами или обязанностями и т. д. Все это, надо полагать, предопределено многообразием форм бытия самих регулируемых общественных отношений. Если двухсторонние общения регулируются представительно обязывающими нормами, то односторонние контакты, отграничения и зависимости - иными видами правовых норм.

В обоснование тезиса, что в правовой норме обязанность не может существовать без соответствующего ей субъективного права, и наоборот, нередко ссылаются на К. Маркса: "Нет прав без обязанностей, нет обязанностей без прав". Но полный контекст этой формулировки дает больше оснований полагать, что в ней речь идет о другом, а именно: о равномерном распределении прав и обязанностей между членами общества, о недопустимости такого положения, при котором одни из них имеют только права, а другие - лишь одни обязанности. Это видно из предшествующих указанной формулировке слов о том, что трудящиеся массы "...считают долгом человека требовать прав человека и гражданина не только для себя самого, но и для всякого человека, выполняющего свои обязанности".

Непременность представительно обязывающей природы правовой нормы не подтверждается и доводом, что каждая норма обязательно обеспечена государством, которое всегда оставляет за собой право через определенные органы наказать виновного. Эта связь лежит в другой плоскости. Она касается охранительного отношения, в одинаковой мере существует при любом, в том числе при представительно обязывающем виде правовых норм. Государство, в конечном счете, стоит за всеми правами и обязанностями, и нет основания считать, будто при отсутствии управомоченного лица его заменяет государство.

В-пятых, нуждается в переосмыслении распространенное мнение о том, что норма права всегда исходит от государства и является официальным выражением государственной воли, представляет собой властное общеобязательное предписание государства. Не говоря уже о правовых системах стран, относящихся к англосаксонскому или к религиозно общинному семействам, где роль правовых норм играют религиозные трактаты, общинные традиции, судебные прецеденты и т.д., заметим, что ныне в России общеобязательные правила поведения на местном и локальном уровнях устанавливаются также муниципалитетами, отделенными от государства, учредительными документами юридических лиц, нормативными договорами о совместной деятельности, правилами внутреннего распорядка на предприятиях и т.д. Отрицание за ними свойств местных и локальных норм права было бы неоправданным. Следовательно, сведение правовых норм к воле и властным предписаниям государства не может считаться правильным.

Наконец, при анализе понятия нормы права важно учесть, что в качестве средств ее государственного обеспечения могут выступать как принудительные, так и поощрительные юридические меры. Если взять, к примеру, общественные отношения в трудовой или хозяйственной сфере, то оказываемое на них регулятивное воздействие обеспечивается как принудительными мерами защиты, восстановления и ответственности, так и мерами юридического поощрения (предоставление дополнительного отпуска, выдача премий и др.). Это обстоятельство не может отбрасываться при формулировании общего понятия нормы права.

Принимая во внимание изложенные выше соображения, представляется возможным утверждать, что под нормой права понимается система установленных (санкционированных) компетентными органами или лицами и юридически обеспеченных общеобязательных правил поведения и органически связанных с ними велений, призванных в своем единстве регулировать отдельные общественные отношения в соответствии с волей и социальными целями тех слоев населения, которые стоят за этими органами и лицами как регулирующей подсистемой.

В этой формулировке под отдельными общественными отношениями подразумеваются непосредственно организуемые и обеспечительные отношения, упорядочиваемые соответственно диспозицией и санкцией нормы права, а под общими велениями - возможные, а в некоторых случаях даже необходимые указания самой нормы на ее цель, субъектный состав и на те жизненные ситуации, при которых она "срабатывает", воплощаясь в то или иное правоотношение.

Такая трактовка, на наш взгляд, более полно отражает действительное содержание нормы права, позволяет выделить все ее слагаемые и выявить роль каждого из них в правореализации. Не создается какая-либо почва и для смешения нормы права с другими системными юридическими образованиям (скажем, с институтами, отраслями права), если не придать забвению иерархичность таких систем и все богатство системно-структурного метода познания.

