Демчук Н.И., Крючко Л.С.
Тема устойчивости финансового сектора
В условиях мирового финансово-экономического кризиса тема устойчивости финансового сектора и снижения свойственных ему рисков стала центральной в обсуждениях новой посткризисной архитектуры мировой экономики, оттеснив все остальные аспекты экономической модели на периферию научных обсуждений и политических дискуссий.Нетрудно понять, почему эта проблема рассматривается в качестве приоритетной. Именно кризис финансовой системы летом 2007 года запустил кризисные процессы в мировой экономике, причем каждый новый этап кризиса начинался с неприятностей в финансовой сфере.
Системные риски управляют большинством кризисов и представляют собой проблему по нескольким причинам. Во-первых, их не так легко с уверенностью обнаружить и еще труднее их доказать. Во-вторых, предсказание точного времени переломного момента (когда пузыри лопаются, рынки закрываются, а кредиты замораживаются) сегодня выходит за рамки наших возможностей, и, вероятно, так будет и дальше. И, наконец, кризис представляет собой совершенно нелинейные события, что означает, что они происходят без особого предупреждения.
Периодические вспышки нестабильности влекут за собой большие социальные издержки для тех, кто имел весьма отдаленное причастие к тому, что их вызывает. При повторе этот шаблон может подорвать доверие к финансовым рынкам и регуляторам, которые могли привести к неповоротливому регулированию, экспансии государства и ограничению глобализации.
С нашей точки зрения такая постановка проблемы страдает явной однобокостью, которая, впрочем, легко объяснима сложившимися в последние десятилетия тенденциями развития экономической науки. Пропасть между микроэкономикой и макроэкономикой, а также между тем, что считается собственно экономической наукой и наукой о финансах, стала практически непреодолимой.
Общий глобальный риск производственной системы отдельному хозяйствующему субъекту не виден. Он видит только ту часть производственной цепочки, которая находится под его собственным контролем. Здесь время производства, конечно, тоже существует, но оно гораздо меньше, чем общее время производства в экономической системе. Поэтому и риск кажется менее значительным. На локальном уровне риск, связанный с длительностью производственного цикла, как правило, выглядит незначительным по сравнению с чисто хозяйственными рисками, связанными с вероятными сбоями в функционировании хозяйственного механизма. Соответственно, именно хозяйственным рискам уделяется наибольшее внимание, тем более что существуют и активно применяются методы, снижающие риск длительности производственного цикла для отдельной экономической ячейки. В частности, к таким методам относится передача отдельных функций на аутсорсинг.
Исходя из этих тенденций стало принято считать, что в реальном секторе, который без потери содержания можно вообразить безденежным, постоянно поддерживается равновесие. Все же риски сосредоточены в финансовом секторе, в котором кризисы и происходят и которые обычно реальный сектор не затрагивают. Вспомним, сколько раз в период кризиса мы слышали о том, что фундаментальные показатели экономики находятся на приемлемых уровнях, поэтому достаточно только нормализовать ситуацию в финансовом секторе, и кризис прекратится. Конечно, кризисы последних лет, начиная с «азиатского кризиса» 1997—1998 годов, и особенно нынешний кризис показывают, что при определенном стечении обстоятельств (по поводу которых ведутся жаркие дебаты) неприятности в финансовом секторе могут вывести реальный сектор из состояния равновесия. Но это, по мнению большинства экономистов, тем более является стимулом для того, чтобы сосредоточиться на финансовых проблемах.
Считается, что фундаментальный риск мировой экономики лежит на стороне не финансового, а реального сектора. В чем этот риск заключается?
В основе современной производственной системы лежит, согласно нашему пониманию, процесс непрерывного углубления разделения труда, или, пользуясь терминологией О. Бем-Баверка, применение все более «окольных» способов производства. Какой бы терминологией ни пользоваться, речь во всех случаях идет об одном: о постоянном увеличении временного разрыва между тем моментом, когда материал природы поступает в экономическую систему, и тем моментом, когда он предстает в качестве конечного потребляемого продукта (этот временной промежуток мы будем называть временем производства).
Естественно, можно привести множество частных примеров, когда в результате углубления разделения труда время производства сокращается (Бем-Баверк, введя понятие «окольности», эту возможность заранее объявил несуществующей). Но, как правило, оно все-таки увеличивается, особенно если понимать его расширительно, включая, например, организационные преобразования структур бизнеса.
Это означает, что, когда мы принимаем решение о вовлечении сырья в экономический оборот, мы не имеем никакого представления о том, будет ли пользоваться спросом произведенный из него потребительский продукт. Последняя информация, которая у нас есть, — это объем сегодняшнего потребления. Но потребляемая сегодня продукция произведена из сырья, которое было вовлечено в хозяйственный оборот некоторое время назад, а вовсе не из того сырья, которое вовлекается синхронно с потреблением (хотя в большинстве экономических моделей считается именно так). Если завтра спрос упадет, то некоторая часть незавершенной продукции, включая и то сырье, которое мы только что вовлекли в оборот, окажется ненужной.
Дж. Хикс в своей фундаментальной работе «Стоимость и капитал» вполне откровенно объяснил, почему экономисты отказались от использования подхода, связанного с явным использованием понятия «окольных» способов производства. Дело в том, что при попытке количественно определить среднее время производства возникают многочисленные и непреодолимые технические сложности.
Это действительно так, однако сам отказ от весьма рационального и подтверждаемого реальностью подхода из-за сложностей его параметризации не может не вызывать удивления. Из того, что какому-то явлению невозможно поставить в соответствие однозначно определенное численное значение, вовсе не следует, что этого явления не существует. Тем не менее современная экономическая теория считает именно так.
Объем потребляемой сегодня продукции ничего не говорит нам о том, сколько ее будет потребляться завтра. Мы можем, конечно, посмотреть объемы потребления на протяжении длительного периода времени — это тоже нам мало о чем скажет. Экстраполяция как инструмент прогнозирования в условиях действия деловых циклов не работает. Единственное, что можно увидеть, изучая долгосрочные тренды, — это то, что в определенные моменты времени объемы потребления внезапно и резко падают. Риск, связанный с длительностью производственного цикла, на уровне локальной хозяйственной ячейки часто воспринимается как чисто хозяйственный риск.
Про системный характер кризиса типичный представитель реального сектора узнает из газет, из них же он узнает, что все проблемы — в финансовом секторе, и ждет, когда политики наконец-то разберутся с жадными банкирами.