История русского гражданского права

Источники русского гражданского (частного) права

Дуализм права, его деление на нормы ius publicum и ius privatum, не был известен русскому праву изначально. Вообще, надо заметить, подобная классификация есть результат работы ученой мысли, доктринальной разработки права. Поэтому в российском праве до XVIII в. нельзя найти источники, которые служили бы формой выражения исключительно норм частного или публичного права. Вплоть до Петра Великого законодатель не издает актов, имеющих строгую отраслевую направленность. Поэтому практически все крупные памятники права допетровской Руси представляют собой акты смешанного содержания, где наряду с нормой частного права можно встретить норму публичного права. Другая особенность источников гражданского права допетровского периода - их крайняя бессистемность. В более или менее удобоваримую форму они приводятся посредством инкорпорации только в т. X Свода законов Российской империи. Да и то система т. X была далека даже от институциональной - образцовой для систематизации гражданского права начала XIX в. Отсутствие кодификации гражданского права ощущалось остро, но, несмотря на эту остроту, первый отечественный кодекс издается только большевиками в 1922 г. Впрочем, к 1906 г. в России был подготовлен проект Гражданского уложения, принятие которого оказалось невозможным даже в условиях конституционной монархии. Советский Кодекс 1922 г. нес на себе неизгладимый отпечаток марксистской идеологии.

Еще одна особенность источников гражданского права в России заключалась в том, что вплоть до 1920-х гг. наряду с официальным, т.е. государственным, законодательством существовала целая система неофициального права - обычая, который в большинстве случаев даже не был формализован!

Добавьте к этому известную мозаичность правовых порядков различных частей Империи до 1917 г., и картина усложнится во много раз. Традиционные правовые порядки инородцев: шариат мусульман, сепаратные правовые системы Великого княжества Финляндского, Остзейских губерний, Царства Польского, даже свой правовой порядок двух губерний: Полтавской и Черниговской - все это необходимо учитывать при изучении истории источников гражданского (частного) права России.

Обычай.

Несмотря на огромную роль, которую играл этот источник права в жизни громадного большинства населения России, сегодня мы о нем знаем ничтожно мало. Некоторые вкрапления обычных норм в древних памятниках права не позволяют делать широких выводов. Проблема эта обусловливается, конечно, тем, что в России не сложилось строгой фиксации норм обычного права в судебной практике, доктринальных разработках. Доктрина развивается только с XIX в., а протоколы судебной практики до нас не дошли, хотя точно известно, что в Московский период создавались сборники местных обычаев, зафиксированных в судебных решениях. Поэтому единственный источник информации по древнейшему периоду истории обычая в России - доктрина.

Первые серьезные доктринальные разработки с практическими целями предпринимаются под руководством графа М.М. Сперанского. Во всяком случае, Сибирское учреждение 1822 г. и некоторые другие акты центральной власти дали серьезный импульс к изучению обычных правовых порядков инородцев. Результатом этих исследований стали, например, такие фундаментальные труды, как: Богишич В. Обзор работ по обычному праву в России. М., 1878; Георги И.Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. СПб., 1799; Небольсин П. Очерк быта калмыков Хомоутовского улуса. СПб., 1852; Самоквасов Д.Я. Сборник обычного права сибирских инородцев. Варшава, 1876; Он же. Пояснительные примечания к Своду степных законов. СПб., 1841 и др. Еще раз следует подчеркнуть, что данные исследования носили не только научный, но и прикладной характер. Это было вызвано тем, что русское правительство прямо санкционировало применение местных законов (обычаев) к нерусским народностям (инородцам).

Санкционирование использования обычного права в волостных судах после 1861 г. и в мировых судах после 1864 г. вызвало всплеск исследований уже обычного права русского крестьянства на всем пространстве Империи, включая Сибирь. Важно при этом подчеркнуть, что данные доктринальные исследования велись уже на основе изучения судебных протоколов волостных и мировых судов. Иными словами, со второй половины XIX в. в России появляется традиция четкой фиксации норм обычного права, что только облегчает его применение. Наряду с исследованием протоколов применялись и другие методы изучения местных обычаев: анкетирование населения, полевые экспедиции и т.п. В результате во второй половине XIX в. в доктрине появились такие фундаментальные работы, как: Пахман С.В. Обычное гражданское право в России. Т. 1 - 2. СПб., 1879. Огромный эмпирический материал содержали в себе труды: Якушкин Е.И. Обычное право. Вып. 1 - 2. Ярославль, 1875 - 1896; Вып. 3 - 4. М., 1908 - 1909; Сборник народных юридических обычаев. Т. 1 - 2. СПб., 1878 - 1900; Труды комиссии по преобразованию волостных судов. Т. 1 - 7. СПб., 1873 - 1874 и др. Наконец, стоит отметить, что важность местного обычая как источника гражданского права в это время признавалась отечественной цивилистикой, в связи с чем в фундаментальных курсах, например К.П. Победоносцева, К.И. Малышева и др., появились специальные разделы, посвященные этому источнику гражданского права.

Большевики, захватив власть в стране, обуреваемы были идеями сверхцентрализации и упрощения управления, в связи с чем рассматривали обычай как явный архаизм, которому нет места в современной жизни. Поэтому вся их деятельность была направлена на искоренение, на борьбу с этим явлением. Впрочем, до 1930-х гг. применение местного обычая допускалось советским законодательством органами власти наиболее отсталых, как считали большевики, народов Севера. В остальном действовало строгое положение: "Воспрещается толкование постановлений Кодекса на основании законов свергнутых правительств и практики дореволюционных судов" (ст. 6 Ввод. зак. ГК РСФСР 1922 г.). Хотя ч. 2 ст. 9 Кодекса допускала учет особенностей быта автономных республик, входящих в РСФСР, но под учетом местных особенностей понималось местное официальное законодательство.

До 1917 г. нормами обычного права регулировались вопросы право- и дееспособности, эмансипации (выдела), наследственные и брачно-семейные отношения, несмотря на огромную роль Церкви в последнем вопросе. Причем все эти нормы вели свое происхождение явно еще с языческих времен. Вопросы землепользования и некоторые виды сделок, особенно форма последних, также испытывали на себе сильнейшее влияние обычая.

Закон.

При условии, если считать, что в древности современное понятие, которое вкладывается теперь в данное слово, покрывалось более общим термином "правьда", то это позволит под видом "закона" рассматривать весь комплекс древнейших памятников российского права. Древний законодатель, конечно же, не отличал закон (lex) от обычного распорядительного акта. Для него все, что содержит общую норму права (ius), являлось законом. Именно это положение позволяет рассматривать в данной рубрике такие памятники древнерусского права, как "Русская Правда", Псковская и Новгородская судные грамоты, Московские судебники, Соборное уложение и указы московских великих князей и царей, вместе взятые. В петровское время ситуация несколько изменяется, отчасти потому, что законодатель в подражание европейским образцам пытается отделить закон от указа, lex generalis от lex specialis.

Однако это у него плохо получается. Выше мы подробно рассмотрели этот вопрос. Тем не менее отметим, что закон вплоть до сего дня, и при самодержавии, и при Советской власти, оставался одним из главных источников русского гражданского права.

Кодификация.

Частной разновидностью закона можно было бы считать кодификацию. История кодификации русского права была рассмотрена выше, поэтому здесь ограничимся только указанием на важнейшие акты кодификации гражданского права.

Первым вполне законченным актом кодификации русского гражданского права следует считать т. X Св. зак., хотя в литературе совершенно справедливо считают этот акт скорее актом инкорпорации, а не кодификации. Не вдаваясь в спор по поводу его характера, просто рассмотрим содержание последнего, из которого каждый может судить о его действительной природе. Возьмем, к примеру ч. 1. Т. X Св. зак. изд. 1900 г. прод. 1908 г.) - Свод законов гражданских. Свод делился на четыре книги, те на разделы, разделы на главы.

Часть 2 т. X СЗРИ содержала в себе законы межевые. Вопросы права и дееспособности лиц Свод не рассматривал, поскольку эти нормы были разбросаны по другим томам СЗРИ.

Недостаточность данной инкорпорации осознавалась русской цивилистикой, но для ее преодоления явно не хватало решимости правительства. Начиная с эпохи существования самого Свода законов верховная власть испытывала исключительную антипатию к словам "кодекс" и "кодификация", усматривая в них чуть ли не революционные поползновения на свои прерогативы. Кстати, именно по этим же причинам Судебные уставы 1864 г. не знали такого термина, как "адвокат", это слово почему-то напоминало о Французской революции, поэтому вместо "адвокат" говорили "присяжный поверенный".

В то же время успешно завершившаяся в 1896 г. кодификация германского гражданского права (usus modernus Pandektarum) подтолкнула все же русское правительство к ускорению работы над проектом собственного Гражданского уложения. Сам Кодификационный комитет был создан еще в 1882 г. по докладу тогдашнего министра юстиции Д.Н. Набокова. В состав Комитета наряду с высшими чиновниками вошли видные цивилисты К.П. Победоносцев, С.В. Пахман и др. В 1898 г. проект нового Гражданского уложения был готов. Примечательно, что по своей структуре он повторял структуру Германского гражданского уложения 1896 г.; так же, как и ГГУ, Российское уложение предусматривало возможность широкого судебного усмотрения при заполнении лакун права, придавая важное значение судебной практике (ст. 19 проекта). Явным новшеством российского Уложения явилась кн. V - "Обязательственное право", источником для которой послужила богатая кассационная практика Сената.

Несмотря на свою практическую готовность, проект был принят в законодательную работу только в 1906 г. после изменения государственного строя Империи. Изменение это, как известно, оказалось малоэффективным, поэтому судьба проекта гражданского уложения оказалась накрепко связанной с судьбой русского парламентаризма. Правительство в 1913 г. попыталось провести через Государственную Думу хотя бы отдельные части Уложения, но и эти попытки были прерваны начавшейся мировой войной. Тем не менее в рамках Государственного Совета, его кодификационной комиссии работа над проектом Уложения шла до 1916 г. В отечественной литературе было высказано вполне справедливое мнение, что первый советский ГК был разработан с учетом положений проекта Уложения в редакции 1916 г. Разумеется, это влияние ограничилось исключительно технической стороной правового регулирования гражданских правоотношений.

Первый отечественный гражданский кодекс - ГК РСФСР 1922 г. (СУ РСФСР. 1922. N 71. Ст. 904), несмотря на свою явную идеологичность, оказался довольно неплохим документом. Обращает на себя внимание прежде всего язык Кодекса. Он может считаться образцовым. Равно и содержание его в наибольшей степени соответствует его названию, чего не скажешь о позднем документе. Вместе с тем к существенным недостаткам его следует отнести, безусловно, сильнейший налет советской идеологии, обесценивавшей многие его положения. Также по своему объему это был довольно неполный документ.

Большевики пошли с 1918 г. по пути раздельной кодификации институтов гражданского права, в связи с чем ими был издан в 1918 г. сепаратный Кодекс брачно-семейного права (СУ РСФСР. 1918. N 76 - 77. Ст. 818). Отдельно от ГК они регулировали договор комиссии, поклажи, перевозки. Авторское право и патентное право также остались вне рамок кодификации 1922 г.

Кодекс нарушал один из основополагающих принципов гражданского права - равенство сторон перед законом, поскольку допускал распространительное толкование своих статей в случаях, когда этого требовала защита рабоче-крестьянского государства и трудящихся масс (ст. 5 Ввод. зак.). Он также исходил из принципа монополии государства на внешнюю торговлю и содержал ряд других ограничений: отрицалось совершенно право свободы договоров, допускалось принудительное отчуждение имущества в конфискационных целях, в некоторых случаях нормы административного регулирования имели приоритет перед нормами Кодекса. В полную силу Кодекс действовал всего несколько лет, и с начала 1930-х гг. он имел уже ограниченное применение.

В 1961 г. принимаются Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик (Вед. ВС СССР. 1961. N 50. Ст. 525). Появление этого акта обусловливалось идеологическим нововведением, согласно которому построение в СССР коммунизма вступало в завершающую стадию, поэтому необходим был новый акт, отражавший новые гражданско-правовые отношения. Указание на этот счет содержала преамбула Основ: "В СССР построено развитое социалистическое общество - закономерный этап на пути к коммунизму. К главным задачам социалистического общенародного государства относятся: создание материально-технической базы коммунизма, совершенствование социалистических общественных отношений и их преобразование в коммунистические, воспитание человека коммунистического общества, повышение материального и культурного уровня жизни трудящихся". Исходя из подобных задач Основы устанавливали общие принципы и положения, которым в новой кодификации гражданского права должны были следовать союзные республики.

ГК РСФСР 1964 г. (Вед. ВС РСФСР. 1964. N 24. Ст. 417) был более полон по сравнению со своим предшественником, в смысле регулировал те виды отношений, которые не были затронуты предыдущим актом. Большим новшеством стало появление последнего, VIII раздела Кодекса, в котором делалась первая попытка кодификации норм отечественного международного частного права: "Правоспособность иностранных граждан и лиц без гражданства. Применение гражданских законов иностранных государств и международных договоров" (ред. Вед. ВС РСФСР. 1987. N 9. Ст. 250). Вместе с тем акт 1964 г. нес на себе неизгладимую печать эпохи. Вместо института частной собственности он использовал такой эвфемизм, как "личная собственность" (гл. 11); принцип свободы договоров не был известен этому акту, в равной мере как и предыдущему, скорее наоборот, в этом документе можно встретить яркие проявления всеобщей уравниловки.

Следует также подчеркнуть другую особенность ГК 1964 г. Вводным законом предусматривалось применение его норм с обратной силой к отношениям, возникшим до вступления его в силу (1 октября 1964 г.). Законом оговаривалось, что такое применение могло иметь место, если отношения не были урегулированы действовавшим на тот момент законодательством (Вед. ВС РСФСР. 1964. N 24. Ст. 416).

Кроме того, положения ГК 1964 г. получили обратную силу в отношении правил о недействительности сделок вне зависимости от времени совершения последних. Распространял действие своих норм новый ГК и на положения о личной собственности на жилой дом вне зависимости от времени оснований возникновения права собственности на него.

Нормы гражданского права также кодифицировались в советский период в таких источниках, как Кодекс торгового мореплавания СССР (Вед. ВС СССР. 1968. N 39. Ст. 351); Воздушный кодекс СССР (Вед. ВС СССР. 1961 N 52. Ст. 538).

Бурные события конца 1980-х гг., названные перестройкой (см. выше), поставили Советскую власть перед необходимостью повторения новой экономической политики (нэпа). Кодекс 1964 г. был совершенно не приспособлен к новым условиям, возникавшим в рыночных условиях хозяйствования.

Поэтому в мае 1991 г. принимаются новые Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик (Вед. ВС СССР. 1991. N 26. Ст. 733). Это был документ не столь революционный для своего времени, хотя бы потому, что так и не узаконил существование в стране института частной собственности. Вместо этого термина Основы употребляли эвфемизмы: "собственность граждан", "собственность юридических лиц" и т.п. Тем не менее Основы положили начало работы над новым Гражданским кодексом России, работа над которым длилась довольно долго, в связи с чем части его вводились в действие постепенно. Впрочем, это уже не история русского гражданского права, а его современность. К положительным сторонам Основ 1991 г. следует отнести то, что они в полной мере восстановили в правах договор товарищества, отсутствующий в ГК 1964 г.

Подзаконный акт (указ).

Указ становится действительным источником гражданского (частного) права России по мере укрепления ее центральной, верховной власти. Особенностью этого источника до 1906 г. было то, что им могли регулировать как общие, так и особенные вопросы гражданских правоотношений: от установления статуса целых сословий до разрешения, например, вопроса по конкретному бракоразводному делу.

После 1917 г. этот источник права также играл весьма важную роль в установлении отдельных вопросов гражданского законодательства. Во всяком случае, советская цивилистическая доктрина признавала в качестве самостоятельного источника гражданского права постановления местных Советов; сначала депутатов трудящих, потом народных депутатов. Подобные постановления считались подзаконными актами, впрочем, с некоторыми оговорками.

Res iudicata (судебный прецедент).

В древнейшую эпоху роль судебного прецедента была, судя по всему, двоякой. С одной стороны, он служил способом фиксации норм обычного права, с другой - прецедент сам мог содержать в себе норму, сформулированную судьей, который одновременно был и законодателем. Последнее объясняется тем, что нам в большей степени известны судебные решения княжьего суда, а князь в древнерусском государстве, как помним, есть и судья, и законодатель одновременно. Другой вопрос, насколько князь был свободен в своем судебном усмотрении.

В Московскую эпоху роль судебного прецедента сохраняется благодаря практике приказов, чьи решения могли приобрести даже силу закона, если шли на утверждение Боярской Думы.

В эпоху Империи роль судебного прецедента значительно уменьшается, но положение изменяется после судебной реформы 1864 г. когда кассационная практика судебных департаментов Сената становится чрезвычайно важным способом развития положений российского законодательства.

В советскую эпоху роль res iudicata, безусловно, сходит на нет. Однако потребность в гибком и действующем постоянно инструменте по "настройке" гражданско-правовых отношений, конечно же, ощущалась. Поэтому определенную роль в регулировании гражданских правоотношений в СССР играли "руководящие разъяснения Пленума Верховного Суда СССР". Кроме того, следует учитывать, что наделение в 1929 г., согласно Положению о Верховном Суде, последнего правом законодательной инициативы, несомненно, придавало "разъяснениям" больший вес, чем это просто можно было бы ожидать от мнения высшей судебной инстанции страны.

Говоря о роли судебной практики в советском гражданском праве, следует хотя бы упомянуть о том, что с 1950-х гг. стал признаваться нормативный характер за практикой Государственного арбитража при СМ СССР. За этим квазисудебным органом закреплялось полномочие утверждать особые условия поставок отдельных видов продукции производственно-технического назначения и отдельных видов товаров народного потребления. Госарбитраж также утверждал условия приемки товаров по количеству и качеству (СП СССР. 1960. N 15. Ст. 127).

Международный договор.

Как это не может показаться парадоксальным, но международный договор есть самый древний источник русского гражданского права. Именно в договорах Руси с Византией (IX - X вв.) мы встречаем нормы "закона роуськаго", конкурирующие с нормами византийского права. Еще больший нормативный материал находим в договорах Руси с немцами. Под последним понимают комплекс договоров XII - XIV вв., заключавшихся северо-западными землями древнерусского государства с Ганзой, купечеством Тевтонского ордена и скандинавами.

В Московскую эпоху, когда международные отношения становятся более упорядоченными, вопросы взаимной торговли, взаимной правовой помощи становятся обычной causa договоров, заключаемых московскими царями с иностранными державами. В указанный период торговые отношения с некоторыми странами (Англия, Голландия, Речь Посполитая и пр.) становятся настолько интенсивными, что можно проследить существенное влияние законодательства этих стран на право Московской Руси.

В период Империи значение двусторонних договоров ослабевает, но усиливается роль международных конвенций по вопросам частного права, активным участником которых выступает Россия. В советский период эта тенденция не ослабла. Официально значение международного договора для гражданских правоотношений было признано ч. 1 ст. 8 Ввод. зак. ГК РСФСР 1922 г.

Иностранное право (рецепция).

Влияние иностранного права на русское гражданское право трудно оценить. Вплоть до 1917 г. целые отрасли его составили фактически реципированные нормы иностранного законодательства. Не ошибемся, если скажем, что все брачно-семейное и наследственное право России до 1917 г. - это нормы византийских источников права: Эклоги, Прохирона, Василик и других памятников законодательства Византийской империи. Значительное влияние византийского права можно также обнаружить в вопросах определения право- и дееспособности лиц, владения недвижимостью. Некоторые виды договоров, по сути, равно регулировались превращенными нормами римского права. Впрочем, в Московскую эпоху здесь являются, скажем так, другие посредники.

В начале Имперского периода большей частью предпринимаются попытки механического перенесения норм иностранного законодательства на русскую почву. В последующем рецепция приобрела более взвешенный характер и проходила при посредстве научной мысли. Русская цивилистическая школа испытала на себе громадное влияние германской школы пандект, что объяснялось не только высоким научным уровнем последней, но еще и тем, что система высшего образования фактически была скопирована с прусского образца. Стоит напомнить также, что хорошим стилем научной подготовки русской профессуры до 1917 г. была обязательная научная трехгодичная стажировка при крупных научных центрах Европы.