По сравнению с "традиционным" такое понимание нормы права имеет и некоторые другие преимущества, важные при решении ряда дискуссионных вопросов юридической науки. В частности, расширяется база для выявления всех структурных элементов нормы права, более полного уяснения ее внутренней и внешней форм. Значительно четче фиксируются все "прямые производные" правовой нормы, в том числе юридическая свобода, субъективное право, юридическая обязанность, мера защиты, восстановления, ответственности или поощрения и их идеальные связи, что, в свою очередь, облегчает нахождение ответа на сложный вопрос о том, каким образом указания на субъективные права или на правовые отношения могут фигурировать в определении общего понятия права. Уточняется предмет регулятивного воздействия правовой нормы на том или ином уровне ее действия. Конкретизируется характер связи нормы со всеми видами правоотношений. Открывается возможность полнее проследить весь процесс реализации правовой нормы через все регулируемые ею жизненные отношения, правомерное поведение всех их участников и т.д.

Нормы права постоянно взаимодействуют с другими нормативами социального и технико-технологического характера, функционирующими в обществе. Сюда относятся моральные, нравственные и этические нормативы, нормы общественных и религиозных организаций, всевозможные обычаи, технико-технологические стандарты, правила технической и экологической безопасности и т.д. В условиях гражданского общества и правового государства происходит дальнейшее укрепление взаимосвязей и взаимообусловленности всех аналогичных норм.

В этой связи обращает на себя внимание неоправданный отрыв одних социальных норм от других и их противопоставление. Нередко встречаются попытки выхолащивать моральные, нравственные и этические начала норм права, возводя это чуть ли ни в абсолют. Хотя в действующем российском праве можно найти отдельные нормы, не выдерживающие критики с точки зрения морали, нравственности, этики и справедливости, тем не менее, на основании таких уродливых явлений нельзя попытаться отрицать за нормами права морально-этических свойств. Необходимо минимизировать такие отклонения, а не строить на них научные постулаты. В тех жизненных отношениях, которые подвергаются правовому регулированию, нормы права должны вобрать в себя все ценное, существующее в морали, нравственности и этике.

Вряд ли заслуживают поддержки также все чаще звучащие в последние годы противопоставления права и политики, норм права и политических норм. В нормах права выражается определенная политика. Все юридическое, в конечном счете, имеет политическую окраску. Если политически значимые отношения регулируются правовыми нормами, то содержание последних формируется с трезвым учетом соответствующих политических задач, установок и правил и, следовательно, непременно отражает их. Именно выверенная политика в сочетании с демократическими нормативами морали, нравственности и этики, воплощенная в нормах права, способствует оптимальности и действенности этих норм.

И последнее. Рассматривая норму права, следует учесть, что в теории и практике она подчас обозначается терминами "правовая норма" и "юридическая норма". Это - разница сугубо терминологическая, ибо по существу все названные выражения означают "одно и то же".

Отличия нормы права от смежных правовых явлений

Нормы права излагаются в различных законах и подзаконных нормативных правовых актах, учредительных документах юридических лиц, нормативных договорах, признаваемых, как отмечалось в предыдущем разделе данной работы, их легитимным юридическим источником. Тексты последних часто имеют относительно обособленные подразделения в виде частей, разделов, глав, параграфов, статей, их частей, пунктов и отдельных завершенных предложений. В этой связи возникает, естественно, вопрос об их соотношении с нормами права, правильное решение которого значимо как в познавательном, так и в практическом планах. В познавательном - чтобы не смешивать разные правовые явления, в практическом - чтобы не принимать за целостную норму права какую-либо ее часть или, напротив, то, в чем содержатся элементы двух и более норм.

Деление объемных нормативных правовых актов на части, разделы, главы, статьи (параграфы) и на их части или пункты обусловливается преимущественно такими факторами, как сложность состава регулируемого комплекса общественных отношений и правила правотворческой техники. Например, в Гражданском кодексе РФ первой частью регулируются такие общие отношения, как участники гражданского оборота, организационно-правовые формы юридических лиц, правовой режим имущества, представительство, сделки, обязательства и заключение, исполнение, изменение или расторжение любого договора, а второй частью - отдельные семейства и виды договоров, расчеты, внедоговорные обязательства и совместная деятельность в виде простого товарищества. Внутри каждой части этого кодекса есть разделы, состоящие из глав со статьями, многие из которых имеют части и пункты. Однако ни одно из этих подразделений кодекса не может отождествляться с какой-либо целостной гражданско-правовой нормой, хотя из каждого из них извлекаются те или иные элементы норм гражданского права.

