Криминологические теории биологической ориентации

Генетические теории причин преступности

Развитие генетики раскрыло широкие перспективы для выдвижения смелых гипотез о передаче склонности к преступлению генетическим путем. В эпоху бурного развития генетики, когда человечеству приоткрылись ее грандиозные перспективы, весьма заманчиво было найти маленькую биологическую частичку, которая, передаваясь от родителей детям, подобно вирусу, заражает людей склонностью к преступлениям.

В 20-е годы немецкие ученые И. Ланге и Ф. Штумпфль, обследуя преступников из числа близнецов с одинаковым генотипом, попытались доказать решающую роль природных задатков в механизме преступного поведения. Однако последующие изыскания Г. Кранца и К. Христиансена опровергли их выводы. А впоследствии и сам близнецовый метод был подвергнут сомнению. Этот метод не позволял понять, почему близнецы совершают одинаковые преступления: главным фактором является то ли генетическая предрасположенность, то ли одинаковые условия семейного воспитания.

Параллельно с близнецовым методом для обоснования генетической предрасположенности к преступлениям использовались методики биохимического анализа (эндокринная обусловленность преступного поведения). В 1924 году американский исследователь Макс Шлапп опубликовал небольшую статью, в которой обнародовал результаты изучения эндокринной системы преступников. По его данным, почти одна треть всех заключенных страдают эмоциональной неустойчивостью, связанной с заболеваниями желез внутренней секреции.

Через несколько лет в Нью-Йорке Шлапп в соавторстве с Эдвардом Смитом опубликовал книгу "Новая криминология". Одну из главных ролей в механизме преступного поведения авторы отводили различным эндокринным расстройствам (внешними признаками которых являются, наряду с другими, особенности телосложения).

В 1955 году Эдвард Подольски опубликовал статью "Химическая основа преступного поведения", в которой попытался проанализировать эндокринную и химическую основу, связывающую строение тела и поведение человека. По его мнению, уровень развития физиологии не позволяет пока проверить многих гипотез о сущности преступного поведения, однако наиболее перспективные пути воздействия на преступность следует искать в этом направлении: "Биохимический анализ личности преступника и преступного поведения находится еще в детском периоде своего развития.

Представляется, что ему в не слишком отдаленном будущем суждено стать очень важным методом в трактовке и лечении преступности".

Пророчество Э. Подольски сбылось: клиническое направление криминологии теоретически обосновало необходимость нейтрализации с помощью химических препаратов гормонов, вызывающих агрессивность человека. И эти методы были внедрены в практику.

В 60-е годы исследования генетических факторов преступности вступили в новую фазу, которую условно можно назвать хромосомной. Патриция Джекобс провела одно из первых исследований хромосомной предрасположенности к преступлениям. Обследовав заключенных в Шотландии, она установила, что среди преступников доля лиц с хромосомной аномалией типа XYY многократно больше, чем среди право-послушных граждан. В 1965 году в английском журнале "Природа" она опубликовала об этом маленькую статью.

Однако названные результаты были сколь сенсационны, столь же и недостоверны. Дальнейшие исследования, проводившиеся в Англии, Франции и США, не подтвердили данных, полученных Джекобс.

После таких отрицательных результатов среди серьезных ученых – сторонников генетических теорий преступности и.соответствующих мер воздействия на данное антисоциальное явление практически не осталось. В то же время необходимо иметь в виду, что рассмотренные концепции преступности биологического толка продолжают оказывать серьезное влияние на практику борьбы с преступностью. В значительной мере они были включены в теоретический фундамент так называемой клинической криминологии. На них опирались при разработке и внедрении большинства медицинских мер коррекции личности преступника. Американский исследователь практики удержания от преступлений Самуэль Чавкин в 1978 году с тревогой отмечал, что все бо-' лее широкое распространение получают научные теории, возлагающие всю ответственность за острые социальные проблемы (такие, как бурный рост насилия) на отдельных индивидов, чье неподдающееся контролю поведение объясняется либо причинами генетического порядка, либо дефектами нервной системы (преступники являются жертвами плохой наследственности, либо страдают тем или иным заболеванием мозга, либо имеют лишнюю хромосому, либо подвержены воздействию всех трех факторов одновременно).

