Взаимодействие международной и национальных правовых систем и международного и внутригосударственного права

Основные направления и способы взаимодействия международной и национальных правовых систем

В современных условиях качественный анализ существа и эффективности воздействия норм права на общественные отношения может быть проведен при обязательном соблюдении, по крайней мере, двух следующих условий. Во-первых, он должен включать изучение не только содержания и внутренней структуры соответствующей системы правовых норм, но и других элементов правовой действительности, функционально необходимых для нормальной работы механизма правового регулирования. Во-вторых, в процессе такого анализа необходимо учитывать фактор постоянного тесного взаимодействия, в котором находятся национальные и международные правовые нормы.

Достижение этой цели возможно только при активном обращении в учебной, научной и практической деятельности к категории «правовая система», которая не отменяет других юридических терминов, не является их синонимом, а несет самостоятельную смысловую нагрузку, обозначая понятие, объединяющее нормативную, институциональную и идейно-психологическую составляющие правовой стороны жизни любого общества и государства.

При этом следует иметь в виду, что категория «правовая система» имеет не только национальную, но и международную проекцию.

В последнем случае речь идет о международной правовой системе (МПС), понятие которой не тождественно понятию «система международного права», а представляет собой самостоятельный социальнонормативный феномен, включающий в себя помимо собственно норм международного права также институциональный и идеологический (социально-психологический) компоненты.

Важнейшей задачей современной юридической науки является комплексное изучение предпосылок и основных направлений взаимодействия основных компонентов международной правовой системы с соответствующими компонентами национальных правовых систем (НПС) государств, которое не носит случайный или сегментарный характер, а предопределяется рядом объективных факторов общественно-политического, экономического и специально-юридического характера.

Можно выделить две большие группы предпосылок, предопределяющих объективную необходимость взаимодействия МПС и НПС в современном мире. Явления и тенденции, составляющие первую из них, имеют общественно-политический и экономический характер и находят отражение, в частности, в интернационализации внутригосударственных отношений, в диверсификации экономики, в появлении общечеловеческих проблем, решение которых возможно только на основе тесного конструктивного взаимодействия большинства государств мира.

Решающее влияние на содержание этих предпосылок оказывает глобализация, которая привела к тому, что сегодня ни одно государство не в состоянии существовать без активного и целенаправленного взаимодействия с международно-правовой системой. С каждым годом регулирующее воздействие международно-правовых норм все глубже проникает в область внутригосударственных отношений. Как следствие многие элементы традиционной сферы действия национального права рассматриваются сегодня в качестве объектов совместного регулирования с участием как внутригосударственных, так и международных правовых норм.

При этом, однако, речь должна идти не о противопоставлении категорий «суверенитет государства» и «глобализация», а об отвечающей современным реалиям корректировке первоначальной концепции суверенитета как олицетворения самой высокой, абсолютной и вечной власти государства над его гражданами и другими субъектами. В самом общем виде существо указанной корректировки должно заключаться в признании того очевидного факта, что поиск баланса интересов государств в современном мире неразрывно связан с интернационализацией традиционно внутригосударственных вопросов, с передачей в общих интересах отдельных прав в международную компетенцию.

Взаимная потребность международной и национальных правовых систем друг в друге обусловлена не только общественно-политическими, но и правовыми факторами. Они существуют благодаря наличию в обеих системах общей основы, которая и определяет их как правовые.

Во многих случаях связь внутригосударственного и международного права является юридически необходимой, особенно на этапе реализации международно-правовых норм.

Можно выделить две основные формы помощи, которую внутригосударственное право оказывает праву международному в процессе его применения. В первом случае речь идет о ситуации, когда основная цель международных норм заключается в урегулировании отношений, выходящих за рамки государственных границ (например, при регламентации вопросов политического, военного, научно-технического или культурного сотрудничества государств). Так как нормы международного права всегда обязывают государство в целом, а не его органы, то основная задача национального права здесь будет состоять в определении нормативной основы функционирования структур, ответственных за обеспечение реализации международно-правовых предписаний.

Совершенно другая ситуация складывается тогда, когда конечной целью действия международно-правового акта является достижение определенной степени урегулированности отношений между субъектами национального права одного или нескольких государств (например, при регулировании вопросов прав человека, порядка заключения и исполнения внешнеэкономических сделок и т.д.). Задача внутреннего права в данном случае заключается в том, чтобы определить возможность и условия, а также при помощи других компонентов национальной правовой системы обеспечить должный порядок реализации международных правовых норм внутри страны.