Подобная же картина характерна и для других кодифицированных и иных нормативных правовых актов, отдельные подразделения текста которых не совпадают с какой-либо целостной нормой соответствующей отрасли права ни по объему, ни по структуре.

Бывает, что разные элементы одной нормы излагаются в нескольких подразделениях закона или подзаконного нормативного акта, как это сделано, скажем, в первой части Налогового кодекса РФ (в редакции ФЗ от 9 июля 1999 года), где в ст.ст.34,36,87,89 определены субъекты выездных налоговых проверок, в ст.ст.86,89 - основания и сроки таких проверок, в ст.ст.31,32,33,34,89.91,92,93,94,100 - полномочия проверяющих, в ст.35 - их ответственность за неправомерные действия и причиненные убытки.

Возможен противоположный вариант, когда в одной статье закона содержатся элементы двух и более норм права. Статья 5 УПК РСФСР, к примеру, объединяет гипотезы и диспозиции норм, регулирующих возбуждение уголовного дела и прекращение производством последнего.

Ввиду логической взаимосвязи между различными нормами, обусловленной переплетением упорядочиваемых ими общественных отношений, порою объединяются их гипотезы и указания на их субъектные составы. Еще чаще санкции, рассчитанные на обеспечение различных норм, сосредоточиваются в какой-либо одной статье нормативного правового акта (скажем, ст. ст. 15,395 ГК РФ, предусматривающие возмещение убытков и применение штрафных мер) и т.д.

Эти обстоятельства, объясняемые, прежде всего, требованиями юридической техники правотворчества, еще раз подтверждают тезис, что нормативно-правовой массив не состоит из совершенно однородных по структуре предписаний и нельзя искать в каждом из таких предписаний целостную структурированную клетку права, своеобразное право в "миниатюре". Они, однако, никоим образом не говорят и о том, что в современных условиях, когда усиливается специализация нормативно-правовых предписаний, общая конструкция правовой нормы теряет свои реальные очертания, превращается все больше в сугубо логическую категорию.

Та специализация среди нормативных правовых актов и их структурных подразделений, которая свойственна многим современным национальным правовым системам, скорее касается не самих правовых норм непосредственно, а правовых предписаний. В связи с усложнением предмета и пределов общего правового регулирования, обогащением и совершенствованием метода и техники такого воздействия происходят всевозрастающее "разделение труда" между различными подразделениями нормативных правовых актов и содержащимися в них предписаниями, процессы их дифференциации, конкретизации и интеграции. Но от этого, на наш взгляд, фактически не меняются ни организационная структура правовой нормы, ни суть и назначение отдельных ее элементов. Правовая норма применительно к тем отдельным общественным отношениям, которые ею регулируются, продолжает выполнять свою прежнюю служебную роль в целостном виде.

В тексте всякого нормативного правового акта всегда содержатся определенные предписания, если под последними понимать относительно законченные формулировки (предложения). Подчас они носят индивидуальный характер, будучи адресованы одному субъекту права с конкретным заданием разового порядка. Это индивидуальные правовые предписания, направленные на индивидуальное правовое регулирование и соответственно лишенные общего (нормативного) значения. Нельзя рассматривать их в качестве какой-либо структурной части нормы права.

Относительно завершенные формулировки в тексте закона или подзаконного нормативного акта, носящие общий характер, образуют нормативные правовые предписания и находятся в одной плоскости с нормой права. При этом, однако, весьма важно, чтобы такие предписания либо содержали все необходимые элементы соответствующей нормы права либо, по крайней мере, были "привязаны" к ним.

