Теория государства и права (2011)

Государство и право переходного типа

Некоторые особенности государства и права переходного типа

В отечественной и зарубежной юридической литературе наряду с рассмотрением проблем, касающихся традиционных типов государств и правовых систем, отдельное внимание уделяется также проблемам государства и права переходного типа.

Терминологически эти государства и правовые системы обозначаются по-разному, а именно — как «переходные государства и правовые системы», «переходные состояния государств и правовых систем» и т. п., но суть вопроса от этого не меняется.

Они были и остаются государственно-правовыми системами, находящимися «на переходе» от одного типа государства и права к другому — от рабовладельческого к феодальному, от феодального к капиталистическому, от капиталистического к социалистическому и, наоборот — от социалистического (или псевдосоциа- листического) к буржуазному, капиталистическому.

Переходные состояния государства и права не являются чем-то необычным, а тем более — исключительным для какого-то региона или же отдельно взятой страны.

Это явление — общее для всех государств и правовых систем, объективно существующее во всех странах и регионах мира.

Оно имеет место на протяжении всей истории развития государства и права.

Конкретное же выражение переходное состояние государственно-правовой системы находит в период развития государства и права между двумя различными типами государственно-правовой материи.

При этом не имеет принципиального значения то обстоятельство, что типология государств и правовых систем может проводиться не только на формационной, но и на цивилизационной основе.

Разница при этом заключается лишь в том, что в последнем случае вместо «традиционных», ставших своего рода классическими в мировой литературе — рабовладельческих, феодальных и других типов государства и права, будут фигурировать иные их типы.

Межтиповое, переходное состояние государства и права как объективно существующее явление сохраняется в любом случае, независимо от того, как типы государства и права и само их переходное состояние понимаются или как они называются.

Разумеется, не будет большой ошибкой сказать, что государство и право, а вместе с ними общество, политическая система и отдельные социально-политические институты находятся в переходном состоянии всегда, имея в виду их постоянное функционирование и развитие, сопровождающееся их непрерывным переходом из одного качественного состояния в другое.

Однако согласно сложившемуся в научной литературе представлению под переходным типом (видом, состоянием) государства и права имеется в виду все же не процесс их развития вообще или их постоянное «переходное» состояние как таковое, а лишь их определенное, межтиповое состояние, возникающее у государства и права при переходе от одного типа к другому.

Каждое государство и право, будучи историческими категориями и определенными типами социально-политических явлений, существуют и функционируют в рамках определенных общественноэкономических формаций.

Вместе с тем в их развитии «как в прошлом, так и в настоящем встречаются переходные состояния, т. е. периоды перехода от одной общественно-экономической формации к другой».

Именно такие переходные состояния привлекают к себе внимание исследователей, занимающихся проблемами государства и права, не только в обычных, относительно стабильных условиях их развития и функционирования, но и в экстремальных, кризисных ситуациях.

Ведь у государства и права, так же, как и у любого иного социального организма, бывают периоды не только взлетов, бурного роста и развития, но и периоды затяжных кризисов, болезней, наконец, периоды их постепенного угасания и падения.

Отмечая это обстоятельство, французский юрист М. Ориу писал в начале XX в., что каждое государство в любые эпохи подвержено болезням и кризисам.

Болезнями государства называются те причины, которые возникают внутри самого государства и которые в об щем являются результатом «или особого властолюбия, вызывающего заговоры, или чрезмерного развития какого-либо из идеальных принципов, гармоническое равновесие которых образует нормальный режим государства».

Что же касается кризисов, зачастую провоцирующих переходное состояние государства и права, то М. Ориу «с исторической точки зрения» подразделяет их на две категории.

А именно — кризисы, возникающие в период роста и централизации государств и правовых систем, когда еще молодое государство «самоутверждается, укрепляет свою власть и само является ареной жестокой борьбы за завоевание власти», и кризисы, «происходящие в период децентрализации» зрелых, давно сложившихся государств.

Изучение причин и историй болезней государства и права, равно, как и поражающих их кризисов, имеет весьма важное значение не только в теоретическом, но и в практическом плане.

Оно помогает не только глубже и разносторонне понять сущность и содержание переходного состояния государства и права, но и установить правильный диагноз их кризисных заболеваний, а вместе с тем и определить наиболее оптимальные пути и средства выхода из создавшегося положения.

Особо важное значение это имеет в настоящее время для России, а также для бывших социалистических стран Восточной Европы, республик Прибалтики и стран СНГ, находящихся на переходном этапе от псевдосоциализма к капитализму.

Ведь переходное состояние государства и права — это всегда весьма сложное, внутренне противоречивое, нередко весьма болезненное состояние, связанное с критической переоценкой прошлого и с мучительным выбором своего ближайшего и отдаленного будущего.

Знание настоящих причин и условий, вызвавших кризисное состояние государства, правовой системы и общества, имеет при данных обстоятельствах весьма важное, принципиальное значение.

Известный русский историк XIX в. Т.Н. Грановский отмечал, что его внимание всегда приковывали к себе так называемые переходные состояния общества, переходные эпохи в истории человечества.

Его влекла к ним не только «трагическая красота», в какую они были облачены, но и желание «услышать последнее слово всякого отходящего», уловить начальную мысль зарождающегося порядка вещей».

Т.Н. Грановский подчеркивал, что только здесь «опытному уху можно подслушать таинственный рост истории, поймать ее на творческом деле».

Переходное состояние современного общества, а вместе с ним государства и права в значительной мере отличается от их переходного состояния более ранних веков.

В отечественной литературе в связи с этим совершенно справедливо отмечалось, что «современные переходные процессы имеют целый ряд характеристик, существенно отличающих их от аналогичных социальных сдвигов в прошлые века истории человечества».

Среди этих особых характеристик указывается, в частности, на то, что: а) переходные явления и процессы в настоящее время имеют не локальный, как это было раньше, а глобальный характер; б) для перехода на новую ступень эволюции, в силу особенностей развития современного общества, уже недостаточно только политических и социально-экономических изменений, а необходимо учитывать и «новую модель взаимодействия человека и природы», принимать во внимание «не только социальные, но и ноосферные измерения»; в) угрозы, подстерегающие современное общество в переломную эпоху, «создают объективные предпосылки как для объединительного процесса в политической, экономической, экологической и других общественных сферах, так и для выработки новых нравственных норм» и г) в переходный период на современном этапе развития общества неизмеримо возрастают, по сравнению с прошлым, возможности «активного вмешательства человека в ход преобразовательных процессов».

Наряду с названными особенностями переходного состояния современного общества, государства и права в отечественной и зарубежной литературе указывается также и на другие особенности.

О некоторых из них мы будем говорить позднее, при рассмотрении переходного состояния современного государства России, а также стран СНГ.

А сейчас акцентируем внимание на общих чертах и признаках, а также на условиях возникновения и развития государства и права переходного типа, независимо от временных или любых иных факторов их существования и функционирования.

Что объединяет государства и правовые системы переходного типа, скажем, XX в. с аналогичными по своему характеру государ- ствами и правовыми системами Средневековья? Что между ними общего и что у них особенного? И вообще, можно ли говорить об общности государств и правовых систем, существующих в разных временных измерениях, когда одни из них в XVII-XIX вв. представляли собой государства и правовые системы, переходящие от феодализма к капитализму, а другие — в XX в. официально провозгласили в качестве своей основной цели переход от социализма к капитализму? Отвечая на данные вопросы, следует обратить внимание прежде всего не на их конкретную, материализующуюся в их повседневной жизни социально-классовую сущность, их специфическое содержание и назначение, обусловленное строго определенными историческими рамками и условиями жизни, а на их общие, присущие им как однородным явлениям признаки и черты.

Несомненно, государство и право переходного типа обладают всеми теми же признаками и чертами, которые свойственны любому государству и праву.

Однако в отличие от государств и правовых систем «классических» типов (рабовладельческий, феодальный и т. п.) они обладают также и своими особенностями.

Среди них можно назвать следующие.

Первое. Все государства и правовые системы переходных типов возникают, по общему правилу, не иначе, как в результате различных социальных потрясений в виде революций, войн, неудавшихся радикальных реформ.

В качестве конкретных примеров, подтверждающих данный тезис, можно привести революцию XVII в. в Англии (1640—1659), положившую начало становлению первого буржуазного государства и права в Европе; буржуазную революцию XVIII в. во Франции (1789— 1794), по праву названную Великой французской революцией, которая послужила мощным социальным импульсом для перехода государства и права Франции и многих других стран от феодализма к капитализму; Октябрьскую революцию 1917 г. в России, явившуюся началом перехода государства и права России, а затем и многих других стран от капитализма к социализму.

В зависимости от конкретно-исторических условий той или иной страны формы, темпы, средства воздействия революции или иных подобных им социальных явлений на государственную и общественно-политическую жизнь, равно как и обусловленные этим воздействием темпы становления нового государства и права, далеко не одинаковы.

