История криминологии

Истоки криминологии

История криминологии представляет собой ретроспективный (обращенный в прошлое) анализ идей и учений, сформировавших ее научный аппарат и определяющих современное состояние науки.

История криминологии повторяет путь возникновения и развития гуманитарного знания: переход от блестящих догадок языческой философии к сосредоточенной работе богословской мысли, от богатства учения о свободе воли к примитивизму антропологической школы, от четких и рациональных категорий социологии к размытым понятиям фрейдизма и экзистенциализма.

«Золотым фондом» криминологии выступают идеи, имеющие отношение к происхождению и причинам преступного поведения, обращению с преступниками, целям наказания. В своих «Законах» древнегреческий философ Платон (428/7—347 до н. э.) формулирует принцип неотвратимости ответственности, который и в настоящее время признается фундаментальным для криминологии: «Вообще никто никогда не должен оставаться безнаказанным за какой-либо поступок, даже если совершивший его бежал за пределы государства». Целью уголовного наказания, по учению Платона, является предупреждение преступлений. Наказание приводит к этой цели трояким образом: 1) исправлением самого преступника; 2) устранением влияния дурного примера на сограждан; 3) избавлением государства от опасного, вредного члена. Он говорит, что не золото надо завещать детям, а побольше совестливости. Аристотелю (384—322 до н. э.) принадлежат такие криминологические афоризмы: «Бедность — источник возмущений и потрясений», «Нечестие и несправедливость находятся в помыслах», «Преступление нуждается лишь в предлоге». Цицерон (106—43 до н. э.) утверждает, что «нет более уродливой формы правления, чем та, при которой богатейшие люди считаются наилучшими», он впервые показывает различие между правом и законом, объективной справедливостью и субъективным произволом.

В Библии раскрыто учение о свободе воли человека, которое является краеугольным камнем классической школы уголовного права и криминологии. В отличие от других живых существ только человек способен делать нравственный выбор между добром и злом; именно он часто оказывается в таких обстоятельствах, когда должен сделать нравственный выбор.

Такой выбор для человека с криминологической точки зрения является принципиальным: он отделяет непреступника от преступника. Выбирая то или другое (выбор есть всегда, если отсутствует альтернатива, то устраняется ответственность), человек становится на путь удаления от преступной деятельности или стремления к ней. Выбор этот принципиален в широком социальном контексте и в индивидуальном плане, ибо он означает выбор стратегии созидания либо разрушения своей личности, собственной судьбы, судьбы других людей, окружающего пространства и т. д.

Учение о свободе воли показывает, что любое преступление есть проявление несвободы. Нарушитель нравственного закона всегда является несвободным человеком, он реализует какую-либо зависимость, в которой находится (ярким примером здесь может служить наркозависимость), либо выполняет чужую волю. Свобода дана человеку для согласования своей воли с внешними императивами, которые были и всегда будут, для понимания собственной ограниченности и необходимости соблюдения границ бытия. Нарушая эти императивы, человек обязан ответить за свой произвольный выбор. Поэтому преступление всегда виновное деяние. Различение добра и зла возможно только через личное участие человека в делах добрых или злых; преступление есть причастность ко злу. Преступление искажает физическую природу человека, изменяет внешность, губит его внутренний мир.

Библия является историческим памятником ограниченности древнейшей практики борьбы с преступностью, основанной на возмездии: «душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу» (Втор., 19:21).

В Библии показан путь преодоления последствий преступления через изменение внутреннего мира человека: только на этом пути возможно преображение человека, а значит, и изменение мира. Невозможно изменить окружающий мир, не улучшив нравственный мир человека.

В принципе возможны два подхода к управлению человеческим поведением, и они могут быть реализованы в моделях противодействия преступному поведению: внешний и внутренний. Первый из них основан на идее контроля за деятельностью людей. В этой схеме от них требуется исполнять установленные предписания, за невыполнение которых наступают определенные санкции. Ясно, что эта система тяготеет к наращиванию как самих правил поведения, так и методов обеспечения максимально эффективного контроля за отклоняющимся поведением. Второй основан на идее помещения «контролера» в сознание деятеля. Здесь задействуются мотивы человеческой деятельности, предлагается механизм активизации внутреннего потенциала человека, его нравственных качеств. Это путь традиционной христианской этики, которая являет собой одну из вершин решения противоречия между целями и средствами, между внешним и внутренним, между тем, что полезно деятелю, и тем, что требуют от него государство и общество.

Конструктивность согласования права и библейской нравственности хорошо показана в учении Фомы Аквинского (1225—1274) об иерархии законов. Он выделяет вечный закон — Божественное предопределение, управляющее Вселенной, естественный закон — отражение вечного закона в человеческом разуме, в том числе в виде максим (добра и зла, должного и запрещенного и проч.), позитивный закон — созданный человеком для того, чтобы способствовать ограничению зла и достижению добродетели. Божественный закон — откровения, содержащиеся в Библии и опытных творениях святых. Позитивный закон не должен противоречить предписаниям закона естественного. Это противоречие, по Фоме Аквинскому, решается в пользу закона естественного. Таким образом, появляется категория несправедливого («незаконного») закона, теряющего характер императива, если он противоречит религиозному сознанию (т. е. он может не выполняться). Последнее положение весьма существенно, поскольку оно содержит в себе большой «объясняющий» потенциал при анализе криминогенной социодинамики.