В 90-е годы по Америке прокатилась волна насилия. Поскольку власти не справляются с обузданием насильственной преступности, к решению этой проблемы активно подключаются различные общественные структуры. Лидирующими среди них стали медицинские организации. Причем роль медиков в воздействии на этот негативный социальный феномен с каждым днем становится столь значительной, что постепенно полицейские силы отодвигаются на второй план (да и полицейские в методике своей работы многое переняли у новых помощников в белых халатах).

Медики стали рассматривать насилие как следствие какой-то таинственной инфекции или новой болезни, которая поразила общество. В этом смысле термин "эпидемия насилия" – не просто образное сравнение. В американской системе здравоохранения возникло новое видение того, как можно бороться с данной эпидемией. Фундаментальной основой для нового подхода к решению проблем насилия является смещение акцентов: главное внимание уделяется не реагированию на факты уже совершившегося насилия, а изменению социальных и поведенческих факторов, вызывающих насилие (клинический вариант криминологии).

Инициатива медиков дала новый импульс научным дискуссиям о роли генетических факторов в генезисе преступлений. К сожалению, профессионалы в области медицины нередко оказывались дилетантами в области криминологии. Да и очень уж соблазнительна перспектива решения извечной проблемы преступности с помощью несложной процедуры стерилизации. Многие ученые выступили против возрождения подходов, порочность которых была доказана десятки лет назад. На состоявшейся в 1993 году в Бостоне конференции Американской ассоциации научного прогресса абсолютное большинство участников пришли к выводу о том, что тезис: "преступниками рождаются, а не становятся" является насилием над теорией. Многие ученые возлагают надежды на то, что окончательное решение данной проблемы будет найдено в ходе проводящегося сейчас в США крупномасштабного криминологического исследования факторов преступности. В течение десяти лет криминологи Гарвардского университета занимались подготовкой программы и методик этого исследования, а также искали финансовую поддержку для его организации. В 1992 году за реализацию названной программы взялся Национальный институт юстиции США, в процессе ее реализации планируется:

• отслеживать ход развития мужского и женского организмов для того, чтобы вскрыть те элементы, которые ведут к проявлению ранней агрессивности и преступлениям;
• разработать график воздействия различных факторов на противоправное поведение человека от рождения до 31 года;
• выявить возрастные периоды жизни, когда наиболее действенно и эффективно проявляется внешнее воздействие на человека;
• разработать перспективные методики (стратегию) внешних воздействий.

Предусматривается, что в течение 8 лет будут контролироваться девять возрастных групп (3, 6, 12, 15, 18, 21, 24 лет) численностью 11 тыс. человек.

Психиатрические концепции причин преступности

В 1908 году американский криминолог, профессор университета в Огайо Генри Годдард начал серьезное исследование умственного развития преступников. Через шесть лет Годдард опубликовал результаты своих изысканий: по его данным, 70% заключенных страдали слабоумием.

Используя тест Бинэ-Симона, Годдард определил умственный уровень лиц, страдающих умственной отсталостью в различной степени: интеллектуальный возраст идиотов составлял 1–2 года, имбицилов – 3–7 лет, дебилов – 8–12 лет. Именно в рамках последней возрастной группы, по Годдарду, находится большинство преступников. Однако дальнейшие исследования в данной области опровергли выводы Годдарда. Нередко преступники неохотно идут на контакт, с «трудом выражают мысли, но это не следует путать с умственной отсталостью. Для того чтобы уйти от ответственности, они подчас проявляют незаурядные интеллектуальные способности. Кроме того, низкий уровень интеллектуального развития также не является показателем слабоумия – нередко это оказывается результатом неблагоприятной социальной ситуации, в которой рос и воспитывался человек.

Новое направление развитию психиатрического подхода к анализу преступности дали исследования австрийского ученого Зигмунда Фрейда. Учение 3. Фрейда нередко сводят к концепции сексуальности, хотя она была далеко не единственным элементом его психоаналитической теории.

Обычно сущность теории3. Фрейда раскрывают при помощи трех понятий: Оно, Я и сверх-Я. Оно – совокупность природных побуждений, передающихся человеку генетически. Оно состоит из двух основополагающих инстинктов: самосохранения, разновидностью которого является сексуальность, и разрушения. Инстинкт разрушения может быть направлен как внутрь (примером этого, по Фрейду, является совесть или самоубийство), так и вовне (агрессия). В основе функционирования Оно – принцип удовольствия. Оно иррационально и аморально. На поверхности непознанного и бессознательного Оно покоится Я, возникшее на основе системы восприятии внешнего мира.