В юридической литературе совершенно обоснованно в связи с этим указывается на то, что в борьбе с феодальными порядками бур жуазия как политический класс добивалась наибольших успехов в тех случаях, когда она «действовала в союзе с народом, опираясь на революционные выступления трудящихся масс».

В этих странах, где антифеодальные настроения крестьянства и плебейских низов городского населения оказали непосредственное воздействие на политическую позицию буржуазии, принципы буржуазной государственности и права реализовывались наиболее полным образом.

Типичным примером в данном случае может служить Франция.

В тех же странах, где революции были недостаточно глубокими, а их лидеры, склонные к компромиссу с феодальными силами, не стремились к радикальному сокрушению средневековых государственных и правовых учреждений, становление новых буржуазно-де- мократических порядков, а вместе с ними и переходное состояние государства и права происходило в течение длительного периода времени.

Одним из подтверждений этого может служить Англия.

В отличие от Великой французской революции, начавшейся и проистекавшей в условиях жесткой конфронтации экономически сильной, но политически бесправной буржуазии с феодальной монархией, дворянством и поддерживающей их церковью, английская буржуазная революция протекала в условиях компромисса буржуазии с обуржуазившейся частью класса феодалов, называвшейся в истории «новым дворянством».

В результате этого в стране длительное время сказывалась несовершенность революции, выразившаяся в сохранении крупного феодального землевладения, удержании новой земельной аристократией значительной политической власти, в сохранении ряда феодальных институтов, включая довольно сильную королевскую власть.

Последовавшие за этой революцией в XVIII и XIX вв. аграрная и промышленная революции в Англии в конечном счете обеспечили господствующее положение капиталистическим производственным отношениям и лидерство промышленной буржуазии в осуществлении политической власти. Ho для этого потребовалось около двух веков! Второе.

Переходное состояние государства, права и самого общества содержит в себе несколько возможных вариантов дальнейшей эволюции социальной и государственно-правовой материи, альтернативу развития государства, права и общества по тому или иному пути.

Например, современное переходное состояние России и других бывших социалистических стран содержит в себе альтернативу их развития в направлении созидания общества, государства и права по образцу или раннего (дикого) капитализма, или позднего («монополистического») капитализма, или социал-демократизма.

Вместе с тем оно предоставляет лицам, определяющим судьбы этих стран и народов на данном историческом отрезке времени, возможность выработки собственного видения пути развития государства, права и общества с учетом исторических и иных традиций своей страны, уровня развития экономики и культуры общества, особенностей быта народа, нации или доминирующих этнических групп.

Наличие реальной альтернативы в переходный период, возможность настоящего выбора пути развития государства и права определяются многими объективными и субъективными факторами.

Среди них: экономические возможности государства и общества, соотношение противоборствующих сил, интеллектуальные возможности новоявленных вождей и политических лидеров, степень их политической ангажированности и зависимости извне, характер идеологических установок власть имущих и оппозиции, способность их к компромиссам, а также к совместной выработке концепции развития переходного государства и права, к проведению основных ее положений в жизнь, уровень их политической гибкости и др.

Эти и иные, им подобные факторы действуют в основном на обыденном политическом, а точнее — политико-прагматическом уровне.

Однако наряду с ними есть и другого рода факторы, проявляющиеся на более высоком, философско-историческом, интеллектуальном уровне.

Суть их заключается в том, что при определении пути развития государства и права в переходный период, при выработке его концепции за основу берутся не только действующие на исторически ограниченном отрезке времени и пространстве факторы, краткосрочные выгоды и интересы, но и философские воззрения, касающиеся всего исторического процесса развития государства и общества, а также представления интеллектуальной элиты данной страны о том, какой путь развития государства и общества следует считать прогрессивным, а какой — регрессивным.

Так, руководствуясь в процессе выбора пути развития советской «перестроечной» и постсоветской России марксистским мировоззре нием, власть имущие должны были бы прийти к выводу, что единственным «исторически верным» и прогрессивным путем развития страны является ее развитие по пути от капитализма к социализму, а затем — в направлении дальнейшего совершенствования социализма.

Собственно этой концепции вплоть до 90-х годов и придерживались, по крайней мере — официально, демонстративно, как многие нынешние государственные деятели России и стран СНГ, занимающие высшие посты, бывшие партийные функционеры, так и нынешние отставные ее легионеры.

Руководствуясь же в переходный период в процессе выбора пути развития государства и общества немарксистским мировоззрением, нынешние власть имущие в России и в других бывших социалистических странах идут по пути созидания рыночной экономики и «построения подлинно демократического» капиталистического государства и общества.

Разновидность созидаемого при этом капитализма — «народный», «олигархический», «с национальной спецификой» и т. п. — не имеет принципиального значения.

Главное в том, что это — не социализм, а капитализм и что выбор пал не на первый, а на второй.

При данном мировоззренческом подходе «плюс» поменялся на «минус», и наоборот.

То, что провозглашалось прогрессивным, стало представляться в качестве регрессивного.

Разумеется, и в этом случае элемент политического цинизма и конъюнктуры, несомненно, имел место.

Однако применительно к интеллектуальной элите, обладающей влиянием на процесс выбора пути развития общества и государства, а также средствами воздействия на саму власть, огромное значение имеют и сугубо мировоззренческие, философские факторы.

Большая роль при этом отводится различному пониманию исторического процесса и социально-политического прогресса.

Прямолинейное, «хронологическое» понимание исторического процесса и социально-политического прогресса, согласно которому мир, непрерывно развиваясь по восходящему пути — «исторической» спирали, последовательно движется от одной, менее совершенной стадии своего развития, — к другой, более совершенной и прогрессивной, от рабовладельческой общественно-экономической формации, в рамках которой возникает и развивается рабовладельческое государство и право, — к коммунистической, в пределах которой функционирует выс шее по своему типу социалистическое государство и право, — такое понимание исторического процесса и прогресса с неизбежностью приводит к выводу о том, что социалистический путь развития России и других стран является более совершенным и прогрессивным, нежели капиталистический путь развития.

Любое иное представление об историческом и социально-политическом прогрессе логически приводит к совершенно иному выводу.

Так, например, взяв за основу своих рассуждений в процессе выбора пути развития государства и общества переходного типа «хронометрическое» представление об историческом процессе и социально- политическом прогрессе, согласно которому вся мировая история, а вместе с ней и мировой прогресс развиваются не по спиралеобразной восходящей линии, а циклически, неизбежным выводом будет то, что во всем мире нет заранее предопределенных прогрессивных или регрессивных стадий развития государства и общества.

Все относительно и условно, ибо история повторяется по истечении определенного времени, цикла.

Представление о циклическом характере развития истории не оставляет никаких шансов ни для марксистов Востока (включая бывший СССР и другие социалистические страны), еще совсем недавно говоривших об исключительности, подлинной ценности и прогрессивности социалистического строя, ни для их противников на Западе, постоянно заявлявших то же самое в отношении капиталистического строя.

И восточный, социалистический, и западный, капиталистический, пути развития с точки зрения циклического характера всемирной истории отнюдь не являются эталонами общественного и государственного развития.

Каждый из них заключает в себе и весьма прогрессивные начала, и не менее регрессивный конец.

В отношении социализма, который на протяжении десятков лет усиленно практиковался в СССР и других странах Восточной и Центральной Европы, история довольно наглядно показала несостоятельность данной, искусственно созданной псевдомарксистской модели.

В отношении же противостояний ей западной социально-политической конструкции истории еще предстоит сказать свое веское слово.

Как отмечал вскоре после Второй мировой войны широко известный английский историк А. Тойнби, западный мир «стал очень обеспокоен собственным будущим, и наше беспокойство есть естественная реакция на угрожающую ситуацию, в которой мы оказались.

А ситуация действительно угрожающая».

Обзор исторического пей зажа в свете известных нам данных показывает, что «к настоящему моменту история повторилась около двадцати раз, воспроизводя общества такого вида, к которому принадлежит наш Западный мир, и что, за вероятным исключением нашего собственного общества, все представители этого вида обществ, называемых цивилизациями, уже мертвы или находятся в стадии умирания».

Более того, когда мы детально рассматриваем эти мертвые или умирающие цивилизации, сравнивая их между собой, «мы находим указания на повторяющуюся схему процесса их надлома, упадка и распада».

Ничто «не может помешать» Западному миру последовать данному историческому прецеденту, «совершив социальное самоубийство».

Третье. Переходное состояние государства, права и самого общества, на базе которого они возникают и развиваются, неизбежно связано с резким изменением характера и масштабов традиционных экономических связей, временным расстройством экономики, ослаблением материальной основы государства и правовой системы, резким падением уровня жизни значительной части населения.

Это — печальная закономерность, свойственная всем переходным этапам, которая особенно ярко проявилась в последнюю декаду, в период «развернутого строительства» рыночных отношений в современной России и других бывших социалистических странах, на пути их «обратного перехода» от социализма к «народному», или «олигархическому», капитализму.