«Преступление — это всегда грех, но не каждый грех — преступление, — утверждает в «Левиафане» Томас Гоббс (1588—1679). — Намерение украсть или убить есть грех, хотя бы это намерение не было выявлено никогда ни словом, ни делом, ибо Бог, знающий мысли человека, может вменить ему это в вину. Однако до тех пор, пока такое намерение не обнаружилось какимнибудь поступком или словом, при наличии которых намерение могло бы стать объектом разбора земного судьи, оно не называется преступлением». Там, где нет закона, нет и преступления. Поэтому власть имущие часто нарушают законы, опираясь при этом на силу. Преступниками считаются лишь наиболее слабые из нарушителей законов. Для оправдания преступлений тех, кто обладает верховной властью, всегда найдутся лжеучители.

Логика мышления, которое можно признать криминологическим, заключается в критическом анализе существующих порядков, установлении их связи с преступным поведением и создании проектов улучшения мироустройства.

Именно такова логика Томаса Мора (1478—1535), который в своей «Утопии» доказывает жестокость и бесполезность смертной казни за воровство. Как на главные причины воровства он указывает на огромное число знати, окруженной многочисленной челядью, рядом с нищетой и безработицей; самое ужасное наказание, говорит Мор, не удержит человека от воровства, раз у него остается только это одно средство спасти себя от голодной смерти; поэтому смертная казнь за воровство столь же бесполезна, сколь и жестока. Чтобы никто не был поставлен в необходимость сначала красть, а затем умирать на плахе, надо обеспечить всем членам общества средство к существованию. Бросают многих, как бродяг, в тюрьмы, но в чем состоит их преступление? Ни в чем другом, как в том, что они не могут найти никого, кто дал бы им работу. Вылечите Англию, говорит Мор устами путешественника и рассказчика об Утопии, от этих язв, обуздайте алчный эгоизм богачей, изгоните праздность, дайте всем средства к существованию. Мор сравнивает юстицию Англии с дурным учителем, который охотнее бьет своих учеников, нежели их воспитывает. Своим воспитанием, говорит Мор, вы развращаете детей, и когда они потом совершают преступление, подготовленное вашим воспитанием, вы их наказываете. «Что вы делаете? Воров вы делаете, чтобы их наказывать».

Аналогичный смысл в словах повествователя из «Города Солнца» Томмазо Кампанеялы (1568—1639), который говорит, что в Неаполе 70 тыс. душ населения, а трудятся из них всего какие-нибудь 10 или 15 тыс., истощаясь и погибая от непосильной и непрерывной работы изо дня в день. Да и остальные, пребывающие в праздности, пропадают от безделья, скупости, телесных недугов, распутства, ростовщичества и т. д. и множество народа портят и развращают, держа его у себя в кабале, под гнетом нищеты, низкопоклонства и делая соучастниками собственных пороков, чем наносится ущерб общественным повинностям и отправлению полезных обязанностей. Обработкой полей, военной службой, искусствами и ремеслами занимаются кое-как, и только немногие и с величайшим отвращением. Жители Города Солнца — «солярии» — это понимают. Они утверждают, что крайняя нищета делает людей негодяями, хитрыми, лукавыми, ворами, коварными, отверженными, лжецами, лжесвидетелями, а богатство — надменными, гордыми, невеждами, изменниками, рассуждающими о том, чего они не знают, обманщиками, хвастунами, черствыми, обидчиками. Община делает всех одновременно и богатыми, и вместе с тем бедными: богатыми — потому что у них есть все, бедными — потому что у них нет никакой собственности; и поэтому не они служат вещам, а вещи служат им.

Генетическую связь частной собственности с воровством усматривает Чезаре Беккариа (1738—1794), указывая, что кражи совершаются бедными, несчастными людьми, которым «право собственности» оставило только голое существование.

Шарль Монтескьё (1689—1755), Ч. Беккариа, Иеремия Бентам (1748—1832) сформулировали ряд «очевидных истин», которые представляют классические основания криминологии.

1. Правители в государстве подлежат контролю. Обществу необходимо располагать рычагами воздействия на них, чтобы заставить выполнять общезначимые задачи, вытекающие из справедливой сущности государства.

2. Излишняя жестокость законов — признак несвободного государства, она ухудшает нравы.

3. Жестокость законов препятствует их соблюдению.

4. Каждый гражданин вправе делать то, что не противно законам, не опасаясь никаких последствий.

5. Истинным мерилом преступлений является вред, который они приносят нации.

6. Бесполезные законы лишают силы законы необходимые.

7. Важно, чтобы ни одно преступление, сделавшееся известным, не осталось безнаказанным.

8. Цель наказания заключается в том, чтобы воспрепятствовать виновному вновь нанести вред обществу и удержать других от совершения того же.

9. Страдания от наказания должны превосходить выгоды от преступления.

10. Чем скорее наказание следует за преступлением, чем ближе оно к нему, тем оно справедливее, тем оно полезнее.

11. Одно из самых действенных средств, сдерживающих преступления, заключается не в жестокости наказаний, а в их неизбежности.

12. Для достижения цели наказания достаточно, чтобы зло наказания превышало выгоду, достигнутую преступлением, и в этот излишек зла должны входить также неизбежность наказания и потеря выгод, которые могло бы доставить преступление.

13. Лучше предупреждать преступления, чем наказывать. В этом — цель всякого хорошего законодательства. Хороший законодатель постарается не столько карать, сколько улучшить нравы.

14. Хотите предупредить преступления? Сделайте так, чтобы законы были ясны и просты, чтобы все силы нации были сосредоточены на их защите и не использовались даже частично для того, чтобы их растоптать.

15. Хотите предупредить преступления? Сделайте так, чтобы просвещение шло рука об руку со свободой. Зло, порождаемое знаниями, обратно пропорционально их распространению, а добро прямо пропорционально.

