Криминология (Клеймёнов М.П., 2018)

Специальные криминологические теории

Новые криминологии

Специальные криминологические теории — это относительно самостоятельные научные направления в криминологии, которые, опираясь на общетеоретическую базу этой науки, разрабатывают концептуальные основы и стратегии борьбы с преступностью в отдельных сферах социальной жизни.

Структура научного знания иерархична. Наряду с общетеоретическими положениями в ней существуют (и должны существовать) частные (или специальные) теории, которые, с одной стороны, реализуют общетеоретические конструкты применительно к определенной проблематике, а с другой — разрабатывают собственный научный аппарат, используют специфические методы. В этом плане нет никакого противоречия в связи с появлением «новых криминологий»: напротив, это совершенно закономерное развитие криминологической науки и свидетельство ее эволюции.

Учитывая дискуссионность такого подхода, следует в качестве аргумента в его пользу сослаться на специальные социологические теории, которых в социологии оформилось уже около пятидесяти. В этих теориях рассматривают не общие взаимодействия, существующие между всеми общественными явлениями, а лишь характерные связи в рамках конкретной сферы общественной жизни. Так, экономическая социология включает в себя изучение таких процессов, которые образуют всю совокупность социально-экономических явлений: социологию труда, социологию рынка, социологию города и села, демографические и миграционные процессы и т. д. Социология социальной жизни нацелена на изучение социально-профессиональной и возрастной структуры, этносоциологию, социологию семьи. Политическая социология включает в себя социологию власти, политических партий и общественных движений, социологию армии, международных отношений и т. д.

Специальные теории существуют в психологии (например, психология терроризма), в педагогике (в частности, спортивная педагогика) и других науках. Иными словами, умножение знаний в определенной области закономерно приводит к переходу количества в качество. Это в полной мере справедливо и для криминологии.

Любая «новая криминология» как теория среднего уровня появляется тогда, когда она нарабатывает собственный научный аппарат. Это происходит в результате как эмпирических, так и теоретических исследований.

Для того чтобы констатировать появление теории или по крайней мере необходимость ее разработки, следует установить ее «нормативные» характеристики, своеобразный сертификат, который включает в себя специфический предмет; комплекс целей и задач, требующих реализации; понятийный аппарат; исследовательские парадигмы и концептуальные подходы; эмпирическую базу; стратегии решений актуальных проблем.

Специальная криминологическая теория возникает в результате развития отдельных направлений криминологии или на стыке криминологии и других наук. Так, изучение экономической преступности привело к появлению экономической криминологии, женской преступности — гендерной криминологии, рецидивной преступности — пенитенциарной криминологии, групповой преступности — криминологии организованной преступности, преступности в различных государствах — сравнительной криминологии и т. д. Этот процесс еще не завершен, поэтому логично ожидать появления возрастной криминологии, криминологии насилия, криминологии уголовной юстиции и др.

На стыке криминологии и других наук появились политическая криминология, криминология массовых коммуникаций, экономическая криминология, этнокриминология, криминология религии. Такой процесс также находится в развитии: возникает потребность в разработке медицинской криминологии, криминологии спорта, криминологии миграционных процессов. Правда, следует предостеречь, во-первых, от целенаправленного выдумывания новых криминологий и, во-вторых, от поиска «звучных» наименований оригинальных научных направлений.

Критерием для определения подлинности нового научного направления, находящегося на стыке криминологии и другой научной отрасли, служит появление реальной социальной проблематики, изучение которой диктует необходимость комплексного междисциплинарного подхода. В этом плане сомнительна научная ценность армалогии, или криминологии оружия, инфокриминологии — по крайней мере в той трактовке, которая предлагается новаторами. Что же касается «звучной» терминологии, то она нередко не только принижает достижения отечественной криминологии в результате известного «западничества» (зачем, например, называть насильственную преступность «криминовиоленсологией»?), но и стирает смыслы. Так, криминотеология в буквальной трактовке означает «криминологическое богословие» (?!). Понятно, что грамотный богослов (религиовед) получает возможность упрекнуть авторов такого термина в религиозном невежестве. В то же время не возникает сомнений в необходимости и целесообразности развития криминологии религии (криминологического религиоведения) в связи с феноменом религиозной преступности, криминогенным влиянием тоталитарных сект, потребностью в криминологической экспертизе законодательства в сфере свободы совести и т. п.

Следует отметить большой вклад отечественных криминологов в разработку «новых криминологий»:

  • криминологию организованной преступности (А. И. Долгова, A. И. Гуров, В. С. Овчинский, А. С. Овчинский, В. Е. Эминов, Н. П. Яблоков);
  • сравнительную криминологию (Ф. М. Решетников, В. В. Лунеев, И. М. Клеймёнов);
  • региональную криминологию (А. И. Долгова, И. П. Портнов, B. Н. Сомин, В. А. Номоконов);
  • криминологическое религиоведение (О. В. Старков, Г. Л. Касторский, Е. М. Сейбол, Л. Д. Башкатов, Е. С. Жигарев);
  • экономическую криминологию (В. В. Колесников, В. Д. Ларичев, В. М. Есипов);
  • оперативно-розыскную криминологию (С. С. Овчинский, К. К. Горяйнов, А. П. Исиченко);
  • криминологию уголовного права (В. Д. Филимонов, Э. Ф. Побегайло, С. Ф. Милюков);
  • пенитенциарную криминологию (Н. А. Стручков, Г. Ф. Хохряков, В. И. Горобцов);
  • криминологическую педагогику (А. И. Алексеев);
  • семейную криминологию (Д. А. Шестаков);
  • этнокриминологию, спортивную криминологию, медицинскую криминологию (М. П. Клеймёнов);
  • криминологию массовых коммуникаций (Г. Н. Горшенков);
  • политическую криминологию (П. А. Кабанов).

Заявки на появление очередных «новых криминологий» свидетельствуют о дальнейшей эволюции криминологической науки, социальной востребованности ее идей. В значительной мере это обусловлено криминализацией общественных отношений.

Рассмотрим специальные криминологические теории на примере двух из них: криминологии профессиональной и организованной преступности и этнокриминологии.

Криминология профессиональной и организованной преступности

Систематические исследования профессиональной и организованной преступности стали проводиться в 1980-х гг. До этого времени данные проблемы находились под идеологическим запретом, хотя в стране существовало сообщество «воров в законе», активно действовали дельцы в сфере теневой экономики, наживая миллионные состояния.

Понятие профессиональной преступности связано с криминальной деятельностью лиц, для которых совершение преступлений является постоянным занятием и основным источником существования. Признаками профессионализма выступают криминальная специализация и преступная квалификация. Криминальная специализация знает «профессии» пиратов, воров: карманных («щипачей» и др.), вокзальных («майданщиков»), квартирных («домушников»), взломщиков сейфов («медвежатников»), сутенеров, фальшивомонетчиков, шулеров, держателей притонов, скупщиков краденого («барахольщиков») и др. Многие из них исчезли, зато появились новые «профессии»: наемных убийц (киллеров), взломщиков компьютерных систем (хакеров), похитителей автомобилей (угонщиков) и проч. Изменяются социальные условия, наступает научно-технический прогресс — меняется и преступная специализация.

Что же касается криминальной квалификации, то она выражает уровень овладения «профессией». Так, начинающий угонщик автомобилей занимается «жигулями», по мере обретения опыта и знаний он переходит к иномаркам.

Профессиональная преступность объективно является предтечей организованной преступности. Именно профессиональные преступники формируют криминальную среду, устанавливая нормы должного поведения и запреты, вырабатывая субкультуру, организуя стихийную криминальную среду по законам выживания.

В этом отношении показательны данные многочисленных (в том числе авторских) исследований о наличии довольно устойчивой иерархии в криминальной среде в местах лишения свободы.

В зависимости от статуса и его устойчивости всех осужденных можно распределить на несколько неформальных категорий, или «каст», каждая из которых представляет собой конкретный социально-психологический срез данной микросреды:

  • особо устойчиво привилегированные лица, относящиеся к высшему слою («воры в законе», «козырные фраера», «свояки», «путевые», «блатные» и др.);
  • устойчиво привилегированные — средний слой («мужики», «пацаны»);
  • неустойчиво привилегированные — промежуточный слой («быки», «громоотводы», «шестерки», «пристяжь» и др.);
  • неустойчиво непривилегированные — осужденные из числа активистов («красные», «козлы»);
  • устойчиво непривилегированные — низший слой («обиженные» разных мастей).

Наиболее многочисленной группой являются «мужики». «Мужики» занимают довольно обособленное положение по отношению к другим категориям («мастям») осужденных. Отличие «мужиков» от «блатных» состоит в том, что они могут и должны работать. От «красных» же «мужики» отличаются тем, что они не сотрудничают с администрацией. Среди «мужиков» есть небольшая прослойка «авторитетных мужиков», или «бродяжных (воровских) мужиков», к мнению которых прислушиваются даже «блатные». Ни на какую теневую власть в местах лишения свободы «мужики» не претендуют, в различные «разборки» не вмешиваются. Их кредо — жить тихо, побыстрее освободиться. Тем не менее «мужики» обычно придерживаются «правильных понятий», т. е. они не идут, как уже указывалось выше, на сотрудничество (во всяком случае, открытое) с администрацией.

Несколько отличается от положения «мужиков» положение, которое занимают «фраера» и «пацаны». «Фраер» — это тот, кто живет принципами воровского образа жизни, он всегда с ворами. «Пацаны» — осужденные молодежного возраста в исправительных колониях — относятся к категории приближенных к «блатным». Они исповедуют «воровской закон» и являются кандидатами в «бродяги», «честные арестанты».

Повышение статуса, т. е. переход из одной «масти» в другую, чрезвычайно редко и затруднено, а для некоторых категорий («обиженные», «опушенные», «петухи», «козлы») вообще невозможно. В то же время необходимо отметить, что понижение статуса в иерархической лестнице — явление для криминального сообщества довольно обычное. Понижение происходит в основном из-за нарушения тем или иным осужденным (заключенным, членом преступной группы) норм и правил воровского, или тюремного, «закона».

Особое место среди осужденных занимают лица из числа «шестерок», «громоотводов», «быков» и т. д. На них возложено выполнение указаний «воров в законе» и «авторитетов» устанавливать и поддерживать контакты с представителями других «каст», «выколачивать» долги, осуществлять поборы в «общак», расправляться с неугодными, совершать различные преступления, беря вину на себя, обеспечивать безопасность воровской элиты, организовывать нелегальные каналы доставки в исправительное учреждение денег, наркотиков, спиртного и других запрещенных предметов.

Из категории «блатных» выделяется лидер. «Блатные» составляют основную массу его последователей, входящих в ближний круг. Вместе они образуют группировки отрицательной направленности. В местах лишения свободы они называются «бродягами», «арестантами», «людьми». Верхнюю ступень среди них занимают «воры в законе», как их принято называть в различных источниках, включая официальные документы, хотя они себя так не именуют. Они утверждают, что они просто воры, уточняя при этом, что тех, кто совершает кражи и иные хищения чужого имущества, следует называть «краду-нами» (ворами их именуют неправильно).

Внешнее окружение лидера представлено теми осужденными, которые демонстрируют стремление придерживаться норм криминальной субкультуры, включающих в себя, в частности, выражение презрения к другим осужденным — активистам, а также своей независимости (насколько это возможно в местах лишения свободы) по отношению к администрации и проч. Последователи лидера из числа внешнего окружения сравнительно редко включают в свой круг его убежденных сторонников, чаше всего это реакция на конъюнктуру отношений, сложившихся между осужденными и администрацией.

Криминальная субкультура в местах лишения свободы в сочетании с общечеловеческой потребностью в общении, необходимостью ведения борьбы за лучшие условия существования в процессе отбывания наказания, а также со стремлением оградить себя от внешних посягательств выступают основными факторами объединения осужденных в различные неформальные малые группы. Формируются они по определенным критериям: возрасту, принадлежности к одной социальной группе, национальности, месту жительства (землячество), совместному отбыванию ранее наказания, криминальной ориентации и др. Однако главное в этом процессе — принадлежность к одной из «каст», внутри которых и возникают неформальные объединения осужденных.

Малые группы осужденных можно подразделить на нейтральные, отрицательной направленности и преступные.

Нейтральные малые группы не отличаются высоким уровнем активности. Они занимают позицию невмешательства в официальную и неофициальную жизнь исправительного учреждения и, как правило, не проявляют себя ни с позитивной, ни с негативной стороны. Эти группы в подавляющем большинстве образуются внутри категорий «мужиков» по этническому или земляческому признаку. Функционально их задача сводится к тому, чтобы поддержать друг друга экономически и психологически.

Группы отрицательной направленности отличаются более высоким уровнем организации, обычно имеют четко выраженного лидера со своим окружением. Деятельность таких групп чаше всего проявляется в совершении различных нарушений режима содержания (азартные игры, употребление спиртных напитков, отказ от работы, хулиганские действия и др.). Группировки данного вида могут возникать внутри всех неформальных категорий осужденных, в связи с чем занимают наибольший удельный вес среди подобных объединений осужденных в местах лишения свободы.

Изучение профессиональной преступности и криминальной среды закономерно приводит к необходимости исследования организованной преступности.

В становлении криминологии организованной преступности большую роль сыграли круглые столы, организованные президентом Российской криминологической ассоциации А. И. Долговой.