Отмечая это обстоятельство, некоторые авторы вполне справедливо указывают на то, что такого рода эксперименты нередко приводят к гражданским войнам и другим негативным социальным последствиям.

В таких условиях правительства ряда стран зачастую «оказываются неспособными остановить галопирующую инфляцию» и нейтрализовать негативные последствия, порожденные длительной экономической неопределенностью.

Четвертое.

Для переходного типа государства и права свойственно временное ослабление их социальных и политических основ в силу происходящей в стране переоценки социально-политических ценностей среди значительной части населения, неизбежных при этом колебаний между старой и новой государственной властью и полити ческой элитой, в силу возникающего нередко при этом социального напряжения, общественного смятения и хаоса.

Изучая состояние общества и умонастроения широких слоев населения Франции в переходный период, порожденный Великой французской революцией, французский писатель-романтик Ф. Шатобриан не без горечи отмечал также заметное падение в таких переходных и, как правило, весьма неопределенных условиях общественных нравов, веры в человеческую доброту, гуманность и справедливость.

Революции, констатировал он, сметают со своего пути не только старый мир, но и сокрушают нравственность.

Что стало бы с родом человеческим, если бы люди всегда «изощрялись в оправдании нравов, достойных осуждения, если бы они силились воодушевить нас отвратительными примерами, пытались выдать за успехи, за воцарение свободы, за глубину гения деяния натур низких и жестоких? He смея ратовать за зло под собственным именем, люди прибегают к уверткам».

Шатобриан предупреждал, что необходимо остерегаться «принять эту тварь за духа тьмы, это ангел света!» Всякое уродство при этом считается красивым, всякий позор — почетным, всякая гнусность — возвышенной, всякий порок — достойным восхищения.

В результате «мы вернулись к тому материальному языческому обществу, где всякое имело свой алтарь».

Подобное состояние общества оказывало в переходный период негативное воздействие не только на многочисленных властей предержащих, но и на само французское государство.

Шатобриан с сожалением констатировал, что в современный ему период существовало «самое зрелое и передовое государство», обнаруживающее, однако, все признаки переходной стагнации и упадка. «Как смертельно больной человек озабочен тем, что ждет его в могиле, так вымирающий народ беспокоится о своей грядущей судьбе.

Отсюда сменяющие друг друга политические ереси».

Старый порядок в Европе «близок к смерти».

От него уже не осталось почти ничего. «Авторитет опыта и возраста, рождения и гения, таланта и добродетели — все отринуто; смельчаки, которые, взобравшись на вершину развалин, объявляют себя исполинами; скатываются вниз пигмеями».

За исключением двух десятков людей, которым назначено «держать факел над мрачными ступенями, куда мы вступаем, — за исключением этих немногочисленных людей, поколение, щедро наделенное умом, впитавшее знания, готовое к многообразным победам, потопило все свои задатки в суете, столь же неплодотворной, сколь бесплодна его гордыня».

Безымянные толпы волнуются, сами не ведая, отчего, как «волновались народы в Средние века: изголодавшиеся стада, не знающие пастыря, мечутся с равнины на гору и с горы на равнину, пренебрегают опытом наставников, закаленных ветром и солнцем».

На основе своих наблюдений Шатобриан отмечает, что в переходный период «все преходящие вера и нравственность отринуты или понимаются всяким по-своему».

В вещах менее возвышенных наблюдается «неспособность убедить и выжить: сердце славы бьется от силы один час, книга стареет через день, писатели убивают себя в надежде привлечь внимание, но тщетно — никто не услышит даже их последнего вздоха».

При таком «расположении умов» естественно, что люди «не видят иного средства растрогать, кроме как живописать сцены казни и торжество порока».

Они забывают, что «подлинные слезы — те, что исторгает прекрасная поэзия, те, где восхищение смешано с болью».

Находясь в смятении в переходный период, многие из сознательных членов общества ищут себе душевное утешение и успокоение в вере в загробную жизнь, предаются во множестве своем несбыточным иллюзиям, впадают в попытках выхода из жизненного тупика во всевозможные пороки.

При этом они зачастую вовсе не замечают, что «мы окружены монархами», которые лишь воображают себя монархами, министрами, которые мнят себя министрами, депутатами, которые принимают свои речи всерьез, хозяевами, которые, владея состоянием утром, полагают, что будут владеть им и вечером. «Частные интересы, честолюбивые помыслы скрывают от черни серьезность момента.

Как бы ни казались важны насущные хлопоты, они не более, чем рябь над пучиной — суете на поверхности вод не уменьшить их глубины. He отказываясь от мелких, ничтожных лотерей, род человеческий играет по-крупному: короли еще не выпустили карты из рук, но игру они ведут от имени народов».

Пятое. Переходный тип государства и права отличается, как правило, доминированием в системе разделения государственных властей исполнительно-распорядительной власти.

Обусловливается это как объективными факторами, так и субъективными.

Среди объективных факторов выделяются, прежде всего, природа и характер исполнительно-распорядительной (или просто — исполнительной) власти.

А именно — ее мобильность, оперативность, действенность, способность к быстрой концентрации и эффективному использованию материальных, духовных, финансовых и иных средств.

В числе субъективных факторов важное значение имеют экономические, политические и иные интересы отдельных групп людей или конкретных лиц, оказывающих решающее влияние на исполнительную власть, а также профессиональные и личные качества людей — непосредственных носителей исполнительной власти.

В подтверждение тезиса о доминировании исполнительно-распорядительной власти в переходный период над всеми другими ветвями государственной власти можно сослаться, в частности, на исторический опыт Франции конца XVIII — начала XIX в., когда исполнительная власть (по Конституции 1799 г.) фактически сосредоточивалась в руках Первого консула — Наполеона, а после реставрации Бурбонов, согласно Хартии 1814 г., — в руках короля.

Согласно Конституции 1799 г. Первый консул назначал и отзывал по «собственной воле» членов Государственного совета, обнародовал законы, назначал и отзывал министров, посланников и «других ответственных внешних представителей», а также — офицеров армии и флота, членов местной администрации, правительственных комиссаров при судах.

Кроме того, он назначал «уголовных и гражданских судей, равно как и судей мировых и кассационных, без права их отстранения от должности».

В соответствии с Хартией 1814 г. король Франции как исключительный носитель исполнительной власти, а также как глава государства и «начальник всех вооруженных сил» имел право объявлять войну, заключать международные договоры, утверждать и обнародовать законы, издавать распоряжения и указы, «необходимые для исполнения законов и для безопасности государства», формировать правительство — Совет министров, назначать на любые должности в сфере государственного управления.

Следует отметить, что Хартия не предусматривала никакой ответственности короля и правительства перед представительным органом.

Вместе с тем, выдвигая на первый план исполнительную власть, она акцентировала особое внимание на том, что король, будучи главой государства и исполнительной власти, принимает активное участие во взаимодействии с палатой пэров и палатой депутатов в осуществлении законодательной власти.

Доминирование исполнительной власти в переходный период над всеми остальными властями постоянно прослеживалось в последующие годы и в других странах, включая современную Россию.

Шестое. Наряду с отмеченными признаками и чертами государство и право переходного типа отличаются и другими особенностями.

Среди них: повышение роли и значения субъективного фактора в развитии государства и права в переходный период; органическое сочетание в государственно-правовом механизме переходного периода элементов старого и нового; периодическая смена в процессе развития общества в переходный период государственных форм и режимов и др.

Основные задачи и направления деятельности государства переходного типа

Переходный период в развитии любой страны, в том числе и России, это особый этап эволюции не только государства и права, но и самого общества, на базе которого они возникают и развиваются, экономики, политической и социальной жизни, идеологии.

Процесс перехода от одного типа государства и права к другому уже в силу этого является весьма сложным, многогранным и довольно противоречивым процессом, происходящим как в сфере государственно-правовой, так и общественно-политической жизни.

Находясь в центре данного процесса и оказывая на него, как правило, огромное влияние, государство в данный период решает две взаимосвязанные между собой и дополняющие друг друга комплексные группы задач.

Одна из них связана с реорганизацией самого государственного механизма — изменением его сущности, содержания, форм организации, методов деятельности, структуры.

Другая же группа за дач касается изменения общества, реформирования экономики, установления новых ориентиров во внутренней и внешней политике, формирования новой официальной идеологии.

В прямой зависимости от характера и видов стоящих в переходный период перед государством задач находятся и основные направления его деятельности.

Естественно, что экономическое и социально-политическое содержание задач и основных направлений деятельности каждого отдельного государства обусловливается целым рядом объективных и субъективных факторов.

Огромное значение среди них имеет временной, точнее, исторический фактор.

Суть его заключается в том, что, несмотря на общее название «переходное состояние» и многие общие признаки и черты, свойственные любому переходному типу государства и права, все же конкретное их содержание, а следовательно, содержание основных направлений деятельности государства и решаемых им задач обусловливаются в каждом случае историческим опытом развития конкретного общества, уровнем развития экономики конкретной страны, характером и типом сложившихся в обществе отношений.

