И. Д. Пожарский
аспирант Северо-Западного института управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ
Причины инновационной пассивности российского крупного капитала
Дело в том, что, несомненно, плановую экономику сломали, но при этом не сумели создать эффективную, здоровую рыночную модель. Получился уродливый гибрид, который вобрал в себя не лучшие, а худшие черты двух систем. На сложившемся рынке практически не работают рыночные механизмы, а государственного вмешательства стало не меньше, а больше. Эффективность при этом государственного регулирования экономики резко снизилась, поскольку перешли на самый худший его вариант – режим ручного управления.
Главные причины следует искать как всегда в изменениях общественных отношений, обусловленных изменениями отношений собственности. Вполне понятно, что для перехода от одной экономической системы к другой нужно начинать с базисных институтов, к которым принадлежат отношения собственности. Но преобразования эти могут принести как желаемый эффект, так и противоположный по отношению к ожидаемому результату. Российские реформы девяностых годов закончились негативным результатом. Об этом пишет один из активных реформаторов того периода – Г.Х. Попов: «Приватизация – это как раз тот участок, где наиболее жестко и остро сталкиваются народно-демократический и номенклатурно-либеральный подходы. Последний сделал все, чтобы в ходе приватизации сохранить собственность в руках бюрократии и связанных с нею крупных собственников-олигархов. И приватизация, которая могла стать могучим толчком к развитию экономики, свелась к обеспечению интересов бюрократии и созданию узкого слоя собственников, особенно крупных и сверхкрупных»[1].
Точная оценка и мрачные перспективы. Характер проведенной приватизации обусловил и характер экономического поведения субъектов модернизации. Прежде всего, это касается крупного бизнеса, который во всем мире является локомотивом инновационных процессов. Но не в России. И главную причину нужно искать в его происхождении, так как, по мнению большинства российских граждан, он нелегитимен. Появление российского крупного капитала прошло в соответствии с современным российским законодательством. Но в реальной жизни нередко законность и легитимность не являются тождественными понятиями.
По оценкам Счетной палаты более 150 тыс. предприятий были в 1990-х гг. в России проданы всего за 9,7 млрд долл. (за цену одного Юганскнефтегаза в 2006 г.). В результате страна потеряла около 1 трлн руб. из-за оценки активов значительно ниже балансовой стоимости (полностью из расчетов были выведены нематериальные активы, неисполнения инвестиционных обязательств, и т. д. Естественно, что ни население, ни даже представители бизнеса не признали легитимность такой приватизации. Естественно, при таких рисках доходы от приватизированного имущества вкладывались не в инновации или освоение новых крупных месторождений, а в скупку разного рода активов, часто не связанных с профилем основного бизнеса и желательно не подпадающих под российскую юрисдикцию.[2]
В стране нет такой социальной группы, которая полностью признавала бы легитимность проведенной приватизацию и благожелательно относилась к крупной частной собственности. Однако подавляющая часть граждан настроена миролюбиво, и сама предпринимать активные действия по устранению неправедного распределения собственности не собирается. Но с другой стороны поддерживает практически любые действия государства против российских олигархов, не вникая в суть происходящего и не желая разбираться насколько правомочны и справедливы в своих деяниях государственные органы. Из сказанного следует, что у крупного российского капитала нет в своей стране социальной группы, которая может служить опорой в делах.
Признавая проблему неполной легитимности в качестве основной причины, не следует делать ее единственной, а то невольно в глазах общественности олигархи превратятся в невинные жертвы несправедливого отношения к ним российских граждан. На самом деле их бы не испугала никакая национализация, если бы не оставалось других путей получения прибыли кроме инновационной деятельности. Просто есть другие менее хлопотные и вполне достижимые возможности получить сверхдоходы, не связываясь с рискованными и дорогими инновациями.
Поиску и реализации новых технологий он предпочтет получение прибыли простейшим путем. Российский крупный капитал пассивен в инновационной сфере не потому, что он неполноценный по природе и уступает в креативности западным корпорациям, а исключительно потому, что имеет возможность получать сверхдоходы не в результате инновационной деятельности, а благодаря коррупционным схемам.
Еще одной причиной инновационной пассивности российского капитала явилась его ориентация на мировые тенденции увеличения роли спекулятивных сделок. В среднем на каждый доллар, измеряющий стоимость реального сектора мировой экономики, в финансовой сфере циркулировало уже в начале XXI века примерно 50 долл. Финансовый бизнес стал наиболее привлекательной ареной извлечения прибыли в сравнении с тем, что предоставляло предпринимательство в реальном секторе экономики. Инновации требует повышенных затрат и сопровождаются повышенным уровнем риска и если есть привлекательная альтернатива, бизнес непременно ее воспользуется.
Можно сделать вывод, что инновационная немощь российского крупного бизнеса не является врожденным его свойством, а является результатом воздействия неблагоприятных факторов, которые вытекают из природы существующей в стране модели социально-экономического развития. Поэтому для превращения крупного бизнеса в локомотив инновационного процесса требуется серьезная перестройка все системы общественных отношений.
[1] Попов Г.Х. Народно-демократический вариант выхода из социализма. - СПб.: Изд-во СПбГУП, 2008. – С.18.
[2] Бляхман Л. С. От экстенсивного экономического роста к инновационному развитию: проблемы, перспективы, роль государственных корпораций // Проблемы современной экономики. - 2008. - N. 1. - С. 23-34.