16. Самое верное, но и самое трудное средство предупреждения преступлений заключается в усовершенствовании воспитания, которое неразрывно связано с природой правления.

Приведенные идеи, которые впервые системно изложены в работе Ч. Беккариа «О преступлениях и наказаниях» (1764), нашли понимание не только у читающей публики, но и у судей и даже монархов некоторых государств. Так, знаменитый «Наказ» российской императрицы Екатерины II включал 106 статей, содержание которых основывалось на книге Ч. Беккариа «О преступлениях и наказаниях».

Определенный вклад в создание фундамента криминологии внесла деятельность Роберта Оуэна (1771 — 1858), которого с полным основанием можно назвать практикующим криминологом.

Криминологическая деятельность Оуэна начинается с 1 января 1800 г., когда им совместно с другими лицами была куплена одна из больших английских фабрик в Нью-Ленарке, местечке в графстве Ленарк. Еще в 1785 и 1789 гг. здесь были выстроены фабрики. Прежний владелец фабрики привлекал для работы детей из различных воспитательных домов и благотворительных учреждений. Условия труда и жизни были ужасающи. Дети не выносили этих условий и умирали. Среди взрослых рабочих царили безнравственность и порочность. В таком виде застал фабрику Оуэн в год ее покупки. По его словам, воровство было профессией фабричных рабочих, пьянство — привычкой, обман — обычаем; всюду были недоверие, разобщенность, беспорядок.

Свою борьбу с воровством Оуэн начал с приказания не возбуждать ни одного обвинительного дела за кражи с фабрики; отныне ни один человек ни на один час не был лишаем свободы, но зато были приняты усиленные меры надзора, предупреждения воровства, охраны фабричного имущества. Оуэн увеличил поденную плату рабочим и уменьшил продолжительность рабочего дня с 16 до 10,5 часа. Детям младше 10 лет была запрещена всякая работа на фабрике и сделано обязательным посещение с четырехлетнего возраста школы, для которой Оуэн построил прекрасное здание с залами для танцев, игр и гимнастики. Старших детей обучали кроме чтения и письма музыке и пению. Принципом воспитания было отсутствие всякого наказания. Была устроена библиотека и вечерние курсы для взрослых; по праздникам устраивали концерты и танцы. Были свои общественные магазины, где рабочие на 20% дешевле рыночной цены покупали лучшие продукты. Пищу готовили в обширной общественной кухне. При фабрике был свой доктор, и 1/60 своего заработка рабочие отдавали на образование капитала в помощь больным и старикам.

Новые порядки привели к поразительным результатам: исчезло пьянство, прекратились раздоры, в том числе на религиозной почве. За 16 лет на фабрике не было совершено ни одного преступления. В колонии вместе с материальным благосостоянием водворилась спокойная, счастливая жизнь; чувство солидарности воспиталось в людях, бывших ранее эгоистами; они уже понимали и высоко ценили общее благо.

Возникновение науки криминологии

Начало возникновению криминологии как науки положили труды великого итальянца — Чезаре Ломброзо (1836—1909). Именно его идеи получили тот общественный резонанс, который вызвал социальный интерес, необходимый для возникновения нового научного направления. Это во-первых. Во-вторых, Ломброзо впервые широко использовал эмпирические методы получения информации, т. е. постарался сделать полученные им доказательства более строгими и убедительными. В-третьих, труды Ломброзо породили массу других исследований, поскольку его критика предполагала наличие эмпирических данных. В-четвертых, Ломброзо создал целую научную школу, представители которой, в частности Энрико Ферри, стали не менее известны и популярны, чем ее основатель.

Эта школа получила название антропологической.

Чезаре Ломброзо опирался на естественнонаучное направление дарвинизма, материалистические воззрения, руководившие трудами френологов (исследователи человеческого черепа) и получившие особенное распространение в 60-х гг. XIX в. В результате была выдвинута и обоснована атавистическая теория преступного человека — современного дикаря, находящегося на низшей ступени развития, по своим природным качествам стоящего ближе к животному миру.

Следует сказать, что идея о природном (прирожденном) характере преступного поведения высказывалась и до Ломброзо. Так, австрийский врач и анатом Франц Галль (1758—1828) — основатель науки о шишках на черепе — френологии, утверждал, что по внешнему рельефу черепной коробки можно судить о внутренних побуждениях человека, в том числе о преступных наклонностях. Идея зависимости поведения человека от строения его тела вообще имеет глубокую традицию в эзотерических учениях древности, включая хиромантию и физиогномику. Однако Галль не считал, что преступные влечения людей, данные им от природы, полностью определяют совершение преступлений. Он полагал, что «преступления являются продуктом индивидов, их совершающих, а следовательно, их характер зависит от природы этих индивидов и от тех условий, в которых эти индивиды находятся; лишь принимая во внимание эту природу и эти условия, можно правильно оценивать преступления». Именно Ломброзо во главу угла с самого начала поставил антропологический фактор, придал ему определяющее значение, лишь позже под воздействием критики смягчив этот главный свой вывод признанием влияния на преступное поведение условий внешней среды. Вот как сам Ч. Ломброзо описывает историю своего открытия: «Внезапно, однажды утром мрачного декабрьского дня, я обнаружил на черепе каторжника целую серию ненормальностей... аналогичную тем, которые имеются у низших позвоночных. При виде этих странных ненормальностей — как будто бы ясный свет озарил темную равнину до самого горизонта — я осознал, что проблема сущности и происхождения преступников была разрешена для меня».