Вполне понятно, что на современном этапе развития международного сообщества основные направления деятельности и задачи, решаемые, например, государством переходного типа в странах Африки, Азии или Латинской Америки, будут значительно отличаться от основных направлений деятельности и задач, решаемых такого же типа государствами в странах Восточной и Центральной Европы.

Аналогично обстоит дело и с государствами, существовавшими в разные исторические эпохи. «Технология» и формы их перехода из одного «типового» состояния в другое, несомненно, проявляются как внешне сходные, однопорядковые феномены, а конкретное содержание основных направлений их деятельности и решаемых ими задач будет далеко не одинаковым.

Исходя из всего сказанного, можно сделать вывод о том, что при изучении государства переходного типа, а также основных направлений его деятельности и решаемых им задач весьма важным представляется исходить не только из общеродовых признаков и черт, свойственных любому государству, находящемуся в переходном состоянии, сколько из свойственных каждому государству экономических, социально-политических и иных особенностей.

Общая концепция государства переходного типа, его общеродовые признаки и черты определяют лишь общие ориентиры и направления ис следования данной тематики, позволяют выявить общие закономерности возникновения и развития «переходных» государств, увидеть каждое переходное состояние государства в свете других аналогичных ему государств.

Что же касается сущности и содержания каждого конкретного «переходного» государства, основных направлений его деятельности и решаемых им задач, то они определяются только в каждом отдельном случае, применительно к каждому конкретному обществу, экономическому и технологическому уровню его развития, к каждой отдельной стране.

В дальнейшем при рассмотрении основных направлений деятельности государства переходного типа и решаемых им задач будем опираться лишь на материал, касающийся переходного состояния современной России и других бывших социалистических государств.

На вопрос об основных направлениях деятельности и характере задач, решаемых данными государствами на современном этапе, ни в юридической, ни в иной научной литературе нет однозначного ответа.

Последний обусловливается различными подходами к определению метода и роли государства в переходный период, а также различными политическими и идеологическими воззрениями.

Западные авторы выделяют четыре таких подхода и воззрения.

Первый из таких подходов к установлению места и роли государства в переходный период сводится к тому, что государство рассматривается как «все охватывающий» и «всюду проникающий» феномен.

Такая трактовка государства переходного типа ассоциируется с тоталитарным государством и, естественно, не имеет никакой перспективы.

Второй подход к определению места и роли переходного государства сводится к тому, что оно, будучи «тотально коррумпированным государством», призвано выражать волю и защищать интересы правящей коррумпированной элиты.

Многочисленные примеры существования такого государства демонстрируют страны «третьего мира» и частично новые, переходящие от социализма к капитализму, государства.

Третий подход ассоциируется с формированием и функционированием в переходный период развития общества либерального государства, основные направления деятельности которого и задачи сводятся исключительно к «обеспечению общества лишь всем самым необходимым».

Этот подход на Западе является наиболее распространенным и в политико-идеологическом плане считается одним из самых перс пективных при переходе от плановой, централизованной экономики к рыночной, децентрализованной экономике, от социализма к капитализму.

Политической и идеологической базой такого подхода служат идеи либерализма, сформулированные еще в конце XVIII — начале XIX в. известным идеологом буржуазии англичанином И. Бентамом (1748—1832) и адаптированные к новым условиям по мере развития общества.

Имея своим первоначальным объектом воздействия общественные отношения, складывающиеся при переходе от феодализма к капитализму и на ранних стадиях развития капитализма, идеи либерализма стали впоследствии активно переноситься и на другие отношения, вплоть до тех, которые возникают и развиваются в переходный период от капитализма к социализму.

С помощью идей либерализма в настоящее время стали не только активно оправдывать в России и других бывших социалистических государствах существующие, порою разрушительно сказывающиеся на экономической, социальной и государственной структурах отношения, но и стимулировать возникновение новых, аналогичных по своему характеру общественных отношений.

Согласно основным постулатам либерализма государству и праву в переходный период отводится, по сравнению со стихийными процессами саморегулирования, происходящими в различных сферах жизни общества и экономики, довольно заурядная роль.

В области экономических отношений оно должно выполнять лишь функции государства — «ночного сторожа», охраняя эту сферу извне и не вмешиваясь в возникающие в ее пределах общественные отношения.

Согласно разработанной И.

Бентамом на базе либеральных идей теории утилитаризма, исходящей из того, что «природа подчинила человека власти удовольствия и страдания» и что «принцип пользы» подчиняет все наши действия и помыслы «этим двум двигателям», государство не должно вмешиваться ни в процесс производства, ни в процесс обмена, ни в процесс распределения произведенных продуктов и товаров.

Оно не должно также вмешиваться в отношения между работодателем и работополучателем, ибо они сами, руководствуясь «моральной арифметикой», определяют характер своих отношений и условия договора исходя из «собственной пользы».

Позднее, как известно, этот постулат был существенно изменен.

Принцип полного невмешательства государства в производственные отношения вначале был вытеснен принципом их частичного правового регулирования, а затем — принципом достижения и заключения тройственного соглашения между представителями работодателя, ра- ботополучателя и государства.

В области социальных отношений государство, согласно идеям И. Бентама, заложенным в основу либерализма, должно решать лишь одну главную, хотя и весьма общую по своему характеру, задачу достижения «наибольшего счастья для наивозможно большего числа членов общества».

Основным целевым назначением государства и «предметом законодательства», по мнению И. Бентама, «должно быть общественное благо». «Общая польза должна быть основой всякого рассуждения в области законодательства».

Вся проблема, однако, состоит в том, чтобы определить, «в чем заключается благо данного общества», и целое искусство состоит в том, чтобы «найти средства для осуществления этого блага».

Будучи выражен «в общей и неопределенной форме», принцип пользы или общего блага всего общества весьма редко оспаривается, ибо на него смотрят как «на некоторого рода общее место морали и политики». Ho это единодушное согласие — только кажущееся.

С этим принципом не всегда связывают одинаковые идеи.

Ему не всегда придают одно и то же значение.

Он не служит источником определенной системы рассуждения — последовательной и единообразной.

Эти же условия нужно выполнить также, чтобы общая задача защиты принципа пользы и общего блага, стоящая перед государством, рассматриваемым во всей его многогранной деятельности под углом зрения либерально-утилитарных идей, стала более предметной и осязаемой.

Наконец, четвертый подход к определению места и роли государства в переходный период от социализма к капитализму ассоциируется с созданием и функционированием вместо уходящего с политической арены социалистического государства — социал-демократического.

Важнейшей особенностью последнего, по мнению западных экспертов, является прежде всего то, что оно, по сравнению с либеральным или любым иным проектируемым для создания в переходный период государством, обладает максимально высоким уровнем социальной ответственности перед населением.

Данная теория неразрывно связана с такими родственными ей теориями, как доктрина «государства всеобщего благоденствия», «социального государства», концепция «народного капитализма» и др.

На практике они оказались в основе своей, как показывает опыт ряда стран, где эти теории успешно прошли апробацию, не чем иным, как чисто пропагандистскими, политическими доктринами.

Основное их содержание сводилось к обоснованию преимущества и правомерности существования капиталистического государства по сравнению со всеми другими государствами.

В этом смысле все доктрины ничем не отличаются от прежней советской доктрины «общенародного государства».

Что же касается теории социал-демократического государства и возможности ее внедрения в современной России и других странах, находящихся в переходном состоянии, то этот процесс если и имеет место, то находится лишь в зачаточном состоянии и никак не обнаруживает себя.

В практическом же плане в сфере государственно-правовой жизни господствует либерализм.

Он, несомненно (по крайней мере — теоретически), имеет определенные положительные стороны.

Ибо еще Бентам с либеральных позиций выступал за то, чтобы любое государство имело своей единственной и безусловной целью обеспечение счастья людей.

Добрые нравы, также, как и равенство, свобода, справедливость, могущество, обходительность и даже религия, — все это «вещи почтенные, которые законодатель должен иметь в виду», но которые слишком часто вводят его в заблуждение, так как он «рассматривает их не как средства, а как цель.

Он заменяет ими искание счастья вместо того, чтобы подчинить их ему».

Так, «в области политической экономики» правительство, будучи всецело занято заботами о торговле и богатствах, «смотрит на общество только как на мастерскую, на людей — как на орудия производства и, довольствуясь тем, что обогащает их, мало заботится о том, что причиняет им страдания».

Таможенники, банки, государственные бумаги поглощают все его внимание. «Оно остается равнодушным к массе бедствий, которые оно могло бы исцелить.

Оно добивается только того, чтобы производилось как можно больше средств и орудий наслаждения, и в то же время беспрестанно ставит все новые затруднения самой возможности наслаждаться».

