Д.э.н., профессор Салихов Б.В.

Московский государственный лингвистический университет;

К.э.н. Салихова И.С.

Московский университет им. С.Ю. Витте, Россия

Императивы развития экономики неявных знаний

Существенное замедление темпов социально-экономического развития нашей страны, как объективное следствие исчерпанности потенциала восстановительного роста, а также приверженности губительно «заманчивому» ресурсному сценарию хозяйствования, требует ускоренной разработки неотложных мер по реальному повороту отечественной экономики в сторону не только масштабных, но и радикальных инноваций. При этом одних лишь финансово-экономических инструментов явно недостаточно, если они не будут восприняты в инновационном ключе системой так называемых неявных знаний, представленных, прежде всего, релевантными ментальными моделями, ценностными смыслами, институтами и качественно новыми инновационными интенциями экономических агентов всех уровней.

Отсюда цель статьи заключается в том, чтобы на основе выявления ключевых особенностей развития отечественной экономики, очертить примерный круг срочных задач, решение которых обеспечит ускоренное развитие экономики знаний. Достижение цели предполагает решение следующих задач: во-первых, предстоит кратко обозначить методологическую аксиоматику исследования; во-вторых, следует охарактеризовать условия и факторы, определяющие ключевые императивы развития экономики неявных знаний; в-третьих, необходимо актуализировать сферу соответствующих управленческих решений, обеспечивающих расширенное воспроизводство неявных знаний.

Основы аксиоматики исследования современной экономики знаний

Авторская «дисциплинарная матрица», или аксиоматика исследования современной экономики знаний включает следующие ключевые положения. Во-первых, следует исходить из некорректности тезиса о том, что в современных условиях осуществляется «переход к экономике, основанной на знаниях», о чем так часто говорят и пишут исследователи. В данной статье авторы исходят из положения, что любая экономика во все времена основывалась на знаниях; вопрос лишь в том, в какой форме эти знания преимущественно выступали, и какова была скорость их накопления и изменения. В современных условиях, когда скорость обновления знаний многократно возрастает, происходит не переход к экономике, основанной на знаниях, а просто воспроизводство знаний становится самостоятельным, бурно развивающимся сектором экономики.

Во-вторых, следует исходить из множественности форм экономического знания при их определенной иерархичности и взаимной обусловленности. Имеет место движение от неявного знания к явному знанию и от него – к овеществленному, или продуктовому знанию. При этом неявное знание (англ.tacit knowledge)– это знание, которое не может быть легко передано другим субъектам. Термин был предложенанглийским экономистом М. Полани [23], который писал о процессе, а не оформезнания, и его термин был использован для обозначения вида знания, которое полностью или частично не эксплицированы, то есть, не формализованы. Неявные знания часто включают навыки (умения) и культуру, присущие нам, но не осознаваемые нами. Один из наиболее известных афоризмов Полани: «Мы можем знать больше, чем способны рассказать» («We can know more, than we can tell»).

В-третьих, глубинным основанием методологии исследования предстает анализ неявного непередаваемого знания, которое есть результат познания в форме интегральных творчески-трудовых компетенций, выступающих в качестве «сплава» ментальной модели, ценностных ориентиров, смысловых конструктов, мотивов деятельности и интересов субъекта, а также ранее приобретенных знаний и практического опыта. Качество неявного непередаваемого знания определяется не только содержанием учебно-образовательных программ, но и качеством ментальных установок, ценностей и смыслов, психических свойств субъекта. Именно эти скрытые переменные (так называемые «плазменные гены», инстинкты и др.) как «сгустки» неявного непередаваемого знания, имеются в виду исследователями современных экономико-психологических проблем [21, 22].

Началом «эпохи» ключевой роли в экономике неявного знания условно можно считать октябрь 2002 г., когда Нобелевский комитет присудил премию в области экономики двум выдающимся ученым – Д. Канеману и В. Смиту. Примечательно то, что эту премию получили не ученые-экономисты, а, соответственно, психолог и экономист-экспериментатор. Этот факт явился официальным признанием того, что в рамках экономической дисциплины оформилась поведенческая экономика как область экономики, которая изучает влияние социальных,когнитивныхи эмоциональных факторов на принятие экономических решений. Нобелевская премия по экономике, врученная представителю психологической науки, подтверждает принципиальный курс мирового научного сообщества на интеграцию исследовательских программ различных наук о человеке [4]. Некоторые детерминанты формирования неявного непередаваемого знания показаны на рис. 1.