Национальные правовые системы в свою очередь также оказывают заметное влияние на международную правовую систему. Однако такое воздействие проявляется преимущественно на этапе создания международных правовых норм. Именно при помощи внутреннего права решается вопрос о том, какие органы государства имеют право выступать от его имени на международной арене и какими полномочиями при этом они обладают. Национальным правом также решается важнейший вопрос: в каком качестве и как международно-правовые нормы могут действовать на территории соответствующей страны?

Взаимодействие международной и национальных правовых систем охватывает все уровни этих системных конструкций: нормативный, институциональный и социально-психологический. Остановимся на каждом из них более подробно.

В рамках взаимодействия нормативных компонентов МПС и НПС следует выделять содержательную и регулятивную составляющие. Содержательное взаимодействие является одним из важнейших факторов, обеспечивающих согласованность международного и внутригосударственного права. В процессе создания и определения содержания международно-правовых норм государства исходят из предписаний своего национального законодательства и стремятся не допускать выработки документов, противоречащих основам их конституционного строя или требующих внесения существенных изменений во внутригосударственное право. В свою очередь международно-правовые нормы дают устойчивую нормативно-целевую ориентацию для национальных правотворческих органов, предопределяя в целом ряде случаев направление развития и эволюцию содержания внутреннего законодательства государств. Международное и внутригосударственное право оказывают также значительное структурно-содержательное влияние друг на друга.

Это происходит в тех случаях, когда нормы одной из этих систем права определяют основные направления развития старых и закладывают основы формирования новых отраслей и институтов другой системы.

В современных условиях содержание процесса взаимодействия нормативных компонентов международной и национальных правовых систем определяют тенденции интернализации (доместикации) международных правовых норм, с одной стороны, и интернационализации норм внутригосударственного права – с другой, следствием чего становится неуклонное повышение удельного веса международноправового фактора в национальном правотворчестве. Отличительной чертой подготовки многих современных международных правовых документов (в особенности тех, которые предназначены для регулирования отношений, возникающих внутри государства) является стремление их разработчиков не только установить единые для всех государств-участников правила поведения, но и определить содержание и рамки национальных законодательных, административных и иных мер, необходимых для их осуществления на практике. Таким образом, на основе образца (стандарта), задаваемого общеобязательным правилом поведения международного характера, происходит нормативное «выравнивание» содержания соответствующих норм внутреннего права различных стран.

В то же время, и это очень важно подчеркнуть, если международная правовая норма предназначена для применения во внутригосударственной сфере, то она не становится частью национального права и в рамках национальной правовой системы выполняет не унифицирующие, а регулятивные функции. Следовательно, речь в данном случае идет уже не о содержательном, а о регулятивном (функциональном) взаимодействии нормативных компонентов международной и национальных правовых систем. Существо такого взаимодействия наиболее правильно раскрывается в рамках концепции правоприменительных комплексов, которые образуют группы норм различных систем права, обладающие качеством регулятивной совместимости и предназначенные для регламентации однообъектных отношений.

В силу особенностей своей природы и предназначения правоприменительные комплексы не образуют самостоятельной статичной системной или отраслевой нормативной конструкции. К их числу, например, можно отнести образование, известное под названием «международное частное право». Аналогичную природу, по нашему мнению, имеют такие межсистемные нормативные комплексы, как международное инвестиционное право, международное налоговое право, международное трудовое право и ряд других. Во всех этих случаях речь должна идти именно о взаимодействии, согласовании соответствующих юридических норм в рамках особых правоприменительных комплексов, а не о превращении их друг в друга, присоединении одних к другим или об их объединении в новые статичные «институты», «отрасли» и даже «системы» права.

Если говорить о взаимодействии МПС и НПС на институциональном уровне, то следует отметить, что международные органы и организации не только помогают государствам в подготовке текстов международных правовых актов, но и довольно часто сами выступают в качестве инициаторов разработки таких документов, а также осуществляют собственную нормоустановительную деятельность, значительное влияние на содержание которой оказывают национальные правительства. Нельзя не упомянуть здесь и о широкой организационно-исполнительной деятельности международных структур по оказанию технической помощи государствам в процессе имплементации международно-правовых норм.

Не следует, однако, забывать, что в процессе правоприменительной практики каждое из государств использует свою собственную совокупность правотворческих, правоприменительных и структурно-компетенционных средств, предназначенных для выполнения международных обязательств в рамках своей национальной правовой системы. Именно поэтому параметры (и эффективность) действия международных правовых норм в конкретной стране определяются в конечном итоге даже не качеством соответствующей «международно-правовой материи», а содержанием и эффективностью функционирования национального механизма их реализации.