Эти и иные им подобные рассуждения Бентама и других родоначальников и продолжателей либеральных идей, несомненно, свидетельствуют о наличии позитивных моментов в содержании последних.

Однако применительно к государственно-правовому и общественному развитию России и других бывших соцстран эти позитивные моменты господствующего либерализма никак не проявляются вовне, а угадываются лишь теоретически.

В то же время весьма многие отрицательные его моменты проявляются в этих странах путем непрекращающейся за последние годы деградации экономики общества и практически самого государства.

Следует отметить, что если либеральный путь развития страны в переходный период ставит перед государством одни задачи и, соответственно, обнаруживает при этом одни направления его деятельности, связанные в основном с созданием благоприятных условий для реальных и потенциальных конкурентов в области экономики, а также с минимальным государственным вмешательством в жизненно важные сферы общества, то социал-демократическая модель ориентирует переходное государство на несколько иные задачи и направления его деятельности.

В рамках этой модели государство прежде всего осуществляет всю ту деятельность, которая связана с переходом от централизованной плановой экономики к децентрализованной рыночной экономике, с созданием различных форм собственности и условий для «добросовестной» конкуренции. Ho, вместе с тем, оно не остается безучастным к разнообразным процессам, которые происходят не только в экономической, но и во всех других сферах жизни общества.

Важными задачами и соответствующими им основными направлениями деятельности государства социал-демократической ориентации в переходный период являются следующие: а) перестройка системы социального страхования и социального обеспечения на новый, социал- демократический лад; б) введение в систему образования и медицинского обеспечения, которые до этого были и в значительной мере остаются прерогативой государства, наряду с публичными элементами частных элементов; в) совершенствование системы физического и духовного воспитания граждан с целью привития им новых социальных, политических, отчасти этических и иных ценностей; г) перестройка трудовых отношений в изменившихся условиях на новый, «партнерский» лад; д) сосредоточение внимания и усилий соответствующих государственных органов в сфере экономики не только на макроэкономических, но и микроэкономических проблемах, и др.

Всей этой социально ориентированной деятельностью государство, с точки зрения сторонников социал-демократической модели, должно заниматься не само по себе, а во взаимосвязи и взаимодействии с негосударственными организациями.

Кроме того, разрешая «переходные», довольно специфические проблемы, государство социал-демократического толка не должно упускать из виду и другие его повседневные для любого государства проблемы.

Имеется в виду его деятельность по сохранению и поддержанию экономического, политического, социального, военного и иного потенциала страны, по защите национальных и государственных интересов, по усилению гарантий, обеспечению и защите прав и свобод граждан и др.

Органическое сочетание решения реформаторских задач и осуществления соответствующих направлений деятельности государства с традиционными для любого государства задачами и направлениями деятельности имеет принципиальное значение, ибо перекос в сторону традиционной для государства повседневности и рутинности чреват консерватизмом и застоем.

Перекос же в сторону радикального реформизма, граничащего с официальным социально-политическим и экономическим экстремизмом, независимо от того, в какие формы он облекается и как выражается, опасен подрывом национальной экономики, социальной структуры системы образования и культуры, разрушением национальных обычаев и традиций, падением уровня жизни основных слоев населения, разрушением конституционно-право- вой системы и государственной структуры.

Ключевым критерием оценки полезности и прогрессивности всякого рода реформистских (эволюционных) и революционных преобразований, осуществляемых государством в переходный период, является благотворное влияние их на дальнейшее развитие экономики, науки, культуры, создание и совершенствование новых технологий, усиление гарантий прав и свобод граждан, повышение их материального и духовного благосостояния.

Если же этого не происходит в процессе проводимых революционных преобразований и реформ, то для общества они, независимо от того, с какими благими целями и намерениями проводятся, теряют всякий смысл.

Более того, если они ухудшают положение в стране, ведут к падению промышленного и сельскохозяйственного производства, снижают жизненный уровень населения, разрушают вековые обычаи и традиции, дезорганизуют общество и само государство, ставят их в экономическую, финансовую и иную зависимость от других держав, то такого рода преобразования нельзя считать полезными для данного общества и государства даже в том случае, если они проводятся под лозунгами демократического, прогрессивного и им подобного преобразования или создания идеального государственного и общественного строя в будущем.

Независимо от субъективных намерений и пожеланий власть имущих такого рода реформы и революционные преобразования при этом отбрасывают экономику страны, а вместе с ней государство и общество на задний план и носят по отношению к ним откровенно реакционный характер.

Оценивая роль государства, а также характер и последствия экономических и социально-политических преобразований в России в переходный период, западные исследователи констатировали в середине 90-х годов, что «первые попытки либеральной трансформации в России провалились» и что в стране возникла такая ситуация, при которой «невозможно ни движение вперед по пути к демократии, ни возврат назад — по пути к автократии».

В академических и отчасти в политических кругах России и других бывших соцстран, находящихся в переходном состоянии, применительно к роли государства и права в этих условиях стала разрабатываться концепция некой идеальной модели или «идеального типа перехода к демократии».

По замыслу ее авторов, она должна сочетать в себе на разных стадиях ее реализации одновременно черты и либерализма, и социал-демократизма.

Всего выделяется четыре стадии реализации данной модели: I) либерализация политической жизни, предполагающая институционализацию гражданских свобод, контролируемое «приоткрытие» режима; 2) демонтаж устаревших институтов — составных частей прежней политической системы; 3) демократизация общественно-политической жизни страны; 4) принятие мер к «ресоциализации» граждан, т. е. к позитивному восприятию новых ценностей и вновь создаваемой политической системы.

Данная модель ориентирована в основном на политическую сферу жизни общества, на переход ее из одного, автократического состояния, в другое, демократическое.

Однако она может применяться и в других сферах.

Естественно, как и всякая модель, она является не более, чем моделью.

Реальная жизнь гораздо богаче и разнообразнее, тем более в переходный период, чем ее концептуально изображают или же отражают с помощью различных схем и моделей.

Намного сложнее и разнообразнее задачи, решаемые государством в данный период, и его деятельность, осуществляемая на данном этапе.

Они не вмещаются ни в рамки либерализма, ни в сложившиеся постулаты социал-демократизма, ни в каноны любой, даже самой идеальной «переходной» модели.

Независимо, например, от того, какая из этих концепций и моделей взята власть имущими в переходный период на вооружение, государство на этом этапе вынуждено не только заниматься преобразовательной деятельностью и решать соответствующие задачи, но и уделять повышенное внимание охранительным функциям, предохраняя самое себя, экономику и общество от распада.

В особенности это касается, как показал печальный опыт бывших СССР и Югославии, государств с федеративным устройством.

Как верно подмечается в научной литературе, государство даже в обычных условиях «постоянно находится в некотором логическом поле между двумя опасностями».

Одна — возможность превратиться в «жесткую абстракцию абсолютного, проводящую унификацию, игнорирующую разнообразие».

Такое государство имеет шансы погибнуть в результате подавления живых сил общества, лишения его жизненно важных творческих ресурсов, разрушения механизмов диалога как источника эффективных решений.

Другая опасность заключается в том, что «бесконечное разнообразие элементов, частей общества будет утверждать себя, противостоя государству и тем самым дезорганизуя и в конечном счете разрушая его».

Подобная опасность разрушения государства и распада общества в переходный период многократно возрастает.

Ибо именно в этот период «разброда и шатаний» в обществе и государстве как никогда раньше усиливаются центробежные силы, растут национализм и экстремизм, бурно развиваются дезинтеграционные процессы.

Такого рода явления имеют место во всех странах. Ho особенно актуальными за последние десятилетия, после распада СССР, они стали в России.

Заслуживают особого внимания предостережения западных экспертов относительно того, что одни и те же «центробежные силы», которые раньше погубили горбачевские реформы и разрушили Советский Союз, в настоящее время «угрожают дезинтеграции реформируемой России».

Особые задачи стоят в переходный период перед государством и в других отношениях, а именно в связи с необходимостью создания новой монетарной и финансовой системы, обеспечением безопасности страны, коренным изменением правовой системы, установлением и поддержанием в новых условиях торговых, кредитных и иных отношений с окружающим (внешним) миром.

Внутренние изменения, происходящие в России и других странах, находящихся на пути перехода от социализма к капитализму, неизбежно ведут к изменениям в отношениях и с внешним миром.

Характер этих изменений в силу ослабления позиций «переходных» государств в значительной мере предопределяется полностью сохранившими и даже умножившими за этот период свой потенциал западными странами.

Это касается не только малых по своим территориальным и иным возможностям государств, но и самой России.

Несколько категоричными представляются слова известного русского философа И.А. Ильина, сказанные задолго до реформирования России, о том, что «европейцам нужна дурная Россия: варварская, чтобы «цивилизовать» ее по-своему; угрожающая своими размерами, чтобы ее можно было расчленить; завоевательная, чтобы организовать коалицию против нее; реакционная, религиозно-разлагающаяся, чтобы вломиться в нее с пропагандой реформации и католицизма; хозяйственно-несостоятельная, чтобы претендовать на ее «неиспользованные» пространства, на ее сырье или, по крайней мере, на выгодные торговые договоры и концессии».