Рис. 1. Факторы формирования и элементы содержания неявного непередаваемого знания

В-четвертых, аксиоматика исследования связана с новым видением как такового явления «интеллектуального» в экономике в целом, и, в частности, новой концепцией интеллектуального капитала. Традиционные представления о сущности и хорошо известной «триединой» структуре интеллектуального капитала субъекта, включающего человеческий, организационный и клиентский капитал [26], уступают место более интегрированному подходу, связанному с «ноосферным» определением интеллектуального капитала, представляющего собой систему созидательных, гуманистически нацеленных компетенций субъекта [8, 25]. Наиболее целостно духовно-нравственный концепт явления «интеллектуального» и интеллектуального капитала изложен в ряде работ современных исследователей [6, 20].

В-пятых, аксиоматика авторского исследования проблем развития экономики знаний «фокусируется» на методологии системной парадигмы, сущность которой заключается в междисциплинарности общего исследовательского концепта и в актуализации невещественных факторов создания добавленной стоимости. Основоположником системной парадигмы как методологической инновации является Я. Корнаи [12]. Среди отечественных исследователей данный исследовательский поток возглавляют, прежде всего, ученые Центрального экономико-математического института РАН [9, 10].

Таким образом, доказательство гипотезы непосредственно увязывается с обоснованием, как минимум, двух предположений. Первое предположение связано с необходимостью формирования нового качества неявных знаний в системе социально-экономического генотипа. Термин «социально-экономический генотип»  введен в научный оборот В.Л. Макаровым и Г.Б. Клейнером [17]. Второе предположение связано с императивом качественного обновления неявных знаний в системе «технико-технологического прототипа», под которым понимается «узнаваемость» корпорации по ее конечной продукции, или «продуктивность» корпорации вследствие ее узнаваемости.

В первом случае речь идет в основном о системе неявного непередаваемого знания; во втором, – преимущественно о системе неявного передаваемого знания. Качественное преобразование социально-экономического генотипа и технико-технологического прототипа обеспечит и новое качество интеллектуального капитала корпорации как «сгустка» созидательных компетенций.

Доказательство первого предположения непосредственно увязывается с системой «трех провалов» в современной экономике, что и является онтологией системного кризиса. Очевидно, что продолжающийся кризис актуализирует новые исследовательские подходы к анализу складывающейся социально-экономической динамики. Действующая неоклассическая парадигма «нормальной науки» (по Т. Куну) [13] с методологическим индивидуализмом в своем «жестком ядре», едва ли может, как и раньше, претендовать на былую универсальность. Проблема уже не в том, что вслед за известными провалами рынка, стали воспроизводиться провалы государства. Проблема в том, методология неоклассики стала «невольным» теоретическим «аргументом» в пользу повсеместного рентоориентированного поведения экономических агентов, свидетельствующего о ценностно-смысловом провале самого общества и даже цивилизации в целом. При этом масштабный поиск «плохой» ренты становится привычным делом, формирующим так называемый рентоориентированный менталитет не только у отдельных экономических агентов, но и целых социальных групп российской нации [19].

При этом важно отметить системный характер, масштабность и всеобщность поиска ренты в современном обществе, где господствует отнюдь не шумпетерианская, то есть заработанная на инновациях, а именно «плохая», рента. Основными формами «плохой» ренты являются монопольная, природная, политическая, административная и переходная рента [4]. Рентоориентированное поведение закономерно становится привычным, приобретает экзистенциальные черты, то есть проникает в сферу ментальных моделей и ценностных ориентиров. Здесь весьма показательны два примера.