Об этом приходится говорить особо потому, что в последние годы в федеральных и региональных законодательных актах все чаще встречаются призывы, пожелания и декларации, оторванные от конкретных жизненных ситуаций, от полномочий, прав и обязанностей участников определенных общественных отношений, свидетельствующие только о намерениях и, по сути, ничем не обеспеченные. Называть их нормативными предписаниями можно разве только по месту расположения, т.е. лишь потому, что подобные формулировки оказались не только в преамбулах, но и в содержательной части нормативных правовых актов. Но даже в таком случае искать в них элементы нормы права и искусственно привязывать их к этим элементам - занятие бесплодное.

Говоря об истинных нормативных правовых предписаниях, следует согласиться с тем, что они представляют собой элементарно завершенные формулировки-веления в тексте закона или подзаконного нормативного акта, единство общеобязательного веления и его внешнего словесно-документального выражения в таком тексте.

Нормативно-правовые предписания находятся в одной с правовой нормой сфере юридической реальности, ибо ими обозначается логически завершенное нормативное положение, прямо сформулированное в каком-то относительно обособленном подразделении нормативного правового акта. Тем не менее нельзя отождествлять их с нормами права.

Прежде всего, потому, что в отличие от норм, составляющих содержание права, нормативные правовые предписания олицетворяют одновременно и содержание, и форму права. Кроме того, нормативные правовые предписания могут быть композиционными (типичными, стандартными) и некомпозиционными (нетипичными, нестандартными). Если первые из них содержат в себе все необходимые элементы соответствующей нормы права, то вторым это вовсе не характерно.

Справедливо утверждение В. М. Горшенева, что "в действительности не все нормативные предписания государства представляют собой классическую модель нормы права и потому нет достаточных оснований отождествлять многие из них с нормой права", что немало нетипичных нормативных предписаний "нестандартного характера, в которых отсутствуют те или иные свойства, признаки, моменты, объективно присущие классической модели нормы права". В таких случаях, естественно, норма права образуется из ряда взаимосвязанных нормативных правовых предписаний. Однако позиция данного автора тоже вызывает сомнения в той части, где нетипичные предписания расцениваются как существующие обособленно от правовых норм, входящие в содержание права наряду с ними. В действительности подобные предписания скорее служат тем материалом, из которого "строятся" соответствующие нормы права.

Сказанное относится, пожалуй, и к нормативным правовым предписаниям, закрепляющим принципы действующего права. Оставаясь исходными нормативно-руководящими началами (правилами), эти предписания при всей своей важности и специфичности регулируют тоже определенные общественные отношения. Но это такие базовые отношения, которые в рамках данной социально экономической формации существуют постоянно, функционируют непрерывно, аккумулируют наиболее характерные стороны жизнедеятельности общества в целом. Отсюда особенности как их внутреннего строения, так и тех нормативно-правовых предписаний, которыми они регулируются. Однако это - особенности иного порядка, они не исключают возможности признания таких предписаний составными элементами своеобразных правовых норм.

В трудах некоторых отечественных ученых встречается термин "норма-предписание", наделяемый несколько другим смысловым значением. Он связан с расчленением единого понятия правовой нормы на "логическую норму" и на "норму-предписание", подразумевая под первым из них выявляемое логическим путем общее правило, воплощающее органические связи между нормативными предписаниями, под вторым - элементарное, логически завершенное государственное веление, непосредственно выраженное в тексте нормативного юридического акта. При таком подходе любая завершенная формулировка законодателя считается нормой-предписанием, если даже в ней выражено лишь одно единственное слагаемое (скажем, гипотеза или указание на субъектный состав) правовой нормы или, наоборот, содержатся какие-либо элементы одновременно двух и более норм права.

Представляется, что эта конструкция имеет ряд нежелательных последствий. Прежде всего, нивелируются различия нормативных правовых предписаний, с одной стороны, композиционных, заключающих в себе все части целостной нормы права, с другой - некомпозиционных, лишенных этого свойства. Возводятся в ранг единых "норм" даже правовые предписания, олицетворяющие отдельные элементы различных правовых норм. Затем создается некая тройка норм - правовая норма, норма-предписание и логическая норма, не имеющих четко выраженных отличий в существе и должным образом не соотнесенных друг с другом. Хотя оговаривается, что эти явления связаны с разными уровнями научного анализа, тем не менее, остается непонятным, почему при детализированном изучении необходимо расчленение понятия правовой нормы.