Однако в этой категоричности есть огромная доля правды.

Жизнь во многом подтверждает высказанные автором суждения.

В силу этого перед государством в переходный период наряду с обычными, периодически возникающими в сфере внутренней и внешней политики проблемами стоят также и специфические проблемы.

На него возлагаются задачи не только обеспечения динамизма в проведении экономических и социально-политических реформ и поддержания стабильности внутри общества и государства, но и сохранения их полной самостоятельности во всех сферах жизни и обеспечения их внешней независимости.

Особенности развития конституционного законодательства в переходный период

Конституционное законодательство переходного периода представляет собой систему конституционных законов, действующих на данном этапе в той или иной стране.

Наряду с конституцией государства эта система включает в себя также все законы, с помощью которых вносятся в нее изменения, дополнения или же проводятся изъятия из ее отдельных положений.

К системе конституционных актов относятся также законы, принятие которых предусмотрено самой конституцией.

Согласно, например, Конституции России 1993 г. к числу таких законов относятся: федеральный конституционный закон, определяющий порядок деятельности Правительства РФ (п. 2 ст. 114); федеральные конституционные законы, устанавливающие полномочия, порядок образования и деятельности Конституционного Суда Российской Федерации, Верховного Суда Российской Федерации, Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации и иных федеральных судов (п. 3 ст. 128); федеральный конституционный закон, устанавливающий порядок принятия в Российскую Федерацию и образование в ее составе новых субъектов Федерации (п. 2 ст. 65); федеральный конституционный закон, определяющий порядок и условия изменения статуса отдельного субъекта или нескольких субъектов Федерации (п. 5 ст. 66), и др.

Характер, сущность и содержание конституционного законодательства никогда не оставались неизменными, застывшими.

Они постоянно изменялись и развивались.

Каждому этапу развития общества, его экономическому, социально-политическому, культурному и иному уровню всегда соответствует определенный уровень развития конституционного законодательства.

Разумеется, абсолютного соответствия при этом нет и не может быть. Ho стремление к наиболее полному соответствию конституционного законодательства условиям жизни и уровню развития общества, к наиболее адекватному отражению в нем происходящих в обществе процессов у законодателя всегда имеется.

В особенности это касается отражения в конституции соотношения противодействующих друг другу и одновременно взаимодействующих друг с другом социально-классовых и иных общественных сил.

Любая конституция, доказывал еще в прошлом веке немецкий социалист Ф. Лассаль (1825—1864), есть не что иное, как «действительное соотношение сил страны».

Существует ли в стране, задавался вопросом автор, какая-нибудь регулирующая, постоянно действующая сила, которая оказывала бы влияние на все издаваемые в стране законы, «влияла бы так, чтобы законы эти в известных границах всегда были бы таковы, как они есть, и не могли бы быть иными?» И тут же отвечал: «На этот вопрос мы должны ответить утвердительно».

Такая сила существует.

И сила эта есть «то фактическое соотношение сил, которое существует в данном обществе.

Эти действующие соотношения сил присущи всякому обществу.

Они составляют постоянно действующую силу, определяющую все законы и все правовые учреждения данного общества и делающую их такими, как они есть, и никакими другими».

Понятно, что речь при этом шла не о формальных конституционных законах, а о реальных конституционных актах.

Ф. Лассаль, а вслед за ним и многие другие исследователи вполне оправданно различали два вида конституций: а) конституции действительные, отражающие «реально существующее соотношение общественных сил страны», и б) конституции писаные, которые, в отличие от первых, нередко представляли собой «лист бумаги».

Конституции действительные, реальные представляли собой не что иное, как «действительный общественный уклад».

Они существовали во все времена и во всех странах.

Каждая страна «не может не иметь какую-нибудь реальную конституцию, какой-нибудь общественный уклад, хороший или дурной, все равно.

И это так же верно, как верно то, что всякий организм, всякое тело имеет свое строение, свою, говоря иначе, конституцию.

Это так понятно: ведь должны же в каждой стране существовать ка- кие-либо реальные отношения между общественными силами».

Что же касается Новейшего времени, то для него характерной является не эта действительная, а только писаная конституция, или, иначе говоря, «лист или листы бумаги».

В Новейшее время «повсеместно наблюдается стремление установить писаную конституцию, со брать на одном листе бумаги, в одном акте основания учреждений и правительственной власти всей данной страны».

По мере развития общества и изменения в нем соотношения сил меняется и соотношение между этими видами конституций.

Писаная конституция, справедливо отмечал Ф. Лассаль, только тогда будет «хорошей и долговечной», когда она будет находиться «в полном соответствии с конституцией действительной», иными словами, если она будет адекватно отражать «фактически существующее в стране соотношение общественных сил».

Если же она не будет соответствовать конституции фактической, действительной, то между ними «неизбежно рано или поздно произойдет столкновение, и предупредить его «нет никакой возможности».

В результате писаная конституция, «этот лист бумаги, этот акт, неизбежно побеждается конституцией естественной, действительными соотношениями между общественными силами страны».

Рассуждения Ф. Лассаля о видах конституций и об их соотношении друг с другом, несомненно, распространяются на все конституционное законодательство и имеют значительное рациональное начало.

С определенными оговорками, например, о понятии и содержании действительной конституции, о ее вечности и принадлежности всем странам, обусловленности ее только соотношением общественных сил, о сведении любой писаной конституции a priori к «клочку бумаги» и др., эти суждения можно применить не только к анализу конституционного законодательства «традиционного» типа, но и переходного периода.

В переходный период, в силу его динамичности» и относительной быстротечности, особенно ярко проявляется как реальный, так и формальный характер конституции и других конституционных актов; обнаруживается совпадение или несовпадение формальной, писаной конституции с реальной, жизненной «конституцией» — самой жизнью со всеми ее сложностями и противоречиями; выявляется адекватность или же неадекватность отражения в конституции реальных экономических и социально-политических процессов, происходящих в обществе, а следовательно, ее жизненность или же искусственность.

В том случае, если конституция адекватно отражает и соответственно закрепляет сложившиеся и складывающиеся в обществе и го сударстве переходного типа отношения, она, несомненно, способствует и даже ускоряет развитие этих отношений, а вместе с ними — развитие общества, государства и права.

В противном же случае она искусственно тормозит их эволюцию.

В связи с особенностями переходного периода и, в первую очередь, с его быстротечностью и динамизмом в отечественной и зарубежной литературе неоднократно вставал даже вопрос о реальной возможности и целесообразности принятия на этом этапе самих конституций.

Вполне логично, закономерно при этом ставился вопрос: а можно ли вообще в условиях резко и весьма радикально изменяющейся экономической, социально-политической и иной среды создать фундаментальный, долго работающий, а не сиюминутный нормативноправовой акт в виде конституции, который бы адекватно отражал и эффективно закреплял подобного рода быстротекущие общественные отношения? Ответ на этот вопрос применительно к переходному состоянию общества и государства дается далеко не однозначный.

Противники безоговорочного принятия конституции переходного этапа исходят из того, что в таком акте есть теоретический и практический смысл лишь тогда, когда в стране профессионально отлажен механизм принятия поправок, внесения изменений и дополнений в конституцию, а также механизм толкования различных положений конституции.

Такая ситуация складывалась, например, в США, где Верховный суд имеет поистине непревзойденный опыт смысловой интерпретации конституции страны, а также в других странах, где толкованием конституции традиционно, на высокопрофессиональной основе занимаются конституционные суды.

В противном случае, утверждают противники принятия конституции в переходный период, быстрое и вместе с тем весьма радикальное изменение закрепленных в конституции «переходных» отношений вызовет ее немедленное старение, отставание от реальной жизни и вновь возникающих в обществе отношений и как результат этого — превращение ее из реальной конституции в формальную.

Вместо принятия конституции переходного периода предлагается создать иной, более гибкий и динамичный, временный конституционный акт.

По мере завершения переходной стадии от социалистической, плановой, экономики к капиталистической, рыночной, и установления в обществе на этой основе новых экономических и социально-политических отношений предполагалась замена времен ного конституционного акта постоянно действующим, фундаментальным, рассчитанным на многие десятилетия существования и функционирования конституционным актом.

В отличие от противников принятия конституции в переходный период его сторонники не без основания уповают на то, что конституция как фундаментальный юридический, экономический и социально-политический акт — это документ не только настоящего, но и будущего.

В силу этого она не может ограничиваться лишь закреплением сложившихся отношений на переходном этапе, в настоящем. He менее важное ее предназначение — создавать условия для возникновения и развития новых общественных отношений, отношений будущего.

Уже только этим, по мнению ряда ученых, оправдывается необходимость и возможность принятия конституции в переходный период.

