Олару Ю.Ю.

Проблема универсальности культуротворческой способности в контексте формирования креативных навыков будущих экономистов

ДВНЗ «Криворожский национальный университет», Украина

ПРОБЛЕМА УНИВЕРСАЛЬНОСТИ КУЛЬТУРОТВОРЧЕСКОЙ СПОСОБНОСТИ В КОНТЕКСТЕ ФОРМИРОВАНИЯ КРЕАТИВНЫХ НАВЫКОВ БУДУЩИХ ЭКОНОМИСТОВ

При рассмотрении понятий «креативность» и «репродуктивность» традиционно предполагается учитывание оппозиционности и иерархии– отношение, оставшееся едва ли не единственной незыблемой «естественностью», раритетом, сохранившимся на фоне разрушаемых – некогда таких же «естественных» – оппозиций и иерархий «духовного» и «телесного» (по-разному переоцененных в марксизме, психоанализе, контркультуре; их отношение переосмысливается в связи с обсуждением содержания категорий «небытия» и «ничто» [1; 2; 4; 7 и др.]). Долгое время противопоставлявшиеся, «творчество» и «репродуктивное воспроизведение», т. е. производство чего-либо по образцу и/или инструкции, в действительности имеют больше подобного друг другу и общего, нежели противоположного, если иметь в виду, что всё, «творимое впервые» и «воссоздаваемое» человеком, происходит в культуре, внутри и посредством языков культуры, в границах ценностно-смыслового универсума.

В публикации доказывается точка зрения, сущность которой в том, что именно это общее, различно-повторяющееся не только «из поколения в поколение», но и «на уровне индивидуального бытия» всякий раз, если человек действует как существо культурное (т.е. о-смысливающее и о-значивающее мир «вокруг себя» и «внутри себя»), это общее и является культуротворчеством. Рассмотрим данный вопрос в контексте формирования креативных навыков у будущих экономистов.

Современная (постсовременная) социокультурная ситуация, складываясь из переосмысленных форм и переоформленных смыслов, говорит о трёх универсальных формальных структурах:

правиле оппозиций (согласно которому у всего мыслимого, представляемого и существующего есть своя «пара», которая противоположна ему по свойствам и назначению);

правиле тождества (согласно которому «объекты», принадлежащие к разным типам реальности, обладают одинаковым бытийным статусом;

Аффирмация и есть действительное порождение/утверждение культурного явления, вернее, ее анализ, подтверждает это следующим образом. В культурном явлении культурная форма – единственная возможность и действительность бытия смысла, следовательно, форма «подвергается» аффирмации в такой же мере, как и смысл, идеальное содержание. В этом отношении между содержанием и формой нет никакой разницы ни «на уровне явления», ни «на уровне сущности», они бытийно-тождественны в каждом культурном явлении.

Подобным образом оказались содержательно беспредельны и пределы «правила тождества» – признания тождественной бытийной силы фантазии и реальности, внешнего и внутреннего: опираясь на снятие дихотомии объекта и субъекта, можно признать, что виртуальная и симуляционная реальности ничуть не менее «реальны», чем реальность физическая и/или социальная. В культуротворчестве «внешний» и «внутренний» планы культурной формы бытуют как тождественные друг другу: «внутренний план» в той же мере «дан в ощущениях», в какой для понимания «внешнего плана» необходимо участие логико-рациональных усилий (наиболее ярко это демонстрируют произведения искусства), – поэтому «внутренний план», или внутреннюю культурную форму, нельзя понимать по аналогии с категорией «сущности», как нельзя этого делать с категорией «внешней культурной формы» в отношении категории «явления». Здесь же уместно подчеркнуть, что в культуротворчестве все его «слои», или «уровни» – остенсивный, императивный и аксиологический, – относительно автономны и равноправны, то есть в осуществлении культуротворческой способности – в аффирмации – навык утверждать смысл посредством действия (в остенсивных, т. е. деятельностных и вневербальных формах) есть ничуть не менее «аффирмация», чем вербализованное мышление по «правилам» и «законам» (т. е. оформление смыслов императивным способом) и/или аксиологическое мышление – выбор и обоснование тех или иных ценностей, идеалов и принципов.

Точно так же и «правило детерминации» можно попытаться истолковать с синергетической точки зрения, где классическая причинность «не работает», где «на самом деле» стечение не связанных друг с другом обстоятельств не просто производит впечатление «причины» изменений («следствий»), но приводит к «точке бифуркации» – так, что случающееся «после этого» в действительности происходит «по причине этого».

