Государство, право и политическая система

Государство как особое звено политической системы

Для глубокого и всестороннего понимания государства и права важно их рассматривать не только самих по себе, но и в контексте других более широких и более емких явлений.

Одним из таких явлений выступает политическая система общества.

Что она собой представляет? Из каких частей состоит? Какое место в ней занимает и какую роль играет государство? Эти вопросы издавна привлекали внимание отечественных и зарубежных ученых-юристов, философов, историков, экономистов.

И это не случайно, поскольку от того, как они понимаются, в огромной степени зависит успех в решении всех других связанных с ними вопросов и проблем.

Таких, например, как проблемы «живучести» политических систем, их способность решать задачи, возникающие перед современным обществом, вопросы эффективности государства и политической системы и др.

Политические системы понимаются как совокупность государственных, партийных и общественных органов и организаций, участвующих в политической жизни той или иной страны.

В зависимости от степени участия в политической жизни эти органы и организации в научной литературе подразделяются на следующие группы.

Собственно-политические. К их числу относятся государство, все политические партии, отдельные общественные организации.

В чем их особенность? Каковы их признаки? Характерным признаком этих организаций является их прямая связь с политикой, их активное воздействие на политику.

Непосредственной целью их создания и функционирования выступает поли тическая цель.

Она заключается в формировании и осуществлении внутренней и внешней политики на разных этапах развития общества, в политическом и идеологическом воздействии на различные слои и классы, существующие в обществе, в проведении политических интересов господствующих кругов и отчасти всего общества в жизнь.

Несобственно-политические объединения. К ним относятся такие организации, которые возникают и развиваются не в силу непосредственно политических, а в силу экономических и других причин.

Это — профсоюзные, кооперативные и иные организации.

Прямой целью их создания и функционирования, в отличие от собственнополитических объединений, никогда не выступает политическая цель.

Свою деятельность данные институты осуществляют не в политической, а в производственной, социально-бытовой, культурной и других сферах жизни.

Они не ставят перед собой непосредственных задач активного воздействия в политических целях на государственную власть.

Политическая деятельность этих организаций не составляет основу их функционирования.

Она не имеет для них решающего значения.

Это не означает, разумеется, принижения роли и значения не- собственно-политических объединений в политической системе общества, ибо речь идет лишь об отсутствии доминирующего политического аспекта в их деятельности, а не об отрицании его как такового вообще.

Следующую группу составляют организации, имеющие в своем содержании лишь незначительный политический аспект.

Они возникают и функционируют на основе личных склонностей и интересов того или иного слоя людей к занятию определенной деятельностью.

К их числу следует отнести объединения типа нумизматов, филателистов, авто- и мотолюбителей, туристов и др.

Политический оттенок в своей деятельности они приобретают лишь как объекты воздействия на них со стороны государственных и иных политических по своему характеру органов и организаций, но отнюдь не как субъекты, носители политической власти и соответствующих политических отношений.

Решающую роль среди всех вышеназванных объединений — составных частей политической системы общества — всегда играло и продолжает играть государство.

Будучи оснащенным специальным аппаратом принуждения и подавления с соответствующими «вещественными придатками» в виде тюрем и иных принудительных учрежде ний, государство выступает как главная сила в руках любого господствующего класса или слоя, как важнейшее средство осуществления его политической власти.

В структуре политической системы общества государство является объективно необходимым ее составным элементом на протяжении всей истории развития общества, а следовательно, и его самого, в то время как все остальные ее составные звенья — политические партии и различные общественные организации, имеющие политический характер, могут появляться на определенных этапах развития политической системы общества и, выполнив возложенные на них задачи, исчезать.

В различных сферах жизни общества и экономики государство неизменно выступает как собственно-политическая организация, как сугубо политический институт.

Однако, относя государство к числу собственно-политических объединений, не следует абсолютизировать его политический характер и рассматривать его как «чисто» политический институт.

Дело в том, что в многогранной деятельности государства, равно как и его различных органов, имеются не только «чисто» политические, но и неполитические аспекты.

Например, «чисто» организационные, финансовые, организационно-технические (связанные с разработкой и установлением всякого рода «технических» стандартов, норм) и др.

Они хотя и ассоциируются с политической деятельностью государства, но сами по себе не являются таковыми.

Аналогичная картина наблюдается и с отдельными государственными органами — парламентом, правительством, различными министерствами и ведомствами, конституционным судом (в тех странах, где он есть) и другими судебными институтами.

Будучи неотъемлемыми составными частями политического по своей сути и характеру государственного механизма, они в то же время выполняют отнюдь не только политические функции и в силу этого являются отнюдь не только политическими органами и организациями.

Они выступают как институты, выполняющие и неполитические — экономические, финансовые и иные функции, играющие в структуре политической системы общества разностороннюю роль.

Чем же определяется особое место государства в политической системе общества? Чем обусловливается в ней его особая роль? Отвечая на эти вопросы, необходимо обратить внимание, во-пер- вых, на то, что государство в любой стране и на любом этапе развития общества выступает как самая массовая, самая широкая организация.

Оно объединяет или, по крайней мере, стремится объединить вокруг себя самые различные слои населения.

В конституциях и других своих основополагающих актах оно стремится закрепить себя и представляться непременно как государство всего народа, государство всех и для всех.

Это особенно ярко проявляется в конституциях таких государств, как Германия, США, Франция, Испания, Швеция, Япония и др.

В Конституции США, например, это стремление закрепляется в следующей формуле: «Мы, народ Соединенных Штатов, в целях образования более совершенного Союза, утверждения правосудия, охраны внутреннего спокойствия, организации совместной обороны, содействия общему благосостоянию и обеспечения нам и нашему потомству благ свободы учреждаем и вводим эту Конституцию для Соединенных Штатов Америки».

В Конституции Швеции подобное стремление государства выступать в качестве организации всего народа выражается в закреплении положения, согласно которому «вся государственная власть в Швеции исходит от народа.

Правление шведского народа основывается на свободном формировании мнений и на всеобщем и равном избирательном праве.

Правление осуществляется посредством государственного строя, основанного на представительной и парламентской системе, и посредством коммунального самоуправления».