Жаркие дискуссии вызвало обсуждение понятия организованной преступности, в котором обозначились четыре подхода: социологический, юридический, экономический и политический.

Первый из них акцентирует внимание на признаках, имеющих отношение к социологии организации. В социологическом плане важно отметить, что организованная преступность по сути есть деятельность организаций преступников.

Логично считать любое криминальное сообщество (преступную организацию) разновидностью социальной системы управленческого типа. В соответствии с теорией организаций в каждой из них присутствуют иерархичность, распределение ролей и функций, наличие нормативных предписаний, самофинансирование, целеустремленность, профессионализм и специализация, стремление к самосохранению (обеспечение собственной безопасности).

Иерархичность означает упорядоченность преступной организации с точки зрения отношений лидерства и подчиненности. Типичной (хотя и не универсальной) можно признать такую иерархию: лидер — окружение лидера — руководители отдельных преступных групп — исполнители. Формирование преступной организации возможно различными путями: а) появление лидера — образование группы — криминальная деятельность; б) совместная противоправная деятельность — образование организационной структуры с выдвижением лидера. Для преступной организации характерны чрезвычайно высокие показатели интеграции в плане разделения целей групповой деятельности (в том числе законной) и установок ее лидера.

Распределение ролей и функций выражает как особое (исключительное) положение лидера (преступные организации обычно распадаются при его устранении), так и стремление использовать полученные знания о технологиях менеджмента в сфере противоправной деятельности.

Система неформальных нормативных предписаний охватывает сферу как дозволенного (что можно и что запрещено), так и должного (правила и манеры поведения).

Самофинансирование означает наличие определенного материального фонда, предназначенного для удовлетворения внутренних нужд организации (включая «страховые», «пенсионные» и «пансионные» выплаты) и используемого для ее развития.

Целеустремленность определяет высокую степень управляемости, выбор оптимальных стратегий в конкурентной борьбе, использование всех доступных средств для достижения поставленной цели.

Профессионализм свидетельствует о том, что преступники имеют главным источником своего существования криминальную деятельность и навыки совершения преступлений, а специализация указывает на стремление занять определенную (наиболее выгодную) нишу в сфере криминального (и легального) бизнеса, добиться максимально возможных прибылей.

Внимание к собственной безопасности обусловливают активное осуществление разведывательной и контрразведывательной деятельности, соблюдение конспирации. Так, криминальная разведка включает выявление лиц, фактов и объектов, представляющих криминальный интерес, проверку и изучение полученной информации с целью определения наиболее благоприятного времени, места и способа достижения преступного замысла, планирование криминальной акции от ее начала до отхода с места совершения преступления. В контрразведывательной деятельности используют прослушивание, наружное наблюдение, сбор компрометирующего материала, провокации, подкуп. Серьезное внимание со стороны криминалитета уделяется противодействию проникновения в свои ряды.

Юридический подход основное внимание уделяет характеристике противозаконной деятельности членов криминальных группировок.

С точки зрения юридического подхода дефиниция организованной преступности ориентирована прежде всего на правовые признаки.

Такие признаки имеют в первую очередь выражение в нормах материального (уголовного) права — учения о соучастии. Статья 35 «Совершение преступления группой лиц, группой лиц по предварительному сговору, организованной группой или преступным сообществом (преступной организацией)» УК РФ предусматривает:

«1. Преступление признается совершенным группой лиц, если в его совершении совместно участвовали два или более исполнителя без предварительного сговора.

2. Преступление признается совершенным группой лиц по предварительному сговору, если в нем участвовали лица, заранее договорившиеся о совместном совершении преступления.

3. Преступление признается совершенным организованной группой, если оно совершено устойчивой группой лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений.

4. Преступление признается совершенным преступным сообществом (преступной организацией), если оно совершено структурированной организованной группой или объединением организованных групп, действующих под единым руководством, члены которых объединены в целях совместного совершения одного или нескольких тяжких либо особо тяжких преступлений для получения прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды».

Как видим, законодатель дифференцирует групповую и организованную преступность. Юридическая природа групповой преступности исчерпывается первыми двумя частями цитируемой статьи Уголовного кодекса РФ. Четвертая часть, бесспорно, имеет отношение к организованной преступности. Сложнее обстоит дело с частью третьей. Заметим, что законодатель изначально ограничил понятие преступного сообщества юридическим признаком, выраженным в цели совершения тяжких или особо тяжких преступлений. Поскольку эту цель доказать весьма проблематично, многие научные и практические работники склонны относить к проявлениям организованной преступности и преступления, совершенные организованной группой (устойчивой группой лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений).

Ограничение явления организованной преступности совершением тяжких и особо тяжких преступлений превращает юридическую дефиницию рассматриваемого феномена в излишне «усеченную» конструкцию, создает дополнительные и ненужные препятствия в процессе доказывания создания преступного сообщества или организации.

Как видим, российский законодатель избрал узкий подход к юридическому толкованию организованной преступности. Другой, широкий подход к пониманию организованной преступности заложен в американском законодательстве. Так, с точки зрения уголовного права, Закон РИКО (Racketeer Influenced and Corrupt Organization) квалифицирует в качестве преступления участие какого-либо лица в делах предприятия в форме рэкетирской деятельности, причем последняя охватывает практически все виды противоправной деятельности, запрещённой федеральными законами либо законами штатов, такие как преднамеренное убийство, разбой, вымогательство, торговля наркотиками, мошенничество, взяточничество и другие преступления (более 40 видов), за которые может быть назначено наказание свыше одного года лишения свободы. Другим важным положением этого Закона является применение определения «предприятие», которое толкуется очень широко — как «группа людей, де-факто связанных друг с другом».

Американский подход избрал грузинский законодатель, приняв в декабре 2005 г. Закон о борьбе с организованной преступностью и рэкетом. В апреле 2006 г. УК Грузии был дополнен ст. 223.1 «Принадлежность к воровскому сообществу. Принадлежность к ворам в законе», которая устанавливала:

«1. Принадлежность к воровскому сообществу —

наказывается лишением свободы на срок от пяти до восьми лет, со штрафом или без такового.

2. Принадлежность к ворам в законе —

наказывается лишением свободы на срок от семи до десяти лет, со штрафом или без такового».

Экономический подход выражается в попытках придать искомой дефиниции характер социально-экономического явления. С этой точки зрения организованная преступность, по существу, рассматривается как бизнеспреступность, деятельность, направленная на получение сверхприбыли. Иначе говоря, в условиях отсутствия сверхприбыли организованная преступность не может существовать.

Политический подход указывает на то место, которое занимает организованная преступность в государстве. С позиций политического подхода организованную преступность характеризуют как «государство в государстве», имея в виду ее готовность заполнить ниши, которые не заполнены государством, а в перспективе — использовать государственные структуры в своих целях. С политической точки зрения организованная преступность нацелена на инфильтрацию во власть, с тем чтобы обеспечить собственную безопасность.

Если интегрировать названные подходы, то организованная преступность — это множество организованных устойчивых управляемых преступных групп и преступных организаций (сообществ), занимающихся криминальной деятельностью как бизнесом и создающих систему защиты от социального контроля с помощью насилия, коррупции и иных стратегий. Такое определение, по существу, вошло в документы Международной конференции ООН по проблемам организованной преступности, состоявшейся в октябре 1991 г. в Суздале.

Организованная преступность закономерно развивается по вектору: выживание — богатство — власть.

Выживание в условиях криминального общества, стихийных общественных отношений является императивом, подчинение которому вызывает необходимость объединения в преступные группы, шайки и т. д. В этом смысле организованная преступность существует с незапамятных времен. Не случайно криминальные объединения часто имеют в основе модель семейных (родовых, клановых) отношений.

Определенной иллюстрацией этого процесса является появление сообщества «воров в законе». «Воры в законе» — профессиональные преступники, сообщество которых оформилось, как утверждает ряд исследователей, в 20-е гг. прошлого столетия. Они должны были воровать, вести паразитический образ жизни, вносить деньги в «общак» (воровскую кассу), уклоняться от выполнения общественных (гражданских) обязанностей (например, служить в армии). «Вор в законе» давал «обеты» не иметь семьи, не брать оружие из рук властей, быть в постоянной оппозиции к административным органам, подчиняться решениям сходки, участвовать в подготовке «новой смены» из числа несовершеннолетних и юношей, в их привлечении «в семью воров» и обучении воровскому ремеслу. Этика поведения вора включала в себя запрет на совершение насильственных преступлений, а также требование «не терять лица» в критических ситуациях. Один из законов утверждал необходимость наличия навыков игры в карты на деньги (или на «интерес», включая игру на «три косточки» — жизнь игрока). Другой указывал на обязанность быть честным по отношению к себе подобным и воровской касте в целом. Вор должен был быть солидарным с другими ворами, не вмешиваться в жизнь лиц, не относящихся к воровской «масти», не проигрывать в карты личный тюремный паек и не выигрывать его у других. Справедливо решать все вопросы «воровской жизни», не иметь личной неприязни друг к другу. Быть принципиальным к ворам, нарушившим «воровскую идею». Но главное — быть верным воровской идеологии, основанной на противопоставлении «воров» и «мужиков», «людей» и «чертей» (вторые обязаны кормить первых), а также на легендах о благородстве, бесстрашии, сильной воле, ловкости, уме и находчивости воров.

Воровское сообщество появляется в те годы, когда осуществляется целенаправленное насильственное уничтожение и деклассирование целых слоев населения (дворянства, офицерства, казачества и др.). Перед деклассированным «элементом» были четыре пути: умереть (быть убитым), эмигрировать (бежать за границу), стать противником советской власти или влиться в уголовную среду. С точки зрения выживания четвертый путь представлялся оптимальным, поэтому часть «бывших» влилась в уголовную среду, что способствовало качественному ее изменению — идеологизации воровского «движения», появлению так называемых идейных воров.

Места лишения свободы превратились в это время в целую империю ГУЛА- Га. Уголовных элементов в составе заключенных ГУЛАГа было 20—30% (30% приходилось на «бытовиков», 40—50% — на «политических»), тем не менее они вследствие своей сплоченности оказывали на лагерную жизнь большое влияние. В мемуарной литературе бывших лагерников они характеризуются как лица, «социально близкие» тоталитарному режиму. Они обычно находились на периферии оперативного внимания, главные усилия были направлены на разработку «врагов народа» различных категорий.

Администрация лагерей активно привлекала уголовный элемент к поддержанию порядка в местах лишения свободы, поскольку самостоятельно со всеми задачами справиться была не в состоянии. Каждый лагерь имел отделения, которые, в свою очередь, состояли из лагпунктов, командировок и т. п. В одном лагере насчитывалось, как правило, более двух-трех отделений и до 30 лагпунктов. В предвоенные годы практически все административные и хозяйственные должности на лагерных пунктах, начиная с начальника лагпункта и заканчивая дворником, занимали заключенные. Главной опорой руководства лагерей являлись ранее судимые, хорошо знавшие тюремные порядки. Криминальные авторитеты не могли занимать управленческие должности, но они старались протолкнуть на эти места своих ставленников. Как правило, им это удавалось, поскольку администрации было выгодно обеспечить управляемость руками самих осужденных, а возможные издержки (в виде уголовного террора по отношению к «политическим») их не беспокоили. Напротив, терроризирование политических осужденных со стороны уголовников соответствовало «политическому моменту».

Следовательно, положение воров в местах лишения свободы было наиболее выгодным с точки зрения стратегии выживания.

Правда, воровское сообщество в рассматриваемый период не являлось однородным. Оно раскалывалось как изнутри, так и под влиянием внешних изменений. В плане возникновения и развития внутренних противоречий в криминальной среде принципиальными были два момента. Первый — появление в лагерях «польских» воров после установления советской власти в Прибалтике, Западной Украине и Западной Белоруссии. Второй — возвращение в зоны после осуждения за вновь совершенные преступления «автоматчиков» — тех воров, кто, откликнувшись на призыв, пошли в штрафные батальоны защищать Родину во время Великой Отечественной войны. «Польских» воров «законники» признавали отступниками, потому что занимались они постыдной для воровского клана коммерцией, «автоматчиков» — за нарушение запрета «не брать оружия из рук властей». «Польские» воры называли себя истинными ворами. Их «закон» отличался большей гибкостью и разрешал членам своей касты во время отбывания наказания в лагерях заниматься любой работой: в должности бригадира, нарядчика, дневального, рабочего кухни и проч. — вплоть до бойца самоохраны. Эта категория преступников избегала конфликтов с администрацией. С работающих бригад они собирали дань («положенное»), устраивали сходки, жестоко расправлялись с непокорными. «Законники» («идейные» воры) называли «польских» воров «суками», зоны, где они властвовали, — «сучьими». «Суки» охотно принимали в свои ряды «ссученных» (заключенных, которые пошли по какому-либо вопросу на контакт с лагерной администрацией), «гнутых» (не выдержавших давления администрации или противников «идейных» воров и согласившихся изменить принципам). Союзниками «польских» воров стали «отошедшие» — те лидеры, которые нарушили запрет не работать в исправительно-трудовых учреждениях. После войны клан «сук» пополнялся предателями, полицаями, власовцами. В отличие от «идейного» «истинным» вором мог стать грабитель или убийца («мокрушник»). Примыкали к «сукам» и самозванцы — те заключенные, которые не имели права называться ворами, но объявили себя таковыми («налепушники»). По свидетельству очевидцев (А. Жигулин), отбывать наказание в «сучьих» зонах было тяжелее, чем в зонах «воровских». Сказывалось отсутствие единства взглядов на взаимоотношения с администрацией, между заключенными шла постоянная борьба за лидерство, жертвами которой становились члены рабочих бригад; было много произвола и несправедливостей.