Лица в русском гражданском праве

Дохристианская эпоха определяла право- и дееспособность лица в зависимости от нескольких факторов. Первое - ценность лица для коллектива: это хороший воин, охотник и т.п.; второе - состояние, в котором оно было рождено. Эти факторы не позволяли еще в полной мере появиться в указанную эпоху самому понятию "лицо". Личность (personae) пока еще находилась в тени той общественной группы, к которой она принадлежала по рождению. Рудименты этого отношения мы встречаем, например, в "Русской Правде", где слово "лице" и производные от него означают некую совокупность объектов гражданско-правовых отношений, но отнюдь не субъекта права.

Другая особенность правового положения (статуса) лица в России вплоть до 1861 г. была его особая сословная принадлежность. Сословность лица в принципе до 1917 г. до известного постановления Временного правительства довольно существенно влияла на объем его правоспособности (Вест. ВП. 1917. N 15/61). И хотя собственно сословия появляются довольно поздно, как известно, процесс их юридического формирования занял более полутора веков, даже в эпоху досословную мы видим деление населения на особые разряды, основанием которых являлся род службы, напрямую влиявший на право- и дееспособность. Не стоит при этом забывать, что рабство (холопство) в России de iure отменяется только по первой ревизии - в 1718 г. К этому необходимо также добавить существенное ограничение право- и дееспособности в зависимости от национальной принадлежности и - самое главное - вероисповедания лица. Правда, следует признать, что гражданская право- и дееспособность все же не в столь большой степени, в сравнении с политической правоспособностью, страдала от указанных факторов.

Эти все перечисленные выше особенности были уже рассмотрены нами в соответствующих разделах, посвященных положению различных групп населения России в отдельные периоды истории ее права. Поэтому здесь нет необходимости повторять сказанное. Следует, на наш взгляд, сосредоточиться на наиболее абстрактных вопросах статуса лиц за весь период существования России.

Физические лица.

В наиболее древнейший период, в языческую эпоху, пол не служил основанием для различения правоспособности и дееспособности лица. Однако по мере укрепления государственности положение меняется. Уже "Русская Правда" знает понятие "полувирья", которая платится за убийство женщины в противоположность "виры" за убийство мужчины (ст. 105 РП Кар. сп.). В то же время Псковская судная грамота не различает особо юридическое положение мужчины и женщины в сфере имущественных отношений (ст. ст. 88 и 89 ПСГ). Процессуальные права женщине гарантированы особо (ст. 119 ПСГ).

Более поздние акты, например Первый московский судебник, знают понятие "вдова", которая живет "своим домом". Особый объем дееспособности гарантирован женщине при выходе замуж (ст. 11 гл. XVI Соб. ул.). Но в целом правоспособность женщин в Московскую эпоху подвергается ограничению, женщина утрачивает право владения недвижимостью - вотчинами и поместьями. В отношении вотчин признается, что она не наследница даже по завещанию (Ук. 1562 г.). Это общее ограничение владельческих прав женщин сохраняется вплоть до издания Свода законов гражданских, ст. 1127 которого наделяет преимущественным правом наследования по закону недвижимости только лиц мужского пола.

Полное гражданское равноправие мужчин и женщин в России de iure устанавливается только ГК РСФСР 1922 г. (ч. 2 ст. 4), хотя фактически равенство прав супругов провозглашал еще Кодекс о браке 1918 г. (СУ РСФСР. 1918. N 76 - 77. Ст. 818). На конституционном уровне равноправие полов закрепляется только Конституцией 1936 г. (ст. 122).

Наступление правоспособности в большинстве случаев определялось с момента рождения, в вопросах наследования - с момента зачатия. В этом вопросе российское право всегда находилось под влиянием римской правовой догмы. Но что касается вопроса наступления дееспособности, здесь мы видим довольно сложную картину. В древности наступление дееспособности связывали с моментом физического возмужания лица, с момента способности этого лица совершать определенные физические действия. Тем не менее обычно-правовой нормой русского гражданского права считается момент наступления дееспособности в 15 лет. Именно с этого возраста дети боярские обязаны были поступать на военную службу, а крестьянские дети, согласно свидетельствам иностранцев (например, капитан Маржарет), начинали самостоятельно работать на земле: обрабатывать выть. Впрочем, вряд ли можно говорить о наступлении полной дееспособности в этом возрасте. Соборное уложение знает уже другую норму - 18 лет, именно с этого возраста начинается военная служба (ст. 17 гл. VII). Свидетельствовать на суде "Московского государства всяких чинов русские люди" могли только с 20 лет (ст. 1 гл. XIV).

Имперский период также не вносит первоначально однообразия в этот вопрос. Указом 1714 г. "О наследии имений" наступление дееспособности определено в 18 лет для мужчин и 17 лет для женщин. С этого возраста, "когда выдут те лета, то им каждой персоне дать его жребий", т.е. совершить выдел, эмансипацию. Указ этот, как известно, предполагалось распространить на все население страны, исключая холопов, но, как показало будущее, он действовал в основном применительно к дворянству.

Большую определенность в этом вопросе вносил Указ Екатерины Великой от 22 декабря 1785 г. (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XXII. N 16300), устанавливавший полное совершеннолетие с 21 года как для мужчин, так и для женщин. С изданием Свода законов Российской империи эта норма только подтверждается.

Том X Свода устанавливал следующую градацию дееспособности: "В несовершеннолетии полагаются три возраста: первый - от рождения до 14 лет, второй - от 14 до 17 лет, третий - от 17 до двадцати лет с годом" (ст. 213 ч. 1 т. X Св. зак. прод. 1908 г.). Лица до 14 лет именовались "малолетними" и были совершенно недееспособными. С 14 лет "малолетний" мог самостоятельно выбирать себе опекуна, с 17 лет "несовершеннолетний" мог вступать в управление своим недвижимым имением, но распоряжаться им не имел права, равно как не имел права обязываться по векселям. Право совершения мелких бытовых сделок за ним тем не менее признавалось. Наконец, "право на полное распоряжение имуществом и свобода вступать в обязательства приобретаются не прежде, как по достижении совершеннолетия, т.е. двадцати лет с годом от рождения" (ст. 221 ч. 1 т. X Св. зак. прод. 1908 г.).

Советский период внес серьезные исправления в сроки определения дееспособности. Общая дееспособность или совершеннолетие наступало с 18 лет (ст. 7 ГК 1922 г. и ст. 11 ГК 1964 г.). Впрочем, ГК 1964 г. знал более ранний срок наступления совершеннолетия: по вступлении в брак в разрешенных законом случаях. С 14 лет закон разрешал несовершеннолетнему совершать мелкие бытовые сделки, более крупные требовали согласия опекунов или законных представителей. По ГК 1964 г. несовершеннолетний имел право самостоятельно распоряжаться собственным заработком с 15 лет и вносить вклады в кредитные учреждения. Впрочем, последнее правомочие для несовершеннолетних было установлено еще в 1925 г. (СЗ СССР. 1925. N 81. Ст. 612). Основы 1991 г. только повторили общую норму о наступлении совершеннолетия физических лиц в 18-летнем возрасте.

Юридические лица.

Простая форма юридического лица - полное товарищество, судя по всему, была известна со времен "Русской Правды". Во всяком случае, знаменитая братчина Псковской судной грамоты весьма подходит под понятие этого товарищества. Правда, насколько это было объединение, созданное для облегчения гражданского оборота, приходится гадать. Братчина скорее подходит под понятие корпорации публичного права, на некое подобие universitatis средневековой Европы.

Первое четкое упоминание в законодательстве объединения физических лиц в виде особого субъекта права становится известно с царствования Петра Великого. В одном из своих ранних указов он призывает образовывать "кумпанства" (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. III. N 1706). Но в кумпанства в России объединялись заграничные купцы, тем не менее можно говорить об образовании юридических лиц (учреждений) начиная с издания Жалованных грамот дворянству и городам 1785 г. Именно в этих актах дворянским собраниям и городам придан статус юридического лица. Но сам термин "юридическое лицо" в российском законодательстве не упоминался до 1922 г. Вместо этого употреблялось выражение "сословие лиц" (ст. 698 ч. 1 т. X Св. зак. прод. 1908 г.). Впрочем, проект Уложения 1906 г. полностью восстанавливал в правах этот термин: "Юридическими лицами называются те товарищества, общества и установления, которые в порядке и пределах, законом установленных, могут от своего имени приобретать права по имуществу, в том числе право собственности и другие права на недвижимые имения, принимать на себя обязательства, искать и отвечать на суде" (ст. 13 Проекта).

В гражданском и торговом обороте до 1917 г. выступал такой вид юридического лица, как "товарищества". Русскому праву были известны следующие формы товариществ: полное товарищество, товарищество на вере (коммандита), товарищество по участкам или компания на акциях (акционерное общество), товарищество трудовое (артель) (ст. 2128 ч. 1 т. X Св. зак. прод. 1908 г.). Акционерные общества появляются в России относительно поздно. Первая российская акционерная компания - Русско-американская компания - образована только в 1799 г. Среди ее акционеров мы встречаем членов Императорской фамилии. Первый акт, регулирующий создание и деятельность АО, также появляется относительно поздно - в 1807 г. (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XXIX. N 22418). Создание акционерных обществ в России до 1917 г. было сопряжено с очень жесткими ограничениями, эти ограничения отменяются одним из первых актов Временного правительства (Вест. ВП. 1917. N 15/61).

Также в гражданском обороте, но без цели извлечения прибыли до 1917 г. у нас участвовали особые виды юридических лиц - учреждения. К таковым закон относил: дворянские общества, города, казну, земства, сельские общества (общины), церкви и монастыри, учебные заведения и т.д. (ст. 698 ч. 1 т. X Св. зак. прод. 1908 г.).

Только в советский период в русское гражданское законодательство официально вводится термин "юридическое лицо". Под последним понимались "объединение лиц, учреждения или организации, которые могут как таковые приобретать права по имуществу, вступать в обязательства, искать и отвечать на суде" (ст. 13 ГК 1922). Следует отметить, что к учреждениям Кодекс отнес исполнительные органы Советской власти - исполкомы различных Советов. Знал этот Кодекс и довольно развитый договор товарищества, на основании которого образовывались следующие виды юридических лиц: полное товарищество, простое товарищество, товарищество на вере, товарищество с ограниченной ответственностью, акционерное общество (паевое товарищество), разновидностью которого являлась артель или "товарищество ответственного труда" (СУ РСФСР. 1921. N 77. Ст. 641).

Кодекс 1964 г. содержал более развернутое определение юридического лица: "организации, которые обладают обособленным имуществом, могут от своего имени приобретать имущественные и личные неимущественные права и нести обязанности, быть истцами и ответчиками в суде, арбитраже или третейском суде" (ст. 23). Конечно, данное определение вряд ли можно признать удачным по сравнению, скажем, с предыдущим, но оно явно отражало степень обобществления собственности в СССР. Ничего частного в юридическом лице теперь уже не могло быть. Кодекс содержал исчерпывающий перечень видов юридических лиц (ст. 24). Создание товариществ Кодекс не предусматривал вовсе!

Положение изменяется в 1991 г. Основы признают юридическим лицом организацию, которая "имеет в собственности, полном хозяйственном ведении или оперативном управлении обособленное имущество, отвечает по своим обязательствам этим имуществом и выступает в суде, арбитражном суде и третейском суде от своего имени" (п. 1 ст. 11). Закон признавал теперь коммерческие и некоммерческие виды юридических лиц (ст. 18). Восстанавливал он и институт товарищества, дополнив его понятием хозяйственного общества (ст. 19). Первое Положение об акционерных обществах в России появляется в самом конце 1990 г.

Право- и дееспособность юридического лица в России всегда определялась его учредительным актом при условии соответствия последнего общему законодательству. Таким образом, можно сказать, что российское гражданское законодательство исходило из так называемой целевой теории юридического лица, получившей распространение в цивилистике в конце XIX в.

Исковая давность.

Древнейший период, по-видимому, не знал исковых сроков, поскольку мы не встречаем никаких упоминаний о них. Исходя из общего смысла такого памятника русского права, как Lex Rossiae, истец мог в любой момент, не ограничиваясь сроком, предъявить требование: "а своя ему лице взяти". Первое упоминание о сроках исковой давности мы находим только в законодательстве Московской эпохи. Так, считается, что первым, кто ввел понятие исковой давности, был великий князь Василий I. Сообщение об установлении им общего пятнадцатилетнего погасительного срока по спорам о земле дошло до нас в одной из грамот великого князя Ивана III от 1492 г. Тем не менее пять лет спустя в своем Судебнике Иван III устанавливает общий земский срок в три года. Интересно отметить, что в спорах, где истцом являлось государство, этот срок составлял уже шесть лет (ст. 63 Первого судебника; ср. ст. 82 Второго судебника). Второй судебник ввел новеллу, установил срок в 40 лет по спорам о выкупе родовых вотчин (ст. 85). Однако общий срок земской давности, как считают, установился по Указу 1588 г.: "Лета 7096 февраля в 8 день все бояре в верху приговорили: по старым кабалам, которые люди повинятся, и на тех людех деньги правити до росту на пятнадцать лет, а далее того росту не присужати".

В 1622 г. эта норма еще раз получает санкцию закона: "В поклажеех, которые люди клали поклажеи со Московского разоренья, и в боех и грабежех, что делалось до разоренья, и по кабалам в долгех, болши пятнадцати лет которые кабалы не подписаны и челобитья по которым кабалам не бывало, суда не давати".

Именно эта норма послужила основанием для формирования общего срока исковой давности, которая в Имперский период сокращается до 10 лет. "Иски, так же как и тяжбы, ограничиваются общей земской десятилетнею давностью. Кто в течение оной иска не предъявил или, предъявив, хождения по оному в присутственных местах не имел, тот теряет свое право" (ст. 694 ч. 1 т. X Св. зак. прод. 1908 г.).

В то же время закон знал некоторые виды сокращенных исковых сроков. Так, древняя норма по искам о выкупе родовых имений сохранялась до 1917 г., но с 40 лет она сократилась до трех (ст. 1363 ч. 1 т. X Св. зак. прод. 1908 г.). Для оспаривания завещания (духовного) закон предоставлял срок в два года (ст. 1066.12); оспаривание купчей - два года (ст. 1524); такой же срок предусматривался по искам о невыплате наемной платы (ст. 694); для вчинения иска о физическом принуждении - четыре дня (ст. 703) . Пятилетний срок предусматривался по искам о невыплате процентов (ст. 2170).

Советское законодательство до 1922 г. вообще никак не регулировало вопрос о сроках исковой давности. Только ГК 1922 г. установил общий срок исковой давности в три года (ст. 44). Но по отдельным видам требований этот срок был сокращен. Например, для перевозки по железным дорогам - месяц, для морской перевозки - год. Два года исковой давности предусматривалось для предъявления претензий, вытекавших из договора страхования (ст. 396 ГК).

Гражданский кодекс 1964 г. установил своеобразный дуализм в этом вопросе: три года по спорам лиц, из которых хотя бы одно является гражданином (физическим лицом), и один год по спорам организаций и государственных учреждений (ст. 78). В продолжение традиции Кодекс устанавливал сокращенные виды сроков: шесть месяцев для требования неустойки, предъявления претензий на недостатки вещи и т.п. (ст. 79).

Основы 1991 г. отошли от предыдущего дуализма, установив общий срок исковой давности в три года, предусмотрев возможность установления сокращенных сроков по отдельным видам требований.

Представительство.

В наиболее развитом виде институт представительства, приходится это признать, существовал только в Имперский период. В предшествующие две эпохи законодатель обходил этот вопрос стороной, из чего следует, что главным источником права, регулировавшим этот институт, был обычай (usus). В это время в роли представителей (доверенных людей) часто выступали разного рода слуги, чей статус, если вспомнить древнюю норму, "аще ключ к собе привяжет", мало чем отличался от холопьего. Таким образом, договор поручительства практически не отличался от locatio conductio operarum, поверенный был более похож на наймита.

Ситуация изменяется в Имперский период, можно предположить, благодаря усложнению системы бюрократического управления страной, убыстрению делового оборота. В связи с чем появляется институт "верющих писем" - доверенностей. Один из первых актов на этот счет относится к 1765 г. (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XVII. N 12467). Пиком развития законодательства является гл. 2 разд. 4 кн. III Свода законов гражданских "О доверенности и верющих письмах". Согласно постановлениям этой главы доверенности могли быть срочными или бессрочными (ст. 2306). Срок определялся законом либо "произволом доверителя". Законодательство разрешало передоверие, но с согласия доверителя (ст. 2329). Родители и опекуны могли быть представителями "малолетних" в случае нанесения последним обиды со стороны третьих лиц (ст. ст. 175 и 265 ч. 1 т. X Св. зак. прод. 1908 г.). Понятие "законный представитель" законодательству до 1917 г. таким образом, не было известно. Впрочем, если быть точным, проект Гражданского уложения знал это понятие (ст. 68 проекта).

Но это понятие появляется в советском законодательстве. Под ним понимались "родители и опекуны" (ст. 9 ГК 1922 г.). Кодекс знал представителей юридического лица (ст. 16). Договор поручения согласно Кодексу представлял собой отдельный институт (ст. 251 и сл.). ГК 1964 г. содержал уже целую главу - четвертую "Представительство и доверенность". Согласно ч. 1 ст. 62 представительством считалась сделка, "совершенная одним лицом от имени другого в силу полномочия, основанного на доверенности, законе либо административном акте". Так же как и в предыдущем Кодексе, договор поручения представлял собой отдельный вид обязательственных отношений (гл. 35 ГК 1964). Основы 1991 г. обошли молчанием институт представительства, сохранив, по сути, действие норм ГК РСФСР 1964 г. до вступления в силу соответствующих положений ныне действующего Гражданского кодекса РФ.

Русское брачно-семейное право

История этой отрасли гражданского права четко делится на три неравных периода. Период первый - языческая эпоха до крещения Руси в 988 г., второй период - эпоха церковного брака до 1917 г., наконец, третий период - эпоха брака гражданского (светского) целиком и полностью совпадает с советским периодом в истории русского права и переходит на современность.

Языческий брак.

Языческая эпоха смотрела на брак как на некую форму нового состояния человека. По верованиям индоевропейцев брак сообщает человеку новые свойства, что выражается в допуске его к новым ритуалам, ведет его к инициации, наделяет его новыми знаниями. Эта религиозно-мистическая сторона брака язычников имела под собой своеобразную идеологию необходимости продолжения рода, что, в свою очередь, вело к обязанности человека в определенном возрасте вступать в брак. Не случайно холостой мужчина или мужчина, не способный к брачному сожительству, у индоевропейцев, как и у некоторых других народов, подвергался порицанию и умалению прав.

Тем не менее в древности уже вполне четко вырисовывается и гражданско-правовая сторона брачных отношений, как бы сказали сейчас. Уже М.Ф. Владимирский-Буданов обратил внимание на то, что слово "семья" указывает на договорные основания брачного союза древних славян. И это толкование имеет под собой действительное основание, если принять форму заключения древнего брака (похищение невесты) за красивую обрядность. Известное место в Лаврентьевской летописи позволяет сделать именно такой вывод: "Поляне бо своих отец обычай имут кроток и тих, и стыдение к снохам своим, и к сестрам. К матерям и к родителем своим, к свекровям, и к деверем великое стыдение имеху брачный и обычаи имяху. Не хожеше зять по невесту, но приводяху вечер, а завтра приношаху по ней, что вдадуче. А Древляне живяху зверинским образом, живуще скотски, убиваху друг друга, ядяху вся нечисто, и браки у них не бываше, но умыкиваху у воды девицы. И Радимичи, и Вятичи, и Севера один обычай имяху, живяху в лесе, якоже всяки зверь, ядуще все нечисто, срамословье в них пред отцеви и пред снохами.

Браци не бываху в них, и игрища межю селы, схожахуся на игрища на плясания, и на вся бесовская игрища, и ту умыкаху жены себе, с нею же кто совещашеся. Имяху же по две и по три жены" (ПСРЛ. Т. I, стб. 13 - 14).