Уже только поэтому можно не придавать принципиального значения тем ее изъянам, которые являются следствием расхождения данной, формально-юридической по своему характеру конституции как «переходного» документа с реалиями жизни в переходный период и конституции фактической.

Представляется, что это глубокое заблуждение, чреватое не только негативными академическими, но и аналогичными им практическими последствиями, а именно полным выхолащиванием конституции, отрывом ее от реальной действительности, утратой доверия к ней со стороны основных слоев населения и как следствие этого — падением ее эффективности.

Яркие примеры такого рода последствий дают конституции России и ряда других бывших социалистических государств, принятые ими за последние «перестроечные» или постперестроечные переходные годы.

Поспешив объявить себя социальными, демократическими, правовыми государствами без достаточных для того условий и оснований, они тем самым не только выхолостили данные теоретически и практически важные по своим последствиям положения, превратили их в ничего не значащий пропагандистский лозунг, но и в значительной степени подорвали доверие к самим конституциям как фундаментальным актам, адекватно отражающим происходящие в реальной жизни процессы.

В особенности это касается конституций бывших прибалтийских социалистических республик — Эстонии, Литвы и Латвии — ныне независимых государств, объявивших себя демократическими республиками, но вместе с тем грубо нарушающих права некоренных жителей («неграждан») — огромной части населения этих стран.

Что характеризует в целом процесс развития конституционного законодательства в переходный период? Чем он отличается от аналогичных процессов, происходящих в другие периоды? Что общего и особенного в «переходных» конституциях по сравнению с «непереходными»? Каковы основные цели принятия этих конституций и на решение каких задач они направлены? Отвечая на подобные вопросы, обратимся к конституционному законодательству России и ряда других государств — членов СНГ.

Однако прежде всего отметим, что большинство из них, так же, как и большинство конституций бывших социалистических государств Восточной и Центральной Европы, создавалось при материальном и ином содействии со стороны западных государств и поэтому несет на себе отпечаток их влияния.

Следы такого влияния сказались на всех сторонах конституционных актов и прежде всего на их сущности и содержании.

В попытках сочетания национальных особенностей сложившегося уклада жизни внутри страны, обычаев и традиций с западным видением путей развития бывших социалистических стран, с его влиянием на весь «переходный» процесс, включая процесс правотворчества, заключается одна из особенностей формирования и развития конституционного законодательства в переходный период.

Эта особенность имеет общий, глобальный характер по сравнению с другими особенностями развития всего конституционного законодательства.

Она заметно отражается и на всех остальных их, более частных особенностях.

Например, на таких, которые связаны с созданием и функционированием в России, на Украине, в Грузии, Туркменистане и ряде других республик весьма сильной президентской власти.

В значительной мере эта власть формировалась, так же, как и сам институт президентства, по образу и подобию президентской власти в США и Франции.

В качестве примера можно сослаться также на такую особенность конституций, принятых в переходный период, которые связаны с определением статуса и созданием Конституционного суда.

Этот весьма важный и нужный институт создавался под непосредственным влиянием теории и практики функционирования конституционных судов Австрии, Германии, Италии и других западных стран.

Определенный отпечаток на процесс развития конституционного законодательства и на содержание самих конституций в переход ный период в России и других бывших соцстранах наложило то обстоятельство, что вместе с проводимыми в них реформами это развитие было инициировано «сверху», со стороны правящих кругов, а не «снизу», со стороны широких слоев общества.

Рассуждая по этому поводу, некоторые авторы вполне резонно замечают, что во многих странах мира радикальные реформы также нередко инициировались «сверху».

Однако «важное и принципиальное отличие заключается в том, что в этих случаях понуждение сверху выступает лишь в качестве первичного катализатора глубинных процессов, впоследствии развивающихся в самой толще общества.

Затем функции самой власти в основном сводятся к обеспечению институциональной поддержки этих процессов в соответствии с общепринятыми демократическими процедурами».

Другое дело — Россия.

Здесь «подход новой власти к реформам (прежде всего в силу ее генетической связи со старой номенклатурой) остается традиционным аппаратным администрированием на всем протяжении посткоммунистического периода, что вызывает пагубное для демократической ориентации растущее отчуждение общества от власти.

Многочисленные социологические данные фиксируют в российском общественном мнении рост политического разочарования и безразличия, падения доверия к властным институтам и политическим лидерам, уход от общественных в частные интересы».

Аналогичные явления наблюдаются в переходных условиях и в других постсоциалистических странах.

Первоначально, во время подготовки и принятия новых конституций, они заметно сказались на их содержании.

Например, при разработке проекта Конституции России 1993 г. административистский взгляд (подход) на проводимые реформы, а также на методы удержания и осуществления государственной власти логически привели авторов этого проекта к необходимости придания институту президентства сверхмощной «суперпрезидент- ской» власти, наделения президента правом роспуска нижней палаты парламента — Думы, представляющей через ее депутатов интересы всех слоев общества; предоставления Президенту права вводить при определенных обстоятельствах на всей территории страны или в отдельных ее местностях чрезвычайное положение и др.

В последующем отсутствие широкой поддержки начатых по инициативе «сверху» и проводимых административистскими методами в различных сферах жизни общества реформ стало негативно сказываться на эффективности реализации конституционных актов, на их применении. He подлежит никакому сомнению тот факт, что в случае нарастания положительного потенциала проводимых в бывших соцстранах радикальных реформ и усиления их поддержки со стороны широких слоев населения эффективность конституционного законодательства, юридически опосредующего эти реформы, значительно возрастет.

Выявляя особенности конституционного законодательства переходного периода по сравнению с непереходным, обычным периодом его развития, нельзя не обратить внимание также на следующие обусловливающие их факторы и обстоятельства.

Первое. Необходимо отметить, что с помощью конституционного законодательства и в первую очередь с помощью самих конституций создаются условия для нового конституционного — государственного и общественного строя.

В конституциях всех постсоветских государств в косвенной форме содержится отказ от прежних концепций государств, государственной власти и общественного строя.

И одновременно в прямой форме декларируется и закрепляется новая концепция.

Прежняя концепция единой системы Советов народных депутатов как основы всей государственности заменяется концепцией разделения властей.

Объявляя одним и тем же, причем единственным, источником власти народ, прежние советские конституции, как, например, Конституция СССР 1977 г., заявляли, что «народ осуществляет государственную власть через Советы народных депутатов, составляющие политическую основу СССР», и что «все другие государственные органы подконтрольны и подотчетны Советам народных депутатов» (ст. 2), тогда как постсоветские конституции «распределяют» ее на основе провозглашенного принципа разделения властей между различными государственными органами.

В целях создания условий для формирования нового государственного и общественного строя конституции постсоветского периода закрепляют форму государственной власти — форму правления и форму государственного устройства; методы ее осуществления — государственный режим; определяют круг органов, осуществляющих государственную власть; устанавливают правовой статус граждан; закрепляют характер отношений государства с гражданами и негосударственными организациями.

Второе. С помощью конституционного законодательства переходного периода создаются условия для формирования новой системы экономических отношений в обществе, для становления и развития экономической основы, нового государственного строя.

Достигается это разными путями.

Например, путем провозглашения и конституционного закрепления концепции перехода к рыночным отношениям. «Рынок, свободная экономическая инициатива, добросовестная конкуренция, — говорится в связи с этим в Конституции Республики Молдова (п. 3 ст. 9), — являются основополагающими факторами экономики». «Государство обязано содействовать развитию свободного предпринимательства и конкуренции, — закрепляется в Конституции Грузии (п. 2 ст. 30). — Запрещается монопольная деятельность, кроме допускаемых законом случаев.

Права потребителей защищаются законом».

Создание условий для формирования экономических основ нового государственного и общественного строя достигается также путем конституционного закрепления основных принципов (например, в п. I, 2 ст. 9 Конституции Республики Молдова) и различных форм собственности.

Закреплению последних уделяется особое внимание.

Положение о признании и одинаковой защите различных форм собственности содержится практически во всех конституциях, принятых в переходный период.

Третье. В конституционном порядке закрепляются новые принципы организации и функционирования государственной и общественно-политической жизни.

Так, повсеместно, в каждой постсоветской конституции закрепляется принцип разделения властей.

Формулировки данного положения не всегда одинаковы, но суть их всегда одна и та же: власть не должна сосредоточиваться в одних руках или в системе каких-либо однородных — законодательных, исполнительных или судебных — органов, а должна быть сбалансированно распределена между ними.

Почти во всех конституциях, принятых в переходный период, закрепляется принцип политического и идеологического плюрализма.

В Российской Федерации, говорится в Конституции России, «признается идеологическое многообразие».

Никакая идеология «не может устанавливаться в качестве государственной и обязательной».

В Российской Федерации «признаются политическое многообразие, многопартийность» (п. 1—3 ст. 13).

Конституция Таджикистана провозглашает, что в стране «общественная жизнь развивается на основе политического и идеологического плюрализма» (ст. 8).