Вместе с тем по некоторым параметрам позиция «идейных» воров была слабее позиции их оппонентов. Так, «законникам» требовались незаурядные демагогические способности, для того чтобы доказать собственную правоту перед «автоматчиками», которые обвиняли «идейных» воров в шкурничестве и трусости: они спрятались в зоне, паразитируя за счет других заключенных, вместо того чтобы защищать свою Родину. В этих спорах стороны нередко прибегали к насилию.

В борьбе с «идейными» ворами их противники стали делать упор на бескомпромиссность воровского «закона». Если к ним попадал «вор в законе», то они заставляли его выполнять какие-либо действия, противоречащие нормам «воровского права», например вскопать запретную зону в колонии, помыть пол, поесть вместе с «отошедшими» или просто заявить: «Я ваш!» Этого было достаточно для того, чтобы «идейные» отвергли человека, осквернившего «закон». В худшем случае они могли его убить.

Процедура насильственного отказа от воровских идей называлась «трюмлением». Для этого был даже придуман обряд целования «сучьего» ножа. Такая категория называлась «отколотые» или «гнутые». Иногда «отошедшие» заставляли «гнутого» замарать себя кровью вора. Этот способ применялся, когда в их руки попадалось несколько воров. Если один из воров не выдерживал насилия, то ему предлагалось нанести более стойким «соратникам» телесные повреждения. Решившегося на такой шаг в дальнейшем ожидала смерть по приговору «идейных» воров.

Подобным образом обращались и воры с «отошедшими», которые попадали им в руки. Иногда воры в отношении «отошедших», равно как и «отошедшие» к ворам, применяли «офаршмачивание». Суть его заключалась в том, что над противником совершались жестокие унизительные действия: акт группового насильственного мужеложства, выливание на голову содержимого параши и т. п. Подвергшиеся такому насилию становились отверженными. Они объединялись в группировки «ломом опоясанных», «один на льдине», «лохмачей», «махновцев», которые не признавали никаких «законов» и правил.

Между различными группировками шла настоящая война, достигшая апогея в период отмены смертной казни в СССР. Воры уничтожали «сук», «суки» — воров, «отколотые» резали и тех, и других. К концу 1950-х — началу 1960-х гг., по мнению самих «воров в законе», их осталось в местах лишения свободы не более 3%. Остальные же либо пали жертвами внутрилагерных столкновений, либо гласно отказались от воровского звания (дали подписку).

Сокрушительный удар по криминальной касте был нанесен в конце 1950-х гг. рядом государственно-правовых мер, таких, например, как реабилитация невинно осужденных; сокращение числа лагерей; исчезновение фигуры политического заключенного; введение смертной казни, в частности за бандитизм среди заключенных в исправительно-трудовых лагерях, за убийство; в исправительно-трудовых учреждениях — движение самодеятельных организаций; обязательность труда; усиление уголовного преследования лиц, ведущих паразитический образ жизни, в том числе в условиях свободы, и др. Большое значение имело также то, что в гражданском обществе воррецидивист был изгоем, отверженным. Поэтому кампания по «возвращению» к нормальной жизни профессиональных преступников, проведенная в СССР в 1960-е гг., была поддержана и некоторыми «авторитетами» криминального мира: они громогласно порвали с преступным прошлым.

Следует обратить внимание, что реальная власть членов воровского сообщества ограничивалась местами лишения свободы, да и то в той степени, в какой это соответствовало интересам лагерной администрации. Власть эта исчезает, как только устраняются условия для ее поддержания. И напротив, криминальная власть укрепляется, когда создается обстановка, благоприятствующая развитию криминальной деятельности. В этих условиях преступная деятельность становится бизнесом, а ее целью — обретение богатства.

Толчок такому процессу в конце 1960-х — начале 1970-х гг. дают преступные действия таких лиц, как Г. Корьков (Монгол), В. Иваньков (Япончик), О. Квантришвили (Квант), которые первыми начали реализовывать схему совершения так называемых беззаявочных преступлений. Иными словами, жертвами их преступных посягательств становились расхитители социалистической собственности, известные антиквары, ювелиры (называемые «барыгами» или «корейками» — по одноименному персонажу произведения И. Ильфа, Е. Петрова «Золотой теленок»), а также валютчики, фарцовщики, картежные шулеры, сутенеры и другие правонарушители. Расчет здесь был на то, что преступник, став жертвой преступления, не будет заявлять о случившемся в правоохранительные органы, чтобы не привлекать к себе внимания. Как правило, данная уверенность оказывалась обоснованной, однако здесь примечательно другое: воры стали бандитами. В процессе совершения преступлений они не только инсценировали ситуацию убийства сотрудника милиции (роль которого играл один из соучастников), но и нередко прибегали к пыткам жертвы. Не подлежит сомнению и их готовность в случае необходимости действительно совершить убийство (потерпевшего или работника правоохранительного органа). По криминальным «канонам» такие лица не могли быть приняты в воровское сообщество. Тем не менее Корьков и Иваньков, попав в места лишения свободы, были «коронованы» и обрели титул «вора в законе». Что же касается новой тенденции в развитии криминологической обстановки в стране — специализации на совершении беззаявочных преступлений, то она стала набирать силу.

Объективной причиной этого явилось разложение социалистических общественных отношений. В политических кругах стало получать распространение взяточничество, в экономической сфере возникла теневая экономика.

Оптимальные условия для развития организованной преступности были созданы в 1990-е гг.

Затрагивая кратко их историю, следует подчеркнуть, что в это время впервые громко заявили о себе новые лидеры криминальной среды, ставшие альтернативой «ворам в законе»: главари организованных преступных групп, которые впоследствии стали называть «бригадами». По существу, с полным основанием можно говорить о возникновении широкомасштабного бандитизма — явления, которое обычно сопровождает все социальные катаклизмы.

С середины 1980-х гг. в СССР стали поощряться либеральные процессы в экономике — были разрешены кооперативы и, таким образом, положено начало легализации частнопредпринимательской инициативы. Странным образом такая политика совпала по времени с попыткой ввести в стране некое подобие «сухого закона». В результате в СССР были созданы благоприятные возможности для широкомасштабного накопления криминального капитала (путем спекуляции спиртосодержащей продукцией) и его легализации (путем отмывания денег в кооперативах).

Социальная динамика, проходившая в начале 1990-х гг. под знаком криминализации общественных отношений, привела к резкому повышению престижа противоправной деятельности и выдвинула новую группу криминальных лидеров (здесь первенствуют спортсмены), создавших систему преступного бизнеса. «Ворам в законе» пришлось наверстывать упущенное, что удалось им за счет изменения — в сторону либерализации и гибкости — кастовых нормативных предписаний, но в определенной степени их позиции были потеснены.

Важным этапом в становлении современной российской организованной преступности явился рэкет — организованное вымогательство. Рэкет возник как следствие налоговой и уголовно-правовой политики государства периода начала революционных политических и экономических реформ. С одной стороны, рэкет явился реакцией на отмену налогов для кооперативов, зарегистрированных в России в конце 80-х — начале 90-х гг. прошлого века. Поскольку государство отказалось собирать налоги, этим занялись организованные преступные формирования. С другой — уголовно-правовая политика периода начала революционных экономических преобразований характеризовалась отсутствием инициативы, наступательности со стороны правоохранительных органов. Почувствовав полную безнаказанность, преступники превратили рэкет в одну из основных сфер противоправного бизнеса. Рэкет в свою очередь приблизил российских гангстеров к легальному бизнесу. Вынужденные контролировать прибыли предпринимателей, они начали понимать, что в России возникла уникальная возможность разбогатеть вполне официально, не прибегая к откровенному криминалу: предпринимательство 1990-х гг. характеризовалось чрезвычайно высокой прибыльностью. Преступники стали входить в состав учредителей контролируемых предприятий, часто вытесняя и нередко устраняя (вплоть до убийства) их организаторов и руководителей. Гангстеры начали регистрировать и собственные предприятия, вкладывая в них деньги, полученные преступным путем, овладевая навыками осуществления легальных экономических операций.

Так организованная преступность гангстерского типа трансформировалась в преступность экономическую («беловоротничковую»).

Появление возможностей трансформации гангстера в бизнесмена резко меняет ситуацию, связанную с влиятельностью лидеров криминальной среды. И эти возможности создаются соответствующей государственной политикой: экономической, законодательной, правоприменительной и т. д. В России соответствующие условия были созданы в начале 1990-х гг. Принципиальным (переломным) моментом с точки зрения легализации преступных доходов явился этап приватизации.

Приватизация осуществлялась с такой чрезвычайной поспешностью, что у любого специалиста, знакомого с процедурой приватизации, возникало подозрение относительно истинных целей грандиозной акции, которые явно не совпадали с официальными декларациями. Уже в 1993—1994 гг. 60% предприятий стали негосударственными. В этот период в среднем ежедневно приватизировалось 104 предприятия, причем чаще всего за символическую цену. Так, ЗИЛ, стоимость основных фондов которого составляла не менее 1 млрд. долларов, был продан за 4 млн. долларов, «Уралмаш» — за 3,7 млн., Челябинский металлургический завод — за 3,7 млн., Челябинский тракторный завод — за 2,2 млн. долларов. Для сравнения: средняя хлебопекарня в Европе стоит 2 млн. долларов США, средний колбасный завод в Швейцарии — 3,3 млн., цех по разделке леса и выпуску вагонки в этой же стране — 4,5 млн. долларов.

Слой новых собственников формировался главным образом из вчерашних воротил теневой экономики, крупных государственных чиновников и хозяйственников, использовавших власть и положение для обретения собственности, удачливых спекулянтов, уголовно-мафиозных элементов, представителей иностранных компаний.

Сама «ваучеризация» благоприятствовала проникновению криминального капитала в экономику. Этому способствовало также то, что в отличие от общемировой практики не требовалась декларация о доходах даже при скупке гигантских пакетов акций.

В России начиная со времени введения рыночных отношений произошло резкое усиление организованной преступности, усугубление ее количественных и качественных характеристик. Число действующих преступных формирований (по официальным данным) за 1990-е гг. увеличилось почти в 26 раз, число участников этих организаций — в пять раз. Кардинально изменилось отношение криминалитета к коммерческой деятельности и политике.

Ортодоксальный вор ранее пренебрежительно относился к предпринимательству, а коммерсант («барыга») мог быть только потерпевшим от криминальных действий вора, но не равным ему соучастником или тем более компаньоном. Интерес к коммерции у «воров в законе» кавказского происхождения вызывал презрение у славянских воров, которые называли своих кавказских собратьев «лаврушниками», «мандаринами». Негативное отношение российские воры «старой школы» выражали к торговле воровским титулом, получившей распространение в Грузии, а также к стремлению «кавказцев» обрести политическое влияние через коррупцию и другие механизмы. Однако ортодоксы оказались в меньшинстве и вынуждены были принять новые правила либо уйти в тень. В настоящее время коммерческая и политическая деятельность лидеров криминальной среды не вызывает порицания, напротив, она считается нужной и важной. В этом плане лидеры преступного мира подчинились императивам развития организованной преступности. Более того, «смотрящими» в регионах воровское сообщество уже нередко назначает людей без уголовного прошлого, что раньше было немыслимо.

По оценкам практических работников, подтвержденным статусом «воров в законе» в 2007 г. обладали около 200 человек (в настоящее время база для таких оценок во многом утрачена). Намного больше тех, кто сам себя причисляет к этой категории, однако на самом деле влияния на преступный мир не оказывает. Их несколько сотен. «Реальные» «воры в законе» выбирают местом своей деятельности регионы с мощной экономикой (известна их война вокруг Олимпстроя). Более половины «воров в законе» участвует в деятельности крупных преступных формирований. Их роль — координация преступной деятельности, развитие нелегального бизнеса — хищений автотранспорта и его возврата за выкуп, афер на рынках, крышевания, порнобизнеса, традиционных видов уголовного промысла — краж, грабежей и т. п.

Если на Западе экономическую основу организованной преступности на 70— 80% составляет криминальный бизнес (наркобизнес, незаконная торговля оружием, организованное вымогательство, торговля «живым товаром», пиратство, похищения автомобилей, торговля краденым антиквариатом, заказные убийства, мошенничества), то в России наиболее выгодны легальные или полулегальные виды хозяйственной и финансовой деятельности. Поэтому внимание наиболее мощных преступных сообществ было сконцентрировано на легальных видах экономической деятельности, доходы от которой затем переводились в «тень», использовались для личного обогащения, вливались в так называемые воровские общаки, подпитывали криминальную среду.

Инфильтрация общеуголовной организованной преступности в экономику происходила по различным направлениям: «снизу», «изнутри» и «сверху». В первом случае структуры организованной преступности, накопив первоначальный капитал, вкладывали его в легальную экономику. При этом они принесли в экономические отношения новые нравы, прежде всего насильственное решение имущественных споров. С самого начала реформ в стране идет война за раздел и передел сфер влияния.