В преамбуле к Конституции Японии подобное стремление проявляется в Декларации: «Мы, японский народ, действуя через посредство наших должным образом избранных представителей в Парламенте и исполненные решимости обеспечить для себя и для своих потомков плоды мирного сотрудничества со всеми нациями и благословение свободы для всей нашей страны, исполненные решимости не допустить ужасов новой войны в результате действий правительства, провозглашаем, что народ облечен суверенной властью, и устанавливаем настоящую конституцию».

Аналогичные положения, указывающие на стремление государства выступать в качестве организации всех и для всех, в виде института, представляющего интересы всего народа, содержались в конституционных актах СССР и других стран.

Подобные ссылки к народу содержатся в конституциях России, Белоруссии, Украины, Латвии, Литвы, Казахстана и других бывших союзных республик, а ныне независимых государств.

Однако в подавляющем большинстве своем конституционные декларации этих и других бывших социалистических и несоциалистических государств на практике остаются не чем иным, как декларациями.

Народ зачастую при этом является не более чем социальным фоном, политической или идеологической ширмой, за которой скрывается реальная государственная власть, принадлежащая определенному господствующему слою, классу, властвующей группе или социальной прослойке.

Последние, независимо от того, как они называются и как представляются, в повседневной практической жизни являются настоящими держателями государственной власти, реальными творцами внутренней и внешней политики.

Сказанное не означает, что государство ограничивает свою социальную базу лишь поддержкой непосредственно стоящих у власти правящих кругов.

Наоборот, оно прилагает огромные усилия для того, чтобы как можно больше расширить свою социальную опору, как можно сильнее укрепить свои устои в обществе.

В идеале каждое современное государство стремится к тому, чтобы его формальная социальная основа, каковую составляют все граждане или подданные государства, превратилась в его реальную основу, которая складывается из его сторонников и последователей.

Особое место и роль государства в политической системе общества определяются тем, что оно сосредоточивает в своих руках огромные материальные и финансовые средства.

В ряде стран оно является исключительным собственником основных орудий и средств производства.

Последнее особенно ярко прослеживается на примере бывших социалистических, а ныне ставших на капиталистический путь развития стран.

Так, согласно Конституции СССР 1936 г. и 1977 г. в исключительной собственности государства находились земля, ее недра, а также воды и леса.

Государству принадлежали основные средства производства в промышленности, строительстве и сельском хозяйстве, средства транспорта и связи, банки, имущество организованных государством предприятий, основной городской жилищный фонд, а также иное имущество, необходимое для осуществления задач государства.

Допуская наличие других форм собственности, таких, как личная, колхозно-кооперативная собственность общественных организаций, конституционные акты, в то же время на первый план выдвигали государственную собственность.

В Конституции СССР 1977 г. (ст. II) в связи с этим особо подчеркивалось, что «государственная собственность — общее достояние всего советского народа, основная форма социалистической собственности».

Действующее законодательство России и ряда других бывших союзных республик, а также политическая и правовая практика этих стран имеют тенденцию отказаться от приоритета государственной собственности.

Проходящие в этих странах приватизация и денационализация проводятся под лозунгами борьбы с государственным монополизмом и достижения лучшего будущего под флагом плюрализма.

Нет сомнения в том, что равный правовой статус всех форм собственности и их одинаковая защита, плюрализм форм собственности имеют очевидные преимущества перед монополизмом одной из них.

Однако это должно происходить при одном непременном условии.

А именно — чтобы под видом «демократической» или иной приватизации не допускалось противоправное присвоение небольшой группой стоящих у власти людей всего или значительной части народного достояния.

И чтобы монополия одной, государственной, формы собственности под лозунгами плюрализма не вытеснялась фактически любой другой, например, частной формой собственности.

Для стабильности общества и политической системы непременным условием является существование самых разнообразных форм собственности, баланс политической власти.

Для стабильности государства важным условием является, как показывает опыт многих стран, наличие хорошо развитой государственной формы собственности.

Далеко не случайным следует считать то обстоятельство, что во многих промышленно развитых странах в послевоенный период масштабы огосударствления достигали порой довольно внушительных, хотя и неодинаковых размеров.

Сравнивая, например, масштабы огосударствления в разных промышленно развитых странах, можно заметить, что на долю государственного сектора в экономике Англии приходится около 53% валового национального продукта, на долю государства в национальном доходе Франции — около 48%, в национальном доходе Германии — 47,2%, в национальном доходе Японии — 25,3% и т. д.

Масштабы огосударствления в США и Японии являются несколько меньшими, чем в странах Западной Европы, но тем не менее государственная собственность в этих странах существует и играет значительную роль в качестве материальной базы государства.

Исключительное место и роль государства в политической системе общества обусловливаются наличием у него специального аппарата управления и принуждения.

Разумеется, у политических партий и массовых общественных организаций тоже есть свои хорошо отлаженные и постоянно действующие аппараты.

Без них невозможно было бы нормальное функционирование данных организаций.

Однако в отличие от государственного аппарата они не имеют в своей структуре таких органов, как милиция, суд, прокуратура, органы государственной безопасности.

Кроме того, партийные и общественные органы не обладают, как это имеет место у государственных органов, государственно-властными полномочиями.

Государство выделяется среди различных элементов политической системы общества тем, что располагает разветвленной системой юридических средств, дающих возможность ему оперативно управлять многими отраслями экономики и оказывать эффективное воздействие на все общественные отношения.

Обладая государственно-властными полномочиями, различные государственные органы не только издают в рамках своей компетенции соответствующие нормативно-правовые и индивидуальные акты, но и обеспечивают их реализацию.

Это достигается разными способами — путем воспитания, поощрения и убеждения, осуществления постоянного контроля за точным соблюдением этих актов, применения в необходимых случаях мер государственного принуждения.

Следует отметить, что в бывших соцстранах существовала практика, когда общественные организации в лице своих органов в определенных случаях тоже издавали юридические нормативные акты и осуществляли постоянный контроль за их строгим и неуклонным соблюдением.

Например, в СССР профсоюзы вместе с органами Госгортехнадзора, Санитарного надзора и органами Народного контроля контролировали деятельность государственных органов в области социального страхования, соблюдения на предприятиях и в учреждениях техники безопасности, соблюдения органами государства трудового законодательства.

При этом средства воздействия профсоюзов на нарушителей, как и сам контроль, закреплялись законодательно, что гарантировало их реальность и эффективность.