Конституция Республики Беларусь закрепляет, что демократия в этом государстве «осуществляется на основе многообразия политических институтов, идеологий и мнений» и что «идеология политических партий, религиозных или иных общественных объединений, социальных групп не может устанавливаться в качестве обязательной для граждан» (ст. 4).

Кроме названных принципов в конституциях постсоветских государств закрепляются также принципы верховенства закона, депар- тизации государственной жизни, самоуправления, принцип граждан в управлении делами общества и государства, независимости церкви от государства и др.

Российская Федерация, декларируется, например, в Конституции России в связи с провозглашением принципа независимости церкви от государства, является светским государством. «Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной».

Религиозные объединения «отделены от государства и равны перед законом» (ст. 14).

Ни одна идеология, «в том числе и религиозная», утверждается в Конституции Таджикистана, «не может устанавливаться в качестве государственной».

Религиозные организации «отделены от государства и не могут вмешиваться в государственные дела» (ст. 8).

Четвертое. В конституционном законодательстве переходного периода более значительное внимание, по сравнению с прежним законодательством, уделяется основным правам и свободам граждан.

Явление это вполне естественное и легко объяснимое, если иметь в виду следующие два обстоятельства.

Во-первых, то, что переход от любой тоталитарной, авторитарной или иной подобной им системы к явно демократической (не на словах, а на деле) или к псевдодемократической системе с необходимостью должен сопровождаться реальным или же, что нередко случается, формальным декларированием основных прав и свобод.

Переход от социализма, ассоциируемого с тоталитаризмом, к капитализму, в политических и идеологических целях зачастую отождествляемому с системой отношений, основанных на принципах демократизма, в этом плане не является исключением.

А, во-вторых, расширение прав и свобод граждан является для мировой цивилизации вполне естественным и исторически обусловленным процессом.

В научной литературе вполне оправданно указывалось на то, что «процесс исторического творчества человека в значительной мере зависит от объема его прав и свобод, определяющего его социальные возможности и блага, обеспечивающего характер жизнедеятельности, систему связей, взаимодействий, отношений людей в обществе».

Совершенно справедливо утверждалось также, что «культурный прогресс общества невозможен, если он не вносит принципиально нового в положение личности, если человек не получает с каждой новой ступенью развития минимум свободы, хотя бы классово-исторически ограниченной, но все же расширяющейся от одной общественно-эко- номической формации к другой».

Среди основных прав и свобод, провозглашаемых в конституциях переходного периода, по сравнению с прежними особо выделяются политические права и свободы, право на жизнь, право на определение и указание своей национальной принадлежности, право частной собственности, право на «свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской и иной не запрещенной экономической деятельности, право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц», право на забастовку, право на подачу петиций и др.

Фактически каждая конституция, принятая в переходный период, содержит в себе отдельную главу или даже раздел, посвященный основным правам, свободам и обязанностям граждан.

Принципиально важная проблема с правами и свободами в переходный период заключается в том, что они весьма широко декларируются, но далеко не всегда гарантируются и реализуются.

Пятое. В конституционных законах переходного периода, по сравнению с конституционными актами прежних периодов развития общества и государства, не только провозглашается более широкий круг прав и свобод граждан, но и более открыто и развернуто определяются их ограничения.

Так, в Конституции России, объявляющей, что «человек, его права и свободы являются высшей ценностью» (ст. 2), вместе с тем говорится, что «права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом».

Эти ограничения допускаются только в той мере, «в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интере сов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства» (п. 3 ст. 55).

Ограничения прав и свобод граждан России «с указанием пределов и срока их действия» могут устанавливаться также в связи с введением чрезвычайного положения на всей территории страны или же в ее отдельных местностях (ст. 56).

В соответствии с законом допускаются и иные ограничения прав и свобод граждан России.

Согласно Конституции Грузии «в соответствии с законом, в целях обеспечения необходимой для существования демократического общества государственной и общественной безопасности, охраны здоровья, предотвращения преступности или осуществления правосудия» допускаются ограничения прав граждан на свободное передвижение по территории страны, на свободный выбор места жительства, на свободный въезд и выезд из Грузии (ст. 22).

В тех же целях, а также для обеспечения территориальной целостности страны, защиты прав и достоинства граждан, «предотвращения распространения информации, признанной конфиденциальной, или для обеспечения независимости к беспристрастности правосудия» в стране допускаются ограничения прав граждан на свободное получение и распространение информации, на высказывание и распространение своего мнения в устной, письменной или иной форме.

Допускаются также ограничения на свободную деятельность средств массовой информации (ст. 24).

Отдельной статьей Конституция Грузии предоставляет «правомочие государству на установление ограничения политической деятельности иностранцев и лиц без гражданства» (ст. 27).

Законом устанавливаются и другие ограничения прав и свобод грузинских граждан.

Шестое. Отличительной особенностью конституционного законодательства переходного периода является также то, что многие из постсоветских конституций провозглашаются основными законами прямого действия.

В качестве таковой рассматривается, например, Конституция Российской Федерации, которая, как отмечается в ст. 15, «имеет высшую юридическую силу, прямое действие» и применяется на всей территории страны.

Актом прямого действия считается Конституция Украины.

В ст. 8 этого Основного закона страны провозглашается, что «нормы Конституции Украины являются нормами прямого действия».

Аналогичные положения содержатся в Конституции Казахстана, декларирующей, что конституция этого постсоветского государ ства «имеет высшую юридическую силу и прямое действие на всей территории республики» (п. 2 ст. 4), а также в конституциях других постсоветских и постсоциалистических государств.

Например, в Конституции Болгарии, принятой в 1991 г., говорится, что «положения Конституции действуют непосредственно» (п. 2 ст. 5)194.

Седьмое. Важной особенностью конституционного законодательства переходного периода, по сравнению с прежним периодом, является признание приоритета международного права перед внутригосударственным (национальным) правом.

Исторически вопрос о соотношении международного и национального права решался не всегда одинаково.

В конце XIX — начале XX в. в юридической науке и практике доминировала точка зрения о безусловном приоритете внутригосударственного права над международным правом.

В более поздний период и вплоть до настоящего времени преобладает мнение о примате международного права по отношению к национальному праву.

Разные подходы к решению проблемы соотношения международного и внутригосударственного права, как справедливо отмечается экспертами в данной области, не являются случайными.

Они отражают «не только личные позиции тех или иных авторов, но и вполне реальные интересы тех или иных государств».

Можно, по мнению экспертов, «даже проследить общую тенденцию: сторонники примата международного права чаще всего представляли интересы сильных держав, которые в течение длительного периода оказывали значительное влияние на развитие международного права и в силу этого в определенном смысле являлись международными законодателями.

Таковыми выступали в первую очередь юристы США и в значительной мере Великобритании и Франции».

В настоящее время, в связи с уходом СССР как сдерживающего фактора с международной арены и превращением двухполюсного, сбалансированного мира в однополюсный мир, на верхушке которого находятся США и их союзники по НАТО, все «вернулось на круги своя».

Под лозунгом «коренным образом изменившегося мира» и изменения сущности международного права, якобы превратившегося из выразителя согласованной воли и интересов отдельных государств или групп государств, каким оно является на самом деле, в некоего выразителя общечеловеческих ценностей и интересов, сильными мира сего в лице «великих» держав и не менее великих их союзников методически проводится мысль о необходимости установления и поддержания безусловного приоритета международного права над национальным правом.

Многие современные государства в силу разных причин избегают вообще закрепления вопроса о приоритетности или же непри- оритетности международного права над национальным правом на конституционном уровне.

Однако это не относится к конституциям постсоветских и постсоциалистических государств.

Подавляющее большинство из них в разной формулировке содержат в себе соответствующие нормы или даже статьи.

Суть всех их сводится к закреплению безусловного приоритета международно-правовых норм над внутригосударственными правовыми нормами.

В Конституции России, например, «общепризнанные принципы и нормы международного права», так же, как и международные договоры Российской Федерации, признаются составной частью ее правовой системы.

При этом оговаривается, что «если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора» (п. 4 ст. 15).

Согласно Конституции Казахстана все «международные договоры, ратифицированные Республикой, имеют приоритет перед ее законами и применяются непосредственно, кроме случаев, когда из международного договора следует, что для его применения требуется издание закона» (п. 3 ст. 4).

Конституция Республики Молдова устанавливает, что при наличии «несоответствий между пактами и договорами об основных правах человека, одной из сторон которых является Республика Молдова, и внутренними законами приоритет имеют международные нормы» (п. 2 ст. 4).

При этом следует дополнение, согласно которому «вступлению в силу международного договора, содержащего положения, противоречащие конституции, должен предшествовать пересмотр конституции» (п. 2 ст. 8).

Аналогичные положения содержатся в конституциях и других постсоветских государств.

Они свидетельствуют о специфических особенностях конституций переходного периода по сравнению с конституциями прежних, непереходных периодов.