Я есть измененная под прямым влиянием внешнего мира часть Оно. Я старается заменить принцип удовольствия, который безраздельно властвует в Оно, принципом реальности. Я олицетворяет то, что можно назвать разумом и рассудительностью, в противоположность'Оно, содержащему страсти. В нормальных условиях Я предоставлена власть над Оно. Для раскрытия характера взаимоотношений этих психических феноменов Фрейд применяет аналогию: по отношению к Оно Я подобно всаднику, который должен обуздать превосходящую силу лошади. При этом Фрейд, используя ту же аналогию, отмечает, что в отдельных случаях главенство Я над Оно – лишь иллюзия: "Как всаднику, если он не хочет расстаться с лошадью, часто остается только вести ее туда, куда ей хочется, так и Я превращает обыкновенную волю Оно в действие, как будто бы это было его собственной волей".

В Я Фрейд выделяет часть, которую он называет Я-идеа-лом, или сверх-Я. Схематично сущность взаимоотношений Я и сверх-Я Фрейд выражает двумя императивами: "Ты должен быть таким" и "Таким ты не смеешь быть". Сверх-Я аккумулирует традиции и идеалы прошлого.

Заповеди и заветы родителей, учителей и авторитетов сохраняют свою силу в Я-идеале и осуществляют в качестве совести моральную цензуру. Несогласие между требованиями совести и действиями Я ощущается как чувство вины. Таким образом, именно в сверх-Я аккумулируются контролирующие воздействия общества и влияние культуры.

Эта схема значительно углубила понимание многих мо-тивационных процессов, в том числе в криминальной сфере. На ее основе американский ученый У. Уайт провел оригинальный анализ феномена преступного поведения. По мнению У. Уайта, человек рождается преступником, а его последующая жизнь – процесс подавления разрушительных инстинктов, заложенных в Оно. Преступления совершаются, когда Оно выходит из-под контроля сверх-Я. Особенностью личности преступника является неспособность его психики сформировать полноценную контролирующую инстанцию сверх-Я.

По мнению Уайта, большинство мотивов преступного поведения во многом совпадают с желаниями, устремлениями типичного обывателя.

Исходя из фрейдистского понимания соотношения сознательного и бессознательного в человеческой психике, английский криминолог Э. Гловер дал оригинальную трактовку сущности преступности. По его мнению, это явление есть своеобразная цена приручения дикого от природы зверя. Преступность, утверждает Э. Гловер, представляет собой один из результатов конфликта между примитивными инстинктами, которыми наделен каждый человек, и альтруистическим кодексом, устанавливаемым обществом.

Сам Фрейд попыток анализа феномена преступного поведения практически не предпринимал. Исключением можно считать его письмо А. Энштейну: "Вы выражаете удивление по поводу того, что так легко заставить людей с энтузиазмом относиться к войне, и присовокупляете сюда подозрение, что в них действует нечто – может быть, инстинкт ненависти и разрушения, который идет навстречу усилиям разжигателей войны. И здесь вновь я могу выразить только полное согласие. Мы верим в существование инстинкта такого рода и фактически в течение последних нескольких лет были заняты изучением его проявлений... В соответствии с нашей гипотезой человеческие инстинкты бывают двух видов: те, что стремятся сохранять и объединять, которые мы называем "эротическими".., и те, которые направлены к тому, чтобы разрушать и убивать, и которые мы объединяем в качестве агрессивного или разрушительного инстинкта. Как Вы понимаете, это фактически не более, чем теоретическое выяснение всемирно известного противопоставления Любви и Ненависти...".

По мысли 3. Фрейда, инстинкт смерти "функционирует в каждом живом существе и старается привести его к гибели, сводя жизнь до первоначального состояния неодушевленной материи... Инстинкт смерти тогда превращается в инстинкт разрушения, когда с помощью специальных органов он направляется вовне, на объекты. Живое существо сохраняет свою собственную жизнь, так сказать, разрушая чужую... Если эти силы обращены на разрушение во внешнем мире, живое существо получает облегчение...

Для нашей непосредственной цели из того, что было сказано, вытекает уже многое: пытаться избавиться от агрессивных склонностей людей бесполезно...".

Вообще 3. Фрейд не видел иного способа воздействия на агрессивную природу людей, кроме принуждения в их воспитании, запрета на мышление, применения насилия вплоть до кровопролития, создания у людей определенных иллюзий. Однако указанные меры он оценивал как неприемлемые с точки зрения их гуманности. Именно это удерживало его от прикосновенности к экспериментам в данной области.