Первый пример характеризует такую «приземленную» форму рентоориентированного поведения, как коррупция. Доходы только от деловой коррупции в нашей стране более чем в два раза превосходят доходы от экспорта углеводородов (при этом объемы бытовой коррупции не менее впечатляющи). Именно это дает основание назвать коррупцию основной отраслью российской экономики [15], то есть в нашей стране развивается так называемая эндемическая коррупция, когда коррупция из временного и случайного отклонения от моральных и юридических правил превращается не только в конструкцию власти, но и в норму взаимоотношений членов общества и государства.

Отсюда и второй пример, показывающий стремление нашей молодежи к присвоению «плохой» ренты, поскольку «российская молодежь связывает шансы на личный успех не с производственной деятельностью и предпринимательством в традиционном смысле слова, а с близостью к государству и другим каналам борьбы за ренту» [19, с. 44]. В табл. 1 показаны «творчески-трудовые» интенции молодежи в возрасте от 18 до 26 лет [19, с. 45].

Таблица 1

«Работодатель мечты» для российской молодежи

Вот таков интегральный результат деструкции системы неявного непередаваемого знания в общей системе интеллектуального капитала субъекта. Качественное изменение сложившейся ситуации «потребует в будущем колоссальных усилий, направленных на демонтаж социетальной архитектуры рентоориентированного общества» [14, с.75]. При этом преодоление системной коррупции в нашей стране станет возможным только при условии ликвидации монопольного всевластного положения бюрократии. Это означает «необходимость восстановления в России политической конкуренции, разделения властей и свободы негосударственного сектора – предпринимательства, СМИ, общественных организаций» [15, с. 27].

Другими словами, устранить существующие провалы рынка и государства становится едва ли возможным, если не устранить ценностно-смысловые провалы общества. А здесь требуется не просто «сдвиг парадигмы», а решительная «перезагрузка ценностей» [33]. В основе этой перезагрузки должны находиться духовно-нравственные императивы хозяйственной деятельности, детерминирующие господство справедливых, доверительных и гуманистически направленных социально-экономических взаимодействий, о чем уже давно идет речь в релевантной литературе [16, 31]. Сегодня все больше подтверждений тому, что лечить нужно не экономику; лечить нужно цивилизацию.

Теперь, применительно к интеллектуальному капиталу корпорации, можно обоснованно утверждать, что качественное обновление социально-экономического генотипа, как эндогенной основы неявного непередаваемого знания, или «когнитивной плазмы», требует новых подходов и исследовательских усилий в сфере формирования и развития инновационного экономического менталитета и созидательных смыслов. Если удастся устранить «провал» общества в сфере «поиска» плохой ренты и коррупции, то условия ведения бизнеса в России качественно изменятся, что показано в табл. 2.

Таблица 2

Зависимость компонентов рейтинга (места в мире) условий ведения бизнеса от коррупции в России [2]

Руководство страны понимает серьезность проблемы коррупции и ставит задачу качественно улучшить условия ведения бизнеса в России: от 112-го места в мире в 2013 г. до 50-го места в 2015 г. и до 20-го места в 2018 г. [2]. Эта задача вряд ли будет выполнима, если сохранится система власти-собственности как исходный социально-экономический «генератор» рентоориентированного менталитета и поиска «плохой» ренты.

Императивы обновления неявного знания в системе технико-технологического прототипа

Доказательство второго предположения непосредственно связано с императивом развития преимущественно неявного передаваемого знания, которое обеспечивает качество конечных инноваций. Ситуация здесь не менее сложная, чем в рамках социально-экономического генотипа, поскольку качественные характеристики и производительные свойства технико-технологического «среза» интеллектуального капитала существенно отстают от современных требований. Более того, низкое качество технико-технологического прототипа (проектный, организационный, технико-технологический, маркетинговый капитал) сегодня предстает как основание механизма торможения, возникшего в отечественной экономике в 2012 г. [18]. Особо настораживает то обстоятельство, что вообще отсутствует прирост выпуска продукции инвестиционного спроса, машин и оборудования на фоне роста добычи полезных ископаемых (табл. 3).

Таблица 3

Прирост выпуска основных промышленных производств,

январь-ноябрь 2013г. / январь-ноябрь 2008 г. (в %)

Источник: [18, с. 11].