В рамках этого механизма, помимо органов исполнительной власти, немаловажное место принадлежит судам, так как применение международно-правовых норм внутри государства во многом происходит именно благодаря их деятельности. Национальные суды также учитывают в своей работе решения международных судебных органов и используют их в качестве нормативной и иной основы для собственных решений. Тесное взаимодействие национальных и международных институционных структур характерно также для контрольной деятельности, осуществляемой в рамках различных правопорядков.

И в завершение кратко остановимся на взаимодействии международной и национальных правовых систем на социально-психологическом уровне. Этот аспект не менее важен, чем два предыдущих, так как эффективность реализации правовых норм в конкретном государстве или в межгосударственных отношениях во многом зависит от состояния существующего в данном обществе индивидуального и коллективного правосознания, правовой культуры в целом, а также от того, насколько интенсивно и в каком направлении соответствующее общество подвергается внешнему культурологическому или иному ценностноориентационному воздействию.

Характерная особенность нашего времени − беспрецедентная взаимосвязь государств и народов, которую все чаще следует рассматривать как взаимозависимость. С другой стороны, мировое сообщество во многих отношениях все еще продолжает оставаться разобщенным.

Не все его субъекты поддерживают происходящие в мире перемены или оценивают их положительно. Наиболее заметны здесь, в частности, сохраняющиеся различия между западным и восточным мышлением, образом жизни и отношением к праву в соответствующих государствах.

Поэтому при оценке возможностей участия азиатских, африканских или ближневосточных стран в тех или иных универсальных проектах или эффективности выполнения ими своих международных обязательств нельзя не принимать во внимание культурную, этническую, религиозную и историческую специфику данных государств.

Констатация несхожести образа жизни, культуры и иных признаков различных народов и государств не должна служить основой для нетерпимости и попыток навязывания своей системы ценностей другим.

Сказанное представляет особый интерес, если учесть, насколько остро в наше время встает вопрос о пределах распространения универсальных идей и принципов, а также о допустимости применения в данном процессе принуждения в любой форме.

Теоретические проблемы соотношения международного и внутригосударственного права

Теоретические концепции соотношения международного и внутригосударственного права имеют сравнительно небольшую историю, несмотря на то, что соприкосновение норм этих систем права являлось характерной чертой правового регулирования международных отношений на протяжении всей их многовековой истории. Этот вопрос стал затрагиваться в научных разработках при рассмотрении смежных международно-правовых проблем лишь во второй половине XIX в.

Предметом же специального исследования он стал только в 1899 г., когда в Лейпциге была опубликована первая монография на эту тему.

Тем не менее уже в первой половине XX в. в правовой доктрине сформировались три различные точки зрения на эту проблему: дуалистическая и две монистических.

Основоположник дуалистической теории Г. Трипель рассматривал международное и внутригосударственное право в качестве двух самостоятельных и юридически равноправных систем права, источники которых не могут конкурировать друг с другом. Эта теория исходила из существенного различия между международным и внутригосударственным правом, заключающегося прежде всего в наличии у них разного предмета регулирования. Известный английский юрист-международник Я. Броунли отмечал, что с дуалистической точки зрения «международное право есть право, регулирующее отношения между суверенными государствами, а внутригосударственное право действует в пределах государства и регулирует отношения его граждан друг с другом и с исполнительной властью. Согласно такой концепции ни один из этих правопорядков не может создавать или изменять нормы другого».

Именно поэтому, по мнению дуалистов, механизм осуществления международно-правовых норм в рамках национальных правовых систем целиком и полностью зависит от усмотрения соответствующих государств. А национальное право в свою очередь не способно реализовывать себя в международной правовой системе, и, следовательно, государства не могут ссылаться на свой внутренний закон для обоснования факта нарушения ими международного права.

Дуалисты считали, что международное и внутригосударственное право функционируют на различных уровнях. Поэтому даже при наличии общей сферы, в которой международно-правовые и внутригосударственные нормы могут действовать одновременно в отношении одного и того же объекта, коллизии между ними не должно возникать, так как международные суды обязаны будут применять нормы международного права, а суды национальные – нормы права внутреннего. Международное право, с точки зрения дуалистов, может иметь силу в рамках национальных правопорядков только в том случае, если оно будет «трансформировано» или «инкорпорировано» в национальное право.