Антропологические исследования преступников осуществлялись и до Ч. Ломброзо — в Англии (врачами Дж. Причардом, Г. Модели, Б. Томсоном) и Северной Америке (Р. Дагдейлом), однако именно Ломброзо наиболее четко и выразительно сформулировал концепцию прирожденного преступника, а главное, сделал ее публичной.

На основе антропометрического метода, впервые примененного к изучению преступников («Антропометрия 400 правонарушителей», 1872), а также тщательных сравнительных исследований их патологической анатомии, физиологии и психологии Ломброзо выдвинул тезис о преступнике как особом антропологическом типе. В 1876 г. Ломброзо опубликовал сенсационную книгу «Преступный человек» (русский перевод 1898 г.), в которой говорилось о существовании особого типа человека, предрасположенного в силу некоторых атавистических свойств к преступной деятельности. Ломброзо обследовал в итальянских тюрьмах большое число заключенных, совершивших тяжкие уголовные преступления, и почти у половины из них обнаружил физические аномалии — «стигматы», «метки прирожденных преступников». Эти признаки: череп неправильной формы (сужается кверху или в нижней части, приплюснут с боков), торчащие уши, непропорционально длинные руки (похож на обезьяну), выдающиеся челюсти, сильно развитые надбровные дуги. К стигматам, характеризующим преступника, Ломброзо относил сплющенный нос, редкую бороду, низкий лоб, присущие, по его мнению, «примитивному человеку и животным».

Наряду с проведением параллелей между преступностью среди животных и людей, признанием атавистического характера генезиса преступности, а преступника — дикарем, воскресшим в современной цивилизации, отдельно выделяется и криминогенное влияние этнического фактора — расы. Влиянию расы Ломброзо вообще придает большое значение. В своей работе «Гениальность и помешательство» он пытается доказать выдвинутый тезис на примере евреев, утверждая, что среди них, с одной стороны, много гениальных людей, а с другой — поразительно много помешанных (это при том, что сам

Ломброзо родился в еврейской семье!). В труде «Политическая преступность и революция» воздействие фактора расы выдвигается на первый план. Особо подчеркивается политическая неустойчивость и склонность к бунтам долихоцефалов (длинноголовых), которые по сравнению с брахицефалами (короткоголовыми) наиболее революционны (галлы Севера Франции, ирландские кельты и парижане).

Идеи Ломброзо, которые были восприняты с огромным энтузиазмом, как настоящий переворот во взглядах на природу поведения человека (в том числе преступное), нашли большой отклик среди ученых не только в Италии, где последователями его учения (хотя и более осторожными и взвешенными в суждениях) были Энрико Ферри (1856—1929) и Рафаэль Гарофало (1852— 1934), но и в других странах. Характерно, что сторонники антропологического подхода, как и Ломброзо, пытались доказать обоснованность защищаемой ими теории обширными эмпирическими данными. Вместе с тем следует сказать, что динамика развития антропологической школы характеризуется признанием существования наряду с типом прирожденного преступника типов преступника по страсти и случайного преступника. Антропологический подход дополняется данными психологии, уголовной статистики, уголовного права и тюрьмоведения, приобретает комплексный характер и становится наукой, которую Э. Ферри называет уголовной социологией.

Антропологическая школа криминологии, в рамках которой возникло само наименование науки (в 1884 г. барон Р. Гарофало опубликовал в Турине книгу «Криминология»), имела вначале триумфальный успех, что показал Первый Конгресс уголовной антропологии, проведенный в Риме в 1885 г., собравший большое количество ученых, горячо поддержавших выводы Ломброзо. Этот успех объясняется не только оригинальностью нового взгляда на преступное поведение, но и тем, что такой взгляд отвечал потребностям европейского общества в секуляризации (отделении светского от религиозного) учения о человеке и десакрализации антропологии (замене постулата о создании человека по образу и подобию Бога тезисом о происхождении человека от обезьяны).

Однако уже на Втором Конгрессе уголовной антропологии в Париже (1889) антропологическая школа была подвергнута критике за игнорирование социальных факторов. Такая критика достигла апогея на Третьем Конгрессе уголовной антропологии, проходившем в 1892 г. в Брюсселе. Оппоненты Ломброзо ссылались на исследования Кетле и социологические данные, полученные в результате собственных изысканий.

Ламбер Адольф Жак Кетле (1796—1874) — бельгийский астроном, математик и статистик, социолог-позитивист; один из создателей научной статистики, иностранный член-корреспондент Петербургской академии наук (1847). В работе «Социальная физика, или Опыт исследования о развитии человеческих способностей» (1835) он сформулировал социологические закономерности преступности. Из статистического факта наличия устойчивых числовых связей между видами преступлений, полом, происхождением, возрастом, местом проживания и другими характеристиками преступника Кетле делал вывод о том, что некоторое количество и некоторые виды преступлений сопровождают общество с необходимостью закона природы. Стало афоризмом утверждение Кетле, прозвучавшее в его докладе в 1831 г., о том, что «общество подготавливает преступления, а преступник есть только орудие».

В «Социальной физике» Кетле выводит основной закон существования преступности в обществе: «Существует бюджет, который выплачивается поистине с ужасающей аккуратностью и правильностью. Это бюджет тюрем, рудников и эшафотов. Мы можем с полной достоверностью предвидеть, сколько человек запачкают свои руки кровью ближнего, сколько будет подлогов, отравлений, мы можем это сделать с такой точностью, с какой мы предсказываем количество смертных случаев и рождений в ближайший год». Согласно «закону Кетле» в обществе всегда наличествует постоянный уровень преступности (правда, он замечает, что этот уровень неизменен лишь в рамках определенных условий, перемены в социальных условиях меняют показатели преступности). Устойчивые статистические характеристики преступности Кетле называет «таблицы преступности». В этих таблицах показана «склонность» к совершению преступлений различных возрастных групп населения. Например, по словам А. Кетле, если миллион людей от 25 до 30 лет совершили вдвое больше убийств, чем миллион людей от 40 до 50 лет, то это позволяет утверждать, «что у первых склонность к убийству вдвое сильней, чем у последних». Кетле вывел общую закономерность преступности: «Склонность к преступлению возрастает довольно быстро, по мере достижения зрелого возраста, и затем, достигнув своего максимума, она уменьшается до конца жизни» (например, во Франции максимум относился к 24-лет-нему возрасту, в Бельгии — к 22-летнему).