В этом известном отрывке обращают на себя внимание именно те слова летописца, которые говорят, что похищению предшествует сговор, т.е. соглашение: с нею же кто съвъщашеса. Далее, если посмотреть на фактический состав процедуры заключения брака у русских славян, то можно увидеть, что в основе всей процедуры лежат именно действия (конклюдентные) по выработке соглашения между сторонами. Уже в древности выделяются "сговор" в виде оформления условий будущего брачного сожительства и выработка соглашения о возможности заключения самого брака (согласие невесты, родителей и т.п.). Далее следует выдача вена и выдача приданого. "Вено" - форма выкупа за невесту, представляет собой имущество, приносимое в род невесты: "Володимер же вдасть же за вено греком Корсунь" (ПСРЛ. Т. I, стб. 116). Наконец, происходит ритуал бракосочетания, который, по словам летописца, в дохристианскую эпоху был двух видов: привод невесты в дом жениха и похищение невесты.

Известна, впрочем, и третья форма, наиболее дикая и, судя по всему, не имевшая отношение к договорной стороне брака. Снова обратимся к словам летописца: "и прииде Володимер на Полотеск, и уби Рогъволода, и сынова его два, а дщерь Рогнеде поя жене" (ПСРЛ. Т. I, стб. 64). Или еще более явно: "Володимер же залеже жену братню грекиню, и бе непраздна" (ПСРЛ. Т. I. стб. 66). В обоих случаях речь идет об изнасиловании, когда именно таким образом обесчещенную женщину принуждают вступать в брак.

Далее, следует отметить, что процедура заключения брака была довольно формализована уже в древности. Собственно сама свадьба представляла собой строгий ритуал, заключавший в себе совершение магических действий. На формализованность процедуры брака указывает Радзивиловская летопись: "...и брачныи обычаи имеяху" (ПСРЛ. Т. XXXVIII. С. 14).

Языческий брак - брак полигамный. Полигамия вятичей и радимичей уже упоминалась выше, хорошо известна полигамия русских князей. Узаконенным институтом брака также считался конкубинат; у того же Владимира до принятия им крещения был настоящий гарем из нескольких сотен женщин.

Брачный возраст в древности, судя по всему, определялся исходя из физиологических оснований, из способности к фактическим отношениям. Филиации этого взгляда будут долго давать о себе знать в эпоху так называемого двоеверия. Еще в XIV в. Церковь будет обращаться к клирикам со следующим наставлением, запрещающим венчание 12-летних: "Но венчайте как на третиенадесят лето наступит". В целом, повторим, в языческую эпоху этот вопрос четко разрешен не был.

Развод, судя по всему, не был формализован. Точных данных нет, но, что характерно, в русском крестьянском быту, например, XIX в. широко практиковался развод или "роспуст", как он назывался, по приговору сельских обществ - общин.

Характер имущественных отношений между супругами в рассматриваемый период до сих пор определить очень сложно. Дело в том, что уже в глубокой древности у разных народов мы встречаем разный режим имущества супругов: общий или раздельный. Казалось бы, древность как наименее цивилизованная эпоха должна склоняться к примитивной форме имущественных отношений, т.е. к его общности. Но такой взгляд на историю есть всего лишь дань полностью несостоятельной теории прогресса. Не помогает и актовый, археографический материал - весь он исходит из позднейшей, т.е. христианской, эпохи. Можно только предположить, что раз имущество семьи состояло из двух частей: приданого жены и имущества супруга, то оценивать их статус можно только исходя из цели этого имущества. Приданое - выкуп, данный родом невесты за ее право наследования. Или же можно рассматривать приданое как имущество, данное для обеспечения цели брака - рождения детей. И в том, и в другом случае муж - не собственник этого имущества, а только его владелец, он управляет им. Если брак бездетен, то после смерти супруги ее приданое должно быть возвращено роду жены. Вено в таком случае следует вернуть мужу или его роду. Такова простая логика отношений в ту эпоху, таков древний взгляд на собственность, которая мыслится как своего рода часть тела собственника. Впрочем, хотим это подчеркнуть, единого отношения у восточных славян в этом вопросе могло и не быть. Основание этого можно найти в их племенной разобщенности и интенсивных культурных связях с окружавшими их народами.

Церковный брак.

Конечно же, просвещение русских славян в 988 г. светом Истины не могло сразу же принести свои плоды. Народу пришлось пройти довольно долгую дорогу "двоеверия", когда в течение нескольких веков христианство вынуждено было мириться с языческими суевериями. Тем не менее важно подчеркнуть, что в этот период появляется один из действенных механизмов регулирования брачных отношений, механизмов отлаженных и постоянных. Каноническое (церковное) право, реципированное из Византии, приобретает в начальный период христианской эпохи форму церковных уставов, первый из которых издается уже св. Владимиром. Церковные уставы впоследствии сменяются актами официального законодательства, деятельное участие в котором принимает Церковь. Примером такого законодательства является известный Стоглав. Параллельно этому идет своеобразная кодификация норм канонического права уже Русской православной церкви, в ведении которой вплоть до 1917 г. находились все вопросы брака и семьи. Государство не вмешивалось, за некоторым исключением, в эту сферу.

Первое, на что обратила свое влияние Церковь, была чистота супружеских отношений. То, что это давалось с трудом, что пережитки полигамии давали о себе знать, видно из следующего приговора суда от 1628 г. которым наказывался какой-то сын боярский Нехорошка Семигов: "за его великое воровство и за беззаконное блудное дело, что он воровал с робами своими, с девками многажды блудил и прижил с ними семеро робят, а те девки меж себя двоюродные сестры". Впрочем, на подобные связи помещиков со своими крепостными власти вскоре перестанут обращать внимание.

Итак, согласно положениям Свода законов гражданских до 1917 г. различались браки между православными, православными и неправославными, браки иноверцев друг с другом. Первый и третий вид браков объявлялись совершенно законными и совершались они соответственно согласно догматам религии каждого исповедания. В отношении браков православных с неправославными действовал режим "благоприятствования" православной стороны по сравнению с противоположной, хотя и принадлежащей к христианскому, но не православному обряду. Это означало, что такой брак мог быть совершен только православным священником, что дети от такого брака могли быть воспитаны только в православной вере, что неправославная сторона обязывалась дать подписку в отказе от склонения другой стороны к выходу из православия. Браки между православными и нехристианами находились под запретом.

Брачный возраст устанавливался: 18 лет для мужчин и 17 лет для женщин (ст. 3 Св. зак. гр.).

Проект Гражданского уложения снижал брачный возраст для женщин до 16 лет (ст. 132). В Закавказье природным жителям разрешалось вступать в брак мужчинам с 15 лет, а женщинам - с 13. Если лицо состояло на службе гражданской или военной, то полагалось получить разрешение начальства на брак.

Несовершеннолетнее лицо, т.е. не достигшее возраста 21 года, могло вступать в брак только с разрешения родителей и опекунов. Общим препятствием для брака являлись нерасторгнутый предыдущий брак, отсутствие согласия противоположной стороны. В России действовало очень строгое правило определения степеней родства, которые тоже служили препятствием к заключению брачного союза. Так, согласно каноническим прещениям возбранялись браки между лицами, состоявшими друг с другом в родстве вплоть до седьмой степени! Кроме того, согласно Эклоге запрещались браки между лицами, находящимися в духовном родстве! Совершенно не дозволялся четвертый по счету брак (ст. 21 Св. зак. гр.). Вообще запрещались браки монашествующих, пострижение служило законным средством к расторжению брака. Развод до 1917 г. допускался только в исключительных случаях. Так, в Уставе князя Ярослава Мудрого (XI в.) находим следующие основания для роспуста (развода): "Услышит жена от иных людеи, что думати на царя или на князя, а мужу своему не скажет...

Оже муж застанет свою жену с любодеем.

Аще подумает жена на своего мужа или зелием или иным людми, или имеет что ведати мужа ее хотят убити, а мужу своему не скажет.

Аще без мужня слова имеет с чюжими людми ходити, или питии, или ясти, или опроче мужа своего ходити по игрищам или в дни ж или в нощи, а не послушати имеет.

Оже жена на мужа наведет тати, велит покрасти или сама покрадет".

Позднейшее законодательство знало только четыре основания к разводу:

• безвестное отсутствие супруга свыше пяти лет;
• осуждение одного из супругов к наказанию, сопряженному с лишением всех прав состояния, или же к ссылке на житье в Сибирь;
• неспособность к брачному сожительству (только через три года после заключения брака);
• доказанный случай прелюбодеяния одного из супругов.

Проект Гражданского уложения 1906 г. оставлял эти основания без изменений. Последнее основание, как показывала практика, было самым трудным для его задействования, что нашло отражение даже в русской классической литературе, достаточно вспомнить роман графа Льва Толстого "Анна Каренина" или его пьесу "Живой труп".

Объяснялось это тем, что "брак может быть расторгнут только формальным духовным судом" (ст. 45 Св. зак. гр.). Кроме того, Церковь очень строго следила за нерасторжимостью брачных уз, так что нередко только высочайшее вмешательство могло дать ход делу. Многие члены Императорской фамилии оказывались заложниками по разным жизненным обстоятельствам этих строгих постановлений русского брачного права.

Примечательно, что порядок разводов был существенно либерализован после Февральской революции. Временное правительство своим Постановлением от 1 мая 1917 г. ввело новеллу, согласно которой развод стал возможен по простому взаимному согласию супругов, ранее это было совершенно невозможно. "Суду предоставляется, - гласило Постановление, - давать движение бракоразводным делам без судоговорения в случае ходатайств о том обеих сторон и представления ответчиком надлежащего отзыва по содержанию искового прошения. Неявка на судоговорение обеих сторон или одной из сторон, поставленных в известность о дне такового, не препятствует дальнейшему движению дела и не влечет за собой назначения вторичного судоговорения" (Вест. ВП. 1917. N 45/91).

Христианский период в истории брака знает постепенное, но неуклонное укрепление принципа раздельного режима имущества супругов. Интересно отметить, что рассматриваемая эпоха знала уже такой важный источник информации о состоянии брачных отношений, как "сговорная запись". Под последней подразумевался самый настоящий брачный контракт, как сказали бы сейчас. В этом документе оговаривались все вопросы, традиционно связанные с имущественными отношениями супругов, их взаимные права и обязанности. Показательно, что до нас дошли сговорные записи не только представителей знати, но и простых крестьян!

В указанный период устанавливаются взаимные алиментные обязательства супругов по отношению друг к другу.

Советский брак.

Советский брак радикально отличался от церковного. Исповедуя тезис марксизма о семье как о первичной ячейке общества, большевики стремились придать этой древней форме отношений такую идеологическую направленность, которая, естественно, облегчила бы формирование человека нового типа. В связи с этим в России провозглашалась законной только гражданская (светская) форма брака, каковой она продолжает оставаться вплоть до сего дня.

Особенностью советского периода в истории брачного права была кодификация его норм в виде отдельного акта. Традиция была положена в 1918 г. в связи с изданием Кодекса законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве (СУ РСФСР. 1918. N 76 - 77. Ст. 818).

Новая волна кодификации приходится на 1926 г. Новый Кодекс законов о браке, семье и опеке вступил в силу с 1 января 1927 г. (СУ РСФСР. 1926. N 82. Ст. 612). Этот Кодекс просуществовал, выдержав три редакции в 1936 г. и 1944 г., до 1969 г., на смену ему пришел последний советский Кодекс, изданию которого предшествовали Основы законодательства Союза ССР и республик (Вед. ВС СССР. 1968. N 27. Ст. 241). Кодекс о браке и семье соответственно: Вед. ВС РСФСР. 1969. N 32. Ст. 1087.

В общем и целом советские Кодексы, несмотря на их столь большое число, исходили из одних и тех же принципов, разнясь лишь в деталях. Тем не менее мы можем отметить период, когда Советская власть изменила на время свое либеральное отношение к браку и обратилась к моральному ригоризму.

На вторую половину 1930-х гг. приходится известный запрет абортов, легализованных только 20 лет спустя, резко и существенно усложняется процедура разводов. В 1947 г. выходит постановление, запрещающее браки иностранцев с гражданами СССР. С 1945 г. закон требует от супругов удостоверения ими того, что они "взаимно осведомлены о состоянии своего здоровья, в частности в отношении венерических, душевных и туберкулезных заболеваний" (ст. 132 Кодекса). В паспортах начинают проставлять специальные отметки о количестве предыдущих браков лица.

* * *

Итак, Кодекс 1918 г. устанавливает строгий моногамный брак, брачный возраст для мужчин составляет 18 лет, для женщин - 16. Общим препятствием к браку является наличие родственных связей только до второй степени родства. Советский брак исходил из абсолютного равенства супругов, тем не менее общности имущества он не создавал. Супруги были свободны в установлении соглашений друг с другом. Кодекс знал взаимные алиментные обязательства супругов (ст. 107).

Развод допускался по взаимному согласию супругов через местный отдел загса (ст. 91). Если же имел место спор между супругами, то развод осуществлялся судом.

Последующее законодательство изменило только брачный возраст, установив 18 лет как для мужчин, так и для женщин. В некоторых союзных республиках этот возраст понижался для женщин до 17 лет. В исключительных случаях он мог быть понижен и в РСФСР, но не более чем на один год. Развод с 1937 г. мог быть осуществлен в любых случаях только судом, но Кодекс 1969 г. изменил эту норму, вернув прежнее положение - расторжение брака по взаимному согласию через местный отдел загса.

Кодексы 1926 г. и 1969 г. уже устанавливали режим общности имущества супругов, не распространив его, однако, на имущество супругов до брака (ст. 10 Кодекса 1926 г.). Тем не менее семейное законодательство Грузинской ССР, Украинской ССР и Белорусской ССР знало квазираздельный режим имущества супругов, не распространяя режим общности на имущество, приобретенное личным трудом супругов.

Семейные отношения.

В древности, в языческую эпоху мы видим довольно суровую картину взаимоотношений супругов, между ними и детьми. В это время власть pater familias не была пустым звуком. Однако у нас нет данных, что русские славяне, как, например квириты, могли продавать своих детей в рабство или имели право жизни и смерти в отношении домочадцев. Но в то же время достаточно хорошо известен взгляд на женщину и на детей, произвол и власть в отношении которых олицетворяла плеть - вещь, вручавшаяся жениху во время брачной церемонии как символ его семейной власти.

Что говорить, грубость нравов очень долго отражалась на семейных отношениях в России. Чего стоит, например, процедура "вывода", к которой прибегали рогатые мужья. Вывод зачастую заканчивался смертью несчастной от побоев. Вообще рукоприкладство в русской семье было очень распространенным явлением. Все иностранцы, побывавшие в допетровской России, свидетельствуют, что регулярное избиение жен у русских считается чуть ли не проявлением нежных чувств. Русские женщины якобы считали, что если муж не бьет - значит не любит. Оправданием, впрочем, малоубедительным, является то, что на Западе мы наблюдаем точно такую же картину, может быть, более скрашенную тамошней обрядностью. Во всяком случае, социологи считают, что насилие в семье есть одна из неразрешимых проблем гендерных отношений вплоть до сего дня.

Более или менее упорядоченными отношения в области семьи становятся только с принятием христианства. "Муж, - гласила ст. 106 ч. 1 т. X Св. зак. прод. 1908 г., - обязан любить свою жену как собственное свое тело, жить с нею в согласии, уважать, защищать, извинять ее недостатки и облегчать ее немощи. Он обязан доставлять жене пропитание и содержать по состоянию и возможности своей".

"Жена, - гласила следующая ст. 107, - обязана повиноваться мужу своему как главе семейства, пребывать к нему в любви, почтении и в неограниченном послушании, оказывать ему всякое угождение и привязанность как хозяйка дома". Из этого следовала прежде всего обязанность жены следовать за мужем. Тем не менее перед Первой мировой войной брачно-семейное право обогатилось новеллой, согласно которой устанавливался режим раздельного проживания супругов, помимо этого женщина могла требовать себе содержания от супруга.

Дети в равной мере находились во власти отца: "Власть родительская простирается на детей обоего пола и всякого возраста с различением и в пределах, законами для сего установленных" (ст. 164 Св. зак. гр.). В родительскую власть входило право наказания. В Имперский период к этому праву добавилось еще правомочие помещать "строптивых и неповинующихся" в тюрьму. В частности, "за упорное неповиновение родительской власти, развратную жизнь и другие явные пороки дети по требованию родителей без особого судебного рассмотрения подвергаются заключению в смирительный дом от двух до четырех месяцев" (ст. 1592 Ул. нак. 1845 г.). Следует отметить, что по Уч. губ. 1775 г. такие решения принимали совестные суды, а по судебной реформе 1864 г. - окружные. Данный порядок был подтвержден кассационной практикой Правительствующего сената (Указ N 555 от 1866 г.). Так что выражение закона "без особого судебного рассмотрения" не следует понимать буквально.

Тем не менее власть родителей над детьми ограничивалась законом. Родители не имели права принуждать детей к совершению преступлений, они не имели права на жизнь детей. Родители были обязаны заботиться о своих детях, воспитывать их. Закон выражался на этот счет весьма торжественно: "Родители должны обращать все свое внимание на нравственное образование своих детей и стараться домашним воспитанием приготовить нравы их и содействовать видам правительства" (ст. 173 Св. зак. гр.). Вопрос о "видах правительства" составляет idea fixe всех времен и всех режимов, существовавших в России. Как здесь не вспомнить формулировку ст. 66 Конституции СССР 1977 г. "Граждане СССР обязаны заботиться о воспитании детей, готовить их к общественно полезному труду, растить достойными членами социалистического общества".

Основная обязанность детей, как гласил закон, "оказывать родителям чистосердечное почтение, послушание, покорность и любовь; служить им на самом деле, отзываться о них с почтением и сносить родительские увещания и исправления терпеливо и без ропота" (ст. 177 Св. зак. гр.). Лучше, пожалуй, и не скажешь!

Советская власть исходила из принципа полного равноправия супругов в браке, из чего вытекали их взаимные права и обязанности. Старое требование закона об обязанности жены следовать за своим мужем тем не менее упразднялось (ст. 104 Кодекса 1918 г.).

Теперь родительские права могли быть осуществлены исключительно в интересах детей.

Родители были обязаны заботиться о детях, воспитывать их. Злоупотребление этим правом со стороны родителей вело к утрате родительских прав. Последнее было совершенно новой нормой русского семейного права, поскольку законодательство до 1917 г. полагало родительские права священными и не знало понятия утраты их. Закон знал понятие прекращения родительских прав, да и то только в случае совершения родителями тяжкого уголовного преступления. Дальнейшее законодательство 1926 г. и 1969 г. не добавило ничего существенно нового в сферу семейных отношений, разве что нормы стали более велеречивыми по сравнению с нормами 1918 г.

Завершая рассмотрение этой темы, следует отметить одну особенность. До 1917 г. наш закон знал понятие незаконнорожденного ребенка. Соборное уложение 1649 г. именовало его даже нецензурным словом. Незаконнорожденные были умалены в своих гражданских правах. Так, они могли наследовать имущество только своей матери, они не имели право на отчество и фамилию своего отца и т.п.

Советская власть полностью уравняла законнорожденных и незаконнорожденных в правах (ст. 13 Кодекса 1918 г.).

Эмансипация детей.

До 1917 г. эмансипация осуществлялась тремя способами. Первый уже был рассмотрен: лицо, вступившее в брак, однозначно выходило из-под родительской власти. Второй способ известен как "выдел" и представлял собой выделение определенного имущества сыну в полную собственность.

Выделенный уже не имел права жить с родителями под одной крышей. Важно также подчеркнуть, что выдел в качестве эмансипационного средства практиковался широко во всех слоях русского общества: от князей (отсюда удельные князья) до крестьян. Очень долго нормы, регулировавшие выдел, не были не то что кодифицированы, но даже просто зафиксированы в письменной традиции. Только Свод законов гражданских в некоторой степени восполнил этот пробел, хотя количество статей, посвященных выделу, настолько мало, всего пять (ст. ст. 190 - 195), что он тоже не позволяет говорить о какой-либо широкой кодифицированности данного института в российском гражданском праве. Впрочем, проект Гражданского уложения (ст. ст. 1556 - 1566) развивал этот институт вполне в либеральном духе, подразумевая под "выделом" безвозмездное предоставление имущества предполагаемому наследнику.

Получается, что выдел формально относился в праве до 1917 г. к наследственному праву. Согласно обычаю выделенный сын лишался права наследования имущества по смерти отца.