В отличие от дуалистов сторонники монистической концепции утверждали, что международное и внутригосударственное право не имеют между собой существенных различий и должны рассматриваться как проявления единой правовой сущности. По их мнению, право охватывает весь мир и включает в себя более узкие отдельные системы, расположенные в определенной иерархии. При этом одна группа монистов отстаивала точку зрения о приоритете внутригосударственных правовых норм над международными, а вторая обосновывала идею о том, что международное право является высшим правопорядком, существующим в мире, и что его действие, следовательно, «не может быть ограничено ни в каком направлении».

Позднее дуалистические и монистические взгляды на соотношение международного и внутригосударственного права подверглись жесткой критике со стороны представителей теории координации. Один из наиболее ярких ее представителей Дж. Фицморис считал, что международное и внутригосударственное право не только функционируют на различных уровнях, но и имеют разные сферы действия. Они вообще не приходят в столкновение друг с другом как системы права, так как каждая из них является высшей в своей собственной сфере. Поэтому в том случае, если государство в своей внутренней сфере действует не так, как это приписывается ему международным правом, будет иметь место не конфликт правопорядков, а конфликт обязательств.

А его последствием станет не недействительность внутреннего права, а ответственность государства на международном уровне.

Сторонники теории координации считали, что основополагающие постулаты дуалистической и монистической концепций находятся в противоречии с повседневной деятельностью международных и национальных институциональных органов и судов. Однако последующее развитие международных отношений убедительно показало несостоятельность не только этих концепций в их первоначальном варианте, но и некоторых положений самой теории координации.

Практикой межгосударственного сотрудничества были развеяны представления о том, что международное и внутригосударственное право не могут взаимодействовать, а их источники конкурируют друг с другом. С другой стороны, стало ясно, что теория единого правопорядка, в котором международно-правовые нормы превалируют над нормами национально-правовыми (или наоборот), также не соответствует действительности. Поэтому рассмотренные выше точки зрения подверглись определенной эволюции, породив концепции умеренного монизма и дуализма.

Одним из главных достижений указанной эволюции стал отказ от противопоставления государственного суверенитета и международного права, осознание того факта, что эти правовые категории с необходимостью предполагают наличие друг друга, а отрицание одной из них ставит под сомнение существование другой. Ведь международное право, которое в действительности является правом межгосударственным, немыслимо без его основных субъектов, создателей и защитников – суверенных государств. А государство в свою очередь не может существовать без такого важнейшего свойства государственной власти, как суверенитет.

Во второй половине ХХ в. многие сторонники дуалистической и монистической теорий фактически подошли к единому пониманию проблемы соотношения международного и внутригосударственного права как двух разнопорядковых, но тесно взаимодействующих и определенным образом соотносящихся между собой правовых конструкций. Обе эти концепции в их современной интерпретации признают возможность и необходимость взаимодействия международного и внутригосударственного права как самостоятельных систем в процессе регулирования неуклонно расширяющегося круга общественных отношений. В этих условиях наибольшую актуальность и практическую значимость приобретает задача определения основных параметров механизма такого взаимодействия, так как в отношении этого вопроса и в международно-правовой доктрине, и в рамках юридической практики все еще сохраняются значительные расхождения во взглядах.

Теории согласования международных и внутригосударственных правовых норм

То обстоятельство, что государства выступают в нормотворческих процессах как создатели одновременно и внутригосударственных, и международно-правовых норм, обусловливает содержательную согласованность данных правил поведения, позволяющую им объединяться в правоприменительные комплексы и регулировать однообъектные общественные отношения. При этом международные и национальные правовые нормы не образуют новой системной конструкции, а остаются частью своих собственных систем права, вступающих друг с другом в определенное функциональное взаимодействие.

В случае, когда целью такого взаимодействия является регулирование отношений между субъектами национального права одного или нескольких государств, возникает вопрос: в каком качестве международные правовые нормы будут действовать в «сфере ответственности» национальной правовой системы и при помощи какого юридического механизма будет обеспечиваться их согласованность с нормами внутригосударственного права данной страны?

В международно-правовой доктрине на этот счет существует несколько концепций. Однако наибольшее распространение среди них получили три − теории трансформации, инкорпорации и имплементации.

Своим рождением и развитием теория трансформации обязана дуалистическому подходу к проблеме соотношения международного и внутригосударственного права. Как и дуализм, она базируется на утверждении самостоятельного существования и раздельного функционирования этих двух систем права. Основной тезис теории трансформации заключается в том, что осуществление международных правовых норм в рамках внутреннего правопорядка конкретной страны возможно только в случае придания таким нормам силы национального права посредством издания внутригосударственного правового трансформационного акта.