Все массовые общественные организации в лице их общесоюзных органов обладали, согласно ст. 113 Конституции СССР, правом законодательной инициативы.

Совместно с государственными органами и самостоятельно они издавали в некоторых случаях акты, имевшие юридический характер.

Все это свидетельствует о том, что в некоторых странах общественные организации, также, как и различные государственные орга ны, имеют в своем распоряжении наряду с традиционными, присущими им с момента их возникновения средствами, и юридические рычаги воздействия.

Однако эти рычаги в отличие от юридических средств воздействия, находящихся в руках различных государственных органов, носят весьма ограниченный характер и возникают у общественных организаций не в силу самой природы данных объединений, а в силу предварительной или последующей санкции государства, в результате наделения их правом издания юридических актов уполномоченными на то государственными органами.

В политической системе общества государство выделяется тем, что обладает суверенитетом.

Суверенность государственной власти выступает как один из признаков государства.

Содержание этого признака заключается в верховенстве государственной власти по отношению ко всем гражданам и образуемым ими негосударственным организациям внутри страны и в независимости (самостоятельности) государства вовне, в проведении внешней политики и построении отношений с другими государствами.

Названные особенности не исчерпывают всей специфики государства как элемента политической системы общества среди всех других его структурных элементов. Ho они дают общее представление о нем самом, а также о факторах, определяющих его место и роль в политической системе.

Конституционный суд в политической системе общества

Вопрос о месте и роли конституционного суда в политической системе общества, о характере его деятельности, равно как и вопрос о соотношении его «чисто» юридической и политической активности, является далеко не новым вопросом для зарубежной государственноправовой теории и практики.

Он возник сразу же с возникновением первого конституционного суда.

Многие споры продолжаются и поныне.

Однако проблема вовлеченности конституционного суда в политический процесс, характера его деятельности и степени его связанности «политической линией» и политическими решениями является довольно новой и малоизведанной в отечественной политико-право- вой теории и практике.

Причина эта весьма проста и прозаична — традиционное отсутствие в системе отечественного государственного механизма конституционного суда или ему подобных органов.

Что собой представляет конституционный суд? Каковы его функции и назначение? Каково его место в политической системе? Строго говоря, детальные ответы на подобные вопросы относятся к области конституционного права.

В рамках же теории государства и права рассмотрим лишь общетеоретические, весьма важные для глубокого понимания природы и назначения данного института вопросы.

Следует отметить прежде всего, что в политической системе общества конституционный суд существует не сам по себе, вне государства или наряду с ним.

Он составляет хотя и относительно самостоятельную (по крайней мере — теоретически), но вместе с тем неотъемлемую часть государственного механизма.

В научной литературе и законодательстве разных стран конституционный суд определяется неодинаково.

Однако везде он рассматривается как один из наиболее важных органов судебной власти, как важнейшее средство обеспечения верховенства конституции.

Во всех политических системах, где он существует, конституционный суд считается высшим органом конституционного надзора и контроля.

С созданием конституционного суда в каждой политической системе связываются надежды на то, что он послужит укреплению конституционного строя в стране, формированию и развитию правового государства, утверждению начал законности в правотворчестве и правоприменении.

Так, формулируя основные цели и задачи созданного в 1991 г.

Конституционного Суда в России, Закон о «Конституционном Суде РСФСР» (от 12 июля 1991 г.) закрепляет, что «в целях охраны суверенитета народов РСФСР, защиты конституционного строя РСФСР, основных прав и свобод человека, признанных Конституцией РСФСР прав и законных интересов граждан и юридических лиц, поддержания верховенства и непосредственного действия Конституции РСФСР на всей территории Российской Федерации Конституционный Суд РСФСР устанавливает соответствие Основному Закону РСФСР международных договоров РСФСР, законодательства РСФСР и республик в составе РСФСР, а также практики применения законодательства РСФСР» (ст. 2).

Кроме того, данный Закон устанавливает, что всей своей деятельностью Конституционный Суд России «способствует утверждению законности, укреплению правопорядка, воспитанию в гражданах уважения к Основному Закону своей Республики».

Аналогичные цели и задачи ставятся перед Конституционным Судом России в Законе о Конституционном Суде РФ 1994 г., а также перед конституционными судами других стран.

Конституция США, например, провозглашая, что вся судебная власть в стране «осуществляется Верховным судом и теми низшими судами, которые будут время от времени учреждаться Конгрессом», специально разъясняет, что «судебная власть распространяется на все дела, решаемые по закону и праву справедливости, возникающие на основе настоящей Конституции, законов Соединенных Штатов» и заключаемых ими международных договоров.

Кроме того, она распространяется «на все дела, касающиеся послов, других полномочных представителей и консулов; на все дела адмиралтейства и другие морские дела; на все споры, в которых Соединенные Штаты являются стороной; на все споры между двумя и более штатами, между штатом и гражданами другого штата, между гражданами различных штатов, между гражданами одного штата по искам о землях, полученных в дар от различных штатов, а также между штатом или его гражданином и иностранными государствами, гражданами или подданными» (разд. 2 ст. III).

Как на практике осуществляется судебная власть? Закон Российской Федерации о Конституционном Суде на это отвечает следующим образом.

Конституционный Суд России осуществляет судебную власть путем рассмотрения в заседаниях дел о конституционности международных договоров и нормативных актов; рассмотрения в заседаниях дел о конституционности правоприменительной практики и дачи заключений в установленных законом случаях.

Схожим, по существу, путем осуществляется судебная власть конституционными судами и других стран.

Так, Конституционный суд Испании, согласно законодательству страны, осуществляет свою власть путем рассмотрения в судебных заседаниях «заявлений о неконституционности закона и нормативных актов, имеющих силу закона»; путем принятия «постановлений о защите прав в связи с нарушением прав и свобод»; путем разрешения «споров о разграничении компетенции полномочий между государством и региональными автономными объединениями или между самими региональными автономными объединениями»; путем решения «других вопросов, предусматриваемых Конституцией и органическими законами».

Каковы природа и характер деятельности конституционного суда? Является ли конституционный суд политическим институтом или же «чисто» юридическим, неполитическим институтом? Отвечая на данные вопросы, следует еще раз напомнить, что Конституционный Суд России — совсем новый и до конца еще не сложившийся институт.