Второе направление инфильтрации организованной преступности в экономику связано с практикой так называемого крышевания. Организованные преступные формирования успешно апробировали такой прием «прорыва» в легальную экономику, как насильственный захват чужой собственности (с помощью угроз, шантажа или убийства собственника). Насильственный захват чужой собственности довольно широко практиковался в середине 1990-х гг., представляя своего рода диверсификацию охранных услуг, оказываемых бандитскими группировками предпринимательским структурам. Лидеры криминальных формирований стали входить в управление бизнесом, а затем избавляться от его организаторов — бизнесменов.

Третье направление инфильтрации организованной преступности в экономику происходило через инструменты политической власти. Криминалитет прекрасно понимает, что власть — это деньги, возможность управлять экономическими процессами в своих интересах. Внедрившись в легальный бизнес, его представители стали политической силой, которая лоббирует свои интересы в законодательных структурах, «продавливает» выгодные ей решения в органах исполнительной власти, добивается вынесения судебных решений, отвечающих интересам криминальных структур.

Лидеры преступной среды активно работают над своим положительным имиджем, выступая инициаторами и спонсорами социальных программ, приобретают средства массовой информации. Они стремятся заручиться поддержкой региональных отделений различных партий, чтобы в дальнейшем оказаться в представительных органах власти. Подкупая избирателей, опираясь на коррумпированные связи, эти лица проникают в состав элиты регионального и федерального уровня.

Понимание механизма государственного управления, доступ к его рычагам предоставляет криминалитету уникальные возможности:

  • создания нормативных правовых актов с «заданными свойствами» (в частности, запрограммированными пробелами), которые впоследствии интенсивно эксплуатируются;
  • доступа к бюджетным средствам как источнику финансирования предпринимательской деятельности в своих интересах;
  • разработки и реализации масштабных операций по захвату чужой собственности;
  • использования легальных силовых структур для защиты и сопровождения криминальных проектов;
  • расширения выгодных связей и контактов.

Современная организованная преступность в России в значительной мере легализована и представляет собой принципиально новое явление. Это явление зафиксировано в понятии интрузивно-деструктивно-мимикрийной (ИДМ) преступности, которое разработано А. С. Овчинским. В отличие от «классической» организованной преступности, которая занимается как запрещенными видами деятельности, так и криминальным контролем над легальной экономикой, ИДМ-преступность направляет усилия в основном на создание, поддержание и развитие таких правовых и экономических отношений и социально-политических ситуаций в стране, которые позволяют обогащаться определенным слоям общества, уходя от ответственности. Именно ИДМ- преступность создает такие феномены, как рейдерство — захват чужой собственности, криминальный по содержанию, но имеющий видимость законного по форме.

Криминальная ситуация в современной России достигла социально опасных пределов. Происходит разрастание, структурное усложнение, диверсификация деятельности криминальных формирований в российских регионах. Организованная преступность все чаще носит межрегиональный и международный характер, она стремится проникнуть в органы исполнительной и законодательной власти. В сфере ее интересов бюджетные средства и природные ресурсы, оборот оружия и наркотиков, операции с недвижимостью и игорный бизнес, организация проституции и хищения автомобилей — словом, все, что приносит сверхприбыль.

Российская организованная преступность (РОП) претендует на создание криминальных анклавов — государственно-подобных образований, которые концентрируют вокруг себя власть, деньги и безнаказанность. Примером такого анклава является «империя Цапков» (Краснодарский край). Благодаря коррупции произошло сращивание органов власти, управления с преступной организаций, которая, в свою очередь, легализовала себя в экономической деятельности (фирма «Артекс-Агро») и сфере безопасности (ЧОП «Центурион Плюс»). На совести бандитов, с которыми сотрудничали представители органов власти, жестокие убийства, изнасилования, вымогательства и другие преступления. Происходит слияние органов власти со структурами преступного сообщества — появляется феномен служебной организованной преступности.

В ст. 3 Конвенции против транснациональной организованной преступности указано, что преступление носит транснациональный характер, если совершено оно:

  • более чем в одном государстве;
  • одном государстве, но существенная часть его подготовки, планирования, руководства или контроля имеет место в другом государстве;
  • одном государстве, но при участии организованной преступной группы, которая осуществляет преступную деятельность в более чем одном государстве; или
  • одном государстве, но его существенные последствия имеют место в другом государстве.

Перечислим наиболее известные транснациональные преступные организации.

1. Сицилийская мафия. Преступное сообщество, сформировавшееся на острове Сицилия. Ее происхождение возводят к партизанским, национальноосвободительным движениям против оккупантов, периодически захватывавших Сицилию. Об этом свидетельствуют попытки представить слово MAFIA аббревиатурой лозунга времен Сицилийской вечерни (восстания против французов 1282 г.) — «Смерть Франции, вздохни, Италия» (итал. «Morte Alla Francia, Italia Anela»). Однако в XIX в. мафия окончательно выродилась в преступную организацию со своей структурой «семьи-корпорации»: (босс, помощники, советник, капо, солдаты, рекруты) и «кодексом чести», в котором главное значение придается молчанию («омерте»). Сицилийская мафия в США получила название «Наше дело». Большую роль в ее организации сыграл Дон Вито Ферро, скрывавшийся в начале XX в. от итальянского правосудия в США. Он внедрил в криминальную деятельность своих соотечественников принцип «снимать сливки, не разбивая горшка» — подкупать должностных лиц из числа полицейских, судей и политиков.

Прием в члены мафии сопровождается ритуалом, который включает клятву верности новой «семье», интересы которой становятся выше кровнородственных связей.

По принципу мафии построены и другие итальянские преступные организации, которые принимают участие в транснациональной преступной деятельности: «Каморра», «Ндрангета» и «Сакра Коронат Унита». Это указывает на то, что термин «мафия» имеет широкое значение и используется для обозначения преступных сообществ, построенных на корпоративной основе и имеющих коррупционные связи с представителями власти.

2. Японские борёкудан. В 2010 г. в качестве самостоятельных организаций борёкудан, имеющих свои даймон (значки-эмблемы), идентифицированы 22 сообщества. Самые крупные из них — «Ямагути-гуми», «Инагава-кай», «Сумиёси-кай»: около 80% из нескольких тысяч профессиональных якудза (гокудо) принадлежат к этим трем кланам. Борёкудан построены на семейнокорпоративной основе во главе с кумитё. Он — начальник всех и над всеми. Далее в иерархии следуют сайко комон (старший советник), сохомбутё (глава штаб-квартиры), вакагасира (второй человек, заместитель), фуку-хомбутё (помощник шефа). Все они командуют некоторым количеством банд, и их влияние определяется количеством гокудо. Кумитё подчиняютя комон (советники), сингиин (консультанты), кумитёхисё (секретари) и кай-кэй (бухгалтеры). Непосредственно банды состоят из старших бригадиров сятэй, младших бригадиров вакасю и простых якудза. В каждую из них входит примерно от 20 до 200 человек. Соответственно, в клан могут входить несколько тысяч якудза. При приеме в клан совершается обряд сакадзуки — шеф и новый член клана пьют из одной чашечки сакэ. Так они становятся членами одной семьи. Якудза считают себя наследниками самурайских традиций. Они чрезвычайно самолюбивы, самое страшное для них — «потерять лицо». Могущественные кланы якудза любят изображать из себя защитников обездоленных. Так, Ямагути-гуми, штаб-квартира которого расположена в Кобе, оказал родному городу большую помощь после землетрясения 1995 г. В то же время для психологии японских гангстеров характерно знакомое деление общества на «мы» — якудза и «они» — катаги (все остальные, потенциальные жертвы). В политическом смысле якудза обычно считают себя ультраправыми. Они выступают за традиционные семейные ценности, за возрождение «японского духа».

3. Китайские триады. Наименование заимствовано из священного символа китайского общества (небо, земля, человек), образующего символический треугольник (Тяньдихуэй). Модель организации триад представляет собой жестко централизованную иерархию с шестью основными позициями. Первую позицию занимает лидер сан шу, известный также как луне тао (голова дракона) или тай ло (большой брат). В его подчинении находятся четыре ранга руководителей, отвечающих за различные конкретные аспекты деятельности организации, и рядовые члены. На второй позиции находятся руководители отдельных организаций или целого их ряда, входящих в триаду, называемые фу шан шу, и специальный человек сине фунг, который руководит вербовкой новых членов. Третью позицию занимают боевики хунг кван, возглавляющие оперативно действующие группы триад. Существуют специальные должности для осуществления взаимосвязи с другими преступными сообществами и организациями — шо хай, а также должность эксперта по административным и финансовым вопросам — пак тсе сын, находящиеся соответственно на пятой и четвертой позициях. В самом низу, на шестой позиции, находятся простые члены, или солдаты сей коу джай. Все должности в китайских триадах принято обозначать определенными цифрами. Лица, занимающие значительные позиции в этой преступной организации, обозначаются трехзначной цифрой, начинающейся с 4, что соответствует старинной китайской легенде о том, что мир окружают четыре моря. Так, лидер сан шу, возглавляющий общество триад в отдельном городе или на географической территории, называется «489»; боевики хунг кван — 426; шо хай, ответственный за связи с другими преступными группами, — 432; административный и финансовый эксперт — 415. Простые члены, не имеющие рангов, имеют двухзначный номер «49».

Наиболее известные триады, занимающиеся транснациональной преступной деятельностью, — «Сунь Е Он», «14К», «Во Хоп Ту» и «Во Он Локк».

На улицах Шанхая, Пекина и других городов нередко можно встретить молодых людей с пустым взглядом и цветными татуировками на руках с изображением черепа, дракона и кобры. Это представители современных триад Китая, которые наряду с полицией следят за порядком на городских улицах.

Такая заинтересованность триад в соблюдении правопорядка объясняется своеобразным патриотизмом китайской мафии. Так, триады никогда не грабят иностранных туристов в Китае, потому что начиная с 2002 г. КНР была провозглашена страной «мирового туризма» — чем больше приезжает туристов, тем больше денег можно получить с владельцев сувенирных лавок и ресторанов. Таким образом, что выгодно для страны, выгодно и для гангстеров.

4. Колумбийские картели. Это основные производители и поставщики кокаина на мировой наркорынок. Они используют два «ноу-хау» в криминальной деятельности: модульную («зонтичную») структуру в организации преступного бизнеса и создание ультраправых террористических группировок («парамилитарес») для защиты своих интересов. Модель «зонтика» означает, что на жестком стержне корпоративного управления гибко фиксируется сеть «складок» — отдельных самостоятельных исполнительных звеньев. В такой модели легко заменить новой каждую вышедшую из строя часть, легко управлять всеми звеньями, а также обеспечивать безопасность всей системы.

Формирование группировок «парамилитарес» под лозунгом «Смерть революционерам!» делает наркобаронов союзниками правительства в борьбе с революционными движениями и одновременно дает возможность использовать террор против населения.

Наиболее известные наркокартели: Медельинский, «Кали», Северного побережья, Северной долины.

5. Мексиканские наркокартели: Тихого океана, Залива, Хуареса, «Лос Зетас», «Гольфо», «Рыцари Тамплиеры», «Нового поколения Халиско» и др. Наличие границы с США определяет устремленность мексиканских нар ко картелей: все они стремятся выйти на североамериканский рынок. Все наркокартели имеют иерархическую организационную структуру, основанную на беспрекословном подчинении лидеру. Поэтому, когда лидер погибает, возникает новая структура. Другая характерная особенность — ведение войны «всех против всех». Нарковойна (по существу, наркотерроризм) характеризуется чрезвычайной дерзостью и жестокостью. «Козырной фишкой» мексиканских наркокартелей считается выставление отрезанных голов своих врагов в публичном месте.

6. Албанская мафия. Имеет мощную наркосеть в Швейцарии, Германии, Австрии, Италии, в Скандинавских странах. В США и Канаде контролирует более 30% рынка героина, в Западной Европе — более 50%. Албанский героиновый картель «Камила» входит в пятерку самых мощных мафий в мире. Специалисты, занимающиеся проблемой албанской организованной преступности, отмечают, что албанские гангстеры серьезно заявили о себе в начале 1990-х гг. Тогда их главной специализацией было силовое прикрытие групп турецких и курдских наркоторговцев, занимавшихся поставками героина из Турции в Европу. Постепенно их перестала устраивать роль наемников, и они взяли под контроль наркотрафик на так называемом балканском маршруте: афгано-турецко-балканском «Втором Великом шелковом пути». Наркотики поступают из турецких в албанские порты, а оттуда перебрасываются в села в Косово, где их складируют и упаковывают для дальнейшей транспортировки в Европу и США.

Во время войны в Косово часть средств, получаемых от продажи наркотиков, шла на закупку оружия для Армии освобождения Косово (УЧК), тогда нелегальной. С легализацией в 1997 г. Армии освобождения Косово албанская мафия ввела 3%-ный налог, своего рода рэкет, на доход албанских семей за рубежом и в Косово, средства от которого использовались на национальную борьбу и вооружение.

После капитуляции Югославии перед международной агрессией на территорию края из Македонии был введен войсковой контингент НАТО. Вместе с ним на улицах косовских городов и поселков появились боевики УЧК, которые организовали геноцид сербского населения. Десятки тысячи сербов, а также цыган и турок, бросив дома, имущество и сожженные церкви, бежали в Сербию.