Третий способ эмансипации - посредством закона. Согласно закону все лица, достигшие 21-летнего возраста, превращались в personae sui iuris. Советское право знало только первый и третий способы эмансипации.

Опека и попечительство.

Древнейшая эпоха знала институт законного попечительства. Законным опекуном по смерти родителей считался оуи - брат матери, т.е. самый ближайший когнат. Однако "Русская Правда" знает опекуна - просто ближайшего родственника, мать при этом опекуном не считается.

Вплоть до времен Империи опекунство и попечительство считались институтом обычного права.

Власть могла вмешиваться в эти отношения только в силу большой собственной заинтересованности.

Однако в период Империи власть начинает активно законодательствовать по этому поводу, в связи с чем появляются так называемые Дворянская опека и Городовой сиротский суд - учреждения, которым вменяется в обязанность опека и попечительство над сиротами (гл. XVI и XXI Уч. губ. 1775 г.). Данные учреждения, устроенные по сословному принципу, обязаны были оказывать вспомоществование и вдовам. Обязанности опекуна также определялись законом: "Опекуну надлежит быть с доброхотством, протку, человеколюбиву, почтительну, радиву и усердну к пользе малолетнего. Опекун принимает движимое и недвижимое имение малолетнего по описи в свое смотрение и ведомство" (ст. 222 Уч. губ. 1775 г.; ср. ст. 305, где законодатель применительно к сословию опекаемого (городовой обыватель) расшифровывает понятие недвижимого имущества: "домы, лавки, фабрики или заводы и тому подобное").

Том X Свода законов довольно подробно рассматривал институт опеки и попечительства, выделяя несколько видов опекунов: законных - "родитель" и назначаемых - по завещанию родителей или от подлежащей власти. Опекун управлял имуществом опекаемого и обязан был дать тому отчет по достижении им совершеннолетия.

Советская власть выделила институт опеки в отдельный вид отношений, регулируемых особым актом. Кроме того, большевики, если можно так сказать, подвергли институт опеки огосударствлению, поставив его под строгий централизованный контроль (ст. ст. 184 и 185 Кодекса 1918 г.). Кодексы 1926 г. и 1969 г. также содержали весьма развернутые положения, регулировавшие опеку и попечительство в России.

Русское наследственное право

Наследование по закону.

Постановления закона, определяющие порядок наследования, восходят к глубокой древности.

Намек на возможность наследования по закону содержится уже в договоре князя Олега (Аскольда) с греками. Напомним, что истинная датировка этого памятника указывает на середину IX, а не на начало X в. Более полны постановления "Русской Правды". Из этих постановлений мы узнаем, кто в узком смысле является наследником по закону. Это так называемые ближники или нисходящие - дети и пережившая мужа жена. Подтверждение этому находим в следующей норме: "Аще сядет по мужи, то дати ей часть" (ст. 106 РП Кар. сп.). Из круга детей законодатель исключает тем не менее дочерей. Правда, это положение требует толкования. Дочери не призываются к наследованию при наличии братьев - это общая норма. Но они могут наследовать при отсутствии таковых. Эта ситуация описана в "Правде" как задница (ударение в этом слове падает на букву "и") - выморочное имущество. В данном случае законодатель различает наследников в зависимости от их социального статуса. Дочери наследодателей из высших слоев общества: бояр, дружинников и пр. могут наследовать "задницу", а вот дочери смердов - нет. В этом случае выморочное имущество отходит князю: "Оже смерд умреть без детей, то задница князю; оже будут у него дщери, то даяти часть на ня; аже ли будут замужем, то не дати части" (ст. 103 РП Кар. сп.). Видно также, что из задницы смерда князь обязан дать его дочерям приданое. Такой вывод с неизбежностью следует из заключительной части статьи, очевидно, что замужние дочери таковым уже обеспечены.

В отношении порядка раздела наследуемого имущества закон в древнейший период устанавливал правило минората. Отчий дом и двор отходят младшему сыну: "А двор без дела отен всякой меньшому сыну" (ст. 112 РП Кар. сп.). Остальное имущество делится между братьями поровну. Таков смысл выражения: "то всем детям" (ст. 105 РП Кар. сп.). Далее, следует отметить, что дети от рабыни, в данном случае филиация конкубината очевидна, не являются наследниками, но по смерти отца вместе с матерью получают свободу: "Аще будуть робьи дети у мужа, то задници им не имати, но свобода им с матерью" (ст. 110 РП Кар. сп.). Также следует отметить, что в древности закон предусматривал особый режим наследования имущества, оставленного матерью: "А матерня часть, - гласило постановление "Русской Правды", - детям не надобе" (ст. 114 РП Кар. сп.). Правом на ее имущество пользуется тот из детей, у кого она жила до смерти, "кто кормил", гласил закон. При этом закон особо печется о достаточном содержании детьми собственной матери. В случае, если "сынове ея будут лиси", право на наследство переходит дочери (ст. 116 РП Кар. сп.). Это правило получает подтверждение в позднейших памятниках права древнерусского периода (ст. 53 ПСГ). Позднейшие акты древнего периода допускают в круг наследников уже вторую очередь - восходящих: отца и мать (ст. 15 ПСГ).

В Московский период правило, что сестры при братьях не наследницы, только укрепляется (ст. 60 Первого судебника, ст. 92 Второго судебника). Соборное уложение на этот счет выражается еще более строго: "А после которых умерших учнут бить челом о вотчинах после отцов своих сыновья и дочери, и те вотчины давать сыновьям, и дочерям вотчин з братьею жеребьев не давать, покаместа братья их живы" (ст. 2 гл. XVII). С изданием Указа о единонаследии 1714 г. право женщин наследовать подвергается еще большему ограничению. От наследования недвижимости они устраняются вовсе, если, конечно, они не остались последними в роду. Но вот наследование движимого имущества осуществляется ими наравне с братьями.

Общий итог развития наследования по закону подводит т. X Свода законов. К наследованию по закону допускались все лица без различия состояния, состоявшие с наследодателем в родстве. От наследования отстранялись монашествующие и лишенные прав состояния по суду. Личные дворяне не могли наследовать населенных имений, в этом случае таковые продавались через Дворянскую опеку потомственному дворянину или подлежали выкупу самими крестьянами. Личному дворянину в этом случае доставались только деньги - выкупная сумма.

Закон разделял наследников по линиям и степеням родства. Линии нисходящие, восходящие и боковые имели первенство друг перед другом, соответственно, нисходящие перед восходящими, а те перед боковыми. При этом в побочных (боковых) линиях критерием первенства считалась близость линии к наследодателю. Преимущество получала та линия, которая была ближе всего к родоначальнику наследодателя: его отца или матери, деда и бабки и т.п. (ст. 1118 Св. зак. гр.). Знал закон со второй половины XVII в. право представления в нисходящей линии родства, восходящие таковым правом не обладали (ст. 1124 Св. зак. гр.). Женщины призывались к наследованию только при отсутствии в их степени наследников мужского пола. Не могли наследовать имущества своих отцов незаконнорожденные, недвижимость своих матерей они также не имели права наследовать. Право усыновленных наследовать законом признавалось.

Выморочное имущество считалось казенной собственностью.

Особенностью наследственного права до 1917 г. было то, что оно не знало понятия "обязательная доля". Однако проект Гражданского уложения ввел это понятие (ст. 1460 и сл.). Но реальностью этот институт стал только в советское время.

Положение в области наследственных отношений резко меняется с октября 1917 г. 18 апреля 1918 г. был издан Декрет, статья первая которого гласила: "Наследование как по закону, так и по духовному завещанию отменяется. После смерти владельца имущество, ему принадлежавшее, как движимое, так и недвижимое, становится государственным достоянием" (СУ РСФСР. 1918. N 34. Ст. 456). Этот Декрет имел обратную силу (ст. 10). Все же некоторое исключение было сделано. По алиментным соображениям ближайшие родственники умершего могли получать в "непосредственное управление и распоряжение" имущество на 10 тыс. руб., которое делилось между ними в равных долях. Но юридически, подчеркнем, это имущество наследством не считалось. Позднейшими актами (СУ РСФСР. 1918. N 46. Ст. 549; N 76 - 77. Ст. 818) большевики подробно регулировали алиментную составляющую отношений по имуществу, оставшемуся по смерти лица.

В 1922 г. в связи с введением в действие Гражданского кодекса наследование возобновляется, но с ограничением размера имущества, могущего переходить в порядке наследования. Это те же самые пресловутые 10 тыс. руб. (ст. 416 ГК 1922 г.). Но в 1926 г. ЦИК СССР отменил данное ограничение (СЗ СССР. 1926. N 6. Ст. 37). Власть допускала только одну степень и одну линию родства, позволявшие призывать лиц к наследованию: "Круг лиц, призываемых к наследованию по обоим указанным в ст. 416 основаниям, ограничивается прямыми нисходящими, а также нетрудоспособными и неимущими лицами, фактически находившимися на полном иждивении умершего не менее одного года до его смерти" (ст. 418 ГК 1922 г.). Естественно, советское право не делало никакого различия между полом наследников, законностью их происхождения, гражданством и т.п.

В 1964 г. после второй волны кодификации гражданского права в СССР единственным новшеством стало допущение боковой линии родства к наследованию после нисходящих. К наследованию стали допускать братьев и сестер наследодателя. В некоторых союзных республиках, но не в РСФСР, к наследованию даже допускались племянники. Восходящие прав наследования по-прежнему не имели.

Наследование по завещанию.

Упоминание о завещании (обряжении) мы находим в самом древнем памятнике русского права: "Аще створить обряжение, таковой возьмет уряженное его, кому будеть писал наследити имение" (ст. 13 дог. Олега (Аскольда)). Важно то, что здесь упомянута уже письменная форма завещания. Хотя понятно, что к ней прибегали только высшие слои общества. В большем ходу были устные распоряжения наследодателя при свидетелях перед своей смертью: "Аще кто умирая разделить дом детем своим, на том же стояти" (ст. 105 РП Кар. сп.). Псковская судная грамота знает уже "нотариальную" форму завещания: "И рукописание у кого написано и в ларь положено", - гласит ст. 14 памятника. До нас дошел подобного рода акт - духовная новгородца Климента, датируемая XIII в. Этот документ особо важен тем, что в нем впервые в актовом материале мы находим следы влияния такого принципа, как свобода завещаний. Согласно мнению такого авторитета, как М.Ф. Владимирский-Буданов, самый древний период не знал этого принципа, и наследодатель был связан кругом наследников, расширить которых он не имел права. Он мог только распределить доли между ними.

В Московскую и Имперскую эпохи принцип свободы завещаний только укрепляется. К 1917 г. право знало два вида завещаний: нотариальные и домашние. Устные завещания или "словесные", как говорил закон, никакой силы не имели (ст. 1023 Св. зак. гр.). Нотариальное завещание составлялось нотариусом в присутствии наследодателя под его диктовку. Нотариус вносил текст завещания в особую актовую книгу, с которой на руки наследодателю могли выдать копию (так называемая выпись). Это завещание имело абсолютную силу и не подлежало оспариванию в суде.

Домашнее духовное завещание представляло собой более неформальный акт. Как гласил закон, "домашнее завещание может быть писано на бумаге всякого формата и размера, не исключая и почтовой, лишь бы бумага сия, состоя из двух полных половинок, составляла целый лист. Но завещания, писанные на отрывках листа или клочках бумаги, недействительны" (ст. 1045 Св. зак. гр.). Домашнее духовное завещание писалось рукой наследодателя либо по его просьбе посторонним лицом.

Необходима была подпись наследодателя и "сверх того подпись трех свидетелей или по крайней мере двух" (ст. 1048 Св. зак. гр.). В особых случаях этого не требовалось (ст. 1053). Свидетелями по домашнему завещанию должны быть лица из числа посторонних, завещание не должно было быть составлено в их пользу. По открытии наследства домашнее духовное завещание должно было быть опротестовано в суде. Наследник по завещанию через суд приглашал всех заинтересованных лиц его оспорить. Эта процедура была, пожалуй, единственным средством от эпидемии подложных духовных, вызванной излишне либеральной формой завещания. Простота его составления буквально провоцировала племянников и племянниц подсыпать в утренний кофе дядюшкам и тетушкам мышьяк.

Судебная практика по этим делам просто огромна! Не обошла стороной эту тему и русская классическая литература.

В период с 1918 по 1923 г. наследование по завещанию было отменено. Но с 1923 г. оно снова стало возможным. Тем не менее ГК 1922 г. не знал принципа свободы завещаний, наследодатель мог только распределить доли между наследниками. Впрочем, наследодатель мог завещанием лишить наследников по закону наследства - вот, пожалуй, единственное проявление такой свободы.

Наследство, естественно, становясь выморочным, отходило Советскому государству. Право наследодателя ограничивалось также необходимостью выдела обязательной доли лицам, состоявшим на иждивении последнего.

ГК 1964 г. восстановил принцип свободы завещаний, оговорив только алиментные права иждивенцев, несмотря на волю завещателя (ст. 534).

Советский закон признавал только нотариальную форму завещания. ГК 1964 г. дополнил количество инстанций, чье удостоверение приравнивалось к нотариальному (ст. 541).

Основы 1991 г. не внесли ничего существенно нового в институт наследования.

Русское вещное право

Исторические типы русского вещного права.

Сам термин "собственность" появляется в русском юридическом языке очень поздно. Считается, что законодатель впервые его употребил в Уч. губ. 1775 г. Но это, конечно же, не означало, что само явление (dominium) не было известно русским славянам. В связи с этим становится актуальным вопрос о типологии института собственности в русском гражданском праве. Совершенно очевидно, что за свою историю мы знали несколько таких исторических типов собственности.

Но прежде чем перейти к их анализу, необходимо остановиться на весьма важной проблеме, имеющей с типологией института собственности самую прямую связь. Это вопрос о марксистской типологии. В марксизме тип собственности, как известно, определен базисом - типом производственных отношений, типом труда, эту собственность производящего. Поэтому согласно формационной теории в России существовало три типа собственности, поэтапно сменявших друг друга. Следы этих воззрений до сих пор можно встретить в университетских учебниках, не говоря уже о том, что в советский период эта точка зрения была тотально принудительной.

Итак, первый тип собственности - так называемый первобытнообщинный. Второй древнейший тип собственности - рабовладельческий. Рабство (холопство) широко известно древнему русскому праву и этот факт отрицать не следует. Хотя проблема здесь есть. Дело в том, что советская историческая наука исходила из надуманной теории перехода Древней Руси сразу же из первобытнообщинной стадии (родоплеменного общества) к феодализму. Отцом этой теории справедливо считают академика Б.Д. Грекова, выступившего в 1930-х гг. с подобного рода утверждениями. По его мнению, феодализм прочно укрепился в России с конца XI в. [Греков. 1937. С. 23]. Впрочем, Греков был не первым, до него феодальные порядки на Руси искал Н.П. Павлов-Сильванский, чья концепция вызвала при жизни этого ученого справедливую критику современников. Отметим только одно, совсем недавно (по историческим меркам) появилась возможность переоценки грековской схемы древнейшего периода истории Руси.

Третий тип собственности - буржуазный - появился в России относительно поздно. Впрочем, у него была долгая предыстория, если вспомнить теорию русского торгового капитализма М.Н. Покровского.

Все эти три типа собственности, согласно марксистско-ленинской схеме, якобы были отражены в соответствующих памятниках права. Понятно, разумеется, что научная ценность подобного подхода к истории права весьма невелика. Что, например, особенно ценного вынесет для себя будущий юрист, если затвердит как "отче наш", что Соборное уложение царя Алексея Михайловича есть памятник феодального права? Ничего, кроме путаницы в голове, у него не будет, особенно если студент окажется пытливым, любознательным, да и возьмет на себя труд ознакомиться с текстом памятника. И какие феодальные отношения он там обнаружит? Где вассалитет? Где коммендация, омаж и право рельефа?

Где в Соборном уложении содержится норма, согласно которой "вассал моего вассала не мой вассал"?

Если что и есть там феодального, так только бенефиций, притом beneficium militaris, у которого только один сеньор - государство! Какой же это феодализм? Поэтому мы решительно отказываемся от типологии, навязанной идеологическими представлениями, и обращаемся к единственно возможной в этой ситуации типологии, а именно типологии, в основе которой лежат историко-юридические типы владения (собственности). Таковых несколько: общинная собственность, родовая, государственная, частная и социалистическая.

Общинная собственность. Собственность общины первоначально, судя по всему, не отличалась от родовой. Такой вывод мы делаем исходя из обязанности древнерусской общины - верви - платить "дикую виру". "Которая ли вьрвь начнет платить дикую виру, колико лет заплатят ту виру, зане же без головника им платити. Будет ли головник их в вьрве, то зане к ним прикладываеть, того же деля им помогати головнику. Любо си дикую виру нъ платити им в обчи 40 гривен" (ст. 4 РП Син. сп.). Здесь обязанность круговой поруки в уплате штрафа за убийство обусловлена тем, что члены верви, судя по всему, пока еще являются родственниками, следовательно, имущество, которым владеет вервь, есть имущество рода. Но это положение меняется очень быстро при колонизационном характере сельского хозяйства Древней Руси. Подсечный тип земледелия заставлял общину через несколько лет эксплуатации земли переходить на другой участок. Это вело помимо всего прочего к интенсивному перемешиванию населения. Как следствие, родовая община быстро сменяется соседской, некоторые следы которой можно уже встретить в "Русской Правде": "Аще кто не вложится в дикую виру и вину, тому людие не помогают, но сам платит" (ст. 6 РП Кар. сп.). Другой вывод, следующий из только что процитированных статей, говорит о правосубъектности верви (общины), о наличии у этого субъекта общего имущества, из которого платится дикая вира. Интересно отметить, но эта частная правосубъектность имеет и публично-правовую сторону: уплата судебных (головных) штрафов, участие в процессуальных действиях - гонение следа.

В Московский период юридическая субъектность общины только упрочивается. Этот вывод следует из анализа губных и земских (уставных) грамот того периода. После земской реформы 1555 г. это явление из привилегии становится всеобщим. Мы имеем в виду фискальные обязанности общины и ее судебные права, осуществляемые земскими старостами. Имперский период ознаменовался превращением общины в подлинное юридическое лицо, территориальную корпорацию. Именно такой статус закреплен за ней официально с 1861 г. с выхода Общего положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости того же года "Правда", если распространять понятие общины на городских жителей, т.е. на посадскую общину, то мы вынуждены будем признать за ней юридическую правосубъектность с 1785 г. с дарования ЖГГ. Поэтому, чтобы не устраивать путаницы, мы вынуждены будем под общинной собственностью понимать не только собственность сельских обществ, но и собственность муниципальную - собственность городов и тем более земств.

Согласно ч. 1 т. X Св. зак. главная отличительная черта "имущества общественного" заключалась в том, что оно имело исключительно целевой характер - обеспечение деятельности собственных членов, выполнение ими задач, возложенных на них законом (ст. 414 Св. зак. гр.). Что это за задачи? Уплата налогов, несение повинностей и разрешение местных нужд! Муниципализация общественного имущества прошла в России по Декрету 1924 г. в п. "в" ст. 1 которого говорилось: "Считать муниципализированными в сельских местностях строения... бывшие земские, общественные, церковные и помещичьи строения и не входящие в состав государственных земельных имуществ" (СУ РСФСР. 1924. N 89. Ст. 910). Последняя часть нормы должна была служить напоминанием, что уже Декрет о земле 1917 г. произвел национализацию всего земельного фонда страны. Владеть землей можно было только на праве пользования (ст. 21 ГК 1922 г.).

Особый режим регулирования права собственности существовал в сельском обществе. Здесь обычно выделяют общий земельный фонд, который подвергался периодическим переделам между общинниками, особый режим пользования предусматривался для "общественных угодий". Серьезный удар по этому типу собственности нанесли реформы П.А. Столыпина, но удар не смертельный, только большевистская коллективизация покончила с общинной собственностью в России в ее узком значении.