В более развернутом виде важнейшие положения этой теории можно представить следующим образом:

1. Международное и внутригосударственное право представляют собой два различных правопорядка. Поэтому первое не может быть непосредственным регулятором отношений в сфере действия второго.

2. Для придания нормам международного права юридической силы внутри государства они должны быть трансформированы в нормы национального права (другими словами, приобрести силу норм внутригосударственного права).

3. Процедура трансформации характерна для всех случаев и способов приведения в действие норм международного права внутри государства, а проведение трансформации опосредуется изданием соответствующего «трансформационного» национально-правового акта.

Рассмотрим содержание этих тезисов более подробно.

В отечественной правовой доктрине положение о самостоятельности и неподчиненности друг другу международного и внутригосударственного права является общепризнанным. Как правило, не вызывает никаких возражений и утверждение, что внутригосударственный закон или иной правовой акт государственной власти не может быть непосредственным источником международного права, равно как и международный договор или международно-правовой обычай ни при каких обстоятельствах не могут быть непосредственными источниками внутригосударственного права. Указанные предпосылки, однако, с нашей точки зрения, отнюдь не являются достаточным основанием для принципиального заявления о невозможности непосредственного регулирующего воздействия международно-правовых норм на поведение субъектов российского права, с которым выступают сторонники теории трансформации.

Принцип верховенства государственной власти не означает, что в рамках границ соответствующей страны может действовать только один правовой регулятор – национальное право. Суть проблемы, следовательно, заключается не в том, что международно-правовая норма в силу своей природы и предназначения не в состоянии выступать в качестве регулятора отношений на внутригосударственном уровне, как это утверждают «трансформисты», а в том, допускает или не допускает соответствующее государство ее действие в таком качестве. Поэтому международные правовые акты и обычаи способны выступать в качестве источников норм, непосредственно регулирующих отношения между национально-правовыми субъектами различных государств или даже одной страны в тех случаях, когда это санкционировано соответствующим государством.

Примером такого рода санкции генерального характера являются положения ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, определяющие статус общепризнанных принципов и норм международного права, а также международных договоров Российской Федерации как составной части правовой системы нашего государства. Примечательно, что речь здесь идет именно о правовой системе, а не о системе права России. Указанное конституционное положение следует толковать в том смысле, что нормы международного права включаются в состав правовых регуляторов, действующих на территории нашей страны, становясь элементом нормативного уровня российской правовой системы, а не трансформируются в источники российского права.

Правильность подобной трактовки конституционной нормы можно проиллюстрировать также на примере п. 3 ст. 5 Федерального закона от 8 декабря 2003 г. № 164-ФЗ «О международных договорах Российской Федерации», который предусматривает, что «положения официально опубликованных международных договоров Российской Федерации, не требующие издания внутригосударственных актов для применения, действуют в Российской Федерации непосредственно (курсив наш. – Авт.). Для осуществления иных положений международных договоров Российской Федерации принимаются соответствующие правовые акты». Подобное нормативное предписание содержится и в п. 2 ст. 7 Гражданского кодекса РФ, устанавливающем, что международные договоры Российской Федерации применяются к отношениям, регулируемым Кодексом, «непосредственно (курсив наш. – Авт.), кроме случаев, когда из международного договора следует, что для его применения требуется издание внутригосударственного акта». Во всех указанных примерах нормы национального права России разрешают применение положений международных договоров в сфере действия государственного суверенитета Российской Федерации, а не трансформируют их в нормы внутреннего права нашей страны.

Трансформация в процессе осуществления норм международного права внутри государства не происходит, да и не может происходить в силу самостоятельности и независимости систем международного и внутригосударственного права друг от друга. Именно поэтому сторонники рассматриваемой концепции вынуждены постоянно заявлять об условности и неточности самого термина «трансформация», который, таким образом, является неправильным по существу. На этом фоне совершенно неубедительными выглядят все еще встречающиеся в отечественной литературе призывы к продолжению употребления данного термина в научном обороте в силу того, что он уже получил широкое распространение и его замена может породить ненужную путаницу.

В отличие от «трансформистов» сторонники другой распространенной теории согласования норм международного и национального права – теории инкорпорации – считают, что международно-правовые нормы становятся частью национального права (законодательства) определенной страны автоматически, без издания каких бы то ни было внутригосударственных нормативных правовых актов.

Доктрина инкорпорации зародилась в практике английских судов XVIII–XIX вв. и первоначально распространялась только на действие международных обычных норм в правовой системе Великобритании.