В настоящее время Армии освобождения Косово официально не существует — она распущена, а ее остаточный состав интегрирован в созданный под опекой КРОВ (Международные силы ООН для Косово) полицейский корпус охраны Косово. Однако дело УЧК продолжает жить. Ее военно-политические лидеры, создавшие собственные партии и фракции, продолжают получать отчисления от нелегального транзита наркотиков, рэкета, контрабанды оружия, контроля проституции в Милане или Гамбурге, а также официальных 3%-ных ежемесячных взносов албанской диаспоры в контролируемый ими «Фонд Родины». Провозглашение статуса независимости Косово способствует только усилению албанской мафии, которая в ближайшие годы докажет западному миру, что «контролируемый терроризм» — это очень опасная иллюзия.

7. Русская мафия. Во многом это миф, созданный западными средствами массовой информации для формирования криминального имиджа постоветской России. Во-первых, доля этнических русских среди гангстеров, пытавшихся распространить свое влияние в Европе, Америке и на других континентах, ничтожна. Русской мафией на Западе называют любой интернациональный преступный конгломерат из бывших республик СССР. Во-вторых, роль русскоязычной мафии в мировом криминальном бизнесе преувеличена. В-третьих, реальную опасность для Запада представляют лидеры «беловоротничкой преступности», но они с мафией обычно не идентифицируются.

В то же время современная РОП участвует в осуществлении транснациональных криминальных проектов, использует международные механизмы преступной деятельности. Можно констатировать, что она стала неотъемлемым элементом транснационального организованного преступного сообщества. РОП имеет опыт криминального взаимодействия с колумбийскими наркокартелями (кокаиновый трафик и отмывание денег), японскими якудза (контрабанда морепродуктов, торговля автомобилями), китайскими триадами (контрабанда леса, нелегальная миграция), сицилийской мафией (контрабанда антиквариата, торговля женщинами), исламскими террористическими организациями (незаконный оборот наркотиков и оружия).

Исследователи отмечают исключительную «непатриотичность» РОП. В то время, когда итальянские, китайские и колумбийские «грязные» деньги инвестируются в национальную экономику, российские капиталы безостановочно и безнаказанно покидают страну.

Основные направления деятельности РОП:

  • нелегальная торговля оружием;
  • наркобизнес;
  • торговля людьми и человеческими органами;
  • организация нелегальной миграции;
  • похищения автомобилей;
  • хищения произведений искусства;
  • контрабанда;
  • преступления против детей, связанные с педофилией;
  • киберпреступность;
  • морское пиратство;
  • преступность в сфере интеллектуальной собственности и отмывание денег;
  • игорный бизнес;
  • незаконный оборот фармацевтической продукции;
  • экологические преступления;
  • терроризм;
  • международная коррупция.

Организованная преступность в современных условиях приобретает все более злокачественные формы, о чем свидетельствует генезис и динамика современного терроризма. В связи с этим следует напомнить, что «Аль-Каида» была заботливо выращена пакистанскими и западными спецслужбами под знаменами джихада, а ударную силу чеченских полевых отрядов в 1994—2000 гг. составляли бандиты, совершившие множество тяжких преступлений.

Верховным Судом РФ на территории России запрещена деятельность следующих международных террористических организаций.

1. «Аль-Каида в странах исламского Магриба». Идеология: салафизм. Цель: джихад для установления исламских режимов в государствах Магриба. Базируется в обширных пустынных районах, охватывающих территорию Алжира, Нигера, Мали и Мавритании.

2. «Асбат аль-Ансар» (Лига партизан). Идеология: антиизраильская. Цель: освобождение палестинских территорий от присутствия Израиля и других иностранных государств, создание исламского государства с шариатской формой правления. Базируется в Ливане.

3. «База» («Аль-Каида»), Идеология: салафизм. Цель: декларируемая — джихад против иноверцев, создание «Великого исламского халифата», действительная — реализация модели «управляемого хаоса».

4. «Братья-мусульмане». Идеология: салафизм. Цель: установление исламских режимов в государствах активности своей организации.

5. «Высший военный Маджлисуль Шура Объединенных сил моджахедов Кавказа» (Чечня). Идеология: псевдоисламская. Цель: создание независимых исламских государств на территории России.

6. «Движение Талибан» (Афганистан). Исламское движение суннитского толка. Создано шейхом Омаром на базе религиозных школ — медресе. Основной этнический состав — пуштуны. На подконтрольных территориях Талибан вводит нормы шариата, выполнение которых строго контролируется. Под запретом находятся телевидение, музыка и музыкальные инструменты, изобразительное искусство, алкоголь, компьютеры и Интернет, шахматы, белая обувь (белый — цвет талибского флага), обсуждение секса в открытой форме и др.

7. «Джунд аш-Шам» (войско «Великой Сирии») — суннитская палестинская организация. Цель: освобождение палестинских территорий от присутствия Израиля и других иностранных государств, создание исламского государства с шариатской формой правления.

8. «Дом двух святынь» («Аль-Харамейн»), Исламский благотворительный фонд, базирующийся в Саудовской Аравии. Обвиняется в финансировании международного терроризма.

9. «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»). Провозглашен в 2007 г. самоназначенным президентом «Чеченской Республики Ичкерия» Д. Умаровым.

Стратегической целью является отделение Северного Кавказа от России и создание в этом регионе независимого шариатского государства.

10. «Исламские общества» («Аль-Гамаа аль-Исламия»), Возникла на основе религиозных комитетов в египетских вузах. От традиционной религиозновоспитательной работы перешла к более активным действиям (включая погромы и насилие), направленным на «претворение исламской культуры в стране».

11. «Исламская группа» («Джамаат-и-Ислами»). Исламистская политическая партия в Пакистане с салафистской идеологией. Основана видным теоретиком политического ислама С. Маудуди (1903— 1979). Входит в альянс с пятью другими непримиримыми исламистскими партиями Пакистана. Альянс имеет значительное политическое влияние в стране.

12. «Исламский джихад — джамаат моджахедов» («группа исламского джихада»). Идеология: джихад против иноверцев (крестоносцев и евреев). Цель: создание исламских государств. В России активно действует на территории Дагестана.

13. «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»). Крупнейшая исламистская организация на постсоветском пространстве. Создана Т. Юлдашевым в 1996 г. Ближайшими целями являются: дестабилизация внутриполитической ситуации в Узбекистане путем проведения диверсий, террористических актов, планирования и проведения военных акций, провокаций на узбекско-таджикской и узбекско-киргизской границах, захват заложников. Конечная цель: возрождение «Великого исламского халифата» на территории государств Центрально-Азиатского региона с вовлечением в данный процесс кавказских и поволжских республик Российской Федерации.

14. «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана» (Чечня). Организация создана в 1989 г. Ш. Басаевым и М. Удуговым при поддержке арабских наемников в Чечне. Деятельность «Конгресса» направлена на разжигание экстремизма и сепаратизма в мусульманских регионах России, а также на проведение террористических акций на ее территории. Целью является создание «Исламского халифата на Кавказе».

15. «Лашкар-и-Тайба» («Воинство добра»). Провела ряд террористических операций, направленных на военные и гражданские цели, начиная с 1993 г., включая нападения в ноябре 2008 г. в Мумбае, Индия, в результате которых погибли 164 человека и сотни получили ранения. Финансирует террористическую деятельность других организаций и обеспечивает учебную, материально-техническую и инфраструктурную поддержку такой деятельности через свою подставную организацию «Джамаат-уд-Дава».

16. «Общество возрождения исламского наследия» («Джамият Ихья ат-Тураз аль-Ислами»), Идеология: салафизм. Цель: свержение светских правительств и установление исламского правления во всемирном масштабе путем создания «Всемирного исламского халифата».

17. «Общество социальных реформ» («Джамият аль-Ислах аль-Ид-жтимаи»), В Кувейте имеет статус неправительственной благотворительной организации и под прикрытием благотворительных программ осуществляет главную цель: устранение неисламских правительств и установление исламского правления во всемирном масштабе путем воссоздания «Всемирного исламского халифата», первоначально в регионах с преимущественно мусульманским населением. Основные формы деятельности: целенаправленная исламистская пропаганда, сочетаемая с нетерпимостью к другим религиям; работа (прежде всего пропагандистская с мощным финансовым подкреплением) по внесению раскола в общество; конспиративное финансирование террористических акций на Северном Кавказе.

18. «Партия исламского освобождения» («Хизб ут-Тахрир аль-Ис-лами»). Декларируемая цель организации: восстановление справедливого исламского образа жизни и исламского государства — халифата. Реальная цель: раскол исламской Уммы через провокации и нагнетание нетерпимости к «неправильно верующим» мусульманам.

19. «Священная война» («Аль-Джихад»). Организация, ставящая своей целью свержение в Египте светского режима и создание на его территории исламского государства, а также борьбу против интересов США и Израиля в Египте и соседних странах.

20. «Исламское государство» (другие названия: «Исламское Государство Ирака и Сирии», «Исламское Государство Ирака и Леванта», «Исламское Государство Ирака и Шам»), Это химера, созданная западными спецслужбами путем слияния террористической организации и криминального государства.

21. «Джебхат ан-Нусра» (Фронт победы) (другие названия: «Джабха аль- Нусра ли-Ахль аш-Шам» (Фронт поддержки Великой Сирии). Характеризуется особой жестокостью, боевики этой организации причастны к совершению диверсионно-террористических актов, похищению заложников, массовым казням пленных, которые фиксируются на видео.

22. Международное религиозное объединение «АУМ Синрикё», активно действовавшее на территории России в 1990-х гг., продемонстрировавшее террористическую сущность в атаке боевым газом «Зарин» на жителей Токио в метро в 1995 г.

Московский городской суд признал террористическими:

23. Синдикат «Автономная боевая террористическая организация (АВТО)». Ее костяк составили 10 человек, осужденных в 2012 г. за поджоги зданий ФСБ России и полиции в Москве и Московской области, незаконное изготовление и хранение взрывчатых веществ.

24. Террористическое сообщество — структурное подразделение организации «Правый сектор» на территории Республики Крым.

25. Всероссийское общественное движение «Народное ополчение им. К. Минина и Д. Пожарского — НОМП)». Организация создана в 2009 г. выходцами из Союза офицеров, «Движения против нелегальной иммиграции», Русского общенационального союза и ряда иных организаций. Главой НОМП был бывший полковник ГРУ В. Квачков, осужденный в феврале 2013 г. к восьми годам лишения свободы. Он был признан виновным в покушении на организацию вооруженного мятежа и содействию террористической деятельности. По мнению следствия, активисты НОМП планировали захватить власть в городе Ковров Владимирской области, а оттуда двинуться на Москву. Сам Квачков заявил, что не собирался поднимать мятеж, а готовил партизан на случай войны с иностранным агрессором. В то же время в суде он отстаивал «право на восстание».

Московский окружной суд запретил деятельность организации.

26. «Аджр от Аллаха субхану уа тагьаля Шам» (Благословение от Аллаха милостивого и милосердного Сирия).

Конвенция против транснациональной организованной преступности определяет основные направления противодействия транснациональной организованной преступности:

криминализация опасных деяний (участия в организованной преступной группе, отмывания доходов от преступлений, коррупции, воспрепятствования осуществлению правосудия); конфискация доходов от преступлений; меры по борьбе с отмыванием денежных средств; выдача преступников; взаимная правовая помощь; совместные расследования; защита свидетелей и потерпевших;

стимулирование лиц, которые участвуют или участвовали в организованных преступных группах, к сотрудничеству с правоохранительными органами;

сотрудничество между правоохранительными органами; реализация научноисследовательских и аналитических проектов; подготовка кадров и техническая помощь.

Отдельным направлением выделено предупреждение транснациональной организованной преступности, которое предусматривает содействие разработке стандартов и процедур, предназначенных для обеспечения добросовестности в работе публичных и соответствующих частных организаций, а также кодексов поведения для представителей соответствующих профессий, в частности адвокатов, нотариусов, консультантов по вопросам налогообложения и бухгалтеров; формирование публичного реестра юридических и физических лиц, участвующих в учреждении юридических лиц, управлении ими и их финансировании; создание возможности лишения по решению суда или с помощью других надлежащих способов на разумный период времени лиц, осужденных за транснациональные преступления, права занимать должности руководителей юридических лиц, зарегистрированных в пределах их юрисдикции, и др.

Заметную роль в борьбе с организованной преступностью и терроризмом сыграло созданное в ноябре 1988 г. в МВД СССР шестое Управление по борьбе с организованной преступностью. Уже в феврале 1989 г. оно было преобразовано в шестое Главное управление МВД СССР по борьбе с организованной преступностью и иными опасными преступлениями. В феврале 1992 г. в связи с ликвидацией МВД СССР было создано самостоятельное Главное управление по организованной преступности (ГУОП) МВД России, ставшее в 1998 г. Главным управлением по борьбе с организованной преступностью (ГУБОП) МВД России. В 2004 г. ГУБОП было преобразовано в Департамент по борьбе с организованной преступностью и терроризмом МВД России (ДБОПиТ). ДБОПиТ была разработана Концепция совершенствования деятельности органов внутренних дел в сфере борьбы с организованной преступностью на 2005—2010 гг. Ее основной принцип состоял в выделении приоритетов: специализирующиеся в этой области подразделения милиции должны сосредоточить усилия только на тех преступных формированиях, которые реально влияют на криминогенную, экономическую и социальную обстановку в регионах или федеральных округах. Ещё один важный момент: разделение организованных преступных формирований по уровням, отражающим степень их общественной угрозы. Наиболее крупные (такого типа, как «Тамбовское», «Общак», «Уралмаш») находились под федеральным контролем, в борьбе с ними непосредственно участвовали сотрудники ДБОПиТ. Около полусотни формирований с межрегиональными связями находились на учетах оперативно-розыскных бюро главных управлений МВД России по федеральным округам. ДБОПиТ вместе с ФСБ России ввели в общий оборот такие понятия, как «вор в законе», «положенец», «смотрящий» и др. В региональные подразделения органов внутренних дел и ФСБ России были направлены разъяснительные документы, и в оперативной деятельности стала использоваться единая терминология. Согласованы информационные базы на лидеров и членов организованных преступных формирований.