Родовая собственность. Собственность рода очень рано получает наименования вотчины или отчины, упоминание о которой содержится в громадном количестве актового материала. Главной отличительной чертой вотчинного права с момента его формирования и исчезновения был затруднительный порядок распоряжения судьбой вещей, составлявших его объект. Этих затруднений было два. Первое заключалось в особом порядке наследования. С середины XVI в. запрещается наследование вотчин сестрами при живых братьях. Этот принцип продержится в законодательстве вплоть до 1917 г. Затруднение заключалось еще в том, что до XVI в. наследование вотчин шло только по лествичной системе наследования. Только старший в роду, а не filius - ближайший нисходящий первым призывался к наследованию. Однако к указанному столетию родовые связи слабеют настолько, что понятие рода теперь включает большую семью (патронимию), в потомстве родоначальника которой происходит владение вотчиной. Наконец, с 1714 г. утверждается строгое правило майората в отношении наследования вотчин. Наследником теперь является только старший сын. Само это строгое правило тем не менее отменяется в 1731 г. (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. VIII. N 5717), но сам принцип майората из русского права не исчезает. Он перерождается в понятие так называемого заповедного имения. Такой вывод можно сделать из постановлений закона, установившего порядок наследования этого вида имений по закону (ст. 1199 Св. зак. гр.).

Второе затруднение заключалось в праве выкупа родовой собственности (вотчины) другими членами семьи (рода). Постановление на этот счет мы находим во Втором судебнике: "Кто вотчину продаст... А не будет братьев в послусех или племянников: и братья или сестры, или племянники ту вотчину выкупят. А судити о вотчине до сорока лет" (ст. 85 Второго судебника). Право родового выкупа сохранялось в России до 1917 г. Закон на этот счет гласил: "Выкуп есть право родственников на обращение к себе родовых имуществ, отчужденных по продажам во владение чужеродцам" (ст. 1346 ч. 1 т. X Св. зак. прод. 1908 г.). Срок выкупа устанавливался в три года (ст. 1363).

Таким образом, мы видим, что родовая собственность дожила в России до 1917 г. Свод законов гражданских знал две разновидности родового имущества: собственно "родовое имущество" и "заповедное имение". По общему смыслу закона родовым считалось имущество, доставшееся лицу по законному наследованию. При этом имущество, приобретенное по духовному завещанию и по купчей, могло считаться родовым, только если завещатель и наследник, продавец и покупатель состояли в родственных отношениях (ст. 399 Св. зак. гр.).

Заповедные имения имели более сложный режим. Закон следующим образом определял понятие заповедного имения: "Заповедное имение признается собственностью не одного настоящего владельца, но всего рода, для коего оное учреждено, т.е. всех принадлежащих к тому роду лиц, как уже родившихся, так и имеющих впредь родиться. А потому ни имения, обращенные в заповедные, ниже какая-либо часть их, не могут быть отчуждаемы ни безвозмездно, ни через продажу, ни посредством иного какого бы то ни было акта или сделки, даже если бы и все находящиеся в живых потомки учредителя были на то согласны" (ст. 485 Св. зак. гр.). Заповедные имения имели особый порядок наследования, об этом мы говорили выше, впрочем, учредитель волен был сам его установить. Заповедные имения могли учреждаться только высочайшим повелением (ст. 467 Св. зак. гр.).

К особой разновидности родовой собственности следует отнести так называемое удельное имущество - собственность последней правившей в России династии царей.

1917 г. стал для родовой собственности, как и для многого другого в России, роковым.

Частная собственность. Частная собственность, в смысле принадлежащая одному лицу, безусловно, известна русскому гражданскому праву с древнейших времен. Русская Правда в самой древней редакции содержала весьма любопытное наставление: "Аще кто познает свое, что будеть погубил или украдено у него что, или конь, или порт, или скотина, но не рци се мое, нъ поиде на свод, кде еси взял". Еще более убедительное свидетельство содержится в знаменитой статье: "Аще кто поедеть на чюжемь коне, не прошав" (ст. 11 РП Ак. сп.). Видно в то же время, что частная собственность здесь включает в себя в основном движимое имущество. Следовательно, главнейший вопрос этой эпохи: существовала ли тогда частная собственность на недвижимость, на землю в особенности?

В самой "Русской Правде" на этот счет имеются только косвенные указания, которые могут толковаться двояко. Речь идет о тех статьях, которые содержат понятие негаторного иска, т.е. нарушения межевого права, в частности о ст. 33 РП Ак. сп.: "А иже межу переорет любо перетес, то за обиду 12 гривне". Статья не содержит указания на субъекта собственности, чьи границы нарушены, поэтому остается только гадать. Выход, как кажется, можно найти в купчей Антония Римлянина, датируемой обычно XII в. В этом документе находим совершенно ясное указание на существование частной собственности на недвижимость: "Купил есми землю Пречистыя в дом у Смехна и у Прохна у Ивановых детей у посадника, а дал есми сто рублев". Единственным недостатком этого акта является все же сомнение в его датировке, споры о которой не прекращаются до сих пор.

Как считается, точное и ясное указание на существование частной собственности на недвижимость содержится в Псковской судной грамоте. Однако анализ этих статей (51, 63, 84, 88, 89, 100 и 104) позволяет сделать вывод, что они регулируют скорее арендные отношения, отношения между наймитом (изорником) и собственником земли, но никакого четкого указания на характер "господина" земли эти статьи не содержат. Выход тем не менее есть, это ст. 13 ПСГ, где речь идет о выкупе купленной земли.

Таким образом, с оговорками можно признать факт существования частной собственности на недвижимость в России с древнейших времен. Важно при этом подчеркнуть, что частный собственник уже тогда обладал правом на абсолютную защиту своих владельческих прав, он обладал неограниченным правом распоряжения судьбой этой собственности, наконец, он не обязан был никакой повинностью со своей собственности кому бы то ни было.

Последнее в России имело ключевое значение, так как родовые имущества (вотчины) очень скоро приобрели именно этот характер частного владения, что проявилось особенно ярко в Имперскую эпоху, а раз так, то с частного имущества в России до Петра Великого не платилось никаких налогов!

Именно этот абсолютный иммунитет вотчин, как родовых, так и купленных (благоприобретенных), вызвал два диаметрально противоположных явления. Первое, массовый переход в Московскую эпоху свободного населения в служилую кабалу, фактически в рабское состояние, что имело своей целью освобождение от тягла или военной службы. Второе, неуклонное стремление правительства обременить вотчинника. Вспомним знаменитый служебный принцип "По вотчине служба". Удар по вотчинному иммунитету нанес Петр Великий, уравняв по статусу вотчины и поместья, установив принцип обязательной пожизненной и поголовной службы.

Имперский период, таким образом, стал закономерным этапом на пути развития этого института.

Свод законов гражданских гласил: "Кто быв первым приобретателем имущества по законному укреплению его в частную принадлежность, получил власть в порядке, гражданскими законами установленном, исключительно и независимо от лица постороннего владеть, пользоваться и распоряжаться оным вечно и потомственно, доколе не предаст сей власти другому, или кому власть сия от первого ее приобретателя дошла непосредственно или через последующие законные передачи и укрепления, тот имеет на сие имущество право собственности" (ст. 420). Ограничения права частной собственности до 1917 г. закон предусматривал в двух случаях. Первый - иностранцам запрещалось владеть в России землей. Второй - определенные вещи были изъяты из оборота либо их оборот был существенно затруднен.

Русские коммунисты, являясь смертельными противниками частной собственности в любых ее проявлениях, сразу же начали борьбу с ней посредством издания многочисленных декретов о национализации. Особое внимание среди этих декретов обращает на себя Декрет "О национализации капиталов частных лиц и предприятий, находящихся за границей" (СУ РСФСР. 1918. N 47. Ст. 559). Этим актом большевики попытались осуществить экстерриториальное действие своих нормативных постановлений - вещь, неприемлемая для международного права как той эпохи, так и сегодня. Декрет этот вызвал волну исков в иностранных судах бывших владельцев, сумевших бежать из России. Суды, как правило, в своих решениях отказывали советскому правительству, ссылаясь на оговорку public order - противоречие декретов публичному порядку. Другое основание в отказе заключалось в том, что акты о национализации были исключительно актами конфискации. Иными словами, эти акты носили репрессивный характер против собственного населения. Некоторые из этих дел напоминают о себе периодически вспыхивающими скандалами на Западе, когда их объектом становится, например, национализированная коллекция картин импрессионистов купца Щукина и другие дела.

Тем не менее в 1922 г. произошла частичная реабилитация частной собственности в России.

Согласно п. "в" ст. 52 ГК 1922 г. в РСФСР, а следовательно, и в СССР признавалось существование частной собственности. Закон при этом устанавливал исчерпывающий перечень объектов, могущих быть предметом частноправового регулирования: строения, предприятия торговые и промышленные, орудия и средства производства и т.д. (ст. ст. 54 и 56 ГК). Вместе с тем закон ограничивал право владения, пользования и распоряжения имуществом. Гражданский закон, что совершенно немыслимо, допускал конфискацию частной собственности в виде санкции (ст. 70 ГК). Тем не менее на волне либерализации Советская власть пошла на денационализацию некоторых предприятий, демуниципализацию жилых домов и даже на короткий срок разрешила истребовать бывшим собственникам предметы домашнего обихода у фактических владельцев (СУ РСФСР. 1922. N 25. Ст. 283)! Но к концу 1920-х гг. происходит фактическое удушение частного собственника, но не окончательное. Остаются мелкие кустари, частные жилые дома (квартиры), одним словом, единоличное хозяйство. Тем более что частный собственник получает гарантию собственного статуса на уровне Конституции (ст. 9). Но преимущественной формой частной собственности в СССР объявляется так называемая личная собственность (ст. 10 Конст. 1936 г.).

Именно этот вид собственности остается единственным суррогатом частной собственности согласно Основам 1961 г. (ст. ст. 9 и 25). Содержание понятия личной собственности полнее всего раскрывалось в Кодексе 1964 г. Личная собственность лиц определялась как вся совокупность трудовых доходов гражданина, а также права, основой которых послужило наследование. Объекты личной собственности строго ограничивались в количестве и виде: предметы обихода, личного потребления, удобства и домашнего подсобного хозяйства, жилой дом и трудовые сбережения (ст. 105 ГК 1964 г.).

Закон ограничивал предельный размер жилой площади частного дома в 60 кв. м (ст. 106 ГК).

Исключение устанавливалось для многодетных семей - по 20 кв. м на человека (ст. 38 Жилищного кодекса РСФСР, Вед. ВС РСФСР. 1983. N 26. Ст. 884). Общая же санитарная норма жилой площади колебалась в зависимости от усмотрения местного Совета. Например, в Москве она была установлена в 12,5 кв. м на человека. А в целом по стране не могла быть ниже 7 кв. м! Личная собственность ни в коем случае не могла быть использована для обогащения - извлечения прибыли.

В полном объеме институт частной собственности был восстановлен только в 1991 г. (ст. ст. 44 и 45 Основ 1991 г.). Правда, самого слова "частная" Основы не знали.

Государственная собственность. Разумеется, этот вид собственности мог возникнуть в России только с появлением и укреплением самой государственности. Первейшую основу государственного имущества составляют разного рода налоги и сборы, уплачиваемые населением государственной (центральной) власти. Вся совокупность этих налогов и сборов составляет первичное понятие казны. За счет расходов из казны финансируются государственные нужды. Для этой цели казна очень скоро приобретает вид особого субъекта права, ближайшей аналогией которого является юридическое лицо.

Со временем усложняется структура казенного имущества; сюда также начинают относить имущество государственных учреждений, которое передается им для обеспечения деятельности последних.

Если мы бросим ретроспективный взгляд на историю русской государственности, мы увидим, что уже в древности князья берут дани, виры, уроки и другие виды платежа не только для обеспечения личного потребления, но и для выполнения государственных задач: наем дружины, постройки мостов, городов и крепостей и т.п. Все это требовало денег, которых взять было неоткуда, кроме как у населения. Однако в древнейший период правильного управления этим процессом мы не наблюдаем.

Государственность имеет пока еще временный характер. Оно, государство, если можно так сказать, следует за князем во время передвижения последнего в так называемом полюдье. Только вечевой, земский элемент обеспечивает некоторую постоянность государственной власти на определенной территории. Поэтому постоянные налоги носят довольно часто символический характер: по кунице с дыма.

Но чрезвычайные обстоятельства уже тогда заставляют государство прибегать к исключительным видам налогов и сборов. Вот характерный пример: в 1018 г. в результате борьбы за великокняжеский киевский престол князь Ярослав, позже прозванный Мудрым, был наголову разбит своим братом Святополком, которому, правда, помог польский князь Болеслав. Летописец сообщает: "Ярославу же прибегше Новугороду и хотяше бежати за море. И посадник Коснятин, сын Добрынь, с новгородци расекоша лодье Ярославля, рекуще: хочем ся и еще бити с Болеславом и с Святополком. Начаша скот сбирати от мужа по 4 куны, а от старост по 10 гривне, а от бояр по 18 гривне; и приведоша варяги и вдаша им скот, и совокупи Ярослав вои многы" (ПСРЛ. Т. I, стб. 143).

Тем не менее некий постоянный запас средств существует при князе уже и в древнейший период.

Такой вывод мы делам из анализа сообщения того же летописца, согласно которому князь св. Владимир приказал изготовить золотые и серебряные ложки для своих дружинников, в сильном подпитии выразивших тому свое недовольство на одном из пиров: "Егда же подопьяхуться, начняхуть роптати на князя, глаголяще: зло есть нашим головам, да нам ясти деревянными лжицами, а не серебряными" (Там же. Стб. 126). В данном случае мы видим первый пример использования в России бюджетных средств в популистских целях.

Понятие казны в современном смысле появляется в России в Московский период, чему мы обязаны монголо-татарам, занесшим на Русь правильную систему финансового управления, заимствованную у китайцев. Система эта покоилась на рациональном принципе управления, на вышколенном аппарате профессиональных чиновников, на постоянном контроле и ревизии. Именно при дворе великого князя Московского образуются приказы и появляются дьяки - разряд профессиональных бюрократов. Именно в этот период внедряется поголовная перепись населения, учет объектов налогообложения. Так что традиция бюрократизма в Россию попала скорее с Востока, нежели с Запада!

Приказ Большой казны ведал в это время наиболее важными статьями государственных доходов и расходов, управлял "дворцовыми" землями. Единственным недостатком в Московский период была, как мы указывали выше, децентрализация казенного управления. Но этот недостаток был исправлен в период Империи. Согласно закону, "все имущества, не принадлежащие никому в особенности", составляли государственную или казенную собственность (ст. 406 Св. зак. гр.). К такому имуществу также относились подати, налоги и разного рода сборы (ст. 407); выморочные имущества, новооткрытые земли (острова), военные трофеи. Что интересно, метеориты однозначно объявлялись достоянием казны (ст. 410.1).

К отдельному виду государственной собственности следует отнести так называемые поместья, существовавшие в Московский период. По сути, они представляли собой beneficium militaris, которым государство вознаграждало за ратный труд военных людей (детей боярских). Поместья просуществовали до 1714 г. как отдельный вид собственности. Что касается времени его появления, то они теряются в веках. Первое упоминание о поместьях приходится на 1497 г., в Первом судебнике великого князя Ивана III. Помещики могли только пользоваться поместьями, правом распоряжения и, следовательно, правом собственности на них они не располагали. Вообще этот вопрос подробно рассмотрен выше.

Положение государственной собственности резко изменяется с 1917 г. Первоначально огосударствлению подверглось все мыслимое и немыслимое имущество. Государственной собственностью, если следовать логике большевиков, являлись, например, все продукты питания.

Формальную основу государственной собственности в советское время составили декреты о национализации: "О земле" (СУ РСФСР. 1917. N 1. Ст. 3); "О банках" (СУ РСФСР. 1917. N 10. Ст. 150); "О национализации торгового флота" (СУ РСФСР. 1918. N 19. Ст. 290); "О национализации сахарной промышленности" (СУ РСФСР. 1918. N 34. Ст. 457); "О национализации нефтяной промышленности" (СУ РСФСР. 1918. N 45. Ст. 546); "Об отмене частной собственности на недвижимость в городах" (СУ РСФСР. 1918. N 62. Ст. 674) и др. Все эти декреты о национализации носили исключительно конфискационный характер, что делало статус государственной собственности в СССР особенно уязвимой. Во всяком случае, вплоть до сего дня, если паче чаяния будет принят в стране закон о реституции, именно эти декреты о национализации должны стать causa iuris возвращения имущества бывшим собственникам или же выплаты компенсации их наследникам. Во всяком случае, реституция есть тот инструмент, который может в некоторой степени способствовать легитимации существующего режима в России.

Положение несколько нормализуется при переходе к нэпу. Первый ГК под государственной собственностью в строгом смысле подразумевал национализированную и муниципализированную собственность (п. "а" ст. 52 ГК 1922 г.). При этом только в государственной собственности могли находиться земля и ее недра, леса, вода, железные дороги и их подвижной состав, летательные аппараты (ст. 53 ГК). Выморочное или "бесхозяйное" имущество равно объявлялось государственным ( ст. 68 ГК).

Эвфемизмом понятия государственной собственности в СССР с 1936 г. становится "социалистическая собственность" или "всенародное достояние" (ст. ст. 4 и 6 Конст. 1936 г.). Данная формулировка вызвала к жизни повальное воровство советскими гражданами имущества тех предприятий и учреждений, где они трудились. Даже машинистки воровали бумагу и канцелярские принадлежности. Последнее следует пояснить. Дело в том, что в 1920-е и 1930-е гг. писчая бумага не продавалась свободно в Советской России. Например, пролетарские писатели получали бумагу по специальным ордерам и в строго лимитированном количестве! Оправдание повальному воровству находили в чисто советской поговорке: "Все вокруг народное, все вокруг мое". Советская власть боролась с этим явлением посредством установления усиленного уголовного наказания за кражу социалистической собственности. Печать бичевала так называемых несунов, людей сажали "за три колоска", но переделать человеческую природу не смогли.

Впрочем, со временем характер социалистической собственности несколько прояснился.

Социалистический или общественный ее характер виделся в том, что некоторый ее объем, так называемые общественные фонды потребления, направлялся на финансирование социальных нужд населения: бесплатное образование, бесплатное медицинское обслуживание, предоставление бесплатного жилья. Например, в СССР десятилетиями не менялась квартирная плата. Все это и некоторые другие льготы, бесспорно, составляли одну из самых лучших сторон советского образа жизни.

Однако вплоть до сегодняшнего дня остается вопрос, в какой мере эти общественные фонды потребления расходовались на поддержание жизненного уровня советских граждан. В постперестроечной публицистике высказывалось мнение, что окупаемость этих общественных фондов была крайне быстрой - всего два года. Финансирование этих фондов осуществлялось за счет крайне низкой заработной платы советских людей, в среднем 5 - 7% от реально созданного ими общественного богатства, тогда как рабочие, например, в США получали 70% от созданной ими прибыли или "прибавочного продукта", по Марксу.

Собственность установлений. Или, если говорить точнее, учреждений, не являющихся государственными. К таковым, конечно, можно было бы отнести общинную собственность, но этого мы не сделали по причине глубокой древности последней.

Наиболее ярким примером собственности установлений является церковная собственность.

Исторически главным ее источником на Руси были церковная десятина и пожалования частных лиц.

Первым актом церковного права на Руси - Уставом князя св. Владимира постановлялось: "И по тем же летом многим минувшим создах церковь святая Богородица Десятинную и дах ей десятину по всей земле Рустей, из княжения в соборную церковь от всякого княжа суда десятую векшу". Из данного постановления явствует, что правило о десятине распространялось и на княжии доходы от суда. В связи с этим возникает вопрос о собственных правах Церкви в области суда. Ответ находим во втором по значении церковном уставе - Уставе князя Ярослава Мудрого, где установлены судебные штрафы в пользу Церкви. Например: "Аще кум с кумою блуд створит, митрополиту 12 гривен, а опитемию поимут, а князь казнит" (ст. 13).

Пожалования имущества Церкви имели вид дарения, в основном на помин души. До нас дошел громадный актовый материал на этот счет. Наконец, следует указать, что церковное имущество было освобождено от всякого налогообложения. Ханы Золотой Орды, как известно, только подтвердили своими ярлыками это общее каноническое правило. Вполне естественно, что уже к XV в. Церковь превратилась в крупнейшего собственника в России. Ее земельный фонд был огромен. Церковные богатства мозолили глаза светской власти, в связи с чем начался постепенный процесс секуляризации церковного имущества. При царе Алексее Михайловиче наносится первый удар - учреждается

Монастырский приказ - государственный орган управления церковным имуществом. Действия Петра I хорошо известны, он нередко прибегал к прямым конфискациям церковной собственности. Но собственно ограбление Церкви состоялось в правление Екатерины II. Все церковные земли были отобраны в казну, а главным источником содержания причта стал государственный бюджет. Большевики довершили процесс ограбления Церкви, обратив конфискацию на литургические предметы и сами церковные здания. Все это было объявлено государственной собственностью. Церковь при этом вообще была лишена какой-либо правосубъектности. По нынешним правилам имущество Церкви ничем не отличается от имущества некоммерческой организации.