На его счету, как известно, пока не так много рассмотренных дел.

Поэтому о нем, о характере его деятельности можно говорить сейчас скорее гипотетически, предположительно, нежели практически, разумеется, широко используя при этом соответствующий зарубежный материал.

О чем говорит официальная теория и о чем свидетельствует многолетняя зарубежная практика? На что указывает весьма значительный в этом деле опыт Запада? На многое. Однако не на все.

Анализ теории и практики деятельности Конституционных судов Австрии, Германии, Верховного суда США и ряда других западных стран дает противоречивые результаты.

Официальная теория говорит об одном, в то время как повседневная практика зачастую свидетельствует об обратном.

Теория всячески старается оградить конституционный суд от политических коллизий и споров, представить суд как «чисто» юридический институт, тогда как конституционная практика своими многочисленными примерами постоянно наталкивает на мысль, что суд зачастую выступает не столько как юридический, сколько как политический институт.

Каковы аргументы теории? В чем заключается их суть? Если отвечать кратко, то суть их состоит в следующем: в обосновании тезиса «суд должен быть вне политики и над политикой» и в конституционноправовом закреплении «неполитического характера деятельности» конституционного суда.

Тезис «суд вне политики и над политикой» призван «юридизи- ровать» судебную практику.

Имеет своей целью показать и доказать, что конституционный суд — это не «рядовой», политизированный государственный институт.

Что это особое, стоящее высоко над повседневной политической суетой государственное учреждение.

В некоторых странах в развитие данного тезиса разработаны даже специальные концепции или доктрины.

В США, например, таковой является широко распространенная доктрина «политического вопроса».

Основной смысл ее сводится к тому, что американские федеральные суды, будучи по своей природе «судами права», могут принимать к своему рассмотрению лишь те дела, в которых содержится «спор о праве».

Дела же, содержащие в себе «политический конфликт», отно сятся к ведению политических органов и решаются они не юридическими, судебными, а политическими средствами. He касаясь других сторон доктрины «политического вопроса», следует по достоинству оценить такую постановку вопроса, когда каждый орган, каждая ветвь власти профессионально занимается только своим делом, в пределах установленной для нее компетенции, используя свойственные ей методы и средства, рассматривает возникающие только в сфере ее деятельности споры и решает свои собственные проблемы.

Подобная позиция была выработана на протяжении двух столетий самими американскими судами и позволяла во многих случаях Верховному суду США избежать втягивания себя в рассмотрение нескончаемых споров по политическим вопросам, позволяла Верховному суду длительное время сохранять свое независимое, «надполи- тическое» положение, благопристойное лицо.

Можно сказать, что американский суд сам по мере накопления опыта рассмотрения конституционных конфликтов и интерпретации конституции пришел к выводу о необходимости выработки защитных средств судебной деятельности от проникновения в нее элементов «чистой» политики и политиканства.

К выработке аналогичных мер защиты постепенно приходят и конституционные суды других стран.

К этому же со временем придет по мере укрепления своих позиций и Конституционный Суд России.

Сама логика развития общественно-политических и идеологических явлений в нашей стране, логика становления и укрепления судебной ветви государственной власти подведет Конституционный Суд России к неизбежному выводу о необходимости выработки дополнительных средств защиты своей «чисто» судебной деятельности от губительного влияния на нее других видов и в первую очередь политической и идеологической деятельности.

В противном случае Конституционный Суд со временем превратится в безликое, серое, самое обыденное государственное учреждение, в придаток политики, еще хуже — очередных «выдающихся» для каждого этапа российской истории политиков.

Используя американский опыт, следует иметь в виду, что он имеет свои исторические и национальные особенности, свои плюсы и минусы.

Один из труднопреодолимых минусов состоит в том, что доктрина «политического вопроса» безупречна лишь в теории, но ее трудно назвать таковой, особенно после Второй мировой войны, на практике.

Речь идет не только о судебно-политических гонениях на Компартию США и на коммунистов в 50-е годы или о маккартизме.

Аналогичные явления имели место не только в США, но и в ФРГ, а также во многих других по-своему цивилизованных странах.

И Конституционные суды этих стран показали, на что они способны.

В большинстве своем они сыграли роль политической дубинки в руках господствующего класса.

Имеется в виду и более поздний опыт отступления Верховного суда США от своих исторически выработанных политических канонов.

Доктрина «политического вопроса» стала давать особенно заметные сбои в 70-е и во все последующие годы.

Верховный суд США в силу целого ряда объективных и субъективных причин начал «активно вмешиваться» во внутриполитический процесс, принимая к своему рассмотрению дела, содержащие внутрипартийные и иные им подобные споры. Ho это не означает, что Верховный суд как интерпретатор конституции и как государственный орган утратил свою самостоятельность, превратился в придаток других государственных органов и стал от этого «чисто» политическим или «надполитическим» институтом.

Он как был, так и остался по своей природе и характеру деятельности не чем иным, как политико-юридическим органом.

Имея достаточно для самостоятельной деятельности сил, он стал лишь более активным в выработке и отстаивании своих собственных взглядов и суждений, в утверждении и отстаивании в общественном сознании своего собственного мнения не только по юридическим, но и по политическим вопросам. He случайно поэтому еще в 60—70-е годы американские эксперты-специалисты в области теории государства и права и конституционного права обращали внимание именно на эту тенденцию — усиления власти и влияния Верховного суда США.

Еще тогда многими из них на основе обобщения судебной практики делались выводы, согласно которым «политический вопрос» состоит не в том, делает ли Верховный суд США политику или не делает.

Вся суть вопроса в том, когда, при каких обстоятельствах и с каким успехом он это делает.

Разумеется, по мере осуществления своей деятельности и учета мирового опыта конституционного развития с аналогичными дилеммами на практике в весьма недалеком будущем столкнется и Конституционный Суд России.

Все предпосылки для этого имеются.

Об этом свидетельствует, например, решение Конституционного Суда РСФСР по делу о проверке конституционности Указа Президента России от 19 декабря 1991 г. «Об образовании МБВД», пре дусматривавшего объединение ряда правоохранительных органов в единую систему.

Указ признан неконституционным.