В сентябре 2008 г. ДБОПиТ был упразднен, его структуры преобразованы, специальные учеты во многом ликвидированы. Это событие в борьбе с организованной преступностью следует оценивать по результатам, имея в виду выгоды государства и криминалитета от такого решения.

Российской Федерацией ратифицированы Международная конвенция о борьбе с финансированием терроризма, Международная конвенция о борьбе с бомбовым терроризмом, Международная конвенция о борьбе с актами ядерного терроризма, Шанхайская конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом и ряд других документов, служащих руководством для расширения возможностей в области противодействия террористической деятельности.

В целях борьбы с терроризмом в России приняты Федеральный закон от 6 марта 2006 г. № 35-ФЗ «О противодействии терроризму», Федеральный закон от 7 августа 2001 г. № 115-ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма», Концепция противодействия терроризму в Российской Федерации. Координацию деятельности по противодействию терроризму, организацию планирования применения сил и средств федеральных органов исполнительной власти и их территориальных органов по борьбе с терроризмом, а также управление контртеррористическими операциями обеспечивают Национальный антитеррористический комитет, Федеральный оперативный штаб, антитеррористические комиссии и оперативные штабы в субъектах РФ.

Основными задачами противодействия терроризму являются:

а) выявление и устранение причин и условий, способствующих возникновению и распространению терроризма;

б) выявление, предупреждение и пресечение действий лиц и организаций, направленных на подготовку и совершение террористических актов и иных преступлений террористического характера;

в) привлечение к ответственности субъектов террористической деятельности в соответствии с законодательством Российской Федерации;

г) поддержание в состоянии постоянной готовности к эффективному использованию сил и средств, предназначенных для выявления, предупреждения, пресечения террористической деятельности, минимизации и (или) ликвидации последствий проявлений терроризма;

д) обеспечение безопасности граждан и антитеррористической защищенности потенциальных объектов террористических посягательств, в том числе критически важных объектов инфраструктуры и жизнеобеспечения, а также мест массового пребывания людей;

е) противодействие распространению идеологии терроризма и активизация работы по информационно-пропагандистскому обеспечению антитеррористических мероприятий.

Противодействие терроризму в Российской Федерации осуществляется по следующим направлениям:

а) предупреждение (профилактика) терроризма;

б) борьба с терроризмом;

в) минимизация и (или) ликвидация последствий проявлений терроризма.

Существенную роль в противодействии организованной преступности и терроризму призвана сыграть Федеральная служба по финансовому мониторингу (Росфинмониторинг), которая является федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по противодействию легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма и координирующим деятельность в этой сфере иных федеральных органов исполнительной власти. Росфинмониторинг находится в ведении Президента РФ. Орган образован в соответствии с Указом Президента РФ от 1 ноября 2001 г. № 1263 «Об уполномоченном органе по противодействию легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем», приступил к выполнению возложенных на него задач с 1 февраля 2002 г. (ранее он назывался Комитет РФ по финансовому мониторингу).

В настоящее время Росфинмониторинг действует на основании Указа Президента РФ от 13 июня 2012 г. № 808 «Вопросы Федеральной службы по финансовому мониторингу» и осуществляет ряд полномочий, к которым, в частности, отнесены:

  • оценка угроз национальной безопасности, возникающих в результате совершения операций (сделок) с денежными средствами или иным имуществом;
  • разработка и проведение мероприятий по предупреждению нарушений законодательства Российской Федерации о противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма;
  • осуществление анализа и прогнозирования состояния исполнения организациями, совершающими операции (сделки) с денежными средствами или иным имуществом, и индивидуальными предпринимателями требований законодательства Российской Федерации о противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма.

В 2016 г. созданы войска национальной гвардии Российской Федерации с многочисленными и достаточно широкими полномочиями. Они призваны внести свой вклад в обеспечение государственной и общественной безопасности, защиту прав и свобод человека.

Этнокриминология

Имея в виду предмет криминологической науки, можно выделить элементы предмета этнокриминологии.

1. Преступность на почве межнациональных и межэтнических конфликтов. Национальный экстремизм неизбежно сопровождается преступными проявлениями, однако массовый характер они приобрели в связи с распадом СССР, обострением межэтнических противоречий. Именно поэтому к ним привлечено внимание политологов, социологов, конфликтологов, демографов, этнологов. Естественно, возникает необходимость криминологического анализа соответствующих явлений, учитывая, что их содержание непосредственно относится к предмету данной науки.

2. Особенности криминального поведения различных этнических групп, их возникновения, организации, внутригруппового и межгруппового взаимодействия; корреляции между этническими характеристиками и признаками преступной деятельности: вооруженностью, сплоченностью, жестокостью, криминальной специализацией и профессионализацией, хитростью, изворотливостью, демонстрируемыми в процессе дознания и предварительного следствия; использование приемов криминальной разведки и контрразведки.

3. Проявление этнических особенностей в мотивации преступного поведения; наличие криминальных этнических традиций и субкультуры; этническое самосознание и его роль в генезисе общественно опасных деяний; этническая нетерпимость; готовность поддержать акции национального экстремизма и принять участие в них; убежденность в превосходстве собственного этноса над другими, в его избранности; религиозные основы и мотивы национализма; негативное отношение к коренному этносу со стороны этнических мигрантов и нетитульным нациям у себя на родине; типичные реакции на ситуации, которые расцениваются как унижение; наличие обычаев кровной мести и установка на следование им; типичные способы и приемы решения конфликтов с конкурирующими группировками.

4. Криминальная политика в области межэтнических отношений — международная, межгосударственная, внутригосударственная. Формы криминальной политики в сфере национальных отношений: геноцид, апартеид, расовая дискриминация, сегрегация, уничтожение естественной среды обитания критических этносов, ущемление прав нетитульных наций, разжигание межнациональной вражды и розни, использование национального экстремизма в политических целях.

5. Криминальная миграция различных этносов — миграция с целью совершения преступлений, иными словами, территориальные перемещения, связанные с преступной деятельностью. Такое уточнение представляется существенным, ибо современная криминальная деятельность имеет нередко сложную структуру, подчас целенаправленно дезагрегируемую на операции, исполнители которых не понимают их смысла и не принимают участия во взаимодействиях на протяжении всей технологической цепочки. В связи с этим важно проследить миграционные потоки криминальных мигрантов, определить признаки овладения ими новым криминальным пространством, установить появление новых этнических групп криминальной направленности на территории суверенных государств.

6. Процессы межэтнической криминальной интеграции. Взаимоотношения между лидерами этнических преступных группировок, появление и функционирование интернациональных преступных формирований; взаимное обучение и восприятие криминального опыта — все это существенно для определения мер по предупреждению, пресечению, раскрытию и расследованию многих преступных посягательств.

7. Влияние криминальной среды на этническую ассимиляцию. Стирание национальных различий в процессе преступной карьеры. Универсализация преступной деятельности, исчезновение ее этнических особенностей.

8. Этническая характеристика лидеров криминальной среды. Тенденции криминального лидерства на постсоветском пространстве.

9. Мировой, государственный, региональный опыт формирования и реализации национально-этнической политики, минимизирующей криминогенные последствия.

10. Рекомендации этнологии и других научных направлений, образовавшихся на пересечении с ней, имеющих антикриминогенный потенциал.

Указанные элементы предмета этнокриминологии закономерно трансформируются в задачи (теоретические, исследовательские и прикладные), которые требуют решения. В их числе, в частности, следует назвать:

  • адаптацию материала этнографических исследований к нуждам наук криминального цикла, поскольку криминология функционально призвана выполнять роль трансформатора соответствующих знаний, передаточного механизма в системе юридических наук;
  • криминологическую экспертизу правовых актов, создающих основу государственной национальной политики, имеющих отношение к ее осуществлению. Это самостоятельный и весьма ответственный участок института криминологической экспертизы;
  • мониторинг акций и отдельных действий, направленных на разжигание межнациональной розни, обострение межэтнических отношений, фактов нагнетания атмосферы и вражды между народами в политических целях; обобщение соответствующих материалов, инициация привлечения к уголовной ответственности субъектов преступлений;
  • изучение и оценку общественной опасности действий, обладающих высокой вероятностью наступления неблагоприятных последствий в области национально-этнических отношений, криминологическое обеспечение их криминализации;
  • установление этнокультурного содержания проявлений экстремизма и терроризма;
  • исследование генезиса и динамики этнических чисток и геноцида;
  • анализ криминологического содержания и последствий международных и региональных процессов этнической миграции;
  • прогнозирование глобальных угроз, определяемых парадигмами стратегического мышления мировых политических элит.

Тема отношений между этносами требует деликатности в оценках и суждениях. Это и понятно, учитывая ранимость национального самосознания, полную драматических эпизодов историю государственной этнической политики, политический накал многих межнациональных проблем, их связь с болезненно решаемыми вопросами этноконфессионального характера. Не случайно в советские времена этнокриминологические исследования находились под идеологическим запретом. Советское политическое руководство в соответствии с партийной догматикой все проявления национализма приравнивало к антигосударственной деятельности со всеми вытекающими отсюда последствиями. Национальный вопрос разрешалось изучать только в одном аспекте — в плане дружбы народов.

Традиционное отнесение исследуемых вопросов к «священной» проблематике сказывается на подходах к разработке самого понятия «этническая преступность». В процессе научных дискуссий нередко можно услышать мнение, что такая дефиниция политически некорректна, следует говорить о преступности этнических групп. Между тем понятие этнической преступности уже несколько лет активно применяется в политической практике и криминологической литературе, что указывает на необходимость его уточнения.

Во-первых, следует оговориться, что «этническая преступность» — условный (операциональный) термин, охватывающий криминологическую реальность, которая связана с этническим фактором и проявляется в механизме преступной деятельности, в формировании криминальных объединений, непосредственно в совершении преступлений. Иными словами, эта дефиниция ни в коем случае не утверждает наличия криминального этноса, генетически «запрограммированного» на совершение преступлений, но указывает на гипотетическое существование корреляций (положительных и отрицательных) между этническими признаками и преступным поведением. Ключевыми здесь являются особенности этнической криминальной психологии.

Во-вторых, понятие этнической преступности фиксирует противоречия во взаимоотношениях между представителями различных этносов, которые реализуются в криминальной форме, например в виде массовых беспорядков, погромов, поджогов и т. п.

В-третьих, этническая преступность выражает патологию отношений внутри этноса, когда жертвами преступлений становятся соплеменники правонарушителей.

Суммируя сказанное, сущность этнической преступности можно охарактеризовать как массовую криминальную эксплуатацию этнической идентичности.

Понимание эксплуатации связано прежде всего с обращением какого-либо объекта (предмета) в свою пользу, его использованием, подчинением его собственной воле. При этом объект (предмет) теряет свободу, возможность действовать в соответствии со своими желаниями и представлениями. Эксплуатация людей всегда подавляет их волю, делает их несвободными, подчиненными воле других лиц, предметами посягательств и объектами манипулирования. Манипулятор в данном случае получает определенные выгоды, но они далеко не всегда сводятся к элементарному материальному расчету.

Криминальное не значит незаконное. Во-первых, криминальное, по существу, поведение может быть оправдано, например, когда внутри государства или на определенной его территории действует закон, грубо нарушающий международно-правовые стандарты в области прав человека. В то же время за основу могут быть приняты иные стандарты, одобряемые в данной этнической общности.

Во-вторых, не всякое криминальное поведение реально признано преступным: для этого необходимо не только установить объективные основания (достаточно высокую степень общественной опасности), требуемые для его криминализации, но и принять соответствующий нормативный правовой акт. Следовательно, криминальное поведение — это потенциально преступное поведение, причем таких потенций две: одна выражает тенденцию закономерного «превращения» в уголовно наказуемое, а другая указывает на его криминогенную роль, поскольку любое общественно опасное поведение порождает цепь негативных последствий. Критерием преступного поведения выступает общественная опасность.

В-третьих, этническая идентичность характеризуется как выражение поляризации окружающего мира по вектору «свои — чужие», «мы» и «они». Криминальная эксплуатация, как правило, основана на спекуляции этнической определенностью, противопоставлении данной этнологической общности другим социумам.

Учитывая неоднородность криминологической этнической реальности, целесообразно выделить три вида этнической преступности: политическую, организованную и общеуголовную.

Особенность политической этнической преступности в том, что за ее проявлениями стоят интересы этнократии — этнических политических элит, которые используют межнациональные противоречия в собственных интересах, раскручивая маховик межэтнической вражды. Именно им принадлежит известный ярлык: «Русские — оккупанты».