К собственности установлений мы могли бы отнести имущество, принадлежавшее различным общественным учреждениям до 1917 г. Большинство из них именовалось "богоугодными" или "благотворительными" (ст. 413 Св. зак. гр.). Режим использования этого имущества определялся уставными документами учреждений.

Равно к собственности установлений следует отнести имущество общественных организаций: политических партий, профсоюзов.

Право собственности вообще.

Итак, мы установили, что русскому гражданскому праву были издавна известны различные типы права собственности. Естествен в связи с этим вопрос: насколько развитым было общее понятие собственности, так сказать dominium? Исторически для обозначения понятия полного права собственности в древнерусском языке использовалось наречие "одерень". Смысл его означал "совершенно", "в полную собственность". Даже из этого терминологического анализа видно, что древнейшая эпоха пока еще не отличает собственность от владения, dominium от posessio в строгом смысле. Владение начинают отличать от собственности гораздо позже, в XIV и XV вв., что связано с развитием гражданского оборота, может быть, и с иностранным влиянием. Так, Псковская судная грамота знает "кормлю" - пожизненное владение (ст. ст. 72 и 78), а Новгородская судная грамота в ст. 10 знает уже понятие защиты законного владения имуществом, отличая его от права собственности (ср. ст. 7 того же памятника).

В Московскую эпоху понятия собственности и владения различаются вполне, но терминологически никак не обозначаются. И то и другое понятие передается глаголом владети или существительным животъ. Первоначальный период Империи вносит, надо это признать, мало ясности в рассматриваемый вопрос, хотя во второй половине XVIII в. законодатель уже употребляет слово "собственность". Более или менее правильная система устанавливается только в связи с изданием Свода законов, в т. X которого находим постановления, относящиеся к рассматриваемому вопросу. Согласно ст. 420 право собственности включало в себя традиционные для цивилистики полномочия: право пользования, право владения и право распоряжения. Закон различал право полной собственности: "Право собственности есть полное, когда в пределах, законом установленных, владение, пользование и распоряжение соединяются в одном лице" (ст. 423 Св. зак. гр.). Неполная собственность возникала тогда, когда правомочия собственника соответственно ограничивались правами третьих лиц.

Владение (отдельное от права собственности) определялось законом как "особое право, коего пространство, пожизненность или срочность определялось" собственником, по тем или иным причинам передавшим его владельцу (ст. 514 Св. зак. гр.). Владение могло превратиться в право собственности в силу данности (usucapio) (ст. 533 Св. зак. гр.). Напомним, в России этот срок составлял 10 лет.

Объектом права собственности, согласно Своду законов гражданских, полагались вещи как движимые, так и недвижимые. Само различение их в русском праве восходит к глубокой древности, но терминология встречается только в законодательстве Петровской эпохи. Знало русское право, как и право квиритов, вещи заменимые и незаменимые. Различие в этих объектах влияло на способы (форму) приобретения прав на эти вещи. Особым институтом русского права была инвеститура. Первые инвеститурные акты под названием "грамота ввозная" или "грамота послушная" относятся к Московской эпохе.

Советская власть упразднила деление вещей на движимые и недвижимые. Так, примечание к ст. 21 ГК РСФСР 1922 г. гласило: "С отмены частной собственности на землю деление имущества на движимые и недвижимые упразднено".

В советских Гражданских кодексах 1922 г. и 1964 г. удержалось различение права собственности и владения. ГК 1922 г. защищал права законного и добросовестного владельца (ст. ст. 59 и 60 ГК 1922 г.; ср. ст. ст. 151, 156, 157 ГК 1964). Суррогатом права собственности с начала 1930-х гг. становится так называемое право оперативного управления, которое наделяло правомочиями собственника учреждения и предприятия по целевому использованию государственной собственности. Впрочем, это право закреплялось и за колхозами.

На последнем следует остановиться подробнее. Общее доктринальное определение гласило, что "право оперативного управления есть субъективное право, принадлежащее участникам гражданских правоотношений" [Гражданское право. 1969. 1. С. 316]. Государство в этом случае допускало фикцию свободного оборота государственного же имущества среди государственных учреждений, предприятий и юридических лиц. Имущество, даже будучи десять раз проданным, продолжало оставаться государственным, но оборот этого имущества, его фиктивное накопление на балансе того или иного предприятия свидетельствовало о беспомощности плановой экономики. Иного стимула заставить госпредприятие хоть как-то эффективно работать не нашлось.

Институт давностного владения в советское время был упразднен.

В институте права собственности помимо давностного владения различают и такой его способ приобретения, как находка. В древнейший период находка могла считаться только разновидностью воровства. Тот, кто нашел вещь, всегда рисковал быть обвиненным именно в этом. Более ясный порядок устанавливается только в период Империи. Устав воинский 1716 г. устанавливал право собственности на найденную вещь только после объявления о находке. Требование о публичном объявлении (публикации в газетах или заявление в полицию) вошло потом в Свод законов гражданских (ст. ст. 537 и 538). Большевики объявили всякую найденную вещь, в случае невозможности отыскания собственника, государственной собственностью (ст. 68 ГК 1922 г.). Утайка находки каралась тюремным заключением на срок в один месяц (ст. 168 УК РСФСР 1926 г.). Презумпцию государственной собственности на находку сохранил и последний советский Кодекс (ст. ст. 144 и 145 ГК 1964 г.).

Остальные способы приобретения имущества в дореволюционном праве мало чем отличались от права послереволюционного. Исключение составил такой способ, как клад. До 1917 г. клад однозначно принадлежал собственнику земли, на которой клад найден. После клад стал считаться исключительно государственной собственностью, в этом случае по аналогии применялась ст. 68 ГК 1922 г., считавшая его бесхозяйным имуществом. Но ГК 1964 г. ввел малоэффективную норму о выплате 25% от оценочной стоимости клада нашедшему.

Виды вещных прав.

Во-первых, рассмотрим авторские права, несмотря на то что более или менее систематизированное регулирование этого вида вещных прав в России возникает только в конце XIX в.

Закон относил объекты прав автора к нематериальным объектам права собственности. По смыслу Свода законов гражданских это были вещи "нетленные". Защитою авторских прав, согласно прил. 2 к ст. 420 Св. зак. гр., пользовались художественные произведения (литературы, музыки, искусства), а также рисунки и модели, предназначенные для воспроизведения в заводских, фабричных или ремесленных изделиях (промышленный образец). Общий срок защиты устанавливался в 50 лет по смерти автора или первого выхода в свет (исполнения) произведения (ст. 1185 Св. зак. гр.). Права переводчиков подлежали такой же защите. Контрафакция наказывалась. Важно отметить, что разрешения автора на перевод его произведения русское гражданское право не требовало, последнее вызывало серьезные дипломатические трения между Россией, Францией и Германией в начале XX в.

В период с 1918 по 1925 г. в России авторского права как такового не существовало. Большевики установили презумпцию государственной собственности на произведения любых авторов. Так, "всякое как опубликованное, так и неопубликованное научное, литературное, музыкальное или художественное произведение, в чьих бы руках оно ни находилось, может быть признано по постановлению Наркомпроса достоянием РСФСР" (п. 1 СУ РСФСР. 1918. N 86. Ст. 900). В 1925 г. были утверждены Основы авторского права СССР (СЗ СССР. 1925. N 7. Ст. 67). Закон признавал уже существование авторского права, расширив перечень его объектов. Срок охраны авторских прав устанавливался в 25 лет с момента выпуска произведения в свет! Таким образом, автор мог вполне в течение своей жизни утратить на собственное произведение права. В 1961 г. в связи с изданием Основ гражданского законодательства СССР и союзных республик устанавливался новый порядок: "авторское право действует в течение всей жизни автора и 25 лет после его смерти, считая с 1 января года, следующего за годом смерти автора" (ст. 105 Основ). Основы 1991 г. вновь вернули дореволюционную норму, установив срок в 50 лет охраны прав по смерти автора (ст. 137).

Патентное право как разновидность авторского утверждается в России практически одновременно с последним. Правда, слово "патент" использовалось скорее в обиходе, закон говорил о "привилегии на изобретение". Основные положения о привилегиях до 1917 г. содержались в Уставе о промышленности (ч. 2 т. XI СЗРИ), одним из источников которого стало "Положение о привилегиях" 1896 г. Устав постановлял: "Всякое открытие, изобретение или усовершенствование какого-либо общеполезного предмета или способа производства в искусствах, мануфактурах, ремеслах или сельском хозяйстве есть собственность того лица, кем оное сделано, а сие лицо для обеспечения своих прав на сию собственность может испросить себе от правительства исключительную привилегию". Срок действия патента в России до 1917 г. устанавливался в 10 лет. Патенты иностранных изобретателей подлежали в России защите только в случае наличия конвенции о защите прав на изобретение между Империей и страной, гражданином которой изобретатель являлся. Патенты или "привилегии" выдавались до 1917 г. Министерством финансов. В 1912 г. вышел закон (ПСЗРИ. 3-е изд. Т. XXXII. N 37568), который позволил государству в собственных интересах принудительно отчуждать "привилегии на изобретение". Однако делать это разрешалось только за полное и справедливое вознаграждение.

Право на товарные знаки в общем виде появляется в 1864 г. в связи с изданием особого закона (ПСЗРИ. 2-е изд. Т. XXXIX. N 41044). Этот закон и последовавшее в 1896 г. издание Правил о товарных знаках стали главными источниками соответствующих положений (ст. ст. 199 - 209) Устава о промышленности, упомянутого выше. Право на товарный знак устанавливалось на срок от года до 10 лет с возможной пролонгацией.

Понятие "фирма" русское право до 1917 г. тем не менее не знало.

Советская власть признала права изобретателя только в 1924 г. (СЗ СССР. 1924. N 9. ст. 97).

Право на изобретение подлежало охране в течение 15 лет с момента его легального обнародования. В то же время государство могло принудительно отчуждать патент: "Принудительное отчуждение патента допускается в тех только случаях, когда между правительством Союза ССР и патентообладателем не могло состояться добровольного соглашения об отчуждении патента" (п. 1 прил. к СЗ СССР. 1924. N 9. Ст. 97). Позднейшее законодательство сохранило норму о 15-летнем сроке охраны патентного права.

Новшеством стало появление наряду с патентом так называемого авторского свидетельства. По этому свидетельству автор передавал государству свои исключительные права на изобретение; по патенту исключительные права по-прежнему сохранялись за изобретателем. Основы 1991 г. увеличили срок охраны патента до 20 лет (п. 5 ст. 145).

Сервитуты.

Сервитут или ius in re alieni в русском законодательстве впервые встречается в Соборном уложении царя Алексея Михайловича. Уложение при этом различает уже сервитуты городские (ст. ст. 277 - 279 гл. X) и сельские (ст. ст. 14 - 20 гл. IX; ст. ст. 238 - 243 гл. X). Очевидно, что эти нормы напрямую заимствованы из греко-римского права (Прохирона). Например: "А будет кто учнет у себя на дворе ставить хоромы блиско межи соседа своего, и ему тех своих хором на меже соседа своего не ставить, а будет кто на меже хоромы поставит, и в том на него будет челобитье, и тому хоромы велеть с межи отнесть" (ст. 277 гл. X).

Позднейшее законодательство эпохи Империи различало уже сервитуты публичные и частные, терминологически обозначая сервитут как "право участия". К публичным сервитутам относился, например, так называемый бечевник - полоса отчуждения по линии берега вдоль границ приречных участков. Последнее было необходимо для обеспечения навигации. К публичным сервитутам относилось право охоты, сбора ягод и грибов в казенных лесах (ст. 465 Св. зак. гр.). В частных лесах это, разумеется, запрещалось. К частным сервитутам относились все обременения, налагавшиеся на собственность частного лица.

Однако в советском законодательстве сервитуты отсутствовали: ни в ГК 1922 г., ни в ГК 1964 г. ни единым словом о них не упоминалось. Эти виды вещных прав регулировались постановлениями местных Советов.

Довольно непродолжительное время с момента последнего раздела Польши в западных губерниях Империи, ранее входивших в Речь Посполитую, до 1886 г. действовало так называемое чиншевое право.

Под чиншем областное гражданское право подразумевало право наследственного пользования чужой землей при условии ежегодной платы. Формально этот вид отношений напоминал эмфитевзис (emphyteusis) римского права. В сельской местности чинш был упразднен в 1886 г., но в городах западных и белорусских губерний эти отношения в сфере недвижимости сохранялись. Советская эпоха ничего подобного, разумеется, не знала.

Право залога.

В древности со всей очевидностью выделяются два вида залога, сходные с римскими pignus и fiduciae. Ручной заклад представляется тем не менее более древней формой, поскольку им обеспечивался договор займа. А заем в то далекое время был исключительно рискованной операцией - весьма вероятна была возможность остаться и без денег и без роста (процентов). Отсюда, кстати, такая большая величина последнего. В случае невозврата кредита заклад, естественно, обращался в пользу кредитора. В Московскую эпоху, впрочем, появляется норма о необходимости продажи залога с публичного торга. Но такая норма скорее относилась к заложенным недвижимостям - вотчинам.

Так, Соборное уложение строго различает заклад (pignus) в отношении недвижимости: "А будет кто заложит в долгу до сроку лошадь или иную какую животину..." (ст. 197 гл. X). То, что это именно ручной заклад, когда вещь передается кредитору, явствует со всей очевидностью из ст. 194 той же главы, где заклад путается (или сливается намеренно) с поклажей: "А будет кто кому что заложит в долгу или на збереженье даст, и тому закладу или поклаже." О залоге недвижимости (вотчин) говорит ст. 33 гл. XVII Соб. ул.: "А будет кто закладную вотчину кому просрочит и учнет о выкупке той своей вотчины бити челом государю после сроку."

В Имперский период правила заклада и залога изменились не сильно. Наиболее отличительной чертой следует признать влияние принципа сословности на эти институты, особенно когда речь шла о залоге недвижимости. Обратимся к тексту закона: "Отдавать в залог недвижимое имущество могут только те, кои имеют право отчуждать оное продажею" (ст. 1627 Св. зак. гр.). И далее: "Принимать в залог недвижимое имущество могут только те, коим дозволено по праву их состояния владеть оным" (ст. 1628 Св. зак. гр.). Это требование закона вызвало к жизни волну фиктивных сделок по залогу, когда кредитор, не принадлежа, допустим, к дворянскому сословию, вынужден был заключать договор на подставное лицо, если его предмет обеспечивался населенным имением. Несмотря на явное неудобство этого положения, оно продержалось в праве до 1917 г., но сфера его применения, естественно, сужалась.

Гражданское право советской эпохи знало залог. Этим отношениям были посвящены ст. ст. 85 - 100 ГК РСФСР 1922 г. Особых отличий от традиционного содержания этого института в первом советском Кодексе мы не обнаружим. Естественно, исчезли всякие ограничения былого сословного общества, но появились новые ограничения идеологического характера. Так, предметом залога не могла быть земля, поскольку она изымалась из оборота. Взамен этого ГК 1922 г. разрешал обращать в залог долговые требования, право застройки, валюту, золотые и серебряные монеты (ст. 87 ГК). Залогом в силу закона обеспечивались некоторые отношения, вытекавшие из договоров частных лиц с государственными предприятиями (организациями). ГК различал как запечатанный залог, т.е. невозможность для залогодержателя использовать заложенную вещь, так и свободное его использование.

Не всякая валюта могла быть предметом залога по ГК, а только доллары США, английский фунт стерлингов, шведская крона и швейцарский франк ((ст. 7) СУ РСФСР. 1922. N 77. Ст. 970)).

ГК РСФСР 1964 г. сохранил этот институт, существенно сузив его объект: ст. ст. 98, 101 и 104 полностью исключали возможность передачи в залог государственное имущество, собственность колхозов и общественных организаций. В основном последний советский ГК содержал положения о таком виде залога, как pignus. Ломбард продолжал оставаться тем местом, где советский человек мог получить кредит. Кредитование физических лиц - резидентов - банковские учреждения СССР не производили с начала 1930-х гг.! ГК 1964 г. разрешал залог недвижимости (квартиры, жилого дома).

Основы 1991 г. существенно расширили перечень предметов залога, но развитое законодательство на этот счет относится уже исключительно к текущему времени.

Русское обязательственное право

Общее понятие обязательства.

Общее доктринальное определение понятия обязательства в российское законодательство, как ни странно, проникает лишь в советский период. Только первый советский ГК в ст. 107 определял обязательство как право одного лица требовать от другого совершения определенного действия. Ничего близкого к этому мы не найдем в Своде законов гражданских. Понятно, что подобного рода бедность законодательства могла быть обусловлена слабым развитием товарно-денежных отношений. В стране капитализм как общественное явление получил развитие только после 1861 г. Это с одной стороны, но с другой - подобный материалистический взгляд на историю опровергается простым фактом - банальным отсутствием кодификации гражданского права в России.

Древнейший период, как отмечают в науке, характеризуется тем, что объектом обязательственных отношений служит скорее противоположное лицо, нежели его действия, хотя буквально этот неоспоримый вывод принимать все же не стоит. Лицо превращается из субъекта в объект в обязательственных отношениях в древности только по отдельным видам договоров: займа и личного найма. Прямые указания на этот счет содержатся в статьях "Русской Правды" о неисправном должнике ("аще купец истопится") и поступлении на службу ("аще ключ к себе привяжет"). Трудно сказать, насколько ненадлежащее исполнение обязательств по другим видам договоров вело к обращению взыскания кредитора на личность должника. Эта трудность наглядно видна на примере института закупничества, сложная природа происхождения которого позволяет его толковать одновременно как договор займа, обеспеченный обязанностью должника отработать долг, и как договор найма, за "купу" - плату. Во всяком случае, однозначно решать этот вопрос как вопрос полной личной ответственности должника было бы большим преувеличением.

Самой распространенной уже в древности формой обязательства был письменный договор (ряд), хотя более ранняя форма, безусловно, устная, что видно из этимологии этого термина. Устный договор оформлялся посредством совершения символических действий, некоторые из них дошли до наших дней, составляя филиацию древнейших обычаев. Это такие формы, как битье по рукам, распитие алкоголя после завершения сделки ("спрыснуть"). Поясним, что посредством данных юридических символов передавалась власть над духом вещи (фетишем), уступаемой по договору. Ритуал, символы имели магическую силу, принуждающую истинного хозяин вещи - ее духа - перейти с одного субъекта на другого. Суррогатом письменного оформления обязательства была такая его форма, как заключение сделки при свидетелях. Причем "Русская Правда" знает, что называется, профессиональных свидетелей: мытника и пятенщика. Впрочем, законодатель признавал силу и за простым свидетелем, считая необходимым условием соблюдение правила unus testis - nullus testus (ст. 56 ПСГ).

Древнейшей письменной формой обязательства была так называемая бирка. Этимология слова указывает на его скандинавское происхождение и прочно связывает с особыми дощечками из березы.

На этих узких дощечках руническим письмом обозначались условия договора. Затем дощечка раскалывалась надвое, половинки отдавались сторонам. По мере исполнения договора происходило срезание определенных рун. Отсюда пошли "резы" - наименование процентов в древнерусском языке.

При исполнении договора половинки совмещались и таким образом судили о точности исполнения последнего. Подобные бирки продержались в быту русских крестьян вплоть до начала XX в.! Сама же примитивная форма заключения письменных сделок объяснялась, конечно, не неграмотностью населения, а исключительной дороговизной в то время писчего материала. Бумага в России появляется только в XIV в. Поэтому в Московский и Петербургский периоды письменная форма договоров приобретает практически современный вид. Хотя истины ради надо заметить, что ПСГ знает наряду с простой письменной формой "доску" - своеобразный суррогат нотариального заверения - "запись". Здесь же можно упомянуть и знаменитые берестяные грамоты, среди которых мы находим много актов, представляющих собой письменное оформление сделки, ее регистрацию, говоря точнее.