Идеи 3. Фрейда и его последователей получили значительное развитие в рамках клинической криминологии, которая активно использует психоанализ как метод изучения и коррекции личности преступника.

Клиническая криминология

В XIX веке Э. Ферри и Р. Горафало разработали концепцию опасного состояния преступника, суть которой заключалась в том, что преступника надо не карать, а выводить из состояния повышенной склонности к преступлению (и до тех пор, пока это не сделано, изолировать). В XX веке эта концепция была положена в основу нетрадиционного направления науки о методах воздействия на преступность – клинической криминологии. Представители данного научного направления практически отрицали кару как превентивное сдерживающее средство. Они попытались превратить криминологию в своеобразную антикриминогенную медицину, а тюрьму – в клинику.

Значительный вклад в развитие клинической криминологии внесли итальянские исследователи Ф. Граматика и Б. ди Тулио. Весьма основательно методы клинического воздействия на преступников (реальных и потенциальных) разработал французский криминолог Жан Пинатель. Клиническое воздействие осуществляется последовательно в соответствии со следующими этапами: диагноз, прогноз, перевоспитание.

В процессе диагностики необходимо выявить преступный порог лица (легкость выбора им преступных форм поведения). В ходе перевоспитания необходимо улучшить социальные реакции преступника (снизить или устранить агрессивность, эгоцентризм), изменить установки и привычки, изменить отношение к различным социальным фактам (в том числе избавить их от безразличного отношения к уголовному наказанию). К числу достаточно эффективных и наиболее гуманных методов коррекции криминальных склонностей, практикуемых клиницистами, относится психоанализ. Помимо психоанализа в арсенале клинической криминологии – электрошок, лоботомия, таламотомия, медикаментозное воздействие, хирургические методы.

Методы воздействия на преступность, разрабатываемые учеными этого направления, связаны с неопределенным наказанием преступников (лишение свободы до тех пор, пока комиссия врачей, как правило психиатров, не даст заключения об утрате опасного состояния). Эта практика в 70–80-е годы была весьма распространена в ряде стран, в том числе в США. С. Чавкин, исследовавший эту проблему, приводит данные о том, что в США около 80% заключенных отбывали срок по неопределенному приговору.

Попытки выявить потенциальных преступников, предпринимавшиеся еще Ломброзо, занимают значительное место в практике ученых-клиницистов. Сама эта тенденция имеет положительное значение, в общей теории криминологии на ней основываются все методы прогнозирования преступного поведения. Неприемлемым является принятие на основе данного прогноза карательных и иных жестких мер. С. Чавкин приводит данные о том, что 43% несовершеннолетних заключенных, содержащихся в тюрьмах США, не совершили никакого преступления, а попали в категорию лиц, нуждающихся в надзоре, в связи с тем, что допоздна бродили по улицам, курили в учебном заведении, не посещали школу. По ходатайству родителей непослушных несовершеннолетних в США могут поместить в специальный центр по перевоспитанию, где режим сходен с тюремным. В США ежегодно 600 тыс. несовершеннолетних подвергаются аресту на основании: "дети, нуждающиеся в надзоре". Трудновоспитуемые содержатся вместе с преступниками в "исправительных школах", где, по мнению американского криминолога А. Найера, их готовят к карьере профессиональных преступников.

В конце 60-х – начале 70-х годов авторитет клинической криминологии был очень высок, на исследования клиницистов возлагались большие надежды. Вот какую оценку этого криминологического направления мы находим в документах ООН:

"Методы надзора за правонарушителями и физического контроля над ними все более совершенствуются благодаря передовым достижениям электроники, быстрому развитию бихевиористских наук и открытию разнообразных психотропных лекарственных средств. Это создает новые возможности повышения эффективности полицейской и исправительной деятельности, о которых предыдущее поколение не могло и мечтать".

К сожалению, надежды на радикальное оздоровление общества с помощью различных методик, предложенных клиницистами, не оправдались. Преступность продолжала интенсивно расти, а практика неопределенных приговоров попала под огонь критики как антидемократическая (она вела к утрате правовых гарантий свободы личности и расширению произвола тюремной администрации). В 80-е годы повсеместно начал возрождаться интерес к традиционной практике назначения уголовного наказания, выработанной классической школой, основанной на оценке степени общественной опасности преступного деяния.