По свидетельству показателей, приведенных в табл. 3 и 4, в современной российской экономике «заработал» механизм торможения, свидетельствующий, как об исчерпанности потенциала кризисного восстановительного роста, так и о продолжающемся консервативно-ресурсном сценарии развития экономики. Отечественные исследователи выделяют следующие интегральные причины начавшегося механизма торможения, выступающие, по сути, как функция системы власти-собственности и рентоориентированного поведения общества (рис. 3).

Таким образом, потенциал системы неявного знания остается востребованным лишь постольку, поскольку это требуется для обеспечения ускорения темпов добычи полезных ископаемых. Однако главное заключается в том, что механизм торможения отечественной экономики «заработал» в условиях, когда в мировой экономике разворачиваются масштабные инновационные процессы.

Во-первых, становится все более действенной «кондратьевская волна» (К-волна) очередного, шестого технологического уклада, связанного с бурным прогрессом медицины, био-, генно- и нанотехнологий, новых (квантовых) принципов работы компьютеров и т.д.

Во-вторых, многие ведущие страны приступили к масштабной интеллектуализации своих социально-экономических систем, осуществляя массированные инвестиции в поиск альтернативных источников энергии.

В-третьих, за рубежом все в большей степени осознается критическая роль неявного экономического знания в качественном обновлении экономики, что приводит к новым формам развития национального интеллектуального капитала.

Общим итогом является то, что в наиболее развитых и, частично, развивающихся странах сформирован и перманентно возрастает спрос на инновации, которые принимают очертания высокоскоростных, непрерывных, масштабных и радикальных. Возрастание скорости и масштабности инноваций привело, по образному выражению Б. Гейтса, к формированию «бизнеса со скоростью мысли». Все это означает, что успех в современной конкуренции на рынках высокотехнологичной и наукоемкой продукции возможен только в том случае, если национальные инновационные системы обеспечивают высокую скорость обновления «когнитивной плазмы», то есть системы ключевых инновационных компетенций в форме неявного знания.

Ситуация в современной отечественной экономике, с точки зрения развития системы неявных знаний требуемого уровня и качества, не является, мягко говоря, удовлетворительной. Пока нам не удается «освоить» технологическую волну (К-волну) VI уклада (к которому оказались полностью готовы, по оценкам экспертов, лишь США и Япония), что связано с отсутствием требуемого качества спроса на технико-технологические инновации и, следовательно, на прогрессивную систему науки и образования. Но главное в том, что нам не удается даже приблизиться к освоению формирующейся новой институциональной  волны (И-волны), ориентированной на использование творческого человеческого потенциала и масштабное воздействие которой начнет проявляться в 2020-е гг.

Исследователи отмечают, что К-волны  и И-волны «проходят латентный период, занимающий 15-20 лет. Именно тогда закладывается и постепенно актуализируется потенциал развертывания новой волны. Исторический опыт показывает, что если страна пропускает латентный период, то есть этап подготовки волны, то она пропускает и сам цикл, в лучшем случае входя в режим догоняющего развития» [11]. Есть реальная опасность, что в нашей стране вновь затянется латентный период, и кадровый потенциал, необходимый для освоения новой И-волны, будет сформирован не к 2020 г., а к 2030 г., то есть наша страна опять будет в режиме догоняющего развития. Чтобы избежать столь неблагоприятной перспективы для развития отечественной экономики, интеллектуальной и политической элите страны и обществу в целом необходимо осознать ключевые императивы современного этапа социально-экономического развития и принять адекватные системные меры.

Ключевые направления развития современной экономики неявных знаний

Таким образом, можно считать доказанной гипотезу о том, что именно система неявного (непередаваемого и передаваемого) знания является «когнитивным аттрактором» основных инвестиционных, управленческих и иных усилий, направленных на возрождение отечественной экономики. На фоне требуемого духовно-нравственного обновления общества, что непосредственно связано с воспроизводством системы неявного непередаваемого знания, качественное обновление неявного передаваемого знания, связанного с освоением К-волны и И-волны VI технологического уклада, требует срочного проведения следующих системных мероприятий, показанных на рис. 4. При этом важно отметить, что существует немало публикаций, освещающих необходимость решения задач, связанных с качественным обновлением системы образования, созданием национальной инновационной системы, формированием самообучающихся корпораций, развитием венчурных фирм и т.д. [7, 17, 24, 27-30].