Об этом же говорит рассмотрение Судом в 1992 г. заявления группы народных депутатов, требующих признания не соответствующими Конституции указов Президента России о запрете Компартии и об имуществе КПСС.

Есть и другие примеры.

Безусловно, аналогичные ситуации, находящиеся на грани права и политики, будут многократно складываться вокруг российского Конституционного Суда и в будущем.

Они естественны для такого органа, как Конституционный Суд.

И их не следует драматизировать, как это иногда делается в печати.

Следует воспринять лишь как должное, что хождение по канату, балансирование между политическими и правовыми реалиями — это довольно обычная участь фактически любого конституционного суда.

Что же говорит законодательство относительно характера деятельности конституционного суда? На чем оно акцентирует прежде всего внимание? Анализ зарубежного и отечественного законодательства свидетельствует, что акцент ставится, как правило, в первую очередь на неполитическом характере деятельности конституционного суда.

В одних случаях это достигается просто путем указания на то, что члены конституционного суда не могут быть членами каких бы то ни было политических объединений или занимать какие-либо политические посты.

Действующая Конституция Испании устанавливает, например, что «обязанности члена Конституционного суда несовместимы: с любыми представительными мандатами, с политическими и административными постами; с выполнением руководящих функций в какой-либо политической партии или профсоюзе и нахождением у них на службе...» (п. 4 ст. 159).

В других случаях это достигается путем одновременного указания на недопустимость участия членов конституционного суда в политических объединениях и акцентирования внимания на неполитическом характере принимаемых судом решений.

Типичным примером может служить законодательство Италии.

В нем, наряду с декларацией о том, что «судьи Конституционного суда не могут участвовать в деятельности общественных объединений и политических партий», закрепляется положение о том, что «контроль законности, осуществляемый Конституционным судом в отношении закона или акта, обладающего силой закона, исключает какие-либо оценки политического характера и какой-либо контроль за дискредитационной властью парламента».

В третьих же случаях, как это имеет место в российском законодательстве, акцентирование внимания на неполитическом характере деятельности Конституционного Суда достигается более сложным путем.

А именно — путем одновременного указания на то, что: а) Конституционный Суд Российской Федерации и его судьи «не являются представителями каких бы то ни было государственных или общественных органов, политических партий и движений»; б) решения Конституционного Суда России «выражают правовую позицию судей, свободную от соображений политической целесообразности и политических склонностей»; и в) Конституционный Суд Российской Федерации «не рассматривает политические вопросы».

Сравнивая законодательство разных государств, очевидно, что российский законодатель гораздо больше, чем любой иной, позаботился о том, чтобы оградить «свой» Конституционный Суд от политики и представить его как институт, стоящий вне политики.

И это не случайно.

Чтобы убедиться в справедливости сказанного, достаточно вспомнить, когда, при каких обстоятельствах обсуждался и принимался Закон России «О Конституционном Суде РСФСР».

Это была весна 1991 г., один из наиболее политизированных периодов в жизни нашего общества.

Время, когда полным ходом шел дезинтеграционный процесс, приведший, в конечном счете, к развалу СССР.

Наконец, это был период все более нарастающего и все более угрожающего нормальной, естественной жизни простых людей бывшего СССР правового беспредела.

Само собой разумеется, что в этих условиях, когда в обществе не только появилась, но и беспрецедентно усилилась аллергия на политику, появились явные симптомы отвращения и отторжения простыми людьми от своей повседневной жизни какой бы то ни было политики, — в этих условиях не мог не появиться на свет документ, который бы всячески ограждал такой новый, доселе нам неизвестный институт, как конституционный суд, от всяких перипетий политики.

Однако в документе ли дело? В законодательных ли, формально-юридических гарантиях защиты конституционного суда от пагубного влияния на него политики суть? Нет, конечно.

Дело заключается не столько в законодательных провозглашениях, в теории, сколько в складывающейся конституционно-правовой практике.

Из отечественного опыта, а также из опыта конституционно-правового развития других стран хорошо известно, что нередко теория говорит об одном, а практика поступает совсем по-другому.

Имеет место значительное расхождение конституционно-правовой теории и практики.

Каковы «аргументы» последней? Западные исследователи традиционно приводят следующие доказательства политико-юридического характера деятельности конституционного суда.

Первое. Само положение конституционного суда в системе других государственных органов.

Вполне оправданно считается, что суд как носитель одной из ветвей государственной власти — судебной — не может не быть политическим институтом, поскольку государственная власть в любой стране — явление сугубо политическое.

Второе. Политизированный характер полномочий конституционного суда при рассмотрении значительного числа спорных вопросов.

В самом деле, можно ли с полной уверенностью сказать, например, что полномочия Конституционного суда Италии при рассмотрении споров «о компетенции между различными властями государства» являются неполитическими? Или — полномочия Конституционного суда Испании при решении споров «о разграничении компетенции, полномочий между государством и региональными автономными объединениями или между самими региональными автономными объединениями»? Нет, конечно.

Опыт бывшего СССР, так же, как и опыт разрешения аналогичных споров в других странах, показывает, что такого рода вопросы всегда решались и решаются не столько правовыми, сколько политическими средствами.

Разумеется, конституционный суд любой страны, так же, как и российский суд, согласно законодательным актам «устанавливает и решает только вопросы права».

Иного указания в Законе о Конституционном Суде и быть не может.

Иначе многое в таком случае не «состыкуется» в официальной политической и правовой идеологии.

Например, невозможно будет выстраивать очередную теорию — правового государства вместо прежних — государства диктатуры пролетариата и общенародного государства, если все носители государственной власти, включая конституционный суд, будут открыто признаваться не правовыми, а политико-правовыми, какие они есть на самом деле, или тем более — политическими институтами.

Третье. Политический характер большинства предметов спора, с которыми имеет дело во многих странах конституционный суд, а также политический характер целей, которые ставятся перед конституционным судом.

Можно по-разному относиться, например, к официальным трактовкам характера действий Конституционного суда Германии, соглас но которым его активность признается неполитической.

В силу этого Основной закон этой страны особо акцентирует внимание на рассмотрении Конституционным судом таких сугубо юридических дел, какими являются, в частности, дела по иску «о конституционности, который может быть внесен любым лицом, считающим себя ущемленным государственной властью в одном из своих прав...» (абз. 4-а ст. 93).