Далее, происходит отрыв друг от друга "живых частиц" правовой ткани ("норма-предписание") и существующих между ними первичных связей ("логическая норма") без должного учета того, что речь идет как раз о связях, присущих именно этим частицам благодаря определенным их свойствам и поэтому от них неотделимых. К тому же, как правовые нормы, так и "нормы-предписания" характеризуются в качестве первичных, исходных клеток (единиц) права. Причем такая характеристика не распространяется на "логические нормы", что: во-первых, создает впечатление о раздвоенности содержания права, об образовании его из системы правовых норм и "норм-предписаний", во-вторых, наталкивает на вывод, будто первичные клетки права представлены в его собственном содержании без их объективно существующих взаимосвязей, в-третьих, ведет к известному смешению формы и содержания права, поскольку "нормами-предписаниями" фиксируются и форма, и содержание подразделений права на первичном уровне его структуры.

Обращает на себя внимание также сомнительность факторов, в силу которых выделяется "логическая норма". Коль скоро речь идет об органических связях между реальными клетками права, то при выявлении их используются не только логические, но и другие необходимые приемы анализа, и пришлось бы обозначать одни и те же юридические образования множеством различных терминов, как только происхождение последних ставить в зависимость от метода изучения. Если даже допустить, что здесь логический прием играет решающую роль, все же нет достаточного основания смешивать метод и предмет анализа. Подобно тому, как математические, физические, химические и биологические явления, выделяемые преимущественно логическим путем, не становятся от этого логическими категориями, объективно существующие связи между реальными правовыми установлениями не превращаются в "логическую норму" оттого, что они выявлены имению логическим путем.

По-видимому, как расчленение единого понятия правовой нормы на "логическую норму" и на "норму-предписание", так и подмена или дополнение последним нормативных правовых предписаний не могут считаться плодотворными. Хотя категория "нормативно-правовое предписание" была выделена при исследовании законодательных актов, т. е. внешней формы права, тем не менее, с самого начала она олицетворяла и сами нормативные государственные веления, и их логически завершенное словесно-документальное изложение. Тем самым создан прочный фундамент для выявления глубокого единства формы и содержания права на первичном уровне его системы.

Однако все же нормативно-правовые предписания не заменяют и не вытесняют целостной структурированной нормы права. Являясь первичным элементом одновременно и содержания, и формы нашего права, они играют настолько специфическую роль, что нельзя их отождествлять с нормами права даже в тех случаях, когда в их композиции содержатся все структурные элементы соответствующих норм права.

Заслуживает специального изучения и вопрос о соотношении нормы права, обычая, прецедента и правоприменительного положения.

С древних времен в правоведении фигурируют обычаи и прецеденты. Во второй половине ХХ века в научный инструментарий как общей теории права, так и отраслевых юридических наук вошло еще одно немаловажное понятие под названием "правоположения". Все эти юридически значимые категории тесно соприкасаются с правовыми нормами, в связи с чем необходимо выяснить их взаимосвязи и взаимозависимости с нормой права.

Прежде всего, отметим, что если суть обычая (традиции) и прецедента в принципе известна, то содержание категории "правоположение" пока еще не выкристаллизовалось. Больше того, уже высказывалось мнение пользоваться термином не "правоположение", а "правоприменительное положение".

Пользуясь термином "правоположения", С.С. Алексеев, С.Н. Братусь, А.Б. Венгеров, И.Я. Дюрягин и некоторые другие ученые имели в виду охватить им опытные положения, вырабатываемые в ходе правоприменительной практики. Эти положения, бесспорно, существуют, представляют собой относительно самостоятельные явления правовой реальности. Тщательный их анализ полезен для юридической науки и практики.