Франц фон Лист (1851—1919) — выдающийся ученый из Германии, автор трудов по уголовному праву, криминологии и пенологии, со всей категоричностью утверждает, что типа прирожденного преступника (с особыми «преступными» мозгами и черепами) нет и быть не может. Все попытки, направленные на установление антропологического типа убийц, поджигателей и др., — методически фальшивые. В действительности преступник — тип дегенеративный, вырожденческий. Скептически относится к антропологическому типу преступника и Габриэль де Тард (1843—1904) — известный французский криминолог. Он аргументирует вывод, что происхождение преступления прежде всего историческое, а объяснение — социальное. Преступность выражает процессы скорее социально-психологические, а поведение преступника легче объясняется внушением и подражанием, чем антропологическими признаками. Это подтверждает, например, существование корпораций преступников.

Филиппо Турати (1857—1932) упрекает Ломброзо в том, что его ошибочные взгляды замедляют научный прогресс и топят необходимые политические меры в мертвой воде. Основная причина преступлений лежит в беспорядках социального устройства, в неравном распределении собственности, в антагонизме классов, невежестве и нищете нижних слоев общества. Не в индивиде надо искать причину преступности, говорит Турати, но в обществе органически порочном, где эксплуатация человека — краеугольный камень общественной жизни, где немногие избранные живут за счет бедности и униженности большинства, где вопиющая противоположность между богатой праздностью и бедным трудом является постоянным и фатальным побуждением к преступности.

Критика антропологической школы не могла быть беспочвенной. Антропометрическим методам Ломброзо необходимо было противопоставить эмпирические факты из области экономики, социологии, психологии, демографии. Криминология становится наукой, когда эмпирические методы сбора информации о преступности становятся атрибутом проведения исследований.

Криминология становится мировой наукой, когда интерес к ней начинают проявлять в Америке. В американской криминологии, как и в континентальной, четко выделяются два направления: антропологическое и социологическое.

Видный американский антрополог Эрнест Хутон (1887—1954) в конце 30-х гг. XX столетия обследовал в 10 штатах 17 077 человек, из которых 3208 были законопослушными гражданами, а остальные — преступниками. Проводилось сравнительное измерение преступников и непреступников по 20 признакам (рост, вес, объем грудной клетки и т. п.), социологическое исследование по 10 (возраст, пол, религия и др.) и морфологическое исследование по 33 признакам (качество волос, цвет кожи и проч.). Хутон значительно усилил расовый подход, который только намечался в работах Ломброзо. Расовая принадлежность людей объявлялась им главенствующей в структуре преступного поведения. «Каждая раса, — писал он, — имеет свои особые способности и свой перечень слабостей. Каждая производит свое очень малое количество гениев, свои орды средних, свои массы слабоумных, и из отбросов своей зародышевой плазмы свои полки преступников». Хутон утверждал, что существует особая предрасположенность некоторых рас к преступности, в частности негров: «Негр-преступник может отличаться от законопослушного негра, но еще более явно он будет отличаться от любого преступника, принадлежащего к одной из так называемых белых рас». В работе «Бедные родственники человека» он проводил аналогию между различиями рас людей и видов животных, например обезьян, доказывая родственное физическое строение орангутанга, шимпанзе, гориллы и негра.

В американской криминологии получил развитие психоаналитический метод анализа преступного поведения. Автор психоанализа Зигмунд Фрейд(1856— 1939) создал учение пансексуализма. «Оно» (подсознание, имеющее иррациональную сексуальную природу) воздействует на «Я» (сознание) через «Сверх-Я» (систему моральных норм, усвоенных человеком в процессе социализации). Иррациональность сексуальных влечений раскрывается Фрейдом через комплексы детей по отношению к родителям противоположного пола, которые включают в себя неосознанные желания инцеста с ними и причинения смерти родителю того же пола, что и у ребенка (комплексы Эдипа и Электры). По замечанию Эриха Фромма (1900—1980), Фрейд создал концепцию «порочного ребенка». Ребенок — это маленький преступник и извращенец, который лишь в ходе эволюции либидо вырастает в нормального человека. Либидо присуще ребенку с самого начала его жизни; оно рождается вместе с его телом и ведет непрерывную жизнь в его организме и психике. Развитие сексуального влечения у ребенка происходит, по мнению Фрейда, через следующие ступени: первая догенитальная ступень — оральная, при которой главную роль играет рот (при сосании материнской груди или своего пальца); за ней следует анальная ступень (Фрейд придает эротический характер дефекации) и, наконец, последняя ступень, когда главное место занимает генитальная (половая) зона. Вследствие всех этих особенностей раннего полового влечения ребенок оказывается «многообразно извращенным» (polymorph pervers); он склонен к мазохизму, садизму, гомосексуализму и другим извращениям.

«Оно» является криминогенным началом в человеке, которое реализуется в соответствии с формулой, выведенной последователем Фрейда американским криминологом Дэвидом Абрахамсеном.