Однако при этом остается бесспорным то, что характер таких дел, составляющих предмет рассмотрения Конституционного суда, как о толковании Основного закона государства «по спорам об объеме прав и обязанностей верховного федерального органа или другой заинтересованной стороны», о «расхождении мнений» по вопросам прав и обязанностей федерации и земель и других, несомненно, является если не преимущественно политическим, то, по крайней мере, поли- тико-юридическим (абз. I, 2, 4 ст. 93).

Аналогично обстоит дело и с характером основных целей создания и функционирования конституционного суда.

Какие это конкретно цели? По Закону, например, «О Конституционном Суде РСФСР» к их числу относят: охрану суверенитета народов РСФСР, защиту конституционного строя страны, основных прав и свобод человека, поддержание верховенства и непосредственного действия Конституции России и др.

Бесспорно, что названные и подобные цели носят не только юридический, но и политический характер.

Наконец, следует обратить внимание на то, что, оспаривая «чисто» юридический характер деятельности конституционного суда, западные исследователи не без оснований указывают и на такой фактор, как политические взгляды и преференции самих судей.

С формальной точки зрения, судью можно заставить быть вне политических институтов и процессов. Ho было бы утопичным практически заставлять его отказываться от политических взглядов и «политических склонностей», как это иногда предлагается в литературе.

Каждый человек, независимо оттого, какое место в социальной иерархии он занимает и каким статусом обладает, всегда имеет свои определенные политические взгляды, представления, свои политические ценности.

Имея их, он всегда, во всех случаях жизни ими руководствуется. И это естественно.

Иное дело (и это касается в первую очередь членов конституционного суда) — стремиться быть выше своих собственных политических амбиций и пристрастий при рассмотрении политических и иных социально значимых дел.

Безусловно, правы те авторы, которые утверждают, что «судьи — не монахи и не ученые, а участники живого политического процесса» и что с прагматической точки зрения они являются не сторонними наблюдателями, а реальными творцами своей национальной политики.

Такая оценка деятельности членов высших судебных инстанций применима, как представляется, для всех без исключения государств, в механизме которых функционирует конституционный суд.

Нормативная основа политической системы общества

Политическая система общества имеет свою экономическую, политическую, социальную, идеологическую и нормативную основы.

Последние представляют собой соответствующий — экономический, политический и иной базис, на котором, собственно, возникает и развивается политическая система.

Что собой представляет нормативная основа? Из чего она состоит и какова ее роль? Прежде всего нужно отметить, что нормативная основа выступает в качестве важнейшей формы регулирования политических отношений, обеспечивающих определенный уровень организованности, стабильности и устойчивости как политических институтов, так и всей системы в целом.

Следует подчеркнуть, что в отечественной и зарубежной научной литературе нет единого мнения ни о месте и роли нормативной основы в политической системе, ни о ее содержании.

С учетом многообразия социальных норм по содержанию и видам одни авторы говорят, например, о таких слагаемых нормативной основы, как право, нормы общественных организаций (прежде всего уставные), различные нормы «государственной и общественно-политической жизни».

Другие авторы к числу элементов нормативной основы относят нормы права, нормы, вырабатываемые общественными организациями, партийные решения, политические традиции и обычаи, нормы морали, этика политической жизни.

Наконец, третья группа авторов к нормативной основе причисляет политические принципы и нормы, правовые нормы, политические традиции, «эталоны политического поведения» или «типичные реакции на политические события».

Как видно из сказанного выше, несмотря на разнобой во мнениях по поводу содержания нормативной основы, все авторы, тем не менее, сходятся в одном, а именно — что непременным атрибутом нормативной основы являются социальные нормы.

От них, собственно, происходит и само название этой основы.

Однако далеко не все социальные принципы и нормы следует рассматривать в качестве слагаемых нормативной основы.

Наряду с высказываниями, например, о необходимости отнесения к нормативной основе всех без исключения правовых норм в некоторых работах проводится мысль о том, что в качестве одного из слагаемых нормативной основы может выступать только часть правовых норм, а именно — нормы, регулирующие отношения, связанные с осуществлением власти.

Бесспорно, есть все основания для такой постановки и решения вопроса.

Предметом регулирования слагаемых нормативной основы являются политические отношения, возникающие в политической системе либо в процессе прямого осуществления политической власти, либо по поводу ее.

Политический аспект содержания принципов и норм должен выступать в качестве одного из важнейших критериев «включения» их в нормативную основу.

В реальной действительности существует, однако, целая группа социальных принципов и норм, не имеющих прямых связей с политической системой общества.

Примером могут служить нормы семейного, трудового, гражданского права, принципы и нормы морали, традиции, обычаи, регулирующие неполитические по своему характеру и содержанию отношения.

Влияние таких принципов и норм на политическую жизнь осуществляется не прямо, непосредственно, а через их взаимосвязь с системой политических принципов и норм, т. е. опосредованно.

Нормативная основа политической системы общества выступает, таким образом, как весьма сложное образование, состоящее из следующих компонентов: — правовые принципы и нормы, имеющие политическое содержание; — принципы и нормы, содержащиеся в актах партийных органов и общественных организаций; — политические традиции; — политические обычаи; — принципы и нормы морали (нравственности).

Рассмотрим некоторые из них.

Важнейшей составной частью нормативной основы являются правовые принципы и нормы политического характера.

В правовую форму облекаются не только отношения между различными звеньями государственного механизма и внутри отдельных его структурных частей, но также и самые разнообразные связи между элементами политической системы, которые реализуются в различных сферах взаимосвязи и взаимодействия государства с другими элементами — составными частями политической системы общества.

Правовой характер такого рода связей позволяет учитывать интересы государства, с одной стороны, и политических партий, общественных организаций, политических движений, играющих фактически роль политических партий, — с другой.

В законодательном порядке во всех без исключения странах закреплена политико-правовая база деятельности политической системы.

Зафиксированы различные формальные и фактические принципы ее существования и функционирования, такие, как полновластие народа, демократизм, плюрализм, строгая законность и конституционность, и др.

Посредством права принципам функционирования политической системы придается «всеобщее значение», обеспечивается установление «условий, имеющих силу для всех». Ho это — теория, практика же зачастую свидетельствует об обратном.

Важнейшими актами нормативной основы политической системы общества являются конституции.