Ключевым аспектом отмеченных мероприятий, является то, что ценностно-смысловые усилия, или «психические интенсивности» по К.Г. Юнгу [32], инвестиционные программы, монетарные и фискальные инструменты, организационные и институциональные механизмы следует нацелить на ускоренное развитие «когнитивной плазмы», или системы неявных знаний. В заключение следует сделать ряд обобщающих умозаключений, характеризующих императивы развития современной экономики знаний.

Во-первых, базовым императивом развития современной экономики  знаний является качественное обновление системы неявных непередаваемых знаний, представляющих собой социально-экономический генотип хозяйственного агента. Это требует последовательной деятельности по устранению системы «трех провалов», где основным является провал общества в форме ценностно-смысловой, духовно-нравственной деструкции. В связи с этим, мировой и отечественной экономике следует «освоить» не только, названные ранее, К-волну и И-волну, но еще и духовно-нравственную форму социокультурной волны (назовем ее Д-волной). Эти три названные волны вполне могут стать фундаментом для формируемой интеллектуальной цивилизации. Теперь постиндустриальный этап развития человеческого общества получает, наконец, свое наименование.

Во-вторых, следует актуализировать поиск форм и методов расширенного воспроизводства неявного передаваемого знания, то есть технико-технологического прототипа, обеспечивающего, в конечном счете, создание инновационных продуктов. В условиях «бизнеса со скоростью мысли» воспроизводство собственных неявных передаваемых знаний становится делом самих экономических агентов, которые объективно трансформируются в самообучающиеся структуры. В данном случае императивом является повсеместность и самостоятельность воспроизводства ключевых компетенций как критического фактора и условия повышения уровня экономической устойчивости субъекта.

В-третьих, важнейшим императивом развития экономики знаний является система форм и методов их непосредственного производства и распространения. Здесь необходимо всесторонне совершенствовать систему, одновременно, рыночных и нерыночных обменов. В рамках рыночных обменов следует предусмотреть адекватные механизмы, реализующие требования эффективного контракта, обеспечивающего стимулы для непрерывного творчества собственников интеллектуальных капиталов. В рамках нерыночных обменов важно формировать механизмы внутрифирменного и межфирменного, личного и институционального доверия, что ускорит продуктивность всех форм дискурса. При этом, как отмечают исследователи, в современных условиях именно нерыночные обмены, а обмены деятельностью и «креативными энергиями» играют всевозрастающую роль [3].

В-четвертых, императивом критической значимости является превращение отечественной системы науки и образования в основной сектор экономики. Здесь ключевыми представляются следующие положения. Первое, концепция так называемого непрерывного образования и образования «на всю жизнь» должна быть дополнения концепцией опережающего образования и образованием «через всю жизнь». Второе, современные университеты должны превращаться в научно-образовательные и, одновременно, технологически-производственные центры, демонстрирующие единство науки, образования, бизнеса, государства и общества. Третье, качество современного образования должно характеризоваться актуализацией новых направлений, междисциплинарностью, личностной экологичностью, сетевизацией и виртуализацией форм, технологизацией, ориентацией на лучшие рыночные и нерыночные паттерны и др. Четвертое, необходимо ускоренное движение университетов от традиционных вузов к предпринимательским высшим учебным заведениям лидерского типа.

Литература

1. Белянин А. Даниел Канеман и Вернон Смит: Экономический анализ человеческого поведения (Нобелевская премия за чувство реальности) // Вопросы экономики. 2003. № 1.

2. Белянова Е., Николаенко С. Воздействие коррупции на развитие бизнеса: эмпирическая оценка // Вопросы экономики. 2013. № 9.

3. Ведин Н.В. Экономическая неоднородность обмена в хозяйственной эволюции общества. СПб.: Изд-во НПК «РОСТ», 2006.

4. Гурвич Е. Нефтегазовая рента в российской экономике // Вопросы экономики. 2010. № 11.