Один из наиболее известных представителей этой теории английский юрист У. Блэкстоун так характеризовал ее содержание в своих «Комментариях»: «право народов во всех вопросах, на которые распространяется его юрисдикция, принимается во всем своем объеме общим правом и считается частью права страны». При этом, однако, в отношении применения международных договорных норм английские суды придерживались теории трансформации.

Одним из первых государств, воспринявших идеи доктрины инкорпорации на законодательном уровне, стали Соединенные Штаты Америки. В разд. 2 ст. VI Конституции США (1787 г.) нашла закрепление так называемая верховная клаузула (supremacy clause) следующего содержания: «Настоящая Конституция и законы Соединенных Штатов, изданные в ее исполнение, равно как и все договоры, которые заключены или будут заключены властью Соединенных Штатов, являются высшими законами страны, и судьи в каждом штате обязываются к их исполнению, даже если в Конституции и законах какого-либо штата встречаются противоречащие положения». Нетрудно заметить, что в соответствии с указанным правилом действие основного принципа теории инкорпорации − «международное право является частью права страны» − было распространено на международные договорные нормы, что определило специфику подхода США к решению этого вопроса в ряду других стран общего права.

Кроме США к числу государств, провозгласивших нормы международного права частью права страны, относятся, в частности, Германия и Греция. Статья 25 Конституции ФРГ (1949 г.) предусматривает, что «общепризнанные нормы международного права являются составной частью права Федерации. Они имеют преимущество перед законами и непосредственно порождают права и обязанности для жителей федеральной территории». А согласно п. 1 ст. 28 Конституции Греции (1975 г.) «общепринятые нормы международного права, а также международные соглашения с момента их ратификации законом и вступления их в силу, согласно положениям самого международного соглашения, являются неотъемлемой частью внутреннего греческого права и имеют приоритет перед любым противоречащим им положением закона».

Другие страны объявили международно-правовые нормы частью своего внутреннего законодательства. Так, в соответствии с ч. 1 ст. 96 Конституции Королевства Испания (1978 г.) «заключенные в соответствии с законом и официально опубликованные в Испании международные договоры составляют часть ее внутреннего законодательства».

Аналогичные положения можно встретить в конституциях Казахстана, Украины и некоторых других государств.

Нетрудно заметить, что в основе теории инкорпорации лежит монистический подход к проблеме соотношения международных и национальных правовых норм, а ее суть сводится к объявлению международного права целиком и без изменения его природы составной частью внутреннего права. Поэтому содержание этой теории может быть кратко представлено в виде следующих основных тезисов:

1. Международное и внутригосударственное право представляют собой две согласующиеся друг с другом системы права. Поэтому первое может быть составной частью второго.

2. В силу указания конституционной нормы или практики, выработанной национальными судебными органами, международные договоры и (или) нормы общего международного права становятся частью национального права (законодательства) соответствующей страны целиком, без необходимости издания каких-либо дополнительных внутренних правовых актов.

Оценивая обоснованность этих утверждений, отметим, что для международного и национального права действительно характерна значительная содержательная и функциональная согласованность. Однако не следует забывать и о том, что эти системы права существенно отличаются друг от друга не только по содержанию и источникам правовых норм, но и по способам их создания и реализации на практике. У них различная природа, сфера действия, предназначение, в силу чего они объективно не могут быть или становиться частью друг друга.

Изложенное позволяет прийти к выводу, что тезис о сохранении нормами международного права своей системной принадлежности при их осуществлении в рамках НПС остается справедливым во всех случаях, даже тогда, когда эти нормы провозглашаются частью внутреннего права страны или ее законодательства.

Достаточно показательным в этом смысле является высказывание немецкого юриста Д. Раушнинга, который, комментируя положения ст. 25 Конституции ФРГ, подчеркивает, что содержащаяся в этой статье фраза о том, что «общие нормы международного права являются составной частью права Федерации», может ввести в заблуждение.

«Это положение не означает, - пишет он, - что нормы международного права становятся нормами национального права ФРГ. Они остаются нормами международного права. Смысл данной статьи Конституции в том, что она предписывает применять такие нормы в рамках правовой системы ФРГ». Точно так же профессора Т. Бургенталь и Г. Майер отмечают: «когда мы в США говорим, например, что международное право является «правом страны», мы в действительности имеем в виду, что оно представляет собой часть нашей правовой системы».