В них отражаются и закрепляются не только правовые основы политической системы и самого общества, но и его экономический, социальный, духовный и политический строй.

В силу этого конституции должны рассматриваться соответственно не только в «чисто» правовом или материальном, но и во всех других аспектах, отражающих различные стороны политической, духовной, идеологической и иных сфер жизни общества.

Разумеется, что одну из важнейших ролей при этом играет их юридический и политико-идеологический аспект.

В зависимости от его содержания и форм проявления в государственно-правовой теории и практике западных стран давно и не без оснований выделяются и анализируются две группы конституций — это старые, традиционные конституции государств, принятые в первоначальные периоды активного конституционного правотворчества на Западе, и относительно новые конструкции, принятые после Второй мировой войны.

К первой группе западных конституций можно отнести более чем двухсотлетнюю Конституцию США, Конституцию Норвегии (1814 г.), Бельгии (1832 г.), неписаную Конституцию Великобритании, Консти туцию Люксембурга (1868 г.), Швейцарии (1874 г.) и др.

Ко второй группе конституций следует отнести Конституцию Италии (1947 г.), Основной закон ФРГ (1949 г.), Конституцию Греции (1952 г. и 1975 г.), Японии (1947 г.) и других высокоразвитых в экономическом отношении государств.

Первая группа конституций отражала и защищала послефеодаль- ный, раннекапиталистический строй и его успешную эволюцию на последующих этапах.

Особняком в этом плане стояли и стоят Конституции Англии, Австрии (1920 г.), Ирландии (1937 г.) и некоторых других государств.

В то же время вторая группа конституций отражала и закрепляла, судя по их характеру и содержанию, в основном лишь общественные отношения, институты и учреждения, сложившиеся на более поздних этапах развития капитализма, после Второй мировой войны.

Проводя разносторонний анализ данных конституций, известные отечественные ученые В.А. Туманов и Б. А. Стародубский вполне резонно отмечают, что в настоящее время позволительно говорить о «некотором новом качестве», которым характеризуются, хотя и в неравной мере, все послевоенные конституции, ибо они дают «нечто вроде модели конституции развитого капиталистического буржуаз- но-демократического государства второй половины нашего века».

Характерными штрихами данной модели конституции можно считать восстановление в тех странах, где господствовали фашистские или профашистские режимы, буржуазно-демократических прав и свобод; повсеместное усиление в системе государственного механизма западных стран роли и влияния исполнительно-распорядительных органов; все более настойчивое стремление власть имущих к представлению существующих западных конституций не только в виде актов государства, каковыми они всегда были и являются на самом деле, но и в виде совместных актов «общества и государства»; известное усиление «социализации», политизации и идеологизации современных западных конституций.

В чем последнее проявляется? Говоря об усилении «социализации» современных западных конституций, следует обратить внимание прежде всего на то, что они по сравнению с предшествующими им конституционными актами значительно больше и детальнее касаются таких проблем, как проблемы эмансипации женщин; гарантирован ности прав и свобод граждан; их, хотя и нередко декларированного, но, тем не менее, конституционно закрепленного политического и социального равноправия; проблемы охраны окружающей среды; обучения подрастающего поколения; урбанизации, и многое другое.

Идеологизация современных западных конституций выражается в неизменном стремлении законодателя закрепить в ней свои «нейтральные» взгляды на окружающую политическую и правовую действительность, представить в виде равных сторон власть имущих и неимущих, внушить населению мысль о том, что существующее государство — это не орган выражения и защиты интересов прежде всего господствующих слоев и классов, каковым оно является на самом деле, а орган выражения интересов всего общества, «государство всех и для всех».

Политизированный характер западных конституций находит конкретное выражение в том, что с помощью норм, содержащихся в этих основополагающих правовых документах, а также в актах, изданных на их основе и в их развитие, опосредуется в конечном счете вся сеть политических институтов, политических связей и отношений, существующих между различными институтами, система исторических, национальных и политических традиций, политико-правовых ценностей, включающих в себя значительное число принципов, лозунгов, правил, политических заповедей и т. д.

Стремясь подчеркнуть, например, политизированный характер Конституции США и ее значимость для развития политической системы американского общества, некоторые западные политологи и социологи не случайно называют ее не иначе, как «политической конституцией», «собранием социально-политических верований и обрядов американского общества», «специальным инструментом в руках политических деятелей и их близких друзей, нюансы которого правильно понимаются и адекватно толкуются далеко не многими людьми».

Изучение Конституции США и конституций других западных государств, рассматриваемых в качестве своеобразных «рамок политического общества, организованного через право и с помощью права», должно быть составной частью «предмета политической науки или науки о государстве», имеющей дело с «различными типами человеческой ассоциации», материальными и политическими интересами граждан, основными сферами и направлениями деятельности государства, с экономической и социально-политической активностью отдельных индивидов и различных социальных групп.

Нормы права, содержащиеся в конституциях и других юридических актах, являются весьма важными, но не исчерпывающими составными частями нормативной основы политической системы общества.

Ибо право, как известно, не может регулировать все политические отношения в обществе. Оно имеет свои пределы.

Право не может, например, регулировать внутрипартийные и другие им подобные отношения.

В силу этого механизм социального регулирования политических отношений дополняется другими социальными принципами и нормами (моралью, принципами и нормами, содержащимися в актах партийных органов и общественных организаций, традициями, обычаями). Ho это не значит, что другие социальные принципы и нормы (мораль особенно) не могут регулировать те же отношения, что и право.

Действие этих неправовых норм может носить (и зачастую носит) дополнительный, субсидиарный характер по отношению к праву.

Сам факт смешанного регулирования различных отношений, возникающих между элементами политической системы того или иного общества, дает основание говорить о согласованности их действий, о гибкости и упорядоченности процесса регламентации политических процессов.

Известно, что чрезмерная жесткость в регламентации постоянно меняющихся политических и других отношений чревата негативными последствиями, вредна и неэффективна.

Составной частью нормативной основы являются принципы и нормы, содержащиеся в актах партийных органов и общественных организаций, регулирующих отношения между партийными и общественными организациями, партиями и государством, государством и общественными организациями.

Нормы, создаваемые политическими партиями и общественными организациями, можно условно подразделить на нормы «внутреннего» и «внешнего» действия.