5. Дресвянников В.А. Построение системы управления знаниями на предприятии. М.: КНОРУС, 2008.

6. Духовно-нравственная онтология современного социально-экономического развития: Монография. М.: Издательство КНОРУС, 2011.

7. Инновационное развитие: экономика, интеллектуальные ресурсы, управление знаниями / Под ред. Б.З. Мильнера. М.: Инфра-М, 2010.

8. Казьмин А.К. Теория интеллекта: Как выбрать президента. М.: ЗАО «Московские учебники – СиДиПресс», 2001.

9. Клейнер Г.Б. Микроэкономика знаний в свете системной парадигмы // В  книге «Инновационное развитие: экономика, интеллектуальные ресурсы, управление знаниями» / Под ред. Б.З. Мильнера. М.: Инфра-М, 2010.

10. Клейнер Г.Б. Системный ресурс экономики // Вопросы экономики. 2011. № 1.

11. Клепач А., Куранов Г. О циклических волнах в развитии экономики США и России // Вопросы экономики. 2013. № 11.

12. Корнаи Я. Системная парадигма // Вопросы экономики. 2002. № 4.

13. Кун, Т. Структура научных революций / Томас Кун; пер. с англ. И.З. Налетова. М.: АСТ Москва, 2009.

14. Левин М., Сатаров Г. Рентоориентированная Россия // Вопросы экономики. 2014. №1.

15. Левин М., Сатаров Г. Коррупция в России: классификация и динамика // Вопросы экономики. 2012. № 10.

16. Лунева Е.В. Социальный капитал как фактор инновационного развития предприятия: Монография. М.: Издательско-торговая корпорация «Дашков и К̊», 2011.

17. Макаров В.Л. Микроэкономика знаний / В.Л. Макаров, Г.Б. Клейнер; Отд. обществ. наук РАН, ЦЭМИ РАН. М.: ЗАО «Издательство «Экономика», 2007.

18. Мау В.А. В ожидании новой модели роста: социально-экономическое развитие России в 2013 году // Вопросы экономики. 2014. № 2.

19. Натхов Т., Полищук Л. Инженеры или юристы? Институты и спрос на высшее образование // Вопросы экономики. 2012. № 10.

20. Нравственные основы современного социально-экономического развития: монография. М.: Издательско-торговая корпорация «Дашков и К̊», 2009.

21. Ольсевич Ю.Я. Психологические аспекты современного экономического кризиса // Вопросы экономики. 2009. № 3.

22. Ольсевич Ю.Я. Психологические основы экономического поведения. М.: Инфра-М, 2010.

23. Полани   М. Личностное знание. М.: Прогресс, 1985.

24. Реальные тенденции создания и эффективного функционирования инновационных организаций в РФ: Монография / С.В. Казаков; под ред. В.Я. Позднякова. М.: Инфра-М, 2013.

25. Салихов Б.В. Интеллектуальный капитал организации (сущность, структура и основы управления): Монография. М.: Издательско-торговая корпорация «Дашков и К», 2009.

26. Стюарт Томас А. Интеллектуальный капитал. Новый источник богатства организаций. М.: Поколение, 2007.

27. Управление высшим учебным заведением / под ред. д-ра экон. наук С.Д. Резника. – 3-е изд., перераб. М.: Инфра-М, 2013.

28. Управление персоналом: конкурентоспособность выпускников вузов на рынке труда: монография / А.Я. Кибанов, Ю.А. Дмитриева. М.: Инфра-М, 2013.

29. Управленческий потенциал высших учебных заведений России: оценка, опыт, перспективы: монография / С.Д. Резник, О.А. Сазыкина, Г.Б. Фомин. М.: Инфра-М, 2014.

30. Об образовании в Российской Федерации: Федеральный закон от 29.12.2012 № 273-ФЗ.

31. Фукуяма Ф. Доверие. Социальные добродетели и созидание благосостояния. Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. – М.: Academia, 1999.

32. Юнг К.Г. Об энергетике души. М.: Академический проект; Фонд «Мир», 2010.

33. Яшин А.Н. Сдвиг парадигмы или «перезагрузка» ценностей // Арктика: общество и экономика. 2009. № 1.