Нечего и говорить, что подобные теории, претендующие на научность, рассчитаны на определенный круг почитателей и последователей: никакими объективными доказательствами в пользу своей правильности они не располагают. В целом учение Фрейда имеет явно искусственный характер. Популярность ему придало усиление дарвинистской тенденции десакрализации человека (человек не только цивилизованная, но еще и перманентно сексуально озабоченная обезьяна).

Социологическое направление в американской криминологии представлено Эдвином Сатерлендом, Робертом Мертоном, Торстеном Селлином, Фрэнком Танненбаумом.

Э. Сатерленд (1883—1950) — автор теории социальной дифференциации, изложенной в труде «Принципы криминологии» (1939). Она продолжает тезис Г. Тарда о том, что преступному поведению обучаются, стремясь подражать другим. Систематическое преступное поведение — это процесс связи с теми, кто совершает преступление. Преступному поведению учатся. Научение преступному поведению включает усвоение приемов совершения преступлений; специфическую направленность мотивов, устремлений, установок, а также рационализацию поведения.

Р. Мертон (1910—2003) разработал «парадигму Мертона» — теорию аномии (отчуждения), объясняющую девиантное (отклоняющееся) поведение. На основе структурно-функционального анализа взаимодействия общественно признанных целей и средств их реализации он выделяет пять типов социальной адаптации: 1) конформизм (цели и средства одобряемые); 2) инновация (цели — позитивные, средства — неодобряемые); 3) ритуализм (цели — негативные, средства — допустимые); 4) ретретизм (цели и средства — порицаемые); 5) мятеж (цели и средства произвольно изменяются на другие). По Мертону, преступление — это способ преодоления разрыва между желаниями индивида и возможностями их осуществить.

Т. Селлин выдвинул теорию конфликта культур, в которой преступное поведение объясняется противоречиями между внешними и внутренними ценностями. Например: противоречия между нормами поведения, присущими старой и новой культурам; разногласия между нормами поведения в сельской местности и в крупных городах; конфликты между нормами хорошо организованной общины и плохо организованным обществом. Примером конфликта культур является рассогласованность ценностных норм мигрантов и оседлых жителей, представителей титульной нации и этнических меньшинств и т. п.

Ф. Танненбаум обосновал теорию стигматизации, которая указывает на то, что преступником человек становится в результате «клеймения» системой уголовной юстиции. Тем, кто однажды был заклеймен как преступник, трудно избавиться от этого клейма и восстановить свое прежнее положение в обществе.

Как видим, объясняющий потенциал социологического подхода к анализу преступного поведения более креативен, интересен и обоснован по сравнению с антропологическим подходом; к тому же он и более гуманистичен. Антропологический подход в криминологии, основанный на теории эволюции, закономерно приводит к расизму — признанию биологического превосходства одних рас («полноценных») над другими («неполноценными»),

В современной зарубежной криминологии успешно развиваются направления радикальной и критической криминологии, опирающиеся на идеи социальной справедливости. Книга американских криминологов Дж. Реймана и П. Лейтона «Богатые становятся богаче, а бедные попадают в тюрьму» выдержала девять изданий.

Антропологический подход в криминологии вызывает к жизни антигуманные проекты (вроде психохирургических операций — лоботомии, тонзилотомии), доказывает необходимость мер социальной защиты в виде превентивного заключения и т. д. Не нужно утруждать суд рассмотрением доказательств вины подозреваемого, достаточно заключения антропологов, и потенциальный преступник будет подвергнут профилактическим мерам воздействия — направлен на принудительное лечение, стерилизован или казнен. Естественно, что одна из концепций Ломброзо — применение репрессий к «преступной личности» независимо от доказанности вины — была взята на вооружение нацизмом. Лишь по расовым, национальным признакам были уничтожены миллионы ни в чем не повинных людей. Наряду с цыганами и евреями, безусловными жертвами концентрационных лагерей и газовых камер, мероприятия по «регулированию численности населения» угрожали славянам и другим «неполноценным» народам.

Теория прирожденного преступника не выдержала проверки другими научными исследованиями: экономическими, социокультурными, психологическими. Ее ложность в настоящее время доказана и наукой генетикой. На основе критики антропологической школы во многом и сформировалось социологическое направление в криминологии.

Заметим, что справедливость критики своего учения признал в итоге и сам Ломброзо. Когда в 1897 г. он опубликовал третий том пятого издания «Преступного человека», то значительную часть этого тома посвятил учению о социальных факторах преступности. Так, им были рассмотрены влияние на преступность цивилизации, голодовок, цены хлеба, образования, воспитания, экономического положения, стачек рабочих, эмиграции, иммиграции и проч.

История отечественной криминологии

Отечественная криминология характеризуется своеобразием с самого начала ее возникновения. Это своеобразие определяется тремя обстоятельствами. Первое из них заключается в том, что российская криминология выросла из уголовного права. Если основатель науки криминологии — Ч. Ломброзо был судебным медиком и психиатром, а американская криминология создавалась преимущественно социологами, то фундамент российской криминологии закладывался классиками российского уголовного права — М. В. Духовским, И. Я. Фойницким, А. А. Пионтковским, М. П. Чубинским и др. Владение юридическим мышлением и знание материального уголовного права — это сильная сторона российской криминологии, которая определяет предметность криминологических исследований и направленность их выводов. Если, например, в Англии специалист в области криминологии готовит и защищает диссертацию, получая степень доктора философии, то в России, чтобы стать доктором наук по криминологии, необходимо защитить две диссертации, в том числе докторскую по специальности 12.00.08 «Уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право».