Таким образом, научное и философское мышление направлены на внешний, окружающий человека мир и имеют в качестве неявной  предпосылки идею подобия «макро-» и «микрокосма». Своеобразным усилением правомерности такого предположения может быть обоснование того, что культуротворчество – это не только утверждение наличного бытия мира смыслов и ценностей в соответствующих культурных формах, но и, как было показано, утверждение в тех же культурных актах себя самого как участника культурного диалога, как ответственно мыслящей/поступающей личности.

Соотнесем понятия «культуротворчество» и «культура». Достаточно долго бытовала точка зрения, согласно которой культура – это мир не-обыденных смыслов, который противостоит повседневности, поскольку в последней как будто и нет «высших ценностей», – и поэтому повседневность была обречена быть принесенной «в жертву «высокому» творчеству». Такая позиция была распространена вследствие традиционного новоевропейского понимания «культуры» как «совокупности достижений» в профессиональной (институциализированной) культурной деятельности – искусстве, философии, науке и т. п. Повседневность отождествлялась с обыденностью, после Гегеля трактовавшейся (и до сих продолжающей трактоваться) как «все то привычное, что, окружая нас, не дает проявиться неповторимо-личностному началу… Обыденное бытие лишь условно может быть названо человеческим бытием. Обыденность есть пре-бывание. Пребывание – это уснувшее бытие. Это пассивное, несвободное бытие… призрачное, сонное бытие, подчиненность Другому. Это неопределенность своего пути и нежелание выбора. Это упоение несвободой. Это наслаждение отсутствием ответственности» [6, с. 27].

Однако сейчас, думается, позволительно отказаться от синонимизации «обыденности» и «повседневности». В русле тех исследований бытия «постсовременного» человека, которые принципиально исходят из понимания целостности «человеческого» как мозаичного сплетения профанного и сакрального, обыденного и экзистенциального, практического и духовного, спонтанного и целенаправленно упорядочиваемого, чему в жизненном мире человека практически всегда соответствует создание тех или иных культурных явлений, уже ведутся исследования повседневности как особой философской проблемы, и можно согласиться с Я.Кунденко в том, что «На современном этапе развития культуры оформляется её  целостное понимание как сферы бытия человека… повседневная жизнь человека (в силу насыщения культурным смыслом и значением) требует понятийной реабилитации и определения» [3, с. 46].

Понятие же «обыденность», думается, можно отнести к тому состоянию, которое может характеризоваться как привычно-обыкновенное и/или отстраненно-уставшее, но прежде всего – как лишенное профессионально значимых событий. Обыденность правомерно уподобить «автоматизму» в действиях, коммуницировании и «делах»; возможно, обыденность – это нормально для человека-массы, то есть обыденность – это то, с чем ассоциируется «посредственность», отсутствие «творческого момента» и индивидуально-личностных черт, когда человек «… ни в добре, ни в зле не мерит себя особой мерой, а ощущает таким же, «как и все», и не только не удручен, но доволен собственной неотличимостью» [4, с. 45–46].

Обыденность профессии экономиста в таком понимании, действительно, противоположна культуротворчеству, поскольку она не требует аффирмации. Повседневность же – это индивидуальные «пространство и время» аффирмации, в которых каждый человек, будучи человеческой целостностью, «отделенной» от других, то есть индивидуальностью и личностью в одной конкретной реализации.

За культуротворчеством будущих экономистов мы признаем адекватную меру признания того «эволюционного аттрактора», который коррелирует с профессиональной реализацией.

Литература:

1. Каган М.С. Метаморфозы бытия и небытия. К постановке вопроса / М.С. Каган // Вопросы философии. – 2001. – № 6. – С. 52–68.

2. Коган Л.А. Закон сохранения Бытия / Л.А. Коган// Вопросы философии. – 2001. – № 4. – С. 56–69.

3. Кунденко Я.Н. Повседневность как реалия культурной действительности» : дисс. … канд. филос. Наук / Кунденко Я.Н.. – Харьков, 1999. – 171 с.

4. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Ортега-и-Гассет Х. Избранные труды : пер. с исп. / сост., предисл. и общ. ред. А.М. Руткевича. – М. : Изд-во «Весь мир», 1997. – 704 с.

5. Современный философский словарь /под общ. ред. д. филос. н., проф. В.Е.Кемерова. – Москва-Бишкек-Екатеринбург : Главная редакция Кыргызской энциклопедии, изд-во «Одиссей», 1996. – 608 с.

6. Хамитов Н.В. Философия человека: поиск пределов. Пределы мужского и женского: введение в метаантропологию / Н.В. Хамитов. – К. : Наукова думка, 1997. – 175 c.

7. Чанышев А.Н. Трактат о небытии / А.Н. Чанышев // Вопросы философии. – 1990. – № 10. – С. 158–165.