В отношении основания возникновения обязательств следует заметить, что помимо традиционных оснований в виде так называемых конклюдентных действий древнейший период знал только общий деликт - причинение вреда. Понятие force majeure уже известно "Русской Правде". Позднейшие эпохи добавляют к основаниям возникновения обязательств закон, административное распоряжение и др.

Пожалуй, большее разнообразие в этот вопрос внесла советская эпоха.

Виды договоров.

Русскому праву были известны практически все классические виды договоров, известных по римскому праву в его византийском варианте. Их форма и содержание к 1917 г., по сути, мало чем отличались от чеканных формулировок права квиритов. Советская эпоха также мало что могла добавить в их содержание.

Итак, договор купли-продажи (emptio-venditio). Древность не знает ограничений в предметах данного договора. Даже люди входят в их число. До 1861 г. продажа людей (сначала холопов, потом крепостных) законодательством регулировалась весьма скромно, оставляя этот вопрос на усмотрение сторон. Недостаток проданной вещи, скрытой от покупателя, уже со времен Псковской судной грамоты вел к ничтожности сделки (ст. 118). Для купли-продажи недвижимости полагалась не только письменная форма, но и государственная регистрация самого договора: в приказах Московского государства, затем в нотариальных конторах в Имперский период. Последняя форма сохраняется и в советское время: обязательная регистрация в коммунальном отделе (ст. 185 ГК РСФСР 1922).

Разновидностью договора купли-продажи до 1917 г. была так называемая запродажа. По смыслу ст. 1679 Св. зак. гр. "договором запродажи одна сторона обязывается продать другой к назначенному времени недвижимое или движимое имущество. Причем означается и сама цена, на которую должна быть учинена продажа, и количество неустойки, если договаривающиеся стороны найдут полезным оною договор свой обеспечить". Особенностью этого договора было то, что "запродажная запись" обязательно обеспечивалась задатком (ст. 1686 Св. зак. гр.). Первый советский ГК также признавал такую разновидность договора купли-продажи (ст. 182а). Последний ГК ничего подобного, разумеется, не знал.

Договор займа (mutuum) относится к числу одних из древнейших видов обязательственных отношений. Он довольно подробно регулировался уже "Русской Правдой", где мы можем встретить понятие законного, т.е. ограниченного законодателем, процента по займу (ст. ст. 48, 66 и 69 РП Кар. сп.). Процент, впрочем, был непомерно высок, причину чему ищут в крайне рисковом характере самого обязательства (см. выше). Отметим также, что невозможность для должника выполнить свое обязательство по нему вело к обращению взыскания на его личность. Неисправного должника продавали в рабство (ст. ст. 68 и 69, где указан случай злостного банкротства купца). Для остального населения вполне могла возникнуть подобная перспектива, особенно когда должника принуждали к отработке долга личным трудом. В этом смысл термина "вдача" "Русской Правды". Впрочем, статья, в которой этот термин встречается, нередко толкуется в том смысле, что в ней речь идет о закупах.

В Московский период неисправный должник ставился на "правеж". Правеж представлял собой менее варварскую форму взыскания долга, хотя, конечно, мало приемлемую с точки зрения сегодняшнего дня. По общему смыслу законодательства под правежом понималось описывание всего имущества должника в пользу кредитора. С целью выяснения судьбы возможно утаенного имущества должника при этом подвергали телесным наказаниям, вынуждая таким образом платить. В Имперский период правеж заменяют принудительными работами впредь до искупления долга: "Которые люди по подрядам и откупам, и по верным таможенным и питейным и всяким сборам... во всяких положенных государственных сборах на определенные им сроки в платежах не исправились, и в том ныне в губерниях и канцеляриях на правеже держатся... впредь как самих, так и порутчиков их, а буде сами должники померли, после их жен их и детей на правеже не держать, а отсылать их из губернии... и отдавать в Адмиралтейство. А во Адмиралтействе определять годных в галерную работу, а старых и малолетних мужеского пола в другую работу, а жен в прядильный дом. За ту работу зачитать им тех долговых денег на месяц по рублю человеку. Во время той работы давать корм равно с каторжными" (Ук. 1718 г.).

Правда, следует указать, что столь строгое наказание следовало за неисполнение обязательств по договорам с казной.

Несколько позднее ситуация проясняется, поскольку в России вводится долговая тюрьма для неисправных должников. До 1857 г. неисправный должник содержался в тюрьме столь долго, сколько хотел сам кредитор. Арестант содержался за его счет, таким образом, была вероятность не просто сгноить должника в тюрьме, но еще и уморить его голодом. После 1857 г. "личное задержание" (так теперь именовался по закону этот институт) не могло длиться более пяти лет. Конкретные его сроки зависели от суммы просроченного долга. Так, долг от 100 руб. до 2 тыс. руб. вел к задержанию сроком на шесть месяцев, от 2 тыс. до 10 тыс. - на год и т.д. Задержание не применялось в отношении чиновников и еще целой группы лиц (Уст. гр. Суд. 1864. С. Ст. 1223 и 1227). После полной отмены в 1879 г. задержание сохранялось в отношении взысканий по просроченным векселям, но только в качестве предварительной меры (ст. ст. 654 и 655 Уст. торг., ч. 2 т. XI Св. зак.). Тем не менее до 1917 г. неисправный должник считался официально опороченным (personae infamia) и был лишен некоторых видов правоспособности: не мог быть опекуном, поручителем, присяжным заседателем, не имел права поступать на государственную службу и т.п.

Ограничение процентов по договору займа встречается уже в "Русской Правде". В Московский период правительство высказывается на этот счет предельно жестко: "А править заемные деньги по кабалам и по духовным на заемщиках исцом - истину, а росту на те заемные деньги не править потому, что по правилом Св. апостол и Св. отец росту на заемные деньги имати не велено" (ст. 255 гл. X Соб. ул.). Сомнение в незыблемости подобного положения высказывалось в науке довольно давно, оно начисто лишало смысла заемные операции, тем более что запрет мог быть обойден фиктивным заключением договора на сумму, включавшую в себя скрытый процент. Так, собственно, и поступали.

Имперский период ограничил проценты по договору (законные проценты) займа пределом "по шести на сто в год" (ст. 2021 Св. зак. гр.), т.е. 6% годовых. Сверх законного процента мог быть установлен и более высокий, но по взаимному соглашению сторон. Но это правило было действенно до 1879 г. После указанной даты закон допускал договорный процент, т.е. не ограничивал его никак. Но законом 1893 г. был установлен его законный предел - 12% годовых! Советский закон (ГК 1922 г.) не знал ограничений роста вовсе. При этом разрешалось досрочное исполнение договора займа, если рост составлял более 6% годовых. Кроме того, заемщик мог прибегнуть к помощи санкции уголовного закона, обвинив заимодавца в профессиональном ростовщичестве (ст. 193 УК РСФСР 1922, ст. 173 УК РСФСР ред. 1926). Достаточно было заявить, что должник совершил сделку под влиянием нужды, как кредитор автоматически терял и долг и проценты по нему, ему грозил штраф или лишение свободы до одного года. ГК 1964 г. допускал взимание процентов только государственными кредитными учреждениями по некоторым видам заемных операций (ст. 270).

Договор подряда (locatio-conductio operis) в полной мере известен только с Псковской судной грамоты "А который мастер или наймит отстоит свой урок", - так начиналась ст. 39 памятника, из которой явствует, что этот вид отношений был весьма распространенным в таком крупном торговом центре, как Псков. Псковская судная грамота устанавливает меру ответственности подрядчика за невыполнение или ненадлежащее выполнение договора. В Московский период никаких особых изменений в этих отношениях мы не наблюдаем. В Имперский период договор подряда получает особую черту - его начинают смешивать с договором поставки. "Подряд или поставка, - гласил закон, - есть договор, по силе коего одна из вступающих в оный сторон принимает на себя обязательство исполнить своим иждивением предприятие или поставить известного рода вещи, а другая, в пользу коей сие производится, - учинить за то денежный платеж" (ст. 1737 Св. зак. гр.). Аналогичное положение мы встречаем в советском праве, где подряд представляет собой разновидность договора поставки (ст. 235 ГК 1922 г.). Заметным отличием в регулировании договора подряда после 1917 г. стало то, что по советским законам отношения, из него вытекавшие, регулировались весьма подробно: срок выполнения, ответственность подрядчика за качество материала и работы, его сохранность - все это интересовало законодателя. ГК 1964 г. ввел еще одну разновидность договора подряда: подряд на капитальное строительство (гл. 31).

Договор найма (locatio-conductio operarum) в древности вел к утрате личной свободы наймитом: "А се третие холопьство: тиуньство без ряда или ключ к себе привяжеть..." (ст. 121 РП Кар. сп.).

Выражение "без ряда" означало, что свободный статус наймита мог быть сохранен в случае особой договоренности между господином и слугой: "То како ся будет рядил", гласит продолжение данной статьи. Это положение - установление рабского статуса посредством поступления в услужение - целиком воспринято было Московской эпохой. Дело доходит до того, что правительство издает особого рода постановления, ограничивающие так называемую служилую кабалу прежде всего для детей боярских ("а детей боярских служилых и их детей, которые не служивали, в холопи не приимати никому, опричь тех, которых государь от службы отставит" (ст. 81 Второго судебника)). Имперский период решительно отмежевывается от старого правила утери личной свободы при поступлении на службу частного лица.

Вместе с тем закон ограничивает срок договора найма в пять лет, запрещает наем несовершеннолетних без согласия законных представителей последних. Замужняя женщина не может без согласия мужа поступать в прислуги (ст. ст. 2201 - 2216 Св. зак. гр.). Закон особо запрещает расплачиваться по данному договору in natura (ст. 2222 Св. зак. гр.).

Договор личного найма следует отличать от трудового контракта, получившего распространение в России по фабричному законодательству середины 80-х гг. XIX в. Этим законодательством устанавливались обязательные условия для договоров между фабрикантами и рабочими: оплата труда, ее виды, ответственность рабочих и работодателя, время работы на вредных производствах и т.п.

Постановления фабричных законов вошли в ст. ст. 86 - 156, 390 - 423 Устава о промышленности, ч. 2 т. XI СЗРИ изд. 1893 г.

В советское время договор личного найма составил предмет отдельного законодательствования, объединенного в Кодексах законов о труде (КЗоТ). Первый такой Кодекс был издан уже в 1918 г. (СУ РСФСР. 1918. N 87 - 88. Ст. 905). Последующие Кодексы соответственно выходили: СУ РСФСР. 1922. N 70. Ст. 904, Вед. ВС СССР. 1970. N 29. Ст. 265.

Договор имущественного найма (аренда) (locatio-conductio rerum) вплоть до эпохи Соборного уложения царя Алексея Михайловича регулировался исключительно обычным правом. Однако то, что такие отношения были широко распространены на Руси, видно из постановлений Псковской судной грамоты о так называемых изорниках, огородниках, кочетниках и прочих арендаторах. В Московскую эпоху, как мы сказали выше, законодатель начинает напрямую интересоваться арендой, используя практически современную терминологию. Уложение в ст. 247 гл. X четко говорит: "...или кто какое угодье внаем отдаст против тое же цены". Наряду со словом "наем" использовался в это время термин "кортомля". До нас дошло довольно много "кортомных записей", из содержания которых явствует, что основные условия договора устанавливаются по-прежнему соглашением сторон. Срок аренды при этом варьируется от вечной кортомы, которая становится наследуемой, превращаясь тем самым в эмфитевзис, и до срочных аренд. Эпоха Империи всего лишь закрепляет в тексте закона сложившиеся в сфере обычая условия, влияя несколько на сроки аренд. Общий срок установлен в 12 лет (ст. 1692 Св. зак. гр.). Для некоторых категорий земель устанавливаются удлиненные сроки найма: от 30 до 36 лет (ст. 1693). Первый советский ГК содержал очень подробные постановления по поводу аренды (имущественного найма). Условия нэпа, как известно, допускали весьма либеральное отношение к объектам арендных отношений, вплоть до концессий на разработку полезных ископаемых. И это при том, что недра объявлялись исключительной государственной собственностью. Срок арендных отношений по-прежнему не мог превышать 12 лет, но закон предусматривал возможность автоматического продления договора: "При фактическом продолжении пользования нанятым имуществом с молчаливого согласия наймодателя договор считается возобновленным на неопределенный срок" (ст. 154 ГК РСФСР 1922 г.). Впрочем, в течение этого неопределенного срока стороны могли его в любой момент расторгнуть, предварительно уведомив об этом за три месяца противоположную сторону. ГК 1964 г. не внес особых изменений в арендные отношения, за исключением двух вещей. Первое - срок аренды не мог превышать 10 лет; второе - существенно ограничивалось число объектов арендных отношений.

Особо стоит отметить так называемый наем жилых помещений. ГК 1922 г. не выделял этот вид отношений, рассматривая его наряду с другими видами аренды. ГК 1964 г. выделил этот вид отношений в отдельную главу. Однако сам договор аренды жилых помещений в СССР разросся до размеров целой отрасли законодательства, ввиду чего потребовалась ее отдельная кодификация. Начало было положено Основами жилищного законодательства Союза СССР и союзных республик (Вед. ВС СССР. 1981. N 26. ст. 834). Первый Жилищный кодекс РСФСР вышел двумя годами позже (Вед. ВС РСФСР. 1983. N 26. ст. 883).

Основы 1991 г. содержали уже значительно более либеральные нормы по сравнению с предыдущим советским законодательством, что соответствовало духу эпохи. Например, закон предусмотрел возможность выкупа арендуемого имущества у собственника (ст. 87). Сроки аренды теперь устанавливались исключительно соглашением сторон. Предел был положен в 99 лет.

Договор поклажи (depositum) известен русскому праву довольно давно. "Аже кто поклажеи кладет, - говорит "Русская Правда", - у кого любо, туто послуха нет у кого тот товар лежит; но оже начнеть болшим клепати, тому идти роте у кого лежало: како толко еси у мене положил, занеже ему благо деял и хранил" (ст. 46 РП Кар. сп.). Из содержания статьи видно, что договор поклажи изначально был безвозмездным: "занеже ему благо деял". Депозитарий обязан добросовестно хранить имущество, но риск его случайной гибели лежит на собственнике. Видно также, что договор в древнейшую эпоху совершается преимущественно в устной форме. Московская эпоха требует уже обязательной письменной формы: "А которые люди всяких чинов учнут бити челом на кого в заемных деньгах, или в поклажеях. и в поклажеях. на то кабал и заемных памятей и иных никаких крепостей на тех людей, на которых они учнут бити челом в челобитье своем и приставных памятях не напишут, и им на тех людей суда. не давать" (ст. 189 гл. X Соб. ул.).

Свод законов гражданских в ст. ст. 2100 - 2125 содержал традиционные для данного вида договора постановления. Советское законодательство с самого начала отказалось от кодификации норм о поклаже, ограничившись изданием ряда нормативных актов, регулировавших правила хранения багажа и товаров. Официальная точка зрения исходила из того, что "Гражданский кодекс вообще не дает руководящих начал, регулирующих договор поклажи", - таково было руководящее определение Коллегии по гражданским делам Верховного Суда РСФСР (N 31425 от 1924 г.). Ситуация изменилась в 1961 г. В новом ГК мы уже находим нормы по поводу договора хранения - так теперь законодатель именует этот вид договора.

Договор мены (permutatio), как можно подумать, есть самый древний вид обязательственных отношений вообще. В древности, вероятно, он был чрезвычайно распространен. Но со временем значение его терялось и уже в эпоху Империи он не имеет существенного значения для оборота. Важно подчеркнуть, что в "Русской Правде" он также не упомянут. Первое и очень скромное упоминание о мене встречаем только в ПСГ: "А кто с ким на пьяни менится чим... а потом проспятся, и одному исцу не любо будет, ино им разменится" (ст. 114 ПСГ). Гораздо больше внимания законодатель уделил договору мены в Московский период, запрещая мену населенных поместий на ненаселенные. В остальном, впрочем, порядок был довольно либеральным. Свободный размен поместий на вотчины и наоборот законодатель допускал при условии регистрации такой сделки в Поместном приказе (ст. ст. 3 - 7 гл. XVI Соб. ул.).

Имперский период ознаменовался полным запретом мены поместьями по Указу о единонаследии от 1714 г. Этот общий запрет вошел в Свод законов гражданских: "Меняться недвижимыми имуществами запрещается" (ст. 1374 ч. 1 т. X Св. зак. прод. 1908 г.). Исключение составляли случаи, когда преследовалось общее благо - более рациональное пользование имуществом. Мена движимостей в России всегда была свободной. ГК РСФСР 1922 г. установил общие правила мены, не делая никакого различия между движимостью и недвижимостью. По смыслу закона к договору мены полагалось по аналогии применять положения о купле-продаже (ст. ст. 205 и 206 ГК). Эти положения без изменений вошли в ГК 1964 г. Основы 1991 г. вообще обошли молчанием договор мены.

Договор дарения (donatio), как представляется, равно не менее древний, чем договор мены, в древнейшую эпоху имел форму пожалования, нередко выполняя при этом сакральную функцию возвеличивания публичной власти или должностного лица. Вождям вменялось в обязанность устраивать угощения и одаривать своих соплеменников. Считалось, что, проявляя щедрость, вождь (князь) только подчеркивает свое могущество. Факт, известный из этнографии племен североамериканских индейцев (обряд "потлача"), с успехом может быть отнесен к практике варварских народов, к которым справедливо причисляют русских славян.

Древнейшую форму пожалования следует также отличать от так называемого благодеяния (beneficium), которым оплачивались услуги лиц, прежде всего профессиональных военных. Русский князь собирал дани, уроки, продажи и виры для того, чтобы оплатить ими труд дружинников, бояр и пр.

Дарение же как сделка безвозмездная в смысле пожалования дает о себе знать прежде всего в практике поминальных вкладов Церкви. Такой актовый материал хорошо известен с древнейшей эпохи.

Правда, и здесь нам могут возразить, что Церковь брала поминки не на безвозмездной основе, молитвенные бдения - вид определенного труда, но подобного рода оценка характерна скорее для теории Петражицкого. Разновидностью дарения в это время можно считать завещательный отказ, о котором идет речь в ст. 100 ПСГ. В Имперскую эпоху дарение недвижимостей воспрещается, но этот запрет удержался недолго. Ограничение дарения недвижимостей сохранялось только в отношении родовых имуществ. Мимо ближайших наследников, как выражался закон, "чужеродцам" это делать воспрещалось (ст. 967 Св. зак. гр.). Дарение было отменено большевиками летом 1918 г. наряду с наследованием, но ГК 1922 г. восстановил этот институт, установив строгую норму: "Договор о безвозмездной уступке имущества (дарение) на сумму более одной тысячи рублей должен быть под страхом недействительности облечен в нотариальную форму" (ст. 138 ГК 1922 г.). До 1926 г. действовала норма, запрещавшая дарение на сумму свыше 10 тыс. руб. ГК 1964 г. снизил сумму, которую требовалось оформлять нотариально: свыше 500 руб. или 50 руб. в валюте. Формально официальный курс - 66 коп. за один доллар США фактически заставлял нотариально свидетельствовать подарки на сумму свыше 33 долл.! Основы 1991 г. договор дарения обходят молчанием.

Договор страхования становится известен российскому гражданскому праву только в Имперский период. Положения его, безусловно, были заимствованы из западноевропейского торгового права.

Наибольшее распространение эти отношения получают только со второй половины XIX в. Основные положения о договоре страхования содержались в Своде законов гражданских, однако развивавшийся русский капитализм превратил кассационную практику судебных департаментов Сената в один из важнейших источников страхового права России. Объяснялось это тем, что в ч. 1 т. X Св. зак. договору страхования было посвящено всего четыре статьи!

Советское законодательство узаконило страхование по Кодексу 1922 г., предварительно произошла национализация капиталов всех страховых обществ, включая филиалы иностранных компаний. Несмотря на общий либеральный настрой, ГК 1922 г. отдавал приоритет государственному страхованию. "Страхование во всех его видах является государственной монополией Союза ССР", - гласил п. 1 Положения о государственном страховании СССР (СЗ СССР. 1925. N 73. Ст. 537). Были установлены случаи обязательного, т.е. принудительного, страхования у государственного страховщика.