Другими словами, здесь мы имеем дело с юридическими формулировками, которые не только не соответствуют фактической ситуации, но и не способны на нее повлиять, так как самостоятельность систем международного и национального права − объективный и очевидный факт, который невозможно изменить даже при помощи нормативных предписаний конституционного уровня.

Теория инкорпорации, таким образом, вслед за теорией трансформации дает неверное представление о действительном статусе международных правовых норм в рамках национальных правовых систем.

Кроме того, при более внимательном рассмотрении данной концепции нетрудно заметить, что ей присущ целый ряд других неточностей и недостатков, к числу основных из которых следует отнести следующие.

Во-первых, в рамках теории инкорпорации не делается различий между международными правовыми нормами, предназначенными для регулирования отношений, возникающих внутри государства, и отношений, выходящих за пределы его границ. Вследствие этого частью национального права объявляются как международные правовые акты, устанавливающие, например, порядок заключения и исполнения внешнеэкономических сделок или защиты прав на интеллектуальную собственность, так и договоры, определяющие статус космического пространства или перечень привилегий и иммунитетов дипломатических и консульских работников, хотя различия и в содержании, и в предназначении таких актов очевидны.

Во-вторых, теория инкорпорации (как, впрочем, и трансформации) не учитывает то очевидное обстоятельство, что даже если международно-правовые нормы имеют целью достижение определенной степени урегулирования отношений с участием субъектов национального права, они не всегда пригодны для непосредственной регламентации этих отношений. Отсюда возникает проблема самоисполнимых и несамоисполнимых международных правовых норм, которая так и не нашла удовлетворительного разрешения ни в одном из государств, объявивших международное право частью своего внутреннего права. Кроме того, следует иметь в виду, что некоторые из таких государств объявили частью своего права только обычные международно-правовые нормы, а этот факт далеко не всегда учитывается в рамках теории инкорпорации.

Наконец, в-третьих, при объявлении международных правовых норм частью права страны возникает целый ряд проблем «технического» характера, которые также не получили единообразного и исчерпывающего решения в доктрине, законодательстве и правоприменительной практике соответствующих государств. Эти проблемы, в частности, затрагивают вопросы о юридической силе международных договоров, вступающих в противоречие с положениями принимаемых позднее национальных правовых актов, а также о соотношении норм международных договоров, заключенных от имени государства разными его органами, с нормами национального права различного уровня. В федеративных государствах к этим проблемам добавляются также вопросы определения места международных договоров в системе федеральных нормативно-правовых актов и актов субъектов федерации, находящихся в определенном иерархическом соотношении друг с другом.

Большинство из указанных проблем и неточностей довольно успешно преодолеваются в рамках теории имплементации (от англ. implementation – осуществление, претворение в жизнь), которая в последние годы получила широкое распространение в правовой доктрине. На наш взгляд, эта теория, как в понятийном, так и в содержательном плане, гораздо точнее, чем рассмотренные выше концепции, определяет статус и описывает механизм действия международных правовых норм в рамках национальных правовых систем.

Теория имплементации, как и теория трансформации, основывается на постулате о самостоятельности систем международного и внутригосударственного права. Однако сущность процесса согласования этих нормативных образований определяется в данном случае по-другому. Теория имплементации рассматривает его не как совокупность различных средств юридической техники, имеющих целью наделение норм международного права силой норм права национального, а как комплекс мероприятий, направленных на признание юридической силы и организационное обеспечение осуществления международноправовых норм внутри государства. Причем эти мероприятия могут отличаться друг от друга в зависимости от вида норм, а также предмета и конечной цели международно-правового регулирования.

Другими словами, в соответствии с теорией имплементации итогом согласования становится не преобразование норм международного права в национальные правовые нормы, не объявление их частью внутреннего права, а наделение первых способностью действовать в своем собственном качестве в правовой системе соответствующего государства с санкции и при помощи вторых.

Теория имплементации исходит из того, что связь международного и внутригосударственного права является необходимой юридической связью. Она обусловлена спецификой международных правовых норм, применение которых в большинстве случаев невозможно без помощи норм национального права. Поэтому суть помощи национального права праву международному прежде всего состоит в определении тех государственных органов и должностных лиц, которые будут обеспечивать на практике выполнение положений конкретного международно-правового акта или нормы, а также в обеспечении внутригосударственной нормативной основы функционирования и взаимодействия данных субъектов. Это особенно актуально в тех случаях, когда предметом международно-правового регулирования становятся межгосударственные отношения политического и экономического характера.