Все названные выше авторы подчеркивают некоторые отличия таких опытных положений от норм права, их "поднормативность". "Правоположения,- отмечают С. Н. Братусь и А. Б. Венгеров, - это новое понятие..., приближающееся к нормам права, но не совпадающее с ними". Но критический разбор суждений, высказанных по этому поводу отдельными авторами, показывает, на наш взгляд, чрезмерное сгущение красок в этой "близости", способное привести к неверным выводам по существу.

Так, подчас специально подчеркивается, что всякое правоположение есть официальное веление, носящее общий характер, имеющее обязательное юридическое значение, призванное для "наиболее полного выражения" заключенной в нормативных правовых актах правотворческой воли, ее развития, а в строго ограниченных пределах даже ее формулирования, исходя из общих начал и смысла законодательства. Поднормативность же правоположения объясняется как "привязанность к определенным нормам", нахождение "в своеобразной подчиненности". Тогда "правоположение" фактически ничем не отличается от тех правовых норм, которые создаются, скажем, федеральными органами исполнительной власти, региональными государственными структурами, муниципальными образованиями и учредителями юридических лиц. Ведь такие нормы права тоже являются официальным велением и носят общий характер; имеют обязательное юридическое значение; призваны более полно выражать официальную волю или даже формулировать ее в каких-то пределах, строго ограниченных компетенцией каждой данной регулирующей подсистемы. Они также "привязаны к определенным нормам" и по отношению к ним "находятся в своеобразной подчиненности". Ясно, что рассматриваемый подход не может считаться приемлемым.

Представляется, что речь идет строго об основанных на всесторонних знаниях, обобщениях и опыте положениях, вырабатываемых в ходе судебной, следственной, арбитражной или иной правоприменительной практики и выраженных в официальных документах специфического назначения. Эти положения не могут расцениваться в качестве какого-то нового нормативного веления общего и обязательного порядка, которое бы развивало или даже в известной степени дополняло возведенную в закон государственную волю. Они конкретизируют только то, что уже выражено в законах и других нормативных правовых актах.

Ценность таких опытных положений состоит именно в том, что они чаще всего аккумулируют, в концентрированном виде отражают выработанную на протяжении многих лет и оправдавшую себя практику реализации правовых норм. Оставаясь непременно в рамках нормативных правовых предписаний, содержащихся в действующем законодательстве, они высвечивают способы развертывания этих предписаний в процессе их реализации. И с данной точки зрения эти положения служат практическими приложениями соответствующих законов или подзаконных нормативных актов.

Обязательность таких опытных положений вытекает непосредственно из свойств применяемых норм права. Существенное значение имеет и то, что в них содержится указание на истинный смысл той или иной нормы права, на апробированный путь ее реализации. Подобно тому, как никому не дозволено не считаться с логическими правилами мышления, выработанными на протяжении всей истории человечества, как любой специалист в своей деятельности тысячами зримых и незримых нитей связан с многочисленными опытными положениями, нашедшими подтверждение в соответствующей сфере человеческой жизнедеятельности, правоприменитель не может относиться неуважительно к возведенным в официальный ранг опытным положениям, существующим в сфере его функций.

Чтобы четче отразить существо того, что фактически подразумевается под анализируемым понятием, следует говорить не о правоположениях, а о правоприменительных положениях. Уже самое такое название ориентирует на то, чтобы специфические свойства, черты и служебное назначение данного феномена правовой реальности отыскивались исключительно в сфере правореализации. Становится более очевидным и другое - отличие правоприменительных положений от норм права не просто "по объему", а по всем основным параметрам.

Правоприменительные положения в нашем обществе:

а) не формулируют новой государственной воли, не развивают и не возводят ее "в закон", а помогают полнее и точнее выявить ту волю, которая уже выражена правотворческим органом в соответствующей норме права;

б) не устанавливают каких-либо новых общих правил, а лишь содействуют более четкому обозначению контуров и пределов действия тех правил и велений, которые уже содержатся в правовых нормах;

в) не регулируют каких-либо новых общественных отношений, а способствуют более оптимальному властному воздействию на те отношения, которые уже упорядочены действующими нормами права.