Несоблюдение этих правил влекло уголовное наказание. ГК 1964 г. уже не регулировал договор страхования, подобного рода отношения регулировались сепаратными актами ведомственного характера. Только Основы 1991 г. снова ввели договор страхования в круг предметов регулирования гражданского права (гл. 14 Основ).

Деликты.

Деликты как основание возникновения обязательств вследствие причинения вреда являются весьма древней формой возникновения гражданско-правовой ответственности. Изначально, как полагают, деликт полностью совпадал с таким правом, как право талиона. Но в русском праве даже в самый древнейший период следов талиона не обнаруживается, разумеется, если не считать кровную месть разновидностью ius talionis. "Русская Правда" различает деликты личные и имущественные. И те и другие возмещаются посредством продажи - денежного штрафа, безусловность формы которого видна из этимологии слова, обозначавшего его. Есть версия, что продажа представляла собой безусловное возмещение, когда в уплату за неимением средств идут носильные вещи, когда должник снимает с себя и продает в буквальном смысле последнюю рубашку - "порты", как говорили древние. Постановления о продаже в "Правде" чрезвычайно подробны и занимают добрую четверть памятника. В Московскую эпоху личные деликты развиваются в еще большей степени. Теперь это постановления о так называемом бесчестии, чего стоит перечень штрафов за это самое бесчестие в гл. X Соборного уложения (ст. ст. 27 - 99). Аналог этому "тарифу" мы можем найти только в Третьем судебнике -

Судебнике 1589 г. Однако со временем штрафы за словесные оскорбления ("бесчестие") сходят на нет.

Общее правило, из которого исходило право периода Империи, гласило: "Как по общему закону никто не может быть без суда лишен прав, ему принадлежащих, то всякий ущерб в имуществе и причиненные кому-либо вред или убыток, с одной стороны, налагают обязанность доставлять, а с другой - производят право требовать вознаграждения" (ст. 574 Св. зак. гр.). Закон особо учитывал деликты, причиненные преступлением, совершенным по неосторожности, или животными. В последнем случае ответственность возлагалась на хозяев животных.

Советское законодательство содержало традиционное определение деликта и ничего нового не вносило. Единственное, что следует отметить, это следующее весьма пафосное положение: "Вред, нанесенный гражданином при спасании социалистического имущества от угрожавшей ему опасности, должен быть возмещен той организацией, имущество которой спасал потерпевший" (ст. 472 ГК 1964 г.).

Неосновательное обогащение.

Неосновательное обогащение как вид основания возникновения обязательств или обязанности погашения ущерба не было известно русскому гражданскому праву до 1917 г. В доктрине, разумеется, этот вопрос рассматривался, но влияния на законодательство не оказал, за исключением небогатой кассационной практики судебных департаментов Правительствующего сената. Первый опыт законодательного регулирования этого вопроса находим в ГК РСФСР 1922 г. (ст. ст. 399 - 402). В этих статьях содержалось общее требование возврата полученного сверх меры. Вообще, надо заметить, на практике, особенно в торговой сфере, очень трудно определить и квалифицировать это самое обогащение. Не случайно на Западе большинство правил в этой сфере относят к так называемому антимонопольному законодательству. ГК 1964 г. формально не знал понятия "неосновательное обогащение", используя вместо него эвфемизм "неосновательно приобретенное имущество" (ст. 473).

Основы 1991 г. вернулись к нормальному словоупотреблению (ст. 168).

История русского торгового права

Понятие торгового права.

В русской дореволюционной доктрине утвердилось мнение, что торговое право per se представляет собой "специальный отдел гражданского права" [Федоров. 1911. С. 10]. По сути, торговля - это один из видов гражданского оборота. Именно это позволяет рассмотреть историю русского торгового права в разделе, посвященном истории русского гражданского права. Но вполне резонен вопрос: какой смысл вкладывается в слова "специальный отдел гражданского права" или "специальное гражданское право"? В чем же его, так сказать, специальность?

Особенность торгового права выражается в двух вещах. Первое, торговля как вид гражданских правоотношений представляет собой род деятельности, ведущейся постоянно и на профессиональной основе, тогда как физические лица - субъекты гражданского права - вступают в гражданские отношения от случая к случаю. Второе, цель торговой деятельности заключена в получении постоянного источника прибыли, за счет которой торговая деятельность поддерживается и развивается. В дореволюционных курсах по торговому праву эта особенность описывалась как банальная спекуляция: купил дешево, продал подороже. Но в современных условиях эта спекулятивная сторона торговли не так явна, если речь, разумеется, не идет о монопольном положении на рынке.

Источники русского торгового права.

Разрозненные и крайне малочисленные нормы торгового права встречаются уже в древнейших памятниках русского права. Например, в договоре с Византией 860 (912) г. в ст. 8 находим положение об охране товаров и ладьи, выброшенных бурей на берег. В "Русской Правде" находим положения, которыми регулировались взаимоотношения между купцами по договору займа (ст. 45 РП Кар. сп.).

Здесь же встречаются нормы о форс-мажорных обстоятельствах, освобождающих от ответственности комиссионера (ст. 68); нормы, регулирующие требования нескольких кредиторов, среди которых один иностранный торговец (гость), к туземному торговцу, резиденту, как мы бы сейчас сказали (ст. 69 РП Кар. сп.). Но, конечно, более полное представление о древнерусском торговом праве мы найдем в таких памятниках, как договоры Руси с немцами XII - XIV вв. В этих памятниках ясно видны следы влияния ганзейского права.

Московский период ознаменовался изданием первого, пожалуй, специального акта, которым регулировались торговые отношения государства с заграницей. Мы имеем в виду Новоторговый устав 1656 г. (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. I. N 408). Устав запрещал иностранцам внутреннюю торговлю, ранее, напомним, купцы некоторых стран пользовались в России слишком широкими привилегиями. Отныне иноземцы могли вести торг в приграничных городах и только с уполномоченными русскими купцами.

Казна, как и раньше, пользовалась преимущественным правом покупки иностранных товаров. Тогда же состоялось окончательное укрепление торговли как вида промысла за отдельными слоями городского населения: право торговли в качестве привилегии закреплялось за государевыми тяглыми людьми - посадским населением (ст. ст. 5 и 15 гл. XIX Соб. ул.).

Особо богатым на развитие русского торгового права стал Имперский период. В это время неоднократно принимаются Таможенные тарифы, причем государство в духе политики меркантилизма заботится о защите собственной промышленности от конкуренции иностранных товаров. Принимаются Устав об эверсах 1720 г. (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. VI. N 3615); первый Вексельный устав 1729 г. (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. VIII. N 4451); Морской пошлинный регламент 1731 г. (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. VIII. N 5733); Устав о банкротах 1740 г. (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XI. N 8300); Таможенный устав 1755 г. (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XIV. N 11048). Эти акты и законодательство начала XIX в. послужили источником для составления т. V и VI Св. зак. 1832 г. Нормы, регулировавшие торговлю в виде промысла, были сведены в этих томах в Свод законов государственного благоустройства, частью которого стали Свод учреждений и Устав торговый. В 1857 г. при последнем полном переиздании Свода законов эти акты были сведены в один под названием Устав торговый. В дальнейшем происходило, как известно, переиздание отдельных томов СЗРИ, в связи с чем в ч. 2 т. XI Св. зак., где содержался Устав торговый, вносились необходимые изменения. Развитие капитализма в России особенно было бурным в конце XIX - начале XX в. В связи с этим российское законодательство пополнялось такими актами, как Закон о товарных знаках 1896 г., Закон о привилегиях на изобретения 1896 г., Положение об артелях трудовых 1902 г. и др.

Революция 1917 г. пагубно отразилась на торговой деятельности, поскольку большевики монополизировали всякую торговлю, конфисковав все товары, как продовольственные, так и промышленные.

Любая частная торговля до 1922 г. была запрещена (СУ РСФСР. 1918. N 83. Ст. 879). Но политика нэпа, казалось, вдохнула новую жизнь в торговое право. Оказалось, ненадолго. Тем не менее в этот период истории Советской власти нормы, относящиеся к торговой деятельности, можно было найти в ГК, Кодексе торгового мореплавания СССР, Воздушном кодексе СССР и разного рода сепаратных законах.

В 1923 г. был даже разработан проект Торгового свода СССР. Кроме того, Советская Россия со временем возобновила свое участие в некоторых международных конвенциях, а в каких-то стала участником. Это такие конвенции, как Женевская конвенция о чеках и векселях 1930 г., Гаагская конвенция о международной купле-продаже 1955 г. и пр. Но вплоть до сегодняшнего дня российское торговое право остается некодифицированным и даже не имеет инкорпорационной систематизации, т.е. не достигло того уровня развития, который оно имело до 1917 г.!

Субъекты торгового права.

Основной субъект торгового права - собственно сам торговец. Но это общее положение. Словом "торговец" до 1917 г. обнималось довольно большое количество лиц. В общем и целом торговец - это тот, кто занимается торговлей профессионально, это его дело, business, как сейчас стало модным выражаться. Хотя до революции в ходу было слово "дело" и современных "бизнесменов" тогда называли "деловыми людьми".

Деловые люди еще в древности подразделялись на две категории: купцы и гости. Купец - это, если можно так сказать, торговец-резидент, а гость - иностранный торговец-нерезидент. Это разделение очень хорошо известно, например, "Русской Правде". В Московский период звание гостя становится высшим отличительным званием для торговца-резидента. Честь гостя охранялась особым штрафом (ст. 94 гл. X Соб. ул.). Различаются в это время и особые купеческие организации - сотни, образованные с целью упорядочения торговли в интересах фиска. Впрочем, в Новгороде уже в древнейший период мы встречаем скра, производное от др. сканд. skraa - так называлась особая корпорация купцов. Та же братчина Псковской судной грамоты может быть отнесена в некоторой степени к купеческой корпорации.

Купцы и гости в Московский период принадлежат к тяглому разряду населения.

В Имперский период виды субъектов торговой деятельности усложняются. На смену одинокому торговцу приходят объединения их: появляются разного рода товарищества и предприятия. До 1917 г. в сфере торговли различали следующие виды товариществ, которых закон именовал "торговыми товариществами" (ст. 56 Уст. торг. ч. 2 т. XI Св. зак. прод. 1893 г.).

Полное товарищество, известное у нас с древнейшего времени. Однако законодательному регулированию вопросы его образования и деятельности были подвергнуты только в начале XIX в. по Указу 1807 г. (ПСЗРИ 1-е изд. Т. XXIX. N 22418). Этим же Указом впервые в России урегулированы вопросы деятельности товарищества на вере (коммандиты). Акционерные компании известны в России с конца XVIII в. (см. выше), но первый общий акт, посвященный им, вышел только в 1836 г.

Положение о компаниях на акциях (ПСЗРИ. 2-е изд. Т. XI. N 9763). Артели вошли в состав субъектов торговли в 1887 г. с изданием новой редакции Устава торгового. Этот перечень торговых предприятий был закреплен в ст. 56 Устава.

Из всех названных субъектов, пожалуй, только артели могут быть неизвестны современному читателю. Устав торговый так определял понятие артели: "Общество работников по добровольному между собою условию, составленное для отправления служб, работ или промыслов, силами одного человека не соразмерных" (ст. 79 Уст. торг.). Таким образом, члены артели были связаны солидарной ответственностью и обязаны были участвовать в деятельности артели личным трудом. Артельные объединения были довольно распространены в торговле, ремесленнической деятельности и в финансовой сфере. Законодательство, в частности, знало так называемые биржевые артели - объединения игроков на бирже.

В конце XIX в., как известно, Россия вступила в зрелую стадию развития капиталистических отношений, что привело к созданию в промышленности и торговле монополистических объединений.

Отметим, что в странах Запада этот же процесс сопровождался разработкой так называемого антитрестовского законодательства. Цель этих законов была проста - улучшить условия конкуренции и тем самым оздоровить рынок. В России мы такого законодательства не находим по простой причине.

Российские монополии не были столь зрелы, как на Западе. Считается, что уровень монополистического развития в стране не поднимался выше консорциумов и синдикатов, т.е. из сферы соглашений о разделе рынка и регулировании цен на производимую продукцию в рамках одной отрасли промышленности.

Некоторые нормы ограничительного характера в отношении деятельности монополий мы могли бы найти только в уголовном законодательстве. "За стачку, сделку или другое соглашение торгующих к возвышению цен на предметы продовольствия" виновные подвергались штрафу или тюремному заключению сроком до восьми месяцев (ст. ст. 913 и 1180 Ул. о нак.). Это было, пожалуй, единственное постановление такого рода. Тем не менее Первая мировая война вызвала невиданный рост русской промышленности и ее монополизации. Законодательному подведению итогов этого развития, увы, помешала большевистская революция.

Вспомогательными деятелями торговли российское право считало "торговых посредников", среди которых выделялись комиссионеры, маклеры и торговые агенты.

На некоторое время в Советской России частная торговая деятельность ожила, но только на некоторое. В конкуренции между частной и государственной торговлей победа оказалась на стороне государственной.

Торговые сделки.

К таковым относились все хорошо известные из истории гражданского права виды договоров. Тем не менее некоторые из договоров торгового оборота были известны скорее русскому торговому, а не гражданскому праву. К таковым в первую очередь относился договор комиссии. Этот вид договоров в русском праве появляется довольно поздно. Причем само законодательство до 1910 г. регулировало его, что называется, вскользь, зачастую отожествляя данный договор то с договором найма, то с договором поручения. Более богатой оказалась кассационная практика Сената. Именно в ней четко была проведена грань между комиссионером и комитентом, устанавливалась суть отношений комиссии как особого вида торговой деятельности. В 1910 г. в России наконец вышел специальный закон о договоре торговой комиссии, положения которого вошли в планировавшийся тогда к изданию проект Гражданского уложения. В советском праве договор комиссии в первый Кодекс тем не менее не вошел.

Большевики признали существование подобного рода торговой деятельности несколько позднее (СЗ СССР. 1925. N 82. Ст. 622). Но следует указать, что советское право существенно ограничивало частную комиссионную торговлю: "Деятельность частного комиссионного аппарата по посредничеству между госорганами воспрещается" (СУ РСФСР. 1923. N 14. Ст. 173). Договор комиссии вошел в состав ГК только в 1964 г. (гл. 36).

Договор перевозки в гражданском праве практически совпадал с договором подряда. Но в сфере торгового оборота при необходимости перемещения громадной массы товаров из одного места в другое этот вид деятельности быстро превращается в своего рода промысел. Извозом в России занимались издавна, но, разумеется, никаких особых постановлений на этот счет мы долго не находим. Первые разрозненные постановления о перевозке встречаются в Уставе российских железных дорог 1885 г. (ч. 1 т. XII Св. зак. прод. 1906 г.). Субсидиарные нормы: регулирование ответственности перевозчика, условия перевозки и т.д. мы находим в уставах частных перевозчиков, объединенных в товарищества, например пароходных компаний. Также следует отметить, что Россия была участником Бернской конвенции о перевозке грузов по железным дорогам 1890 г. (СУ. 1891. N 75. Ст. 793). Советское право регулировало договор перевозки при помощи сепаратных актов: Устава железных дорог РСФСР 1922 г. (СУ РСФСР. 1922. N 38. Ст. 445), и Положения о морской перевозке 1926 г. (Известия ЦИК СССР. 1926. N 134). Эта традиция в общем-то продолжилась и дальше (ч. 3 ст. 373 ГК РСФСР 1964). В последнем советском Гражданском кодексе содержались лишь отсылочные нормы на этот счет.

Гражданский договор займа в сфере торгового оборота приобретает специфический характер банковских сделок по кредитованию. В России этот вид торговой деятельности, естественно, появился вместе с банками. Речь, разумеется, идет о национальных банках, деятельность иностранных банкиров нами не рассматривается. Первый банк в России учреждается в царствование императрицы Елизаветы Петровны. В 1754 г. в Москве и Санкт-Петербурге открывается Банк для дворян и купечества. До 1860 г. в России создавались разного рода государственные кредитные учреждения, но в указанном году все они были реорганизованы в один Государственный банк, существующий и поныне (ПСЗРИ 2-е изд. Т. XXXV. N 35847). Частные кредитные учреждения развивались параллельно государственным, законодатель обратил на них внимание только во второй половине XIX в., издав с этой целью ряд так называемых нормальных уставов. "Нормальный" в канцелярском языке той эпохи означал "примерный".

В конце столетия издаются законы о банкирских домах и конторах (ПСЗРИ. 3-е изд. Т. IX. N 6137 и Т. XV. N 10711). Все эти и другие положения составили основу для инкорпорационного Устава кредитного (ч. 2 т. XI Св. зак.).

Советское время отразилось на банковских учреждениях весьма негативно. Еще в декабре 1917 г. большевики издают Декрет "О национализации банков" (СУ РСФСР. 1917. N 10. Ст. 150). А в сентябре 1918 г. гражданам России воспрещаются любые кредитные операции с иностранными банковскими учреждениями: "объявляется, что всякого рода операции кредитного характера с кредитными учреждениями, лежащими вне Советской республики, запрещены" (СУ РСФСР. 1918. N 68. Ст. 738). ГК РСФСР 1922 г. признал существование только государственных и кооперативных кредитных учреждений. ГК 1964 г. знал уже только суррогатный институт банковского вклада - гл. 34 "Расчетные и кредитные отношения". Только Основы 1991 г. в гл. 15 подробно регулируют банковские сделки как особый вид торговой деятельности. Частные банки возродились в России под занавес перестройки по общему смыслу таких законов, как "Об общих началах предпринимательства граждан СССР" (Вед. ВС СССР. 1991. N 16. Ст. 42) и "О предприятиях и предпринимательской деятельности" (Вед. ВС РСФСР. 1990. N 30. Ст. 418). Законодательство же о банках и банковской деятельности начало бурно развиваться только после 1992 г.

К особой разновидности договора гражданской купли-продажи в сфере торгового оборота относят так называемые биржевые сделки. Первая биржа в России учреждается в Санкт-Петербурге по Указу 1723 г. (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. VII. N 4354), хотя первое упоминание о биржах содержится в Регламенте главного магистрата (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. VI. N 3708): "Такожде надлежит в больших приморских и прочих купеческих знатных городах со временем же и в удобных местах недалеко от ратуши по примеру иностранных купеческих городов построить биржи, в которые б сходились торговые люди для своих торгов и постановления векселей". В Москве, однако, биржа учреждается только в 1870 г. Биржа по смыслу узаконений (Устава торгового) представляла собой торговое учреждение для совершения сделок по купле-продаже товаров, звонкой монеты (валюты), учета векселей и ценных бумаг. Более подробные правила деятельности биржи, ее игроков, управления ею находились в уставах для каждой биржи в отдельности. До 1917 г. биржи находились под контролем Министерства торговли и промышленности.

Для представительства интересов деловых кругов по Уч. ГС 1906 г. допускалось избрание представителей от биржевых комитетов в члены Государственного Совета.

Советская власть возобновила деятельность бирж в 1922 г. (СУ РСФСР. 1922. N 54. Ст. 684). В 1925 г. законодательство о биржах обновляется. Теперь законодатель различает биржу товарную и фондовую. Биржа труда нами, разумеется, во внимание не принимается как не относящаяся к сфере торгового оборота. "Товарная биржа, - гласил п. 1 Закона, - является организацией торгующих предприятий и лиц..." (СЗ СССР. 1925. N 69. Ст. 511). "Фондовые биржи и фондовые отделы, - гласил этот же Закон, - при товарных биржах имеют целью: устраивать периодические собрания продавцов и покупателей для совершения сделок с валютными и фондовыми ценностями..." и т.д. (п. 24. Там же). И товарные и фондовые биржи являлись юридическими лицами.

С укреплением плановой экономики биржи утратили свою регулирующую роль, которая перешла к различным органам тотального учета, контроля и распределения, объединенным в рамках Госплана СССР. Однако рыночные реформы в СССР конца 1980-х гг. возродили их снова. Постановлением Совета Министров РСФСР от 20 марта 1991 г. была возобновлена деятельность товарных бирж. Этим же Постановлением утверждалось Временное положение о деятельности товарных бирж в РСФСР. В мае 1991 г. вышло первое положение о порядке лицензирования их деятельности. Так, Московская межбанковская валютная биржа (ММВБ) официально открылась 10 января 1992 г.