Политические реформы в СССР, приведшие к его распаду, начинались с межнациональных конфликтов, которые демонстрировали притязания республиканских этнократий на независимость собственной власти от центра. Межнациональные конфликты в руках этнократий стали инструментом манипулирования политической ситуацией. В самом начале, когда был организован армяно-азербайджанский конфликт вокруг Нагорного Карабаха, цель манипуляторов состояла в отвлечении внимания центральных органов власти от коррупционных процессов в республиках и недопущении повторения «узбекского дела» в Армении и Азербайджане. Расчет политических элит, вступивших в сговор, оказался точным. Центр не смог взять ситуацию под контроль, более того, он выбрал наихудшую стратегию — принципиальное невмешательство в конфликт. События оценивались как незначительные и случайные, не имеющие долгосрочных и существенных последствий; считалось, что поддержка одной из сторон обязательно приведет к нарушению государственной целостности, что рассматривалось как худшее зло, чем конфликт регионального масштаба.

Принципиальная слабость центра, показавшего отсутствие ответственной позиции в национальной политике, привела к перерастанию конфликта в войну, к широкомасштабному насилию и, главное, спровоцировала межнациональные конфликты в других регионах. Этнократии других республик убедились в эффективности манипулирования межэтническими взаимоотношениями в собственных интересах и взяли этот прием на вооружение.

Динамика развития межнациональных конфликтов развивается по определенному сценарию, который включает в себя последовательность следующих этапов.

Первый этап, который условно можно охарактеризовать как «овладение идеей». Обычно речь идет о борьбе с социальным неравенством, о восстановлении исторической справедливости, праве нации на самоопределение и других «безупречных» лозунгах, внедряемых в массовое сознание. Таким образом разжигаются национальные чувства, осуществляется активная апелляция к этническому самосознанию, его достоинству и проч. Подобные чувства легкоранимы, поэтому при наличии доступа к средствам массовой информации (у этнократий эти средства находятся в руках) первая ступень конфликта преодолевается практически беспрепятственно.

Второй этап — конструирование образа врага. Часто его нетрудно найти. Собственно говоря, он уже существует в обыденной психологии, присутствует в общественном сознании в латентном виде, необходимо только проявить его, обозначить, выразить публично.

Поиск врага в развитии межнационального конфликта часто облегчается историческими предпосылками.

Третий этап межнационального конфликта — выражение агрессии. Он обязательно организуется: появляются лидеры, провокаторы, разжигающие толпу (нередко лица с уголовным прошлым), в массовые действия втягиваются легко внушаемые люди (часто несовершеннолетние), применяются средства «раскрепощения» (алкоголь, наркотики), раздается самодельное оружие (заточенные куски арматуры, бутылки с зажигательной смесью и проч.).

Четвертый этап — массовое насилие, которое обладает эффектом заражения. Происходит то, что условно можно назвать «демонизацией» насилия: оно приобретает особый цинизм, отличается глумлением над жертвами, садизмом. Ожесточенное противостояние сторон в межэтнических конфликтах последних лет всегда сопровождалось перечисленными качествами. Так, грузины, вспоминая военный грузино-абхазский конфликт 1992—1993 гг., обвиняют абхазов в массовых изнасилованиях грузинок; абхазы же рассказывают о зверствах грузинских военнослужащих, которые заваривали живых людей в трубы и топили их в море. Здесь действительность трудно отделить от мифотворчества, но бесспорна демонизация противника в этническом сознании.

В возникновении и развитии межэтнических столкновений существенную роль играет агентура западных спецслужб.

Отдельного внимания заслуживает такой вид политической этнической преступности, как терроризм. В последние годы терроризм имеет ярко выраженную тенденцию к транснационализации и глобализации, однако в его характеристике наблюдаются две особенности, имеющие этническую окраску.

Первая состоит в том, что терроризм нередко генетически связан с национализмом, как бы вырастает из него. Вторая заключается в использовании этнического фактора в качестве оправдания террористической деятельности. Эти особенности тесно связаны между собой: национализм формулирует задачи сепаратизма, а терроризм определяется как эффективный, в ряде случаев даже безальтернативный путь их реализации (мол, мы не хотели, но нас довели до крайностей).

Этнонационализм закономерно ведет к экстремизму, а экстремизм содержит в себе потенциальную угрозу «превращения» в терроризм. В настоящее время это наиболее вероятное направление модификации экстремизма, учитывая ту «рекламу», которую получают террористические акты и их организаторы в средствах массовой информации.

Терроризм давно взят на вооружение этнонациональными группировками, исповедующими идеи сепаратизма в различных странах.

Сказанное позволяет сделать несколько обобщений.

1. Политическая этническая преступность выгодна этнократиям, она организуется и реализуется по их заказу и под их руководством. Народ становится объектом манипулирования, а при переходе к военным действиям — «пушечным мясом».

2. Политическая этническая преступность приобретает все более выраженные общественно опасные формы, угрожающие не только интересам одного государства, но и всего мирового сообщества.

3. Рассматриваемый феномен развивается в направлении размывания этнической идентичности и элементарных нравственных законов. «Героические борцы за независимость» на наших глазах превращаются в тупых палачей.

4. Сценарии этнонациональных криминальных псевдореволюций пишутся западными спецслужбами, которые выражают геополитические интересы глобалистских структур.

5. Приход к власти этнократий на волне этнической политической преступности создает криминальные политические режимы, которым совершенно чужды человеческие интересы тех этносов, за чьи права они выступали и боролись.

6. Этнонациональный терроризм ведет к появлению криминальных анклавов, где государство не имеет возможности осуществлять элементарный правовой контроль, и ликвидация которых не под силу полицейским формированиям.

Организованная этническая преступность выражается в криминальной деятельности преступных сообществ, сформированных по этническому признаку. В этом плане внимание прежде всего привлекают транснациональные преступные сообщества.

Крупнейшие транснациональные преступные организации созданы по этническому признаку. Этнические связи используются организаторами криминальной деятельности для сплачивания членов сообщества, они же облегчают конспирацию и защиту криминальных интересов от действий правоохранительных органов. Это нередко воплощается в построении организаций по семейному (родовому) принципу.

Так, одной из примечательных колумбийских традиций в криминальной сфере издавна являлась деятельность нелегальных группировок, сформированных на семейной и межсемейной основе. Именно этот принцип организационного строения использовали крупнейшие колумбийские картели.

Семейный принцип исповедует «Козаностра», правда, с уточнением, что под «семьей» здесь понимается преступная организация. Примечательно, что кровнородственные отношения обычно отступают на второй план.

В японской «Борёкудан» так называемые родственные связи между членами преступных группировок имеют большое значение. Как правило, руководители группировок одной «семьи» поддерживают хорошие отношения между собой и «отцом», подчиненные им более мелкие группировки соблюдают такой же принцип. Японский криминолог Кан Уэда подчеркивает, что наиболее опасная черта субкультуры организованной преступности выражается в том, что ее участники считают себя членами единой «семьи» — квазисемьи, устанавливая между собой квазикровные отношения.

Членство в китайских триадах носит этнический характер, кадровый подбор осуществляется по семейному принципу, прием в ряды организации сопровождается различными ритуалами и церемониями. Неизменно поддерживается культ почитания и традиционного «одаривания» старших в иерархии со стороны простых членов организации.

В нигерийской организованной преступности, по данным полицейских органов разных стран, многие группировки имеют структуру, основанную на семейных или племенных связях. Большинство нигерийских торговцев наркотиками являются выходцами из племен йоруба и ибо, диалекты которых отличаются своеобразием, что обеспечивает необходимую конспирацию и защиту от проникновения в преступные организации полицейской агентуры.

Каждая пятая преступная группа, действующая в Российской Федерации, сформирована на этнической основе. Среди активных лидеров криминальной среды, причисляющих себя к «ворам в законе», доля «коронованных» представителей Закавказья — около 70%.

Как показывают криминологические исследования, в Сибири ниши криминального бизнеса имеют определенную этническую окраску: в сбыте наркотических средств более активны цыганские и азербайджанские преступные формирования, при похищении автомобилей — русские и казахские, незаконный оборот оружия контролируется преимущественно чеченскими и русскими группировками, изготовление и сбыт фальсифицированной алкогольной продукции, организация проституции — азербайджанцами, русскими и армянами, операции с антиквариатом — русскими, армянами и грузинами. Русские, казахи, грузины и азербайджанцы наиболее активны при совершении экономических преступлений.

Обращает на себя внимание высокая криминальная активность в Сибири казахских преступных группировок, что объясняется географической близостью Казахстана, появлением в сибирских городах крупных объединений переселенцев, включающих криминогенные группы. Отсюда планирование и реализация множества трансграничных криминальных проектов, включая наркотрафик, кражи и угоны автомобилей, незаконный оборот оружия, совершение экономических преступлений.

К иным преступным этническим группировкам относятся ингушские, китайские, корейские. Ингушские преступные кланы занимаются незаконным оборотом магаданского золота. Не первое десятилетие в регионе действуют устойчивые криминальные группы, имеющие выход за рубеж. Основной канал нелегального оборота — через Ингушетию в Турцию. Не случайно Турция является одним из крупнейших экспортеров в Россию ювелирных изделий из золота. Нелегально по этому каналу в Россию поступают оружие, наркотики.

Противоправная деятельность китайцев ощутима в Забайкалье, однако наиболее активны представители данного этноса (как и корейцы) на Дальнем Востоке.

Преступная активность представителей различных этносов часто концентрируется вокруг своих соотечественников, проживающих на территории России или прибывающих в Российскую Федерацию с различными целями. Эти граждане нередко становятся жертвами своих соплеменников в таких преступлениях, как вымогательство, убийство, грабеж, разбой и др.

Особенностью общеуголовной этнической преступности является криминальная направленность преступных деяний. В отношении своих соплеменников чаще всего совершают преступления представители таких этносов, как китайцы, азербайджанцы, грузины. Вторая особенность состоит в совершении преступлений представителями титульных наций в отношении лиц из числа других этносов.

Как свидетельствует статистика, мигранты из государств СНГ чаще совершают насильственные преступления, чем становятся жертвами таких посягательств. В отношении корыстных и корыстно-насильственных преступлений (за исключением мошенничества) картина диаметрально противоположная.

К общеуголовной этнической преступности, как представляется, следует отнести и преступления, совершаемые на почве ксенофобии. Речь в данном случае идет о погромах на рынках, в ходе которых основной мишенью являются представители кавказских этносов, а также преступления против личности (убийства, причинение тяжкого вреда здоровью и проч.) негров, индийцев, вьетнамцев, узбеков, таджиков, азербайджанцев, армян и др. Такие преступления, как правило, носят групповой характер и имеют националэкстремистскую окраску.

Важно подчеркнуть, что такие виды преступности, как политическая, организованная и общеуголовная этническая, имеют общие связи. Так, межэтнические конфликты приводят к укреплению мафиозных отношений, криминализации власти и общества; сопровождаются «вспышкой» общеуголовной преступности. Этнические преступные формирования неизбежно осложняют криминогенную обстановку на той территории, куда они мигрируют. Поэтому криминологическая политика в сфере межэтнических отношений должна опираться на комплексный анализ этнической преступности.

Для понимания механизма детерминации криминальной этнической политики и этнической преступности в современном мире принципиальное значение имеет уяснение следующих фундаментальных положений, сформулированных в работах выдающегося отечественного философа и политолога А. С. Панарина (1940—2003).

1. В мире реализуется проект либерального модернизма, разработчиками которого являются зарубежные глобалисты. Цель проекта — новый мировой порядок, по сути расистский, где глобалистский интернационал господ присваивает себе право властвовать над населением Земли, а национальные правящие классы исполняют роли посредников между своим народом и международными центрами власти.

2. Общественные отношения в модернизируемых странах строятся по социал-дарвинистской схеме, в которой «сильнейшие» определяются по числу денежных знаков и умению безнаказанно нарушать нравственные и правовые нормы. Население дифференцируют на элиту (подобострастно именуемую «истеблишмент») и презираемый ею народ (пренебрежительно называемый «пипл»), С ним обращаются как с людьми низшего сорта. Какую бы работу они ни выполняли, им не платят настоящую цену или вообще не платят. Их лишают не только средств к существованию, но и будущего.

3. Либерализм в американской редакции объединяет две разнородные идейно-политические установки: прав человека и прав этносов. Этноцентризм и индивидуализм во всем противоположны друг другу, кроме одного — они одинаково враждебны этносу больших централизованных суперэтнических образований, дискредитируемых в качестве «империй». На самом деле суперэтнические «империи» стали мишенью американского либерализма, потому что они способны противостоять американской гегемонии в мире. Вот почему США с такой настойчивостью отстаивают принцип этнических суверенитетов и права малых наций. Это категорически противоречит главным презумпциям европейского Просвещения о преимуществе единых больших пространств как ареалов экономического и культурного роста. Но это вписывается в гегемонистскую стратегию однополярного мира, ибо предполагает дестабилизацию и дробление крупных государств по этническому и конфессиональному критериям. Однополярная модель осуществима лишь в мире, где существует единственная супердержава, окруженная послушными сателлитами.