Эти положения вырабатываются в процессе изучения, анализа, обобщения и осмысления правоприменительной практики и статистики, являются официальным толкованием правовых норм, объективируясь в различных официальных документах, в том числе в постановлениях Конституционного Суда РФ, Пленума Верховного Суда РФ, Пленума Высшего арбитражного суда РФ, в приказах, инструкциях и разъяснениях органов государственной власти и управления.

Как видим, такие правоприменительные положения не служат ни нормативным правовым предписанием, ни каким-либо элементом (частью) нормы права, хотя и играют важную роль в их функционировании.

Что касается обычаев и судебных или иных правоприменительных прецедентов, то их соотношение с нормами права не однозначно. В тех странах, национальные правовые системы которых относятся к англосаксонскому "семейству", судебный прецедент считается одним из основных источников права и, следовательно, играет ту же роль, что и нормативные предписания и извлекаемые из них правовые нормы. В российской правовой системе, как и в других странах с национальными правовыми системами из романо-германского "семейства", ни судебный, ни какой-либо другой правоприменительный прецедент источником права не признается и нормативным предписанием или непосредственно нормой права не становятся.

Обычаи же служат важным источником права в странах с национальными правовыми системами из религиозно-общинного "семейства", где общинные традиции, представляющие собой, по сути, определенные обычаи, приравниваются к юридическим источникам права, непосредственно регулируют определенные жизненные отношения. В современной России в правовом регулировании участвуют обычаи делового оборота. В действующем отечественном законодательстве прямо указывается, что "обычаем делового оборота признается сложившееся и широко применяемое в какой-либо области предпринимательской деятельности правило поведения, не предусмотренное законодательством, независимо от того, зафиксировано ли оно в каком-либо документе". Такое правило подлежит применению, если оно не противоречит обязательным для участников соответствующего отношения нормативным предписаниям закона или договору (п.2 ст.5 ГК РФ).

В деятельности банков сложившиеся в их практике обычаи делового оборота применяются при совершении операций по счету (ст.848 ГК РФ), зачете встречных требований банка и клиента (ст.853 ГК РФ), определении сроков перевода денежных средств клиента на счет другого участника банковского оборота (ст.864 ГК РФ) и при определении порядка осуществления расчетов по аккредитиву и по инкассо (ст.ст.867,874 ГК РФ).

Как видим, применение обычая делового (банковского) оборота, во-первых, ограничена сферой горизонтальных отношений договорного характера, во-вторых, возможно при отсутствии обязательных для участников таких отношений правил закона или договора, в-третьих, допускается независимо то того, зафиксировано ли оно в договоре или в каком-либо ином документе. Но речь не идет о пробеле в правовом регулировании, преодолеваемом посредством аналогии закона или аналогии права. Скорее имеются в виду отношения, которые регулируются не нормативно-правовыми предписаниями, а обычаями. Следовательно, здесь заложенные в обычае правила поведения признаются дополнительным регулятором, имеющим юридическое значение. Как раз это обстоятельство позволяет расценивать обычаи делового (банковского) оборота источником права, а содержащиеся в них правила приравнивать к правовым нормам.

Соотношение этих правил с нормами права, изложенными в законе и подзаконных нормативных правовых актах, может быть двоякого рода. Обычай может содержать в одних случаях все необходимое для регулирования соответствующего жизненного отношения, в других - указание лишь на условия применения той или иной правовой нормы или на круг лиц, подпадающих под ее действие. В первом случае он выступает в качестве относительно самостоятельного источника права с целостной нормой, во втором играет роль нормативного предписания, конкретизирующий какой-то элемент нормы права.

В нашей стране обычаи делового (банковского) оборота находятся пока в стадии становления. Известны попытки выдавать за такие обычаи корыстные устремления, не имеющие ничего общего с истинно рыночными отношениями в целом и с предпринимательской деятельностью в частности. Поэтому задача состоит в том, чтобы трезво отличать позитивное в этой области от всего негативного и содействовать становлению первых и искоренению вторых.