Нормы, регулирующие отношения внутри организации, их издавшей, являются нормами «внутреннего» действия, или корпоративными нормами.

Нормы же, регулирующие отношения между организациями, их издавшими, и другими элементами политической системы, являются нормами «внешнего» действия.

Политические нормы «внешнего» действия, содержащиеся в уставах, программах, других актах общественных организаций, могут быть как рекомендательными, так и императивными.

Рекомендательные нормы выражаются, как правило, в форме предложений, пожеланий и не имеют обязательного характера.

Императивным нормам в некоторой степени присущи такие признаки и черты, как властность и общеобязательность содержащихся в них предписаний.

Механизм действия этих норм в значительной степени зависит от того, насколько выраженные в них идеи теоретически обоснованны, оправданны, а следовательно, насколько они будут поддержаны общественным мнением, играющим огромную роль в реализации содержащихся в них требований.

Большое значение имеют политические нормы, содержащиеся в уставах и других основополагающих актах общественных организаций.

С их помощью создается формальное единство, целостность общественной организации, фиксируется создание в ней единой власти, «превращение авторитета идей в авторитет власти».

Важными составными частями нормативной основы политической системы являются политические традиции и обычаи.

Они являются разновидностью общесоциальных традиций и обычаев, среди которых выделяются исторические, национальные, культурные, бытовые и иные.

Политические, так же, как и все другие традиции и обычаи, имеют такие общие черты, как преемственность, повторяемость, относительная устойчивость, эмоциональность.

Традиции и обычаи — близкие друг другу явления социальной жизни, но не тождественные.

В научной и публицистической литературе, по общему правилу, традициям и обычаям придается большое значение.

Однако имеют место случаи и ничем не оправданного принижения роли традиций как регулятивного института, неправомерного ограничения сферы действия обычаев, исключения их из области политики и отведения им роли лишь в быту, в семье и т. д.

Между тем именно в области политических отношений действует немало обычаев и традиций взаимного общения групп людей, классов, государственных и общественных организаций.

Среди политических обычаев и традиций многих стран можно выделить такие, например, как существование политической оппозиции, наличие многопартийности, построение государственного механизма на основе принципа разделения властей и др.

Для политических традиций и обычаев характерным является наличие наглядно-эмоциональных средств их сопровождения, которые придают им большую выразительность, а следовательно, и эффективность действия их как регуляторов.

Политические традиции и обычаи содействуют стабилизации общественных отношений, повышению уровня упорядочения общества, поступательному развитию политической системы.

Одной из особенностей политических традиций и политических обычаев является их тесная связь с государством, с политической жизнью.

Эта связь обусловлена тем, что в политических обычаях и традициях нередко находит свое выражение суть политики государства, которое заинтересовано в их развитии, закреплении, придании им в определенные периоды правового характера, или наоборот.

В ряде случаев обычаи и традиции сочетаются с нормами права.

Право либо санкционирует их, либо отвергает, либо «молчит» (так называемое квалифицированное молчание права).

Это не означает, разумеется, что обычаи и традиции носят подчиненный характер, как утверждают некоторые авторы, ссылаясь на случаи возникновения коллизий между правом и обычаем, когда первенство или приоритет остается за правом.

Это — естественно в силу того, что за правом стоит государство.

Цепочку взаимоотношений между нормами обычаев, традиций и права можно проследить от обычая и традиции к норме права, а от нее — к новым обычаям и традициям.

Во многих странах сложившиеся политические традиции закрепляются законодательно.

Так, например, в Акте о министрах короны 1937 г. (Великобритания) официально закрепляется оппозиция.

Этим же Актом лидеру оппозиции устанавливается даже постоянное жалованье.

Настоящий Акт определяет, кто может рассматриваться в качестве лидера оппозиции и как решается вопрос об оппозиционной партии.

Лидер оппозиции — это «член Палаты общин, который является в ней лидером партии, находящейся в оппозиции Правительству Его Королевского Величества и имеющей наибольшую численность в палате».

Если возникает сомнение, предусматривает Акт, «какая партия является или была в течение такового времени оппозиционной партией Правительству Его Королевского Величества, имеющей наибольшую численность в Палате общин, или возникает сомнение, кто является или являлся в какое-то время лидером этой партии в Палате, то вопрос об этом должен быть разрешен в соответствии с данным Актом Спикером Палаты общин, и его решение, заверенное им в письменной форме, будет окончательным».

Политические обычаи и традиции не ограничиваются какой-либо узкой сферой политической жизни или какой-либо частью политической системы.

Они действуют практически во всех областях осуществления политической власти.

Так, политические обычаи выступа ют как конкретизированные нормы поведения различных организаций — структурных элементов политической системы в области отношений по поводу проведения избирательных кампаний, самих выборов и т. д.

Объясняется это тем, что они складываются на основе фактических политических отношений, в силу их многократного повторения.

Их существование обусловлено и тем, что обычаи выступают в роли своеобразных средств организации исполнения правовой нормы, сочетаются с ней и тесно переплетаются.

Традиции же охватывают главные, существенные политические отношения.

Они не предусматривают детальную регламентацию как обычаи.

Сферой деятельности политических традиций и обычаев является круг отношений, связанных с осуществлением государственной власти, с формированием представительных органов — государственных и общественных, осуществлением общественного контроля за их деятельностью, с реализацией прав и свобод граждан.

В нормативной основе политической системы общества особое место занимают нормы морали (нравственности).

Предъявляя к участникам отношений более широкие требования, чем другие социальные нормы, они тем самым возлагают дополнительные обязанности на субъектов политических отношений.

В принципах и нормах морали отражаются основные общественные обязанности, а также осознание личностью своего общественного назначения.

Обладая особой гибкостью, принципы и нормы получают возможность регулировать политические отношения самостоятельно и не совпадать с принципами и нормами права, с нормами общественных организаций.

Для нормативной основы политической системы особенно важно то, чтобы политические нормы основывались на нормах и принципах общечеловеческой морали, которая пронизывала бы их содержание и определяла их черты.

Проникновение морали в политику означает, что они должны образовывать единую морально-политическую основу социального управления.

Однако в практической жизни подавляющего большинства современных государств такое проникновение случается далеко не всегда.

Мораль нередко расходится не только с политикой, но и с правом.