4. Агрессивный гегемонизм американской внешней политики сходен с политикой А. Гитлера. Достаточно сравнить геополитические соблазны Гитлера с современными приглашениями 3. Бжезинского к Германии, Китаю и Турции разделить имущество нового банкрота — поверженного СССР, чтобы убедиться в поразительной преемственности стратегии претендентов на мировое господство или однополярный мир. В опыте поражения открывается теперь изнанка риторики США, обличавшей «империю зла» — СССР. Вся пропаганда старых левых, все инвективы в адрес империализма, колониализма и расизма, которые недавно казались чем-то глубоко архаичным, сейчас неожиданно наполняются новым содержанием, получая подтверждение в бесцеремонном поведении новых победителей. Уже практически не осталось участков планеты, которые не были бы объявлены зоной жизненных интересов США.

5. Индивидуализм мировой империи отличается от старого республиканского тем, что обретает черты ницшеанского сверхчеловека, призвание которого — управлять неразумным миром, населенным традиционалистскими «недочеловеками». На Западе уже сегодня исчезают влиятельные теории, разделяющие презумпции христианского универсализма и веру в единство человеческой судьбы. Фактически сталкиваются и причудливо переплетаются две концепции: культурологическая концепция плюрализма цивилизаций, развивающихся по своим законам, и либеральная концепция с ее дихотомией «модернизм — традиционализм». Но если раньше традиционализм незападных народов считался преодолимым в ходе модернизации, вестернизации и просвещения, то теперь он обретает знакомые черты расовой неполноценности: народы с «негодным менталитетом» считаются обреченными, несмотря на тот факт, что они составляют большинство населения планеты.

Неолиберальное язычество разуверилось в большинстве человечества, но высоко ценит территорию, на которой это большинство обитает. Поэтому следует ожидать, что это язычество отовсюду будет заимствовать аргументы для обоснования «тихого» геноцида. Изобретательный ум «сверхчеловеков» обратится и к экономической теории, акцентируя имеющиеся в ней моменты мизантропии — отношение к человеку как к незаконному сыну космоса, опасному для природного равновесия. Вероятно, обратятся и к оккультной эзотерике, ибо захватчики мира, объявляющие себя его благодетелями, по необходимости являются эзотериками, оберегающими свои тайны. Под угрозу сегодня поставлен не только универсализм европейского Просвещения, но и его светско-экзотерический открытый характер. Устроители однополярного мира, отданного на откуп расе господ — «золотому миллиарду», станут большими оккультистами, презирающими «демократию разума» с ее прозрачными логическими универсалиями.

6. «Новые российские реформаторы» — по своей идеологии те же «старые большевики», наследники марксистско-ленинского социального технократизма, не знающие истории своего Отечества и не имеющие духовной связи с ним, но убежденные в целесообразности насильственного переустройства мира по примитивным схемам революционного авангардизма.

Экономический детерминизм Маркса, требующий нивелировать духовность и культуру (бытовую, производственную, этнонациональную и проч.) в качестве «надстройки», определяемой «базисом» (производственными отношениями), не только примитивизировал управляемые феномены, но и создал механизм модификации оригиналов в суррогаты. Этим механизмом стала система ГУЛАГа, которая уничтожала и подавляла всякое инакомыслие, а этническую самобытность свела к «танцам народов мира».

Новые последователи экономического детерминизма избрали еще более примитивную, по сравнению с большевистской, формулу — рыночные отношения в их нецивилизованном виде. «Дикий» рынок по своей природе криминален и криминогенен, в России это приобрело масштабы национальной катастрофы. По критерию рынка в число «недочеловеков», недостойных существования в прекрасном новом мире, попали те самые пролетарии, которых так пестовали предыдущие модернизаторы России. Таким образом, оба варианта модерна — и большевистский, и либеральный — не считают права жизни первичными, а саму человеческую жизнь самоценной.

7. Цивилизация, в течение почти тысячи лет формируемая Россией и разрушаемая сегодня, все больше дает знать о себе уже не положительным, а отрицательным образом — по законам диалектики «дружбы — вражды». Оставленное Россией пространство не остается нейтральным — оно активно приглашает новых претендентов на роль объединителей и путеводителей. А пока новой интеграции не произошло, пространство ведет себя по-язычески: реанимирует архаику племенной вражды, локализма, сепаратизма. Параллельно идут процессы деиндустриализации и деинтеллектуализации — подготовка к переходу в третий мир.

8. Либеральное сознание породило новый криминальный антропологический проект, в котором произошло перевоспитание партноменклатуры мафией и появление маргинальной элиты. Здесь действует социологический закон маргинализации закрытых групп. Российская элита маргинализируется с убеждением: той жизнью, которую навязали народу, жить нельзя, нужно устроить для себя другую жизнь.

Приведенные тезисы обладают большим объясняющим потенциалом, если признать их правоту. Несомненно, что предложенное А. С. Панариным многомерное видение современной политической обстановки не найдет понимания среди либерал-реформаторов, которые никогда не скажут правды и не признают свои ошибки, потому что ошибок зачастую не было, а было дисциплинированное осуществление программных мероприятий. Либеральная номенклатура имеет навыки дискредитации научных репутаций.

Характерным для массового сознания является неуверенность перед будущим. Утрата веры в будущее, в свою очередь, порождает два феномена в общественной психологии. Первый из них выражается в агрессии, имеющей бытовую направленность. Агрессивность российских граждан бросается в глаза любому иностранцу, она становится заметной также и россиянину, который оказывается за границей. Такая агрессивность проявляется в поведении водителей на дорогах, где действительно типично воплощение установки «войны всех против всех». Однако не менее драматичны случаи агрессии в семьях. Второй феномен порождает «комплекс жертвы», которая теряет волю к сопротивлению и различными способами пытается уйти от действительности. Следует предположить, что такой комплекс в большей степени характерен для русского населения, которое сравнительно чаще спивается; другие этносы предпочитают выбор активной жизненной позиции.

Утверждая основы антикриминогенной этнической политики, необходимо решительно возразить против тенденции, искажающей характеристику национального вопроса в истории России, чреватой проявлениями национального экстремизма. Она выражается в попытке возрождения неоязычества как «истинной веры» русского народа. Именно эту идею пропагандируют организаторы различных лжепатриотических объединений типа Русского национального единства (РНЕ), Национально-республиканской партии России или «национальной» Православной Славянской общины «ВЕК РА» (Ведической культуры Российских Ариев) Скифской Веси Рассении Древнерусской Инглистической церкви Православных Староверов-Инглингов. Эти организации, пользуясь невежеством людей, прикрываясь авторитетом православия, к которому не имеют никакого отношения, предлагают, по существу, в качестве духовной основы объединения русской нации оккультизм.

Идеология оккультизма — поклонение злу — антиобщественна сама по себе. Она неизбежно принимает опасные, экстремистские формы, в какие бы сферы ни вторгалась. Не является исключением и национальный вопрос. Поэтому «возрождение» русского национализма в виде утверждения арийского происхождения славянского этноса, нового обретения язычества с поклонением стихиям природы (Матери-Земле, Солнцу, Велесу, Перуну, а если быть скрупулезным экспертом древнего славянского язычества — фаллосу), руническим знакам — все это не что иное, как копирование идеологии гитлеровского фашизма, и уже по этой причине вызывает обоснованные опасения относительно возможных действий со стороны членов националистических организаций. Не вызывает сомнения, что такие организации должны быть запрещены, поскольку они являются провокаторскими.

Восстановление исторической справедливости, устранение последствий массовых депортаций и политических репрессий; согласованное стремление народов к самоопределению с укреплением федерализма как политической основы интеграционных процессов, обеспечивающей гармонизацию общенациональных и этнических интересов; нейтрализация политических и психологических последствий распада СССР; противодействие сепаратистским тенденциям, отвечающим интересам этнократий; ограничение криминогенного влияния, исходящего из зон открытых конфликтов; предвидение воздействия любых политических решений федеральной власти на хрупкую сферу межэтнических отношений — все это чрезвычайно важно для рационализации криминологической политики в исследуемом направлении.

Здесь принципиальное значение имеет беспристрастное правовое реагирование на криминальные действия представителей любых национальностей и этнических групп. Между тем практика свидетельствует о том, что такое реагирование нередко происходит избирательно. Массовые беспорядки в Кондопоге (2006 г.), вызванные убийством местных жителей группой мигрантов из Чечни и Дагестана, несанкционированный митинг с националистическими лозунгами на Манежной площади в Москве (2010 г.) в связи с убийством «кавказцами» футбольного болельщика Е. Свиридова, вооруженный конфликт в Сагре (2011 г.), когда жители поселка вступили в неравный бой с этнической бандой (и победили!) показывают, что все эти события стали возможными из-за неадекватного правового реагирования. Поначалу правоохранительные органы занимали сторону зачинщиков конфликтов, покрывали их преступные действия, не задерживали преступников, обвиняли в преступлениях лиц, действовавших в состоянии необходимой обороны и др. Это и вызывало переход конфликтов в «острую стадию».

В настоящее время используются далеко не в полной мере возможности прокурорского надзора в сфере противодействия экстремизму. Специфика прокурорско-надзорной деятельности определяется наличием значительного числа органов государственной власти, осуществляющих противодействие экстремизму в Российской Федерации. В этих условиях особое значение приобретает осуществление надзора за исполнением законодательства о противодействии экстремизму со стороны МВД России, Минюста России, Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзора), Федеральной службы по надзору в сфере образования и науки (Рособрнадзора), Федерального агентства по делам национальностей (ФАДН). Каждый из указанных органов имеет свои задачи и компетенции в сфере противодействия экстремистской деятельности. Для координации их деятельности создана Межведомственная комиссия по противодействию экстремизму в Российской Федерации.

Стратегически важно оптимизировать миграционную политику. Глобализация экономики обусловливает неизбежность мировых миграционных процессов. Обозначившееся разделение труда, в котором мигрантам, как правило, отводятся определенные виды работ, постепенно стало неотъемлемой частью мирового экономического порядка. Постоянный спрос на неквалифицированный и низкооплачиваемый труд мигрантов, существующий в развитых странах, рождает соответствующее предложение в бедных странах, раскручивая тем самым маховик миграции.

В России одним из приоритетов миграционной политики становится развитие трудовой миграции. Важными принципами в области привлечения и использования иностранной рабочей силы являются:

  • ориентация на отечественный трудовой потенциал и отношение к иностранным источникам рабочей силы как к дополнительным, позволяющим решать отдельные задачи;
  • обеспечение первоочередного права российских граждан на трудоустройство;
  • защита российского рынка труда от неконтролируемых потоков трудовой иммиграции на основе комплексной координации работы государственных и негосударственных организаций, занимающихся вопросами найма иностранных рабочих;
  • гарантирование основных прав трудящихся-мигрантов.

В этой работе существенная роль принадлежит Главному управлению по вопросам миграции МВД России, непосредственно перед которым поставлена задача разработки и реализации во взаимодействии с иными государственными органами мер по предупреждению и пресечению незаконной миграции.

При осуществлении антикриминогенной этнической политики следует уделить особое внимание этническим диаспорам. Во-первых, жизнь и деятельность этнических диаспор должна находиться в поле зрения правоохранительных органов. Во-вторых, ни в коем случае нельзя допускать попустительства и безнаказанности по отношению к правонарушителям, к какой бы национальности они ни относились. В-третьих, деятельность этнических диаспор на территории России следует ввести в правовое русло. Это может быть оформлено национально-культурном автономией, общественной организацией, общественным движением, общественным фондом.

Долгосрочные прогнозы свидетельствуют об угрозе китайской экспансии. Однако они вызывают неоднозначную реакцию. Если некоторые эксперты (их большинство) склонны усматривать в бурном развитии Китая (с учетом депопуляции населения России) неблагоприятную закономерность «перехода» Дальнего Востока в пользование китайцев (а затем в распоряжение и владение), то другие (их меньшинство) придерживаются более оптимистичных взглядов. Но и первые, и вторые сходятся в одном: четкой и последовательной государственной политики на этом рубеже не наблюдается.

Стабилизация миграционной ситуации предполагает обеспечение такого иммиграционного контроля на границе России с Китаем, который, во-первых, мог бы фильтровать криминальные элементы, во-вторых, способствовать изменению структуры иммигрантов (снижению доли торговцев и увеличению удельного веса специалистов). Требуются меры по интеграции китайцев в российское общество, для чего необходимо принятие совместных российскокитайских программ.

Криминологическая ситуация выдвигает требование подготовки специалистов правоохранительных органов со знанием китайского языка и изучением китайской национальной культуры и психологии. Без этих специалистов выявление и привлечение к ответственности правонарушителей из числа китайских иммигрантов будет и впредь эпизодическим. В то же время китайские мигранты нуждаются в защите от злоупотреблений со стороны соотечественников и экстремистов.

Существенную роль в предупреждении преступлений в сфере этнических отношений играют целевые профилактические и оперативно-профилактические мероприятия, осуществляемые сотрудниками МВД России: «Мигрант», «Нелегал», «Нелегальный мигрант», «Рынок-нелегал». Силами различных подразделений органов внутренних дел в городах и районах проводятся проверки жилого сектора, общежитий, гостиниц, рынков, торговых предприятий, строительных площадок, дачных участков, сельскохозяйственных предприятий, организаций, осуществляющих заготовку леса, обработку камня. Словом, проверяются все места, где могут быть иностранные граждане, нарушающие правила пребывания.