Еще одной особенностью международного права, предопределяющей необходимость оказания помощи его нормам со стороны норм национального права, является то обстоятельство, что в международно-правовых нормах «часто содержатся положения, имеющие конечной целью регулирование не отношений между государствами (регулирование отношений между самими государствами является средством для достижения конечной цели), а отношений с участием субъектов национального права. Так как такие положения реализуются в действиях субъектов национального права, то нужна их «переадресовка» последним, что достигается при помощи норм национального права». Их главная задача здесь заключается в санкционировании действия международно-правовых предписаний на территории соответствующей страны, а также в определении их места в иерархии норм, составляющих нормативный уровень правовой системы данного государства.

В тех случаях, когда внутригосударственное право санкционирует действие международно-правовых норм внутри страны, возникает проблема так называемых самоисполнимых и несамоисполнимых правовых норм. Самоисполнимые нормы международных договоров в силу их детальной проработанности и завершенности могут применяться внутри государства для регулирования соответствующих отношений непосредственно без каких-либо конкретизирующих и дополняющих их норм национального права. Практика зарубежных государств показывает, что самоисполнимыми, как правило, являются нормы, регулирующие отношения между национальными правовыми субъектами различной государственной принадлежности (к их числу, в частности, относятся многие международно-правовые документы, принятые в области международного частного права).

Несамоисполнимые же нормы, даже если государство санкционирует их применение внутри страны, требуют для своего исполнения наличия акта внутригосударственного нормотворчества, конкретизирующего и адаптирующего их положения к особенностям социального строя и правовой системы данной страны. Необходимость принятия таких актов внутреннего права объясняется тем, что несамоисполнимые международные нормы, как правило, имеют общий характер, определяют известные рамки, масштабы поведения, в пределах которых сами государства устанавливают права и обязанности своих субъектов. Несамоисполнимые нормы международного права принимаются обычно в целях достижения определенной степени урегулирования отношений внутри страны (например, в области обеспечения и соблюдения прав и свобод человека). Именно в таких случаях помощь национального права праву международному в реализации его норм достигает наиболее высокой степени активности.

Таким образом, базовые тезисы теории имплементации могут быть представлены следующим образом:

1. Международное и национальное право представляют собой две различные системы права. Поэтому международные правовые нормы могут выступать в качестве юридических регуляторов отношений в сфере действия внутреннего права государства только с санкции соответствующих национально-правовых норм.

2. Содержание механизма имплементации международно-правовых норм зависит от их вида, содержания и конечной цели международно-правового регулирования. В тех случаях, когда международно-правовые нормы принимаются для регулирования межгосударственных отношений, национальное право только обеспечивает нормативную основу функционирования и взаимодействия органов и должностных лиц, ответственных за осуществление положений этих норм на практике.

Международно-правовые нормы, направленные на урегулирование отношений между национальными субъектами различной государственной принадлежности, являются, как правило, самоисполнимыми и при наличии отсылки к ним норм национального права могут иметь прямое действие на территории соответствующей страны.

В свою очередь международные юридические нормы, предназначенные для достижения определенной степени урегулирования отношений между национальными субъектами одной страны, по общему правилу не являются самоисполнимыми, и для осуществления их положений на практике государством принимаются правовые акты, конкретизирующие содержание таких договоров и (или) отменяющие действие противоречащих им предписаний внутреннего права.

3. Процедура имплементации международно-правовых норм представляет собой органическое сочетание правотворческой (где это необходимо) и организационно-исполнительской деятельности.

Подводя итог рассмотрению вопроса о сущности и содержании теорий согласования международных и национальных правовых норм и опираясь на проведенное исследование, можно прийти к выводу, что ни теория трансформации, ни теория инкорпорации не отвечают современному уровню развития международной и национальных правовых систем, не раскрывают сути действительного соотношения их нормативных компонентов друг с другом. Эти концепции вступают в противоречие с фактическим положением дел, когда они либо ставят искусственный заслон на пути ширящегося год от года регулятивного взаимодействия международных и национальных правовых предписаний в рамках внутригосударственных правопорядков, либо, наоборот, пытаются обосновать возможность стирания здесь всяких различий между ними. Кроме того, рассматриваемые концепции необоснованно упрощают механизм согласования действий норм международного и национального права внутри государств, не давая представления о специфике его работы применительно к отдельным разновидностям юридических правил поведения международного характера.

Наиболее близко к действительности, на наш взгляд, существо указанного механизма раскрывает теория имплементации, которая значительно ближе, чем другие концепции, подошла к пониманию существа действительного соотношения нормативных компонентов международной и национальных правовых систем и сложившейся к настоящему времени мировой практики их взаимодействия.