Юридическое значение криминологии становится все более очевидным в настоящее время — в условиях тотальной криминализации общественных отношений: международных, политических, экономических, финансовых, этнонациональных и др. Появление террористических организаций нового типа (ИГИЛ), слияние власти с криминалом, легализация теневых практик убедительно свидетельствуют, что ни одно актуальное явление не может быть познано отдельной отраслью юридических знаний без привлечения ресурса криминологии.

Второе обстоятельство, имеющее отношение к генезису российской криминологии, заключается в том, что известные отечественные криминологи в период становления науки придерживаются комплексного подхода к анализу преступного поведения и преступности.

Именно в этом направлении развивал антропологическую школу криминологии русский ученый Дмитрий Андреевич Дриль (1846— 1910), который видел в преступлении результат взаимодействия особенностей сложившейся психофизической организации или натуры преступника и особенностей внешних воздействий, какими являются воздействия окружающей его естественной и общественной среды. В трудах Д. Дриля «Преступность и преступники», «Учение о преступности и мерах борьбы с ней» развернута широкая картина факторов преступности, приведен богатый фактографический материал, высказывается убежденность в возможности духовно-нравственного совершенствования человечества. В работах русских криминологов Сергея Викторовича Познышева (1870—1942) «Криминальная психология. Преступные типы», Михаила Николаевича Гернета (1874—1953) «Социальные факторы преступности» наряду с признанием продуктивности антропологического изучения преступника большое внимание уделяется анализу социальных причин преступности. Эти работы отличает высокая эрудированность авторов, использование сравнительно-исторического метода, комплексность анализа, емкость интерпретации, взвешенность выводов.

Третье обстоятельство, определяющее своеобразие отечественной криминологии, заключается в том, что она создавалась трудами тех, кто сам имел горький опыт российской каторги. Материалы криминологии содержат уникальные аналитические записки Федора Михайловича Достоевского (1821 — 1881), великого русского писателя, философа, психолога, криминолога. Четыре года, проведенные писателем в омском остроге, дали ему право делать веские выводы, к которым каждый криминолог (настоящий и будущий) обязан прислушаться. «Записки из Мертвого дома», «Дневник писателя», «Преступление и наказание», «Бесы» — это подлинные пособия по криминологии, где глубокому анализу подвергнуты психология преступления и личность преступника, даны справедливые оценки влияниям «среды», раскрыты философия преступности и преступления.

Развитие российской криминологии писателями-каторжанами продолжилось и в советскую эпоху. Варлам Тихонович Шаламов (1907—1982) с его «Колымскими рассказами» и «Очерками преступного мира», Олег Васильевич Волков (1900—1996) с его «Погружением во тьму», Александр Исаевич Солженицын с его «Архипелагом ГУЛАГ» убедительно доказали, что указанная особенность российской криминологии является закономерностью, а не случайностью. Российская криминология не книжная, а выстраданная наука.

В советской России история криминологии тесно связана с марксизмом — учением, которое не только составило идеологию Великой Октябрьской социалистической революции, но и практически на протяжении всего существования СССР (1922—1991 гг.) считалось «единственно верным учением».

Марксизм — материалистическое учение, основанное на догматах атеизма, экономического детерминизма и классовой борьбы. Атеизм советского марксизма имел настолько ортодоксальный характер, что приобрел характер «новой религии» со своими «святыми» (Марксом, Энгельсом, Лениным, Сталиным), «крестными ходами» (демонстрациями), ритуалами (прием в октябрята, пионеры, комсомольцы, партию). Лозунгом воинствующего атеизма была идея «Кто не с нами, тот против нас». Под этим лозунгом истреблялось всякое инакомыслие. Этот лозунг поддерживал практику политических доносов и репрессий.

Экономический детерминизм марксизма признавал определяющими производственные (базисные) отношения, на основе которых формировались все остальные: политические, идеологические, культурные, психологические и проч., признаваемые надстройкой.

Догмат классовой борьбы провозглашал не только признание, но и необходимость обострения классового антагонизма, что на деле приводило к поиску и уничтожению классового врага (реального и воображаемого). Классовым врагом становились и те, кто имел смелость защищать научные взгляды, которые расходились с марксистским мировоззрением. Именно поэтому в сталинских лагерях оказалось много ученых, а некоторые науки были признаны «прислужницами буржуазии» и запрещены. В их число попали генетика, кибернетика и криминология.

Криминологию не оправдали заслуги перед большевистским режимом, которых она добилась начиная с 1918 г., когда стали создаваться первые криминологические кабинеты. В Москве при Мосздравотделе был создан кабинет по изучению личности преступника и преступности, в Ленинграде криминологический кабинет был организован при Леноблсуде, в Саратове — при управлении местами заключения (он назывался кабинетом криминальной антропологии и судебно-медицинской экспертизы). В 1925 г. в Москве при НКВД РСФСР был создан Государственный институт по изучению преступника и преступности, деятельность которого координировалась наркомами внутренних дел, здравоохранения и просвещения. В институте работали четыре секции: 1) социально-экономическая; 2) пенитенциарная; 3) биопсихологическая; 4) криминалистическая. Криминологические кабинеты в Москве, Ленинграде, Саратове, Ростове-на-Дону получили статус его филиалов.

Специальные научно-исследовательские подразделения организовывались и при учебных заведениях. В 1920 г. при МГУ был создан Институт советского права, в составе которого был выделен отдел криминологии, в котором функционировала секция судебно-карательного права с кабинетами уголовной этиологии и статистики, судебной экспертизы и криминальной антропологии. В 1924 г. при юридическом факультете Киевского института народного хозяйства была организована криминальная клиника. В 1926 г. при факультете права и хозяйства Белорусского университета был создан Белорусский криминологический кабинет. В Московском психоневрологическом институте был открыт специальный отдел криминальной психологии. Криминологический кабинет был создан даже в Соловецком лагере особого назначения (СЛОН), сотрудники которого (заключенные) разрабатывали для начальства лагеря «научную линию».

Прикладные криминологические исследования в 1920-е гг. носили комплексный характер, их объектом становились различные группы преступников и преступности, социальные и психологические предпосылки преступлений, личность заключенных, психология несовершеннолетних преступников. Так, в Московском криминологическом кабинете исследования проводились в лаборатории по изучению личности правонарушителей и в опытнонаблюдательном отделении для заключенных (Арбатском арестном доме). В штат названных подразделений входили психологи, психиатры, социологи. Главным направлением исследований в этом кабинете было криминальнопсихопатологическое изучение осужденных с привлечением данных психологии и социологии. Обследованию подвергались воры-профессионалы, поджигатели, преступники пожилого возраста, бандиты, детоубийцы, «криминальные психоневропаты» и др.

Криминологические учреждения в 1920-х гг. проделали в целом большую и полезную работу. Но политическое руководство СССР в рекомендациях криминологов не нуждалось, тем более что криминологические рекомендации нередко указывают на ошибки такого руководства. Политическая власть СССР без всяких рекомендаций знала, что нужно делать в данный момент, ученые со своими советами ей только мешали. В этих условиях криминология оказалась не только лишней, но и политически вредной наукой. Ее существование прекратили за ненадобностью.

Начало политических гонений на криминологию положила статья С. Я. Булатова «Возрождение Ломброзо в советской криминологии», напечатанная в первом номере журнала «Революция права» за 1929 г. В этой статье подвергались безоговорочной критике деятельность криминологических учреждений в области исследования личности преступника, привлечение психиатров и психологов к криминологическим исследованиям, «некоммунистическое поведение коммунистов Московского кабинета по изучению личности преступника, выразившееся в капитуляции социологов перед психиатрами, исследовании среды, из которой происходит преступник, очагов преступности, таких как рынки, ночлежные дома и т. п.». После этой публикации в секции права и государства Коммунистической академии состоялся диспут, на котором ученым, критикуемым в статье Булатова, пришлось раскаяться и признать свои «методологические ошибки».

Затем последовали организационные выводы: кабинеты по изучению личности преступника были закрыты, а Государственный институт по изучению преступности и преступника в 1931 г. был реорганизован в институт уголовной и исправительно-трудовой политики и передан в ведение Наркомюста РСФСР. Произошли и структурные изменения: социально-экономическую секцию преобразовали в секцию уголовной политики, пенитенциарную — в секцию исправительно-трудовой политики, биопсихологическая секция была ликвидирована полностью. В середине 1930-х гг. вместо криминологической секции была создана центральная криминологическая лаборатория. Психологические и патопсихологические исследования после этих мероприятий не проводились, а к 1936 г. прекратились и смежные с судебнопсихологическими криминологические исследования — Государственный институт уголовной и исправительно-трудовой политики был реорганизован во Всесоюзный институт юридических наук. В это же время были окончательно ликвидированы все криминологические кабинеты на местах.

Возрождение отечественной криминологии происходит в начале 1960-х гг. В 1963 г. создан Всесоюзный институт по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности (сейчас — Научно-исследовательский институт Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации). С 1964 г. криминология преподается в вузах страны. В 1966 г. вышел первый учебник по криминологии.

Классиками советской и российской криминологии являются такие ученые, как Г. А. Аванесов (1934—2014), А. И. Алексеев (1937— 2011), Ю. М. Антонян, М. М. Бабаев, Ю. Д. Блувштейн (1938—1991), С. В. Бородин (1924— 2005), С. Е. Вицин, А. А. Герцензон (1902—1970), К. К. Горяйнов, П. С. Дагель (1922—1982), А. И. Долгова, А. Э. Жалинский (1932—2012), В. К. Звирбуль (1925—1994), К. Е. Игошев (1931 — 1994), И. И. Карпец (1921- 1993), В. Е. Квашис, М. И. Ковалев (1922— 2002), В. Н. Кудрявцев (1923— 2007), Н. Ф. Кузнецова (1927—2010), B. В. Лунеев, Г. М. Миньковский (1923—1998), И. С. Ной (1928—1996), C. С. Овчинский (1922—1993), Э. Ф. Побегайло, А. Б. Сахаров (1919— 1996), Ю. В. Солопанов (1925—1991), М. Д. Шаргородский (1904— 1973), А. С. Шляпочников (1902—1979), В. Е. Эминов, А. М. Яковлев (1927—201 1). В 1984 г. за создание фундаментальных теоретических основ криминологии удостоены Государственной премии СССР И. И. Карпец, В. Н. Кудрявцев, Н. Ф. Кузнецова, А. Б. Сахаров, А. М. Яковлев. В 1999 г. за цикл работ по криминологии лауреатом Государственной премии Российской Федерации стал В. В. Лунеев.

В настоящее время криминология является бурно развивающейся юридической наукой криминального цикла. Большой вклад в ее развитие внесла Российская криминологическая ассоциация под руководством президента А. И. Долговой. Появляются новые научные направления, теории, школы. В стране издаются криминологические журналы: в Москве — «Криминологический взгляд», в Санкт-Петербурге — «Криминология вчера, сегодня, завтра», в Иркутске — «Всероссийский криминологический журнал». Криминологи активно сотрудничают с коллегами-юристами, представителями других наук, стараясь внести достойный вклад в укрепление российской государственности.